32
Судьба
Ана прижималась к спине Коула: его «Ямаха» с рокотом ехала по Арчуэй-роуд, направляясь к северному КПП Хайгейтской общины. На Тойн-уэй был всего один охранник и примитивный считыватель удостоверений 2025 года выпуска. Информацию приходилось отправлять на центральный контрольный пункт, обрабатывая вручную перед вводом в систему безопасности. В том случае, если отец Аны еще не отменил ее розыск, пройдет несколько лишних минут, прежде чем в его систему придет предупреждение. Ей остается надеяться на то, что ее возвращение домой станет для него неожиданностью. У него нет оснований думать, что она способна вернуться ради медальона Джаспера.
Если ей повезет, он все еще будет искать ее в Академии. Дорога в Хайгейт займет у него не менее получаса. А если он был настолько предусмотрителен, что закрепил в том наряде, который она надела для заключения союза, маячок, то сейчас он должен гоняться за призраком: Ана велела Лайле отдать платье кому угодно.
Коул остановился на дороге рядом с Тойн-уэй и отключил двигатель. Ана слезла с мотоцикла. Он поднял руки и погрузил пальцы в короткие пряди у нее на затылке.
— Мне очень тяжело, — сказал он. — У меня такое чувство, будто мы снова стоим у «Трех мельниц» и мне дали второй шанс. Я не хочу тебя отпускать, Ана.
— Знаю.
Она подалась к нему и прижалась губами к его губам, снова изумляясь теплу и нежности его поцелуя. Он был похож на солнечный свет, который будил каждую клеточку ее тела. Только через минуту они отодвинулись друг от друга. Он разжал ее пальцы и положил ей на ладонь стержень ее старого удостоверения личности.
— Я хранил его для тебя. Но если хочешь получить обратно свой интерфейс, тебе придется ко мне вернуться, — сказал он.
— Я вернусь.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Он провел рукой по ее волосам и щеке.
Она ощутила прилив тревоги.
— Это — то, что ты видел, да? Как мы сейчас здесь стоим?
— Нет.
— Вот и хорошо.
Она облегченно улыбнулась.
Он снял с запястья наручные часы и поставил отсчет на двадцать пять минут.
— У меня есть интерфейс, — сказала она. — Папа одолжил мне свой запасной.
— Не включай его. На нем может быть маячок. И потом — это не просто часы. Это — твое обещание мне. Храни их, пока я снова не смогу тебя поцеловать. А когда время выйдет, ты бежишь обратно ко мне. В любом случае.
— Ладно.
Ана быстро поцеловала его, опасаясь потерять решимость. Когда она уже начала отстраняться, он заглянул ей в глаза и поцеловал ее еще раз. Она наслаждалась этими мгновениями. Когда он наконец ее отпустил, она повернулась и завернула за угол на Тойн-уэй.
На КПП она протянула свое удостоверение охраннику. У нее на шее отчаянно билась жилка. Охранник посмотрел на нее. Она напряглась, готовясь к его вопросам.
Охранник скосил глаза на проекцию своего интерфейса. Судя по всему, он смотрел какой-то телесериал, снятый двадцать лет назад. А потом, словно прочитав ее мысли, он покачал головой.
— Не хочу знать… — сказал он.
Он приложил ее удостоверение к устаревшему сканеру и жестом пригласил пройти по проходу для пешеходов рядом со шлагбаумом.
С отчаянно бьющимся сердцем Ана прошла по усаженной платанами улице и свернула в узкий переулок — на короткую пешеходную дорожку, соединявшую Тойн-уэй с Шелдон-авеню. Там она перешла на бег.
Наступал вечер, в воздухе висела морось. Влага собиралась у нее на щеках, заставляя их гореть. Воздух был наполнен ароматом трав. Прижимая болящие ребра, она бежала по лужицам желтого света, отбрасываемым фонарями, которые только что зажглись, мимо широких подъездных аллей и эркеров, расположенных в глубине участков.
