Книга: Преданная
Назад: 33. Тобиас
Дальше: 35. Тобиас

34. Трис

— Трис, привет, — улыбается мне Амар. — Я выдам тебе твой жилет.
— Мой… что?
Как мне сообщил вчера Дэвид, патруль собирается взять меня с собой в Округу. Не представляю, что ожидать от «прогулки», поэтому начинаю нервничать. Впрочем, я измоталась за последние дни и не в силах придавать значение всяким нервам.
— Бронежилет. Округа — опасное место, — объясняет Амар и лезет в ящик, перебирая стопку толстых черных жилетов, чтобы найти подходящий мне по размеру.
В конце концов, выуживает один. Но он мне явно великоват.
— К сожалению, других у нас нет. Но не волнуйся, он защитит тебя. Подними руки.
Он надевает на меня бронежилет и подтягивает по бокам ремни.
— Не думала, что меня будешь сопровождать именно ты, — говорю я.
— А чем, по-твоему, я занимаюсь в Бюро? Дурака валяю? — заявляет он. — Я ведь опытный лихач. Работаю в службе безопасности, как и Джордж. Обычно мы охраняем Резиденцию, но когда кто-то желает пройтись по Округе, я — легок на помине.
— Вы мне, что ли, косточки перемываете? — усмехается Джордж. — Здорово, Трис. Надеюсь, он тебе ничего особо пакостного не наговорил?
Джордж кладет руку на плечо Амара, и они улыбаются друг другу. Сейчас Джордж уже оправился. однако горе наложило отпечаток на его лицо: в уголках его глаз проступают морщинки, его щеки — немного запали.
— Надо дать ей пистолет, — говорит Амар. — Обычно мы не выдаем оружие потенциальным членам Совета, они и стрелять не умеют. Но ты — другое дело.
— Не нужно мне никакого оружия, — протестую я.
— Ты — меткая, — говорит Джордж. — А нам может понадобиться помощь еще одного лихача.
Спустя минуту я уже вооружена, и мы с Амаром направляемся к пикапу. Устраиваемся сзади. Джордж и женщина по имени Энн — посередине, а два старших офицера службы безопасности, Джек и Вайолет, — спереди. Кузов покрыт твердым черным материалом. Двери снаружи — угольно-черные, но изнутри они совершенно прозрачны, и через них мы запросто видим окрестности. Я оказываюсь между Амаром и каким-то снаряжением, которое мне очень мешает. Когда машина трогается с места, Джордж поворачивается к нам и подмигивает.
Мы едем мимо садов и хозяйственных построек, вдали виднеются неподвижные белые самолеты. Достигаем забора, и нам открывают ворота. Джек докладывает охраннику о том, куда мы собираемся и что находится в пикапе, при этом часть слов мне непонятна. Нас выпускают наружу.
— А каковы цели патрулирования? — спрашиваю я. — Помимо того, чтобы показать мне, как все у вас функционирует.
— Наблюдение за Окраиной. Это — ближайшее поселение генетически поврежденных за пределами Резиденции. В основном мы изучаем их поведение, — отвечает Амар. — Но после нападения Дэвид и Совет решили, что необходим более пристальный надзор, чтобы предотвратить подобные случаи в будущем.
Мы минуем груду руин. Точно такие же были в покинутой части города. Здания обрушились под собственным весом, и сквозь обломки проросли сорняки, пробивающие своими побегами даже бетон. Я совершенно не знаю Амара и не могу доверять ему, но мне интересно услышать его мнение. Его старые друзья были «ГП», неужели он теперь считает, что они — ущербны?
— Значит, ты веришь в то, что проблемы начались из-за генетически поврежденных?
— А разве нет? — удивляется Амар. — В течение долгого времени на земле царил мир. До Войны за Чистоту ведь никто не устраивал таких безобразий, правда?
Он машет рукой, показывая на окружающие нас пейзажи.
— Мне трудно вообразить нарисованную тобой идиллическую картину, — парирую я.
— У тебя просто мрачный взгляд на человеческую природу, — усмехается он.
Я молчу, и Амар продолжает:
— В любом случае, если бы что-то подобное случалось раньше, Бюро бы, конечно, узнало.
Какой же он наивный. Он когда-то жил в нашем городе и понимал, сколько вокруг вранья. Эвелин пытается контролировать людей с помощью грубой силы, Джанин была хитрее. Она знала, что, если ты владеешь информацией и способен манипулировать ею, тебе не понадобятся пушки. Тогда люди подчиняются тебе добровольно. Вероятно, Бюро и правительство в этом поднаторели: они убеждают людей, что те счастливы жить под их мудрым руководством.
