Книга: Паника
Назад: 13 июля, среда
Дальше: 27 июля, среда

20 июля, среда

Погода испортилась, стало холодно, сыро и слякотно. За два дня от Нэт не было новостей. Хезер не хотела звонить первой. Она переписывалась с Бишопом, но избегала с ним встреч, а это значило, что для того, чтобы добраться на работу, ей приходилось ехать на автобусе до супермаркета, а потом идти пешком три четверти мили под проливным дождем. В итоге она приходила промокшая и несчастная, чтобы простоять под дождем еще несколько часов, бросая цыплятам сырой корм и перетаскивая инструменты в сарай, чтобы они не заржавели.
Казалось, несчастнее Хезер были только тигры. Когда они улеглись под сенью кленов, наблюдая за тем, как она работает, Хезер задумалась, хотят ли они сбежать отсюда так же сильно, как и она. Мечтают ли они о выжженной траве и огромном круглом солнце Африки. Она только сейчас поняла, насколько эгоистично со стороны Энн было держать тигров здесь, в этом дрянном месте, где сначала стоит жара, потом льет дождь, затем снег, мокрый снег и лед.
Ходили слухи, что полицейские обнаружили доказательство того, что дом Грейбиллов был подожжен умышленно. Весь день Хезер провела в мучительном ожидании, уверенная в том, что среди улик будет ее сумка и полицейские упрячут ее в тюрьму. Что с ней будет, если ее обвинят в убийстве? Ей восемнадцать. Значит, ее посадят в настоящую тюрьму, а не в колонию для несовершеннолетних.
Но прошло несколько дней, Хезер никто не разыскивал, и она снова расслабилась. Она не единственная, кто мог чиркнуть чертовой спичкой. На самом деле во всем был виноват Мэтт Хепли. Это его стоит арестовать. И Дэлайну.
Никто не говорил о Панике. По-видимому, выходка Доджа не заставила судей принять меры. Хезер задавалась вопросом, будет ли он пытаться снова, но потом напомнила себе, что это больше ее не касается.
По-прежнему шел дождь. Такова была середина июля в северной части штата Нью-Йорк – пышно, зелено и влажно, как в тропическом лесу.
Криста заболела от сырости и влажности воздуха. Она утверждала, что от этого у нее забиваются легкие. Хезер воздержалась от замечания, что ее легким было бы гораздо лучше, если бы она перестала выкуривать пачку ментоловых сигарет в день. Криста отпросилась с работы из-за болезни и вместо этого валялась на диване в оцепенении от средств против простуды, напоминая что-то мертвое и раздутое, выброшенное в океан.
По крайней мере, Хезер могла взять машину. Библиотека снова открылась. Туда она подвезла Лили.
– Хочешь, заберу тебя позже? – спросила она у сестры.
Лили снова стала вести себя дерзко.
– Я не ребенок, – ответила она, вылезая из машины и не обращая внимания на зонтик, который Хезер взяла для нее. – Я доеду на автобусе.
– А как же… – прежде чем Хезер успела напомнить ей про зонтик, та уже хлопнула дверью и пошлепала в библиотеку по грязным лужам.
Несмотря на дождь, у Хезер было неплохое настроение. Лили было почти двенадцать. Для ее возраста нормально быть непослушным ребенком. Может, это было даже хорошо. Это значит, что с ней все в порядке. Возможно, она сможет вырасти нормальным человеком, даже несмотря на то, что живет в трейлерном парке, где муравьи спокойно разгуливают по столовым приборам, а Криста прокуривает весь дом.
Полиция по-прежнему не стучалась в дверь Хезер, и о Панике по-прежнему ничего не было слышно.
Работа была тяжелой – Энн хотела, чтобы Хезер почистила конюшню, после чего им пришлось снова замазывать часть подвала, куда попадал дождь, и стены были покрыты плесенью. Хезер удивилась, когда Энн сказала, что рабочий день закончен. Было почти пять часов вечера, но Хезер не заметила, как пролетело время, – она работала, практически не разгибаясь. Дождь был сильнее, чем когда-либо, – лил стеной, напоминая дрожащее лезвие гильотины.
Пока Энн заваривала себе чай, Хезер впервые за несколько часов проверила телефон, и ее сердце ушло в пятки. Она пропустила двенадцать звонков от Лили.
Ее горло сдавило так сильно, что она едва могла дышать. Она тут же набрала номер Лили. Произошла переадресация на голосовую почту.
