Глава 8
«Колесо фортуны»

Снегопад утих. Полицейский фургон вез комиссара Мэйна по полуночному городу. Обычно даже в столь поздний час улицы не пустовали. Однако сегодня, возвращаясь домой после утомительных встреч и осмотров мест преступления, Мэйн ни разу не услышал стука копыт или грохота колес встречного экипажа.

Он жил на Честер-сквер, в фешенебельном районе Бел-гравия, и поэтому предпочел бы подъехать к дому в карете или кебе. Но сейчас все соседи, несомненно, спали, и никто из них не увидел бы в окно, как он вернулся домой в фургоне для транспортировки преступников.

Мэйн уже более четверти века служил комиссаром полиции, и в тот вечер внезапно ощутил на себе весь груз прожитых лет. Бесконечные тревоги иссушили его тело, проредили волосы на макушке и прибавили морщин. Сегодняшние ужасные убийства, последовавшие за декабрьской резней, вновь навели комиссара на мысль, что немалая доля ответственности лежит на лондонских газетах. Это они подстегивают больное воображение и заставляют подражать преступлениям, о которых в противном случае никто и не узнал бы.

В фургоне горел фонарь, при свете которого комиссар Мэйн привык перечитывать отчеты подчиненных, но сейчас веки у него отяжелели от плавного движения по мягкому снегу.

– Приехали, сэр, – внезапно объявил полицейский на козлах.

Мэйн открыл глаза и понял, что уснул, прислонившись головой к стенке фургона и уронив отчеты на пол.

– Спасибо, констебль.

Он подобрал бумаги и вышел на заснеженную мостовую.

– Снег почти прекратился, сэр, – заметил констебль. – Сейчас на улицу приятно посмотреть, но к утру будет непролазная слякоть.

– Что ж, хотя бы чистильщики обуви останутся довольны.

– Ваша правда, сэр, – рассмеялся констебль. – Мне в юности тоже довелось поработать чистильщиком. Завтра они заработают больше монет, чем порой за целую неделю. Утром мне приезжать в обычное время?

– Нет, раньше. Нужно столько всего успеть…

– Я так и думал, сэр.

Фургон умчался в темноту. Лошади с трудом удерживали равновесие на скользкой дороге.

Мэйн остановился напротив небольшого сада – главной достопримечательности Честер-сквер. В свете газового фонаря виднелись кустарник и клумбы, где весной вырастут цветы. В хорошую погоду, если позволяли обстоятельства, комиссар любил посидеть на скамейке в саду и почитать газету в ожидании своего экипажа.

Тишина и покой радовали глаз. Даже уродливая груда мусора возле дома чуть дальше по улице, где новый хозяин недавно затеял ремонт, больше не портила вид – снег полностью засыпал ее. Рабочие обещали скоро закончить с ремонтом. И тогда Честер-сквер снова превратится в прекрасный бульвар с выстроившимися в ряд трехэтажными домами, чьи оштукатуренные фасады сейчас кажутся еще белее из-за свежего снега.

Никаких других следов, кроме тех, что оставили фургон и сам Мэйн, на улице не было. Комиссар ощутил тихую радость оттого, что можно хоть ненадолго забыть обо всех заботах, которые завтра снова навалятся на него.

Ударивший в лицо порыв холодного ветра и запах дыма, поднимающегося из труб, развеяли наваждение. Мэйн подошел к кованой железной ограде дома, достал ключ и отпер дверь.

Он заранее послал к жене одного из констеблей предупредить, что задерживается и не нужно его ждать. Однако Джорджиана все еще сидела в гостиной.

Мэйн улыбнулся ей.

– Почему так поздно? – спросила Джорджиана.

– Много ужасных событий случилось сегодня.

– Убийство леди Косгроув в церкви Святого Иакова и лорда Косгроува в собственном доме?

– Ты уже слышала?

– Новости разлетаются быстро. Бекки, – так звали служанку, – сегодня брала выходной, и по возвращении ей было о чем рассказать.

Джорджиана не упомянула судью Хокинса и его супругу, и Мэйн решил, что не стоит пугать жену еще сильнее. Тревоги за мужа, много лет служившего комиссаром полиции, посеребрили ее волосы и избороздили лицо морщинами, как и у самого Мэйна.

– Идем спать, – сказала Джорджиана и взяла мужа за руку.

Освещая дорогу масляной лампой, они поднялись на второй этаж, где располагались их покои, а также спальня дочери.

Проходя мимо лестницы, ведущей наверх, к комнатам слуг, Мэйн вдруг нахмурился, хотя и сам толком не разобрал в темноте, что именно его насторожило.

– Кажется, пора заменить фитиль. Дай я проверю.

Он взял у жены лампу и, притворившись, что рассматривает фитиль, осветил лестницу на верхний этаж.

На ковре виднелись следы от мокрых ботинок, они спускались сверху и пропадали возле двери в кладовку под лестницей.

– Я ошибся, – сообщил Мэйн жене, быстро отводя лампу в сторону. – Фитиль в полном порядке. Должно быть, у меня просто устали глаза.

– Вот и еще одна причина, чтобы поскорей лечь спать, – тихо сказала Джорджиана и повела мужа по темному коридору.

Они миновали спальню дочери и теперь приближались к кладовке. Мэйн внутренне напрягся, поравнявшись с мокрыми следами на ковре.

Кто-то проник в дом с крыши. Это можно было сделать лишь одним способом – через чердачное окно, которым обычно пользовались трубочисты. «Но как он попал на крышу?» – думал Мэйн, проходя мимо двери кладовой.

Тут он вспомнил о доме, где шел ремонт.

Возможно, злоумышленник взломал черный ход в пустом доме, поднялся по лестнице, открыл окно и выбрался наверх, а затем по другим крышам достиг чердачного окна в доме Мэйна. Скаты достаточно пологие, и даже теперь, когда все замело снегом, при достаточной сноровке и осторожности на них можно удержаться.

Мэйн хотел крикнуть Джорджиане, чтобы она поскорей спустилась вниз. Но жена удивилась бы и начала задавать вопросы. А злоумышленник в любой момент способен выскочить из кладовки и наброситься на них.

«Если успеем войти в спальню, сможем забаррикадировать дверь, – лихорадочно размышлял Мэйн. – Но как быть с дочерью? А вдруг убийца решит напасть на нее?» В том, что служанка, спавшая на верхнем этаже, уже мертва, Мэйн ничуть не сомневался.

Ноги у комиссара подкашивались, когда он подошел к супружеской спальне. Оставалось лишь надеяться, что голос не дрогнет.

– Как себя чувствует Джудит? – спросил Мэйн. – Кашель утих?

– Намного лучше, – ответила Джорджиана. – За нее можно больше не беспокоиться.

– Но она только что кашлянула, и непохоже, чтобы ей стало лучше. Скорее, наоборот.

– Я ничего не слышала, – смущенно призналась Джорджиана.

– Вернись к двери и прислушайся. Давай проверим, не нужна ли девочке помощь.

Мэйн повернулся к спальне дочери, в любое мгновение ожидая скрипа двери в кладовку. Он готов был поспорить, что злоумышленник решил дождаться, когда все уснут, и убить их в постелях, дабы окончательно укрепить уверенность жителей Лондона в собственной незащищенности.

– Ты и правда не слышишь, как кашляет Джудит? – спросил жену Мэйн. – Я приоткрою дверь.

