Глава 10

Из дневника Ольги Камышиной:

«Лика так искренне рада за меня. Другая бы завидовала, старалась лишний раз не говорить на больную для нее тему. Она же постоянно расспрашивает про конкурс, про условия, про состав жюри и отборочного комитета, про программу, даже записывает что-то. Я ее спросила, зачем, она ответила, что попытается найти выходы на комитет. Наивная, думает, если колбаса с завода ее папаши поставляется в столицу, то можно купить всю Москву? К тому же я никогда не приму такую помощь, иначе всю жизнь буду чувствовать себя ущербной».

И чего это порядочные люди такие наивные? Почему нельзя быть одновременно чистым и объективным? Будь девушка немного глазастее, давно бы поняла, что ее лучшая подруга всю жизнь старалась быть на шаг впереди нее. В чем-то ей это удавалось, но талант не купишь ни за какие деньги, да и любовь – штука непредсказуемая. Славу Ольги в черте города Лика еще как-то терпела, но как только у Камышиной появился шанс стать звездой российского масштаба, да еще и с мощной поддержкой в лице Пахомова, Лика пошла ва-банк. Медлить здесь действительно было нельзя.

Алина категорически отказалась спать в гостевой комнате. Кажется, она действительно боялась мести скалолазов. Пришлось положить ее в моей. Полночи она болтала, потом неожиданно на полуслове уснула. Проснулась я рано, сведения, полученные вчера, не давали мне заснуть, я все думала, открывать ли глаза на правду Катерине или предоставить ей готовый результат уже после завершения работы? Уж очень ей хотелось видеть виновным во всех грехах именно Олега. Что это? Материнская ревность? Или ревность женщины, привыкшей считать дочь невзрачной гусеницей и вдруг понявшей, что гусеница превращается в бабочку? Ну и что, что мать. Бывает и такое. Кажется, отец у Ольги человек тихий и незаметный, да и жизнь их прошла в черно-белом цвете, а у Ольги впереди такое цветное будущее!.. Из дневника Ольги я поняла, что она чертовски устала от чрезмерной опеки и ощущения, что она всем чем-то обязана. Может, это чувство и было выпестовано в ней матерью? Нет, Катерине пока ничего говорить не будем, а вот Олегу, пожалуй, можно и открыться. Хватит держать парня в неведении, он и так места себе не находит. Сегодня узнаю, как движется очередь на операцию Ольги, если деньги нужны срочно, озвучу эту проблему Олегу. Заодно и проверим, насколько дорога ему его подруга.

За окном что-то неприятно зашуршало, и я открыла глаза. Несмотря на то что утро было в разгаре, в комнате стоял сумрак. Я взглянула в окно – все его пространство закрывали разноцветные воздушные шарики, накачанные гелием. Интересно, что там у романтиков идет дальше по списку? Рекламный щит с фотографией любимой возле дороги? Полет на воздушном шаре с разбрасыванием листовок? Печать моего нежного лика на обложке рулона туалетной бумаги? Как скучно...

Я подошла к окну и проткнула булавкой яркий желтый шар. Он оглушительно хлопнул, и за спиной у меня раздался легкий вскрик. Я совершенно забыла про Алину!

– Стреляют? Скальники?

– Никто не стреляет, успокойся. Это мой неведомый поклонник шарики подвесил, – не вдаваясь в долгие объяснения, призналась я.

– Я тоже хочу шарики и неведомого поклонника, – протерла глаза Алина. – Мне еще никто шарики не дарил. А как он смог так высоко забраться? Так высоко только наши могут. Может, это кто-нибудь из наших? Может, Славик? Он тайно в меня влюбился и решил сделать мне приятное. Он милый, он может.

– Ты забыла? Ваши теперь не имеют права в тебя влюбляться, они имеют право только на месть. Нет, это точно не ваш, скорее всего какой-нибудь богатый бизнесмен, он для этого людей нанял.

– А ты уверена, что все старания ради тебя?

– Конечно. Это ведь окно моей спальни, – продолжала я поддразнивать подругу.

– Надо проверить. Должна же быть там какая-нибудь записка или коробочка с подарком. Давай посмотрим?

