14
Возвращаясь в северный район города, я бездумно смотрела в окно автобуса. Все чувства во мне угасли и стали аморфными. Заметив бежевую машину, одиноко стоявшую на школьной парковке, я вышла из транса и выбежала из автобуса. От испуга и усталости у меня кружилась голова. Переходя через улицу, я пыталась представить, что может сказать и сделать мне Кэти.
— Мам?
Я склонилась к пассажирскому окну и увидела ее заплаканное лицо. Вздрогнув при звуке моего голоса, она недоверчиво посмотрела на меня, как на возникшее привидение:
— Где ты была?
Я открыла дверь и села, опустив на колени сумку с книгами:
— В парке через дорогу. Учила там уроки.
— Почему ты не сказала, что у вас сегодня укороченный день?
Она выглядела скорее напуганной, чем сердитой.
— Я сама об этом не помнила.
Мой ремень безопасности был уже закреплен, но Кэти не заводила мотор. Когда она перекладывала мобильный телефон в сумочку, ее руки дрожали, как у алкоголика:
— Почему ты не позвонила мне?
— Я звонила, мам. Ты была вне зоны доступа.
Она шмыгнула носом и посмотрела на себя в зеркало заднего вида. Мне пришлось добавить:
— Прости, что я расстроила тебя.
Это было все, что пришло мне в голову. От усталости у меня закрывались глаза. Я хотела заснуть и, проснувшись утром, узнать, что Джеймса выпустили на свободу.
— Все в порядке, — сказала Кэти.
Похоже, не я одна была причиной ее покрасневших глаз. Конечно, окажись у меня больше сил, я расспросила бы ее о проблемах. Кэти пригнулась, чтобы повернуть ключ зажигания, и с изумлением посмотрела на мои колени:
— Где твои колготки?
Я прикрыла ноги сумкой и солгала:
— Они порвались.
Можно было сказать ей, что я больше не хотела носить этот предмет туалета. Однако подобный ответ стал бы серьезным ударом для Кэти.
— Я выбросила их.
Она нахмурилась, однако не сказала ни слова. Мне и без того уже хватало тревоги о Джеймсе. Необычное безразличие Кэти к моему плохому поведению только ухудшило ситуацию.
Когда мы приехали домой, я почувствовала себя совершенно разбитой. Проглотив комок кислоты, я направилась на кухню, но Кэти, словно капкан охотника, схватила меня за локоть. Выслушав мою мольбу об отдыхе, она потащила меня в ванну. Я не протестовала. Она оставила меня одну и отправилась готовить ужин. Раздевшись и сев на край ванной, я дрожала от холода, хотя комната постепенно наполнилась паром от горячей воды. Мне хотелось, чтобы у Джеймса было все в порядке: чтобы он сейчас сидел с Митчем на кушетке, смотрел телевизор и ел пиццу. Я убеждала себя, что Митч вызвал полицию лишь для того, чтобы напугать Билли и преподать ему урок. Но я знала, что случилась беда. Зазвонил телефон, и мое сердце пропустило удар. Однако Кэти не подошла к двери ванной. Значит, звонил не Джеймс. Я представила его в солдатской форме, сидящим высоко на дереве. Мне стало интересно, на что походило Божье прощение. Джеймс заглянул в лицо своему кошмару, и Господь помиловал его. Когда он вернулся из воспоминаний, его лицо сияло покоем. Мне такое было не по силам.
Я подпрыгнула, когда губка, плававшая на поверхности воды, ткнулась в мою руку. Я ополоснулась в ванной, оделась и прошла в столовую. Стол был накрыт на двоих. Кэти приготовила куриный суп, сэндвичи с сыром и салат из нарезанных яблок. Ее лицо выглядело пепельным от изнеможения. Я села рядом с ней, положила салфетку на колени, но запах еды вызвал у меня чувство тошноты. Когда она склонила голову в молитве, я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, словно боролась с морской болезнью.
— Господи, прошу, благослови эту пищу. Аминь.
Кэти открыла глаза, взяла половник и налила суп в тарелки.
— Где папа?
Обычно молчание было для меня блаженством. Но сегодня вечером оно казалось очень тревожным.
— Он работает, — кратко ответила Кэти.
Я проглотила несколько ложек супа и попробовала яблочный салат. Мой желудок, протестуя, сжался в комок. Кэти вздохнула и отодвинула тарелку в сторону.