– Ты ее разбудишь, – запротестовала Джорджиана.

– Судя по всему, она и так не спит. – Держа лампу в одной руке, Мэйн другой отворил дверь.

Джорджиана заглянула внутрь и прошептала:

– Ничего не слышу.

Мэйн тут же втолкнул ее в спальню, зашел сам и захлопнул дверь. В спешке поставив лампу на стол, он с усилием начал двигать комод Джудит к дверному проему.

– Что ты делаешь? – изумилась Джорджиана. – Совсем с ума сошел?

– Скорее, помоги! – прокричал Мэйн. – Нет времени объяснять.

Тринадцатилетняя Джудит проснулась от шума и села на кровати.

– Кто здесь? – испуганно взвизгнула она.

– Помогите мне! – повторил Мэйн.

В коридоре хлопнула дверь кладовки. По ковру простучали тяжелые шаги. Кто-то нетерпеливо толкнул дверь спальни Джудит. Створка уже начала открываться, но Мэйн успел придвинуть комод и подпереть ее.

– Несите стулья! Все, что найдете, лишь бы укрепить дверь!

Злоумышленник снова попытался вломиться внутрь. Мэйн всем своим весом навалился на комод. После третьего толчка Джорджиана пришла в себя и метнулась за стульями. Вообще-то, в дверь был врезан замок, но им никогда не пользовались, и Мэйн понятия не имел, где лежит ключ.

Комод покачнулся от четвертого удара. Но комиссар с помощью жены и дочери сумел удержать его на месте и не позволил преступнику ворваться в спальню.

– Папа, что случилось? – умоляюще пролепетала Джудит.

– Будьте вы прокляты на веки вечные! – крикнули из коридора с заметным ирландским акцентом.

Дверь опять задрожала от удара, комод дернулся, и Мэйну снова пришлось его удерживать.

– Попробуйте подтащить сюда кровать! – велел он жене и дочери.

Пока они безуспешно пытались сдвинуть кровать с места, преступник в очередной раз кинулся на дверь и едва не опрокинул комод.

«Если он все-таки прорвется, сумеем ли мы втроем справиться с ним? – в отчаянии думал Мэйн. – Есть здесь хоть что-нибудь, чем можно защищаться?» Ничего путного в голову не приходило. Комиссар лишь снова и снова представлял, как убийца достает нож и замахивается.

– Джорджиана, помоги мне удерживать дверь! – распорядился Мэйн. – Джудит, свяжи простыни!

– Простыни? – растерянно повторила дочь.

– Сделай из них канат! Скорее! И проверь, крепко ли связаны узлы! Джорджиана, прижимай комод к двери! Изо всех сил!

– Твою дочь ждут те же мучения, что и моих сестер! – заорал из коридора ирландец и ударил по двери с такой яростью, что та затрещала.

Затем еще раз.

Треск повторился, уже громче.

– Скорее, Джудит! – торопил дочь Мэйн.

– Я стараюсь, папа!

Оглянувшись через плечо, комиссар увидел, что дочь связала вместе две простыни.

– Нужно еще несколько штук, – сказал он ей. – Затягивай узлы как можно крепче. Ты поняла, для чего нужен канат? – Привалившись к комоду, он направил отчаянный взгляд на окно и различил в тусклом свете лампы, как Джудит кивнула.

– Вы с женой будете страдать, как и мои отец с матерью! – проревел из-за двери взломщик. Он снова ударил по створке, и в комнату посыпались щепки.

– Готово, папа! – объявила Джудит.

– Привяжи один конец к ножке кровати! Проверь, крепко ли он держится!

Мэйн всей тяжестью прижал комод к двери. В спальню продолжали лететь щепки.

– Надень халат, Джудит! И обуйся!

Мэйн возблагодарил Бога за то, что жена уже в халате.

Затем он перевел взгляд на ее ноги и ужаснулся, увидев домашние туфли.

Еще один кусок филенки пролетел над головой.

– Открой окно, Джудит! – приказал он.

Девочка подбежала к окну и попыталась поднять створку, но та не сдвинулась с места.

– Примерзло!

– Дергай сильнее!

Наконец дочери удалось рывком открыть окно. В комнату ворвался холодный ветер. Неизвестный в коридоре продолжал колотить в треснувшую дверь.

– Сбрось канат вниз, Джудит, и спускайся по нему!

– Но…

До мостовой было не меньше тридцати футов. Мэйн понимал, что при неудачном приземлении можно угодить прямиком на пики ограды, и боялся не меньше жены и дочери. Но тот, кто ломился сейчас в спальню, внушал ему еще больший ужас.

– Ты захлебнешься в собственной крови! – продолжал угрожать из-за двери ирландец.

– Ну давай же! – подгонял Мэйн дочку. – Спускайся скорее!

Дверь трещала, готовая вот-вот слететь с петель. К удивлению Мэйна, Джудит мигом справилась с собой. Лицо девочки побледнело от страха, но она влезла на подоконник и выскользнула в темноту. Комиссар вместе с женой продолжали удерживать комод.

Мэйн досчитал до десяти. Успела ли Джудит спуститься?

– Теперь твоя очередь, Джорджиана!

– Нет, я не брошу тебя одного! – запротестовала она.

– Я спущусь вслед за тобой. Иди!

Джорджиана вгляделась в лицо мужа, словно не надеялась снова увидеть его.

– Скорее! – подгонял ее комиссар.

Дверь теперь болталась лишь на одной петле.

Джорджиана кинулась к окну и выбралась наружу.

Мгновение спустя ее лицо исчезло во мраке.

Без помощи жены Мэйн уже не мог удерживать комод, и тот понемногу начал отползать назад.

«Раз, два, три…»

Мэйн уперся ногами в ковер и навалился всем телом.

«…четыре, пять, шесть…»

Комод снова сдвинулся.

«…девять, десять».

Ждать дальше Мэйн не мог.

Он выпрямился и рванулся к окну. Канат из простыни болтался свободно, подсказывая, что Джорджиана уже спрыгнула на землю. Не раздумывая ни секунды, Мэйн схватился за простыню и перекатился через подоконник.

Он сразу ощутил ночной холод, но ладони горели огнем, пока он скользил вниз. Через окно донесся грохот упавшего комода: злоумышленник ворвался в спальню.

Добравшись до первого узла, Мэйн резко остановился, но тут же ухватился за следующую простыню и продолжил спуск. Неизвестный в спальне завопил с такой яростью, какую комиссар и вообразить не мог.

Кривясь от боли в содранных ладонях, он достиг второго узла и снова застрял. Переставив руки ниже, Мэйн заскользил дальше с отчаянной быстротой, не обращая внимания на кровоточащие ладони.

Наконец он коснулся земли, но не устоял на ногах. Жена и дочь подскочили к нему и помогли подняться.

– Бежим! – крикнул Мэйн.

Обернувшись, он увидел темную фигуру, вылезающую из окна по импровизированному канату.

Вместе с семьей комиссар ринулся на заснеженную мостовую.

– Туда, на восток! В сторону дворца! – крикнул он.

До дворца всего четверть мили, там должны дежурить констебли. «Но сумеем ли добежать туда первыми?» – в отчаянии гадал Мэйн. На ногах у жены были обычные ночные туфли. Сможет ли она, не говоря уже о тринадцатилетней девочке, оторваться от взрослого преступника? А если постучаться к соседям, сколько времени пройдет, прежде чем они проснутся и откроют?

