15 августа, понедельник

Утром Хезер проснулась от криков. Ее звала Лили, которая с шумом поднялась наверх, а затем открыла дверь так резко, что она ударилась о стену.

Лили сказала:

– Тигры сбежали.

Она тяжело дышала, ее лицо было красным и влажным от пота. От нее немного пахло удобрениями – наверное, она кормила животных.

– Что? – Хезер окончательно проснулась и села.

– Ворота открыты, а тигров нет, – ответила Лили.

– Это невозможно. – Хезер уже одевалась, запихивая ноги в шорты и натягивая футболку. Она даже не стала надевать лифчик. – Невозможно, – повторила она, и ее охватил слепой ужас. В голове мелькали картины вчерашнего вечера, обрывки воспоминаний – как она обнимает Нэт, закрывает ворота… Повесила ли она замок? Хезер не могла вспомнить. Они с Минди Крамер обсуждали работу у Энн, потом ей пришлось наорать на Зева Келлера, который пытался залезть в свинарник.

Она должна была повесить замок. Может, тигры никуда и не сбежали. Может, они просто прячутся между деревьями или еще где-то, где Лили не могла их заметить.

Внизу Хезер увидела, что было уже одиннадцать часов утра. Она проспала, и Энн приедет совсем скоро. Лили пошла вместе с ней на улицу. Было безумно жарко, как и за день до этого, но теперь небо было затянуто тучами, и влага висела в воздухе, как блестящая занавеска. Будет дождь.

Она прошла половину двора, когда увидела, что замок лежит в траве свернутый, как змея, на том самом месте, куда Хезер положила его вчера, когда открыла ворота для Натали.

Теперь они были настежь открыты.

Ужас камнем упал внутри Хезер. Не было смысла осматривать весь вольер. Они сбежали. Она чувствовала это. Почему не лаяли собаки? Хотя, может, они и лаяли, но она не слышала. А может, они были напуганы и загипнотизированы видом тигров, как вчерашняя толпа.

Хезер закрыла глаза. На секунду ей показалось, что она упадет в обморок. Тигры сбежали, это была ее вина, и теперь Энн будет ее презирать и вышвырнет из дома. И у нее будет полное право на это.

Она открыла глаза, подстегиваемая безумной паникой – ей нужно найти их, сейчас же, пока Энн не вернулась домой.

– Жди здесь, – сказала Хезер Лили, но, когда Лили прошла за ней в дом, у нее не было сил, чтобы спорить с сестрой. Она сама толком не знала, что делает. Хезер нашла под раковиной ведро, вывалила из него несколько сморщенных губок и чистящих принадлежностей и положила туда наполовину размороженные стейки. Затем она вышла из дома и пошла в лес. Возможно, они не успели уйти далеко и она сможет заманить их обратно.

– Куда мы идем? – спросила Лили.

– Тихо, – резко сказала Хезер. Она чувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Как она могла быть такой идиоткой? Ведро было тяжелое, и ей приходилось держать его двумя руками. Хезер внимательно смотрела по сторонам, ища проблеск цвета, светящиеся черные глаза. Ну же, ну же, ну же.

В кустах позади Хезер что-то зашуршало, в воздухе было какое-то движение – присутствие наблюдающего животного. До Хезер вдруг дошло, что она ведет себя по-идиотски – пошла в лес с Лили, ища тигров, будто это потерявшиеся котята, и надеясь, что сможет заманить их домой. Если она найдет тигров, они не откажутся полакомиться ее головой. По спине прошелся страх. Она следила за каждым шорохом, за каждой движущейся веткой, за светом и тенью, которые могут легко скрывать пару глаз и полоски рыжевато-коричневого меха.

– Возьми меня за руку, Лили, – сказала Хезер, стараясь скрыть страх в голосе. – Вернемся в дом.

– А как же тигры? – спросила Лили. Похоже, для нее это было своего рода приключение.

– Придется позвонить Энн, – ответила Хезер и поняла, что так действительно будет правильно. Ее по-прежнему не покидало сильное ощущение, что нечто за ними наблюдает. – Она знает, что делать.

Вдруг из толстых листьев высунулась голова енота. Хезер почувствовала такое облегчение, что чуть не описалась. Она оставила ведро в лесу. Оно было слишком тяжелое, а ей хотелось скорее вернуться в дом.

Когда они вышли из леса и дошли до уличного душа, на дороге послышался шорох шин, и Хезер поняла, что Энн вернулась. Она не знала, радоваться или бояться. Она ощущала и то, и другое.

Но затем она увидела ржавый капот «Ле Сабре» Бишопа и вспомнила, что обещала поговорить с ним сегодня.

– Бишоп! – Лили побежала к нему, прежде чем он успел полностью выйти из машины. – Тигры сбежали! Тигры сбежали!

– Что? – Он выглядел еще хуже, чем вчера вечером, будто не спал всю ночь. Повернувшись к Хезер, он спросил: – Это правда?