— Ты ничего не хочешь рассказать своей матери? — спросила она.
Мой сердце снова пропустило удар. Казалось, что кто-то стукнул меня кулаком в грудь.
— Что ты имеешь в виду?
— В детстве ты рассказывала мне обо всем, что случалось с тобой.
Она говорила с обидой, как преданная женщина.
— Не обо всем, — ответила я.
— О важных событиях.
— И что ты хочешь услышать?
Я с радостью уклонилась бы от разговора, но Кэти решила устроить мне допрос. Наши противоположные желания разрывали меня на части, словно свора собак. Я тяжело оперлась на локти.
— Ты вступила с кем-то в отношения? — спросила она.
Вопрос обжег меня, словно пощечина:
— Дружеские?
— Нет, интимные!
Кэти была слишком смущена, чтобы смотреть мне в глаза.
— Я даже не хожу на свидания, мама. Ты знаешь это.
— Не умничай со мной!
Я промолчала, и тогда она повела атаку с другой стороны:
— В твоей школе кто-то нравится тебе? Какой-нибудь молодой человек, который проводит с тобой время?
— Да, но он не ходит в нашу церковь. Поэтому, как ты понимаешь, я не говорю тебе о нем.
Кэти сердито посмотрела на меня. Ее бледное лицо начинало краснеть от гнева. Она бросила салфетку на стол:
— Кто он?
Казалось, еще мгновение, и она позвонит в полицию.
— Но у нас с ним не было интимных отношений, — попыталась оправдаться я.
— Не смей возвращаться к поступкам, которые ты совершала раньше!
— О каких поступках ты говоришь?
— Ты уже забыла, почему отец забрал твой фотоаппарат?
Дэн избавился от фотоаппарата дочери, с помощью которого она делала большие и яркие снимки, спрятанные в тайнике. Позже Дженни приобрела «Поляроид», которым легко можно было делать черно-белые фотографии. Ей больше не требовалась лаборатория.
Взглянув на свои дрожавшие руки, Кэти сжала их в кулаки:
— Ты всегда была упрямой и не рассказывала мне о своих секретах.
Она судорожно отпила глоток воды, однако ее голос по-прежнему остался хриплым:
— Мне казалось, что мы уже прошли через этот период.
Я не хотела расстраивать ее, иначе она еще больше укоротила бы мой поводок:
— Извини, что я огорчила тебя. У меня плохое настроение, и болит голова.
Она немного успокоилась, расправила салфетку и поместила ее обратно на колени. Затем Кэти вновь посмотрела мне в глаза:
— Так что ты хочешь рассказать?
— Один парень в школе действительно оказывает мне знаки внимания, — ответила я. — Он интересуется мной, и мы иногда обсуждаем приватные темы.
— Приватные?
Она повторила это слово таким тоном, точно была готова встать и отыскать его в энциклопедии.
— Как его зовут?
Мне не хотелось вовлекать Джеймса в ее безумные детективные игры:
— Я лучше промолчу.
Она поджала губы, оттолкнула стул назад и вскочила на ноги:
— Пошла прочь!
Я с удивлением посмотрела на нее.
— Ступай в свою комнату!
* * *
Я остановилась на пороге спальни и прислушалась. Мое сердце тревожно стучало. Когда из кухни донесся звук струившейся воды, я на цыпочках прошла в кабинет. Телефонная линия Джеймса оказалась занятой. Я стояла, считая гудки и глядя на книжные полки. Не знаю, почему, но мне вспомнилось, как Дэн складывал в свой чемоданчик памятные вещи. На том месте, где прежде находилась деревянная наградная тарелка, теперь виднелась только маленькая подставка.
Я прокралась назад в свою спальню и переоделась в пижаму. Застегивая пуговицы, я осмотрела комнату и почувствовала озноб. Моя сумка была открыта. Аккуратно сложенные книги внутри нее свидетельствовали о том, что Кэти нашла фотокамеру. Теперь она знала, что у меня был страстный любовник и что я совершала грех, продолжая заниматься фотографией. Это настолько испугало меня, что я взвизгнула, когда Кэти распахнула дверь.