– Нет! – снова выкрикнул Мэйн. – Сюда!

Он потащил жену и дочку к крыльцу.

Темная фигура с пугающей скоростью спускалась по простыням.

Мэйн нащупал в кармане ключ от парадного входа.

Злоумышленник разжал ладони и спрыгнул.

Трясущимися руками комиссар пытался попасть в замочную скважину.

Ирландец приземлился, упал на колени и перекатился по снегу.

– Папа! – взвизгнула Джудит.

Мэйн наконец вставил ключи, повернул его и распахнул дверь.

Взломщик вскочил на ноги, и Мэйн успел разглядеть его бородку. Скорость, с которой преступник рванулся к крыльцу, была поистине бешеной: его гнала вперед дикая ярость, подобной которой Мэйн прежде не видел.

Комиссар замер на мгновение, словно парализованный движущейся к нему силой. Затем с отчаянным воплем втолкнул Джорджиану и Джудит в дом, метнулся следом за ними и захлопнул дверь.

Все трое навалились на створку, удерживая ее от толчков подбежавшего преступника, и Мэйн торопливо повернул ключ. Неизвестный продолжал с яростными криками ломиться в дом.

– Он может влезть в окно! – всполошилась Джудит.

– Поднимайтесь наверх, в нашу спальню! – решил Мэйн.

– Но тогда мы окажемся в западне, – возразила Джорджиана.

– Делайте, как я говорю!

Из гостиной послышался звон разбитого окна.

Мать с девочкой уже бежали вверх по лестнице, когда услышали крик кого-то из соседей:

– Что случилось? Эй, вы! Что вам здесь нужно?

Тяжело дыша, Мэйн с женой и дочерью помчались мимо выбитой двери в комнату Джудит, а затем и мимо кладовки, где ранее прятался злоумышленник.

В последнем отчаянном рывке они заскочили в спальню и подтащили комод к двери. Джорджиана и Джудит уперлись в комод руками, а Мэйн вытащил из шкафа чехол с ружьем.

Внутри находилась винтовка «энфилд», модернизированный вариант оружия, которым пользовалась в Крыму английская армия. Нарезка в канале ствола увеличивала точность стрельбы. Многие аристократы с Честер-сквер покупали «энфилд» для охоты на кабанов и оленей. Прошлой осенью один герцог звал Мэйна поохотиться в своем имении в Шотландии, но загруженность работой помешала комиссару принять приглашение.

Мэйн разорвал патрон и засыпал порох в ствол, затем вложил пулю и затолкал ее шомполом. Наконец поместил капсюль под ударник затвора.

Всю ночь комиссар так и просидел вместе с женой и дочерью в углу спальни, нацелив винтовку на дверь.

К западу от Тауэра, в переулке Шорлейн, неподалеку от Лоуэр-Темз-роуд, в удобной близости к деловому району с его банками, страховыми конторами и торговыми предприятиями, располагалась таверна под названием «Колесо Фортуны». Многие клерки и даже управляющие собирались здесь, чтобы отдохнуть от дневных трудов. Они уверяли, что приходят насладиться восхитительными пирогами со свининой, но на самом деле их привлекала дешевизна пива и джина.

Дело уже шло к ночи, и трактирщик подгонял немногих засидевшихся посетителей:

– Мы закрываемся. Допивайте остатки, и до завтра. Спасибо, что заглянули, но теперь пора по домам. Будьте осторожны, снегу намело. Не свалитесь в сугроб, не то замерзнете насмерть.

Трактирщика звали Тадеус Митчелл. Закрыв дверь, он вовсе не удивился, когда увидел, что один из посетителей так и остался сидеть в дальнем конце зала, склонившись над кружкой.

Тадеус захлопнул ставни на окнах.

– Не припоминаю, чтобы встречал вас раньше, – первым заговорил он.

– Квентин Квассия, пивной доктор, к вашим услугам, – отозвался посетитель, оборачиваясь. Румяный и круглощекий, он встал и с лукавой улыбкой протянул трактирщику сильную руку.

– А где же Эдвард? – спросил Тадеус.

– Лежит в постели с резью в животе, но не оттого, что перебрал вчера, – рассмеялся Квентин с таким видом, будто сказал что-то невероятно остроумное. – Не беспокойтесь, по части выпивки мы с братом оба известные мастера. – Эта фраза тоже показалась ему настолько забавной, что он опять не удержался от смеха.

– Но откуда мне знать, справитесь ли вы с работой? – усомнился Тадеус.

– Если вас не устроит результат, я не возьму ни пенса. Не боюсь обещать, потому что уверен: вам понравится.

– Ладно, поглядим.

Тадеус прошел за барную стойку и поднял крышку люка, за которой оказалась ведущая в подвал лестница. Посветив вглубь фонарем, хозяин пригласил незнакомца следовать за ним.

Внизу в несколько рядов стояли большие бочки. С реки веяло холодом и сыростью.

Незнакомец принес с собой большой мешок.

– Я начну с пива, – объявил он.

– Ваш брат именно так всегда и делал. Повторите, пожалуйста, как вас зовут?

– Квентин Квассия.

– А брат никогда не называл фамилию. Квассия. Звучит непривычно.

– Так называется одно южноамериканское растение. Отвар из него используют как желудочное средство.

Квентин вытащил из мешка множество всевозможных бутылочек и пакетов, которые разместил перед собой на полке.

Тадеус, сидя на табурете, наблюдал за его работой. Трактирщику было тридцать два года. Он владел «Колесом Фортуны» восемь лет и теперь собирался продать. Прибавив вырученные за таверну деньги к десяти тысячам фунтов, которые он скопил за эти годы, Тадеус рассчитывал при обрести небольшое загородное имение и удалиться на покой. Доходность предприятия позволяла трактирщику презирать клерков и управляющих, которые обсуждали свои мелкие делишки за пирогами и выпивкой.

Пивную лицензию мог получить любой. С джином все было намного сложнее. Поначалу Тадеус работал себе в убыток, больше заботясь о репутации: варил превосходное пиво и продавал по низкой цене. Затем объявил постоянным посетителям, что хочет приобрести лицензию на продажу джина. Клиенты с радостью поддержали его прошение в магистрат. Получив необходимое разрешение, Тадеус тут же связался с так называемыми пивными докторами, которые разбавляли пиво и джин, подмешивая туда различные ингредиенты, чтобы вкус и крепость не изменились. Таким образом из трех бочек пива получалось семь. И хотя Тадеус продолжал удерживать низкую цену, у местных финансистов глаза бы на лоб полезли, узнай они о размере его прибыли.

Разумеется, Тадеус мог бы и сам разбавлять напитки, но отец, тоже в прошлом трактирщик, уговорил сына положиться на мастеров, чтобы посетители не почувствовали разницу.

– Ваш брат никогда не рассказывал, что добавляет в пиво и джин, – сказал Тадеус Квентину.

– И правильно делал, что не рассказывал. Если вы узнаете наши тайны, мы останемся без работы.

Квентин открыл четыре пустые бочки и перелил в них пиво из трех полных, чтобы во всех семи оказалось поровну. Затем замерил уровень жидкости и добавил в каждую емкость секретные ингредиенты.

Одной из добавок была растертая в порошок кора квассии – того самого растения, которое подарило братьям фамилию. Квассия повышала аппетит, поэтому посетители таверны ели столько пирогов и пили столько пива.