Алина бесстрашно спрыгнула с кровати и подбежала к окну. Связка шариков была привязана к подоконнику, а к ним, посредством тонкой, но прочной веревки, действительно что-то крепилось. Что-то, никак не напоминающее записку или перстень со скромным бриллиантом. Сгорая от любопытства, мы втянули в комнату нашу добычу. Это оказался узел, крест-накрест перевязанный веревкой. При первом взгляде на него Алина побледнела.

– Все. Мне конец. Они нашли меня.

Я тоже догадалась, чем в этот раз одарил меня Владимир. Алинкины вещи. Одежда, ботинки, даже косметичка, которую она прятала в овраге под камушком.

– От них нигде не скрыться! Это черная метка! Они пришли за мной!

– Алина, прекрати нести чушь! – рассердилась я. – Ты путаешь мирных спортсменов с пиратами Карибского моря. Ребята благородно избавили тебя от необходимости возвращаться в лагерь и объяснять свой дикий поступок, а ты вместо благодарности обвиняешь их во всех смертных грехах.

– Ты думаешь? Ты считаешь, что он так просто простит мне предательство? Ты предполагаешь, что мой возлюбленный – тряпка? Я от тебя этого не ожидала.

Я глубоко вздохнула. Спорить с Алиной – дело неблагодарное. Я загрузила ее добро в стиральную машинку и отправилась на кухню варить кофе. Может, Владимир одумается и влюбится в мою подругу? Им было бы так весело вдвоем. А может, он уже близок к этому? Алина с самого начала выбрала неверный путь к завоеванию его сердца: мужчинам неинтересны покладистые подруги, смотрящие им в рот и ловящие каждое слово. А вот после того, как она коварно пыталась лишить его жизни, он может всерьез обратить на нее внимание. Подобная страсть заслуживает пристального интереса, хотя бы ради сохранения собственной жизни.

Кофе в джезве уже начинал дышать, когда зазвонил мобильник. На экране высветилось имя корреспондента газеты «Горовск сегодня».

– Полина, ты читала наш сегодняшний выпуск?

– Нет, конечно, ты же знаешь, не испытываю любви к провинциальной прессе.

– Ну, и зря! Очень советую репортаж «Подвиг дружбы».

– Твой новый шедевр? Утопающий мальчик вынес из пожара отравившуюся одноклассницу?

– Хуже. И не мой. А того козла, который писал гадости о Камышиной. Пересказывать не буду, читай сама.

Я поблагодарила Антона и дошла до киоска, который располагался возле небольшого продуктового магазинчика в нашем поселке. Статья хоть и не являлась передовицей, была ярко анонсирована. Я, не доходя до дома, развернула газету и пробежала глазами текст:

«Подвиг каждый понимает по-своему. Можно спасти погибающего, можно сказать правду в лицо влиятельному человеку, а можно прикрыть собой друга. Прикрыть, как в физическом смысле, так и в моральном. У всех еще сохранилась в памяти грустная история со скандалом, связанным с именем молодой певицы Ольги Камышиной, так вот, эта история имела продолжение. Уже не секрет, что наш город удостоился чести представить свои таланты на Всероссийском вокальном конкурсе. По злой иронии судьбы, жребий пал на кандидатуру Камышиной. Но как возможно отправлять эту девушку на суд столичных судей после того, что произошло? Честно ли это в отношении других начинающих исполнителей нашего города? Жаль, что Камышина сама об этом не подумала. Зато подумало провидение. Так случилось, что Ольга физически не может поехать в Москву. Так случилось. Что же поделаешь? Все под богом ходим. И тогда спасти репутацию нашего города, а заодно и самой Камышиной решила ее верная подруга, не менее талантливая, но пока не раскрученная певица Лика Шлейко. Чувствуете, как звучит? Сколько шарма в этом звуковом сочетании! Почти все наши эстрадные дивы вынуждены менять свои простенькие и незапоминающиеся имена, Лика же избежит этой жалкой участи. И это знак. Звучное имя... Спасение репутации подруги... Прекрасное начало!»

