27
Прояснение
Она скользила через потоки света, через соленые брызги — и с волн срывались барашки. Вокруг нее растянулся пенный пузырь, который переливался, всплывал, поднимал ее над морем. Какая-то птица ринулась вниз. В ее расправленных крыльях вибрировали яркие атомы. Ветер приносил шепот голосов. «Все не так, как кажется».
А потом она оказалась погруженной в воду и не шевелилась, чтобы не тратить кислород. Ее окружал неяркий свет. Какая-то тень выплыла на периферию ее зрения. Она повернула голову. По другую сторону прозрачной стены во втором аквариуме лежал Джаспер. Казалось, он ощутил ее взгляд: его лицо повернулось к ней. У нее заколотилось сердце. Это оказался вовсе не Джаспер. Это был Коул. Она потянулась, просовывая руку сквозь толстую вязкую преграду, но течение уже уносило его прочь, в темноту.
А потом она обнаружила, что лежит на спине в больничной палате. Рядом ощущалось чье-то присутствие. Она попыталась очнуться, открывая глаза как можно шире. Тело из ее сна пыталось нащупать лампу на тумбочке в надежде, что ее рука в реальности тоже потянется, тронет выключатель — и свет ее разбудит.
Потом она много часов брела в белой дымке по какой-то пустыне. Она что-то искала, но нашла только ожерелье из острых металлических лоз. Когда она подняла его, чтобы рассмотреть получше, оно прыгнуло ей на шею и вцепилось в нее.
Когда Ана впервые почувствовала, что не спит, то оказалось, что она лежит в постели. Ее отец сидел рядом с ней, опустив голову, и держал ее за руку. Его мысли были переполнены раскаяния. Она их чувствовала. Их форму, их вес. Как ожерелье из виноградных лоз, впивавшееся ей в горло. Однако она не ощущала его руки и одеяла, которым была укрыта, — и даже собственных век, когда приказала им моргнуть.
«Посмотри на меня!» — мысленно попросила она. Но он не поднял головы, и мысль о собственном параличе заставила ее задыхаться от страха, пока белый туман заполнял ее зрение. А потом она снова побрела в тумане, пытаясь найти выход.
Когда она снова проснулась, ее ждали боль и тошнота. Запах дезинфекции и резины пробрался ей в ноздри. Она попыталась поднять руку, нажать кнопку вызова, оказавшуюся рядом с ее лицом, но ее кисти были кусками бетона, ее руки — корабельными якорями. Даже простые глубокие вдохи вызывали острую вспышку боли в ее ребрах. Она оставила все попытки пошевелиться. Потом она лежала, прикованная к темноте, где время застряло в какой-то узкой щели и секунды ощущались как часы.
В конце концов она очнулась и увидела солнечный свет. Комнату с тремя эркерами. Полупрозрачные занавески, заходящие на белые стены. Светящиеся прямоугольники стекла горели, словно двери в другие плоскости бытия — следы того мира теней, в котором она провела последние несколько дней.
Прямо перед ней на тумбочке исходила паром гейзерная кофеварка. Аромат жареных зерен щекотал ей ноздри. Она проверила свои веки и с радостью почувствовала, как трепещут ее ресницы, когда она моргает.
— Ты проснулась, — сказал ее отец. Он стоял у двери. Он улыбнулся пугающе неуверенно. — Выглядишь гораздо лучше.
Из-за его спины в палату вошла медсестра.
— А, вот и она! — сказала сестра. — Давай тебя посадим, ладно? — Она подошла к Ане. Ее голос звучал бодро и деловито. — Тебе может быть немного больно. У тебя сломано ребро, ему долго будет нужен покой. — Она ловко подхватила Ану под мышки. Ана вскрикнула от острой боли. — Вы нам поможете? — спросила сестра у ее отца. Эшби подошел и взбил подушки. Когда он шагнул назад, медсестра устроила Ану на них. — Было не так уж страшно, правда? — сказала она, отводя короткую прядь волос, упавшую Ане на глаза. — Оказывается, твой отец был прав. Он сказал, что запах кофе, скорее всего, поможет тебе очнуться. Только пока не пытайся его пить. — Она подмигнула Ане и стремительно прошла через комнату. — Жми на красную кнопку, если тебе что-нибудь понадобится, — сказала она, и дверь за ней закрылась.
Когда медсестра ушла, отец Аны неловко застыл между дверью и кроватью.
— Врач говорил, что у тебя уже пару дней были признаки улучшения. Ты провела в коме почти неделю.
«Неделю!» Ана с трудом смогла усвоить эту мысль. Как получилось, что она провела без сознания целую неделю?
Ее отец бесцельно переставил на комоде вазу с подсолнухами, а потом медленно прошел к креслу, обитому грубой тканью, и сел рядом с ее кроватью.