Уже через несколько минут она остановилась у ворот своего дома и ввела цифры кода. Ворота открылись. Она пробежала по аллее, ввела второй код — к входной двери — и прошла по коридору в гостиную. Застекленные двери на веранду были закрыты с помощью жалюзи. Рассеянный свет от зарядившихся солнечных панелей, обрамлявших фотографии рок-звезд из отцовской коллекции, позволял рассмотреть силуэты мебели. Она обогнула журнальный столик и поднялась на помост с роялем. Нажав на кнопку подъема жалюзи, она открыла стеклянные двери и вышла в сумерки. Оказавшись на веранде, она взяла из одного из глиняных горшков садовый совок и, стирая с лица следы дождя, вернулась в дом.
Наверху, около ее спальни, сенсорные рамки фотографий распознали движение и зажглись. Стараясь не обращать на них внимания, она прошла в конец коридора. Ей не хотелось видеть ту дань, которую отец воздавал ее безупречному образу Чистой девушки. Эти фотографии больше не могут говорить ей, кто она такая. Девушки с этих снимков больше не существует.
Оказавшись у двери отцовского кабинета, она вставила утончающийся край совка в щель у замка и дернула на себя обеими руками. Дерево пошло трещинами. Она повторила попытку. Часть серебристого запорного механизма отогнулась. Однако этого оказалось мало. До взлома оставалось еще далеко. Она начала тыкать в замок острой частью совка, снова и снова. На кремовом ковре скапливались отломившиеся крошки. Ее начало трясти от торжествующего разрушения чего-то, что принадлежит отцу. Она била по замку даже после того, как он сломался и повис на раме.
Писк сигнала вывел ее из неистовства. Она замерла, приходя в себя. Часы Коула дали сигнал: прошла половина договоренного времени. У нее осталось всего двенадцать с половиной минут на то, чтобы найти медальон Джаспера и вернуться к КПП. Она повернула перекосившуюся дверную ручку, распахнула створку — и замерла. Она стояла на пороге отцовского кабинета, и вся ее ярость и бешенство исчезали.
Над отцовским столом из вишневого дерева висела громадная черно-белая фотография, сделанная в то утро, когда Ана вернулась в школу уже после того, как узнала от Коллегии, что у нее спящая форма Большой Тройки. На нее были устремлены гневные серые глаза. Глянцевая бумага буквально источала боль и непокорность. Это был сентябрь, первый день занятий одиннадцатого класса. С ее отца сняли все выдвинутые против него обвинения, и Коллегия объявила, что Ана получает отсрочку. Она вспомнила, как он провожал ее в школу. Как он сказал ей, что это — первое из того множества испытаний ее стойкости, которые ей необходимо будет пройти, чтобы заработать себе право оставаться среди Чистых.
А еще он заставил ее пройти это испытание в одиночку. Он смотрел, как она входит в ворота школы, и, удаляясь от него, она услышала мерный рокот прогреваемого мотора его автомобиля. Она повернулась и увидела, что ее отец сидит на заднем сиденье и читает что-то со своего интерфейса: его мысли уже унеслись куда-то далеко, ее проблемы были забыты. Теперь она была уверена в том, что эта фотография была сделана именно в то мгновение.
Но кто ее сделал?
На остальных трех стенах кабинета она нашла ответ на этот вопрос. На череде снимков она была запечатлена подростком. Каждый раз она не видела фотоаппарата. Было очевидно, что снимки делал кто-то, нанятый для того, чтобы скрытно следовать и наблюдать за ней. На них она была изображена полной гнева, непокорной, гордой, печальной. Там были все те чувства, которые отец советовал ей подавлять после того, как Коллегии стало известно о самоубийстве ее матери. Стена походила на памятник той ранимой и горячей части ее характера, которую он пытался уничтожить.
Подойдя к рабочему столу из дорогого дерева, она открыла ящики с обеих сторон и вывернула из них бумажные чеки, маленькие устаревшие блокноты и странные бумажные дневники. Она шарила среди них, пытаясь найти медальон Джаспера. Однако в ящиках его не оказалось. Она открыла крышку ящичка для сигар, стоявшего на столе. Пряный аромат дорогого табака ударил ей в нос. Присутствие отца стало ощущаться гораздо явственнее. Она инстинктивно обернулась к двери, чтобы убедиться, что его тут нет. Свет, шедший из коридора, падал на пустую изломанную дверную коробку.