В общем, информация для меня не новая, но какой же гад этот писака! Я прочитала его имя в конце статьи. Надо же, ворчит на эстрадных звезд, а сам использует скромненький и невыразительный псевдоним «Спайс». Понятно, что журналистика априори продажна, но не до такой же степени! Он мог возвышать Лику, но не трогать Ольгу. Ничего, с этим мы разберемся быстро и просто. Любишь выставлять людей дураками? Попробуй побыть на их месте. Затевать серьезную возню из-за этого мелкого пакостника не было времени, поэтому поступить с ним я решила простенько и незатейливо.

Я добралась до дома, вышла в Интернет, зарегистрировала новый почтовый ящик, использовав имя известнейшей и раскрученной столичной желтой газеты, и отправила на адрес «Горовска сегодня» официальное приглашение корреспонденту Спайсу на вакантное место в штате. Естественно, не поскупилась на несколько льстивых эпитетов в его адрес и туманные обещания блестящих перспектив. Спайс ответил сразу, и несколько часов я занималась переговорами: торговалась по поводу зарплаты, расписывала жилье, которое «мы» за символическую плату предоставляем иногородним сотрудникам, обещала прописку, льготные путевки, загранкомандировки... Не клюнет, так помечтает. Корр., кажется, клюнул.

Уже через полчаса мне позвонил Антон Ярцев и, захлебываясь от профессиональной зависти, выложил мне эту новость, несколько приукрашенную и сдобренную хорошей порцией неласковых слов. Спайс не терял времени: он успел подать заявление об уходе, поссориться со своей девушкой, договориться о сдаче квартиры на год, рассказать всем сотрудникам газеты, включая главного редактора, что он о них думает, и заказать билет в Москву. Приятно работать с такими людьми! Я не стала открывать Антону глаза на правду: журналисты – люди эмоциональные, не удержится, расскажет кому-нибудь, и план мой сорвется. Хорошо, что я вовремя подключила Интернет и к сотовому, можно оставаться на связи и не быть привязанной к компьютеру.

Забегая вперед, скажу, что в течение дня Спайс все-таки ухитрился купить билет на завтрашнее число. «Мы», угрожая потерей вакансии, требовали именно срочного выезда на новое место работы. Так как «газета» не могла предоставить своему новому спецкору отпуск на ближайшее время, собраться, решить все дела, сдать квартиру следовало немедленно. У этого пройдохи энергия била через край, а эйфория от столь завидного предложения лишила его остатков осторожности: чего стоило купить газету и выйти на официальный сайт? Или созвониться с главным редактором?

Наверное, этот день по моему гороскопу был отмечен как день неожиданных телефонных звонков. Второй звонок был от главврача больницы, где лежала Ольга.

– Полиночка, я попрошу уточнить, насколько серьезно ваше заявление о том, что деньги на операцию Камышиной будут выплачены. Понимаете, я держу в руках официальный отказ ее матери от платной операции. Это не шутки, это все очень серьезно. Мне стоило больших трудов уговорить светило медицины приехать в наш городишко, и вдруг – отказ. Как это понимать?

В голосе его звучало плохо скрываемое раздражение, и я прекрасно понимала гнев эскулапа. Я попросила ничего не отменять и выехала в больницу. Стоило лично встретиться с Катериной и узнать, что заставило ее принять такое решение.

Мать Ольги я нашла возле палаты дочери. Что-то за прошедшее время неуловимо изменилось в женщине, даже не внешне, а внутренне. Исчезла уверенность, пропала злость, окончательно потух взгляд.

– Катерина, что случилось? Почему вы отказались от операции? – присела я рядом.

– А мы и не давали на нее согласия, – тихо ответила она. – Мы никогда не найдем таких денег.

– Но можно занять. Я помогу, я найду спонсора, обещаю, не отказывайтесь от операции.

– Думаешь, таким, как мы, легко будет вернуть долг? – В глазах Катерины опять мелькнули злые искорки. – Живете, жируете! Не знаете, что делается за стенами ваших дворцов.

Я решила не спорить по поводу дворцов. Зачем? Сейчас не важно, как она относится лично ко мне.

– Я же сказала, я найду спонсора. Вам следует только подписать согласие на платную операцию.

– Вам бы только деньги содрать, – не слышала она меня. – Охотитесь за такими, как мы, наживаетесь на нашем горе. Не надо нам продажных докторов, есть еще честные люди в России и настоящие друзья. Нам уже обещали найти врача, который сделает операцию совершенно бесплатно.

