14 августа, воскресенье

Шла уже вторая неделя августа. Игра приближалась к концу. Осталось четыре игрока – Додж, Хезер, Нэт и Рэй.

С тех пор как началась Паника, люди впервые стали делать ставки на победу Хезер, хотя Додж и Рэй по-прежнему оставались их фаворитами.

Хезер слышала, что Рэй прошел свое индивидуальное испытание – он проник в окружной морг в Восточном Чаттеме и всю ночь просидел там взаперти наедине с трупами. Жутко, но без какой-либо угрозы для жизни. Хезер все еще злилась из-за того, что ее испытание было самым опасным.

Но нельзя забывать и о том, что Додж постарался, чтобы ее испытание не таило угрозы для жизни. Додж, который притворился, что проверяет, заряжен ли пистолет, незаметно вытащил пулю.

Додж, который теперь не отвечал на ее звонки. Это было забавно – Бишоп, не переставая, названивал Хезер. Хезер звонила Доджу. Криста звонила Хезер. Но никто из них не отвечал на звонки. Все это напоминало игру вроде «глухого телефона».

А вот Нэт держалась в стороне от этих игр. Ей до сих пор еще не назначили индивидуальное испытание. С каждым днем она становилась бледнее и худее. Теперь она уже не болтала без умолку о всех парнях, с которыми встречалась. Она даже торжественно объявила, что решила попробовать ни с кем не встречаться какое-то время. Хезер не знала, было ли это из-за игры или из-за чего-то, что случилось на ее дне рождении, но теперь Нэт напоминала ей картинку из учебника истории, на которой была изображена дворянка, ожидающая казни на гильотине.

Через неделю после испытания Хезер лезвие этой гильотины опустилось на Нэт.

Хезер с Нэт отвезли Лили в торговый центр, чтобы посмотреть кино и отдохнуть от жары – три дня напролет держалась рекордная температура в девяносто пять градусов, и воздух был такой тяжелый, что Хезер казалось, будто она передвигается по супу. Выжженное небо было бледно-голубого цвета, а деревья неподвижно стояли в мерцающем пекле.

Затем они сели в машину Нэт и поехали до дома Энн. Теперь уже Нэт знала, что Хезер больше не живет дома. Хезер пригласила ее на ночевку к Энн, несмотря на то, что Нэт не любила собак и даже близко не подошла бы к вольеру с тиграми. Но Энн уехала из города на выходные, чтобы навестить свою золовку, живущую на побережье. А Хезер не нравилось находиться одной в большом старом доме. В жизни в трейлере было одно преимущество – ты всегда знал, откуда берется тот или иной звук, и кто сейчас дома. В доме у Энн все было по-другому – старые доски скрипели и стонали, издавая звуки напоминающие шум приведений, везде что-то щелкало и скрежетало.

– Ответь на звонок, – сказала Нэт, когда ее телефон зазвенел у нее между ног.

– Фу! Я туда не полезу, – ответила Хезер.

Нэт хихикнула и кинула в нее телефоном, ненадолго отрывая одну руку от руля. Она повернула, и Лили взвизгнула с заднего сиденья.

– Извини, малышка, – сказала Нэт.

– Не называй меня так, – строго сказала Лили. Нэт засмеялась. Телефон Нэт лежал у Хезер на коленях, и ее руки заледенели.

– В чем дело? – спросила Нэт. Ее лицо стало очень серьезным. – Это… – она не стала договаривать и глянула на Лили в зеркало заднего вида. Та внимательно слушала.

Хезер снова прочитала сообщение. Невероятно.

– Ты кому-нибудь говорила, что сегодня ночуешь у Энн? – тихо спросила она.

Нэт пожала плечами:

– Родителям. И Бишопу. Возможно, я упомянула об этом при Джоуи.

Хезер закрыла телефон Нэт и кинула его в бардачок. Ей вдруг захотелось быть от него как можно дальше.

– Что такое?

