7

Перед рассветом из темноты начали проступать предметы, прежде остававшиеся невидимыми. Оконная рама спроецировала на стену крестообразную тень, превратив нашу спальню в часовню. Джеймс проснулся и сел рядом с кроватью, как пес, услышавший выстрел. Увидев, что я не сплю, он тихо сказал:

— Никуда не уходи.

Пока он принимал душ, я бродила по дому. Из ванной раздавался шум бежавшей воды. Из комнаты Митча доносился приглушенный голос. Я не понимала слов, но тон был обиженным и сердитым. Пройдя сквозь стену, я увидела спавшего Митча, наполовину прикрытого простыней. Наконец-то мне удалось рассмотреть его татуировки: кельтский узор, обвивавший левый бицепс, терновый венец на правой руке и меч над сердцем, не больше бабочки. Он крепко спал и разговаривал во сне:

— Какая ты сволочь!

Его глаза оставались закрытыми. Лицо исказила гримаса гнева и боли. Он всхлипнул и с содроганьем провел рукой по телу, как будто пытаясь освободиться от какой-то мерзости. Внезапно Митч вскрикнул и открыл глаза.

— Вот же дерьмо, — проворчал он, вытирая лицо.

Не дав слезам скатиться по щекам, он встряхнулся, взглянул на часы и вздохнул:

— Ненавижу третье воскресенье.

Джеймс нашел меня в спальне. Он переступил порог комнаты в одном полотенце, взял одежду из шкафа и улыбнулся мне:

— Закрой глаза.

Я отвернулась к окну, но, увидев в стекле его отражение, начала наблюдать за ним. Наверное, он понял, что я подглядывала. Застегнув штаны, Джеймс принял позу силача, затем посмотрел на меня и только потом надел рубашку. Мне было совершенно не стыдно.

На кухне мы встретили Митча, пившего кофе.

— Ты готов? — спросил он у Джеймса.

— К чему?

— Сегодня третье воскресенье, — сказал Митч. — В прошлом месяце ты пропустил это мероприятие, но нынче тебе некуда деваться. Я не буду тусоваться с Верной в одиночку.

Джеймс немного помолчал, затем сориентировался:

— С Верной? Ладно.

Похоже, он не имел представления о намечавшемся ежемесячном ритуале.

— Ты отпросился с работы?

Митч нахмурился:

— Что?

— Ну, ведь ты работаешь по воскресеньям, верно?

Митч бросил на него странный взгляд.

— Они знают о маме, — ответил он. — Я уже четвертый год работаю так. По половине дня в третье воскресенье каждого месяца. Ты и об этом забыл?

— Меня зовут Билли. Я восстанавливаюсь после передозировки наркотиков.

Его слова, произнесенные голосом робота, заставили Митча рассмеяться. При этом он едва не вылил кофе на рубашку. Джеймс был доволен. Лениво перебрасываясь замечаниями, они приготовили себе легкий завтрак. Затем поведение Митча начало меняться. Пока они ели тосты и яйца, он вертелся на стуле, как будто сидел на гвозде. Его взгляд был устремлен в неведомые дали. К тому времени, когда они направились к машине, Митч сильно побледнел.

— Ты в порядке? — спросил его Джеймс.

— Ненавижу третье воскресенье, — проворчал расстроенный мужчина.

Несколько минут мы ехали в молчании. Здания делового района сменились коттеджами пригорода. Чуть позже машина помчалась по шоссе к соседнему поселку. Там Митч свернул к торговому центру, состоявшему из нескольких небольших магазинов.

— Сейчас вернусь, — сказал он, останавливаясь на парковке.

По воскресеньям там работала только одна бакалея. Митч вошел в нее.

— Я понятия не имею, куда мы едем, — признался Джеймс.

Через пару мину Митч вернулся с букетом розовых гвоздик.

— Наверное, на могилу матери, — прошептал мне Джеймс.

Его брат сел за руль и бросил цветы на сиденье между нами.

— Классный цвет, — сказал Джеймс. — Хороший выбор.

