Глава 31
Жив
Осень 333 П. В.
– Шар’дама ка, к тебе пришел говорить хаффит.
Джардир кивнул и махнул стражу отпуская его, а в картографический зал прохромал Аббан. Хаффит неуклюже направился к мягкому стулу Он споткнулся, но ухитрился перевести падение в посадку И облегченно вздохнул.
Нос Джардира угадал причину раньше, чем он изучил ауру друга.
– О черное сердце Най, ты осмелился явиться ко мне пьяным?
Аббан тупо взглянул на него:
– Пар’чин жив, Ахман.
Слова и правда, которую он увидел за ними, пресекли все прочие мысли. Джардир медленно помотал головой и отвернулся, принял свои чувства.
– Я подозревал, – признался он. – Несколько месяцев тому назад, когда мы впервые услышали о Меченом.
– Мы все подозревали, – кивнул Аббан.
– Но я сказал себе, что это нелепо. Мы бросили его умирать в барханах. – Джардир взглянул на Аббана. – Как он выжил? Укрылся в хаффитском селении?
– Я не спросил. Какая разница? Такова инэвера.
Джардир махнул рукой, сдаваясь и оставляя эту тему.
– Чего он хочет?
Аббан извлек простенький свиток пергамента, перевязанный грубой бечевкой:
– Попросил передать тебе это.
Джардир взял письмо, развязал и быстро прочел.
Приветствую тебя, Ахман асу Хошкамин ам’Джардир ам’Каджи, в сей год Создателя нашего 333 П. В.Я свидетельствую перед Эверамом, что ты, мой аджин’пал, осуществил вероломство и ограбил меня на священной земле Лабиринта ночью, когда все люди – братья.В соответствии с Законом Эведжана, я требую от тебя встречи на домин шарум за час до заката в день осеннего равноденствия, когда Эверам и Най – в равновесии.Выбор места остается за мной, как за стороной потерпевшей. Тебя уведомят о нем за неделю и разрешат прибыть первым, дабы ты убедился в отсутствии западни. Каждый приведет семь свидетелей, не больше и не меньше, в почитание семи Небесных столпов. Мы разрешим наш спор как мужчины и предоставим судить Эвераму.Альтернативой этому является встреча наших людей на поле брани, в ходе которой не ночь почернеет от ихора, а день покраснеет от крови. Я надеюсь, ты не усмотришь в этом чести и доблести.В ожидании твоего ответа,Арлен асу Джеф ам’Тюк ам’Брук.
Джардир встряхнул головой. «Домин шарум». Буквально это означало «два воина», и речь шла о суде посредством поединка, как предписано в Эведжахе на основании правил, согласованных между Каджи и его вероломным братом перед смертельной схваткой.
– Осеннее равноденствие, – проговорил Аббан. – За месяц до вторжения в Лактон. Он словно знал.
Джардир болезненно улыбнулся:
– Мой аджин’пал не дурак и хорошо изучил наши традиции. Но, рассуждая об Эвераме и Небесах, в душе не верит их истине. – Он покачал головой. – Называет себя «потерпевшей стороной». Словно возвращение того, что он украл из гробницы моего предка, есть обычный грабеж.
Этот вопрос терзал его годами.
– Прав ли он?
Аббан пожал плечами:
– Кто может знать? Я поступал с людьми хуже и даже солгал Пар’чину ради собственной выгоды. И тем не менее любил его. Он был предельно верен. Рядом с ним я испытывал…
– Что? – спросил Джардир.
Оба они знали этого человека хорошо, но очень по-разному.
– То же самое, что рядом с тобой, когда мы были юны и учились в шарадже, – ответил Аббан. – Он не замедлил бы оградить меня от беды, как и поступил, когда ты много лет назад призвал нас к Трону копий. С ним я чувствовал себя в безопасности.
Джардир кивнул. Оказывается, не так уж по-разному.
– А теперь?
Аура Аббана стала нечитаемой, он вздохнул, извлек из жилетного кармана глиняную бутылочку и вытащил пробку.
– Не смей… – начал Ахман.
Аббан перебил его, закатив глаза:
– Ахман, твои ноги омыты прудами крови, их тысячи. Неужели ты всерьез собираешься выговаривать мне за питье кузи, как пьяному шаруму в Лабиринте?