Она холодно повернулась ко мне, словно я только что позвала ее по имени. Моя попытка улыбнуться провалилась. Я забралась под покрывало, и она, подойдя к кровати, сунула градусник мне под язык. Мы молча сидели почти целую минуту. Ее руки были сложены на груди. Она постукивала ногой по полу и сердито щурила покрасневшие глаза.
— Температура нормальная, — наконец сказала она, взглянув на стеклянный столбик термометра. — Может, примешь ибупрофен?
Она несколько раз встряхнула градусник, будто наказывала его за провинность.
— Нет, не нужно. Извини, что я заставила тебя сердиться.
— Мы поговорим об этом позже, — ответила она. — Когда вернется твой отец.
Ее слова прозвучали зловеще.
— То есть сегодня вечером?
— Он может приехать ночью.
Похоже, Кэти думала о чем-то своем. Она смотрела на свои ноги, держа градусник, как свечу.
— Не забудь помолиться, — напомнила она, направляясь к двери.
— Конечно, — ответила я.
В последнее время мои молитвы стали постоянными.
— Когда будешь признаваться в своих грехах, попроси Бога о прощении, — сказала Кэти, выходя из комнаты.
Я быстро осмотрела сумку. Фотокамера и книги были на месте. Мне хотелось позвонить в полицейский участок и расспросить дежурного о Джеймсе. Подумав немного, я решила дождаться момента, когда Кэти отправится в постель. Меня терзало беспокойство. Я не могла даже читать. Оставив свет включенным и сев на кровать, я напряженно прислушивалась к звукам. Кэти ходила по дому, шумела в ванной и чем-то занималась в коридоре. Я не помню, как заснула. У меня лишь осталось смутное впечатление, что кто-то вошел в спальню и погасил свет в комнате.
* * *
Атмосфера казалась настолько гнетущей, что, сев в машину, я включила радио. Этим утром, когда я вошла на кухню, Дэн и Кэти о чем-то спорили. Я подозревала, что разговор шел о моей персоне. Тем не менее во время завтрака они не задавали мне вопросов и не делали никаких замечаний. Пребывание в «уголке» оказалось кратким: безмолвная молитва и всего несколько слов из Писания. Отсрочка моего наказания не предвещала ничего хорошего.
Я посмотрела на Кэти. Она вела машину, чуть склонясь к рулю. Похоже, этой ночью мать Дженни вообще не спала. Ее руки сжимали рулевое колесо чересчур крепко. Сквозь тонкий свитер проступали контуры напряженных мышц. Когда я открыла дверь, она не поцеловала меня и даже забыла попрощаться со мной. Я со страхом провожала взглядом ее машину, боясь, что Кэти наедет на группу детей, пересекавших перед ней дорогу.
Встав посреди школьного двора, я внимательно осматривала лица проходивших учеников. Джеймса нигде не было. Отсидев часть первого урока, я отпросилась в туалет. Мне не хотелось попадаться на глаза преподавателям, поэтому я спряталась на чердаке театра. Черная ткань по-прежнему накрывала узкую платформу. Я понюхала старый занавес, надеясь уловить запах Джеймса. Но материя пахла краской. Я заплакала, прикрывая рот рукавом моего свитера. Мне было страшно, что кто-то мог услышать эти тихие всхлипывания.
Меня остановил шепот, похожий на шуршание наждачной бумаги. Я вытерла слезы и прислушалась. Шепот донесся снова. Он напоминал мне шелест чешуек змеи, ползущей по камням. Пригнувшись, я посмотрела через край платформы. На сцене стояла женщина в желтом платье. Она казалась такой легкой, что походила на луковичную шелуху. Ее образ то убывал, то прояснялся в темном полумраке. Шлейф длинного платья тянулся за ее спиной. Голова с кудрявыми локонами склонилась над маленькой книгой. Я уловила слабый и приятный аромат свечного воска. Она читала вслух призрачным голосом — слишком тихим, чтобы можно было разобрать слова. Время от времени женщина прижимала книгу к груди и закрывала глаза. Ее лицо сияло, словно бумажный фонарь. Она шевелила губами и озвучивала строки, сохранившиеся в ее вечной памяти.
Звонок прозвучал так громко, что прогремел по моим ребрам, как товарный поезд. Его вибрации уничтожили призрак, он будто сгорел невидимым пламенем. Пустая сцена выглядела невероятно темной. Затем свет дня, будто луч прожектора, протянулся к ней из открытых дверей. Включилось освещение, и я услышала, как группа драмы вошла в зал на второй урок. С громким шумом они сбросили свои сумки на передний ряд сидений.
