Глава 3

Не знаю, как там насчет голода и холода, но смерть от скуки в таком месте почти неизбежна при любом снабжении. Прогулки на морозе при незатухающем ветре — то еще удовольствие, и популярностью не пользовались. Я вот от них отказался, даже толком не начав. Оставался форпост — многокамерная каменная клетка, где даже черно-белый телевизор не посмотреть. Единственное приятное зрелище — личико Кайры, но она нечасто появляется на глаза. Часами пропадает в комнате, занятой женщинами, большинство из которых ей безнадежно уступают. Стражи последовали моему совету и ютятся теперь в двух помещениях, разделившись по половому признаку, так что я обзавелся одиннадцатью сожителями. Часть из них из-за убогой кормежки страдает проблемами с кишечником, так что атмосфера не очень уютная, но в плюс идет то, что теплее. Можно днями лежать на спине, глядя в шарик у потолка, и вместо музыки слушать бурчание их утроб.

Всю жизнь о таком времяпровождении мечтал…

Заниматься здесь более нечем. Хотя, должен отдать должное, стражи не создавали впечатление впавших в уныние бездельников. Каждый из них если и не пристроился основательно к чему-либо полезному, то все равно не обходился без каких-либо телодвижений. Вот взять Дамуса Карра из Шеамов, или просто Дамуса. О нем мне в свое время рассказывал Дат, нахваливая его как величайшего во вселенной металлурга и кузнеца. Здесь таким талантам применения не нашлось, и я стал лучом яркого света в царстве мрака, что его окружал. Тот, как и прочие, видел мои вещи в день прибытия, и некоторые его весьма заинтересовали. Право на частную собственность здесь святое понятие, потому он даже потрогать вряд ли решился, зато теперь голодной акулой наворачивал вокруг меня круги, рассыпая однозначные намеки на то, что хотел бы это сделать. Ну а я, добрый человек, разумеется, разрешил.

И нисколечко не прогадал. Дамус ведь помимо прочего был и магом, а его таланты в обращении с металлами были немалыми именно благодаря этому. Да, он бы не отказался от на совесть оборудованной кузницы, но при необходимости мог сделать много чего и без нее. Так что теперь мой старый нож, до этого ничем особым не блиставший, может выбивать крошку из камней и при этом не спешит затупляться. С огнестрельным оружием все чуть похуже. Сперва мне пришлось долго объяснять Дамусу, что же это такое, затем он так же долго рассказывал, как именно напортачили разработчики. Даже в револьвере-пулемете, прихваченном с Земли, он нашел множество изъянов, а ведь он куда лучше изделий местных оружейников. Дескать, слишком тяжел, можно было обойтись чуть ли не вдвое меньшим количеством металла, если обработать его особым образом. Не уверен, что столь серьезные изменения конструкции благотворно отразятся на работе автоматики, отдаче, кучности и прочем, так что переделывать единственный экземпляр не решился. Да и нет пока такой возможности, для подобных работ нужна не только магия, но и кое-какие инструменты.

— Бежать пришлось с тем, что есть, — вздохнул Дамус. — Нас ведь хитростью взяли. Созвали на общий сбор, ну, мы и пошли. Знать не знали, что созывали те, кого уже захватили. Если сильно захотеть, можно даже самого сильного человека превратить в куклу, которая без раздумий заведет лучших друзей в ловушку. А мне и другим повезло тогда. Предупредили нас. Простые люди предупредили, что впереди засада. И таких, как мы, уже кое-кого схватили. Мы собрали кого успели и перед тем, как уйти, пощипали там кое-кого как следует. Хоть немного, но отомстили. Вайджу знаешь? Тебе же всех представляли.

— Мелкий, чернявый, с глазами перепуганными?

— Ага, он самый. Вайджа не маг, но он всегда был верным помощником Дайджа, а вот тот маг, каких мало. Церковники с какого-то перепугу объявили его одним из двенадцати первых адептов Черного конклава, так что для них он враг тот еще. Смешно, но зачем-то хотели взять его живым. Не смогли, конечно, но и сам он не вырвался. Уж не знаю, сколько там сгинуло братии круга, но черный дым над тем местом был виден за день конного пути. Вот Вайджа — да, его схватили, да только ненадолго. Он пусть и не маг, но парень ловкий, а церковники были потрепанными. Ушел. Но с тех пор глаза у него всегда такие, и почти не говорит.

