Глава 12
Немного лингвистики
На улице еще темно, когда мы выходим из дома. Я позволила себе на этот раз без спроса одолжить бейсболку Скотта, которая так удачно скрывает под козырьком значительную часть моего лица, и воспользовалась той же одеждой, что была на мне вчера. Хезер планировала на сегодня совместный поход по магазинам. Но ничего не поделаешь – теперь его придется отложить до нашего возвращения.
– Меня одолевает какое-то странное ощущение, – признаюсь я Коуди, когда мы спускаемся вниз по улице, и оглядываюсь на темные окна только что оставленного нами дома.
– Это чувство вины, – заявляет он. – И должен предупредить тебя, что если у меня возникнут неприятности – а они возникнут непременно, – то я скажу им, что ты прибегла к киднепингу.
– Киднепинг, – мгновенно отзываюсь я, – насильственное похищение.
Коуди снова издает необычный звук через нос. Кажется, это называется «фыркать».
– Она у нас к тому же еще и ходячий энциклопедический словарь.
– Я не похищала тебя насильно.
– Верно, – соглашается он. – Ты меня просто облапошила.
– «Облапошить», – говорю я, – это просторечие. Означает «обмануть кого-либо с корыстной целью».
– Или кинуть на деньги. Как, например, мошенничая в карты или на бильярде.
– Но я не брала у тебя никаких денег, – возражаю я хмуро.
– Ладно, забыли об этом, – отвечает Коуди, плотнее натягивая лямки своего рюкзака. – Лучше расскажи, как тебе удалось решить проблему Гольдбаха.
– Сама не знаю, – пожимаю плечами я.
– Не знаешь что? Я тебе не верю. Наверняка ты нашла какое-то новое решение в паутине или что-то в этом духе.
– В какой паутине? – недоумеваю я. – В той, что ткут пауки?
Коуди окидывает меня подозрительным взглядом.
– Нет. Я говорю о Всемирной паутине. Об Интернете. Ты всерьез хочешь меня уверить, что забыла даже о нем?
– Я забыла обо всем.
– Но ты можешь свободно ходить, разговаривать и даже решать сверхсложные задачи.
Мне остается только вздохнуть:
– Похоже, что так.
На улице стоит полная тишина. И очень темно. Не горит ни один из фонарей, которые я во множестве заметила, когда мы были в городке вчера. Но мне прекрасно видно лицо Коуди. Он мрачно морщит лоб, а губы кривит в скептической улыбке.
– Но ты не переспрашиваешь, что такое «Интернет». Значит, тебе это слово знакомо?
Он не понимает, что это и бесит меня больше всего.
– Не знаю, как тебе объяснить. Какие-то слова я знаю, а какие-то нет. Причем здесь не существует определенной системы, а если она есть, то я в ней пока не разобралась.
Коуди искоса смотрит на меня.
– Да, хреново тебе, – замечает он, но, увидев недоумение на моем лице, поправляется: – Я хотел сказать, что так жить очень тяжело.
А потом указывает на мое левое запястье.
– И ты, наверное, едва ли помнишь, зачем сделала себе такую необычную татуировку?
Я тут же прикрываю черную полоску на руке, потому что все еще ее стесняюсь.
– Нет, не помню.
Но Коуди берет мою руку и склоняется, чтобы рассмотреть получше. Потом у него загораются глаза.
– Ни фига себе! Мне кажется, это запросто может быть эмблемой какой-нибудь банды или того хуже.
– Что ты имеешь в виду?
– Ладно. Это только мои фантазии, – качает головой он.
– Так что это такое? – спрашиваю я.
– О чем ты?
– Об Интернете.
– А! С чего начать? Это как бы… – Коуди делает паузу, описывая рукой большой круг. – Короче, там можно найти все.
Его описание меня интригует.
– Мы можем туда поехать?
Он снова смеется. Но его смех сейчас звучит намного добрее, чем тот, что я слышала накануне в его спальне.
– Нет. Туда никто не ездит. Это все в компьютере. Или в телефоне. Или на другом мобильном устройстве.
Он сует руку в карман и достает предмет, в котором я узнаю сотовый телефон. Дисплей начинает светиться, стоит нажать на кнопку, а потом Коуди принимается нажимать их одну за другой.