– Кто-то знает, что Энн нет в городе, – сказала Хезер. Она сделала радио погромче, чтобы Лили не могла их слышать. – Судьи знают.

– Кому об этом говорила Хезер? Доджу. Она упомянула об этом в сообщении. Она пригласила его прийти, чтобы поговорить с ним и поблагодарить его. И, разумеется, Энн сказала паре человек, что уезжает. А эти люди рассказали еще кому-то, потому что в Карпе больше было нечем заняться.

До Хезер дошел смысл того, что она только что прочитала. Что нужно было сделать Нэт. Она приоткрыла окно, но порыв горячего воздуха не принес ей облегчения. Не стоило пить столько газировки в кинотеатре. Теперь ее тошнило.

– В чем дело? – снова спросила Нэт. Она выглядела испуганной и стала бессознательно постукивать по рулю. – Что я должна сделать?

Хезер посмотрела на нее. Во рту был привкус пепла, и Хезер поняла, что не может даже проговорить все предложение.

– Тигры, – сказала она.

Индивидуальные испытания всегда пользовались популярностью, но в этом году многие зрители держались от них в стороне. Полицейские угрожали допросить любого, кто имеет хоть какое-нибудь отношение к Панике, и никому не хотелось получить срок за пожар в доме Грейбиллов. Ходили слухи, что Садовски просто хочет найти козла отпущения. Дороги, которые обычно были пусты, теперь кишели полицейскими машинами, некоторые из которых были из других округов.

Но испытание с тиграми того стоило. Слово «тигры» порхало по лесу, пробираясь в дома сквозь жару, вертелось на лопастях вентиляторов, которые стояли в каждой спальне в Карпе. Во второй половине дня все настоящие и бывшие игроки, а также зрители: те, кто делал ставки, те, кто проиграл пари, те, кто доносил о Панике в полицию, – все, кто имел хотя бы отдаленное отношение к игре и кого волновал ее исход, все слышали об испытании с тиграми на шоссе Мэнсфилд.

Додж лежал на кровати нагишом, обдуваемый срази двумя вентиляторами, когда пришло сообщение от Хезер. Какое-то время он не мог понять, спит он или бодрствует. В его комнате было темно и очень жарко. Тем не менее он не хотел открывать дверь. К ним снова пришел Рики. Он принес еду для Дэйны, которую сам приготовил в закусочной, – рис с бобами и креветками пах горелым чесноком. Они смотрели кино, и время от времени Додж слышал их приглушенный смех, несмотря на шум древних вентиляторов и закрытую дверь.

Попытка сесть привела к обильному потоотделению. Додж набрал номер Бишопа.

– Какого черта? – спросил он сразу, как Бишоп взял трубку. Без предисловий. Без пустой болтовни. – Как ты мог? Как ты мог заставить ее это сделать?

Бишоп вздохнул:

– Таковы правила игры, Додж. Не я один это решаю. – Его голос звучал устало. – Если испытания будут недостаточно суровые, меня заменят. И тогда я вообще не смогу помочь.

Додж проигнорировал его слова.

– Она в жизни не пройдет это испытание. Она не должна этого делать.

– Она может и не делать.

Доджу хотелось кинуть телефоном в стену, хотя он знал, что Бишоп говорит правду. Чтобы план Доджа удался, Нэт рано или поздно придется выбыть из игры. Тем не менее это было нечестно. Слишком сложно и слишком опасно, как испытание Хезер. Но в случае с Хезер они с Бишопом, по крайней мере, позаботились о том, чтобы испытание не несло в себе никакой реальной опасности.

– Хезер найдет способ помочь Нэт, – сказал Бишоп, будто прочитав мысли Доджа.

– Ты не можешь знать этого наверняка, – возразил Додж и повесил трубку. Он не знал причины своей злости. Он с самого начала знал правила Паники. Но каким-то образом все вышло из-под его контроля. Интересно, появится ли Бишоп на испытании? Сможет ли он это вынести?