Митч снова рассмеялся — непонятно, по какой-то причине. Мой юный хозяин растерянно пожал плечами. Через несколько кварталов мы подъехали к жилому многоквартирному зданию. На крыльце у входа сидела женщина лет пятидесяти. Увидев нас, она помахала рукой. На ее лице, покрытом веснушками, сияла улыбка. Я увидела у ее ног пакет для покупок и трость с резиновым набалдашником.

— А вот и тетя Верна, — наугад сказал Джеймс.

— Какая она тебе тетя?

Митч бросил на него недовольный взгляд. Тем временем женщина, опираясь на трость, заковыляла к ним.

— Разве она не лучшая подруга мамы? — спросил Джеймс.

— Давай не будем говорить об этом.

Митч вытянул руку и открыл заднюю дверь.

— Привет, мальчики.

Верна села и пригнулась вперед, чтобы рассмотреть лицо Джеймса.

— Выглядишь нормально, — с улыбкой сказала она.

Машина влилась в поток транспорта. Женщина откинулась на спинку сиденья. Ее каштаново-седые волосы были собраны в конский хвост. Судя по одежде, она работала на стройке маляром.

— Как поживаешь, Митч? — спросила она.

— Свожу концы с концами, — ответил брат Билли.

Когда мы подъехали к широкому полю с ровными рядами надгробных камней, Джеймс встревоженно напрягся. Его глаза осматривали ряды могил. Но Митч не свернул к воротам кладбища. Мы проехали мимо них и направились к парковке у третьего здания госпиталя. Вывеска гласила: «Св. Иуда». У входа находился небольшой постамент, украшенный искусственными цветами.

Джеймс выглядел смущенным, Митч — болезненно бледным, а женщина — радостной, как будто она пришла сюда на вечеринку. Оставив машину на парковке в секторе «Для посетителей», мы зашагали к остекленному входу. Парни вежливо замедлили шаг, пропуская вперед свою спутницу.

— Билли, ты не мог бы взять пакет?

Джеймс принял ношу женщины, и она, налегая двумя руками на трость, заковыляла по ступеням. Когда мы вошли в здание, Митч и Верна тут же направились к стойке регистратуры, где им нужно было подписать документы.

— Доброе утро, Карен, — поздоровалась Верна.

Девушка за стойкой улыбнулась.

— Как ваше колено, мэм? — спросила она.

— Все хуже и хуже, — ответила Верна.

Я парила за спиной у Джеймса.

— Возможно, мать Билли не умерла, — тихо прошептал он мне.

Слова прозвучали обнадеживающе, но я почувствовала в его голосе вполне понятную тревогу. Митч взял Верну под руку и повел ее по коридору. Оглянувшись, он хмуро посмотрел на Джеймса:

— Поторопись.

Он указал букетом цветов на стойку. Несколько лепестков при этом упало на пол. Джеймс подошел к регистратуре, взял авторучку, прикрепленную тонкой цепочкой к блокноту, и написал под именем Митча: «Уильям Блейк».

Я увидела, как Карен, сидевшая за столом, спрятала книгу под большую папку. Это был не медицинский справочник, а какой-то дамский роман в мягкой обложке. Я даже заметила, что вместо закладки у нее в книге загнут уголок одной из страниц. Внезапно передо мной промелькнул мимолетный образ: мои руки, разрывающие потемневшую бумагу, и обложка синей книги — продолжение любовного романа, сводившего меня с ума. Образ исчез так же быстро, как и возник.

Мы побежали по коридору, догоняя Митча. Теперь Джеймс имел болезненный вид. Наша группа вошла в больничную палату, где на механизированной постели сидела женщина в ночной рубашке, украшенной изображениями маленьких Эйфелевых башен. Митч кинул цветы на столик, стоящий рядом с больной, и ретировался к самому дальнему от кровати креслу. Верна шагнула вперед и поцеловала неподвижную женщину в щеку. Она вытащила из кармана платок и вытерла след от помады: единственное цветное пятнышко на белом лице.

