Глава 12

Итак, пришло время подбираться к Норбекову. Конечно, осталось разобраться еще с парочкой мелких шушер, но с ними я расправлюсь параллельно.

Первым делом я навела справки о том, как поживает незабвенная Клава-«мопсиха». Судя по записям с «жучка», поживала она неважно. Но поживала. Служба безопасности потрепала ее крепко. Не в физическом смысле слова, слава богу, только в моральном, но потрепала. Интересно было бы проверить, насколько повысилась ее моральная устойчивость. Интересно и полезно для дела.

– Ариша, – повисла я на шее у деда, – надо срочно крутануть Курбатова.

– Опять, – вздохнул он, – что ты со мной делаешь! Чего на этот раз?

– Я слышала, что на балансе ФСБ состоят абонентские почтовые ящики. Сути не знаю, но что-то такое мимо уха пролетело. Мне надо узнать номер такого ящика в нашем отделении связи.

– Ты с ума сошла? На кого стучать собираешься? Моя внучка никогда не будет писать анонимки в ФСБ! Это я тебе как правнук чекиста и потомственный дворянин обещаю!

– Дедуля, – с укоризной в голосе произнесла я, – это ты с ума сошел. Я не собираюсь писать никаких анонимок. Мне этот номер нужен для абсолютно мирных целей. Неужели ты во мне сомневаешься?

– Как раз в тебе-то я и не сомневаюсь, – буркнул дед, – вернее в том, что ты сейчас нагло врешь мне в глаза. И как, ты думаешь, я смогу это узнать? Явно ты собираешься затеять какую-нибудь заварушку. Курбатов моментально вычислит, откуда ноги растут. Как я буду смотреть ему в глаза?

– При чем здесь сам полковник? Можно раскрутить какого-нибудь из его подчиненных. Молодых и амбициозных капитанов, например. Они же тоже иногда попадаются тебе в клубе. Ты же умеешь, если хочешь, зомбировать человека, заставить его назвать нужную тебе цифру и никак не подвести себя под подозрение. Дедуль, ну представь: ты учишь правилам игры в рулетку новичка. Говоришь ему, что для того, чтобы загадать нужную цифру, надо ее ассоциировать с каким-нибудь номером, который всегда сидит у тебя в голове. Но не называть примитивные числа: даты дня рождения, номер квартиры. И тут ты плавно подводишь его к выдаче служебных тайн и предлагаешь назвать, к примеру, номер какого-нибудь абонентского ящика и проверить теорию на практике.

– Фи, как грубо, – поморщился Ариша, – я никогда не действую столь примитивными методами. И ничего не обещаю. Номер-то узнать можно, только не факт, что это будет номер нужного тебе ящика.

Я нисколько не обиделась. Прижала его крепко-крепко и зашептала в ухо:

– Я никогда и не собиралась равняться с самым великим в мире карточным шулером и знаменитым гипнотизером – Аристархом Владиленовичем Казаковым!

На следующее утро я знала не только номер абонентского ящика, но и то, что за ним ведется скрытое видеонаблюдение, о котором не знают даже рядовые сотрудники почты. Как Ариша смог узнать это, не подведя себя под подозрение, он так и не признался. Из вредности, наверное.

В то же утро я позвонила своему старому приятелю-скалолазу Славику. Когда-то у них с Алиной был короткий, но головокружительный роман. Расстались они быстро, но связь с молодым человеком я поддерживала. Дело в том, что он просто виртуозно умел подделывать голоса людей. Если бы не был экономистом, прославился бы в качестве пародиста на сцене.