– Смотри, – говорит он, передавая мне телефон. – Вот расписание автобусов. Оно выложено в Интернете.
Коуди пальцем показывает нужную строчку, и я читаю ее.
– Это тот рейс, который нам нужен, чтобы добраться до Лос-Анджелеса. Автобус отправляется отсюда через двадцать минут и прибывает на место в девять сорок два утра.
Он показывает, как читать страницу дальше, и я жадно впитываю информацию.
– А что еще можно узнать с его помощью? – спрашиваю я, дойдя до конца расписания.
– Все, что угодно, – отвечает Коуди, пожимая плечами.
У меня голова пухнет от обилия возможностей. Подумать только! Получить доступ к любым данным, к любой информации с помощью маленькой коробочки – это просто невероятно! Я хочу немедленно взяться за новый поиск, но Коуди забирает у меня телефон и сует себе в карман.
– Будет быстрее и дешевле, если мы найдем сеть вай-фай.
Через пять минут мы добираемся до автовокзала, и Коуди подводит меня к билетной кассе. Он обращается к мужчине, сидящему за прозрачной стеклянной перегородкой:
– Два билета до Лос-Анджелеса и обратно, пожалуйста.
Мужчина нажимает пальцами прямо на экран стоящего перед ним монитора.
– С вас сто тридцать восемь долларов.
Коуди поворачивается ко мне.
– Ты ничего не помнишь и о своем банковском счете, угадал? – ухмыляется он.
– Я… Да. То есть нет… – начинаю мямлить я.
– Тоже ведь цифры, между прочим, – назидательно говорит он, а потом лезет в другой карман и вынимает пачку зеленых бумажек. – Здесь мои карманные деньги почти за две недели. Будешь мне должна крупную сумму.
Рядом с кассовым аппаратом я замечаю такое же устройство для считывания карточек, какое видела вчера в супермаркете, и указываю на него.
– А почему ты не можешь просто воспользоваться этим? – спрашиваю я, стараясь помочь.
Но, кажется, я снова попала пальцем небо. Коуди стонет в голос, передавая мужчине бумажные деньги.
– Потому что родители ни за что не заведут для меня эту дурацкую карту. Я их уже миллион раз просил. Но спасибо, что напомнила.
– Дурацкая карта, – повторяю я за ним, разбивая фразу пополам. – «Дурацкий» – это значит «глупый», «смешной», «нелепый». «Карта» – «прямоугольный кусочек плотной бумаги».
Мужчина-кассир окидывает меня удивленным взглядом, выдавая Коуди билеты. Тот поспешно улыбается ему.
– Понимаете, эта девушка… немного не от мира сего. – Он хватает меня за руку и уводит подальше от кассы, бормоча: – Иногда ты ведешь себя как дитя малое, честное слово. Похоже, ты действительно ничего не знаешь.
От его слов у меня в горле словно ком застревает, но я глотаю обиду и лишь отвечаю:
– Наверняка прежде я знала об этом.
Коуди качает головой.
– Кредитная карта – это кусок пластика, который заменяет наличные деньги. По ней отслеживаются все расходы, а в конце каждого месяца ты возвращаешь банку одолженное. Клянусь, у меня такое чувство, будто я снимаюсь в малобюджетном фантастическом фильме. Ты уверена, что не инопланетянка?
– Едва ли это возможно.
– А жаль, – смеется он. – Это многое бы объяснило, верно?
– Почему же?
Коуди трет пальцем свои кустистые светлые брови.
– Не будем сейчас об этом. Мне нужно сбегать в туалет. Жди меня здесь и никуда не отлучайся, договорились?
– Договорились, – киваю я.
Он указывает на оранжевое пластмассовое кресло у меня за спиной.
– Садись сюда.
Я подчиняюсь.
– И не двигайся с места.
Я вижу, как он скрывается за дверью с нарисованным силуэтом мужчины, а потом начинаю осматривать зал ожидания, считаю людей (одиннадцать) и количество таких же кресел, в каком сижу я (сорок восемь).
Ко мне подходит молодая темноволосая женщина и спрашивает, не знаю ли я, когда здесь делает остановку автобус на Сан-Франциско.
– В пять сорок пять, – сообщаю я.
Кажется, мой ответ ее приятно удивляет.
– Вы тоже туда едете?
– Нет. Мне нужно в Лос-Анджелес. Но я прочитала расписание.