— Чем больше я с вами, тем больше путаницы в голове. До этого момента был уверен, что вы не поделили тапки с какими-то Домами, названия которых принято произносить с душевным трепетом. А теперь ты говоришь, что на вас охотились церковники. И это при том, что про церковь вообще впервые слышу. Точнее, нет, не впервые, на севере религия тоже есть, но она там, скажем так, не пользуется широким спросом. К верующим отношение чуть лучше, чем к идиотам.

— Что за церковь на севере? — напрягся Дамус.

— Я не знаю подробностей. Верующих называют блезами, иногда братьями, многих ссылают в дальние колонии за проповедничество и прочие связанные с религией дела.

— Блезы? Мне это ни о чем не говорит. А какой у них знак веры?

— Перед лицом круги описывают. Над молельными домами ставят кольца. Но это запрещено, такое они делают лишь на своей территории, а она у них небольшая.

— Круг? Кольцо? Это знак Единой церкви. Неужели она и до севера дотянулась?

— Вряд ли. Скорее всего, какие-то отголоски ваших дел. Может, когда-то, очень давно, кто-то из церковников попал на север, от него все и пошло.

— Хорошо, если так, иначе нам, получается, и на север дорога закрыта. Единая церковь — очень опасный враг.

— Так кто вас сюда загнал? Церковь или эти непонятные Дома?

— А что непонятного в Домах?

— Для меня все непонятно.

— Чтобы понять все, даже жизни не хватит. Говорят, там, на севере, магов нет вообще. Никогда не мог в это поверить. Правда, что ли?

— Магия там только в детских сказках, причем самых глупых.

— Чудно… Как же там вообще люди живут?

— Да нормально живут.

— А у нас без магов ни туда, ни сюда. И сам по себе маг жить не может, восьмой церковный собор постановил, что одиночка слаб перед искушающими темными силами, да и без церковников таким волю особо не давали. Церковь — это серьезно, она с границами не считается, везде может дотянуться. Издавна маги собраны в Дома. Каждый Дом или владеет какой-то территорией, или ее контролирует. Члены Дома могут находиться на чужой территории, запретных границ для них обычно нет, разделение там не из-за запретов перемещения. Магом не становятся, им надо родиться. Одаренный ребенок становится собственностью того Дома, на чьей земле появился. Это главный закон, даже шаг в сторону от него делать нельзя. Уж сколько войн из-за этого раньше случалось, страшно вспоминать. Да и сейчас не все ладно, пусть и потише.

— Но вы вроде бы не принадлежите к Домам.

— Кроме как в Домах маги есть еще в нескольких местах. В основном это церковь и разные пережитки прошлого. Мы — один из таких пережитков: бывшие стражи, ныне отверженные. В церковь нельзя попасть ребенком, на какой бы земле ни родился, но уже зрелый маг может принять решение к ней присоединиться.

— То есть церковь что-то вроде Дома?

— Можно сказать и так. Вот только главные Дома не очень ее привечают, сильному магу в церковники дорога закрыта, найдут способ не пустить. Никому не нужно чрезмерное усиление церкви. Но, как ни крути, год от года сила ее все же растет. Еще несколько веков назад стражи могли на нее сверху вниз поплевывать, а сегодня мы прячемся от черной братии в замерших горах. Не так много времени прошло, а все поменялось.

— А как маги попадают в стражи?

— В темные времена мы были последней защитой простых людей от порождений тьмы. Ведь один-единственный василиск мог легко уничтожить деревню или даже городок, остановить его могли лишь такие, как мы. Из тех объединений магов, что держались за свои владения, возникли Дома, ну, а мы всегда думали не только о своем околотке, а и о том, что происходит вокруг. С тех пор нас многие поддерживали и поддерживают. Вроде того же Вайджи. Вся его семья, да что там семья — вся деревня была под нами. Многие простые люди по всему миру носили особый знак — дважды перечеркнутый круг. Они те, на кого мы опирались. Если в их среде появлялся ребенок с магическими способностями, он присоединялся к нам. Ни один Дом не мог наложить на него руку, мы всегда думали обо всем мире, не оглядываясь на то, где чьи земли. Мы были выше этой мелочности.

— Как я понимаю, маги — ценный ресурс. А вы, получается, нагло окучивали участки, которые они считали своими. Не удивлен, что вы теперь замерзаете в снегах, но до сих пор не понимаю, при чем здесь церковь.