— Привет, Сара, — сказала она.

Джеймс остался стоять в дверном проеме.

— Мы все здесь, сладенькая. Видишь? Митч, Билли, Верна.

Она подтащила стул к кровати с металлическими поручнями и сжала в ладонях вялую руку подруги. Ногти больной были коротко подстрижены. На среднем пальце блестело кольцо.

— Я принесла для тебя кое-что. Это настоящий сюрприз.

Она попросила передать ей пакет. Джеймс выполнил просьбу и остался стоять в ногах больной.

— У меня тут университетская рассылка и письмо от Беллы с рецептом, который тебе наверняка понравится.

Верна порылась в пакете и вытащила тонкий журнал:

— Мальчики купили тебе цветы. Розовые гвоздики. Твои любимые.

Джеймс посмотрел на Митча. Тот сидел у окна, опустив голову. Его эманации горя заполняли всю комнату.

— Ну-ка, почитай-ка своей матери. — Верна уступила Джеймсу стул и сунула ему в руки журнал: — Пойду, поставлю цветы в воду.

Она понесла гвоздики в небольшую ванную. Джеймс рассеянно посмотрел на обложку «Университетских вестей» и, вытянув руку, нежно погладил пальцы матери.

— Семидесятый год выпуска, — тихо напомнил Митч.

Джеймс полистал страницы журнала и нашел соответствующую колонку.

— «Объявления, — прочитал он вслух. — Встреча организационного комитета по празднованию тридцатипятилетия состоится в феврале в отеле „Озеро Флоренция“. Если вы хотите принять участие, мы просим вас связаться с Викки Хэнсон. Вебстраница: хоум дот ком».

Джеймс взглянул на женщину с восковым лицом. Я медленно передвинулась к противоположной стороне кровати и тоже посмотрела на мать Билли. Если бы не болезнь, она была бы очень красивой. Я склонилась к ней, чтобы прикоснуться к ее руке, но меня вспугнула Верна, которая прошла сквозь мое тело. Она поставила белый пластиковый кувшин с гвоздиками на прикроватный столик. Я быстро перелетела к дверному проему.

— «Некролог, — продолжал читать Джеймс. — Первого августа в Ливингстоне, штат Вермонт, от сердечного приступа скончался Дэвид Вонг. Он оставил жену Грету Зеннер Вонг и двух детей. Его четыре…»

Джеймс прервался, когда Верна коснулась его плеча. Он уступил ей стул.

— Спасибо, — прошептала она.

Осмотрев страницу журнала, женщина веселым голосом продолжила чтение:

— «Перейдем к деловым объявлениям. Марк Хоган открывает в Сиэтле третий магазин по продаже „БМВ“. Он приглашает на работу всех, кто учился с ним в группе. Особенно тех парней, с которыми он носился по городу в его „Форде-пикап“ шестьдесят пятого года».

Джеймс продолжал наблюдать за матерью Билли. Он стоял у подножия кровати и, чуть склонясь, касался покрывала на ногах неподвижной фигуры. Глаза женщины были открытыми, но она не моргала.

— Помнишь Марка Хогана? — спросила Верна, посмотрев на подругу. — Все называли Марка Птичкой из-за его больших ушей.

Отложив журнал в сторону, она начала зачитывать письмо от их подруги Беллы, дочь которой развелась недавно с мужем, имевшим игровую зависимость. Мы узнали, что ногу ее собачки Хлои пришлось ампутировать. Джеймс сел на стул с другой стороны кровати. С того момента как мы вошли в палату, он ни разу не взглянул на меня. Митч чувствовал себя все хуже и хуже. В конце концов он склонился вперед, уперся локтями в колени и, понурив голову, начал поглаживать костяшки правого кулака левой ладонью с таким видом, будто сидел на скамье подсудимых и в ожидании смертного приговора.

Через час в палату вошла медсестра. Время для посещений закончилось. К тому моменту Митч сидел, откинувшись на спинку стула и положив руку на глаза, словно пытался заснуть. Верна подняла с пола свой пакет.

