Глава 5
— Эмили! — позвала Би из коридора.
Дверь со скрипом приоткрылась, и в комнату заглянула Би.
— Ох, прости, детка, не знала, что ты еще спишь. Почти десять. Тебе звонит Грег.
Она улыбалась наполовину ободряющей, наполовину поддразнивающей улыбкой.
— Хорошо, — сонно пробормотала я. — Секундочку.
Я встала, накинула зеленый флисовый халат и отправилась в гостиную, где меня ждала Би.
— Держи, — прошептала она, протягивая мне телефонную трубку. — Похоже, ему не терпится поговорить с тобой.
— Ш-ш-ш!
Еще не хватало, чтобы Грег решил, что я сижу и жду его звонка! И вообще, без утреннего кофе мой уровень терпения застрял на отметке «минус два».
— Алло.
— Привет, Эмили.
— Привет.
От его голоса мне сразу стало теплее. Как от двойного эспрессо.
— Знаешь, я никак не привыкну, что ты на острове, — сказал Грег. — Помнишь, как мы нашли старую тарзанку на пляже мистера Адлера?
— О, да, — улыбнулась я, вдруг вспомнив цвет его плавок: зеленые с синей отделкой.
— Ты вначале боялась прыгать, а потом я пообещал, что буду ждать тебя в воде и поймаю.
— Да, но ты забыл упомянуть, что перед этим я плюхнусь животом.
Мы рассмеялись, и я вдруг поняла, что ничего не изменилось и в то же время все поменялось.
— Что ты делаешь сегодня вечером? — спросил он немного смущенно, совсем не так, как Грег Эттвуд, которого я знала летом восемьдесят восьмого. Похоже, он либо подрастерял уверенность, либо научился смирению.
— Ничего особенного.
— Я тут подумал… если захочешь, мы могли бы поужинать в ресторане «Гнездо дрозда». Мой друг открыл его в прошлом году. Ничего особенного по сравнению с нью-йоркскими, но нам, островитянам, нравится. Там потрясающая винная карта.
— Заманчивое предложение, — весело сказала я, чувствуя взгляд Би.
— Отлично. В семь часов? Я могу за тобой заехать.
— Да, буду ждать.
— Замечательно.
— Пока, Грег.
Я повесила трубку и повернулась к Би, которая слушала весь разговор из-за кухонного стола.
— Ну?
— Что «ну»? — переспросила я.
Би многозначительно посмотрела на меня.
— У нас свидание. Сегодня вечером.
— Умница!
— Даже не знаю. — Я состроила гримасу. — Все как-то странно.
— Глупости, — заметила Би, складывая газету. — У тебя были другие планы на вечер?
— Ты права, — согласилась я, запуская руку в банку с маленькими ракушками, которая стояла на журнальном столике. — Просто сперва Грег, потом Джек… Отвыкла я от внимания.
Услышав имя Джека, Би отвернулась и стала глядеть в окно. Она всегда так делает, когда затрагивают не самые приятные темы, например, если речь заходит о ее покойном муже Билле или о ее картинах.
В конце концов, я нарушила молчание:
— Не хочешь говорить, и не надо. Но если тебе не нравится Джек, то хотя бы скажи почему.
Она покачала головой, запустила пальцы в седые волосы. Мне нравится, что она носит прическу «боб», а не коротко стрижется, как все мои знакомые женщины, которым перевалило за семьдесят. В моей тете все необычно, даже имя. В детстве я как-то спросила, почему ее назвали Би, и она ответила, что похожа на пчелу: милая, но с опасным жалом.
Еще немного помолчав, Би вздохнула.
— Прости, дорогая, — сказала она отстраненным голосом. — Не то чтобы не нравится. Просто тебе нужно быть осторожнее со своим сердцем. Когда-то я очень сильно страдала, и мне бы не хотелось, чтобы с тобой случилось то же самое, особенно после всего, что ты пережила.