Слава никогда не отказывал мне в моих маленьких просьбах. Воспринимал их как розыгрыши и категорически отказывался от оплаты. Встретились мы в тот же день, с собой я захватила диктофон с записью голоса Норбекова – сделала как-то по привычке обычную запись, без всяких там сведений и компроматов. Славик попросил дать ему полчаса. Я оставила скалолаза в машине, а сама прогулялась по парку. Когда я вернулась, встретил меня человек с лицом юноши и голосом пенсионера. Слава в точности копировал тончайшие нюансы речи Петра Алексеевича, взял на вооружение его словечки, точно имитировал тембр. Я дала прочитать ему приблизительный текст разговора, нарисовала варианты течения сделки, в зависимости от того, как пойдет торговля. Потом затащила его в будку телефона-автомата, набрала номер сотового «мопсихи» и приготовилась слушать.

– Любезная, – проворковал в телефонную трубку Славик, – вы меня узнаете? Не гавкайте, я уже понял, что узнали. Какие неприятности? Не могло у вас быть никаких неприятностей после выполнения моего небольшого поручения. К тому же я так щедро с вами расплатился!

Мне не было слышно, что говорила на другом конце провода Клава Голубева, и я нетерпеливо притоптывала рядом со Славой. Он пару минут сюсюкал в трубку и вдруг резко перешел на более жесткий тон. Если бы я закрыла глаза, то была бы стопроцентно уверена, что рядом со мной стоит Норбеков!

– В общем, так. Вы мне слегка помогли, я более чем щедро заплатил вам за это. И за то, что вы купились на идиотский спектакль какой-то сумасшедшей девицы. Какой спецназ? Вы видели возле себя хотя бы одного человека в маске? Теперь-то понимаете, что это был розыгрыш? Вот и умничка, – голос его опять стал мягким.

Дальше Слава предложил ей неплохо заработать. Работа несложная, гонорар более чем щедрый. А надо-то всего забрать анонимку из абонентского ящика его приятеля. У них же есть запасные ключи! Да, он знает, что ключи у начальницы почты и что письма раскладывает она лично, но ведь ключи не в сейфе хранятся? И начальница иногда отлучается. Ну согрешил приятель, седина в голову, как говорится. А соседка застукала и мужу его подруги письмецо отправила. На организацию, которая абонирует у них ящик. Домой не рискнула, чтобы шельма из почтового ящика его не стащила. Следует изъять, пока семья не распалась. Приятель раскаивается. Больше обещает так не делать. Оплату мы назначили такую, от которой невозможно было отказаться. Тем более что платить никто и не собирался. «Мопсиха» немного поломалась и согласилась.

Небольшая загвоздка состояла в том, что мы не знали, какое именно письмо следует украсть. Поэтому попросили взять то, которое пришло сегодня, в надежде, что других там не окажется и что хоть какое-то письмо действительно пришло.

Через полчаса мы перезвонили, узнали, что конверт в руках у Голубевой, и назначили встречу вечером, после работы. После этого я набрала номер служебного телефона Курбатова, а Слава противным женским голосом произнес в трубку:

– Дяденька! Тут наша сотрудница из абонентского ящика номер сорок письмо сперла, тварь такая. Терпеть ее не могу. Примите меры.

Давясь от смеха, Слава повесил трубку и выскочил из будки. Убедившись, что он не видит, что я делаю, я моментально протерла трубку и кнопки и подошла к машине.

– Ой, и шкода ты, Полинка, – отсмеявшись, произнес он, – с тобой не соскучишься, постоянно ты кого-то разыгрываешь. Тебе бы деньги на этом зарабатывать, для шоу сценарии писать.

Мне было немного неловко за использование его таланта, но если бы я назвала имя, должность и звание адресата последнего звонка, думаю, ему стало бы сильно не по себе. Так что пусть лучше ничего не знает, крепче спать будет.

А я в ту ночь почти не спала. И Клава Голубева не спала. Ее взяли прямо на работе. Ничего, пусть теперь знает, до чего может довести алчность и злоупотребление служебным положением. Естественно, она должна была сразу же сдать Норбекова. Выйти на него смогли бы моментально, у нее должен был сохраниться номер его телефона, по которому они созванивались, когда обстряпывали дельце с задержкой телеграммы. Да и в лицо она его должна была знать.