Мы умолкаем, тишину нарушают лишь непрерывный гул двигателя да громыхание оборудования. Сначала я внимательно рассматривала каждое здание на нашем пути, пытаясь угадать, но теперь они сливаются в единый фон. Наверное, это и есть та самая «разруха»?
— Почти добрались, — объявляет Джордж. — Скоро остановимся. Каждый из нас возьмет необходимую технику, кроме Амара, конечно. Его задачей будет охрана Трис. А ты, Трис, можешь выйти вместе с нами, но не отдаляйся от Амара.
Я чувствую, что на пределе, и любая мелочь запросто выведет меня из себя. Округа. Место, куда моя мать сбежала после того, как стала свидетелем убийства. Здесь ее нашел и спас Дэвид, уверенный, что у нее — здоровый генетический код. В каком-то смысле в Округе началась моя биография. Пикап тормозит. Амар распахивает двери и с пистолетом наготове прыгает на землю. Мы следуем за ним.
Домики тут низенькие и самодельные. Они собраны из металлолома, обрывков брезента и похожи на кучи мусора. В узких проходах между ними я замечаю людей. Больше всего — детей. Они торгуют с лотков мелочевкой, таскают ведра с водой или готовят на кострах еду. Увидев нас, они разбегаются, а один мальчишка кричит:
— Рейд.
— Не беспокойся, — говорит мне Амар. — Они думают, что мы — солдаты. Те иногда устраивают рейды, чтобы отловить беспризорников и отправить их в приюты.
Едва удостоив вниманием его жалкое объяснение, я направляюсь к ближайшему проулку. С нашим приближением все попрятались или заперлись в своих халупах, накрытых брезентом, а то и просто картоном. Через щели в стенах видно, что обстановка представляет собой пирамиды консервных банок и матрасы на полу. А как они здесь выживают зимой? Как они моются? Вспоминаю о саде в атриуме Резиденции, о паркетных полах и мягких кроватях в пустом отеле и спрашиваю:
— Вы хоть чем-нибудь им помогаете?
— Мы считаем, что лучший способ помочь нашему миру — это исправление генетических недостатков, — произносит Амар, явно цитируя какого-то деятеля. — Кормить людей значит пытаться перевязать огромную рану крошечной ленточкой. Возможно, на некоторое время она и остановит кровотечение, но не зарубцуется.
Я мрачно качаю головой. Теперь начинаю понимать, почему моя мать присоединилась к альтруистам вместо того, чтобы войти во фракцию эрудитов. Если бы она хотела обезопасить себя от скверны эрудитов, она, возможно, выбрала бы Товарищество или стала правдолюбом. Но она предпочла спасать нуждающихся. Мама действительно заботилась о бесфракционниках. Наверняка они напоминали ей об Округе. Отворачиваюсь от Амара, чтобы он не увидел мои слезы.
— Давай вернемся обратно.
— Ты в порядке?
— Да.
Вдруг до нас доносятся выстрелы и крик:
— На помощь.
Местные разбегаются в разные стороны.
— Это Джордж, — восклицает Амар и ныряет в закоулок направо.
Несусь за ним, но вскоре теряю его в лабиринте халуп и остаюсь одна. Несмотря на мою альтруистическую реакцию сочувствия к людям, живущим здесь, меня охватывает страх. Если они прозябают в таких же безнадежных условиях, как наши бесфракционники, то мне есть чего опасаться.
Кто-то хватает меня за руку и тащит под один из алюминиевых навесов. Стены внутри затянуты синим пластиковым брезентом, который служит для защиты от дождя, на полу — фанера. Передо мной — невысокая худая женщина с измученным лицом.
— Не надо тебе там стоять одной, — бормочет она. — Они готовы наброситься на любого, неважно, молод он или стар.
— Кто?
— У нас в Округе полно всяких нехороших людей. Многие настолько обозлены, что способны убить любого, кого посчитают своим врагом. Впрочем, не все из нас озверели до такой степени.
— Спасибо за помощь, — благодарю я. — Меня зовут Трис.
— Эми. Садись.
— Мне пора, — возражаю я, — Снаружи — мои друзья.
— Тебе надо переждать. Сейчас наша саранча сбежится туда, и тогда ты сможешь подкрасться к ним сзади.
Ее речь звучит логично, я устраиваюсь прямо на полу. Пистолет упирается мне в ногу, а бронежилет настолько жесткий, что трудно наклоняться, но я делаю все возможное, чтобы выглядеть расслабленной. Раздаются чьи-то вопли. Эми отгибает уголок брезента и наблюдает за обстановкой.