– Вы там живете?
– Возможно, – отвечаю я, но, сообразив, что мой ответ прозвучал, должно быть, двусмысленно, спешу добавить: – Там живет моя семья.
Я прибегаю к обману всего лишь во второй раз. Впервые я сказала неправду, когда заверила Хезер, что юноша у супермаркета просто узнал меня из телевизионных новостей. Мне постепенно становится понятно назначение лжи. Это своего рода защитный механизм.
– Рада за вас, – говорит женщина. – Вы из Португалии или Бразилии?
Вопрос ставит меня в полнейший тупик. Почему она считает возможными только эти два варианта? Быть может, я похожа на уроженку Португалии? Или Бразилии? Но тогда почему никто не упоминал об этом раньше?
– Я не совсем вас понимаю, – начинаю я.
Мне хочется подробнее выяснить, почему она высказала такие непонятные на первый взгляд предположения, в надежде получить хотя бы намек на свое происхождение, но такой возможности мне не дают. Кто-то с силой тянет за мой рукав. Это Коуди вытаскивает меня из кресла и уводит в дальний конец зала.
– Послушай, – говорит он очень серьезно. – Во-первых, избегай вступать в контакты с незнакомыми людьми на автовокзалах. Говорят, это может быть небезопасно. А особенно… особенно, если принять во внимание твой нынешний статус знаменитости.
– Но она всего лишь спросила меня про автобус на Сан-Франциско.
– А во-вторых, – продолжает Коуди, не обращая на мои слова никакого внимания, – и это, вероятно, в данных обстоятельствах даже важнее, объясни, где ты научилась говорить по-португальски.
– Не понимаю, о чем ты.
– Как же не понимаешь, если я сам слышал?
– Что слышал?
– Как ты разговаривала на португальском языке, – поясняет он слегка возбужденно. – Как раз с той женщиной.
Я через плечо огладываюсь на молодую даму в синем платье. Она уселась в кресло, которое только что освободила я. Я вспоминаю наш с ней короткий разговор, и вдруг в моей памяти он всплывает в совершенно ином звучании:
– Voce sabe quando o onibus para Sao Francisco chega?
– Cinco e quarenta e cinco.
– Так я говорю по-португальски? – тупо повторяю я вопрос, заданный мне Коуди.
– По всей видимости.
Я задумываюсь, что бы это значило. Где я могла выучить язык? Быть может, я там когда-то жила? Или я вообще родом из Португалии или Бразилии, как предположила женщина? Не в этом ли причина, что за мной никто так и не приехал? Просто потому, что я живу в другой стране?
– Когда я был совсем маленьким, у меня была нянюшка из Португалии, – сообщает Коуди. – Она могла бесконечно смотреть по телевизору бразильские сериалы.
– А ты не думаешь, что я сама могу быть оттуда? – интересуюсь я.
Коуди пожимает плечами.
– Наверное, все возможно. Но ты говоришь по-английски без малейшего акцента. Так что даже не знаю, что и думать.
Вот и я тоже. Я отмечаю этот инцидент в памяти, добавляя его к очень медленно растущему списку информации, которая становится мне известна. Проблема в том, что пока ее элементы не выстраиваются хотя бы в подобие логической цепочки.
Например, какая может быть связь между португальским языком и моим кулоном? Или татуировкой на запястье? Или юношей, который утверждает, что хорошо меня знает?
– Я непрерывно узнаю о тебе все больше интересного, – говорит Коуди, и в его голос возвращается та примечательная интонация, которую я уже замечала прежде.
– Как и я сама.
В этот момент громкий голос из динамиков у нас над головами сообщает о прибытии автобуса номер 312, следующего в Лос-Анджелес.
– Это наш рейс, – подтверждает Коуди. – Что ж, не продолжить ли нам путь в поисках утраченной тобой памяти?
Через большое окно я наблюдаю, как серебристо-синий автобус с шумом останавливается у края тротуара. На его борту нарисована собака. Она бежит. Куда? Мне этого знать не дано.
Да и знает ли она сама?
За лобовым стеклом прикреплена табличка с надписью: «Лос-Анджелес».
Это всего лишь начало, понимаю я. Но сейчас мне трудно ожидать чего-то большего.
– Да, – отвечаю я Коуди. – Поехали.