Каких-либо определенных целей я не преследовала, к тому же сейчас – не тридцать седьмой, пытать в казематах и ссылать на лесоповал никого не будут. Хорошенько потреплют нервы, заставят сознаться во всех грехах с рождения и до наших дней и в конце концов отпустят. Надеюсь, что последнее приключение все-таки научит Клаву Голубеву менее трепетно относиться к случайным и не совсем честным заработкам, а Норбеков… Его это жесткое недоразумение ничему не научит. Но заставит хорошенько запаниковать. На его след вышли. И не дурочка Марта, а люди, в невинных розыгрышах которых принимают участие структуры, с которыми лучше не связываться.

Чтобы хоть как-то отблагодарить деда за неоценимую помощь в добывании информации, я решила устроить ему роскошный ужин. На большее моей фантазии не хватало. В ресторан он и сам мог сходить, а его страсть к домашней кухне пребывала вечно неудовлетворенной: кухарку брать мы не хотели, а я еще на заре туманной юности категорически заявила, что регулярно готовить дома не буду. Только в ситуациях форс-мажора и когда мне вожжа под хвост попадет. Сегодня я решила, что этот день настал. Полчаса просидела в Интернете, распечатала пошаговую инструкцию c картинками приготовления куриных грудок с беконом, ананасами и сыром, подобрала подходящий салатик и побрела на кухню. Хочешь не хочешь, а своих лучших агентов надо поощрять.

В общем, не так-то оказалось все и страшно. Делай себе надрезы в грудках, пихай туда все, что в рецепте написано, – и на сковородку. К слову сказать, я даже проявила фантазию и от себя натерла в начинку немного мускатного ореха. И в этот раз у меня ничего не сгорело! И сыр при жарке почти не вытек. Осталось закинуть все это в форму, залить сливками с вином и поставить в духовку минут на десять. Я с облегчением затолкала почти готовые грудки в раскаленный духовой шкаф и принялась за салатик.

Лучше бы я его готовый купила, а деда обманула, что сама сделала! В процессе нарезки ингредиентов чуть не порезала палец и лишилась ногтя. Прощай, маникюр. Теперь все придется отрезать чуть не под корень. И так пальцы у меня не длинные, а теперь и вовсе будут выглядеть, как жалкие коротышки. А дед еще удивляется, что я не люблю стряпать! Женская красота и кухня – понятия, исключающие одно другое. От женщины должно пахнуть дорогими духами, а не борщом.

Пришлось подниматься к себе, доставать пилку, приводить в порядок жалкий обрубок бывшего маникюра. Палец с коротким ноготком выглядел совсем уж уродливо среди своих гордых собратьев, поэтому я решилась и со злостью обкромсала красоту и на других девяти пальцах. Стерла лак, привела в порядок пилкой остатки красоты, глубоко вздохнула. И учуяла запах гари. Мои куриные грудки с ананасами! Ну почему все, что касается простых женских обязанностей, для меня является просто Эверестом каким-то?

В общем, Аришу я пригласила в ресторан. Он сразу почуял неладное, запах горелого мяса так и не выветрился из кухни к его возвращению.

– Полетт? – с удивлением воззрился он на меня.

– Попытка устроить тихий семейный ужин при свечах провалилась, – призналась я чуть ли не со слезами, – не удалась я у тебя. Ну и что? Зато могу себе позволить угостить любимого деда в лучшем ресторане города. Скажи, тебе больше нравятся задрипанные домохозяйки, умеющие грамотно приготовить отбивные, или шикарные женщины, не стесненные в средствах?

– Домохозяйки, естественно, – обреченно развел руками дед, – потому что живьем таковых я видел только вдали от своего дома. Ни твоя мать, ни бабушка, ни даже моя матушка на хозяйстве помешаны не были. Так что, насколько я понимаю, сегодня меня приглашает в ресторан шикарная женщина?

