ГЛАВА 19
В субботу утром я приехала на съемную квартиру. Послушала разговоры — ничего особенного, плановая подготовка к семейному празднику. Около полудня к дому Ивченко подъехал «Лексус», и Петрович открыл ворота. Иномарка заехала во внутренний дворик, из нее вышел водитель, молодой человек лет двадцати пяти, весьма крепкого телосложения. Он обошел машину, услужливо открыл заднюю дверцу и помог выйти Людмиле Дмитриевне. Ее бой-френд, демонстрируя презрение к аристократическим традициям, покинул салон элитного автомобиля самостоятельно. Мне почему-то совсем не пришло в голову, что столь высокопоставленные лица прибудут в наш скромный городок в сопровождении водителя-охранника. А ведь присутствие могло нарушить все мои планы…
Когда гости зашли в дом, я положила бинокль на стол, отошла от окна, села в кресло и стала настраивать прослушивающее устройство. Первым делом Людмила Дмитриевна познакомила Григория Григорьевича со своим сыном, потом стала показывать ему дом. К сожалению, я не смогла услышать, какое впечатление произвела на Чернецова живопись Александра, — действие моих «жучков» не распространялось на гостиную, в которой были выставлены его картины. Зато я услышала, сначала отдаленно, а потом более отчетливо, как художник стал флиртовать с молодым охранником. Тот сразу дал ему понять, что имеет традиционную сексуальную ориентацию, но Саша не сдавался.
— У тебя красивый профиль, — говорил он. — Хочешь, я напишу твой портрет маслом на большом холсте?
— Александр Семенович, у вас сегодня праздник, а я на службе.
— Володя, если я захочу, твоя работа будет заключаться в том, чтобы позировать мне. — В голосе Ивченко отчетливо слышался сексуальный подтекст. — Мама знает, что спорить со мной бесполезно.
— Мой босс — Григорий Григорьевич, а не Людмила Дмитриевна, — защищался водитель-охранник.
— В свете грядущих событий это практически одно и то же. Чернецов прислушивается к моей матери, а она — ко мне… Володя, у тебя феноменальные пропорции, скрывать от человечества такое тело просто преступно. Все, решено! Ты останешься здесь на ближайшую неделю!
— Александр Семенович, вы не поняли…
— Володя! — позвал своего охранника банкир.
— Простите, я должен идти.
— Все равно никуда ты не денешься, — заверил его художник-гей.
В начале второго на съемную квартиру пришла Алина, и я на всякий случай решила ее проэкзаменовать.
— Поля, ну что ты со мной как с маленькой? — возмутилась Нечаева. — Я выучила наизусть каждое слово.
— Это хорошо, но я должна предупредить тебя, что возможен форс-мажор. В доме появился еще охранник, поэтому тебе придется сделать два звонка…
— Симпатичный мальчик, — высказала свое мнение Алина, глядя в бинокль.
— Сашке он тоже понравился.
— Неудивительно. Прямо Аполлон! Правда, в одежде.
— Алина, не отвлекайся. К тому же внешность бывает обманчива.
— Ой, Поля, ты только посмотри! — Нечаева приставила бинокль к моим глазам.
Александр вышел во дворик, где курил Володя, и стал его обхаживать — то на талию руку положит, то обнимет.
— Да, тяжелый случай, — сказала я и вернула бинокль Алине.
— Фу, гадость какая! — сморщилась моя подружка. — Поля, и ты всерьез думаешь, что он может помешать нашим планам? Красавчик от одного гея отделаться не может, а тут целая толпа должна привалить.
— И тем не менее… — Я дала Нечаевой кое-какие рекомендации, как можно нейтрализовать водителя Чернецова.
— Думаешь, это сработает? — удивилась Алина.
— Во всяком случае ничего другого нам не остается. Хотя… — Я включила погромче прослушку.
Вскоре мы поняли: Людмила Дмитриевна просекла, что ее сын запал на охранника Чернецова, и сделала Сашке внушение. Тот стал убеждать мать, что у него чисто творческий интерес к Владимиру. Мамаша оказалась далеко не глупой женщиной, поэтому не стала спорить с сыном, а решила зайти с другой стороны.