– Что случилось, Хезер? – Энн стояла возле духовки, седые вьющиеся волосы обрамляли ее лицо, как странный ореол.
– Мне нужно идти, – ответила Хезер.
Потом Хезер даже не помнила, как села в машину и поехала вниз по дороге; не помнила, как доехала до библиотеки, но каким-то образом она оказалась там. Она припарковала машину, но оставила дверь открытой. Некоторые лужи были ей по щиколотку, но она почти не заметила этого. Она побежала ко входу. Библиотека была уже час как закрыта.
Хезер звала Лили и в поисках сестры обошла парковку. Она всматривалась в улицы, пока ехала, представляя самое ужасное, что могло случиться с Лили – ей причинили боль, похитили, убили, – и пыталась остановиться, чтобы не поддаться панике и не сдаваться.
Наконец, у нее не осталось другого выбора, кроме как поехать домой. Придется вызывать полицию.
Хезер справилась с очередным приступом паники. На этот раз с очень сильным приступом.
Дорога, ведущая в «Свежие Сосны,» была вся в ямах, грязи и лужах. Когда Хезер пробиралась по ней, колеса машины буксовали и прокручивались. Квартал выглядел еще более уныло, чем обычно: дождь барабанил по трейлерам, сносил колокольчики и заливал открытые костровые чаши.
Хезер даже не успела остановить машину, когда заметила Лили – та сидела, сжавшись в комок и обхватив руками колени, под тонкой березкой, на которой почти не было листьев. Она была всего в пятнадцати футах от крыльца их дома. Хезер не заметила, как припарковалась, и вот она уже несется к Лили, шлепая по лужам. Она обняла сестру.
– Лили! – Хезер не могла обнять ее достаточно крепко. Она здесь, здесь, здесь. В безопасности. – Ты в порядке? С тобой все хорошо? Что случилось?
– Мне холодно. – ее голос звучал приглушенно. Лили говорила в левое плечо Хезер. У той сжалось сердце. В этот момент Хезер была готова заставить планету крутиться в обратном направлении, лишь бы найти одеяло.
– Пойдем, – сказала она, отстраняясь. – Пойдем в дом.
Лили попятилась, как брыкающаяся лошадь. Ее глаза расширились и стали дикими.
– Я не пойду в дом, – сказал она. – Я не хочу туда идти!
– Лили. – Хезер моргнула, и капли дождя слетели с ее ресниц. Она присела на корточки, чтобы их глаза были на одном уровне. Губы Лили были синие. О господи! Сколько она просидела снаружи? – Что случилось?
– Мама прогнала меня, – ответила Лили. Она говорила тихо и прерывисто. – Она сказала, чтобы я поиграла во дворе.
Что-то внутри Хезер дало трещину, и в тот момент она осознала, что всю свою жизнь она возводила вокруг себя стены и готовила оборону, ожидая чего-то подобного, в то время как давление по ту сторону становилось сильнее и сильнее. Теперь плотина прорвалась, и Хезер переполняли ярость и ненависть.
– Пойдем, – сказала она. К ее удивлению, ее голос не изменился, несмотря на то, что внутри нее была гложущая чернота, яростный шум. Она взяла Лили за руку. – Посидишь в машине, хорошо? Я включу печку. Там хорошо и сухо.
Она отвела Лили в машину. На заднем сиденье валялась старая, пропахшая дымом футболка Кристы, но она по крайней мере была сухая. Хезер помогла сестре снять ее мокрую рубашку. Она расшнуровала ее кроссовки и сняла влажные носки, а затем попросила Лили положить ноги на печку, откуда начало поступать тепло. Все это время Лили была безвольной и послушной, как будто из нее вымыло всю жизнь. Хезер двигалась машинально.
– Я скоро вернусь, – сказала она Лили. Хезер не чувствовала этих слов, будто их произнесла не она, а кто-то другой. Внутри нее бушевала ярость, которая усиливалась от знания всего остального.
Бум, бум, бум.
Из дома доносилась музыка, от которой практически тряслись стены. Свет был включен, а жалюзи опущены. Хезер видела покачивающиеся силуэты, которые, похоже, танцевали. Она не заметила их раньше, потому что слишком переживала за Лили. У нее перед глазами по-прежнему стоял образ крохотной фигуры, сжавшейся под жалкой березой – практически единственным деревом, которым мог похвастаться трейлерный парк «Свежие Сосны».
Мама прогнала меня. Она сказала, чтобы я поиграла во дворе.
Бум, бум, бум.
