22 августа, понедельник

После побега тигров Хезер была так взволнована, что не могла спать. Она ждала, что Криста появится с каким-нибудь распоряжением суда, согласно которому Лили придется вернуться домой. Или еще хуже, придут копы или люди из ЭйЭсПиСиЭй и заберут Энн в тюрьму. Что ей тогда делать?

Но дни шли, и Хезер потихоньку успокаивалась. Возможно, Криста поняла, что чувствует себя счастливее, когда ее дочери не живут у нее дома. Что она не прирожденная мать. Она вечно это твердила. Но несмотря на то, что копы сновали туда-сюда, все еще пытаясь найти второго тигра, и по-прежнему патрулировали владения Энн, а люди из ЭйЭсПиСиЭй приехали, чтобы проверить состояние остальных животных и убедиться, что их содержание законно, на Энн до сих пор не надели наручники и никуда не забрали, как боялась Хезер.

В глубине души Хезер понимала, что ее проживание в доме у Энн временно. Она не может жить у нее вечно. Осенью Лили должна пойти в школу. Энн содержала их, но как долго все это продлится? Хезер нужно было найти работу, вернуть деньги Энн, сделать хоть что-нибудь. Она по-прежнему цеплялась за надежду, что в этом ей поможет Паника – что с заработанными деньгами, даже если их придется разделить с Доджем, она сможет арендовать у Энн комнату или найти собственное жилье для себя и Лили.

Чем дольше она жила вдали от «Свежих Сосен», тем больше убеждалась – она никогда, никогда в жизни туда не вернется. Ее место было здесь или в каком-то подобном доме – где просторно и нет любопытных соседей, никаких криков, никаких бьющихся бутылок и никаких людей, слушающих музыку ночь напролет. Ее место было рядом с животными, большими деревьями и этим запахом свежего сена и навоза, который почему-то не был таким уж неприятным. Удивительно, как она любила осматривать хозяйство, вычищать птичьи клетки, расчесывать лошадей и даже подметать в конюшне.

Удивительным было еще и то, как хорошо было чувствовать себя нужной. Теперь Хезер верила в то, что сказала ей Энн. Энн заботилась о ней. Возможно, даже любила ее немного.

А это все меняло.

До финального испытания осталось три дня. Теперь, когда Хезер знала, как все пройдет – что она придет, только чтобы тут же проиграть Доджу в первом раунде Поединка, – она почувствовала невероятное облегчение. Первое, что она собиралась сделать с деньгами, – это купить Лили новый велосипед, на который она глазела во время их поездки в торговый центр.

Нет. Сначала она отдаст деньги Энн, а уже потом купит велосипед.

А потом, возможно, она купит себе хорошенький сарафан и кожаные сандалии на ремешках. Что-то красивое, что она наденет, когда, наконец, наберется храбрости и поговорит с Бишопом. Если наберется.

Хезер уснула, и ей снился Бишоп. Он стоял вместе с ней на краю водонапорной башни и говорил ей прыгать, прыгать. Ниже – гораздо ниже – был бурный поток воды, испещренный яркими белыми огнями. Они, как немигающие глаза, были будто приклеены посреди этой черной воды. Он говорил Хезер, чтобы она не боялась, а она не хотела говорить ему, что испытывает настолько сильный ужас, что не может даже двинуться.

Потом там появился Додж.

– Как ты собираешься выиграть, если ты боишься прыгнуть? – повторял он.

Неожиданно Бишоп исчез, и металлический выступ под ее ногами превратился в деревянный, наполовину сгнивший и неустойчивый. Бум. Додж махал бейсбольной битой, разбивая деревяшку и отправляя в воду ливень из щепок. Бум.

– Прыгай, Хезер. – Бум. – Прыгай.

– Хезер!

Хезер проснулась от двойного ощущения – Лили шептала ее имя, стоя между их кроватями, и, как эхо, голос с улицы звал ее по имени.

– Хезер Линн! – послышался голос. Бум. Удар кулаком по двери. – Спускайся! Спускайся сюда, мне нужно с тобой поговорить.

– Мама, – сказала Лили, как раз когда Хезер обрела голос. Глаза Лили расширились.

– Иди в кровать, Лили, – сказала Хезер. Она тут же проснулась и посмотрела в телефон: 1:13 ночи. В коридоре виднелся небольшой кусочек света из-под двери комнаты Энн. Хезер слышала шорох простынь. Значит, она тоже проснулась.

Продолжался стук и приглушенные крики: «Хезер! Я знаю, что ты здесь. Ты будешь игнорировать собственную мать?» Хезер не нужно было даже походить к двери, чтобы понять, что Криста пьяна.

Свет на крыльце был включен. Когда она открыла дверь, ее мама стояла, приложив одну руку к глазам, будто закрываясь от солнца. Выглядела она ужасно. Ее волосы вились, у футболки был такой глубокий вырез, что Хезер видела все морщины на ее декольте и белые полумесяцы от бикини, джинсы с пятнами, огромные каблуки. Ей было тяжело стоять на одном месте, и она делала небольшие шажки, чтобы сохранять равновесие.

– Какого черта ты тут делаешь?

– Что я здесь делаю? – ее язык заплетался. – А ты-то что здесь делаешь?

– Уходи. – Хезер шагнула на крыльцо, обнимая себя. – Ты не имеешь права приходить сюда. Не имеешь права приходить сюда в таком виде.