– Ага, – хлюпнула носом я, – только накрашусь, сразу превращусь из неудавшейся домохозяйки в прекрасного гламурного лебедя.

Хлюпала я, скорее, не из-за неутешного горя в связи со сгоревшими куриными грудками, просто от дыма все еще глаза слезились, и в носу щекотало. Но деду это знать было необязательно.

– Ну-с, какие новости? – начал светскую беседу он, приступив к салатику.

Салатик как салатик, ничего особенного. Вот если бы я не отрезала ноготь, то мой получился бы не хуже, с ревностью отметила я. И рассказала Арише все, что произошло за последние сутки. Он одобрительно кивал головой, правда, я не совсем понимала, к чему относится одобрение: к неплохой кухне ресторана или моим действиям. Я закончила, он произвел краткий анализ моих действий. Положительный, в общем, анализ.

– А что ты скажешь? – потребовала порции городских сплетен от него я. – Что новенького в Датском королевстве?

– Доллар упал, – пожал плечами дед, – а евро вырос. В минском зоопарке родился медвежонок, а в Австралии киты опять выбросились на берег.

– Безобразие, куда мир катится. Опять, поди-ка, пластиковых пакетов наглотались. Они у них в китовых усах запутываются и планктон не пропускают. Вот и приходится с голодухи на сушу выбираться, – не удержалась и блеснула эрудицией я. – А что новенького в Горовске?

– В Горовске весна. В леса вернулись перелетные птицы, местный драмтеатр начал постановку «Гамлета», а у Кольки-Ермака помер любимый дядюшка.

– У Кольки? – пропустила остальное мимо ушей я. – Надо бы соболезнование выразить.

Колька-Ермак был тем самым местным авторитетом, который подарил мне отмычки и научил ими пользоваться. Кроме того, он оказывал мне время от времени некоторые не очень крупные услуги. Правда, я все представляла так, что ему казалось, что это я оказываю ему услуги, поэтому он считал себя моим вечным должником. Скорее, это он благодарил меня за наводку на «нехороших людей», которых мне надо было немного потрепать. А трепать приходилось ему. Потому что, перейдя дорогу мне, они переходили ее и ему. Так уж получалось.

– Успеешь. Дядюшка скончался сегодня ночью, прямо за карточным столом. Представляешь, сорвал крупнейший куш и помер от радости. Прекрасная смерть! Любой позавидовал бы. Если бы он не упал прямо лицом на фужер с шампанским. Фужер разбился, и… в общем, хоронить его будут в закрытом гробу.

– Ага, прекрасная смерть, – машинально повторила я, слушая его.

Мой меркантильный ум уже строил параллель: Ермак, который с явной охотой поддается на мои провокации и не жалеет об этом, почивший дядюшка, морг. Городской, естественно. Сейчас тело любимого родственника городского авторитета, скорее всего, находится под опекой моего знакомого патологоанатома. Какое удачное стечение обстоятельств! От переизбытка чувств я привстала и чмокнула деда в нос.

– В этом она вся, – горестно вздохнул он, – во всем находит свою выгоду.

Пока с Норбековым маялись серьезные дядьки в гражданском, я решила отвлечься на пешек. Кажется, очередь дошла до господина Михаила Эдуардовича Казанчева, молодого и сговорчивого патологоанатома морга городской больницы. Может быть, на первый взгляд, его преступление и не являлось столь уж серьезным, если его вырезать из контекста истории Лепниных, но именно в этой истории оно являлось тем самым кирпичиком, из которых и была сложена стена жестокого и подлого преступления. Если бы не помощь этих мелких продажных исполнителей, Норбеков никогда бы не смог осуществить задуманное.