Снова вернувшись к своей задаче, она вывалила сигары на стол, а потом потянула за съемный лоток. Лоток приподнялся — и под ним блеснуло золото. Дрожащими руками она извлекла оттуда часы и кольцо-печатку Джаспера. Видимо, отец забрал их, когда помещал Джаспера в «Три мельницы». Но вот медальон… медальона там не было.
Ее захлестнула паника. Она бросилась к книжному шкафу — единственному предмету мебели, который стоял в кабинете помимо письменного стола, рабочего кресла и низкого дивана, обитого кожей. Она стала наугад вытягивать книги, уже понимая, что это безнадежно. Потому что теперь она поняла кое-что. Ее отец действительно прятал нечто в своем кабинете, но это были вовсе не улики, доказывавшие, что он подтасовал результаты исследований. Эшби прятал там свою переменчивую не Чистую дочь.
У Аны вырвался стон разочарования. Сквозь пелену слез она вглядывалась в убегающие секунды на часах Коула. Уже через девять минут ей нужно с ним встречаться. Не может быть, чтобы она рискнула всем только для того, чтобы вернуться с пустыми руками!
* * *
Приказ был отдан. Ариане не дадут уйти ни через одно КПП Хайгейта.
Эшби стиснул кулаки. Костяшки его пальцев ныли. Плечи у него свело от напряжения. Джек Домбрант застыл на переднем сиденье, настороженный, словно пойнтер, чуть ли не виляя хвостом. Подобранная ими девушка сидела рядом с Эшби, бледная, как призрак. Эшби бросил на нее взгляд, думая о ее единоутробном братце, Коуле Уинтере. В нем поднялась мучительная ревность. Ариана попыталась уйти от Эшби к бродяге, с которым познакомилась всего несколько недель назад. Его дочь никогда не понимала — никогда не хотела понять, — что кому-то необходимо было научить ее самообладанию, сдержанности, неуклонному движению к поставленной цели. Только так можно было обеспечить ее выживание в жестоком мире. Его жена, импульсивная неуравновешенная мать Арианы, позаботилась о том, что для успеха ему пришлось прилагать вдвое больше усилий.
Он посмотрел в тонированное окно. В жизни есть всего две возможности. Выжить или погибнуть. И большинство людей даже не видят, какой именно путь они избрали. Потому что они делают выбор, руководствуясь ложными побуждениями. Любовью, идеалами, мечтами, желаниями. Мир не изменился. В нем всегда шел естественный отбор и выживали наиболее приспособленные.
* * *
Почти ослепнув от слез, Ана скатилась по лестнице и проковыляла по гостиной к выходу. На улице лило. Под бьющим в лицо прохладным вечерним дождем она перешла на бег.
Она пробегала мимо домов, которые в течение семи лет видела ежедневно, рядом с которыми выросла. Не видно было ни машин, ни людей. Она даже не слышала птиц. Ее рыдания начали утихать. У нее не хватало сил на то, чтобы и бежать, и плакать. У переулка, который вел к Тойн-уэй, часы Коула запищали. Сигнал дал ей импульс энергии. Она пронеслась по дорожке и оказалась на улице в ста метрах от КПП. Перейдя на быстрый шаг, она попыталась выровнять дыхание. Охранник, который раньше не обращал на нее никакого внимания, теперь наблюдал за ее приближением.
— Удостоверение! — сказал он. Она передала ему стержень. Он провел им по сканнеру и, замерев, прочел полученную информацию. — Боюсь, вам придется подождать здесь минутку, — сказал он, — пока я заполню пару бланков.
Не отдав ей удостоверения, он ввел какую-то информацию в свой интерфейс. Ана смахнула влагу со щек. Чтобы не дать ей пройти через КПП, конфискации удостоверения будет недостаточно.
Она пригнулась и подлезла под шлагбаум, попав лицом в обвисшие стальные цепи. Ее ребра больно ударились друг о друга.
