Глава 18

На следующее утро я сообщила Аннабель по телефону, что возвращаюсь домой. Похоже, мой голос звучал чуточку печальней и разочарованней, чем я рассчитывала.

— Эмили, ты обещала себе месяц.

— Здесь все усложнилось. Би со мной не разговаривает, а Джек…

— Что случилось?

Я рассказала о своем визите к его деду и о том, что он сказал о другой женщине.

— А тебе не приходило в голову выслушать самого Джека?

— Только не сейчас, после того, что я пережила с Джоэлом. У меня слишком низкий болевой порог, Анни. Еще одного раза я не выдержу.

— Я лишь хотела сказать, что ты, возможно, слишком остро все воспринимаешь. Может, там ничего и нет.

— Вряд ли слова Эллиота пустяк.

— Ты права, — согласилась подруга. — Звучит подозрительно. А как же быть с историей твоей бабушки? Неужели ты отступишься?

— Нет, — солгала я. — Я могу заниматься поисками и в Нью-Йорке.

— А я считаю, что тебе нужно остаться. Ты не закончила работу.

— Какую еще работу?

— За нее и за себя. Ты еще не успокоилась, даже не плакала.

— Не плакала, — честно призналась я. — Наверное, и не надо.

— Надо.

— Анни, я приехала на остров, чтобы узнать правду о своей семье, а вышло сплошное расстройство и для меня, и для всех.

Она вздохнула.

— По-моему, ты сейчас прячешься от того, с чем должна встретиться лицом к лицу. Эм, ты сходишь с марафонской дистанции на последней миле.

— Пусть так. Я просто не могу больше бежать.

Рискнув выйти из комнаты, я заметила, что дверь в спальню Би все еще закрыта, и потому очень удивилась, увидев тетю за кухонным столом. Она ставила цветы в вазу.

— Правда, великолепные нарциссы? — весело спросила тетя, словно о вчерашнем позабыто.

Я кивнула и села за стол, боясь сказать лишнее.

— Любимые цветы твоей бабушки после тюльпанов. Она обожала весну, особенно март.

— Би, ты уничтожила дневник?

Мой голос дрогнул от горя. Я скорбела, что потеряла единственную вещь, связывающую меня с бабушкой и ее писательством.

Би пристально посмотрела на меня.

— Генри прав. Ты — вылитая Эстер, особенно когда сердишься.

Она пошла к своему креслу в гостиной и вернулась с дневником.

— Держи, — сказала она, вручая мне тетрадь. — Конечно, не уничтожила. Всю ночь читала и прочитала от корки до корки.

— Правда? — Я расплылась в такой широкой улыбке, что Би тоже улыбнулась.

— Да.

— И как тебе?

— Он напомнил, какой бесшабашной, импульсивной и замечательной была твоя бабушка, как я ее любила и как мне ее не хватает.

Я кивнула. Эти слова оставили в моей душе умиротворение, которое наверняка останется со мной, даже если Би больше никогда не заговорит о бабушке.

— Я хотела тебе все рассказать, как когда-то пыталась рассказать твоей маме, но так и не смогла, — было слишком больно. Я старалась не вспоминать тысяча девятьсот сорок третий год и все, что с ним связано.

Я еще раз кивнула и подумала о фиалках возле дома Генри.

— Те цветы в саду у Генри… — Я замолчала, пытаясь прочитать по лицу Би, что она чувствует. — Они напомнили тебе об Эстер?

— Да, детка. И мне, и Генри, — кивнула Би, оглядела комнату и глубоко вздохнула. — Как будто Эстер оказалась рядом и сказала, что у нее все хорошо.

Я ласково погладила ее по плечу. Шлюзы открылись, и воспоминания хлынули на свободу. Я поняла, что теперь можно задавать любые вопросы, и воспользовалась моментом.

— Би, та картина, что ты подарила… На ней ведь вы с Эллиотом?

— Да, — ответила она просто. — Поэтому я и отдала ее тебе. Не могла на нее смотреть. Она стала окном в жизнь, которой у меня никогда не было, и воплощением всех давних ошибок.

Я вздохнула, чувствуя, как вокруг сгущается печаль.

— Из-за этого тебе не понравились наши отношения с Джеком?

Она промолчала, но я все поняла по ее лицу.