Джардир нахмурился, но больше не возразил, и Аббан отхлебнул с видом отсутствующим и задумчивым. Затем хаффит взглянул на него и поднял бутылочку:
– Выпей со мной, Ахман. Всего один раз. Эти вещи лучше обсуждать с корицей на губах.
Джардир помотал головой:
– Каджи запрещает…
Аббан запрокинул голову и расхохотался:
– Он запрещает, потому что его людей перебили в Раске, когда на их стороне был пятикратный перевес и они всю ночь отмечали еще не выигранное сражение! Указ адресован необразованным баранам с оружием, а не двоим мужчинам, которые собрались пропустить по чашечке в сердце своей цитадели.
Джардир печально посмотрел на Аббана. Судя по ауре, тот не только не понимал, но и считал Джардира глупцом в этом споре.
– Именно поэтому, друг мой, ты и хаффит.
– Почему? – спросил Аббан. – Потому что не считаю каждое слово Каджи прямым указанием Эверама? Ты, Ахман, теперь шар’дама ка, и я знаю тебя давно. Ты умнейший человек, но за минувшие годы совершил много глупых и наивных поступков.
Скажи он это при дворе, был бы тотчас убит, но Ахман видел, что друг говорит искренне, и не винил его.
– Аббан, я не претендую на божественную непогрешимость, и то же самое относится к Каджи. Ты хаффит, ибо не способен понять, что причины указа Каджи не имеют значения. Важны же подчинение и смирение. Жертва.
Он показал на чашку:
– Эверам не проклянет меня и не отправит в бездну Най, если я выпью, Аббан, и дух Каджи не потревожится. Но память о поучительном поражении при Раске стоит кузи, как память о предательстве сводного брата Каджи – вкуса сочной свинины, как бы ты ее ни расхваливал.
Аббан какое-то время изучал его, потом пожал плечами и выпил.
– Пар’чин – и тот, кого я знал, и в то же время другой. Я ни на миг не допустил, что он причинит или позволит, чтобы мне причинили вред, но в его обществе мне было… не по себе.
– Слухи не лгут? – спросил Джардир. – Он пометил себя чернилами?
– Примерно так же, как ты покрыл себя шрамами, – кивнул Аббан.
– Мои метки сделаны из моей же плоти, – покачал головой тот. – Я не осквернил храма моего тела…
– Прошу тебя. – Аббан одной рукой остановил его, а другой растер висок. – У меня и без того разболелась голова. – Затем продолжил: – В отличие от тебя Пар’чин не пощадил своего лица, но он никогда и не был красив, как ты. Полагаю, пределы… жертвенности существуют даже для Дамаджах.
Джардир напрягся:
– Я нынче многое стерпел от тебя, Аббан, но всему есть предел.
Аура Аббана похолодела, и он поклонился низко, как мог без риска упасть.
– Прошу прощения, друг мой. Я не хотел оскорбить ни тебя, ни твою дживах ка.
Джардир кивнул и взмахом руки показал, что тема исчерпана.
– Однажды ты сказал, что если один из нас Избавитель, то это Пар’чин. Ты по-прежнему так считаешь?
– Я не знаю, существует ли Избавитель вообще. – Аббан выпил снова. – Но я заглянул в глаза тысячам торгашей и за всю жизнь встретил только двух человек, которых нашел правдивыми. Одним оказался Пар’чин, а другим – ты, Ахман. Десять лет назад наш народ был разобщен. Слаб. Не в состоянии править даже родным городом. Сплошные расходы без капли прибыли. Мы убывали числом, наши женщины не имели права раскрыть рот, а хаффиты не заслуживали даже презрения. – Он поднял чашечку с кузи. – За кузи могли казнить. Ты, может, и украл трон, но приложил к нему мудрость. Объединил наш народ и сделал его снова сильным. Накормил голодных. Открыл путь к славе женщинам и хаффитам. Наши люди находятся в неоплатном долгу перед тобой. Удалось бы то же самое Пар’чину? Кто знает?
Джардир сдвинул брови:
– И как поступил бы низкий Аббан? Будет ли прибыль от моего поединка с Пар’чином?
– Какая разница? – отозвался Аббан. – Мы оба знаем, что ты примешь вызов.
– Такова инэвера, – кивнул Джардир. – Но я все равно выслушаю твой совет.