— Я так рад, что с тобой все в порядке, — сказал он, потянувшись к ее руке.
Она приказала своим пальцам шевелиться. Они задергались, пытаясь вспомнить, как это делается. Она напрягла всю свою решимость — и ее рука резким движением ушла вниз, к ее ноге.
Ее отец кашлянул. Встав, он отошел от кровати.
— Мне сказали, что двигательная зона коры головного мозга может прийти в норму через пару дней. — У ближайшего окна он задержался, приподнял тонкую занавеску и посмотрел на улицу. — Ты помнишь, что случилось?
Ана замычала. Он повернулся к ней. Она опустила подбородок к груди, изобразив кивок.
— «Три мельницы», — глуховатым голосом проговорил он. Он откашлялся и отпустил край занавески. — Как только я узнал, что ты там, я делал все, все что было в моих силах, чтобы тебя оттуда вызволить. Ты должна понять, Ана: я не мог просто прийти и забрать тебя. Есть специальные процедуры.
«Например, аквариумы». Она зашевелила губами, пытаясь произнести эти слова, но получился какой-то странный звук. Она повторила попытку, не собираясь сдаваться. Ее язык неохотно подчинился, и она выдавила сквозь зубы:
— К…ква-а-а…мы.
Ее отец сгорбился и прижал ладони ко лбу.
— Если бы я мог прекратить то, что они делали! Поверь, я старался. Я заплатил всем медсестрам, чтобы тебе подменяли лекарство. Но в аквариумах работают психиатры. Я подделал файл, притворившись, будто раньше тебя лечил, сделав вид, что ты — дочь близких друзей семьи, но Шарлотта Кашер даже не стала обсуждать твое лечение. Что тебя дернуло туда прийти?
Тщательно складывая губы в нужную форму, Ана выдохнула ртом:
— Джа-а…шпер.
Ее отец посмотрел на нее сквозь пальцы. В его глазах отражалась боль. Никогда прежде Ана не видела его настолько ранимым. Несмотря на все происшедшее, это ее тронуло. Однако она заставила себя цепляться за свой гнев. Ей никогда не забыть ужасы «Трех мельниц» — того места, где он оставил Джаспера, чтобы уберечь собственную репутацию.
— Я… тебя не… смо…гу… про…сти-ить, — проговорила она. Слова стали складываться легче. Она говорила с запинками, но внятно. — Ты… должен… меня… от… пустить.
Ее отец снова кашлянул и сглотнул, резко дернув кадыком.
— Отпустить? — Он нахмурился. — Не знаю, что именно тебе сказал Джаспер. Или что говорили тебе эти «просветители». Они считают, что моя работа — мошенничество. Они считают, что в анализе на Чистоту есть подтасовки. Чего они не принимают во внимание — и чего не понимаешь ты, — это способности человека к разрушению. Жестокость, ненависть, невежество человечества безграничны. После Развала 2018 года страна оказалась на грани гибели. Моя работа положила начало контролю над нестабильной ситуацией. Когда одиннадцать лет назад стали проводиться первые пробные анализы на Чистоту и люди получили профилактическую лекарственную терапию, в этих районах впервые после Развала начала снижаться преступность. Без этого анализа мы скатились бы в темное средневековье, как это случилось в США. Вакцины существуют уже девяносто лет. Борьба с психическими заболеваниями стала логическим следующим шагом.
Ана слушала со все возрастающим ощущением несправедливости. Она вскинула дрожащую руку и стукнула кулаком по кровати. Ее ребра пронзила острая боль.
Наконец Эшби перестал просто смотреть на нее и по-настоящему ее увидел. Он вздрогнул, прочитав в ее взгляде ярость.
— Само… убийства детей! Контроль… психики! Похищения… на улицах! — бросила она ему в лицо. — Как… ты… можешь… оправдывать… себя… зная то, что знаешь, видя то, что… видел… в «Трех мельницах»!
Он молча воззрился на нее.
— Ты хоть… понял? — добавила она. — Понял… что должен был… ее… отпустить?
— Кого?
Ана гневно смотрела на него, пытаясь понять: неужели он повторял всю эту ложь настолько часто, что сам в нее поверил? Закрыв глаза, она вдруг почувствовала страшную усталость. В то утро, когда Эшби Барбер выступил по национальному телевидению, называя свою дочь слабой и невежественной, ей не следовало воспринимать это настолько лично. Именно так он относился ко всем людям. Он всегда считал, что лучше всех знает, что кому нужно.
Кресло скрипнуло. Деревянные ножки подвинулись по ковру на пару шагов. Руки прошуршали по ткани. Когда ее отец заговорил снова, его голос казался далеким, измученным.