За квассией последовала лакрица, придающая напитку характерный привкус, благодаря которому Тадеус имел возможность хвастать перед клиентами талантом своего пивовара.

Далее Квентин всыпал толченый коккулюс, так называемую индийскую ягоду, обладающую поразительным опьяняющим эффектом, который компенсировал недостаток алкоголя в пиве.

– Где у вас бочки с водой?

– Там, – показал Тадеус.

Квентин долил воду во все семь емкостей с пивом и дал Тадеусу попробовать результат.

– Вы правы, – согласился трактирщик. – Получилось ничуть не хуже, чем у вашего брата.

– Лучше, чем у брата.

– Может, и так, но оплата будет прежней.

Квентин рассмеялся и перешел к джину. Он снова поровну разделил содержимое трех бочек на семь.

– Как вы его называете, когда предлагаете посетителям? – поинтересовался Квентин.

– «Сливки цветущей долины».

– Ха-ха.

Единственный ингредиент, который Тадеусу был известен заранее, – это кусковой сахар, который он сам и купил.

Квентин засыпал необходимое количество сахара в каждую бочку. Опыт показывал, что клиенты, которые попробуют подслащенный джин, уже не захотят пить обычный, изготовленный честными производителями.

– Теперь немного для аромата.

Квентин добавил в джин растертые в порошок сушеные ягоды можжевельника.

– И немного для остроты.

Он влил в каждую бочку тщательно отмеренное количество жидкости, известной как купорос, но имеющей в научных кругах название серная кислота. Некоторые завсегдатаи пристрастились и к ней тоже.

– А теперь воды. – Квентин заполнил бочки водой и перемешал полученный раствор. – Вот вам еще одна партия «Сливок цветущей долины».

Тадеус попробовал джин:

– Да, лучше, чем у брата. Может, и в следующий раз придете вместо него?

– Эдварду не понравится, что я увожу у него клиентов, – снова ухмыльнулся Квентин.

– Вы самый веселый человек из всех, кого я сегодня видел.

– Не вижу причин кукситься. Но мне станет еще веселее, когда вы мне заплатите.

Тадеус отсчитал три соверена. Поднявшись наверх, Квентин забросил мешок на плечо и двинулся к выходу по посыпанному песком полу.

– Передайте брату, что я желаю ему поскорее поправиться, – сказал на прощание Тадеус.

– Спасибо. Он будет благодарен за заботу.

Человек, назвавшийся Квентином, вышел на мороз и подумал: «Поправиться? Черта с два! Эдвард Квассия уже никогда не поправится. Он лежит в сугробе с пробитой головой».

Член «Молодой Англии» только сделал вид, будто попробовал пиво и джин. Трактирщик тоже выпил совсем немного, и с ним ничего не случится. Но завтра свежеприготовленные напитки приведут к незабываемому результату. «Молодая Англия» и ее бородатый руководитель останутся довольны.

– Утром я услышал, как кто-то постучал во входную дверь, – рассказывал комиссар Мэйн потрясенным помощникам, собравшимся в его кабинете в Скотленд-Ярде.

Райан и Беккер ловили каждое слово шефа. Де Квинси и Эмили сидели рядом с ними на деревянных стульях. Минувшую ночь они вновь провели в доме лорда Палмерстона. Его светлость с большой неохотой предложил им остаться, когда, к своему ужасу, понял, что королева готова поселить их во дворце.

– Я испугался, что злоумышленник вернулся и дожидается, когда мы выйдем из спальни, – продолжал Мэйн. – В конце концов мы решили рискнуть и отодвинули комод. Я выглянул в коридор, держа «энфилд» наготове. Стук усилился, кто-то выкрикивал мое имя. Дверь в кладовку оставалась открытой. Мы прошли мимо нее и мимо спальни дочери. Я водил дулом ружья во все стороны, пока мы спускались.

Я через дверь окликнул стучавшего человека и спросил, что ему нужно. Он оказался тем самым констеблем, который привез меня домой накануне вечером. Я быстро впустил его, но даже в присутствии еще пары патрульных не смог бы избавиться от тревоги. Окно в гостиную было разбито. В доме стоял ужасный холод, но еще холоднее было у меня на душе. На звук трещотки сбежались другие полицейские. Они обыскали весь дом и выяснили, что преступник действительно проник туда с крыши через чердачное окно.

– А что с вашей служанкой? – спросил Райан.

Мэйн покачал головой:

– Пока она спала, злодей ее…

Все замолчали.

– Разумеется, вы нашли записку, – нарушил тишину Де Квинси.

Мэйн кивнул:

– Взломщик швырнул ее в гостиную, когда разбил окно.

– Думаю, в послании значилась «Молодая Англия»? – предположил Де Квинси, постукивая пальцами по бутылочке с лауданумом.

– Да.

– Сегодня произойдет еще одно убийство в общественном месте, где собирается не меньше людей, чем в церкви или на катке, и где люди привыкли чувствовать себя в безопасности, – предсказал писатель.

– Я поднял на ноги всех констеблей, свободных от дежурства, – заявил комиссар Мэйн. – Но необходимо усилить защиту дворца и закончить осмотр мест преступления. У нас не хватит людей, чтобы следить за всем городом.

– Возможно, непогода сыграет нам на руку, – заметил Беккер. – Дороги замело, и движение не такое сильное, как обычно. Не говоря уже о том, что слухи об убийствах разлетелись по городу еще до выхода утренних газет, и кое-кто из горожан поостережется сегодня высовывать нос на улицу.

– Но убийца орудовал не только в общественных местах, но и в частных домах, так что народ не будет уверен в своей безопасности, даже запершись на все замки, – добавил Райан.

Де Квинси оторвал взгляд от бутылочки с лауданумом:

– Комиссар, повторите, пожалуйста, что злоумышленник говорил о вас, вашей жене и дочери.

– Когда он ломился в спальню, он кричал: «Твою дочь ждут те же мучения, что и моих сестер». А затем: «Вы с женой будете страдать, как и мои отец с матерью».

– Эти слова вам что-то говорят, сэр? – поинтересовался Райан.

– Ровным счетом ничего, – признался Мэйн. – Не представляю, чьей семье я мог навредить.

– Жертвами стали надзиратель за тюрьмами и судья, – размышлял вслух Де Квинси. – А теперь едва не пострадал комиссар полиции с семьей. Очевидно, преступник со звериной яростью мстит за допущенную нашей судебной системой несправедливость – или за то, что сам считает несправедливостью.

– Но тогда можно подозревать каждого, кто был когда-либо посажен в тюрьму. Они все уверяют, что невиновны, – возразил Мэйн. – Я двадцать шесть лет прослужил комиссаром полиции. Даже если мы просмотрим архивы, как выбрать одну-единственную семью за столь долгое время? Да еще придется изучить документы лорда Косгроува и судьи, чтобы найти какую-то связь между ними. На это уйдет много месяцев.

– «Твою дочь ждут те же мучения, что и моих сестер», – задумчиво повторил Райан. Затем помолчал и продолжил: – «Вы с женой будете страдать, как и мои отец с матерью».

– Да, именно так он и кричал, – подтвердил комиссар.

– «Пожалуйста, помогите моим матери, отцу и сестрам», – добавил Райан.

– Нет, такого он не говорил.

– Но я это уже слышал, – настаивал инспектор, мысленно возвращаясь в прошлое.