— Мы и раньше враждовали с некоторыми Домами. Ты прав, не нравилось им то, что мы не считались с их границами. Но с церковниками все куда хуже. Они ведь повсюду, от них не спрячешься, нет ни одного городка, где бы обошлось без шпилей с кольцами. Только они да мы теперь держимся за всю землю, а не свои кусочки. Набрав силу, церковь влезла в наши дела. Мы не имели ничего против того, что кто-то, как и мы, повсюду сражается с тьмой. Это хорошо. Но когда началась та война с некромантами, в первых рядах пошли именно мы, и нам же тогда больше всех досталось. А кто в итоге получил все лавры? В том числе и церковь. Она всерьез влезла только под конец, когда оставалось лишь добить уже почти поверженных. А еще устроила чистку приверженцев, при этом пострадало много ни в чем не виновных. Да и сейчас страдают, некромагию до конца так и не задушили, инквизиторы без работы не остались. Стражи тогда здорово ослабли, а церковь — наоборот. С тех пор так и повелось: мы тощаем, а клирики толстеют. Да еще и науськивают против нас простой народ. Все меньше и меньше тех, кто нас поддерживает. Приходится брать новичков в местах, куда Дома нам вход запретили. Это не дает совсем уж быстро загнуться, но прибавляет проблем. Вот и получается, что мы слабы, нас не любит ни церковь, ни Дома. У нас нет власти и нет былой поддержки от народа, ведь того засилья разной нечисти, что было когда-то, давно уже нет, а значит, нет великой нужды в защитниках. Да и есть кому защитить и без нас. Те же клирики неплохо справляются, не люблю их, но не признать не могу. Кончилось все тем, что на последнем соборе нас и вовсе объявили осквернившими себя, самозванцами, опорочившими память былых, настоящих стражей. Мол, переродились в полное непотребство. Немудрено, ведь осталось нас всего ничего, и мало где нам были рады. Началась охота, загоняли, будто зверей. И церковники, и Дома… Да все, кому не лень, в ней поучаствовали. И вот теперь сидим тут, загнанные без вины, мерзнем ни за что. Я вот вообще во все эти дела не лез, мое дело — работать с металлом. Но уже семь родов моей семьи чтут светлую стражу. Мы и живем-то только благодаря ей. Отец рыдал от счастья, когда узнал, что у его сына нашли искру таланта. И не было вопроса, кому меня отдавать: какому-то вшивому Дому или…

— Судя по тому, что видел и слышал, вам повезло. Маги — серьезная сила, чудо, что вы сумели вырваться.

— Мы еще никуда не вырвались. Я вот думаю, так и сгинем здесь все. Хорошо, если еще кто уцелел вроде нас, надеюсь, им повезет больше. А что до чуда, так нет никакого чуда. У стражей свои секреты, и пусть Дома взахлеб хвалятся, что сильнее их в мире нет, мы кое-что выставить против можем.

— Не надо нас хоронить раньше времени, как-нибудь выкарабкаемся.

— Я, Леон, не только душу металла понимаю, я еще кое-что могу. Вот, посмотри, — Дамус снял с пояса топор с белым лезвием и чуть изогнутой рукоятью из материала, похожего на пожелтевшую слоновую кость. — Это особым образом обработанное серебро, и в него добавлены крошки от особым образом обработанного белого камня. Кто-то считает, что лишь мастер артефактов может раскрыть его душу, а я вот не мастер, но кое-что могу. Этот топор убивает то, против чего бессильна самая лучшая сталь. И, хотя никто не определит в нем ни следа магии, она все же есть. Мой топор волнуется, Леон. Он обжигает мне бок. Чувствует, что скоро ему придется как следует поработать.

— Поработать?

— Да, Леон. Нас прикончит не голод. И не холод. К нам что-то подбирается. Не знаю что, но топор знает. Он готовится. И ты будь начеку. Не веришь мне?

— Я понятия не имею, как вы сюда добрались, другим тем более не добраться.

— Да, тропу занесло так, что назад дороги нет, но мир непрост, всегда можно найти другие пути.

— Но вы же не нашли. Так и сидите в горах.

— Мы еще живы, что-то, может, и найдем.

— Ты бы остальных предупредил. О своих предчувствиях.

— Никто не верит бредням Дамуса, все думают, что после всего пережитого, кроме металла, я ни на что не годен. Может, и так, но мой металл — особый, в нем есть душа, она умеет шептать нужные слова, и я умею их слышать. Так что готовься и ты, что-то обязательно будет, мой топор врать не станет. Ну что ты так на меня смотришь? Что-то не то увидел?