Комбинация моя была совсем простенькой, оставалось надеяться, что Миша Казанчев не успел разлюбить деньги. Я припомнила, в каком облике являлась к нему журналистка Элка, достала тот же самый рыжевато-медовый парик-каре и контактные линзы цвета первой зелени. В одежде решила соблюсти зеленовато-рыжие оттенки. Кажется, в прошлый раз этот образчик моветона, как сказал бы Ариша, произвел на парня с кавказскими корнями довольно-таки яркое впечатление. Ох, что-то частенько приходится наведываться мне в этот морг!

Не забыв про обязательную жевательную резинку, я отправилась на свидание к патологоанатому Казанчеву. В этот раз дверь мне открыл не он сам, а какой-то ханурик в ярком бирюзовом фартуке.

– Я к Мише, – не забыв сплюнуть жевательную резинку, возвестила я, – он меня очень ждет.

– Вообще девки оборзели, – буркнул ханурик, – нашла тоже место. Работает он.

– Труп вскрывает?

– Не, закрывает. В божеский вид приводит. Только зря, все равно в закрытом гробу покойника хоронить будут. Уж больно лицо у него поврежденное. И чего, не понимаю, в таком случае новый костюм и штиблеты на него напяливать? Уж я ему говорю: раз гроб запечатываешь, то давай я себе одежу заберу, а ему свою отдам? А он обматерил меня и прогнал. Жмот. Сам взятки вон какие берет, хоть бы раз поделился.

Бормоча проклятия в адрес шефа, санитар пропустил меня в здание морга и скрылся за какой-то из дверей. Помня расположение помещений, я уверенно прошла в рабочий кабинет и увидела, как Миша колдует над телом, лежащим на длинном металлическом столе. Я тихо подкралась со спины и шлепнула его по плечу ладонью:

– Привет! И не надоело тебе тут над гробами чахнуть? На улице весна, девицы в мини, цветочками пахнет!

Он даже подпрыгнул от неожиданности:

– Сдурела? А если бы у меня скальпель в руке был?

– Так сейчас же не скальпель. Вижу, ты не брезгуешь и приработками заниматься? Покойничков реставрируешь и принаряжаешь?

– А чего? Платят очень даже неплохо. Думаешь, на зарплату врача проживешь?

– Нет, не думаю, – отозвалась я, разглядывая тело, лежащее на соседнем столе.

Тело, кажется, выловили из воды. По крайней мере, выглядело оно удручающе.

– А ты чего тут, – опомнился вдруг он, – кто тебя пустил?

– Санитар твой пустил. А тут я по делу. Хочу поправить твое материальное положение. Оно мне с прошлого раза покоя не дает.

– С чего бы это? – вступил в игру он.

– Увидел шикарную женщину и не пригласил в ресторан, – ответила я, – я же видела, как ты на меня смотрел. И, заметь, в тот раз не отказалась бы провести с тобой вечерок.

– Только вечерок?

– Там как пошло бы. Все зависело от того, насколько ты был бы со мной щедр.

– Ты меня обманула. Статья так и не вышла, – перевел тему он.

– Ничего подобного, просто я оказалась бездарным писакой. Редактор сказал, что таких, как я, нельзя на пушечный выстрел подпускать к журналистике. Теперь приходится переквалифицироваться.

– Поэтому ты ко мне и заявилась? На работу нанимаешься? Уж лучше бы на панель шла, с такой фактурой-то, – откровенно хамил он.

Ах, так? Ну, ладно. Скоро поймешь, как опасно обижать девушек даже с откровенно вызывающей внешностью.

– На панели много не заработаешь. А вот здесь, у тебя, при желании можно неплохое состояние сколотить. При помощи друзей, естественно.

– Значит, хочешь предложить мне заработать?

– Ага. Очень хочу. Быстро догадался. Почти с первого раза. Если учесть, что я полчаса назад сама тебе об этом сказала.