– Какая-то бессмыслица.

– В сороковом году, когда я арестовал Эдварда Оксфорда за покушение на королеву, поначалу все думали, что он член тайного общества. Кое-кто даже предположил, будто заговорщики организовали отвлекающий маневр, чтобы сбить с толку полицейских, – объяснил Райан.

– Что за отвлекающий маневр?

– Мальчишка. Нищий.

Маленький оборванец бежал рядом с королевским экипажем и кричал с сильным ирландским акцентом:

– Королева! Пожалуйста, выслушайте меня, королева! Моему отцу и матери нужна помощь! Моим сестрам нужна помощь!

– Прочь с дороги, попрошайка, пока я тебя не затоптал, – рявкнул на него конный гвардеец.

Мальчик тяжело дышал, из последних сил стараясь не отстать от кареты.

– Прошу вас, королева, помогите моим родителям! Помогите моим сестрам!

– Убирайся отсюда, ирландское отродье! – Всадник столкнул его в канаву.

Мальчик вскочил на ноги и, не обращая внимания на хлеставшую из носа кровь, снова побежал за каретой:

– Пожалуйста, помогите моим матери, отцу и сестрам!

– Именно в тот момент Эдвард Оксфорд и выстрелил в ее величество, – продолжал Райан. – Я уже рассказывал, что королевский возница от неожиданности притормозил, позволив преступнику выстрелить еще раз. Когда я добрался до стрелка, на него уже набросилась толпа. Они растерзали бы Оксфорда, если бы я вместе с другими констеблями не остановил их.

Мальчишке тоже досталось, – добавил Райан. – Я видел, как один мужчина ударил его кулаком и закричал: «Этот ирландский щенок заодно с ними! Он бежал перед охранниками и отвлекал их! И что-то кричал, чтобы остановить карету! – Мужчина держал мальчика за шиворот, словно тот и в самом деле был щенком. – Он с ними заодно, я точно говорю!»

«Помогите моим матери, отцу и сестрам!» – продолжал повторять мальчик.

Я не знал, имеет ли он какое-нибудь отношение к стрелявшему, но решил, что лучше отвести его в участок, чем оставить на расправу толпе. «Хорошо, его мы тоже арестуем», – объявил я.

Однако, когда я подошел ближе, мальчик вырвался, упал на мостовую, прополз под ногами у собравшихся зевак и побежал прочь. Мужчина бросился догонять его, но маленький беглец ухватился за прутья ограды Грин-парка, подтянулся и спрыгнул на другую сторону. Я отлично помню, как острая пика на верхушке ограды разодрала мальчику ногу. Он вскрикнул и повалился на траву. Но пока преследователь перебирался через забор, мальчик уже вскочил и скрылся за деревьями, хромая и держась за окровавленную ногу.

– Вы считаете, ребенок участвовал в заговоре против королевы? – задала вопрос Эмили.

– Полиция не выявила ни одного заговорщика, – ответил Райан. – Обыскивая комнату Эдварда Оксфорда, я нашел документы «Молодой Англии» и, конечно же, вознамерился узнать, состоял ли в ней мальчик. Я увлекся поисками, но вскоре сержант сообщил мне, что «Молодая Англия» существует только в воспаленном воображении Эдварда Оксфорда. В конце концов я решил, что мальчик всего лишь тот, кем кажется, – ребенок, пытавшийся помочь семье. Тем не менее я продолжал думать о нем и его попавших в беду родных. Возможно, все дело в том, что я сам ирландец, но я еще долго разыскивал паренька, патрулируя улицы города.

– Вы видели его впоследствии? – спросил Беккер.

– Нет, ни разу. Странно работает человеческая память. Я не вспоминал о нем уже много лет, и вдруг… – Райан обернулся к Де Квинси. – Уверен, что могу угадать вашу следующую реплику.

Де Квинси кивнул:

– Ум лишен способности забывать. Воспоминания сохраняются в нас навсегда, как звезды, которые меркнут при дневном свете, но снова появляются в темноте.

– Райан, вы в самом деле подозреваете, что человек, напавший сегодня на меня и мою семью, и есть тот самый мальчик? – засомневался комиссар Мэйн.

– «Твою дочь ждут те же мучения, что и моих сестер. Вы с женой будете страдать, как и мои отец с матерью», – еще раз повторил Райан, а затем вернулся к тем словам, что много лет назад кричал мальчик: – «Моему отцу и матери нужна помощь. Моим сестрам нужна помощь. Пожалуйста, помогите моим матери, отцу и сестрам».

Инспектор пожал плечами:

– Возможно, это просто совпадение, но и тот мальчик пятнадцать лет назад, и вчерашний злоумышленник как-то связаны с угрозой для жизни королевы.

– Вы сказали, что у мальчика был сильный ирландский акцент, – припомнил комиссар Мэйн. – Как и у преступника, что напал на меня и мою семью.

Утром снег на улицах превратился в грязь. Сэр Уолтер Камберленд выругался, выйдя из клуба и увидев, по какой слякоти придется идти к кебу, вызванному швейцаром по его приказу.

В голове у него гудело от бренди, выпитого накануне вечером, когда праздновали помолвку.

– Хаф-Мун-стрит в Мейфэре, – назвал он адрес кебмену. – Сегодня движение на улицах потише, быстро доберемся.

– Ясное дело, потише, – согласился кебмен. – Все сидят по домам из-за того убийцы. Разносчики газет вопят о нем на каждом углу. Вы у меня всего второй пассажир за утро.

– Ну так поезжайте.

На Хаф-Мун-стрит жили родители Кэтрин Грантвуд.

После вчерашнего триумфа сэр Уолтер намеревался закрепить успех. Однако возле нужного дома он, к большому своему неудовольствию, увидел другой кеб. И ни секунды не сомневался, кто в нем прибыл.

«Не зря я решил поскорее вернуться», – в ярости подумал сэр Уолтер и спрыгнул с подножки.

Едва он собрался постучать, дверь открылась сама и на пороге появился Траск. Камберленд отказывался даже в мыслях добавлять к его имени офицерский чин, не говоря уже об обращении «сэр».

«По крайней мере, он сегодня без своего проклятого мундира, – подумал сэр Уолтер. – Траск совершенно бесстыдно им пользуется, стараясь произвести выгодное впечатление».

Впрочем, сегодняшнее облачение Траска вызвало у сэра Уолтера почти такое же раздражение. Гладкий ворс цилиндра и безукоризненного покроя пальто выглядели дороже и элегантнее наряда сэра Уолтера, хотя и тот был выше всяких похвал.

– Следовало ожидать, что у вас не хватит благородства принять окончательный ответ, как полагается джентльмену, – бросил сэр Уолтер, ткнув тростью в сторону Траска.

– Решение принял лорд Грантвуд, а не Кэтрин, – ответил Траск.

– Значит, вы решили поговорить с ним еще раз? Думаете, я не знаю о разорении банка, в котором отец Кэтрин держал крупную сумму? Думаете, не знаю, что он потерял почти все?

Траск закрыл дверь, поправил перевязь на руке и оглянулся на прохожих.

– Если не сбавите тон, об этом скоро станет известно всей округе.

– Вы воспользовались финансовыми трудностями лорда Грантвуда и добились разрешения проложить железную дорогу через его земли.

– Я заплатил ему больше обычной стоимости подобного разрешения.