— Ты не представляешь себе полную картину, — сказал он. — Мир скатывается к хаосу. К полному разрушению. Мы можем выжить, только сдерживая людей.
— Ты подсыпал… толченый бензидокс… маме в еду, — прошептала Ана. Она не открывала глаз. Это помогало ей сосредоточиться на произнесении слов. — Может, она и была грустной… подавленной. Но она меня любила. Бензидокс… отнял и хорошее, и плохое… Ничего ей не оставил. И она… убила себя. А ты… не дал мне… попрощаться.
Наступило молчание. Гудел кофейный автомат. В коридоре гремели подносами. За окном раскаркалась ворона.
— Было слишком поздно, — сказал он.
Ана открыла глаза. Ее отец поник в кресле. Глаза у него блестели. Она изумленно воззрилась на него. Он не плакал на похоронах ее матери. Но тогда это были поддельные похороны. Возможно, он плакал тем утром, когда вытащил ее мать из-под выхлопа, унес ее мертвое тело в машину.
— Ты отправил Джаспера туда, — сказала она. — Ты можешь его вернуть.
Одна слезинка скользнула по скуле Эшби и исчезла, словно ее никогда и не существовало. Он выпрямился.
— Джаспер не понял, во что он ввязался. Его нужно было вернуть к реальности. Его нужно было научить ценить ту жизнь, которую он ведет, будучи Чистым, — жизнь, которую ведете вы оба. Я с самого начала не собирался оставлять его в «Трех мельницах» дольше пары недель.
От отцовского бездушия Ану затошнило. Он играет с жизнями других людей, словно они ничего не значат. Однако одновременно в ней проснулась надежда. Если он способен воспользоваться своим влиянием для того, чтобы обеспечить выписку Джаспера, то, возможно, он сделает это и для Тэмсин.
— Значит, ты можешь его… вызволить?
— Это уже предусмотрено. Через восемь дней Скотту Резерфорду исполняется девятнадцать лет. Перед этим Джаспера выпишут. Пациентов «Трех мельниц» всегда выписывают до достижения девятнадцати лет. Иначе вмешивается Коллегия и проводит оценку психического состояния, определяя, следует ли перевести пациента во взрослую больницу. В «Трех мельницах» работают несколько врачей, которые не могут себе позволить отчитываться перед Коллегией. Даже если они будут тянуть до последней минуты, они его отпустят, и у Джаспера останется семь дней для того, чтобы прийти в себя, перед тем как объявить, что он желает заключить ваш брачный союз.
У Аны так сильно свело мышцу на шее, что даже голова дернулась. Ей показалось, будто ей в мозг что-то врезалось сзади. Союз с Джаспером? Что за странные шутки у ее отца!
Эшби встал.
— Так было задумано с самого начала, Ариана. Джасперу просто нужно было немного вправить мозги. Небольшой испуг помогает увидеть все в должном свете. Он был готов погубить ваше будущее. Я не мог этого допустить.
— Моему будущему он не угрожал. Только твоему.
— Если бы содержимое этого диска стало известно широкой публике, Коллегия узнала бы о том, какие обвинения против нее выдвигает Джаспер. Недолгое пребывание в «Трех мельницах» не идет ни в какое сравнение с теми проблемами, которые ожидали бы его в этом случае. И я могу гарантировать, что никакого обручения между вами не состоялось бы.
Эшби зашагал к двери. Вся его прежняя неуверенность скрылась под новым блестящим слоем уверенности в себе.
— Ты смеешься! — бросила она. — Теперь Джаспер откажется от обручения. Думаю, он исчезнет, как только его выпустят.
— Джаспер очень растерян. Он сделает то, что посоветует ему отец. Дэвид, конечно, прекрасно знает обо всем происходящем. Он будет пристально наблюдать за своим сыном.
— А Дэвид Торелл знает, что ты сделал с Томом? — спросила Ана, цедя слова.
Эшби остановился и обернулся. Он покачал головой, словно она была маленьким непослушным ребенком.
— Эти «просветители» — опасные люди. Они запудрили Джасперу мозги, но ты ведь умнее. Не допусти, чтобы они и тебе мозги запудрили.
В ней вскипела ненависть. Участников «Просвещения» занимали только идеи и идеалы. А вот режим Чистых калечил людям мозги, выворачивал людей наизнанку пилюлями и электрошоком. Ее мысли обратились ко всем Чистым, сидящим в своих надежных роскошных домах, самодовольно поздравляя себя с собственным превосходством: их никогда не заставят поверить в нечто ненаучное, недоказуемое. Уж они-то слишком умны, чтобы это допустить!
Она сжала руки под одеялом и гневно уставилась в спину уходящему отцу.