– Кто обещал? – уже догадываясь, какой услышу ответ, спросила я.

– Шлейко. Он порядочный, хотя и богатый. И дочка у него не наживает состояние на чужом горе. Кстати, я отказываюсь от ваших услуг. И платить вам не собираюсь. Вы ничем не помогли мне, этот мерзавец не просто чувствует себя безнаказанным, но и смеет появляться мне на глаза и предлагать деньги на операцию. А я не торгую своими детьми! Я не торгую своей совестью! Убирайтесь!

Так, надо искать Олега. Мать совершенно потеряла голову от горя, а Шлейко распоясались не на шутку. Я опять поднялась к главврачу и спросила его, что он думает по поводу бесплатной операции. Доктор поморщился:

– Это вам мамаша Камышиной рассказала? Даже не берите в голову. Хирурга, который, как она утверждает, берется делать операцию ее дочери, я не допустил бы и на вскрытие фурункула. Он уже год лишен права вести лечебную практику, что я считаю своей заслугой. Он действительно оперировал в нашей клинике, оперировал из рук вон плохо, но, к сожалению, даже в медпрактике нет статьи для увольнения на основании того, что человек работает непрофессионально. Я терпел его, пока он не явился на операцию в нетрезвом виде. Спасибо сотрудникам, вовремя заметили. Не беспокойтесь, никто его до операции не допустит, это полный бред, если только девочку не выкрадут и не сделают ей операцию подпольно. Так я могу быть уверен в том, что в последний момент не последует отказа от операции?

– Это я беру на себя.

– Знаете, – смущенно крякнул врач, – я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что человеческая жизнь стала зависеть от размеров кошелька. Испытываю глубочайший стыд, но ничего не могу поделать. В глазах пациентов мы выглядим эдакими алчными злодеями, и изменить общественное мнение пока не удается.

Я понимающе кивнула.

– Дата операции уже известна? Прекрасно. Ничего не говорите матери, мне удастся ее убедить.

«Убедить взять деньги у Олега», – подумала я. Ничего, придет время, и Катерина узнает, кто истинный враг ее дочери. Тогда, думаю, ее не придется долго уговаривать. Я попросила доктора держать меня в курсе дела и вернулась к палате Ольги.

И вовремя. Возле палаты Ольги собралось слишком много посетителей, видеть друг друга которым было противопоказано. Я стянула со стола отсутствующей дежурной медсестры какой-то конспект и шапочку, надвинула ее на глаза, застегнула халат и пристроилась у соседнего окошка, изображая крайнюю степень заинтересованности содержимым тетрадки.

– Катерина Ивановна, зачем вы это сделали? Неужели вы думаете, что, если погубите меня, Ольге будет лучше? Я могу многое сделать для нее только при условии, что буду на свободе. Не лишайте вашу дочь шанса! – кипятился Олег.

– Катериночка Ивановна, и правда, заберите заявление, – убеждала женщину Лика. – Эта свидетельница, которую вы нашли, совершенно не внушает доверия, неужели вы думаете, что Олег и правда мог толкнуть Олечку под машину?

О чем это они? Катерина нашла свидетеля, утверждающего, что Олег пытался убить Ольгу? Она подала заявление в прокуратуру? Что ж это получается, я столько времени искала доказательства наличия или отсутствия косвенной вины Олега, а его обвиняют в элементарной уголовщине? Вовремя я здесь оказалась!

– Вот увидите, свидетель ошибается, – пытался втолковать Олег, – все скоро выяснится!

Катерина молча переводила взгляд с Лики на Олега. На лице ее застыла мертвая улыбка. Кажется, она слышала только то, что творилось у нее в голове. Слепая жажда мести – вот, что было сейчас для нее главным. Понятно, почему Ольга чувствовала себя такой одинокой.

– И вообще, хватит ссориться! – воскликнула Лика. – У меня для всех прекрасная новость.

Ее услышали. В сложившейся ситуации фраза «прекрасная новость» подействовала магически и заставила замолчать не слышащих друг друга людей.