– Разумеется. Вы ведь и хотели купить нечто большее. Придумали хитрый способ познакомиться с Кэтрин, когда якобы проверяли ход строительства.

– Ее лошадь понесла. Я обязан был спасти девушку.

– Несомненно, лошадь испугалась грохота стройки. Возможно, вы специально рассчитали время для взрыва, чтобы животное рванулось прочь.

– Поосторожнее в предположениях, сэр Уолтер.

– Затем вы воспользовались своими якобы деловыми визитами, чтобы упрочить знакомство с ней.

– Я не совершал ничего против воли Кэтрин.

– Когда ее семья переехала в Лондон, вы последовали за ними и продолжили ухаживания. Лорд и леди Грантвуд попали в финансовую зависимость от вас и не решались возразить.

– Будьте любезны говорить тише, – предупредил Траск.

Похмелье оказалось сильнее терпения сэра Уолтера.

– Командуйте у себя в полку, а мне вы не вольны приказывать. При всех ваших железных дорогах, пароходах и деньгах родословную вам не купить. Благородные люди всегда различат у вас следы пота на лбу и грязь под ногтями.

Даже речь выдает вас. Бестактная реплика о «проклятых» русских на вчерашнем ужине у королевы всем напомнила о вашем низком происхождении.

Говоря о низком происхождении, сэр Уолтер намекал на отца полковника, Джеремайю Траска, который в 1830 году построил первую железнодорожную ветку между Ливерпулем и Манчестером, положив начало эпохе железнодорожного транспорта. Ходили слухи, что для основания своей империи Траск-старший продал долю в истощившихся золотых рудниках в Южной Африке.

– Я еще раз прошу вас быть осторожнее, – процедил Траск.

– Прочь с дороги. Мне нужно обсудить кое-какие вопросы.

– И в самом деле, – согласился Траск. – Вам следует знать, что отец Кэтрин после долгих размышлений посчитал объявление о помолвке преждевременным.

– Что вы сказали?

Траск не ответил.

– Как вы этого добились? – настаивал сэр Уолтер.

– Я просто попросил лорда Грантвуда пересмотреть свое решение.

– Будьте вы прокляты!

Направляясь к двери, сэр Уолтер оттолкнул Траска, тот потерял равновесие и полетел в грязь.

Полковник упал на поврежденную руку и вздрогнул от боли, но сдержал стон. Здоровой рукой он ухватился за перила и поднялся на ноги. Его цилиндр лежал в черной от сажи слякоти, ворс безнадежно испортился, с пальто стекала грязная вода.

Прохожие замерли, глазея на стычку. Кебмены свесились с облучков, чтобы не упустить ни единой детали невообразимой для Мейфэра сцены.

Траск поднял мокрый цилиндр. Если полковник и был разгневан, на бесстрастном лице не дрогнул ни один мускул.

Зато сэр Уолтер торжествовал:

– Если желаете получить удовлетворение, я готов встретиться с вами в Энглфилд-Грин.

– Дуэль? Ну нет. Я видел достаточно смертей на войне.

– Какое великодушие! Или, может, вы просто боитесь, что раненая рука даст мне преимущество – которым я с радостью воспользуюсь. Пусть меня потом обвинят в убийстве. Не такая уж чрезмерная цена за удовольствие никогда больше не видеть вас.

Внезапно дверь распахнулась.

Дворецкий лорда Грантвуда хмуро взглянул на испачканную одежду Траска.

– Лорд у себя? – спросил сэр Уолтер и, не дожидаясь ответа, рванулся внутрь.

Отец Кэтрин стоял у открытой двери в кабинет.

– Вы слышали наш разговор?

– Его слышал весь Мейфэр, – бросил лорд Грантвуд.

– Надеюсь, Траск солгал мне, когда заявил, будто вы передумали отдавать за меня Кэтрин?

– Нет, не солгал.

– Где сейчас Кэтрин?

– Она собирается навестить приболевшую кузину в загородном имении.

– Попросите ее спуститься. Я хочу поговорить с ней.

– Не вижу смысла.

Сэр Уолтер никогда прежде не видел отца Кэтрин таким бледным.

– Да что с вами? Что здесь произошло сегодня утром?

– Мы побеседовали с полковником Траском, и он убедил меня, что чувства Кэтрин важнее любых других соображений.

– Почему же у вас такое напряженное лицо? Он угрожал вам?

– Нет.

– Я вынужден напомнить о нашем вчерашнем разговоре. Ваше бедственное финансовое положение общеизвестно.

Лорд Грантвуд стиснул зубы.

– Какой бы красавицей ни была Кэтрин, ни один из пэров Англии до сих пор не сделал ей предложения, – продолжал сэр Уолтер. – Брак с ней не принесет никаких дополнительных выгод, а то и наоборот, повлечет значительные расходы, если она заставит мужа заботиться о вас и леди Грантвуд.

Отец Кэтрин бессильно опустился в кресло возле стола.

– Хотя Траска посвятили в рыцари и теперь к нему следует обращаться не иначе как «сэр», нет нужды говорить, что подобные регалии производят гораздо больше впечатления на простонародье, чем на истинных аристократов. Также нет нужды напоминать, что рыцарское звание не передается по наследству. Если вы, упаси бог, позволите Кэтрин выйти замуж за Траска, их дети не получат никакого титула. Я же, как вам известно, баронет, мой ранг выше, чем у Траска, и его можно наследовать. Если вы нарушите слово и расторгнете помолвку, если выдадите Кэтрин за Траска, то обречете своих потомков на жизнь простолюдинов. Наконец, – с особым ударением произнес сэр Уолтер, – пусть мои пятьдесят тысяч фунтов в год и не могут соперничать с состоянием Траска, но это намного больше, чем осталось у вас на сегодняшний день. Эти деньги позволили бы Кэтрин жить в достатке, а заодно обеспечили бы определенный комфорт и вам с супругой.

Лорд Грантвуд уставился на тлеющие угли камина, но, судя по лицу, не ощущал никакого тепла.

– Не вижу смысла и в том, чтобы напоминать мне о вчерашнем разговоре.

– И какого же дьявола вы передумали? Сколько вам предложил Траск? Он оплатил все долги?

– Я не позволю оскорблять меня предположениями, будто я продал собственную дочь.

– Тогда что заставило вас изменить решение? – Сэр Уолтер шагнул ближе. – Вы о чем-то умолчали, я вижу по глазам.

– Он убедил меня, что чувства важнее всего.

– Чувства? Да какое они вообще имеют значение? Со временем жена научится любить мужа или, по крайней мере, ценить его заботу.

– Я вынужден попросить вас покинуть мой дом.

– Он угрожал вам. Я уверен, так и было. Может быть, не физически, но все же угрожал. Чем? Что вы пытаетесь скрыть от меня? Какую тайну?

Лорд Грантвуд продолжал отрешенно смотреть на горящие угли.

– Я разыщу его и заставлю признаться, чем он вас взял, – пообещал сэр Уолтер.

– Он скажет вам, что любит Кэтрин, а Кэтрин любит его.

Сэр Уолтер ударил набалдашником трости по ладони:

– Когда я его прижму, он расскажет намного больше.

Уже к середине дня в «Колесе Фортуны» было не протолкнуться.

– Хочу еще «Сливок цветущей долины», – заявил банковский клерк Тадеусу Митчеллу. – И принесите стакан для моего приятеля.