— Гриша, у меня есть к тебе просьба, — обратилась она к Чернецову.
— Да, Людочка, я тебя слушаю.
— Мы ведь здесь как дома, не правда ли? — начала Ивченко издалека.
— Ну да, — не слишком уверенно ответил банкир.
— Так вот, я подумала, что присутствие Володи здесь не так уж необходимо…
— Что ты хочешь сказать?
— Гриша, у меня в Горовске есть давняя подруга, она инвалид и практически не выходит из дома. Я привезла ей подарок. Может, Володя завезет его ей сейчас?
— Хорошо, пусть завезет, — не возражал банкир.
— Спасибо за понимание.
Минут через десять после этого разговора молодой охранник сел в «Лексус» и укатил. Людмила Дмитриевна позвонила какой-то Галине и попросила ее задержать у себя посыльного подольше.
— Вот и ладушки, — сказала я Нечаевой, — парень нейтрализован без нашего участия.
К двум часам стали собираться гости Ивченко. Одна пара приехала на такси, затем дама средних лет за рулем «Фольксвагена», а пожилой мужчина с маленькой девочкой на «Ауди».
— Все, Алина, мне пора.
— Удачи, — напутствовала меня подружка.
Ровно в три часа я зашла в фирму «Портал», где меня с нетерпением ждал ее директор и учредитель в одном лице. Если в Старгороде, некогда любовно описанном Ильей Ильфом и Евгением Петровым, было полным-полно похоронных бюро, то наш Горовск, пожалуй, мог бы прославиться как город, в котором самая большая в российской провинции концентрация фирм по установке пластиковых окон. Естественно, конкуренция в этой сфере достигала критической отметки, так что заказ на установку пятидесяти окон, да еще в период экономического кризиса, был для «Портала» словно манна небесная. Колосов, не задумываясь, пожертвовал своим выходным и приехал ради встречи со мной в офис.
— Я представляю ОАО «Горстройпроект», — сказала я и незаметно для Колосова включила устройство, блокирующее сигналы мобильной связи. — Мы специализируемся на реконструкции ветхих зданий. Вы, наверное, видели в городе наши объекты, например административное здание на углу Пушкина и Королева?
— Да, конечно, — заинтересованно кивнул Дмитрий Вячеславович.
— Сейчас мы занимаемся отделочными работами в основном корпусе бывшего маслозавода. Как я уже говорила, там около пятидесяти окон. Сначала мы бы хотели остеклить фасад здания. На первом этаже там большие витражные окна, а на втором — стандартные оконные проемы. — Я сунула Колосову план, который скачала с Интернета. Он внимательно уставился в него. — Простите, я на секундочку выйду, мне надо позвонить.
— Да-да, конечно, — ответил директор «Портала», не поднимая на меня глаз.
Я вышла из кабинета в приемную. Там уже никого не было, поэтому я совершенно спокойно выдернула из розетки телефонный шнур. Теперь до-звониться сюда и по городскому телефону не представлялось возможным.
— Олечка, у тебя все в порядке? Хорошо, я буду дома через час-полтора. Не скучай, — нарочито громко произнесла я. А затем я вернулась в кабинет директора…
Тем временем Алина позвонила на домашний телефон Ивченко, который я узнала с помощью одной «шпионской» программы.
— Вас слушают, — ответила домработница.
— Здравствуйте, мне бы Вячеслава Петровича Колосова, — суперофициальным тоном попросила Нечаева.
— Да, конечно, — сказала Никитична, — подождите минуточку…
— Слушаю, — прозвучало в трубке.
— Вячеслав Петрович? — уточнила Алина.
— Он самый. А вы кто? — заинтригованно осведомился пожилой охранник.
Проигнорировав вопрос, Нечаева спросила каменным голосом:
— Скажите, кем вам доводится Колосов Дмитрий Вячеславович?
— Это мой сын. А в чем дело?
— Дело в том, что вашего сына сейчас готовят к операции. Может понадобиться донорская кровь…
— К какой операции? Где он? Что с ним произошло?
— Его привезли к нам в больницу без сознания на «Скорой», в мобильнике мы нашли этот номер… Вы сможете приехать в течение часа?