— Би, я тебя не виню, правда.

Тетя ненадолго задумалась.

— Наверное, ты хочешь, чтобы я рассказала тебе о той ночи.

Я кивнула.

— Было ошибкой думать, что я смогу занять место Эстер в сердце Эллиота. Глупое заблуждение! И еще никогда не прощу себе, что мы уехали, так и не попытавшись спасти Эстер. Каждый день я виню себя в ее смерти.

— Нет-нет, Би! Просто все произошло так быстро. Ты пыталась защитить Эллиота, я понимаю.

— Да, но я защищала его из эгоистичных побуждений, — возразила тетя, отводя взгляд. — Боролась за свои интересы. Я испугалась, что полиция отнимет его у меня, обвинив в убийстве. В общем, я уехала оттуда как можно быстрее, рассудив, что если Эстер направила машину в пропасть, то это ее выбор. Как же я на нее злилась! Эстер сделала все, чтобы ранить его как можно больнее. Сам Эллиот был в состоянии шока, и я хотела его защитить. Я не прошу прощения у тебя или Эстер, просто хочу, чтобы ты знала — если кого и винить в последствиях той ночи, то только меня.

Несколько минут мы молчали.

— А тебе не кажется странным, что тело Эстер так и не нашли?

— Я много об этом думала. Скорее всего, тело после аварии унесло в море. Залив стал местом последнего упокоения Эстер. И хорошо. Даже сейчас, поздно ночью, когда я слышу, как волны бьются о берег, я думаю о ней. Она там, где хотела остаться, Эмили. Эстер любила залив и его хрупких обитателей. Этот берег подарил ей вдохновение почти для всех рассказов и стихов. — Би показала на окно, выходящее на залив. — Только здесь у меня на душе стало спокойнее после всех этих лет.

Я кивнула.

— Да, вот еще… Эллиот сказал, что в ту ночь видел у парка машину Генри.

Би недоуменно посмотрела на меня.

— Ты о чем?

— Разве ты его не видела?

— Нет, я уверена, что его там не было.

— А если был? — Я вгляделась в ее лицо, ищи ответ. — Вдруг он что-нибудь знает?

— Ничего он не знает, — торопливо сказала тетя. — Даже не представляю, чего тебе наговорил Эллиот про Генри. Ну да, он любил твою бабушку, однако известие о ее смерти было для него таким же ударом, как и для всех остальных.

— Мне бы все равно хотелось поговорить с ним.

Би покачала головой.

— Милая, не стоит ворошить прошлое.

— Почему?

— Для него это больная тема.

Я вдруг подумала, что она защищает Генри, как той темной ночью хотела защитить Эллиота.

— Эстер оставила неизгладимый след в его душе. Ему слишком тяжело возвращаться к воспоминаниям. Если ты заметила, всякий раз, когда ты рядом, он ведет себя словно испуганная лошадь. Ты напоминаешь ему Эстер.

— Понимаю. Но, как ни странно, по-моему, бабушка хотела бы, чтобы мы побеседовали. Я уверена, что он знает больше, чем говорит.

— Не надо. Пусть все останется как есть.

— Нет, — покачала я головой. — Прости, Би, но я должна.

Тетя пожала плечами. По сути, она всегда была разумным человеком.

— Эмили, помни, что сделано, назад не переделаешь. Невозможно изменить прошлое. Не хочу, чтобы со всеми этими событиями ты упустила собственную историю. — Она на миг замолчала. — Ты ведь за этим сюда приехала?

Я молча кивнула.

Какое-то время мы сидели, слушая, как чайки мечутся над домом, хлопая крыльями, пока я не набралась смелости сказать Би, что я уезжаю.

— Я еду домой, в Нью-Йорк.

Похоже, она обиделась.

— Почему? Я думала, ты останешься до конца месяца.

— Ну да. — Я посмотрела на залив, сомневаясь в правильности своего решения. Вдруг я поторопилась? — Все стало таким сложным!

— Точно, — согласилась Би.

— Эти прекрасные недели помогли мне измениться, и я благодарна тебе за гостеприимство и любовь. Однако пора двигаться дальше. Наверное, мне нужно время, чтобы переосмыслить пережитое.

Тетя выглядела так, словно ее предали.

— А здесь нельзя?