— В следующий раз я принесу тебе ту заметку о распродаже, о которой говорила, — пообещала она. — Ты сама поймешь, как это будет круто.

Митч устало поднялся на ноги. Он выглядел бойцом, который, закончив сражение, был едва способен двигаться под весом собственной брони.

— Пока, сладенькая. — Верна поцеловала подругу в щеку. — Мальчики, попрощайтесь с мамой.

— Пока, мама, — сказал Митч, не глядя на нее.

Он уже выходил в коридор. Джеймс по-мальчишески помахал рукой безмолвной женщине:

— До свидания, мам.

Он стоял рядом с Верной, держа в руке ее пакет. Казалось, что им труднее было покинуть клинику, чем войти в нее. Пока они расписывались в журнале у регистрационной стойки, Митч прошел к машине и сел за руль. Я парила чуть поодаль, загипнотизированная шаткой походкой Верны.

— Садитесь вперед, — сказал Джеймс, открывая ей дверь.

Устроившись на заднем сиденье, он наконец посмотрел на меня. Я знала, что ему хотелось поговорить, но, бросив взгляд на зеркало заднего вида, он передумал. Верна склонилась к Митчу и печально произнесла:

— Ваша мама любила гвоздики.

Митч тут же включил радио. Громкая музыка играла все время, пока они ехали к дому, в котором жила Верна. Воспользовавшись этим, Джеймс пригнулся ко мне и прошептал:

— Она не звенела. — Когда я с недоумением посмотрела на него, он добавил: — Она не пустая. Душа их матери по-прежнему находится в своем теле.

Меня напугала идея такого жуткого ада:

— Не имея возможности говорить и двигаться?

Когда мы проезжали мимо кладбища, за окнами замелькали надгробные камни. Они притягивали взгляд Джеймса, как размеренно качающийся маятник гипнотизера.

— Семь, — прошептал он.

— О чем ты говоришь? — спросила я.

— На кладбище семь призраков.

— Что? — поинтересовалась Верна.

— Ничего, — ответил Джеймс. — Я молчу.

Когда она начала выбираться из машины, Джеймс вышел и предложил ей руку.

— Может, вас проводить до двери? — спросил он.

Верна бросила на него ошеломленный взгляд:

— Нет-нет, я сама.

Джеймс рухнул на переднее сиденье. Я осталась там, где была.

— Пока, детишки!

Женщина помахала нам рукой. Джеймс попытался ответить тем же, но машина сорвалась с места за секунду до того, как он успел это сделать.

— Наконец-то все закончилось, — со вздохом сказал Митч. — Прикури мне сигарету.

Когда мы вернулись в дом на улице Амелии, Джеймс сел смотреть телевизор. Митч почитал спортивную колонку в газете, побродил по комнатам, затем надел куртку и взял ключи от машины.

— Я могу погулять? — спросил Джеймс. — Обещаю не влезать в неприятности.

— Сегодня можешь.

— Ты же знаешь, я повредил себе мозг и все такое. Напомни мне, надолго ли я посажен под арест?

— Я скажу об этом позже, — нехотя ответил Митч.

Я смотрела, как Джеймс обедает сэндвичем с арахисовым маслом.

— Мне всегда было интересно, какое оно на вкус, — сказала я, садясь за кухонный стол напротив него.

— Теперь я знаю, что подарить тебе на Рождество.

Покончив с сэндвичем, Джеймс выпил стакан апельсинового сока:

— Теперь пойдем охотиться.

— И куда мы отправимся? — спросила я.

— Туда, где люди проводят сентябрьские вечера по воскресеньям, — ответил он. — В торговый центр.

Это была необычная прогулка. Джеймс ехал на велосипеде, а я парила за его спиной. Он все время посматривал по сторонам и почти не обращал на меня внимания. Вскоре мы оказались на широкой площади перед торговым центром. Джеймс оставил своего «коня» на велосипедной стоянке и ввел меня под гулкие своды. Центральный проход был заполнен гомонящими людьми. Со всех сторон доносилась музыка разных стилей. Она сливалась в неразборчивый шум и эхом отражалась от стен и потолка. Мистер Браун питал отвращение к универсамам, поэтому в последний раз я посещала подобное место лет десять назад.