Она попала в точку. На острове я спасалась от сердечных переживаний, от которых не скрыться в Нью-Йорке, и не стоило подвергать себя новой опасности. Тем не менее, Аннабель считала, что мне нужно научиться принимать все происходящее как данность, не задавая слишком много вопросов и не пытаясь редактировать, словно неудачное предложение в тексте. Ладно, в этом марте моя жизнь будет спонтанным письмом, решила я.
— Пообещай, что будешь осторожна, — ласково попросила Би.
— Постараюсь, — ответила я, надеясь, что мне это удастся.
Грег заехал за мной на двадцать минут позже, чем мы договаривались. Я вспомнила все те давние летние месяцы, когда он не приходил к тарзанке или кинотеатру на берегу, хотя обещал. На какой-то миг мне даже захотелось, чтобы он не приехал. Смешно, что я вообще согласилась поужинать со своим школьным ухажером. Я вдруг запаниковала: «Кто так делает? Что я творю?» Затем на дороге сверкнули огни фар. Грег гнал, как будто пытался наверстать каждую потерянную секунду. Я схватилась за дверную ручку и глубоко вздохнула.
— Приятно провести время! — пожелала Би, помахав рукой.
Я вышла во двор и увидела, как Грег паркует автомобиль — тот самый старый голубой четырехдверный «мерседес», на котором ездил еще в школе. На машине возраст сказался сильнее, чем на самом Греге.
— Прости, что опоздал.
Он вышел из машины, нервно сунул руки в карманы, потом вытащил.
— Работы было невпроворот, еще и в самом конце смены. Помогал покупательнице найти вино «Шатонеф-дю-Пап». Она целую вечность не могла решить, какой год выбрать, восемьдесят второй или восемьдесят шестой.
— И на чем остановилась?
— На восемьдесят шестом.
— Хороший год, — сказала я с иронией.
Одно время я встречалась с мужчиной, который относился к выбору вина как к серьезной науке. Он вращал бокал, нюхал и делал первый глоток со словами «превосходный год» или «изумительный букет». Именно поэтому я перестала отвечать на его звонки.
— Ну да, хороший, — кивнул Грег, по-мальчишески улыбаясь. — Год, когда мы встретились.
Господи, неужели он помнит? Я сама почти забыла. Внезапно в моей памяти всплыло все.
Я была плоскогрудой четырнадцатилетней девчонкой со светлыми лохматыми волосами. Грег уже оканчивал школу и выглядел обалденно — загорелый красавчик, в крови которого бурлили гормоны. Он жил через несколько домов от Би. Не могу сказать, что это была любовь с первого взгляда, во всяком случае, для Грега. Но к концу лета я уже красилась, носила лифчики с пуш-ап эффектом, позаимствованные у Рэйчел, моей двоюродной сестры, и Грег впервые обратил на меня внимание.
— Отличный бросок, — заметил он, увидев на берегу, как я кидаю Рэйчел тарелочку «фрисби».
Я так удивилась, что ничего не ответила. Подумать только, со мной заговорил парень! Да еще и симпатичный! Рэйчел уронила «фрисби», подбежала ко мне и ткнула острым локтем в бок.
— Спасибо, — наконец выдавила я.
— Грег, — сказал он, протягивая мне руку.
Странно, что он не обратился к Рэйчел, подумала я.
Мальчишки всегда замечали ее первой, но по какой-то непонятной причине Грег смотрел на меня. Только на меня.
— Меня зовут Эмили, — пропищала я.
— Хочешь зайти ко мне сегодня вечером? — спросил он, придвинувшись ближе.
От него пахло лосьоном для загара. Мое сердце стучало так громко, что я едва расслышала продолжение.
— Придут мои друзья, будем жечь костер.
Я никогда не жгла костер. Мне показалось, что это что-то противозаконное, вроде курения марихуаны, но я все равно согласилась. Я бы пошла за этим парнем куда угодно, даже на незаконное сборище, где употребляют наркотики.
— Отлично, придержу для тебя место, — сказал Грег и подмигнул. — Рядом со мной.