Учитель вызвал двух учеников на сцену. Их слова взлетали к потолку, вызывая слабое эхо. Голоса ребят были плохо поставлены, но в них чувствовалась такая невинность, словно они впервые создавали драму и поэзию. Я сразу же узнала пьесу Шекспира. Ромео соблазнял Джульетту и выпрашивал у нее поцелуй. Внезапно мне стало неловко за свое поведение. Почему я пряталась? Джульетта не сидела на постели и не плакала, хотя ее пытались выдать замуж за Париса. «Иди и найди его», — сказала я себе.
Я спустилась, не заботясь о том, увидят ли меня ученики драмкружка. Мне подумалось, что Джеймс мог просто опоздать на первый урок. Я вошла в административное здание и осмотрела доску объявлений, которая висела на стене рядом с почтовыми ячейками. Там вывешивали списки отсутствующих учеников. Используя их, дежурные преподаватели обзванивали родителей и выясняли обстоятельства прогулов. Если школьники опаздывали, их имена вычеркивались из списков. Имя Билли не было вычеркнуто. Увидев меня, Оливия на секунду опустила телефонную трубку на стол. Не знаю, по какой причине, но ее рассердило мое появление. Я торопливо вышла из офиса, притворившись, что не услышала ее громких окликов.
В телефонной будке, где мы с Джеймсом разговаривали на прошлой неделе, я набрала «рождественский» номер, и мне ответил женский голос.
— Билли дома?
— Его нет, — кратко сообщила Либби.
Прикрыв трубку, она что-то сказала ворчавшему Митчу.
— А ты кто такая? — спросила она.
— Я его подруга из школы. Меня зовут Элен. Я тревожусь о нем.
— Не волнуйся, детка. Мы забрали Билли под залог.
Кто-то постучал в стеклянную дверь будки. Я повесила трубку и обернулась. Снаружи меня поджидал мистер Ольсен — наш школьный психолог. Я вышла, чувствуя себя воришкой, которую поймали за руку.
— Дженнифер, нам нужно поговорить с тобой в кабинете директора.
Он улыбался, но его напряженные глаза выдавали ловушку.
— Иди за мной.
Я, как военнопленная, безмолвно последовала за психологом. Моя интуиция подсказывала мне, что мы с ним вряд ли найдем общий язык. Он был мягким человеком, которого я прежде не принимала в расчет. Он все звонил и звонил какой-то женщине. Когда мы с мистером Брауном встречали его в коридорах, он всегда прижимал к уху мобильный телефон. Причем сам мистер Ольсен при этом обычно молчал. В основном он только слушал свою собеседницу. Вот и сейчас, войдя в административное здание, он с досадой сунул телефон в карман. При виде Оливии я прижала сумку к груди и опустила голову. Затем мы вошли в кабинет директора, и я от изумления замерла на пороге. В двух креслах у дальней стены сидели Дэн и Кэти. Мать Дженни была готова расплакаться в любую минуту. У Дэна от напряжения подергивалась шея.
— Что вы здесь делаете? — спросила я.
Кэти приподнялась, чтобы ответить, но Дэн перебил ее:
— Дженнифер Энн, пожалуйста, подожди, пока тебе дадут слово.
Директора не было, но за его столом сидел заместитель Флинт. Мистер Браун относился к нему с вежливым равнодушием, а я Флинта просто не выносила. Его комплименты казались мне пустыми, а улыбки — фальшивыми. Он привстал и жестом указал на стул, стоявший у стола. Я покорно села. Чуть поодаль находилось небольшое офисное кресло — пустое и намеренно выставленное в середине кабинета.
— Нам нужно задать тебе несколько вопросов, — сказал мистер Флинт.
«Тут не о чем говорить, — успокаивала я себя. — Они не знают о Джеймсе». Я никогда не произносила имя Билли.
Мистер Ольсен подошел к столу и что-то прошептал заместителю директора. Очевидно, его замечание рассердило мистера Флинта.
— Я тут веду дела в ее отсутствие, — ответил он. — Поэтому прошу вас не вмешиваться в мою работу!