— Эй! — крикнул охранник. — Вернись!
Она отбросила цепи в сторону и, упираясь руками в асфальт, с хриплым стоном выпрямилась.
В тенях началось какое-то движение. Переднее колесо мотоцикла с урчащим мотором медленно выдвинулось вперед.
— Ана! — крикнул Коул. У нее застучало сердце. Она рванулась к нему. — Нет, Ана, вернись!
Его голос внезапно оборвался. Она остановилась, щуря глаза на будку КПП. Охранник неподвижно застыл в полуоткрытой двери. Звук работающего двигателя приближался. Только он оказался более ровным и низким, чем рокот мотоцикла Коула. И двигатель был не один.
В голове у Аны взорвалось какое-то щекотное ощущение. Она пошатнулась. Из пелены мелкого дождя появились четверо мужчин на мотоциклах. Они встали вокруг нее, отключили моторы и слезли на землю. Их головы были закрыты темными капюшонами, затенявшими их лица. Толстые серебристые стержни у них в руках светились в сумерках. Воздух вокруг Аны колебался, словно мираж на перегретом асфальте. Ей вспомнилось нападение зомби около здания суда. Арашаны! Она поняла, что стержни в руках у этих мужчин что-то излучали.
Пора проверить, сможет ли она двигаться.
Она развернулась на месте и, превращая собственное изумление в движение, побежала по Тойн-уэй. Один из мужчин что-то крикнул. Она не стала оглядываться. Мысленно она видела, как их покидает хладнокровие и их приближение превращается в нападение смертоносных хищников. Она слышала, как их легкие шаги становятся ближе.
Мышцы ее ног напрягались от усилий. Ветер задувал под ворот ее серого свитера. Она доберется до проулка. И что потом? Ей не убежать от четырех тренированных мужчин!
Она нырнула в проход налево, но, как только ей стала видна дорога в его противоположном конце, она остановилась как вкопанная. Дорогу ей преградил автомобиль. Свет фар ослепил ее.
— Используй «жало»! — крикнул кто-то.
Она обернулась. Мужчина в капюшоне приближался к ней с более тонким стержнем. Он был уже так близко, что она услышала гудение заряда.
— Подожди! — приказал другой голос.
Фары переключились на ближний свет. Со стороны машины показался Анин отец, рядом с которым шел смотритель Домбрант. У обоих на голове были узкие серебристые ленты.
Мужчины в капюшонах прекратили наступление. Наблюдая за приближением отца, Ана заметила кое-что у него за спиной. Шофер Ник неподвижно сидел на водительском месте отцовской машины. Рядом с ним, в парадном наряде Аны, оказалась Лайла. У Аны оборвалось сердце. Лайла должна была отдать платье, а не играть роль подсадной утки!
— Держи, — сказал отец, протягивая ей такую же металлизированную ленту. Она покачала головой. — У тебя редкая способность, — заметил он. — Мне встретился только еще один человек, способный так сопротивляться. — Она хмуро посмотрела на него. — Хорошо, мы поговорим об этом позже.
— На «позже» я не останусь, — уведомила она его.
Он выудил что-то из кармана своего пиджака. Это оказался медальон Джаспера в виде золотой звезды. Чувства Аны обострились, напоминая ей о деревянной копии, которая висела у нее под свитером. Медальон прилип к ее покрытой потом коже. Давление у нее в голове нарастало. Скоро головная боль должна будет стать нестерпимой.
— Где ты была? — спросил он.
— Дома.
— Что-то искала?
Из кармана Лайлиного свитера она извлекла потрепанный фотоснимок, который прихватила из прикроватной тумбочки перед уходом. На нем Ана и ее мать сидели за пианино, играя в четыре руки. Шорты и футболки, одинаковая морщинка поперек лба из-за сосредоточенно сдвинутых бровей. Эшби всмотрелся в нее и заметно успокоился.
— Я не сержусь на тебя, — сказал он. — Я понимаю, что ты сейчас переживаешь. Я восхищаюсь твоим упорством. Я верю, что ты способна добиться любой цели, которую перед собой поставишь, Ариана.