Я подумала о Джеке, и моя решимость окрепла. Я покачала головой.

— Прости, Би.

— Что ж, ладно. Только не забудь — это твой дом. Помни, что я тебе сказала. Он твой уже сейчас и перейдет к тебе официально, когда меня не станет.

— Чего никогда не случится, — продолжила я с деланым смехом.

— Произойдет раньше, чем мы обе думаем, — сказала она обыденно.

Мое сердце заныло, подтверждая ее правоту.

Мысли вертелись вокруг Эстер и Эллиота, Би и Джека. Еще я вспоминала маму и на другой день, свернувшись калачиком на диване в ланаи, набрала знакомый номер.

— Мам?

— Детка, как я рада тебя слышать!

Я вдруг осознала, что даже если я никогда не смогу понять ее полностью, теперь, благодаря бабушкиному дневнику, я буду смотреть на нее другими глазами.

— Мам, нам нужно поговорить.

— О Джоэле?

— Нет. — Я замолчала, собираясь с мыслями. — О твоей матери.

Она промолчала.

— Мама, я знаю об Эстер.

— Откуда? Твоя тетя сказала? Эмили, если…

— Нет. Я нашла одну вещь, которая раньше принадлежала твоей матери. Дневник, в нем она писала о своей жизни. Я прочитала его и знаю, что с ней случилось.

— Тогда ты знаешь, что она бросила нас, бросила меня.

Ее голос вдруг зазвенел от гнева.

— Нет, мама, она тебя не бросала. По крайней мере, не хотела. Дедушка выгнал ее из дома.

— Что?

— Он заставил ее уйти в отместку за то, что она сделала. Мама, той ночью, когда она исчезла, произошла трагедия. Я пытаюсь докопаться до истины ради тебя, ради Эллиота и…

— Зачем, Эмили? Зачем ты это делаешь? Почему не оставишь все как есть?

Похоже, она испытывала те же чувства, что и тетя, возможно, по той же причине. Они обе боялись.

— Не могу. У меня такое ощущение, что я должна найти ответы. Ради нее.

На другом конце линии замолчали.

— Мама?

— Эмили, много лет назад я тоже пыталась найти ответы, — наконец сказала она. — Больше всего на свете я хотела отыскать свою маму, встретиться с ней и, самое главное, спросить — почему она ушла, почему бросила меня. Поверь, я старалась изо всех сил! Но ничего, кроме пустоты и душевной боли, поиски не дали. Я решила, все, хватит, надо отпустить. А когда я это сделала, то поняла, что с островом тоже покончено, навсегда.

Я пожалела, что не могу посмотреть маме в глаза. Наверняка я увидела бы в них частицу той, кого она так долго искала.

— Я продолжу с того места, где ты закончила.

Мама глубоко вздохнула.

— Эмили, я так не хотела, чтобы ты об этом узнала! Меня тревожило, что ты многое у нее унаследовала: творческие способности, характер, даже внешность. Бабушка Джен тоже видела, что ты копия Эстер.

Мамины слова, будто иголкой с ниткой, сшивали разрозненные лоскуты моей жизни безупречным швом. Я вспомнила тот давний злосчастный день, когда бабушка Джен покрасила мои волосы, и поняла, что она испытывала отвращение не ко мне, а к моему сходству с Эстер. Оно так сильно пугало ее, что она решила поменять мою внешность. Подумать только, какую власть имела над ними Эстер!

— Бабушкина фата! — воскликнула я, вспомнив, как было обидно, когда мама не разрешила мне надеть семейную реликвию. — Почему ты не дала мне ее на свадьбу?

— Это было бы неправильно. Вот Даниэль — совсем другое дело! Я просто не могла отправить тебя под венец в фате бабушки Джен, ведь ты живое воплощение Эстер. Мне очень жаль, милая.

— Ничего, все в порядке.

— Мне так хотелось, чтобы ты была счастлива!

Я замолчала, тщательно обдумывая свои слова.

— Мам, есть еще кое-что.

— Что, детка?

Я зажмурилась, чувствуя тяжесть известия, которое собиралась обрушить на мать.

— В ту ночь, когда Эстер ушла из дома и исчезла, она была в положении.

Из трубки донеслись всхлипывания.

— Не может быть!