– Права? У меня на все есть право. – Криста сделала неуверенный шаг вперед, пытаясь пройти мимо Хезер. Но та загородила ей путь, впервые радуясь своему преимуществу в росте. Криста начала кричать: – Лили! Лили Энн! Где ты, малышка?

– Прекрати. – Хезер попыталась схватить Кристу за плечи, но та отшатнулась от нее, ударяя ее по руке.

– Что происходит? – Позади них возникла Энн, моргая. На ней был старый халат. – Хезер, все в порядке?

– Ты! – Криста сделала два шага перед Хезер, прежде чем та успела ее остановить. – Ты украла моих деточек! – Она покачивалась на каблуках. – Ты чертова стерва, я тебя…

– Мама, перестань! – Хезер крепко себя обняла, стараясь не показывать эмоции и избежать скандала.

Энн сказала:

– Ладно, давайте успокоимся, давайте все успокоимся. – Ее руки были подняты вверх, будто она пыталась утихомирить Кристу.

– Мне не нужно успокаиваться…

– Мама, прекрати!

– Уйди с дороги…

– Успокойтесь, успокойтесь.

Затем из темноты послышался чей-то голос:

– В чем дело? – Фонарик включился тогда же, когда выключился свет на крыльце. Он подсветил их все по очереди, как указующий перст. Из темноты кто-то вышел, поднялся по лестнице, когда свет на крыльце, реагируя на движение, снова включился. Все остальные тут же замерли. Хезер забыла, что в лесу была припаркована патрульная машина. Полицейский часто моргал, будто только что проснулся.

– Дело в том, – начала Криста, – что у этой женщины мои деточки. Она их украла.

Полицейский ритмично двигал челюстью, будто бы жевал жвачку. Он перевел взгляд с Кристы на Хезер, затем на Энн, потом снова на Кристу. Его челюсть двигала влево-вправо. Хезер задержала дыхание.

– Это ваша машина, мадам? – наконец сказал он, махнув головой в сторону машины Кристы.

Криста посмотрела туда. Затем снова на него. В ее глазах что-то вспыхнуло.

– Да, и что?

Он по-прежнему жевал, глядя на нее.

– Официально разрешенный показатель – 0,08 промилле.

– Я не пьяна. – Криста начала повышать голос. – Я такая же трезвая, как и вы.

– Не возражаете, если мы отойдем ненадолго?

Хезер была готова обнять его и поблагодарить. Она хотела все ему объяснить, но у нее в горле встал ком.

– Я возражаю. – Криста отошла в сторону от копа, когда тот шагнул к ней. Она чуть не споткнулась об один из цветочных горшков. Коп взял ее за локоть. Она попыталась сбросить его руку.

– Мадам, пожалуйста. Не могли бы вы пройти сюда…

– Отпусти меня.

Хезер наблюдала за происходящим будто бы в замедленной съемке. Раздался шум и крики. Криста трясла рукой, поднося кулаки к лицу офицера. Удар будто увеличился в несколько раз, затем гул, шум.

А потом время снова ускорилось, и коп выкручивал руки Кристы у нее за спиной, пока она сопротивлялась и извивалась, как животное.

– Вы заключаетесь под арест за нападение на полицейского…

– Опусти меня.

– У вас есть право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде.

На Кристу надели наручники. Хезер не знала, радоваться или бояться. Возможно, и то и другое. Криста по-прежнему орала на полицейского, который увел ее с крыльца в сторону патрульной машины. Она звала Лили, кричала о своих правах. Затем она оказалась в машине, за ней закрылась дверь, и наступила тишина, не считая шума двигателя и шороха гравия, когда коп прошел на водительское сиденье. Вспышка фар. Затем опять темнота. На крыльце снова выключился свет.

Хезер трясло. Когда она, наконец, смогла заговорить, единственное, что она сказала, это:

– Ненавижу ее. – Затем еще раз: – Ненавижу.

– Пойдем, милая. – Энн положила руку Хезер на плечи. – Пойдем внутрь.

Хезер выдохнула и позволила гневу уйти. Они вместе зашли в дом, в прохладный коридор, окутанный тенью и лунным светом, который выглядел уже очень родным. Хезер подумала о Кристе, беснующейся на заднем сиденье полицейской машины. Тяжесть в груди отступала. Теперь все узнают правду – какая Криста была на самом деле и от чего Хезер с Лили бежали на самом деле.

Энн обняла Хезер.

– Все будет хорошо, – сказала она. – У вас все будет хорошо.

Хезер посмотрела на нее и смогла улыбнуться.

– Я знаю, – ответила она.

В Карпе конец августа был самым грустным временем в году. А возможно, и везде.

Каждый год при любой погоде общественные бассейны внезапно заполнялись людьми, в парках лежали одеяла для пикника и пляжные полотенца, а на дорогах бок о бок стояли припаркованные машины с людьми, отдыхающими на озере Копэйк. На деревьях висела завеса от выхлопных газов, запаха угля и дыма от сотен костров. Это была последняя пышная демонстрация лета, линия на песке, отчаянная попытка навсегда отсрочить наступление осени.

Но осень надкусывала голубое небо своими зубами, разрывала на части куски солнца, уничтожала тяжелую дымку, пахнущую мясом. Она наступала, и ее больше нельзя было сдерживать.

Она принесет дождь, холод и перемены.

Но сначала – финальное испытание. Самое опасное испытание.

Поединок.