Мы еще какое-то время пикировались репликами, словно прощупывая друг друга, пока я не приступила к главному. Равнодушным тоном, словно предлагала обменять перочинный ножик на дохлую кошку, заявила Мише, что заплачу ему кругленькую сумму за невинную шутку: надо поменять местами покойников. На место этого дедули положить другого, например, того утопленника. Его ведь тоже будут хоронить в закрытом гробу. По сути, я предлагала ему то же самое, что и санитар часом раньше, только тот хотел поменять одежду, а я тело. И тот не предлагал за работу и риск ни копейки, я же оперировала солидной суммой. Весьма солидной.

Естественно, сначала в ответ на свое предложение я получила целый взрыв негодования. Миша даже позволил себе тираду, украшенную затейливым матом, и выдал пару нелестных реплик в мой адрес. Я спокойно ждала, когда он успокоится. Когда гроза немного поутихла, достала из сумочки стопку купюр и помахала у него перед носом:

– Чего ты кипятишься? Я тебе добить его предлагаю? Какая для него разница, как он будет похоронен? Думаешь, и родственникам не все равно? Им лишь бы приличия соблюсти, чтобы никто ничего не сказал. И не скажут! Пойми, это не криминал, это действительно что-то типа розыгрыша. Вполне законного и абсолютно невинного. Чего ты трусишь, дурашка? Это просто маленькая шалость. Смотри, какие у меня красивые денежки. Новенькие, вкусно пахнущие.

Я сунула ему под нос купюры. Они действительно были новенькие.

И Казанчев сдался. Какая действительно разница, кого в каком гробу похоронили? Платила я хорошо, поэтому осталась и проконтролировала, чтобы в гробу дяди Ермака действительно оказался утопленник, похороны которого, как оказалось, тоже должны были состояться сегодня. Наконец гроб с телом был запечатан. Миша торопился, вот-вот за телом дядюшки Ермака должны были приехать. Естественно, Казанчев не знал, кем именно являлся племянник усопшего. А если бы знал, не согласился на мою «маленькую шалость» ни за какие сокровища мира.

Через грязное окошко морга я проследила, чтобы гроб погрузили в катафалк. После того, как машина отъехала, я расплатилась с Мишей, послала ему воздушный поцелуй и дала стрекача. Закрытые гробы не принято вскрывать, но авторитетам закон не писан. Коля Ермак был довольно сентиментален, вдруг он захочет запечатлеть на лбу дядюшки прощальный поцелуй… Тогда он слишком быстро вернется.

Санитар, обиженный на патологоанатома, курил на улице вонючую папироску.

– Видал, – притормозила я возле него, – повезли. Представляешь, самый крутой бандюган города любимого дядюшку собрался хоронить. А в гробу-то не он, а какой-то пьянчужка! Эх, и продажен же твой начальник! Представляю, что бы с ним было, если бы Ермак узнал, что сотворили с телом его дяди. Где-то, кстати, у меня визитка его была.

Я порылась в сумочке и нашла визитку Коли. Посмотрела ее на свет и небрежно бросила на землю со словами:

– И чего я всякую чепуху в сумочке таскаю?

После чего уже действительно быстрым шагом направилась к выходу из больничного городка. Боковым зрением я видела, как санитар поднял визитку и, шевеля губами, пытается разобрать то, что на ней написано. Я была уверена, что он сегодня же позвонит Ермаку. А если не позвонит, это сделаю я. Поэтому не стала терять время. Заехала домой и опять переоделась: черные джинсы, черная длинная толстовка с капюшоном, темные очки. Наряд на предстоящие «подходящие случаи». И в траурной толпе можно затеряться, и через заборы, если придется, попрыгать.

На похороны я успела вовремя. Близко подходить не стала, притулилась с букетиком гвоздичек у какой-то чужой могилки. Внимания на меня никто не обращал – я была достаточно далеко, вела себя тихо. Мне совершенно неинтересны были речи и прочие церемонии, мне важно было проследить, не произошло ли какого форс-мажора. Пока все было тихо. После похорон все отправились на поминки в ресторан, я поставила мини-купер на другой стороне улицы. Хорошо, что мой автомобильчик такой маленький, его совсем не было видно за капотами других машин. Ждать пришлось долго, но я и не рассчитывала на стремительный финал. Вышла из машины, забежала в ближайший магазинчик, закупилась немудреной провизией, чтобы не скучно было коротать время. Если я голодная, я грустная. А сидеть в засаде грустной – очень и очень неприятное дело.