Он вел себя дерзко и самоуверенно, и от этого нравился мне еще больше. Потом он повернулся и пошел к своему чарующе обветшалому дому, а мы с Рэйчел, открыв рты, уставились на мускулистую спину.
— Вот придурок! — оскорбленно заявила Рэйчел.
Я ошеломленно молчала. Симпатичный парень только что пригласил меня на свидание! Если бы я могла говорить, то наверняка бы сказала: «Нет, он классный!»
Грег обошел машину и открыл мне дверь.
— Надеюсь, ты голодна, — ухмыльнулся он. — Наверняка ресторан тебе понравится.
Я кивнула и заглянула в салон автомобиля. Смахнула с кресла засохший ломтик жареной картошки и села. Внутри пахло, как когда-то от Грега: пьянящей смесью аромата немытых волос, машинного масла и одеколона.
Грег дернул рычаг переключения скоростей и случайно задел меня.
— Ой, извини.
Я ничего не ответила, надеясь, что он не заметил, как моя рука покрылась гусиной кожей.
Ресторан находился меньше чем в полумиле от дома Би и, судя по забитой машинами парковке, пользовался популярностью. Грег повел меня по дорожке к вершине крутого холма, где возвышалось строение, похожее на искусно сделанный домик на дереве. Я достала из сумочки две таблетки аспирина и незаметно сунула в рот.
— Правда, здесь уютно? — осматриваясь, спросил Грег.
— Угу.
Меня одолевали сомнения, что я поступила правильно, согласившись на свидание.
Нас провели к столику в западной части ресторана.
— Я подумал, что мы успеем полюбоваться закатом, — с улыбкой заметил Грег.
Когда я в последний раз смотрела на закат? Не помню. А ведь для жителей острова Бейнбридж это самое обычное занятие, о котором ньюйоркцы давно забыли. Я улыбнулась Грегу и выглянула в окно. Тучи слегка разошлись, и сквозь просвет выглядывали два оранжевых солнечных луча. Официантка принесла бутылку выбранного Грегом красного вина и под нашими взглядами наполнила бокалы. Воздух будто слегка искрился от напряжения. Тревожная атмосфера, как выразилась бы Аннабель.
— Что-нибудь еще? — спросила официантка.
— Нет, — торопливо сказала я, одновременно с «все» Грега.
Я рассмеялась. Он извинился. Неловко получилось.
— Я имел в виду, что все в порядке, ничего не нужно, — пояснил Грег, теребя воротник.
Мы подняли бокалы.
— Рада, что вернулась, Эмми?
В последний раз Грег назвал меня Эмми в восемьдесят восьмом году. Мне понравилось, как он произнес мое имя.
— Да, — без обиняков ответила я, намазывая булочку толстым слоем масла.
— Удивительно, я и не думал, что мы еще встретимся.
— Знаю, — кивнула я, под действием вина глядя на него чуть дольше, чем следует. — Как там сложилось с Лизой?
— Какой Лизой?
— Девушкой, с которой ты встречался в колледже. Мне сказала твоя сестра.
— Ах, Лиза… на первом курсе все и закончилось.
— Ну, ты бы мог мне позвонить, — попеняла я с полуулыбкой.
— Разве я не звонил?
— Нет.
— Уверен, что звонил.
Я с притворно сердитым видом покачала головой. Грег вымученно улыбнулся.
— Подумать только, если бы я позвонил, может, мы поженились бы и сидели бы сейчас здесь как семейная пара со стажем.
Он пошутил, но никто из нас не засмеялся. Повисло напряженное молчание. Грег налил еще вина.
— Прости, зря я это сказал, после того, через что ты прошла, — развод и все такое.
Я покачала головой.
— Не нужно извиняться. Честно.
— Вот и ладно. — У Грега явно отлегло от сердца. — Знаешь, сижу я с тобой и думаю, хорошо бы вернуться в прошлое, чтобы все исправить. И остаться с тобой.