Его глаза впились в нее, не давая отвести взгляд. Она сжала руки в кулаки. Отцовское восхищение сильно запоздало. Она больше в нем не нуждается. Оно ей ни к чему.
— Но я не допущу, чтобы ты погубила свое будущее, — продолжил он тем временем. — Ты увлеклась этим парнем… — Ану передернуло. Но, конечно же, отец знал о ее чувствах по отношению к Коулу. Все, что она делала после выхода их больницы, скорее всего, снималось и анализировалось психологами. — Честно скажи, сколько это, по-твоему, продлится? — спросил он. — Он не такой, как ты. Он всю жизнь попадал в переделки. Он всегда будет бороться, воевать. Таков его характер. Тебе такое совершенно не обязательно.
— Ты устроил мне именно такое.
— Хорошо, Ариана, — неожиданно сказал он. — Сделаем все по-твоему.
Открыв потайное отделение золотого медальона, он вынул тонкий, как лист, диск и вставил его в свой интерфейс. Из кармана он достал магнитный захват. Поставив захват на капот, он достал с заднего сиденья машины свой планшет, который затем закрепил на магнитном захвате. Его интерфейс начал передавать данные на экран.
Там появились кое-как накорябанные записи. Убористые строки, лепящиеся друг к другу, с трудом читаемые. Сердце Аны стучало в такт пульсирующей боли в висках. Ее способность фокусировать взгляд начала слабеть. Она потянулась за запасным защитным устройством, которое отец надел себе на запястье. Стоило натянуть его на голову — и она моментально почувствовала стремительный спад внутреннего давления.
«Я нашел выход, — начала читать она. — Он опасный. Но про ключ им уже известно. Им нужен ключ. Я оставлю его Джасперу. Единственный оставшийся мне путь бегства — это через дыру в черепе. Я не смогу сбежать со своим телом. Но здесь мне больше ничего не удастся сделать. Теперь все зависит от Джаспера. Все ложится на него. Он знает про ключ. Он найдет дверь, откроет ее и выпустит мир на свободу так, чтобы его не успели поймать».
Ана задыхалась.
— Нет, — сказала она. — Нет, я не верю. Том не сходил с ума.
Ее отец протянул руку, чтобы поддержать ее. Она отшатнулась от него.
— После его гибели смотрители нашли в его дневнике вот это, — сказал он. — Его смерть не была несчастным случаем. Благодаря моему образованию меня попросили рассмотреть его случай. Выяснить, как Чистый мог стать психически неустойчивым. Проверить, нет ли какого-то нового варианта генов, который пока не удалось выявить.
Ана несколько минут безвольно дрейфовала, словно ее бросили посреди океана. А потом ее осенило:
— А откуда мне знать, что ты не подменил этот диск? Не сделал его сам?
— Ты должна мне поверить, Ариана, — сказал он. — И я не мог допустить, чтобы Джаспер бросил тебя ради вот этого! Отказался от всего из-за этой чуши. Я знал его планы. Я присматривал за ним и старшими Тореллами почти три года, следя, чтобы ни у кого из них не появилось признаков такого срыва, как у Тома. В день вашей помолвки он встретился с человеком из параноидально зацикленной на заговоре секты «Просвещение», чтобы передать ему диск с данными Тома. Его связной сбрендил, стал неистовствовать на улице. Джаспер запаниковал. Он испугался. Он ушел с концерта раньше, потому что тоже собрался исчезнуть. Он намеревался тебя бросить. И ради чего? Ради вот этого!
Ана обхватила руками свои трясущиеся плечи.
— Я решил поместить его в психиатрическую клинику, чтобы он не влип в неприятности до заключения вашего союза, — продолжал ее отец. — Не говоря уже о том, что не стоило ему снова привлекать внимание Коллегии. Я с самого начала собирался сделать так, чтобы через пару недель его выпустили. Ему нужно было время, чтобы по достоинству оценить то, от чего он собирался отказаться. Я бы показал ему этот диск после его возвращения. После того, как он успокоился бы и сумел бы выслушать разумные доводы.