— Куда? — спросил Петрович сдавленным голосом.
— В хирургическое отделение Третьей городской больницы.
— Понял, буду, — по-военному кратко ответил Колосов-старший и отключился.
Алина врубила прослушку на полную громкость.
— Петрович, на тебе лица нет! Что случилось? — забеспокоилась домработница.
— Беда, Никитична. Димка в больнице, его готовят к операции, нужна донорская кровь. Я должен ехать к нему.
— А что с ним произошло?
— Я толком не понял. Сказали, крови много потерял. Наверное, попал в аварию. Никитична, я в больницу. Ты меня прикроешь?
— Лучше Сашке или Людмиле Дмитриевне все начистоту рассказать. Они же не звери, отпустят. Петрович, а ты кому звонишь?
— Таня, здравствуй! Дмитрий дома?.. На работу поехал? В субботу?.. Нормальный у меня голос… Извини, потом поговорим.
— Петрович, ты что время-то тянешь? — удивилась Никитична. — Может, счет на минуты идет? Неужто думаешь, что тебя разыграли?
— Такие случаи бывают. Аферистов нынче развелось больше, чем собак бездомных. Надо проверить, прежде чем с места дергаться… Дома Дмитрия нет, его жена ни о чем не знает. Сейчас сыну на сотовый позвоню… Недоступен. Ладно, попробую на рабочий… Занято. Опять занято. Наверное, факс стоит на автомате…
— Чего? — не поняла домработница.
— Да так, ничего. Похоже, это не розыгрыш, надо ехать в больницу. Никитична, ты бы вызвала Сашу…
— Кому это я понадобился?
— Александр Cеменович, мне надо срочно отлучиться, сын в больницу попал.
— Ну так поезжай к нему! Ты мне не нужен. Я что пришел узнать… Володя еще не вернулся?
— Нет, — ответила домработница.
— Я побежал… — заспешил Колосов.
— Петрович, может, лучше тебе такси по телефону вызвать? — посоветовал Александр.
— Спасибо. Но сколько его ждать? Я лучше до супермаркета добегу, а там тормозну какую-нибудь машину.
Нечаева увидела в бинокль, как седоволосый мужчина в камуфляжной форме пулей вылетел из ворот…
— Дмитрий Вячеславович, давайте строить реальные планы, — предложила я. — Не буду от вас скрывать, фирма, в которую мы обращались прежде, нас подвела. Второй раз мы не можем ошибиться. Скажите, вы сможете остеклить фасад в течение одной недели?
Колосов задумался…
* * *
К четырем часам к дому номер сто семнадцать по улице Лесозаводской стали подтягиваться приглашенные на творческий вечер Ивченко. Наткнувшись на высокий забор и закрытые ворота, они не торопились ломиться в них, а приглядывались друг к другу. Алина не отходила от окна, наблюдая за происходящим в бинокль. Когда около дома собралось девять человек, один невысокий парень в белых брюках и огненно-рыжей рубашке осмелился нажать на кнопку домофона. Домработница приоткрыла дверь и практически сразу ее закрыла — вероятно, испугалась натиска толпы. Вскоре вся улица была запружена автомобилями и людьми преимущественно мужского пола. Они показывали друг другу пригласительные билеты и пожимали плечами. Журналисты не теряли времени даром — кто-то брал у поклонников таланта Александра Ивченко интервью, кто-то снимал на камеру недружелюбный дом.
Алина разглядела в одном окне именинника, а в другом — его мать.
— Саша, как все это понимать? Что там происходит? — вопрошала сына Людмила Дмитриевна.
— Мама, это то, что определяется словом «популярность». Люди пришли поздравить меня с днем рождения. Неужели так трудно догадаться?
— Где Петрович? — строго спросила госпожа Ивченко.
— Я его отпустил в больницу к сыну.
— Нашел время! — возмутилась Людмила Дмитриевна. — Толпа может быть опасна. Ты забыл, кто у нас в гостях?
— А где Володя? Куда ты его отослала? — злорадно осведомился Саша.
— Не я, а Григорий Григорьевич, — соврала мамаша. — Ладно, надо все же что-то делать. Может, вызвать наряд милиции?