Джеймс начал «охотиться». Он медленно двигался против встречного потока людей. Сморщенные старческие лица с толстыми, как блюдца, линзами на глазах. Детские мордашки, наполовину скрытые под пластиковыми масками. Небритые физиономии с зеркальными темными очками. Шедевры макияжа с синими веками и кольцами в носах. Унылые рожицы с брекетами на зубах. Все они проплывали мимо меня — такие же непонятные, как иностранные слова. Джеймс три раза прошелся туда и обратно по магазину. Я покорно тащилась за ним. Затем он сел на край каменной урны и хмуро посмотрел на группу молодых людей, обедавших за маленькими круглыми столиками. Он встал и сделал еще одну попытку. Мы снова начали пробираться сквозь толпу в центральном проходе универсама. Я уже не чувствовала такого беспокойства, как прошлым вечером. Идея о «пустом» теле, покинутом душой, казалась мне притянутой за уши. Я считала, что пока мне нечего бояться. Возможно, нам потребуются дни и даже месяцы на поиски того, кто нуждался бы в спасении.

— Вон та, — прошептал вдруг Джеймс.

Я увидела женщину примерно тридцати лет, стоявшую у входа в один из фирменных магазинов. Она пригнулась и начала завязывать шнурки на ботинке. Спортивные штаны и куртка с капюшоном. Ниспадавшие волосы закрывали ее лицо. Когда Джеймс медленно направился к ней, я спряталась за его спиной:

— Она пустая?

— Прислушайся, — прошептал он. — Разве ты не различаешь этого звука?

Когда женщина выпрямилась, я увидела худощавое лицо с напряженным ртом и встревоженными глазами. Она вошла в магазин, и мы последовали за ней. Я услышала слабое жужжание, но не могла сказать, исходило оно от женщины или от ламп, которые подсвечивали витрины с ювелирными изделиями.

— Что мне нужно делать?

Мои нервы дрожали, как натянутые провода.

— Прилипни к ней, — прошептал Джеймс. — Войди в ее тело, когда она будет одна.

Мне не хотелось прилипать к кому-либо другому, кроме Джеймса. Но обретение тела было единственным способом действительно оказаться с ним рядом.

— Что, если я встречу там зло, которое не испугается меня?

— Вряд ли эта женщина сидит на наркоте.

Наша «цель» остановилась на пересечении проходов между стеллажами. Джеймс замедлил шаг:

— С Билли все было иначе. Посмотри на ее телосложение. Она заботилась о своем теле.

Женщина повернула налево. Когда мы последовали за ней, она скрылась за дверью с надписью «Леди». Джеймс притворился, что рассматривает ценник на банном халате. «Пустая» женщина была теперь одна.

— Я подожду тебя здесь, — сказал Джеймс.

Вопреки интуиции, предупреждавшей меня об опасности, я прошла сквозь запертую дверь дамской комнаты. Это было крохотное помещение с одним туалетом, раковиной, металлическим мусорным баком и табличкой, призывавшей остерегаться воришек.

Женщина стояла перед зеркалом и смотрела на себя с растерянным видом, словно напрочь забыла, зачем пришла сюда. Хотя она имела спортивную фигуру, ее лицо выглядело бледным и болезненным. Под глазами темнели круги. На висках и подбородке виднелись маленькие царапины, словно недавно на нее кинулся взбесившийся кот. Я сомневалась, что, став этой женщиной, смогу заставить ее губы снова улыбаться.