Здесь, в деловом районе Лондона, разговоры о деньгах обычно лились таким же непрерывным потоком, как пиво и джин. Но сегодня все обсуждали только недавние убийства и раздумывали о том, не отменить ли вечерние встречи, чтобы вернуться домой к заходу солнца, до которого оставалось еще три часа. Однако оставался животрепещущий вопрос: а будут ли они в безопасности даже за домашними стенами?

– Это все проделки русских, – уверял биржевой маклер, заказав еще кружку пива.

– Верно. Они пытаются отвлечь нас от войны, – поддержал его телеграфист.

– Хотят, чтобы мы боялись и шагу ступить, – пожаловался оптовый торговец, допивая стакан. – Скоро нам придется кланяться в ноги русскому царю.

– Если нас к тому времени не перережут в собственных постелях. От них нигде не спрячешься.

– Принеси мне еще кружку пива, – велел биржевой маклер Тадеусу Митчеллу. – Просто невероятно, до чего же хочется пить.

Трактирщик лишь усмехался, радуясь тому, как бойко идет в этот понедельник торговля.

– Забористое пиво! – согласился еще кто-то, тоже почувствовавший неодолимую жажду.

Один из посетителей – торговец хлопком – сделал глоток, поставил кружку на стол и вдруг повалился на бок со стула, ударившись головой об пол.

Через три стола от него застройщик допил стакан «Сливок», сунул в карман договор и направился было к выходу, но тут же рухнул на стол.

Кто-то вскрикнул.

Рядом упал еще один посетитель.

Улыбка сползла с лица Тадеуса Митчелла, сменившись выражением ужаса, когда банковский клерк швырнул стакан в голову своему соседу.

Телеграфист вытащил нож из пирога со свининой и вонзил его в шею проходившего мимо разносчика пива.

И тогда началось поистине жуткое побоище.

Вывеска Объединенной английской железнодорожной компании отличалась удивительной скромностью для одного из самых успешных частных предприятий в Британской империи. Да и само местоположение конторы на первый взгляд казалось не слишком удачным. Переулок Уотер-лейн ответвлялся от Лоуэр-Темз-роуд и уводил еще дальше от самых известных центров делового мира: роскошной штаб-квартиры Британской Ост-Индской компании и величественного колосса Банка Англии.

Это был один из многих ловких ходов отца Траска: ему удалось выкупить через посредников все дома по одной стороне Уотер-лейн, прежде чем продавцы догадались о его намерениях и повысили цену. Он объединил все постройки, пробив стены и устроив новые коридоры, а количество входов уменьшил до трех: по торцам комплекса зданий и посередине.

После открытия в 1830 году железнодорожной линии Ливерпуль – Манчестер Траск-старший построил еще много дорог, перечертив рельсами всю страну и наполнив ее шумом, дымом и копотью. Вскоре и другие предприниматели поняли, какую прибыль могут принести железные дороги. В одном только 1846 году двести шестьдесят компаний обращались в парламент за разрешением на строительство новых линий. Многие не сумели удержаться на плаву, и отец Траска, снова воспользовавшись услугами посредников, скупил убыточные компании по бросовой цене, и лишь немногие догадывались, какую мощную корпорацию он создает. К 1850 году общая протяженность железнодорожных путей в Англии составляла шесть тысяч миль, и более чем половиной из них владел отец Траска. Затем он взялся за телеграфные линии и вскоре построил еще одну империю. Однако поезда не могли пересечь океаны, и Траск-старший заинтересовался пароходами.

«И все благодаря продаже никчемной доли в африканском золотом прииске», – думал сэр Уолтер, стремительно ворвавшись в здание через центральную дверь. Он тут же припомнил слова своего дяди о том, что Траск и его предприимчивый отец – типичные нувориши, само появление которых грозит уничтожить все социальные различия.

«Попомни мое слово, – предупреждал дядя, – простолюдины с большими деньгами погубят нашу страну. Если так пойдет и дальше, скоро нам придется просить разрешения на охоту в тех самых землях, которые прежде принадлежали нам».

– Будьте добры сообщить, по какому делу вы пришли, – поинтересовался швейцар у входа.

– Я хочу видеть Траска.

Швейцар удивленно приподнял бровь, не услышав никакого добавления к фамилии: «сэр», «полковник» или хотя бы «мистер».

– Вам назначено?

– Просто скажите, что сэр Уолтер Камберленд желает поговорить с ним.

– Мне очень жаль, но если вас нет в списке…

Сэр Уолтер побагровел:

– Передайте ему: если он откажется сейчас встретиться со мной, то определенно получит приглашение уладить наши дела в Энглфилд-Грин.

Швейцар хмуро посмотрел на сэра Уолтера, затем быстро написал что-то на листке бумаги и вручил одному из клерков:

– Отнесите сэру Энтони.

– Я пойду с вами, – заявил сэр Уолтер, окончательно выведенный из себя тем, что Траска здесь именуют столь уважительно.

Швейцар загородил ему дорогу:

– Я не могу вам это позволить.

– Может быть, вы тоже хотите встретиться со мной в Энглфилд-Грин?

– Что здесь происходит? – раздался громкий голос.

Сэр Уолтер обернулся и увидел спускавшегося по лестнице Траска.

– Этот джентльмен настаивает… – начал объяснять швейцар.

– Да, я слышал из своего кабинета, на чем он настаивает, – перебил Траск.

– Не знаю, чем вы угрожали отцу Кэтрин, но вам это не сойдет с рук, – заявил ему сэр Уолтер.

– Говорите тише.

– Возможно, вы в самом деле купили Кэтрин у ее отца. От вас всего можно ожидать. Во сколько она вам обошлась? – Сэр Уолтер замахнулся тростью. – Как только я узнаю, чем вы надавили на него, я…

Тем временем Траск уже спустился с лестницы. Здоровой рукой он перехватил трость сэра Уолтера, выдернул ее и отбросил в сторону. А затем ударил Камберленда по лицу с такой силой, что тот скатился с крыльца и упал в заполненную грязью канаву.

Траск вышел из дверей и встал немного боком, прикрывая висящую на перевязи правую руку:

– Я принимаю ваше приглашение в Энглфилд-Грин.

Сэр Уолтер попытался встать, но Траск еще одним ударом снова опрокинул соперника в грязь.

– Если только вы не пожелаете уладить все вопросы прямо сейчас, – добавил он.

Сэр Уолтер, с перекошенным от ярости окровавленным лицом, не успел ничего ответить, как с дальнего конца Уотер-лейн донеслись испуганные крики.

– Помогите! – отчаянно вопил какой-то мужчина, за которым, размахивая ножом, бежал другой.

– Они все сошли с ума! – послышались новые возгласы. – Там, в «Колесе Фортуны».

За углом раздался выстрел из пистолета.

Человек с ножом уже почти догнал свою жертву.

Траск шагнул к преследователю, сбил с ног, наступил ботинком на руку, державшую нож, и давил до тех пор, пока тот не выпустил оружие. Затем полковник переместил ботинок мужчине на грудь и прижал его к земле всем своим весом.

– Лежи смирно! – приказал он.

Мужчина извивался и рычал по-звериному.

– Что за адово пламя тебя одолело? – удивился Траск.

Подбежавший на помощь швейцар прижал беснующегося мужчину к булыжной мостовой.

– Скорее! К «Колесу Фортуны»! – крикнул кто-то.