— Ты с ума сошла! Я распоряжусь, чтобы Никитична открыла двери.
— Не смей!
В доме Ивченко назревал семейный конфликт, а около него — публичный скандал.
— Мама, я говорил тебе, что праздник мой, но ты не хотела меня слушать. Видишь, как меня любят? Слава наконец пришла ко мне! — патетично провозгласил художник. — Неужели ты за меня не рада? Ну конечно, ты всегда думала только о себе и заставляла меня радоваться за тебя…
— Что за чушь ты несешь? Саша, признайся, ты все подстроил специально, чтобы позлить меня. Пригласил людей, отослал охранника… Как же ты мог так нагадить мне?
— Ну, если ты все равно так думаешь, то мне не остается ничего другого, как пойти и встретить гостей!
— Людочка, Саша, куда вы пропали? — издалека послышался мужской голос.
— Гриша, тут такое дело… — ангельским голоском пропела Людмила Дмитриевна. — У дома собрались почитатели Сашиного таланта…
— Так почему же они не заходят? — удивился банкир.
Александр принял его вопрос как руководство к действию и дал указание домработнице всех впустить. Мамаша промолчала. Вероятно, потому, что совершенно неожиданно для себя оказалась в ситуации, на течение которой не могла повлиять.
Алина разглядела в бинокль, что людей и машин на Лесозаводской улице несколько поубавилось, но их по-прежнему было много. Самые терпеливые были вознаграждены: двери особняка наконец-то распахнулись перед ними…
Я сидела в кабинете у Колосова-младшего уже полтора часа. Мы по второму кругу обсудили все вопросы, пора было сворачивать общение. За это время его отец наверняка доехал до Третьей городской больницы, выяснил, что его сын туда не поступал, и вернулся обратно в дом Ивченко. Да, я отдавала себе отчет, что поступила с Вячеславом Петровичем жестоко, но у меня не было выбора. Присутствие охранника в коттедже на Лесозаводской было крайне нежелательно.
* * *
Дом Ивченко стал очень быстро заполняться людьми, внешность большинства из которых так и кричала о «голубизне». Александр извинился перед ними за то, что заставил томиться ожиданием на улице, и пригласил всех пройти в «выставочный зал».
— Так, Никитична, быстренько накрой в холле первого этажа фуршетный стол, — распорядилась госпожа Ивченко. — Продукты-то есть?
— Что-нибудь найду.
— Вот и хорошо. А спиртное? — осведомилась Людмила Дмитриевна.
— Этого добра в погребе навалом, — ответила домработница.
— Замечательно. Им наверняка только и надо, что пожрать да напиться на халяву. Никитична, позвони Петровичу, пусть немедленно возвращается, от этой оравы можно ожидать чего угодно. Не удивлюсь, если они полдома разворуют. За ними нужен глаз да глаз, без охранника нам не обойтись.
— Людмила Дмитриевна, у Петровича сын на операционном столе.
— Мне нет до его проблем никакого дела! — возмутилась Ивченко. — Если охранник не вернется в течение часа, я его уволю! Понятно?
— Понятно. — Домработница обреченно вздохнула.
— Настасья Никитична, справишься со всем как надо, получишь хорошее вознаграждение, — примирительно сказала хозяйка.
Через несколько минут домработница набрала телефон Колосова и тревожным голосом спросила:
— Петрович, ну что там с твоим сыном?.. Как не нашел его? Может, ты больницу перепутал?.. Точно помнишь, что звонили из Третьей городской?.. Похоже, ты был прав, это розыгрыш, и я даже догадываюсь чей. — Никитична перешла на шепот: — Сашкин, чей же еще! У нас тут такое творится… Толпа его приятелей взяла дом измором. А к ним еще журналюги примазались, ходят тут, фотографируют… Мне велено всех накормить и напоить. Даже не знаю, как со всем управлюсь. А тебе Людмила Дмитриевна приказала немедленно сюда возвращаться, иначе грозится увольнением. Хорошо, что с твоим сыном все в порядке. Как не уверен? На звонки не отвечает? Ну мало ли, где он и что делает… Петрович, я тебя предупредила, а дальше ты уж сам решай, нужна тебе эта работа или нет. Все!