– Все помнят, конечно, – с сияющим глазами продолжила Лика, – что послезавтра у меня день рождения? В этот день мы с папой дарим городу подарок, большой концерт. Папе удалось устроить приезд настоящей звезды первого эшелона, она выступит во втором отделении. Отгадайте, кому отдано первое отделение? Мне! Билеты не такие уж и дорогие, если учесть, сколько придется отдать за второе отделение. А еще нам удалось заманить на него саму Ольгу Ильиничну, вы представляете, что это значит? Она увидит мой триумф, увидит, как любит меня город, и Гран-при конкурса у нас в кармане! Я посвящу свое выступление памяти... нет, просто Ольге. И даже могу направить часть денег в больницу в качестве благотворительной помощи. Это же прекрасное начало! Ну как?

Все молчали.

Все разворачивалось слишком быстро. Уже спустя несколько часов Олег был задержан по подозрению в покушении на убийство и давал показания. К сожалению, на момент предполагаемого покушения у него не было алиби, как он утверждает, в это время он обедал в кафе. Хорошо, если его вспомнит официант и сможет с уверенностью указать время пребывания клиента в обеденном зале, а если нет? Впрочем, эту проблему я пока оставила на совести следователя. А вот встречу с самим Олегом откладывать было нельзя, даже если именно в этот момент осуществить ее было сложнее всего. Я попросила Аришу, чтобы он узнал имя следователя, который вел дело, ориентиры свидетельницы, которая утверждала, что Ольгу толкнул под колеса Олег, и позвонила Курбатову: неважно, что он служил не в уголовке, а в ФСБ, в нашем городке все властные структуры были тесно связаны между собой и, естественно, не отказывали коллегам в небольших услугах. Я могла бы добиться свидания с Олегом и без помощи Курбатова, но на это ушло бы время, а его и так оставалось совсем мало.

В этот вечер устроить встречу с Олегом не получилось, зато уже утром я сидела за столом мрачной комнатушки, предназначенной для свиданий.

– Я просил другого адвоката, – сухо уронил Олег.

– Меня зовут Полина Казакова, и я не адвокат, – ответила я.

– Журналист? У меня нет ни времени, ни желания на общение с вашим братом.

– По поводу времени согласна, а вот с желанием придется кое-что подкорректировать. Вы не замечали, что в последнее время вокруг вас происходят события, не поддающиеся логическому объяснению?

– Снимаете порчу, сглаз, привороты? – невесело усмехнулся он. – Новая услуга доблестной милиции? Не тратьте время, милая девушка, я не верю в проклятия и своими силами решу эту проблему.

– Решите. Только у меня на поиски причины вашего повального невезения ушла уйма времени, это с учетом того, что я была на свободе, имела некоторый опыт в расследовании подобных дел и обладала связями. И, заметьте, это только на поиски причины.

– Рассказывайте, – наконец, заинтересовался он.

Я не стала ломаться, хотя и хотелось в отместку немножко его помучить. Времени было немного, поэтому я сообщала ему лишь добытые факты, выкидывая из своего рассказа описание средств, с помощью которых мне удалось узнать так много. В какой-то момент Олег усомнился в правдивости изложенных фактов, тогда мне пришлось признаться в краже дневника Ольги и раскрыть несколько секретов моей информированности.

– В чем ваша заинтересованность? – спросил он, когда я закончила свой рассказ. – Почему вы мне помогаете?

– Если я скажу, что хочу добиться торжества справедливости, вы мне не поверите, – пожала я плечами. – Считайте, что я просто хочу содрать с вас гонорар. Катерина отказалась от моих услуг, когда самая сложная и неприятная часть дела была уже выполнена. К тому же мне нужна помощь заинтересованного в этом деле и материально обеспеченного человека. Вы в курсе, что мать Ольги отказалась от услуг высококлассного хирурга из-за того, что не может оплатить операцию? Я, не ставя ее в известность, записала девушку в очередь, так что дело только за финансовым обеспечением. Вы готовы оплатить операцию и мои услуги? В таком случае, не берите адвоката и во всем слушайтесь меня. Я в состоянии помочь вам как можно быстрее выйти отсюда. Вы когда-нибудь играли в любительских спектаклях?