— Только ты был избавлен от всех хлопот, не так ли?
— Я не имел никакого отношения к тому, что его стали лечить электрошоком.
Ана стиснула зубы, чтобы они не стучали. Что именно хотел спасти ее отец — будущее Чистых или собственную репутацию? Она пристально посмотрела на него — на человека, который всегда был таким холодным и расчетливым. Взглядом он умолял ее прислушаться к нему.
— Почему смотритель Домбрант искал «Энкиду»? — спросила она.
Эшби провел рукой по волосам. Его зубы сжались. Она заметила, как в сосудах у него на висках пульсирует кровь. Она охнула. Он почти сумел ее обмануть! Почти убедил ее!
— Потому что ты подчищал все хвосты, — ответила она вместо него. — Поначалу ты не нашел диска в медальоне, так что ты не был точно уверен в том, не было ли там чего-то… — Она замолчала, только теперь понимая всю правду. Возможно, это и было «доказательствами» Тома Торелла, но поначалу ее отец этого не знал. А это значило, что ее отец боялся, что там окажутся доказательства неистинности анализа на Чистоту. А это значило, что тот мужчина, с которым встречался Коул, — министр торговли и промышленности, — действительно имел запись той встречи двадцатилетней давности, на которой люди, которые сейчас входят в правительство и возглавляют Коллегию, придумали идею Чистых. И из-за этого министра убили.
Ее отец — не гений. Он всего лишь пешка.
Дождь прекратился. Вечерний ветерок подсушил влагу на лице Аны. Деревянная звезда прижималась к ее груди.
— Все кончено, — сказала она. — Я больше не хочу иметь с тобой никаких дел. Ты умеешь только давить и разрушать.
— Я сохраняю! — возразил он.
И в это мгновение Ана поняла, что он ее не отпустит. Она для него — предмет. Ценная собственность.
— Ты все равно захотела бы уйти, — спросил он, — если бы не могла получить того паренька?
Она оглянулась на проход, ведущий к Тойн-уэй. Там видны были только два мужчины в капюшонах. Значит, остальные сейчас с Коулом.
— Я хочу, чтобы ты на один год осталась в Общине в качестве жены Джаспера, — сказал он. — Завтра твой восемнадцатый день рождения. В тот день, когда тебе исполнится девятнадцать, если ты по-прежнему этого будешь хотеть, я не стану мешать тебе уйти. Хотя если ты решишь уйти, то оставишь все, что у тебя есть здесь.
Он по-прежнему считал, что ее можно подкупить роскошью, принудить с помощью привычки и страха. Она подумала о Коуле, который сейчас был где-то в тенях за КПП. Он не в состоянии бежать. Не в состоянии сопротивляться. Парализован этим обездвиживающим устройством. Возможно, его хватают прямо сейчас. Суда он будет дожидаться долго — вплоть до года. Ему грозит пожизненное заключение в руках тюремных Особых психиатров.
У Аны подкосились ноги. Она рухнула, больно ударившись коленями о землю.
Ее отец опустился на колени рядом с ней.
— Я делаю это ради тебя, — сказал он. — Когда-нибудь ты это поймешь.
Его слова продрались сквозь ее оцепенение. Он прижал пальцы к ее пояснице. Воображение представило ей, как эти пальцы проникают внутрь, ощупывая, выискивая, пытаясь утащить ее душу. На нее снизошло странное спокойствие, похожее на обильный пушистый снегопад. Она закрыла глаза.
И внезапно оказалась среди звезд. В темном небе пылали группы галактик. Ослепительные. Бесконечные. Млечный Путь лежал на самом горизонте, и его спиральные рукава вращались вокруг золотистого центра. Какой-то звук плыл к ней. Что-то близкое к музыке, однако звук пронесся сквозь саму ее сущность, словно она была колебанием, которое он настраивал на свою силу, мощь и единство.