Поминки закончились поздно, но братия Ермака не собиралась расходиться, все кортежем поехали в его загородный дом. Я знала, где живет Коля, поэтому позволила себе немного оторваться, чтобы не привлекать внимания. Припарковалась не возле дома Ермака, а на выезде; если ребятам Ермака придется покинуть его дом, они проедут именно тут. Я почти задремала, когда мимо меня неожиданно проскочило несколько черных автомобилей. Скорее интуитивно я поняла: Коля. А по скорости, с которой они мчались, уяснила, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Кажется, я понимаю что. На своем малыше я пристроилась им в хвост и нажала на педаль газа.

Улицы города еще не опустели, поэтому назойливо сидящий на хвосте черный мини-купер не привлек их внимания. Да и не до мини-куперов им было. Сначала несколько машин въехало во двор обычного городского дома. Спустя несколько минут из подъезда вытащили Мишу Казанчева. Даже в жалком фонарном освещении было видно: на нем лица нет. Мне было понятно, где будет следующая остановка кортежа, поэтому я не стала пристраиваться в хвост, а поехала прямиком на кладбище. Спрятала машину и пролезла между прутьями забора. В это время ворота, понятно, были уже закрыты.

Как на грех, начался дождь, и когда я подошла к месту захоронения дядюшки Коли, на мои ботинки налипли солидные и тяжелые комья грязи.

Ждать пришлось недолго. Скоро послышались голоса, чавкающие звуки шагов, и к месту захоронения притащили упирающегося Казанчева.

– Копай, – приказал ему Коля.

Думаю, Миша уже понял, что перечить этому человеку нельзя. Всхлипывая и повизгивая от ужаса, он принялся копать. Наверное, это было не так уж и трудно, могилу засыпали только сегодня, поэтому земля была еще рыхлой и мягкой. Скоро лезвие лопаты заскреблось о крышку гроба, Мише приказали спрыгнуть в могилу и открыть крышку. Когда он справился, в яму посветили фонариком:

– Он?

– Нет, – тихо ответил Ермак, – где мой дядя, гнида?

Еще какое-то время ушло на выяснение места захоронения того утопленника, в гробу которого покоился дядя Коли. Казанчев вспомнил его фамилию и даже то, что хоронить его должны были сегодня. Хорошо, что в Горовске только одно действующее кладбище, иначе эта история растянулась бы до бесконечности, а мне уже до чертиков надоело сидеть за ближайшим памятником и ждать, когда же это все закончится.

А сидеть пришлось и так довольно долго. Мише пришлось раскапывать вторую могилу, менять тела местами, возвращать в первозданный вид надгробный холмик первой могилки. Все это время моросил противный нудный дождь, естественно, Казанчеву никто не помогал. Помогали, вернее, но только матюгами и угрозами, когда Коле казалось, что Михаил работает недостаточно споро и не уделяет недолжного почтения останкам его дядюшки.

Наконец последний венок был возвращен на место и, по крайней мере, одна из могил имела вполне пристойный вид.

– Не могу больше, – рухнул на колени Миша, – что хотите делайте, не могу.

– Поможем, братцы? – расчувствовался Ермак. – Все-таки парень почти всю ночь работал. И во вредных для здоровья условиях.

– Поможем, – загалдели «братцы», – чего ж не помочь.

Двое из них подхватили под руки грязного, как черта, Мишу, сбросили в незакопанную могилу с гробом «утопленника» и стали резво кидать лопатой мокрые комья земли. Казанчев завизжал. Эдак они, пожалуй, всю округу перебудят. Я набрала на «сером» мобильнике номер Коли:

– Это ты уже слишком, дорогой, стоит твоим ребятам руки марать из-за эдакой свиньи?