— Значит, ты и твои друзья — не солдаты? — осведомляется она. — Вы из Генетической Защиты?
— Нет. То есть, они — да, а я — из города. Я имею в виду из Чикаго.
Брови Эми ползут вверх.
— Черт меня побери. Они закрыли эксперимент?
— Еще нет.
— Жаль.
— Почему? — хмурюсь я.
— Знаешь, девочка, Чикаго — это символ того, что кое-кто продолжает верить в необходимость лечения генетически поврежденных, которые и людьми-то не считаются. Так что извиняться за свои слова я не буду.
Не думала о проблеме Города в подобном аспекте. Мне, напротив, казалось, что Чикаго надо во что бы то ни стало сохранить. Странно, но прежде я не понимала, что само существование Чикаго вредит обитателям Округи и тем, кто не желает, чтобы их оценивали только на основании генетики.
— Ладно, — бурчит Эми, опуская брезент. — Ваши, вероятно, сейчас на северо-западе отсюда.
— Еще раз спасибо, — говорю я.
Она кивает мне, и я выбираюсь из ее импровизированного дома, фанера скрипит у меня под ногами.
Без остановки мчусь по узким проходам, радуясь тому, что народ разбежался еще при приближении нашего пикапа. Перепрыгиваю через лужи, — даже думать не хочу о том, что тут разлито. Наконец, оказываюсь в сумрачном закутке. Высокий худой подросток целится в Джорджа.
Группа людей окружает мальчишку с пистолетом. Вокруг валяется растоптанное и разломанное оборудование для наблюдения. Джордж замечает меня, но я быстро прикасаюсь пальцем к губам. Стрелок меня пока не видит.
— Лучше опусти пушку, — заявляет Джордж.
— Еще чего, — отвечает мальчишка.
Его светлые глаза в панике мечутся между Джорджем и толпой.
— Тогда, может, разойдемся мирно? А пистолет возьми себе.
— Нет. Выкладывай, куда вы отвезли наших!
— Мы никого никуда не отвозили, — убеждает его Джордж. — Мы не солдаты, а ученые.
— Как же, ученые, — издевательски бросает мальчишка. — А бронежилеты? В таком случае, я — самый богатый в Штатах. Давай признавайся.
Я осторожно прячусь под одним из навесов, прицеливаюсь и кричу:
— Эй, ты!
Толпа мгновенно оборачивается на меня, но подросток и не думает отводить дуло от Джорджа, на что я надеялась.
— Ты у меня на мушке, — продолжаю я. — Вали отсюда, я тебя не трону.
— Я сейчас в него выстрелю, — кричит тот.
— Тогда я разнесу тебе башку, — отвечаю я. — Мы просто работаем на правительство. Мы не знаем, где ваши люди. Если ты его отпустишь, мы отправимся восвояси. Но если ты убьешь его, я гарантирую тебе, что сюда прибудут настоящие бойцы, и уж они-то с вами церемониться не будут.
В этот момент во дворик вбегает Амар. Кто-то из толпы орет: «Да их тут много!», и все мгновенно разлетаются. Мальчишка кидается в ближайший проход. Но я держу оружие наготове. Вдруг они решат вернуться? Амар обнимает Джорджа, и тот похлопывает его по спине.
— Ты до сих пор сомневаешься, что генетически поврежденные виноваты в наших бедах? — спрашивает у меня Амар.
Я молчу. Прохожу мимо очередного навеса. Маленькая девочка сидит на корточках у самой двери, обхватив коленки. Она уставилась на меня через щель в слоях брезента и поскуливает от страха. А кто научил местных так бояться солдат? Почему мальчишка настолько их ненавидит, что был готов стрелять?
— Да, — в конце концов, говорю я. — Сомневаюсь.
У меня есть кое-кто получше на роль обвиняемого.
Мы бредем к пикапу. Джек и Вайолет настраивают камеру наблюдения, пока не украденную и не разбитую местными. Вайолет зачитывает Джеку длинный список цифр со своего планшета, а тот вводит их в свой.
— Где гуляли, ребята? — интересуется он.
— На нас напали, — произносит Джордж. — Нам надо сматываться.
— К счастью, это был последний набор координат, — отвечает Вайолет. — Можем отправляться.
Снова забираемся в машину. Амар захлопывает дверцы, а я вручаю ему свой пистолет, довольная, что избавилась от оружия. Вот уж не думала, просыпаясь сегодня утром, что буду целиться в отчаянного подростка. Впрочем, я и не представляла здешних условий.
— В тебе говорит альтруист, — заявляет Амар, — Именно их воспитание заставляет тебя ненавидеть Бюро.