Хезер была у двери. Заперто. Изнутри послышался смех. Она без труда вставила ключ в замок; значит, ее не трясло. «Странно», – подумала она, а затем: «Может, я смогу выиграть Панику в конце концов».
Она толкнула дверь и прошла внутрь.
В доме было три человека: Криста, Бо и Морин из трейлера № 99. Они застыли на месте. Хезер тоже застыла. Ее тут же охватило чувство, будто она пришла в пьесу, но забыла все свои реплики – она не могла дышать, не знала, что делать. Сверху лился яркий свет. Все трое выглядели как актеры. Актеры, которых ты видишь слишком близко. Они были загримированы. Но их макияж был ужасен – казалось, что он начинал течь, медленно деформируя их лица. Их глаза были яркие и блестящие – как у кукол.
Хезер сразу все поняла – голубая дымка, пустые пивные бутылки, переполненные чашки, использующиеся в качестве пепельниц, наполовину пустая бутылка водки.
И маленькая голубая пластиковая тарелка на столе, на которой еще виднелись нарисованные персонажи улицы Сезам – тарелка Лили, на которой теперь лежали тонкие дорожки белого порошка.
Хезер будто бы ощутила физический удар от всего этого. Быстрый и сильный удар под дых. На мгновение ее мир окрасился в черный цвет. Тарелка. Тарелка Лили.
Момент прошел. Криста неуверенно поднесла сигарету к губам, едва не промахнувшись.
– Хезер Линн, – невнятно сказала она. Затем похлопала себя по рубашке и по груди, будто бы надеясь найти там зажигалку. – Что случилось, малышка? Почему ты смотришь на меня, как на…
Хезер накинулась на нее. Прежде чем ее мать успела договорить, прежде чем она успела поду-мать о том, что делает, вся ее ярость оказалась в ее руках и ногах. Она взяла голубую тарелку, испещренную порошком, словно шрамами, и бросила ее в Кристу.
Морин и Бо закричали. Криста едва успела пригнуться. Она попыталась выпрямиться и, шатаясь, сумела лечь на колени к Морин, сидящей в кресле. От этого Морин закричала еще громче. Тарелка разбилась о стену с глухим стуком, и воздух тут же заполнило белым порошком, словно снегом. Было бы смешно, если б не было столь ужасно.
– Какого черта? – Бо сделал два шага в сторону Хезер, и на какое-то мгновение ей показалось, что он ее ударит. Но он просто стоял, сжав кулаки и покраснев от злости. – Какого черта?
Криста смогла встать на ноги:
– Что, черт подери, ты о себе возомнила?
Хорошо, что их с Хезер разделял кофейный стол. В противном случае она не могла полностью за себя отвечать. Она хотела убить Кристу. На самом деле убить.
– Ты отвратительна! – Ее голос звучал искаженно, будто голосовые связки были чем-то обернуты.
– Убирайся. – Криста стала краснеть. Ее голос начал повышаться, и ее трясло так, будто что-то вот-вот что-то взорвется. – Убирайся! Слышишь? Убирайся! – Она дотянулась до бутылки водки и бросила ею в Хезер. К счастью, она сделала это слишком медленно, и Хезер легко отошла в сторону. Она услышала звук разбивающегося стекла и почувствовала всплеск жидкости. Бо обвил Кристу руками, сумев удержать ее. Она все еще вопила, извиваясь, как животное. Ее лицо было красное, искривленное и ужасное.
И вдруг вся злость, змеей извивающаяся внутри Хезер, прошла. Она ровным счетом ничего не чувствовала. Ни боли. Ни злости. Ни страха. Ничего, кроме отвращения. У нее было странное ощущение, будто она в собственном теле парит над всем происходящим.
Она повернулась и пошла в свою комнату. Вначале она проверила пластмассовую шкатулку в верхнем ящике, где хранила сережки. Там не было ничего, кроме сорока долларов. Ну разумеется. Ее мать их украла.
Это вызвало у нее не новый приступ ярости, а лишь новую волну отвращения. Животные. Они – просто животные, а Криста – их самый худший представитель.
Она положила в карман две двадцатки и быстро прошлась по комнате, собирая вещи в рюкзак Лили – туфли, носки, рубашки, белье. Когда рюкзак наполнился, она сложила вещи в стеганое ватное одеяло. Оно им в любом случае понадобится. И зубные щетки. Она вспомнила одну журнальную статью, где говорилось, что зубные щетки возглавляют список вещей, которые забывают положить путешественники. Но она не забудет. Она спокойна и рассуждает трезво. Она в своем уме.