— Это в тебе вино говорит, — улыбнулась я.
— Хочу тебе кое-что показать, — сказал Грег, взглянув на часы после того, как официантка принесла счет. — Еще ведь не слишком поздно? Здесь недалеко.
— Конечно.
Он протянул кредитную карту, я даже возмутиться не успела. Мне стало стыдно. Конечно, я давно ничего не писала, но наверняка зарабатываю куда больше Грега. Впрочем, на острове Бейнбридж это совершенно неважно. Здесь я просто Эмили, племянница Би, и, честно говоря, быть ею мне нравилось гораздо больше, чем писательницей-разведенкой в творческом кризисе.
Мы ехали примерно милю до какого-то парка. Грег остановил машину и повернулся ко мне.
— У тебя есть с собой пальто?
Я покачала головой.
— Только кофта.
— Вот, держи. — Он вручил мне темно-синюю флисовую куртку. — Пригодится.
Я пошла за ним вниз по скалистой тропе, такой крутой, что пришлось схватиться за его руку. Другой он обнял меня за талию, чтобы поддержать, если я потеряю равновесие. Мы шли в темноте, и только у самого берега я увидела на воде лунные блики и услышала, как плещутся волны — нежно и тихо, словно боятся разбудить спящих островитян.
Каблуки моих туфель увязли в песке.
— Может, разуешься? — предложил Грег, посмотрев вниз.
Я сбросила туфли, отряхнула, и Грег аккуратно рассовал их по карманам своей куртки.
— Вон там, — сказал он, показывая на что-то большое, темнеющее впереди.
Мы прошли еще немного. С каждым шагом ступни все глубже зарывались в песок. Было довольно прохладно, но мне нравилось ощущать песчинки между пальцами ног.
— Здесь.
Непонятный объект оказался скалой, вернее, огромным, с небольшой дом валуном, который лежал посреди пляжа. Впрочем, размер был не самой удивительной его особенностью. По форме камень напоминал сердце.
— Вот куда ты приводишь всех своих подружек! — съехидничала я.
Грег покачал головой.
— Нет, — серьезно ответил он и шагнул ко мне, но я отступила назад. — В последний раз я был здесь в семнадцать лет. И написал вот это.
Он присел рядом с валуном и подсветил фонариком надпись:
«Я буду вечно любить Эмми. Грег».
Мы замерли в молчании: два наблюдателя, подсматривающие за самими собой из прошлого.
— Ух ты! — не выдержала я. — Сам написал?
Грег кивнул.
— Немного странно читать это сейчас, правда?
— Дай, пожалуйста, фонарик.
Грег послушно выполнил мою просьбу, и я направила луч фонаря на надпись.
— Чем ты ее выцарапал?
— Открывалкой для бутылок. Когда выпил слишком много пива.
Я осветила остальную поверхность камня и увидела сотни других надписей, все — признания в любви. Казалось, я слышу шепот влюбленных из многих поколений островитян. Грег повернулся ко мне и стал целовать, настойчиво и уверенно, а я не возражала. Положила руки ему на плечи, обмякла в его объятиях, пытаясь не обращать внимания на внутренний голос, который твердил, что надо остановиться. После поцелуя мы какое-то время стояли, неловко обнявшись, — вылитые фея Динь-Динь и Халк Хоган, собравшиеся танцевать вальс.
— Прости, — пробормотал Грег, делая шаг назад. — Я не хотел торопить события.
— Не извиняйся.
Покачав головой, я приложила палец к мягким губам Грега. Он поцеловал его и обхватил меня за плечи.
— Тебе, должно быть, холодно. Пойдем обратно.
Ветер пробрался под мою кофту, ноги же не замерзли, а, скорее, онемели. Мы пошли назад к тропе, и я снова надела туфли, несмотря на то что между пальцами ног застрял песок. Подъем оказался легче, чем я ожидала, даже на каблуках. Через три минуты мы добрались до парковки и сели в машину.