Ее глаза снова открылись. Сквозь спутанные волосы она посмотрела на своего отца. Два года одиннадцать месяцев и восемь дней назад, когда Коллегия подтвердила факт самоубийства ее матери и объявила, что у нее спящая форма Большой Тройки, она поклялась, что больше не позволит отцу к себе прикасаться. Теперь она поняла, что это неважно. Он больше не способен дотянуться и поработить ее. Он не способен украсть ту красоту, которую она видит, то сострадание, которое она испытывает к Джасперу, ту любовь, которую она испытывает к Коулу. Она вне пределов его досягаемости.
Ана встала и подошла к машине, чувствуя на себе пристальный взгляд отца. Открыв заднюю дверь, села рядом с Лайлой. Как только она надела Лайле на голову металлический отражатель, та очнулась, словно просыпаясь. Как только Лайла осмотрелась, на ее недоумевающем лице возник страх.
— У нас мало времени, — сказала ей Ана. — Мой отец отпустит тебя и Коула, если я останусь. Ты должна не дать Коулу попытаться вернуться за мной. Что бы он ни услышал обо мне и Джаспере, не позволяй ему сомневаться. Я выбрала его. Я останусь с Джаспером потому, что выбрала Коула. И я найду способ быть с ним как можно быстрее.
У Лайлы задрожали губы.
— Я не позволю ему усомниться в тебе, — пообещала она.
Ана сжала ей руку.
— Он у тебя, да? — спросила Лайла.
Ана замерла. Похоже, вера Лайлы во Взгляд оказалась ненапрасной, — и, как ни странно, Ану это больше не пугало.
— У меня, — прошептала она, прикоснувшись к деревянной звезде, в которой спрятала диск министра.
— Дело с самого начала было в тебе! — Лайла улыбнулась сквозь слезы, стоявшие у нее в глазах. — Не в Коуле. Именно ты находилась в центре всего.
Ана обняла подругу, потом сняла обруч отражателя с ее головы и скользнула по сиденью к двери машины.
Снова оказавшись на улице, она прошагала мимо отца и мужчин в капюшонах, направляясь к проулку, ведущему к КПП. Она почувствовала, что они идут следом, но ее это не волновало — при условии, что они не помешают ей говорить с Коулом.
Коул сидел на своем мотоцикле с невыключенным мотором. Рядом с ним стояли двое в капюшонах. Они двинулись было вперед, пытаясь преградить ей дорогу.
— Все в порядке, — объявил из-за ее спины ее отец.
Мужчины посторонились. Ана надела обруч Коулу на голову и стала ждать, когда он оживет. Его глаза недоуменно заморгали, мышцы расслабились, он чуть не выпустил мотоцикл, но успел его снова схватить и удержать на месте. Его взгляд перебегал с мужчин в капюшонах на отца Арианы.
— Садись! Нам надо отсюда убираться!
— Коул! — Она подняла руку и дотронулась до его щеки. Она видела, как он пытается понять, что происходит. Подавшись ближе, она поцеловала его. — Я тебя не забуду, — сказала она. Сняв цепочку со звездой, она надела ее ему на шею. — Теперь у тебя есть что-то мое, а у меня — твое.
Она слабо улыбнулась и повернулась, не зная наверняка, сумеет ли на самом деле уйти от него. Он поймал ее за руку.
— Постой! — взмолился он. — Что случилось? Куда ты идешь?
У нее подгибались ноги, сердце болело так сильно, что, казалось, вот-вот разорвется. Наклоняясь к нему, вдыхая запах стирального порошка и лета, она тихо сказала:
— Он в подвеске.
— Нет! — Он не отпускал ее. — Этого не должно было случиться. Я видел это для того, чтобы можно было все изменить. На этот раз я тебя не отпущу!
— Так вот тот момент!
Еще не договорив, Ана поняла, что не ошиблась.
В этой точке времени было нечто особое. Она была похожа на звезду, взрывающуюся в огромной темной вселенной. Это место, это мгновение отличались от всех других.
— Ана, прошу тебя! Ты должна мне сказать, как я могу все изменить.
— Все в порядке. Он больше не сможет меня задеть. Теперь я все поняла.
— Ана, пожалуйста…
— Тебе надо немедленно ехать, иначе мой отец прикажет тебя арестовать. Но я приду к «просветителям». Приду, как только смогу.