Аббан вздохнул:
– Лучше бы Пар’чин не бросал вызов. Лучше бы он послушал меня и убежал на край Ала и дальше. Но я прочел в его глазах, что он действительно хочет схватиться с тобой, на домин шарум или нет. А коли так, тебе лучше воздержаться от тайного поединка в пользу другого, на глазах у несметных полчищ наблюдателей, готовых присоединиться к бойне.
– Для этого и существует домин шарум, – согласился Джардир. – На случай, когда желания пусты. Я сражусь с Пар’чином всей моей мощью, а он – со мной. Один из нас выживет, и на его плечи ляжет ответственность за судьбу человечества. Пусть Эверам решит на чьи.
Инэвера ждала Джардира в опочивальне. С момента примирения, что состоялось недели назад, они не провели врозь ни одной ночи. Другие жены роптали из-за его невнимания, но власть Инэверы над ними была абсолютной, и ни одна не посмела явиться в покои без приглашения.
Джардир видел волны любви и страсти, которые исходили от жены, и приготовился к неизбежному. Осталось надеяться, что она простит.
– Пар’чин жив, – выпалил он и, по примеру хаффита, предоставил словам повиснуть в воздухе.
Инэвера мгновенно выпрямилась и уставилась на него, тепло и призывность улетучились из ее ауры.
– Не может быть. Ты сказал, что ударил его Копьем промеж глаз и оставил труп в барханах.
Джардир кивнул:
– Это правда, но я ударил тупым концом. Он был жив, когда мы его бросили.
– Он был – что?! – заорала Инэвера, и Джардир побоялся, как бы это не разнеслось по всему дворцу, несмотря на звукопоглощающую магию хора.
Гнев в ее ауре был ужасен, Джардир будто заглянул через край бездны Най.
– Я говорил тебе, что не убью друга. Как ты велела, я забрал Копье, но пощадил Пар’чина и оставил в живых перед лицом надвигавшейся ночи, дабы он принял смерть воина на когтях алагай.
– Пощадил? – повторила Инэвера, не веря ушам. – Кости ясно сказали: ты не займешь своего места, пока он не умрет! Во сколько тысяч жизней обойдется это «пощадил»?
– Займу свое место? – переспросил Джардир.
Слова всколыхнули что-то знакомое, и он обратил коронное видение в глубины памяти.
– Разумеется. Пар’чин.
– Не поняла.
– Ты солгала мне, когда сказала, что я – единственный возможный Избавитель. Я думал, ты скрываешь наследника, но это же Пар’чин, верно? Да кости ли посоветовали его убить, или ты рассудила сама?
Ей не понадобилось отвечать; он и так понял, что попал в точку.
– Не важно, – сказал Джардир. – Он жив и вызвал меня на домин шарум. Я принял вызов.
– Ты с ума сошел? – взвилась Инэвера. – Принял и даже не дал мне бросить кости?
– К Най твои кости! – прогремел Джардир. – Такова инэвера! Я либо Избавитель, либо нет! Алагай хора ничем не отличаются от счетов Аббана – орудия для просвещенного гадания!
Инэвера шикнула, и он понял, что зашел слишком далеко. Она могла лгать ему, истолковывая расклад, но искренне верила, что через кости говорит Эверам.
– А может, они правы, – уступил он. – Допустим, Пар’чин и есть шар’дама ка. В Лабиринте, когда он впервые воздел Копье Каджи, шарумы пошли за ним беспрекословно. За это Копье он пролил кровь и рискнул жизнью. Этим Копьем сразил сильнейшего демона из всех, каких знала Красия, – того, что оборвал жизнь тысяч даль’шарумов. Это он, а не я нашел священный город Каджи.
– Ты наследник Каджи, – возразила Инэвера.
Джардир пожал плечами:
– Когда Каджи завоевал зеленые земли, он взял себе в жены северянок. Я прозревал его кровь в жилах жителей той же Лощины Избавителя. Спустя три тысячи лет сын Джефа может оказаться таким же наследником Каджи, как и я.
Инэвера спрыгнула с ложа и обвила Джардира руками:
– Нет. Я отказываюсь верить. – И она не шутила. Он видел, что ее воля не допускает даже подобной мысли. – Это ты. Это обязан быть ты.
Джардир обнял ее и кивнул:
– Я тоже так думаю. Но должен убедиться. Ты понимаешь, дживах ка? Я должен быть настоящим, иначе кровь у моих ног пролита зря.
Назад: Глава 30 Мой верный друг
Дальше: Глава 32 Домин шарум