Мистер Ольсен встал рядом с креслом Кэти. Держа перед собой телефон, он будто бы вымаливал помилование для преступницы, приговоренной к смертной казни.
— Дженни, — продолжил мистер Флинт, — твои родители заметили, что ты недавно начала встречаться с кем-то в школе.
Он выглядел, как гордый узурпатор. Похоже, ему нравилось сидеть за этим впечатляющим столом.
— А где директор? — спросила я, нарушив свою клятву молчания.
— Она уехала на совещание.
Мистер Флинт пригладил галстук и подкорректировал улыбку:
— Твоя мать нашла это письмо.
Он передал мне главную улику обвинения: лист бумаги, вложенный в прозрачную папку. Я посмотрела на текст и тут же узнала его. Мои щеки покраснели от смущения. Текст начинался со слов: «Дорогой сэр. Двенадцать часов до встречи с вами, как двенадцать лет для меня». И он кончался следующей фразой: «Каждое мгновение, пока мы в разлуке, я перелистываю воспоминания о вас и заучиваю их наизусть».
— Кому вы написали его?
Я знала, что мое лицо пылало румянцем, но ничего не могла поделать:
— Никому.
— Дженнифер, — зашипела Кэти.
Дэн, прочищая горло, издал предупреждающее рычание, которое заставило его супругу замолчать. Я передала письмо обратно заместителю директора и, приподняв голову, заметила, что мистер Ольсен был очень расстроен допросом.
— Разве вы не говорили матери, что завели в школе особого друга? — спросил мистер Флинт.
Мне нужно было что-нибудь ответить.
— Он просто мальчик, — прошептала я.
— Даже если он мальчик, это все равно изнасилование, — вскричала Кэти. — Ей только пятнадцать лет.
Меня удивило, что она говорила не со мной, а с заместителем директора.
— Кэтлин! — рявкнул Дэн.
Пятнадцать? Неправда! Теперь я понимала, что обеспокоило меня в водительских правах Дженни. Ее год рождения. Она была на год моложе Билли.
Мистер Флинт поднял руку, призывая родителей Дженни быть более терпеливыми. Кэти со слезами повернулась ко мне:
— Я нашла твое нижнее белье, которое ты пыталась отстирать. Затем мне на глаза попалось это письмо. И я видела фотографию. Расскажи нам, что случилось!
Какую фотографию?
Дэн похлопал ладонью по руке Кэти. Но она не унималась:
— И еще эти книги, которые ты теперь читаешь. Раньше они не нравились тебе. Я знаю, о чем написано в «Джейн Эйр» и в «Грозовом перевале». Это истории о девушках, которые влюбились в женатых мужчин.
— Достаточно, — одернул ее Дэн. — Пусть администрация школы проведет свое расследование. Прошу вас, сэр. Задавайте вопросы.
Мистер Флинт с улыбкой посмотрел на меня:
— Даже наш школьный секретарь заметила твои пылкие чувства.
Я смерила его презрительным взглядом.
— Ведь ты призналась мисс Лопез, что влюблена. Не так ли?
Он постучал авторучкой по столу и поерзал на директорском кресле. Казалось, он ввинчивал его в пол.
— Мы не обвиняем тебя, — добавил он. — Но ты должна рассказать нам, что с тобой произошло. Это очень серьезно. Нам нужно принять меры. Открой нам правду, Дженни.
«Нет, только не правду, — подумала я. — Мне пришлось войти в тело вашей дочери, но все будет хорошо».
— Кто дал тебе этот значок? — спросила Кэти.
Я вздрогнула, инстинктивно прикрыв рукой то место на сумке, куда приколола его. Кэти слегка пригнулась, ожидая, что Дэн ударит ее.
— Я уже говорила. Значок подарила мне школьная подруга.
— Этот снимок был сделан тобой?
Мистер Флинт передал мне другую прозрачную папку, внутри которой находилась черно-белая фотография. Я взглянула на лицо мистера Брауна. Он оглядывался через плечо. За его спиной белела стена административного здания. Я сделала снимок с помощью «Поляроида». И эту фотографию Кэти выкрала из моей школьной сумки.
— Да, — ответила я.
Их манера допроса смущала меня. Неужели они собирались выследить Джеймса по значкам, которые раздавались в классе мистера Брауна?
— Не прикрывай этого мерзавца, — взмолилась Кэти.