Переключив тюнер, Алина услышала совсем другие голоса.
— Светлана Петина, газета «Горовск сегодня», — представилась журналистка. — Как вы можете охарактеризовать направление своей живописи?
— Боюсь показаться нескромным, но я являюсь создателем нового жанра… Это, так сказать, фьюжн иконописи и сюрреализма.
— Что вас подвигло к такому смелому смешению жанров?
— Хочу заметить, что фьюжн не смешение, а сплав. А что меня подвигло… Пожалуй, сама жизнь.
Инициативу перехватила другая журналистка:
— Лиза Кайнова, еженедельник «Семь, семь, семь». Александр, на своих полотнах вы изображаете исключительно мужчин. Вам не нравятся женщины?
— Я очень люблю свою маму, и в мои ближайшие планы входит написать ее лик на холсте…
— То есть это будет изображение Богородицы с лицом Людмилы Дмитриевны?
— Давайте не будем говорить о том, что можно будет вскоре увидеть. Я пока не могу раскрыть вам все мои творческие планы.
— А в вашей жизни есть еще женщины? — Журналистка завуалированно поинтересовалась сексуальной ориентацией художника.
— Простите, а в вашей жизни есть мужчины? — Александр тут же адресовал ей свой вопрос.
— Конечно: муж, сын, коллеги…
— Я рад за вас. Молодой человек! — окликнул кого-то именинник. — Да, именно вы. Какое издание вы представляете?
— Виктор Дрозд, газета «Наше время».
— Замечательно. Виктор, я вижу, что вы просто горите желанием задать мне вопросы. Итак, я слушаю…
Дрозд прокашлялся.
— Александр, одна из ваших картин очень похожа на редкую икону Целителя Пантелеймона.
— Да, вы не ошиблись. Очень приятно иметь дело с культурными людьми. — Голос художника предательски дрогнул.
— Расскажите об истории создания полотна, — попросил журналист.
— Боюсь, на это уже нет времени.
— И все-таки, Александр, я думаю, что всем горовчанам будет интересно узнать, почему вы решили сделать репродукцию иконы, которая несколько лет назад была украдена из квартиры ваших соседей, заслуженных врачей России.
— Не понимаю, о чем вы… Все, интервью на сегодня закончено! Прошу всех пройти на первый этаж.
— Вы нас выгоняете? — прозвучал мужской голос.
— Я приглашаю всех к фуршетному столу.
— На кухню, где обедает прислуга? — язвительно заметил хриплый голос.
— Лично я не боюсь назвать себя слугой искусства, — патетично заявил Ивченко.
— Он просто душка! Я хочу его! — выкрикнул какой-то гей.
В другом крыле журналисты атаковали госпожу Ивченко.
— Скажите, Людмила Дмитриевна, как рано вы заметили у вашего сына талант? — поинтересовалась Кайнова.
— Уже в самом раннем детстве. Когда другие дети его возраста рисовали ничего не значащие каракули, Саша делал вполне осмысленные карандашные наброски окружающих предметов. Но особенно ему удавались портреты, — не без гордости за сына сказала «газовая леди».
— Скажите, а какое образование у вашего сына? — осведомилась Петина.
— При чем здесь образование? Талант либо есть, либо его нет. Ни одна самая именитая школа искусств не сможет научить бездаря держать кисть, зато она может лишить талантливого художника самобытности.
— Людмила Дмитриевна, скажите честно, вам нравятся работы вашего сына? — продолжала Петина свое интервью.
— Что за вопрос? Конечно, я являюсь поклонницей его творчества.
— А какая картина самая любимая? — уточнила Кайнова.
— Таких много.
— И все-таки?
— Мне нравится его автопортрет.
— Скажите, почему Александр изображает на своих полотнах исключительно мужчин? — спросила Петина.
— Мой сын в основном пишет картины на библейские сюжеты. Христос, апостолы — это ведь лица мужского пола, не так ли?
— А как же Богородица, Мария Магдалина? Вашего сына совсем не привлекают женские образы?