Траск обернулся к сэру Уолтеру, который все еще лежал в грязи, вытирая кровь с разбитой губы и ошеломленно наблюдая за происходящим.

– Сделайте для разнообразия что-нибудь полезное, – бросил ему Траск. – Помогите швейцару успокоить этого человека.

Закрепив на перевязи больную руку, полковник побежал в ту сторону, откуда раздавались крики.

Он повернул на Лоуэр-Темз-роуд и наткнулся на лежавшего в грязи мужчину с распоротым животом. Бедняга стонал от боли.

Чуть поодаль несколько человек пытались отобрать пистолет у еще одного молодчика.

Траск подскочил к нему и пнул вооруженного громилу в левое колено. Тот вскрикнул, получил такой же удар по правому колену и повалился на мостовую. Полковник уже занес ногу для нового пинка, но сообразил, что теперь с дебоширом справятся без его участия, и рванулся туда, где шумели громче всего.

Перед таверной бушевала драка. Над входной дверью и в самом деле висело колесо Фортуны, но не такое, какое изображают на картах Таро, – где один человек карабкается вверх по восходящей части обода, а другой срывается с нисходящей. Нет, здесь было колесо рулетки. Прямо под ним из окна вылетел табурет, обдав дерущихся осколками стекла.

Констебли попытались вмешаться, но разгоряченные драчуны набросились и на них, так что кое-кому из полицейских уже пришлось пустить в ход дубинки.

Траск разглядел пробиравшегося сквозь весь этот хаос трактирщика Тадеуса Митчелла. Кровь капала с его расцарапанного лба на белый фартук.

– Милостивый боже, что здесь произошло? – потребовал ответа полковник.

– Посетители вдруг ни с того ни с сего попадали на пол.

– Что?

– А другие заорали как бешеные. Многие из-за недавних убийств прихватили с собой ножи и пистолеты, а теперь вытащили их и…

Со всех сторон по-прежнему раздавался шум драки.

– Кто-то даже сделал кровью надпись на прилавке.

– Что вы сказали? Надпись кровью? – Траск потащил трактирщика к входу. – Покажите ее мне.

Приехавшие в кебе Райан и Беккер спешили к таверне, обходя разбросанные в грязи осколки стекла. Какой-то мужчина сидел, прислонившись к стене и опустив голову, и громко стонал. Еще одного пострадавшего вынесли из дверей.

К ним подошел высокий молодой человек с военной выправкой. Райану, никогда прежде не видевшему Траска без мундира, наверняка понадобилось бы больше времени, чтобы узнать его, если бы не висевшая на перевязи правая рука.

– Спасибо, что сообщили нам, полковник Траск, – поблагодарил его сержант.

– Моя контора находится неподалеку – в переулке. Услышав шум, я сразу прибежал сюда посмотреть, что случилось. И понял, что нужно вызвать вас.

Сержант полиции закончил опрашивать свидетелей и подошел к ним. Знаки на бронзовой пряжке его ремня подсказывали, что он служит в полиции Сити, не подчиняющейся столичному департаменту.

– Надеюсь, понятно, что вы здесь только гости, – начал он разговор.

– Мы приехали помочь, а не выяснять, кто главнее, – заверил его Райан.

– Если так, то мы рады принять помощь.

Сержант проводил их внутрь таверны.

Свет проникал сюда через разбитые окна, застоявшийся запах пива и джина бил в нос.

Райан и Беккер осмотрели повреждения: сломанные столы и стулья, разбитые бутылки, стаканы, зеркала. Песок на полу покраснел от крови. Двое полицейских помогали выйти еще одному пострадавшему.

В углу стоял человек с порезом на лбу, оторопело глядя перед собой и прижимая ладони к вискам.

– Это Тадеус Митчелл, трактирщик, – объяснил сержант. – Он сознался, что нанял пивного доктора, чтобы разбавить пиво и джин и получить в два раза больше пойла.

– И доктор подсыпал кое-что еще, кроме обычных ингредиентов, – закончил за него Райан. – Какое-то сильнодействующее средство, от которого клиенты либо теряют сознание, либо видят галлюцинации с ужасными монстрами, якобы набросившимися на них.

– Я представляю себе ход событий, – заявил сержант, – но не могу понять, зачем это было нужно. Чего добивался организатор беспорядков?

– Он хотел, чтобы люди перестали чувствовать себя в безопасности в тех местах, где привыкли отдыхать, – ответил Беккер. – Так же как и в церквях, парках и даже собственных домах.

Полковник Траск указал на прилавок:

– Вот надпись, о которой я упомянул в сообщении.

Они подошли ближе. Кто-то, обмакнув палец в кровь, написал на прилавке четыре слова.

Райан снова посмотрел на трактирщика:

– Мистер Митчелл, а когда к вам приходил этот доктор?

Не ожидавший такого вежливого обращения трактирщик убрал руки от лица и попытался сосредоточиться:

– Вчера вечером. Вернее, сразу после полуночи.

– Мы оставим вас ненадолго, – извиняющимся тоном произнес Райан и отвел в сторону Беккера и полковника Траска.

– Вы поняли, что это значит? – тихо, чтобы не услышал трактирщик, спросил он Беккера.

– Сразу после полуночи. Именно тогда напали на комиссара Мэйна и его семью.

– На комиссара напали? – встревожился полковник.

– В его собственном доме на Честер-сквер.

– Но до Честер-сквер отсюда приблизительно три четверти мили. После вчерашнего снегопада потребовался бы час, чтобы пройти такое расстояние, – подсчитал Траск.

– Совершенно верно. Тот, кто напал на комиссара, не мог в то же самое время находиться в таверне. Значит, замешано несколько человек. Как и во вчерашних убийствах.

Райан бросил на Беккера предупреждающий взгляд, опасаясь, что тот выскажет вслух мысль, которая, очевидно, пришла в голову им обоим: «Молодая Англия» существует на самом деле.

Инспектор обернулся к Тадеусу Митчеллу, который весь подался вперед, пытаясь расслышать, о чем они говорят.

– Мистер Митчелл, вы видели, кто это написал? – Райан указал на кровавую надпись на прилавке.

– Да, но увиденное еще безумнее, чем само происшествие.

– Вы о чем?

– Посмотрите, какой тонкий след оставил палец. Это написал мальчишка-оборванец.

– Мальчишка?

– Перед тем как все началось, он заглянул сюда в поисках своего отца. Осмотрел весь зал, но не нашел. По его словам, отец обещал сидеть здесь. Мать мальчика заболела, и он хотел, чтобы отец вернулся домой и позаботился о ней. Наверное, нужно было прогнать оборванца, раз уж его отца здесь не было. Но он просил так жалостливо, что я разрешил ему подождать – вдруг тот все-таки объявится. Парень стоял вот здесь. – Тадеус Митчелл указал на ближний к прилавку угол зала. – Когда люди начали падать, вопить и бросаться друг на друга, мальчишка вдруг подскочил к прилавку, вымазал палец в крови и написал вот это.

Беккер наклонился ниже и прочитал:

– «Джон Уильям Бин-младший».

– Я знаю всех своих клиентов, – проворчал трактирщик, – но такого имени никогда не слышал.

– Зато я слышал, – сказал полковник Траск. – Поэтому и отправил вам записку.

Райан кивнул:

– Шесть лет назад Джон Уильям Бин-младший пытался застрелить королеву.