– Да, – ответила она. – Я забыла повесить на ворота замок. – Эта правда была как удар в живот, и Хезер заплакала. Теперь Энн выгонит их из дома, и им придется вернуться в «Свежие Сосны» или опять бродяжничать. Энн будет подавлена. Энн, чуть ли не единственный человек, которому было не наплевать на Хезер.

– Эй, эй! – К ней подошел Бишоп. Она не стала сопротивляться, когда он ее обнял. – Это не твоя вина. Все будет хорошо.

– Это моя вина… – Она уткнулись лицом в его плечо и плакала, пока не закашлялась. Бишоп гладил ее по спине и по волосам. Он легонько дотронулся до ее щеки и бормотал что-то в ее макушку. Только с Бишопом она могла почувствовать себя маленькой. Только с ним она чувствовала себя защищенной.

Хезер даже не слышала, как подъехала Энн, пока дверь ее машины не открылась и она не спросила взволнованно:

– В чем дело? Что случилось?

Хезер отошла от Бишопа, и Энн тут же взяла ее за плечи:

– Ты в порядке? Тебе больно?

– Я-то в порядке. – Хезер утерла нос. У нее во рту был сильный привкус мокроты, и она не могла взглянуть Энн в глаза. – Я в порядке. – Она пыталась сказать: «тигры сбежали, тигры сбежали».

Лили сидела тихо, бесшумно открывая рот.

Бишоп сказал:

– Тигры сбежали.

Лицо Энн прибавило красок, как будто Хезер смотрела ее по телевизору и кто-то увеличил контрастность.

– Ты… ты шутишь.

Хезер смогла покачать головой.

– Как? – спросила Энн.

Прежде чем Хезер успела заговорить, Бишоп вмешался:

– Это моя вина.

Наконец, Хезер смогла сказать:

– Нет. Бишоп здесь ни при чем. Это я виновата. Это была… игра.

– Игра? – Энн посмотрела на Хезер так косо, как никогда. – Игра?

– Паника, – ответила Хезер. Ее голос был хриплым. – Я открыла ворота. И, видимо, забыла их запереть.

Какое-то время Энн молчала. На ее лицо было невозможно смотреть – оно было призрачно-белого цвета. Она была в ужасе.

– Но это я попросил Хезер открыть ворота, – неожиданно сказал Бишоп. – Это моя вина.

– Нет. – Хезер смутилась из-за того, что Бишоп посчитал своим долгом заступиться за нее, хотя она и была ему благодарна. – Бишоп здесь ни при чем.

– Очень даже при чем. – голос Бишопа стал громче. Он потел. – Я приказал Хезер открыть ворота. Я всем им что-то приказал. Я устроил пожар в доме Грейбиллов. Я один из… – Его голос сорвался. Он повернулся к Хезер. Его взгляд был умоляющим и полным отчаяния. – Я судья. Вот что я хотел тебе сказать. Вот что я хотел объяснить. То, что ты видела тогда Вивьен…

Он не закончил. Хезер и подавно не могла говорить. Ей показалось, что время остановилось и они все превратились в статуи. Слова Бишопа прошли сквозь нее как снег, замораживая все изнутри, не давая ей сил заговорить.

Это невозможно. Только не Бишоп. Он ведь даже не хотел, чтобы она играла.

– Я в это не верю. – Она услышала свои слова и только теперь поняла, что говорит.

– Это правда. – Теперь он повернулся к Энн: – Хезер не виновата. Поверьте мне.

Энн поднесла руку ко лбу, будто бы сдерживая боль. Она закрыла глаза. Лили по-прежнему стояла в нескольких футах от них, переминаясь с ноги на ногу. Она была очень взволнована и вела себя тихо. Энн снова открыла глаза.

– Нужно вызвать полицию, – тихо сказала она. – Они объявят чрезвычайное положение.

Бишоп кивнул. Какое-то время никто не двигался. Хезер было бы проще, если бы Энн на нее накричала.

Слова Бишопа все еще крутились у нее в голове: «Я приказал ей это сделать. Я всем им что-то приказал».

– Пойдем, Лили, – сказала Энн. – Пойдем в дом.

Хезер собралась пойти с ними, но Энн ее остановила:

– Подожди здесь, – резко сказала она. – Мы поговорим чуть позже.

Ее слова, как ножи, причиняли Хезер боль. Все кончено. Теперь Энн ее возненавидит.

Лили взволнованно глянула на Хезер, а затем поторопилась вслед за Энн. Хезер с Бишопом остались во дворе одни. Свет солнца пробивался сквозь облака, и день превратился в микроскоп, фокусируясь на жаре.

– Мне очень жаль, Хезер, – сказал Бишоп. – Я не мог тебе сказать. Знай, что я хотел. Но правила…

– Правила? – переспросила Хезер. Злость проходила по всему ее телу. – Ты врал мне. Обо всем. Ты отговаривал меня играть, а сам все это время…

– Я пытался оградить тебя от опасности, – возразил Бишоп. – А когда я узнал, что ты не отступишься, я пытался помочь тебе по возможности. – Бишоп подошел к ней ближе, собираясь ее обнять. Хезер отошла назад.