Бедняга Натали. Додж подумал о том, чтобы позвонить ей и попытаться отговорить ее от участия, но потом вспомнил, как она вернула ему ожерелье, и что он сказал ей в тот вечер – про то, что ей пришлось раздвигать ноги. Он чуть от стыда не сгорел. Нэт имела полное право не разговаривать с ним. И даже ненавидеть его.

Но на испытание он пойдет. И даже если она его ненавидит, если будет полностью игнорировать, он хочет, чтобы она знала, что он рядом. Что он сожалеет о том, что сказал.

У него было мало времени.

Одна из главных забот Хезер (не считая еще кучи других проблем) заключалась в следующем – как быть с Лили во время поединка. Энн оставила им на выходные еду – сэндвич с сыром, не покупным, а с настоящим сыром; молоко, маленькие спиралевидные макароны и томатный суп. Хезер почувствовала себя преступницей, даже разогревая еду – Энн пригласила их пожить в своем доме и заботилась о них, а она плела за ее спиной интриги.

Хезер наблюдала, как Лили уплела три порции. Она не могла понять, как сестра может есть в такую жару. В доме работали все вентиляторы и были открыты все окна, но было по-прежнему очень душно. Она не смогла съесть даже маленький кусочек. Ей было нехорошо из-за чувства вины и расшатавшихся нервов. Небо снаружи стало молочного цвета, а на земле гуляли тени. Уже скоро наступит закат и начнется игра. Интересно, что делает Натали? Последние три часа она взаперти просидела наверху. За это время Хезер три раза слышала вибрацию труб и звуки хлынувшей воды.

После того как Лили поела, Хезер отвела ее в гостиную. Это была большая темная комната, в которой все еще оставались следы пребывания последнего мужа Энн – потертые кожаные диваны, одеяла из ангорской козьей шерсти и ковер, от которого воняло мокрой псиной. Там было немного прохладнее, несмотря на то, что кожаное покрытие дивана неприятно прилипло к бедрам Хезер, как только она села.

– Я хочу, чтобы ты пообещала мне, что не будешь выходить на улицу, – сказала Хезер Лили. – Придут люди. Ты, возможно, услышишь шум. Но тебе нужно оставаться здесь, в безопасности. Обещай мне.

Лили нахмурила брови.

– А Энн об этом знает? – спросила она.

Хезер снова почувствовала вину. Она покачала головой:

– Нет. И не узнает, – ответила она.

Лили подняла кусочек набивки, которая начала вылезать из дивана. Какое-то время она молчала. Хезер внезапно захотелось крепко обнять ее и рассказать все – что она боится, что не знает, что будет с ними обеими дальше.

– Это имеет отношение к Панике, ведь так? – спросила Лили. Она посмотрела на Хезер. Ее лицо ничего не выражало, а глаза были тусклыми. Они напомнили Хезер глаза старых тигров, которые многое повидали на своем веку.

Хезер понимала, что лгать не было смысла. Поэтому ответила:

– Паника почти закончилась.

Лили не шелохнулась, когда Хезер поцеловала ее голову. От нее пахло травой и потом. Бедра Хезер отлипли от дивана с громким чпокающим звуком. Она включила диск с фильмом о зоопарке, который попросила Лили. Очередной подарок от Энн.

Хезер знала, что Энн была хорошим человеком. Лучшим, какого Хезер когда-либо встречала. Так что же еще ей было нужно?

Она была у двери, когда Лили спросила:

– Ты выиграешь?

Хезер повернулась к ней. Она не стала включать свет, чтобы сохранить прохладу, и лицо Лили было в тени.

Хезер попыталась улыбнуться.

– Я уже выигрываю, – соврала она и закрыла за собой дверь.

Туманное небо молочно-белого цвета наконец потемнело, деревья заслонили солнце, и весь свет рассеялся. Затем приехали люди – шины ехали по грязи тихо, практически бесшумно, а фары, как большие светлячки, освещали лес.

Не было ни музыки, ни улюлюканья. Никто не хотел привлечь копов.