– Ты? – отозвался он. – Ты здесь? Я тебя не вижу.

– Конечно, не видишь, – тихонечко усмехнулась я, – ангелов-хранителей редко видят, обычно только слышат. Внутренним голосом. Успокойся, Коля. Ему теперь жить страшнее будет, чем помереть. Думаешь, он сможет работать и спать спокойно? Да и орет так, что того и гляди покойники из могил драпать с перепугу начнут. Думаю, хватит с него. А ты?

– Я тоже, – гоготнул он, – да и не собираемся мы его закапывать, так, пугаем. Сейчас ребята еще пару лопат бросят, и пойдем. Светает уже. Так ты где все-таки? Выходи, поздоровайся хоть. Может, сходим куда? Я знаю местечко, которое еще работает.

– Сдурел? – искренне возмутилась я. – Нашел время и место. Все, пока, до следующих встреч.

– Погоди, – прикрывая трубку ладонью, попытался остановить меня Ермак, – ты-то откуда в этом деле взялась?

Я уже нажала кнопку отбоя. Знаю, что Коля питает ко мне слабость. Вернее, не столько ко мне, сколько к той сексапильной и наглой брюнетке, в образе которой являлась иногда перед ним я. Ни настоящего моего имени, ни истинного лица он не знал и не видел.

Как он и обещал, его ребята бросили еще несколько лопат земли в яму, где захлебывался криком от страха Миша Казанчев, побросали туда же окурки и ушли. Когда стихли их шаги, замолчал и Миша. Но я слышала, как судорожно он пытается выбраться из мокрой, с обвалившимися краями ямы. Я тихонечко подошла к краю и шепнула:

– Помощь требуется?

Уже почти подобравшийся к краю Миша опять свалился вниз.

– А мне мама всегда говорила, что жадничать и торопиться вредно для здоровья, – нудным тоном произнесла я.

– Ты кто? – поняв наконец, что я не бандюган и не бродящий в ночи призрак, смог спросить он.

– Уже забыл? А сегодня с таким удовольствием брал у меня деньги. Я – Элка. Организатор этого невинного розыгрыша и детской шалости.

После этих слов пришлось немного подождать, пока Миша выговорится. Наконец и он понял, что его проклятия никоим образом меня не задевают, и замолчал.

– Успокоился? Молодец, – похвалила я, – а то я уже думала, что снова придется ребят вызывать. А я и так еле-еле уговорила их не закапывать тебя заживо.

Угроза подействовала, Миша помолчал и жалобно всхлипнул:

– За что?

– За Лепнина, – не стала мудрствовать я, – кстати, у меня будет к тебе небольшая просьба. Доведи до сведения того, кто заплатил тебе за повторный эпикриз по поводу его смерти, что с тобой произошло. Так, между делом. И тогда ты больше никогда меня не увидишь.

Почему-то мне не хотелось сейчас разливаться перед ним соловьем и читать нотации. Сам не дурак, все понимает.

– Это было в последний раз. Я больше никогда…

– Так не буду, – продолжила я за него. – Мы так в садике воспитательнице говорили. Если баловались. Поэтому отвечаю тебе как воспитательница. Приведи тут все в порядок и иди домой. Деньги, которые я тебе дала, отдашь семье этого несчастного. За моральный ущерб. Сразу видно, семья у него бедная. Светает. Если тебя застукает сторож, он вызовет милицию. Так просто от них ты не отделаешься. Не будешь ведь жаловаться на Ермака за то, что он попросил тебя исправить твою собственную ошибку? И на меня не будешь жаловаться. Потому что меня не существует.

После этих слов я спихнула носком кроссовки соблазнительно лежащий на краю ямы ком земли и растворилась в утреннем тумане.