– Играл, – улыбнулся Олег, – в детском саду медведя.

– Опыт, конечно, жалкий, но сойдет. Запомните: мы с вами незнакомы. Вы не в курсе того, что травлю на Ольгу организовали Лика и ее папаша. Сможете общаться с ними по-прежнему?

– Будет сложно, но я постараюсь, – пообещал он.

– Не предпринимайте без моего ведома никаких шагов, ничему не удивляйтесь. Если возникнет ситуация, при которой придется принимать какое-то решение, звоните мне. С будущей тещей старайтесь не общаться и не говорите, что оплатите операцию. Женщина в данный момент не совсем адекватна и может все испортить. Верьте мне, Олег, и дальнейшие события потекут так, как нужно нам.

– А Ольга? Ольга выкарабкается? – совсем по-детски спросил он меня.

– Мы с вами сделаем все, что в наших силах, а она пусть старается сама. Думаю, теперь у нее появились стимулы. Ведь предала ее, как оказалось, всего лишь завистливая двуличная дрянь.

– Только она пока этого не знает.

– Думаешь? Кстати, может, перейдем на «ты»?

– Согласен. И постарайся как можно быстрее вытащить меня отсюда. Не могу бездействовать.

Я и сама не была заинтересована в проволочке, поэтому дома безжалостно растолкала спящего Аришу.

– Между прочим, я вернулся домой уже на рассвете, – обиженно пробурчал он, – так что могла бы дать старику поспать.

– А кто тебя заставляет гулять до рассвета?

– А кто отправил меня на разведку? – вопросом на вопрос ответил он. – Думаешь, так просто раздобыть данные свидетеля? О программе защиты свидетеля у нас слыхом не слыхивали, поэтому никто не будет отвечать тебе прямо на поставленный вопрос.

Думаю, дед лукавил. Связи его позволяли решить столь простые вопросы с помощью обычного телефонного звонка, но это было бы слишком легко и неинтересно, душа его требовала приключений, а совесть – оправданий старой страсти к ночным загулам в казино. Загулам, против которых я никогда не возражала. Дед не злоупотреблял спиртным, поэтому за его здоровье я не волновалась, не ввязывался в скандалы, общался с людьми, которые обладали врожденной интеллигентностью или пытались имитировать оную, так что его слабость можно было считать вполне позволительной.

– Я же не мог прямо в лоб потребовать у уважаемого человека все данные, – продолжал меж тем он. – Сначала я позволил ему меня обыграть, потом сослался на шапочное знакомство с Олегом и посетовал на то, что столь уважаемый джентльмен попал в неприятную ситуацию. Кстати, следователь Олега и сам сомневается в правдивости показаний свидетельницы, так что он на его стороне. Дело за малым – разобраться с этой нехорошей женщиной.

– Катериной Ивановной?

– Катерина Ивановна – несчастная женщина, а я имею в виду дворничиху, которая свидетельствует против Олега. Адрес ее я узнать постеснялся, это выглядело бы уж слишком откровенно, а я делал вид, что просто беседую, а не допрашиваю, зато ее легко можно найти по участку: она убирает двор дома, где живет Катерина Ивановна, занимает подсобку на первом этаже соседнего подъезда. Дама какое-то время бомжевала, потом устроилась на работу и получила теплый угол. Судя по всему, приехала на заработки из одной из стран бывшего СНГ, но достойно устроиться не смогла, поэтому сейчас рада и этой работе – по крайней мере, у нее есть крыша над головой, да и жильцы нанимают ее то окна помыть, то после ремонта квартиру убрать. Думаю, следователь и сам выведет ее на чистую воду, так что ты зря волновалась.

– Пока он разберется, может неделя пройти, а Олег нужен мне уже сегодня.