— Спасибо за вечер, — сказал Грег, останавливаясь на подъездной дорожке к дому Би.
Он уткнулся носом в мою шею, покрывая поцелуями ключицу, и у меня все поплыло перед глазами. Господи, как здорово сидеть перед домом Би в старом, пропахшем затхлостью «мерседесе»! Ветер дул сквозь щели в окнах машины, одиноко насвистывал тихую мелодию…
И все же чего-то не хватало. Я чувствовала это всем сердцем, но не желала признать. По крайней мере, пока.
Я сжала руку Грега.
— Спасибо. Хорошо, что мы снова встретились.
И я ничуть не кривила душой.
Было довольно поздно, Би уже легла спать. Я повесила кофту и посмотрела на свои пустые руки. «Сумочка! Где моя сумочка!» Пришлось восстанавливать в памяти последовательность событий. Автомобиль Грега, холм, ресторан… Да, ресторан, наверное, я оставила ее под столиком.
Я выглянула в окно. Грег давно уехал, и потому я схватила ключи от машины Би, которые висели на крючке в кухне. Ненавижу, когда под рукой нет мобильника. Би не будет возражать, если я возьму ее машину. Съезжу по-быстрому, может, успею до закрытия.
«Фольксваген» ничуть не изменился с тех пор, как я водила его в школе, все так же чихал и фыркал при переключении передач, но мне удалось доехать до ресторана без особых проблем. Я вошла и вдруг заметила пожилую пару, которая направлялась к выходу. «Как мило!» — подумала я. Правой рукой мужчина обнимал хрупкую талию женщины, бережно поддерживая ее при каждом шаге. Глаза женщины светились любовью, глаза мужчины — тоже. Мое сердце заныло — именно о такой любви я мечтала. Когда мы поравнялись, он приветственно поднял руку к шляпе, она улыбнулась. Провожая супругов взглядом, я пожелала им спокойной ночи.
Официантка меня сразу узнала.
— Ваша сумочка, — сказала она, вручая мне мою белую сумку. — Лежала там, где вы ее оставили.
Я поблагодарила ее и вдруг поняла, что радуюсь не столько воссоединению со своим имуществом, сколько тому, что стала свидетелем таких нежных чувств.
Дома у Би я разделась и залезла под одеяло, желая узнать продолжение любовной истории из дневника в красном бархатном переплете.
«Многим приходили письма от солдат. Эми Уилсон получала от жениха по три письма в неделю. Бетти из парикмахерской хвасталась длинными цветистыми посланиями от парня по имени Аллан, который служил во Франции. Мне же никто не писал. Если честно, я не особенно-то и ждала, однако каждый день старалась быть дома ровно в два пятнадцать — в это время к нам приходил почтальон. Может, Эллиот все-таки напишет, надеялась я. Но никто о нем ничего не знал. Ни его мать, ни Лила, ни одна из его подружек, а после меня их было немало. Поэтому я очень удивилась, когда письмо все-таки пришло. Пасмурный день в самом начале марта казался еще серее и холоднее, чем обычно, хотя крокусы и тюльпаны уже пробивались сквозь мерзлую землю, провозглашая весну. И все же старуха-зима не спешила ослабить хватку.
Почтальон постучал в дверь — заказное письмо на мое имя. Я в голубом домашнем платье стояла на крыльце, заставленном цветочными горшками с обожаемыми Бобби фиалками, и хватала ртом воздух. Судя по измятому и потрепанному конверту, путь к моему порогу был долгим и тяжелым. В обратном адресе стояло: «старший лейтенант Эллиот Хартли», и мне стало страшно, что почтальон заметил, как у меня дрожали руки, когда я расписывалась.
— Все в порядке, миссис Литлтон? — спросил он.
— Да, — ответила я. — Меня немного потряхивает — выпила слишком много кофе. Всю ночь не спала из-за ребенка.
Я бы и не то сказала, лишь бы поскорее его выпроводить. Он ухмыльнулся, давая понять, что раскусил мою выдумку. Неудивительно, весь город знал о нас с Эллиотом, даже почтальон.