Хезер в ожидании стояла на улице. Псы неистовствовали, и она кидала им лакомства, пытаясь их успокоить. На расстоянии мили не было никаких соседей, но Хезер не могла отделаться от чувства, что их может кто-нибудь услышать, что Энн обо всем узнает и волшебным образом вернется в дом на лай.

Нэт все еще не спустилась.

Хезер скормила тиграм двойную порцию еды. Теперь, когда последние лучи света исчезли с неба и звезды стали мерцать сквозь прозрачную дымку жары, тигры лежали на боку. Казалось, что они спят и не замечают машин. Хезер молилась, чтобы они и дальше вели себя так же – чтобы Нэт могла сделать все, что нужно, и уйти из вольера.

Машины приезжали одна за одной – Диггин, Рэй Хэнрэхэн, даже некоторые игроки, которые выбыли раньше – Кори Уэлш и Элли Хэйз; Минди Крамер и кучка ее подружек по танцам – они были босые, одетые в бикини и обрезанные джинсы, как будто они только что приехали с пляжа; явно пьяный красноглазый Зев Келлер с двумя друзьями, которых Хезер не узнала; люди, которых она не видела после испытания на водонапорных башнях. А также Мэтт Хэпли и Делайна. Он прошел мимо Хезер, делая вид, что ее не существует. Хезер это нисколько не задело.

Они брели по двору и в тишине собрались возле вольера с тиграми, не веря в происходящее. Когда стало темнее, включились фонарики и прожекторы на сарае, которые освещали спящих рядом тигров. Они лежали неподвижно, напоминая статуи на ровной ладони земли.

– Не верю, – прошептал кто-то.

– Не может быть.

Но они были там и не исчезали, сколько бы раз ты ни моргнул или ни отвернулся.

Тигры. Небольшое чудо, как в цирке. Прямо здесь, на траве под деревьями и небом Карпа.

Хезер вздохнула с облегчением, когда увидела Доджа, приехавшего на велосипеде. У нее до сих пор не было возможности лично поблагодарить его за то, что он сделал.

Он почти сразу спросил:

– Бишоп здесь?

Хезер покачала головой. Он скорчил гримасу.

– Додж… – начала она. – Я хотела сказать, что…

– Не надо. – Он слегка сжал ее руку. – Потом поблагодаришь.

Она не знала, что он имел в виду. Впервые за все время она задумалась, какие планы были у Доджа на эту осень – останется ли он в Карпе или собирается работать где-то в другом месте? Может, даже пойдет в колледж. Она никогда не обращала внимание на его учебу в школе.

Мысль о том, что Додж может уехать, внезапно ее расстроила. Они были друзьями или кем-то очень близкими к этому.

Ее поразило, как грустно ей стало от мысли о том, что все они – ребята, стоящие здесь, ее одноклассники и друзья и даже люди, которых она ненавидела, – выросли один на другом, как маленькие животные, живущие в крохотной клетке, а теперь так просто разбегутся кто куда. И на этом все закончится. Все, что было: эти дурацкие школьные дискотеки и встречи после вечеринок в подвалах, футбольные матчи, дождливые дни, когда они все засыпали на уроках математики, ежегодное купание в заливе и газировка, украденная из холодильников в супермаркете, и даже Паника – все это останется в памяти лишь нереальным воспоминанием, как будто этого всего никогда и не было.

– Где Натали? – спросил Диггин. Он говорил мягко, будто боялся разбудить тигров. Никто не издавал практически никаких звуков. Все стояли не двигаясь, прикованные видом этих фантастических созданий, растянувшихся на земле, как тени.

– Я позову ее, – ответила Хезер. Она была рада найти повод, чтобы хоть ненадолго зайти в дом. То, что она делала, и то, что она помогала осуществить Нэт, было ужасно. Она вспомнила лицо Энн и ее сощуренные глаза, когда та улыбалась. До этого Хезер никогда не чувствовала себя преступницей, даже когда она сбежала на машине своей матери.