– Ты меня чуть не убил! – сказала она. – Если бы Додж не вытащил пулю…

– Это я его попросил, – перебил ее Бишоп. – Чтобы с тобой точно ничего не случилось.

Щелк-щелк-щелк. Воспоминания следовали одно за другим – Бишоп настоял на том, чтобы поехать по короткой дороге, которая проходила мимо дома Джека Донахью. Фейерверки в доме Грейбиллов, которые Хезер точно увидела бы. Это была подсказка – огонь.

– Поверь мне, Хезер. Я не хотел тебя обманывать.

– Тогда почему ты именно это и сделал? – Она скрестила руки на груди. Ей не хотелось его слушать. Ей хотелось злиться. Ей хотелось разозлиться, чтобы не думать обо всем остальном – о тиграх, о том, как сильно она разочаровала Энн, о том, что ей снова придется стать бездомной. – Что ты так отчаянно хотел доказать? – Она будто теряла частички своей души. Пустота. – Что ты лучше нас? Умнее нас? Мы это поняли, ясно? Ты уезжаешь. – Пустота. – Ты сваливаешь отсюда. Поэтому ты гораздо умнее всех нас, вместе взятых.

Губы Бишопа были тонкие, как ниточка.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – тихо спросил он. – Тебе нужно, чтобы все вокруг тебя было хреново. У тебя есть сестра, которая тебя любит. Друзья, которые тебя любят. Я тебя люблю, Хезер. – Он сказал это быстро, почти буркнул, но она не успела даже порадоваться этому, потому что он продолжил: – Ты обошла почти всех в Панике. Но все, что ты замечаешь вокруг себя, – это дерьмо. Чтобы тебе не пришлось ни во что верить. Чтобы у твоих неудач было оправдание.

Пустота. Хезер отвернулась, чтобы Бишоп не увидел ее слез, если она вдруг снова заплачет. Но она поняла, что идти ей некуда. Перед ней стоял дом, небо, и солнце светило как лазер. Но теперь нигде для Хезер не было места. Последние частички ее души распались, и у нее внутри будто бы открылась рана – она чувствовала боль и злость.

– Знаешь, чего я хочу? Чтобы ты наконец ушел.

Она думала, что Бишоп начнет кричать. Она чуть ли не надеялась на это. Но вместо этого он только вздохнул и потер лоб.

– Послушай, Хезер. Я не хочу с тобой ссориться. Я хочу, чтобы ты поняла…

– Ты слышал меня? Уходи. Уезжай. Свали отсюда. – Она ударила ладонью по глазам. В ее голове звучали его слова: «Тебе нужно, чтобы все вокруг тебя было хреново. Чтобы у твоих неудач было оправдание».

– Хезер… – Бишоп положил руку на ее плечо, но она отдернулась:

– Как еще тебе объяснить, чтобы ты ушел?

Бишоп медлил. Он был так близко, что она чувствовала тепло его тела, которое мягко окутывало ее, как одеяло. На какую-то секунду она подумала, что он передумает, повернется к ней, обнимет и скажет, что никуда не поедет. Какую-то секунду это было ее единственным желанием.

Но вместе этого она почувствовала, что его пальцы слегка коснулись ее локтя.

– Я сделал это ради тебя, – тихо сказал Бишоп. – Я собирался отдать деньги тебе. – Его голос немного дрогнул. – Все, что я делал, было ради тебя, Хезер.

И он ушел. И обернулся. Она едва держалась на ногах, а злость разорвала ее сердце на кусочки. Но когда она не выдержала и решила позвать Бишопа, он уже был в машине и не мог ее слышать.

Это был странный день для Карпа. Бишоп Маркс пришел в полицию и сознался в убийстве Малыша Келли – даже несмотря на то, что Малыш Келли, как оказалось, был убит не в результате пожара в доме Грейбиллов. Тем не менее никто не мог в это поверить – Бишоп Маркс, этот милый паренек, живущий по соседству, чей отец держал магазин запчастей в Гудзоне. Стеснительный малый. Хороший парень.

В полицейском участке Бишоп отрицал, что пожар имел отношение к Панике. Он сказал, что это была простая шалость.

Той же ночью Кирк Финнеган вышел из дома на истошный лай собак. Он прихватил с собой винтовку, подозревая, что всему виной были пьяные подростки или его чертов сосед, который последнее время парковался на территории Кирка и никак не мог понять, что не имеет на это права.

Но вместо этого он увидел тигра.

Гребаного тигра, прямо у него во дворе, который схватил одного из его кокер-спаниелей.

Кирк решил, что это сон или галлюцинация от выпивки. Он так испугался, что напрудил в шорты и даже не сразу это заметил. Он действовал не раздумывая – поднял винтовку, выстрелил четыре раза прямо в бок тигра. Кирк продолжал палить, даже когда тот упал, даже когда каким-то чудом его челюсти ослабли и спаниель смог подняться на ноги и снова начал лаять. Кирк палил, потому что темные тигриные глаза по-прежнему смотрели на него, словно обвиняя его во лжи.