— Меня много чего заставляет, помимо специфического воспитания.
— Но я заметил то же самое и в Четыре. Альтруисты — серьезные люди. Они автоматически воспринимают все как повод к немедленному вмешательству. Тех, кто переходил во фракцию лихачей, я делю на определенные типажи. Эрудиты, как правило, становятся безжалостными и свирепыми. Правдолюбы — абсолютно безбашенными, я бы даже сказал, — адреналиновыми наркоманами. А вот альтруисты — настоящими борцами, прямо-таки революционерами.
И, помолчав, добавляет:
— Если бы Четыре больше верил в себя, он бы тоже стал таким. Кстати, Трис, из него бы получился отличный, хороший лидер, если бы не его заморочки.
— Наверное, ты прав, — отвечаю я. — Он вечно пытается идти за кем-то вроде Ниты или Эвелин и всегда попадает в беду.
Амар согласно кивает. А как насчет меня самой? Разве я бы не хотела, чтобы Тобиас меня слушался? Конечно, нет. Хотя, кто меня знает?
Увиденное постепенно начинает доходить до моего сознания. И я начинаю воображать, что та девочка — это моя мать. Она прячется в лачуге, задыхается от дыма костров зимой, дерется, делает, что угодно, лишь бы уцелеть. Потом ее спасают люди из Бюро, на которое она, в результате, проработала до конца своих дней. Забыла ли она о том, откуда пришла? Вряд ли. Ведь мама пыталась помочь бесфракционникам. Может, это было не просто выполнением обязанностей альтруиста? Моя голова буквально раскалывается, и я, как за соломинку, хватаюсь за первую попавшуюся мысль.
— А ты и Тобиас являлись близкими друзьями?
— А у него что, такие есть? — хмыкает Амар. — Я дал ему новое имя. Я сумел распознать терзавшие его страхи и подумал, что он справится со своими кошмарами и начнет новую жизнь. И я назвал его Четыре. Но мы с ним вовсе не были… скажем так — не разлей вода.
Амар откидывается на стенку кузова, закрывает глаза, и на губах его появляется слабая улыбка.
— Понятно, — говорю я. — Он тебе… нравится?
— Почему спрашиваешь?
— Ничего личного, — пожимаю я плечами.
— Сейчас в моих чувствах к нему нет ничего такого, на что ты намекаешь. Но в свое время подобные мысли у меня возникали, но потом мне стало ясно, что он на мои чувства не ответит, и я отступил, — объясняет Амар. — Я бы предпочел, чтобы ты не проболталась.
— Тобиасу? Разумеется.
— Нет, я имею в виду, вообще никому, — и он смотрит в затылок Джорджа.
Я киваю. Впрочем, я не особенно удивлена, что их с Джорджем тянет друг к другу. Оба они — дивергенты, которые вынуждены были разыграть собственную смерть, чтобы выжить. И Амар, и Джордж — аутсайдеры в чужом для них мире.
— Трис, — продолжает Амар, — Бюро одержимо идеей продолжения человеческого рода и передачи другим поколениям здоровых генов. Мы с ним — «ГЧ», и то, что мешает хорошему генокоду… Это не очень поощряется.
— Ага, — бормочу я, криво улыбаясь. — Насчет меня не волнуйся.
— Спасибо, — искренне отвечает Амар.
И мы опять сидим в тишине, наблюдая, как руины смазываются в бесформенные пятна по мере того, как пикап ускоряет ход.
— Я думаю, вы с Четыре очень подходите друг другу, — изрекает он.
Не хочется объяснять ему, что мы с Тобиасом — на грани разрыва. Поэтому я переспрашиваю:
— Да?
— Точно. Видно, как ты на него влияешь. Ведь до знакомства с тобой Четыре был совершенно другим человеком: бешеным, агрессивным, опасным.
— Бешеным?
— Именно.
— А может… — я делаю паузу, — …храбрым?
— Конечно. Но и чуточку сумасшедшим, не так ли? Я имею в виду то, что большинство лихачей предпочло бы прыгнуть в Яму, чем продолжить посещать комнату страхов. Есть храбрость, а есть — мазохизм, а иногда границы между тем и другим несколько размыты.
— Знаю, — ворчу я.
— И я тоже, — усмехается Амар. — Но когда настолько разные люди путаются вместе, ничего, кроме головной боли не выходит. Но вы, ребята, полезны друг другу.
— Путаются, говоришь? — морщу я нос.
Амар переплетает пальцы и крутит ладонями, дабы проиллюстрировать свою формулировку. Я улыбаюсь, но сердце мое щемит от боли.
Назад: 33. Тобиас
Дальше: 35. Тобиас