Мне не нужно было менять хозяев, потому что Джеймс находился лишь в нескольких шагах за дверью. Но я в любое мгновение могла потерять свой шанс остаться наедине с этим телом. Испытывая страх, я приблизилась к женщине и прикоснулась к ее левой руке, которая упиралась в край раковины. Дотрагиваясь до мистера Брауна или Джеймса, я чувствовала нечто иное. Плоть дамы излучала покалывающий жар, похожий на ощущение в замерзших пальцах ног, когда они оживают под горячим душем. Женщина повернула ручку крана, пригнулась и, набрав горсть воды, прополоскала рот. Затем она долго пила. Выпрямившись, женщина снова замерла перед зеркалом, капля воды повисла у нее на подбородке. Я чувствовала каждый ее палец, хотя прикасалась к ней правой рукой. Горячий трепет ее тела поднимался по моему предплечью.

Взглянув на свое отражение, женщина нахмурилась, словно не узнала себя. Она вытянула перед собой левую руку, и я, потянувшись за ней, вошла в ее тело правым боком. Мой правый глаз совместился с ее левым глазом, хотя в зеркале по-прежнему было одно лицо. Там, где мои губы встретились с ямочкой на ее щеке, я почувствовала дрожь. Мне захотелось выйти из нее, но я застряла в этом теле. Из какого-то потаенного места в ее сердце вспорхнуло краткое воспоминание. В десятилетнем возрасте она вот так же стояла перед раковиной и сплевывала под струю воды отвратительную слизь. Ее тошнило, она плакала, скоблила пальцами язык и полоскала рот. Темные локоны безвольно свисали. А чуть раньше она отчаянно пыталась удержать дверную ручку в темной спальне, но круглая ручка предательски скользила в пальцах. Утром отчим курил на крыльце, пока мать бранила ее за то, что она снова намочила в постель.

Эти видения исчезли так же внезапно, как и пришли. Женщина в зеркале смотрела мне в глаза — в тот, что совпадал с ее собственным глазом, и в другой, невидимый. Я знала, что она почувствовала мое присутствие. Ее губы растянулись в усмешке. Но мне улыбалась не она, а девушка, сбежавшая из тела еще в юном возрасте. Образ, смотревший на меня из зеркала, не принадлежал этой женщине.

В дверь постучали. Ручка задергалась. Однако поворот дверной ручки уже не мог заставить ее тело трепетать и ежиться от страха. В нем обитало нечто чуждое и злое. Оно, как черное пятно смолы, возникло из живота женщины и, приняв форму кобры, начало подниматься.

— Элен!

Голос Джеймса по другую сторону двери казался необычно напуганным:

— Не делай этого!

Я почувствовала, как жалящая ярость проникла в мои пальцы. Она принуждала меня расцарапать до крови ту часть щеки, где скрывалась половина моего лица. Содрогнувшись от ужаса, я еще раз попыталась вынырнуть из тела. Левая рука женщины, которая частично находилась под моим контролем, дернулась в воздухе и ухватилась за раковину.

— Элен!

Джеймс громко застучал в дверь дамской комнаты.

Существо сжало правую руку в кулак и с размаха разбило зеркало. Услышав звон стекла, Джеймс ударил в дверь плечом. В раковину упал лишь один осколок. Остальные куски треснувшего зеркала отражали уродливые образы женщины. С ревом отвращения злобная тварь вышвырнула меня из тела, и я, проскочив сквозь стену, налетела на стойку с одеждой. Мой страх был таким сильным, что вешалки вокруг меня начали тихо раскачиваться. Я выглянула из круга хлопчатобумажных сорочек и увидела, как дверь дамской комнаты открылась. Джеймс изумленно отступил на шаг, пропуская женщину с поднятым капюшоном. Костяшки пальцев на ее правой руке кровоточили. Выходя из магазина, она несколько раз обернулась, словно ждала погони и готовилась к сражению.

Я подлетела к Джеймсу, но улыбка облегчения на его лице не избавила меня от паники.

— Мне очень жаль, — прошептал он.

Мы отошли за полку с комнатными туфлями.

— Я думал, что она звучала пустой.

Ему пришлось немного отдышаться:

— Наверное, меня сбило жужжание кондиционеров. Такого больше не случится. Я прошу прощения.

Он посмотрел мне в глаза:

— Внутри нее кто-то был?