Приехала еще одна машина, и по свисту и шипению двигателя Хезер поняла, что это был Бишоп. Она была права. Как только она подошла к двери, он вылез из машины и заметил ее.

– Хезер! – он не кричал, но в тишине его голос звучал как шлепок.

Хезер проигнорировала его. Она прошла в кухню и обнаружила там Натали, которая сидела за столом с красными глазами. Перед ней стояла стопка и бутылка виски.

– Где ты это достала? – спросила Хезер.

– В кладовой, – ответила Нэт, даже не глянув на нее. – Извини. Я сделала только один глоток. – Она скорчила гримасу: – Это гадость.

– Пора, – сказала Хезер.

Нэт кивнула и встала из-за стола. Она была босиком. На ней были джинсовые шорты, а волосы были все еще мокрыми от душа. Хезер знала, что, если бы Натали не боялась так сильно, она бы точно накрасилась и сделала себе прическу. Но Хезер подумала, что сейчас Нэт выглядела красивее, чем когда-либо. Ее энергичная и боязливая подруга, которая любила музыку в стиле кантри и вишневое печенье, выступать на публике и розовый цвет, которая боялась микробов, собак и лестниц.

– Я люблю тебя, Нэт, – сказала Хезер, поддавшись эмоциям.

Нэт выглядела напуганной, как будто она уже забыла о том, что Хезер стояла рядом.

– И я тебя, Шоколадка. – она смогла улыбнуться. – Я готова.

Бишоп был немного вдали от дома. Он ходил, поднося пальцы к губам, а потом убирал обратно, как будто курил невидимую сигарету. Он догнал Хезер, когда Нэт вышла в толпу.

– Пожалуйста, Хезер, – хрипло сказал он. – Нам нужно поговорить.

– Сейчас немного неподходящее время. – ее голос прозвучал жестче и саркастичнее, чем она хотела. Она вдруг поняла, что не видела Вивьен. Интересно, это Бишоп упросил ее не приезжать? «Пожалуйста, детка. Потерпи, пока я не улажу все с Хезер. Она ревнует, ты же знаешь… я ей всегда нравился». От этой мысли у нее в горле образовался ком, и в какой-то степени ей захотелось послать Бишопа подальше.

С другой стороны, ей хотелось обнять его за шею и почувствовать, как смех разливается у него в груди, ощутить на своем лице его запутанные волосы. Но вместо этого она скрестила руки на груди, как будто это могло ее утихомирить.

– Мне нужно тебе кое-что сказать. – Бишоп облизал губы. Он выглядел ужасно. Его лицо было болезненным, с различными оттенками желтого и зеленого. Он очень сильно похудел. – Кое-что важное.

– Давай позже, хорошо? – Она прошла мимо него, прежде чем он успел возразить. Натали подошла к забору. Она еще никогда не была так близко к тиграм. Народ невольно отступил назад, и она осталась одна в этом нехорошем месте, будто была заражена чем-то опасным.

Хезер побежала к ней. Собаки снова начали лаять, нарушая спокойствие, и Хезер грубо оборвала их, проходя мимо конуры. Она с легкостью прошла через толпу и подошла к Нэт, чувствуя себя так, будто пересекает границу.

– Все хорошо, – прошептала она. – Я здесь.

Но Нэт будто бы не слышала ее.

– Правила просты, – сказал Диггин. Он говорил, не повышая голоса, а Хезер казалось, что он кричит. Она молилась о том, чтобы тигры не проснулись. Они все еще не поднимали головы. Хезер заметила кусочек стейка, который она кинула им ранее. Он был по-прежнему не тронут; над ним кружились мухи. Хезер не знала, хорошо это или нет. – Заходишь в вольер, стоишь с тиграми десять секунд, затем выходишь. – Диггин сделал небольшой акцент на последних словах.

– Насколько близко мне нужно подойти?

– В смысле?

– Насколько близко мне нужно подойти к ним? – спросила Нэт, поворачиваясь к нему.

Диггин пожал плечами:

– Я думаю, достаточно просто войти в вольер.