Дом, в котором проживала Катерина Ивановна, я запомнила еще с того раза, когда добывала дневники Ольги. Оставалось вычислить квартиру дворничихи. Окошки подсобок первого этажа были мутные и нежилые. Лишь одно было отмыто и занавешено стираной, выцветшей от времени занавеской. Для встречи я оделась в серый офисный костюм, хорошо послуживший мне в те времена, когда я работала на кирпичном заводе. Волосы сколола в тугой пучок, слегка тронула веки розоватыми тенями, отчего глаза казались уставшими и воспаленными, припудрила щеки, ресницы и брови, нацепила очки в толстой роговой оправе. Вид у меня получился утомленный и невзрачный, думаю, даже при всем желании дворничиха не сможет найти в моей внешности запоминающиеся черты. Для полного отвлечения внимания от моего лица, я нацепила на голову яркий ободок со стразами. А чего? Я невзрачная, неуспешная сотрудница УФМС, решившая как-нибудь себя приукрасить. Не думаю, что у представителей этой структуры есть определенный дресс-код.

Я зашла в подъезд и постучала в фанерную дверь без номера. Мне открыла чернявенькая худенькая женщина очень маленького роста. Я, не спрашивая разрешения, шагнула в комнату. Очень бедно, но с претензией на уют: диван-раскладушка, коврик с оленями, абажур из пластика, электрическая плитка, умывальник.

– Ну, что мне с вами делать? – с оттенком вековой усталости спросила я ее. – Депортации вы не подлежите, с видом на жительство все в порядке, в порядке? Я не ошибаюсь?

– Конечно, конечно, – засуетилась та, – я стараюсь делать все вовремя.

– Покажите бумаги, – потребовала я.

– Вы из миграционной службы? – уточнила дворничиха.

– А откуда же? Не из Интерпола же. Так, хорошо, – я внимательно просмотрела бумаги и паспорт, – а то, понимаете, с нас тоже требуют, а за всеми не уследишь. Ну, у вас все в порядке, я пошла, мне еще три адреса посетить надо.

Я встала и направилась к двери.

– Ты чего приходила-то? – задала, наконец, свой вопрос дворничиха.

– А я не сказала? Ничего, обычная формальность. Запрос из прокуратуры поступил. Вы же проходите свидетелем по делу?

– Ну, прохожу. А что, нельзя?

– Почему же нельзя? Это ваш гражданский долг. Просто если вдруг выяснится, что вы лжесвидетельствуете, у нас возникнут проблемы.

– У вас?

– Ну, не у вас же. Вам просто придется ждать, пока решится, где вы будете отбывать срок. Скорее всего в российской тюрьме, но ваше посольство может потребовать выдать вас для отбывания наказания на родине. Представляете, как нам всыплют, если не все бумаги будут в порядке? Даже выговор могут объявить. А вы где хотели бы в тюрьме сидеть, у нас или на родине? Не выдавайте меня, пожалуйста, но я бы советовала вам уже сейчас связаться с посольством и начать переговоры по оформлению вас в родную тюрьму. Все-таки дома и стены помогают. Ну, всего хорошего!

– Стойте! – преградила она мне дорогу. – Да за что ж меня в тюрьму-то? Я гвоздя чужого не украла, хотя могла бы, в богатых домах чуть не каждый день убираюсь. Кого хотите, спросите!

– Чего вы переполошились? Посадят вас только в случае, если вы дали заведомо ложные показания в том деле, по которому вы проходите свидетелем. Сейчас проверяется алиби подозреваемого, и уже к обеду будет совершенно точно известно, мог ли он находиться в это время на этом месте. А вы ведь на самом деле видели, как этот парень толкнул девушку на дорогу? Видели?

– Не знаю, может, показалось, – засуетилась дворничиха, – а можно сказать следователю, что показалось, или уже поздно?

– Я же сказала, к обеду все будет ясно. Если вы успеете до этого времени, вам простится. Если нет – не обессудьте.

– Ой, тогда я побежала, – стала обуваться она. – Понимаешь, уж больно мать ее просила, говорит, гад этот Олег, до самоубийства дочку довел и чистым остался. Я, конечно, не против, чтобы он наказанный был, но и самой сидеть за это нет никакого резону. Вот дура-то, на копейки позарилась, спасибо тебе, вовремя ты ко мне завернула. Побегу я!

– Бегите, – разрешила я, – только дорогу аккуратно переходите. А то знаете, как бывает? Сделаешь черное дело, а оно против тебя и обернется.

Дворничиха побледнела и ринулась вниз по лестнице. Ничего, пусть немного потрясется. «Мать просила», «злодея наказать»! За копейки судьбу человека под откос пускают.