— Светлана, а почему вы пишете о культуре, а не о спорте или экономике? — с издевкой в голосе осведомилась госпожа Ивченко.
Петина не смогла оперативно ответить на ее вопрос. Тогда Людмила Дмитриевна поинтересовалась:
— У кого-нибудь еще остались вопросы?
— Да, у меня есть вопрос. Виктор Дрозд, газета «Наше время», — представился журналист. — Скажите, пожалуйста, как вы относитесь к однополым бракам?
— Простите, я не понимаю, чем вызван ваш интерес к данной проблеме.
— В наше время данная проблема волнует очень многих, особенно присутствующих здесь…
Стоило скандальному журналисту затронуть «голубую» тему, как на госпожу Ивченко посыпались вопросы завсегдатаев гей-клуба.
— Да, Людмила Дмитриевна, ответьте, что вы думаете по этому поводу? Нам это очень интересно.
— Скажите, вы бы позволили Саше встречаться с юношей, например со мной?
— Вы в курсе, какова сексуальная ориентация вашего сына?
— Немедленно прекратите балаган! — возмутилась госпожа Ивченко. — Впрочем, я отвечу на ваши вопросы… Если художник рисует исключительно женские портреты, никому не приходит в голову называть его ловеласом и донжуаном. Так почему же мужские портреты заставляют вас думать о том, что их автор — гей?
Никто из присутствующих не рискнул ответить, и на какой-то момент в доме воцарилась тишина. Однако длилась она недолго — кто-то из гостей наткнулся на закрытую дверь и сказал:
— Странно, там слышны голоса, но створка заперта. Что там происходит?
— Я предлагаю всем спуститься на первый этаж, к фуршетному столу, — сказала Людмила Дмитриевна. — Александр уже там. Он вас ждет!
Голоса и шаги постепенно стихли…
Я вернулась на съемную квартиру, и Алина стала мне взахлеб рассказывать о том, что происходит в доме Ивченко:
— Представляешь, она спрятала свою родню вместе с Чернецовым в какой-то комнате, а сама еле успевала отбиваться от журналистов, которые задавали ей весьма пикантные вопросы о сыне. Особенно отличился Виктор Дрозд.
— Я потом все прослушаю в записи. Скажи, Петрович вернулся?
— Вроде бы нет. — Нечаева приставила бинокль к глазам. — О, легок на помине, выходит из такси. Представляю, как ему влетит от Ивченко!
Охранник сразу же стал выставлять на улицу сильно захмелевших гостей. Примерно за час Колосов очистил коттедж от завсегдатаев гей-клуба. Журналисты ушли сами, снимая на камеры и фотоаппараты, как недружелюбно провожают за дверь почитателей таланта молодого художника. Когда все «левые» гости ушли, из дома, пугливо озираясь по сторонам, стали выползать немногочисленные родственники Ивченко.
— Так, Володя, немедленно приезжай за мной! — услышали мы голос Чернецова, банкир звонил своему водителю. — Да, уже можно.
— Гриша, ну может, ты останешься до завтра?
— Нет, Люда, мне здесь делать нечего. Признаюсь, я не ожидал от тебя такого…
— Какого, Гриша, такого? Это же молодежь, она неуправляемая, когда собирается больше трех человек!
— Не просто молодежь, а какой-то клуб гомосексуалистов, и, похоже, твой сын тоже в него входит. Ты хоть понимаешь, Люда, что едва не подставила меня? Представляешь, что могли бы написать обо мне журналисты?
— Так я же и говорила, что не надо их пускать.
— Все, я не желаю больше ни минуты оставаться в этом доме!
— Я поеду с тобой.
— Нет, Людмила, мне надо побыть одному, все хорошенько взвесить…
— Гриша, уж не хочешь ли ты сказать, что сегодняшнее происшествие может отразиться на наших отношениях?
— Хочу, — откровенно признался Чернецов. — О, я вижу, Володя подъехал. Счастливо оставаться!
— Гриша, я люблю тебя!
— Не надо, Люда, лишних слов. Ни к чему.
— Мама, да не унижайся ты перед ним… перед надутым индюком! — встрял в разговор Александр. — Пусть катится отсюда вон, если его пугает, что я гей. Да, я гей! И не стыжусь этого!