Нэт выдохнула. Хезер обнадеживающе улыбнулась, хотя ей казалось, что ее кожа сделана из глины, которая вот-вот развалится. Но если тигры спят, у Нэт не будет никаких проблем. Они лежали в сорока футах от ворот. Нэт даже не придется подходить к ним.

– Я сориентирую тебя по времени, – сообщил Диггин. – У кого ключи от вольера?

– У меня, – Хезер вышла вперед. Она услышала небольшие шорохи, когда люди начали поворачиваться, чтобы посмотреть на нее. Она почувствовала на своей коже жар от их глаз. Воздух был свинцовый. Абсолютно неподвижный.

Хезер полезла в карман за ключами от замка. Нэт дышала часто и поверхностно, как раненое животное. На секунду Хезер не нащупала ключа и не знала, стоит ли ей радоваться этому или нет. Затем ее пальцы сомкнулись на металле.

Щелчок открывшегося замка в тишине показался таким же громким, как выстрел винтовки. Хезер осторожно распутала тяжелую цепь и положила замок на землю. Затем одну за одной она отодвинула металлические задвижки, отчаянно пытаясь оттянуть время, чтобы у Нэт было еще несколько секунд.

Когда лязгнула последняя задвижка, оба тигра одновременно подняли головы, будто чувствуя, что что-то случится.

Все одновременно вдохнули. Нэт взвизгнула.

– Все нормально, – сказала Хезер, сжимая плечи Нэт. Она чувствовала, как та дрожит. – Десять секунд. Тебе нужно просто зайти в вольер. Глазом моргнуть не успеешь, как все закончится.

Толпа загудела, люди стали нервно хихикать, переминаясь с ноги на ногу. На смену тишине теперь пришла электрическая энергия. Нэт сделала один нерешительный шаг в сторону ворот. Затем еще один. И тигры встали – потягиваясь и зевая, они раскрыли свои большие челюсти, и их зубы сияли в свете прожекторов, будто они собирались показывать представление.

Нэт остановилась. Она положила на ворота руку. Затем убрала и положила другую. Затем обе руки. Ее губы шевелились. Она считает или молится? Или для Нэт это было одно и то же? Остановившись у ворот, она отбрасывала тень, вырисовываясь в ярком неестественном свете, из-за чего выглядела неживой и плоской, как картонная фигурка.

– Ты не обязана это делать. – голос Доджа прозвучал так громко и неожиданно, что все обернулись на него. Нэт тоже обернулась, и Хезер увидела ее хмурый взгляд.

Затем Натали открыла ворота и вошла в вольер.

– Включай секундомер! – крикнула она. Она видела, что Диггин возится с телефоном. – Быстро!

– Хорошо, хорошо, – сказал Диггин. – Время пошло!

Было слишком поздно. Тигры начали двигаться. Они шли медленно, а их массивные головы качались между плечами, как какой-то ужасный маятник… тик-тик-тик. Но они были уже близко, слишком близко; за три шага они преодолевали пять ярдов. Тигры скалили зубы.

– Три секунды, – объявил Диггин.

Не может быть! Нэт будто бы пробыла там уже десять минут, полчаса, вечность. Сердце Хезер выпрыгивало из груди. Все молчали. Никто не двигался. Вокруг было черное море, туманное и бесцветное, не считая яркого круга белого света, картонной фигурки Нэт и большой тени тигров. Нэт тряслась и повизгивала. На секунду Хезер испугалась, что она упадет.

А что дальше? Напрыгнут ли на нее тигры? Хватит ли ей, Хезер, храбрости, чтобы попытаться остановить их?

Она знала, что не хватит. Она сама еле стояла на ногах и едва могла дышать.

– Семь секунд! – Голос Диггина был пронзительный, как сирена.

Тигры были менее чем в восьми футах от Нэт. Еще два шага, и они окажутся на ней. Хезер слышала их дыхание, видела, как подергиваются их усы, когда они нюхают воздух. Нэт заплакала, но не сдвинулась с места. Возможно, она была слишком напугана, чтобы двигаться. Возможно, тигриные глаза, как глубокие черные колодца, приковали ее к месту.