— Она ждала ребенка от Эллиота, того человека, которого любила. Обо всем написано в дневнике. Прости, я понимаю, как тебе тяжело это слышать.

Мама высморкалась.

— Все эти годы я злилась на мать, бросившую меня в младенчестве. Кто бросает своего ребенка? А теперь я хочу узнать только одно: любила ли она меня? Любила ли меня моя мама?

— Конечно! — ответила я без тени сомнения, решив, что маме нужно это услышать, и Эстер меня одобрила бы.

— Ты правда так думаешь, милая?

Ее голос — хриплый, искренний, без тени притворства — навсегда изменил мое мнение о маме. В глубине души она осталась маленькой девочкой, которая истосковалась по материнской любви. Я никогда не узнаю, какого труда маме стоило всю жизнь скрывать сердечную боль и комплексы брошенного ребенка, однако сейчас она не побоялась открыть свои чувства, и я ею восхищалась.

— Да, — твердо сказала я и потянулась к цепочке на шее. — Кстати, я тут кое-что нашла. Она наверняка хотела бы, чтобы эта вещица досталась тебе.

Я сняла кулончик в виде морской звезды, зажала в руке и кивнула сама себе. Да, Эстер была бы рада.

До отъезда остался час — мы договорились, что Би довезет меня до пристани, потом я паромом доберусь до Сиэтла, а оттуда уже самолетом в Нью-Йорк. Я упаковала чемодан, бережно спрятав сокровища, которые нашла на острове. Положила мамин детский альбом на косметичку, но потом покачала головой. Эта вещь не для Нью-Йорка, она должна остаться здесь, чтобы мама нашла ее, когда вернется.

Я вспомнила фото, которое оставила мне Эвелин, и решила, что мамин альбом — самое подходящее для него место. Прислонившись спиной к кровати, я открыла последнюю страницу, на которой не было ничего, кроме четырех черных уголков и написанного от руки слова «мама» в виньетке из цветочков. Я аккуратно вставила фотографию, закрыла альбом и бережно положила в ящик тумбочки. Как бы мне ни хотелось отдать альбом маме, сердцем я понимала, что она должна сама его найти.

— Вернусь через двадцать минут! — крикнула я и торопливо закрыла за собой заднюю дверь, прежде чем тетя успела возразить.

Мои мысли походили на зловещие свинцовые тучи, нависшие над пляжем. Что ответит Генри на мои вопросы? Видел ли он мою бабушку живой в ту злосчастную ночь? Что она сказала ему перед тем, как направить машину в пропасть?

Я поднялась по скрипучим ступенькам на крыльцо, не обращая внимания на затянутые паутиной окна и перекошенную дверную коробку, шероховатую и потрескавшуюся. Глубоко вздохнула, постучала и стала ждать ответа. Ничего. Когда я постучала еще раз, изнутри донесся какой-то шорох. Я нагнулась к окну и прислушалась: да, точно шаги, осторожные и торопливые. Приглядевшись, я заметила движение в задней части дома, потом хлопнула дверь. Я побежала за дом. В саду по-прежнему цвели фиалки, как будто чего-то ждали в своей мудрости или наблюдали. Из гаража выехала машина Генри, свернула на гравийную подъездную дорожку. Я кричала, махала руками, однако он нажал на газ, и машина скрылась в клубах пыли. На долю секунды я поймала его взгляд в зеркале заднего вида, но Генри так и не остановился.

— До свидания, милая! — По щекам Би текли слезы, когда она высадила меня у паромного терминала. — Как же мне не хочется, чтобы ты уезжала!

— Мне тоже.

Я должна была уехать, хотя оставляла на острове две незаконченные истории — свою и Эстер. В здешнем воздухе витали воспоминания и тайны, которые мешали дышать.

— Ты ведь скоро приедешь? — спросила тетя, глядя на меня печальными глазами.

— Конечно!

Если честно, я сомневалась, но хотела успокоить и поддержать Би. Я крепко обняла ее, потом вместе с другими пассажирами поднялась на паром. Под конец своего пребывания на острове я успела сделать еще одну вещь — положила в конверт с адресом Эллиота копию дневника Эстер, которую тщательно отксерокопировала в городе, и бросила письмо в почтовый ящик.

Я покидала любимый остров, не зная, вернусь ли сюда вновь, как много лет назад не знала моя бабушка.