— Нечто темное и злое.

— С тобой все в порядке?

— Да.

Он знал, что я лгала. Меня ежеминутно пробирала дрожь. Сейчас мне хотелось только одного: остаться с ним наедине — как можно дальше от других людей.

Мы выскользнули из магазина и снова оказались в широком проходе торгового центра. Джеймс направился к выходу, откуда он начал «охоту». Не сказав мне ни слова, он резко вклинился в поток людей. Одной влюбленной паре, державшейся за руки, пришлось разомкнуть контакт и обойти его с двух сторон. Я недоуменно осматривала витрины, силясь увидеть, что так сильно привлекло его внимание. Он свернул к большому декоративному растению, украшавшему один из боковых проходов.

— Там, — прошептал он, указав подбородком. — Девушка на скамье. Желтая одежда.

Я увидела юную леди, одетую в льняное платье и коричневые туфли. Она сидела, сжимая руками небольшую бежевую сумочку, лежавшую на ее коленях. Взгляд девушки был устремлен в пол.

— Она пустая, — сказал Джеймс.

— Ты уверен?

— Она звенит. Довольно чистый звук.

Я присмотрелась к ее аккуратной прическе. Белокурые волосы волнами ниспадали на плечи. Эта девушка выглядела странно знакомой.

— Она ходит в ту же школу, что и Билли, — прошептал Джеймс. — Ее зовут Джулия или Джуди. Короче, как-то на букву «джей».

Я услышала слабый звон, как будто кто-то перемещал палец по краю хрустального бокала. Звук исходил от этой девушки. Пара женщин прошли перед ней, задев сумками ее колени. Девушка даже не моргнула.

— Она не опасная, — сказал Джеймс. — Я гарантирую, что внутри она пустая.

Мне было страшно отходить от него.

— Оставайся рядом со мной, — сказала я.

— Пока это будет возможно.

Я медленно, как улитка, двинулась к девушке в желтом платье и остановилась в двух шагах. Какое у нее неглубокое дыхание! И рассеянный взгляд, направленный в пол… Я села рядом с ней. Джеймс наблюдал за нами с небольшого расстояния. Мне было интересно, как быстро я научусь манерам современных женщин. Смогу ли так сидеть или стоять? Эта девушка сохраняла чопорную позу, как будто носила корсет.

— Дженни!

К нам подошла стройная женщина в сером платье и туфлях на высоких каблуках:

— Пошли, дорогая.

Девушка по имени Дженни посмотрела на женщину, механически улыбнулась ей и плавно, как дым, поднялась со скамьи. Я вытянула руку и схватила ее за запястье. Это прикосновение отличалось от контактов с мистером Брауном и Джеймсом, но оно было и не таким, как в случае с темной женщиной. Я почувствовала колючий холод, словно дотронулась до ледяной подушечки, утыканной иголками. Джеймс двинулся следом за Дженни. Я тоже полетела за ней, когда она вместе с матерью вышла из универсама и направилась к автостоянке.

— Я нашла вещь, которая будет нашим выигрышным билетом, — сказала мать Дженни. — Это Библейский атлас.

— Прекрасный выбор, мама.

Я вздрогнула от голоса Дженни. Он показался мне монотонным и мертвым.

— Твой отец купит торт. Нам лучше поспешить домой. Мы должны переодеться в нарядные платья. Встреча в парке назначена на четыре часа, а сейчас уже половина четвертого.

Женщина нажала на кнопку где-то в сумочке, и фары бежевой машины дважды мигнули. Автомобиль, издавший краткий гудок, имел на крыле христианский символ рыбы. Небольшая наклейка на заднем стекле гласила: «Аборты — это убийства». Мать и дочь подошли к машине. Джеймс проехал на велосипеде мимо девушки и помахал ей рукой:

— Привет, Дженни!

Обе посмотрели ему вслед. Женщина наблюдала за ним, пока он не скрылся за следующим рядом автомобилей.

— Этот парень учится в твоей школе? — спросила она.

— Я не знаю, — ответила девушка.