Она забросила рюкзак на одно плечо – он был такой маленький, что она не могла надеть его на оба плеча. Бедняга Лили. Хезер хотела взять с кухни еды, но для этого ей бы пришлось проходить мимо матери, Бо и Морен. Она предпочла обойтись без этого. Там все равно вряд ли нашлось бы много еды.
В последнюю секунду она взяла с комода розу – ту самую, которую Бишоп сделал ей из металла и проволоки. Это будет ее талисман.
Хезер подняла одеяло, в котором теперь была завернута вся одежда и обувь, и побрела к двери. Она боялась, что мать будет пытаться остановить ее, но об этом не стоило беспокоиться – Криста сидела на диване, рыдая в объятиях Морин. Ее волосы беспорядочно свисали. Хезер слышала, как она причитала: «все делала… все сама». Разобрать можно было только отдельные слова. Она слишком надралась, чтобы говорить внятно. Бо ушел. Наверняка, это из-за того, что от наркотиков теперь не осталось ничего, кроме крошек на ковре. Возможно, он ушел, чтобы достать еще.
Хезер толкнула дверь. Это и неважно. Она больше никогда не увидит Бо. Никогда не увидит свою мать, или Морин, или свой трейлер. Спускаясь с крыльца, она в какой-то момент чуть не заплакала. Больше никогда. Эта мысль принесла ей такое облегчение и в то же время волнение, что она чуть ли не побежала вприпрыжку.
Но плакать было нельзя. Не сейчас. Нужно быть сильной. Ради Лили.
Лили уснула на переднем сиденье. Ее рот был открыт, а волосы слегка раздувались от печки. Ее губы уже не были синими, и она больше не дрожала.
Она не проснулась, пока они не выскочили из «Сосен» на двадцать второе шоссе.
– Хезер? – позвала Лили слабым голосом.
– Что, малышка? – Хезер пыталась улыбнуться, но не смогла.
– Я не хочу туда возвращаться. – Лили отвернулась и уперлась лбом в стекло. В отражении ее лицо было бледным и узким, как конический огонек пламени.
Хезер крепче обхватила руль.
– Мы не вернемся туда, ясно? Я обещаю.
– Куда мы поедем? – спросила Лили.
Хезер протянула руку и сжала колено Лили. Ее джинсы наконец высохли.
– Мы что-нибудь придумаем. Идет? У нас все будет хорошо. – Дождь не переставал лить; машина нарезала на дороге волны, отправляя потоки жидкости в канаву. – Ты мне веришь?
Лили кивнула, не отворачиваясь от стекла.
– У нас все будет хорошо, – повторила Хезер и положила обе руки на руль, крепко его сжимая.
Она понимала, что они не могли поехать к Бишопу или Нэт. Она взяла машину своей матери и не собиралась возвращаться, а это можно было расценивать как угон. Поэтому, когда мать протрезвеет и поймет, что случилось, она первым делом решит искать машину у друзей Хезер.
Будет ли она вызывать полицию? Будут ли они ее разыскивать? Возможно, ее мама убедит их, что Хезер – малолетняя правонарушительница, и они прижмут ее к стенке.
Но пока об этом рано волноваться.
Никто не знал, где они, и это главное. Им с Лили нужно быть очень-очень осторожными в ближайшие несколько недель. Как только у них будет достаточно денег, чтобы уехать из Карпа, они уедут. А пока им нужно прятаться. Машину тоже нужно спрятать и ездить на ней только ночью.
Вдруг ее озарила идея – квартал Мэт. Он был завален старыми автомобилями и брошенными домами. Никто и не заметит, что там появилась еще одна дряхлая тачка.
Лили снова уснула и уже начала тихонько храпеть. В квартале Мэт было еще мрачнее, чем обычно. Из-за дождя изрытая дорога превратилась в ил, и Хезер было трудно даже просто удерживать руль. Было сложно сказать, какие дома были заняты, а какие – нет, но наконец она нашла местечко рядом с навесом для сарая и старый «Бьюик», разобранный почти до металлического каркаса. Там она могла поставить машину так, чтобы ее практически не было видно со стороны дороги.
Хезер заглушила мотор. Нет смысла тратить бензин. Теперь им придется экономить.
Было бы удобнее расположиться на заднем сиденье, но Лили уже уснула, а Хезер сомневалась, сможет ли она вообще спать – еще не было даже шести вечера. Поэтому она потянулась на заднее сиденье и вытряхнула все из одеяла. Еще час назад эти вещи валялись на их кроватях, на полу их комнаты. В их доме.