— Прошу тебя! Я не могу снова тебя потерять!
Она прижалась к нему и открыла свое сердце, позволив всем своем чувствам литься сквозь нее — и снова поцеловала его. Долгим, крепким, свободным поцелуем. А когда она отстранилась, то прочла в его взгляде изумление, словно прикосновением губ смогла передать возникшие в ней силу и целостность и ему тоже.
— Мы связаны, — сказала она. — Мы можем тысячу раз потерять друг друга — и вселенная все равно снова сведет нас вместе. Ты меня дождешься?
— Да.
Она улыбнулась.
— Не забудь про звезду.
В его взгляде вспыхнуло понимание. Ей было больно смотреть на то, каким побежденным он внезапно стал выглядеть. Ему безумно не хотелось смиряться с тем, как все закончится — на данную минуту, — но он знал, что ему придется это сделать. Он понимал, что в медальоне что-то спрятано.
— Лайла у моего отца, — сказала она ему. — Поезжай быстрей. Его машина стоит в том конце проулка.
Коул прибавил обороты двигателя, но не тронулся с места.
— Поезжай! — крикнула она. — Пожалуйста!
— Ана…
— Знаю, — сказала она. — Я знала с самой нашей первой встречи.
Он включил сцепление. В вечерней тишине рокотал мотор. Коул посмотрел на нее еще один, последний раз, словно пытаясь запомнить в ней все, а потом стремительно уехал, исчезнув в проулке.
Ана повернулась к отцу. В свете фонаря его длинная тень тянулась к ней, словно палец манящей руки. Кровь пульсировала у нее в ушах, на шее, на запястьях. Вокруг нее снова накапливалось электрическое поле, заставляя ее замедляться. Казалось, ее мозг то сжимается, то расширяется, ударяясь о ее череп.
— Ты об этом не пожалеешь, Ариана, — пообещал он. — Я велел смотрителю Домбранту провести паренька и его сестру через главный КПП. Пока ты держишь слово, я гарантирую их безопасность. А через год я уничтожу записи об арестах этого паренька и все данные, связывающие его со смертью доктора Питера Рида.
На долю секунды Ана увидела себя в отцовском кабинете, с залитым слезами лицом. С последним вскриком бессильного раздражения она смахивает с полки оставшиеся книги — и обнаруживает серебристый диск, прикрепленный к стене. На нем выгравированы цифры 12.04.2021. Это не просто цифры! Это дата! Она схватила диск, почти ничего не соображая, но постепенно к ней пришло понимание: она нашла копию той записи, из-за которой убили Питера Рида, бывшего министра здравоохранения. И теперь этот диск оказался у Коула, спрятанный в деревянную подвеску в виде звезды, которую ей подарил Джаспер.
— Как я могу тебе верить? — сказала она.
— У тебя нет выбора.
— Ты хочешь, чтобы я год оставалась с Джаспером среди Чистых. Это все, о чем ты просишь?
— И ты не будешь иметь контактов с тем пареньком, его родственниками или еще с кем-то, кто не является Чистым.
— И это все?
— Это все, о чем я прошу. Только о том, чего ты всегда сама хотела.
В дальнем конце узкого прохода мотоцикл взревел мотором, уезжая прочь. Ана знала, что, если Коул в безопасности, она сможет справиться с чем угодно. Она слушала, как затихает вдали шум двигателя. Он вышел за пределы досягаемости, но она продолжала слышать тихий гул. Он слился с колебаниями, возникшими в ней, словно они стали частью симфонии, которая исполнялась даже тогда, когда ее никто не слушал.
Вечер наваливался на нее. Ана знала, что темнота станет плотнее, и только потом, позже она снова почувствует свет. Она пошла по проулку следом за отцом, направляясь к его машине, и забралась внутрь. Лавандовый аромат, оставленный Лайлой, задержался на кожаных сиденьях. Она закрыла глаза и откинула голову на спинку. Мысленно она ощутила губы Коула, теплые и нежные, запечатлевшиеся на ее губах.