— Саша, замолчи! — Голос Людмилы Дмитриевны дрогнул. — Как ты мог? За что ты со мной так?
— Мама, поверь мне, я не хотел…
— Не хотел он… О чем ты только думал, когда приглашал этих людей?
— Да никого я не приглашал, — оправдывался Александр.
— Так я тебе и поверила! У них же были пригласительные билеты.
— Я понятия не имею, кто их напечатал.
— Не ври! Все равно я не верю ни одному твоему слову. Ты мою жизнь разрушил, и я тебе этого никогда не прощу.
* * *
На следующий день все горовские газеты взорвались фейерверком статей о творческом вечере Александра Ивченко.
— Дедуля, ты только послушай! — веселилась я. — «Сын известной бизнес-леди, Александр Ивченко, под видом своего творческого вечера устроил у себя дома «голубую» сходку… Людмила Дмитриевна призналась, что считает сына талантливейшим художником, основоположником нового направления в современной живописи, который охарактеризовала как фьюжн иконописи и сюрреализма. Остается только гадать, почему она не захотела проспонсировать экспозицию его работ в одном из выставочных залов города…»
— Полетт, у меня такое ощущение, что звездой вчерашней тусовки была именно госпожа Ивченко, а не ее сынок-именинник, — заметил Ариша.
— Так и есть. Никто не воспринимает Александра всерьез, он всего лишь сын своей известной матери. Без нее Сашка — ноль без палочки. Даже его слова приписываются Людмиле Дмитриевне. Благодаря журналистам наша «газовая леди» превратилась в покровительницу всех геев, — резюмировала я.
— Это хорошо для нас или плохо? — уточнил дедуля.
— Конечно, хорошо. Госпожа Ивченко страшно обижена на сына за то, что тот рассорил ее с Чернецовым. По-моему, она еще надеялась как-то залатать трещину в отношениях с банкиром, но после скандальных статей вряд ли такое возможно. Мамаша уже пообещала Сашке перекрыть финансовый поток. А что будет, когда станет известно о его причастности к убийству Голубевой? Кстати, один журналист заметил, что Александр сделал почти точную копию иконы, украденной из квартиры Тамары Вахтанговны. Сашка едва дар речи от этого не потерял… Интересно, откуда репортер это узнал? Надо будет попросить Ярцева, чтобы свел меня с Дроздом…
— Полетт, по-моему, звонит твой мобильник, — перебил меня Ариша.
— Да, спасибо, слышу.
Я направилась в свою комнату. Судя по мелодии, звонил Крючков.
— Полина, надо полагать, это твоих рук дело?
— Во-первых, добрый день. А во-вторых, что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду публикации в прессе. Почему ты меня ни о чем не предупредила? Даже Серебров, оказывается, был в курсе, что художник устраивает творческий вечер, а я не удостоился чести знать о нем заранее.
— Женя, по-моему, важен результат, а не то, как мне удалось его достигнуть. Но если честно, то я ни о чем тебе не рассказала, потому что боялась сглазить…
— Ну что ж, Полина, я тебя поздравляю. Благодаря твоим стараниям Сашка Ивченко наверняка впал в немилость у своей мамочки. Пора переходить к заключительному этапу нашей операции, не правда ли?
— Пора, — подтвердила я.
* * *
Ярцев по моей просьбе организовал мне встречу с Виктором Дроздом. Оказалось, что журналист встречался с Голубевой примерно за неделю до гибели женщины. Та рассказывала Виктору о коллекции икон, которую собирал ее муж. Икона Целителя Пантелеймона была семейной реликвией супруга, которая передавалась из поколения в поколение, ведь практически все его предки были врачевателями. Тамара Вахтанговна обмолвилась, что какой-то сосед просил ее продать все иконы, но она отказалась, признавшись, что завещала их церкви Спаса на Крови.
Несмотря на то, что Голубева не назвала Дрозду фамилию того предприимчивого соседа, я не сомневалась, что им был Ивченко. Художнику не удалось законным путем завладеть иконами, и тогда Александр решил пойти на преступление, исполнителем которого стал сантехник.