— Глаза у тебя какие-то…

— Что? Сумасшедшие? Да на этих самых глазах пещерный демон сожрал моего лучшего друга. Мою любимую женщину досуха высосали кровососы, а я лежал рядом и ничего не почувствовал. Мстили, твари. Ну да, было за что, признаю… Счастье, что в ту ночь рядом не было нашей дочери, ее бы тоже не пощадили. Леон, у меня с тех пор всегда такие глаза, но я куда нормальнее некоторых. Э, куда это ты так косишься? На Кайру, что ли? А почему взгляд такой, будто его маслом залили? Не смотри на нее так, не надо.

— Да на кого хочу, на того и смотрю. Чего пристал?

— А вот на нее не смотри. Так не смотри. Хорошая она и, хоть дерьма навидалась, не пристает оно к ней. И на дочку мою похожа. Не хочу, чтобы такой, как ты, вот так таращился на нее.

— А что со мной не так?

— Ты, Леон, за психа меня держишь, а мне верить надо. По всему получается, что ты тоже дерьма навидался, но к тебе оно как раз прилипло. Так вот: не надо еще и Кайру им мазать. Понял?

— Да ты точно псих…

— Может, и так. Но все же не надо. И это… не забудь про мой топор. Спи одним глазом. А то ночи здесь темные, всякое может быть…

Айша я нашел в помещении, располагавшемся на полпути к выходу из крепости. Здесь уже было достаточно холодно, чтобы не таяла вода, но не настолько сурово, чтобы под носом вырастали метровые сосульки. Тут хранили оставшиеся съестные припасы и дрова.

Айш был не один, а в компании Местиса — седобородого благообразного старичка, которому Кайра разрешала заходить ко мне в дни болезни. Именно он подзаряжал светящийся шарик и менял уголь в жаровне.

Сейчас Местис занимался тем же самым — освещением. Только на этот раз шарик был какой-то странный: не белый, ласковый, а кроваво-красный и к тому же покрыт темными разводами, выглядевшими весьма зловеще. Они непрерывно двигались, и, если вглядеться, начинало казаться, что смотришь некачественный фильм с крайне пугающим сюжетом.

— Не помешал? — осведомился я, не отрывая глаз от странного светильника.

— Нет, Леон, — ответил Айш, также наблюдая за шариком.

Местис как раз молча поднес к нему ладони, и свечение немного усилилось.

— Мне тут Дамус кое-что рассказал по секрету, я бы хотел, чтобы ты, Айш, это знал.

Главный страж растянул кончики тонких губ в бесстрастной улыбке:

— Дай догадаюсь: мастер металлов заявил, что его серебряный топор нашептал нехорошие новости о неких несчастьях, что вот-вот на нас свалятся.

— В точку.

— Леон, Дамус все время разговаривает со своим топором, и тема бесед у них, как правило, однообразная. Он хороший человек, но слишком много пережил, беды мерещатся ему на каждом шагу. К тому же там, за Срединным хребтом, осталась его дочь — единственный родной человек. Сам понимаешь, каково ему теперь. Мы уже привыкли и прощаем ему все чудачества. Не обращай внимания.

— А что это вы здесь делаете? И светильник какой-то странный…

— Это не светильник. Не совсем светильник. Это… Ну, если кто-то здесь попробует пройти, он его остановит и подаст сигнал.

— Охранник такой, что ли? То есть теперь здесь не пройти?

— Ты пройдешь, я пройду, все мы пройдем, а вот у чужого возникнут проблемы, если заденет сигнальную нить.

Моя профессия обязывала интересоваться всем, что касается охранных систем, и потому с интересом уточнил:

— Что за нить? Не вижу ее.

— Ты ее и не увидишь. Заденешь — не заметишь. Нас она игнорирует, так настроена. Ее может активировать только чужой.

— Я тут чужих никогда не видел. Да сюда и дороги нет. Много ли осталось тех, кто знает про этот форпост?

— Но дорога есть. Когда-то по ней прошли исследователи, могут пройти и другие.

— Она занесена.

— Снег — не такая уж непреодолимая преграда.

Решив, что более говорить не о чем, я развернулся назад. Пора в тепло. А по пути подумал, что к бредням Дамуса все же прислушиваются, раз дело дошло до охранной сигнализации.

Ну и правильно: бредни бреднями, но мы здесь в полном заточении и вынуждены по сто раз обсасывать одни и те же мысли. Варимся в собственном соку. Еще немного такой жизни, и начнем замечать призраков во тьме глубин старого форпоста. Ну, а там и до созерцания сил тьмы недалеко, и прочих зеленых чертей.

Все больше и больше начинаю понимать тех, кто из тюрьмы возвращаются совершенно другими людьми.