— Хорошего дня, — попрощался он.
Закрыв за ним дверь, я бросилась к столу. В детской захныкала малышка, но я к ней не подошла. В ту минуту для меня не существовало ничего, кроме письма.
«Дорогая Эстер,
Сейчас в южной части Тихого океана вечер. Заходит солнце, а я сижу под пальмой и хочу признаться, что все время думаю о тебе. Я долго сомневался, написать тебе или нет, но потом решил: жизнь слишком коротка, чтобы заботиться о последствиях, если любишь так сильно, как я люблю тебя. И потому пишу по-солдатски смело, не терзаясь сомнениями и не думая, что, возможно, это мое последнее письмо.
Уже почти год прошел, да? Помнишь? В тот день на пароме из Сиэтла, когда Бобби объявил о вашей помолвке, я увидел в твоих глазах сомнение. Скажи, что я прав, ведь много месяцев меня гложет мысль — почему ты и Бобби, а не мы с тобой? Эстер, с тех пор, как в семнадцатилетнем возрасте мы вырезали наши имена на Каменном сердце, я знаю, что мы созданы друг для друга».
Я отложила тетрадь и села. Каменное сердце? А не тот ли это валун, к которому меня возил Грег? Чувствуя странную связь с дневником, я снова принялась за чтение.
«Наверное, я должен был сказать тебе об этом раньше. До того, как все случилось. До того, как ты усомнилась в моей любви. До Бобби. До того ужасного дня в Сиэтле. Мой промах будет вечно меня преследовать.
Не знаю, увижу ли я тебя еще раз. В этом суровая правда войны и, наверное, любви тоже. Но что бы ни случилось, помни, я тебя люблю. Ты навсегда в моем сердце.
Эллиот»
Не знаю, сколько времени я просидела за столом, читая и перечитывая письмо, пытаясь отыскать что-нибудь между строк. Вдруг мой взгляд упал на почтовый штемпель — четвертое сентября тысяча девятьсот сорок второго года. Письмо отправили почти полгода назад! Либо военная почта ходит со скоростью улитки, либо… О боже! Эллиота могли… Я тяжело сглотнула и запретила себе думать дальше.
Не знаю, сколько времени плакал ребенок — несколько минут или несколько часов, — но зазвонил телефон, я выпрямилась, одернула платье и, вытирая слезы, сняла трубку.
— Алло!
— Милая, все в порядке? — спросил Бобби. — У тебя расстроенный голос.
— Все нормально, — солгала я.
— Хотел предупредить, что задержусь на работе. Вернусь восьмичасовым паромом.
— Ладно, — ответила я безучастно.
— Поцелуй за меня нашего ангелочка.
Я повесила трубку и включила радио. Музыка поможет. Музыка облегчит боль. Я сидела за столом и тупо глядела в стену, когда зазвучала композиция «Душой и телом» . Под нее мы с Бобби танцевали на свадьбе, и с каждым шагом я вспоминала Эллиота, ведь это была наша с ним песня. И сейчас я танцевала одна у себя в гостиной, пытаясь найти утешение в музыке, раз уж Эллиот где-то далеко.
«Мое сердце печально и одиноко,
По тебе я тоскую, милый, лишь по тебе…»
На втором куплете песня, казалось, зазвучала пронзительно и жестоко. Я выключила радио, спрятала письмо в карман платья и пошла к дочери. Укачивала ее до тех пор, пока она не заснула, и все это время меня не покидала мысль о том, как ужасно быть замужем за нелюбимым».
Я хотела читать дальше. Хотела узнать, что произошло между Эстер и Эллиотом, из-за чего они расстались. И я, как Эстер, беспокоилась, жив ли ее возлюбленный. Я переживала за Бобби, славного честного Бобби, и за малышку. Бросит ли их Эстер, если Эллиот вернется домой? Но денек выдался долгий, и у меня слипались глаза.