Восемь секунд!

Затем один из тигров дернулся, его мускулы изогнулись, и Хезер поняла, что он готовится наброситься. Она почувствовала, что он напрыгнет на Натали и разорвет ее на кусочки, а они все будут стоять и беспомощно смотреть. Хезер попыталась крикнуть «беги!», но ее горло сковал ужас. И в этот момент Нэт побежала. Может быть, это крикнул кто-то другой. Вдруг послышался шум – люди стали кричать. А Нэт выбежала из вольера, захлопнула ворота, облокотилась на них и заплакала.

Тигр, который вот-вот должен был на нее напрыгнуть, снова лег.

– Девять секунд! – Диггин перекрикнул внезапный шум. Хезер ощутила небольшую радость из-за того, что Нэт выбыла из игры, но ей тут же стало стыдно. Она подбежала к Нэт и обняла ее.

– Ты все сделала потрясающе, – сказала она в макушку Нэт.

– Я не справилась, – ответила Натали. Она говорила тихо, а ее лицо липло к груди Хезер.

– Тем не менее, – возразила Хезер.

Нэт была единственной, кто не ликовал. Она почти тут же вернулась в дом. Но все, казалось, забыли о копах, забыли о том, что случилось в доме Грейбиллов, и об обгорелом и почерневшем теле Малыша Келли, которое было найдено в подвале. Как будто это было начало лета, когда игроки только совершили первый прыжок.

Хезер потребовалось больше часа, чтобы выпроводить всю толпу и посадить их в машины. Все это время собаки истошно лаяли, а тигры снова были нарочито спокойны. Когда почти все машины уехали, у Хезер от изнурения онемели пальцы рук и ног. Но все, слава богу, закончилось. Все закончилось, и Энн никогда об этом не узнает.

Осталось всего три игрока. И Хезер была одной из них.

– Хезер, – снова начал Бишоп, когда почти все разъехались. – Нам нужно поговорить.

– Не сегодня, Бишоп.

У машин осталось еще несколько человек, которые стояли, откинувшись, и наверняка шарили друг у друга в штанах. Забавно, что еще несколько месяцев назад Хезер была среди них. На вечеринках они с Мэттом, ее парнем с большой буквы «П», выставляли свои чувства на показ, где только могли. Она носила его толстовки, его бейсболки как какой-то символ – что она была привлекательной, милой и нормальной, как все. Теперь прежняя Хезер казалась ей кем-то, кого она едва знала.

– Ты не можешь вечно меня избегать, – сказал Бишоп, специально вставая напротив нее, когда она наклонилась, чтобы подобрать пачку сигарет, наполовину втоптанную в траву.

Она выпрямилась. Волосы Бишопа торчали в разные стороны из-под кепки, как что-то живое, пытающееся выбраться наружу. Она поборола желание подойти к нему и попытаться их пригладить. Хуже всего было то, что даже теперь, когда она смотрела на него, у нее перед глазами стоял их поцелуй – жар, который прошел по ее телу, его мягкие губы и электрический импульс, когда их языки встретились.

– Я тебя не избегаю, – ответила она, отворачиваясь, чтобы не вспоминать поцелуй. – Я просто устала.

– Когда мы поговорим? – Он выглядел потерянным. – Это важно, понимаешь? Ты мне нужна. Мне нужно, чтобы ты меня выслушала.

Ей очень хотелось спросить Бишопа, почему его не может выслушать Вивьен, но она промолчала. Он выглядел ужасно несчастным, а она любила его, даже если эта любовь была безответной. Мысль о том, что Бишоп страдает и мучается, была хуже, чем ее собственная боль.

– Завтра, – ответила она. Она импульсивно потянулась к нему и сжала его руку. Он очень удивился, и Хезер быстро ее отпустила, будто могла обжечься. – Завтра, обещаю.