Бездомные. Она только сейчас вспомнила это слово и тут же выбросила его из головы. Это было некрасивое слово. Слово, от которого дурно пахло.
«Беглецы» звучало лучше, даже немного привлекательнее.
Хезер накрыла Лили одеялом – осторожно, чтобы не разбудить. На заднем сиденье она нашла кофту с капюшоном, надела ее поверх своей рубашки и плотно затянула веревочки. Хорошо, что сейчас лето – слишком холодно не будет.
Она вдруг поняла, что мобильный лучше выключить, чтобы не разряжался. Но перед тем, как это сделать, она написала сообщение Нэт, Доджу и Бишопу. Он сам сказал, что так или иначе он тоже в этом участвует.
Я передумала, написала она. Я снова в игре.
Теперь Хезер шла ва-банк. Ради Лили. Забудь обещание, данное Нэт. Деньги будут ее, и только ее.

 

Той ночью, после того как Хезер наконец задремала, откинувшись на переднем сиденье «Тауруса», когда Натали лежала в кровати, свернувшись калачиком, с компьютером в поисках забавных видео, когда даже бары уже были закрыты и люди, желающие пить, были вынуждены выйти на улицу или на парковку супермаркета, Элли Хэйс разбудили две фигуры в масках. Они грубо вытащили ее за ноги и надели на нее наручники, как на осужденную.
Ее родители уехали на выходные – игроки знали, что делали. Ее старший брат Роджер услышал шум и возню и прибежал в коридор, держа в руках бейсбольную биту. Но Элли удалось выкрикнуть ему:
– Это Паника!
Роджер опустил биту, покачал головой и вернулся в свою комнату. Он сам когда-то играл в Панику.
Кроме наводнений, Элли больше всего боялась ограниченного пространства. Поэтому она почувствовала облегчение, когда ее резко толкнули на заднее сиденье незнакомой машины, вместо того чтобы просто бросить в багажник.
Кажется, они ехали целую вечность – достаточно долго, ей уже стало скучно и захотелось спать. Затем машина остановилась, и она увидела огромную пустую парковку с забором, огороженным колючей проволокой. Прежде чем погасли фары, она успела заметить повидавший виды знак, висящий на тусклом и будто бы просевшем здании.
«Добро пожаловать в бассейн Денни. Часы посещения – с 9 утра дотемна. Работает с Дня памяти до Дня труда.
Замок на воротах был не заперт. Когда они входили туда, Элли запомнила, что прошлым летом в бассейне Денни работал Рэй Хэнрэхэн. Может ли он быть в этом замешан?
Они шли по мокрой траве, по хлюпающей грязи к краю бассейна, который изящно блестел в свете луны, слабо освещенный снизу, волнующий и невероятный.
Элли снова охватил страх.
– Вы, должно быть, шутите? – Она стояла на краю, пытаясь отступить. Но она не могла пошевелиться. Они крепко ее держали. В ее ладонь ткнулось что-то металлическое, и она инстинктивно обхватила эту вещь пальцами. Она была слишком напугана, чтобы думать о том, что это было. – Как, по-вашему, я должна?..
Она не успела договорить, как ее грубо толкнули в воду головой вперед.
Наводнение. Везде вода – во рту, в глазах, в носу.
Она пробыла под водой чуть больше минуты, прежде чем ее резко вытащили на поверхность. Но позже она клялась, что провела там пять или семь минут. В течение долгих секунд ее сердцебиение глухо отдавалась в ушах, легким не хватало воздуха, а ноги дергались, ища опоры. Множество секунд паники – полной, всепоглощающей паники. Только снова оказавшись на земле, делая глубокие благодарные вдохи, она поняла, что все это время сжимала маленький металлический ключ, который подходил к замку от ее наручников.
Наконец ожидания Доджа оправдались. Утром история Элли распространилась повсюду, и к полудню снова появились бланки для оформления ставок. На этот раз их передавали из рук в руки, тайно и с осторожностью. Зев Келлер и Элли Хэйс оба провалили свои индивидуальные испытания. Теперь они были вне игры. Колин Экинсон – тоже. Он был первым, кто выбежал из дома Грейбиллов, – ходили слухи, что он не переставал бежать до самого Массачусетса.
Додж, Рэй, Хезер и Нэт все еще были в игре. Как и Гарольд Ли, Ким Холлистер и Дерек Клиг.
Осталось только семеро игроков.
Назад: 13 июля, среда
Дальше: 27 июля, среда