— Успокойся, — велел ей Дэн.
Мать Дженни подчинилась, прижав пальцы к побелевшим губам. У меня возникло странное желание. Я хотела рассмеяться.
— Вы думаете, что мой мужчина — это мистер Браун?
Дэн вскочил с кресла и обратился к мистеру Флинту:
— Тим Редман, член нашей церкви, является офицером полиции. Он оказал мне небольшую услугу.
Отец Дженни нахмурился и посмотрел на меня:
— Сегодня утром мы выяснили, что в понедельник вечером ты звонила учителю английской литературы.
Озноб прокрался в мое сердце и в горло. У меня возникло впечатление, что, говоря о телефонном звонке, Дэн радовался больше, чем полагалось бы отцу в подобной ситуации. Итак, какой-то полицейский, член их церкви, помог Дэну и Кэти шпионить за их дочерью. Вероятно, офицер Тим Редман был тем мужчиной, которого я видела на пикнике. Мне вспомнился ребенок, спавший на его плече.
— Это не так, — сказала я. — Да, звонок был, но учитель литературы тут вообще ни при чем.
Внезапно дверь открылась, и вошел мистер Браун. Похоже, его вызвали, не рассказав о причине. Он рассеянно посмотрел на Дэна и Кэти, а затем его взгляд остановился на мне. Я испугалась. Он мог подумать, что это я обвиняла его в сексуальных домогательствах. Меня охватила паника. «Беги, — безмолвно умоляла я. — Это ловушка!»
— Добрый день. Вы хотели видеть меня?
Он посмотрел на мистера Флинта и оглянулся на психолога, который не скрывал своей обеспокоенности.
— Присаживайтесь.
Заместитель директора указал ему на офисное кресло, стоявшее в центре комнаты. Оно походило на электрический стул. Мистер Браун сел. Он снова взглянул на меня и спросил:
— Дженни, с вами все в порядке?
Я кивнула и заметила, что все еще держу на коленях его фотографию. Мне пришлось перевернуть ее, чтобы он ничего не увидел. Я хотела раствориться в воздухе. Мистер Флинт назойливо заглядывал мне в лицо, стараясь разобраться в моих мыслях. Я не хотела смотреть на него. Кэти тоже наблюдала за мной. Наверное, она приняла мое огорчение за страсть к мистеру Брауну. Возможно, она смотрела на учителя и представляла себе, как я млела в его присутствии и как он, почувствовав это, затащил меня в темный угол классной комнаты. Пока я вспотевшими руками прижала снимок к моим коленям, мистер Флинт познакомил его с родителями Дженни.
— Майкл, — сказал он, — вы знаете эту школьницу?
— Да, ее зовут Дженнифер Томпсон.
— Вы когда-нибудь встречались с ней во внеурочное время?
— Да, недавно, — ответил он, не замечая подвоха. — В моем классе, во время перемены.
— Вы были с ней наедине? — спросил мистер Флинт.
— Ну… да.
Пауза между двумя этими словами подсказала мне, что он заподозрил неладное.
— Дверь классной комнаты была закрытой?
— Нет, открытой, — побледнев, ответил учитель. — Мне кажется, она была открытой.
— Вы имели физический контакт с этой школьницей?
Флинт говорил с ним таким тоном, словно он видел в своей жизни сотни подобных драм.
— Нет, — ответил мистер Браун.
Затем он вздохнул и добавил:
— Я прикасался к ее руке и плечу. И, возможно, к ее голове.
Он потер ладони о колени:
— Я не помню. Она была очень расстроена.
— Девочка плакала?
— Да.
— Почему она плакала?
— Я не знаю.
— Вы когда-нибудь занимались сексом со своими ученицами?
— Нет, — ответил мистер Браун.
Когда он осознал всю тяжесть обвинений, его охватил вполне понятный ужас. Ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы взять себя в руки. Повернувшись к Кэти и Дэну, он попытался заверить их в своей невиновности:
— Я не делал этого.
— Она когда-нибудь звонила вам домой? — спросил мистер Флинт.
— Нет.
Мистер Браун повернулся ко мне в надежде на поддержку, но я не могла произнести ни слова.
— Вообще никогда?
— Никогда.
— И в понедельник вечером она вам тоже не звонила?
Заместитель директора склонил голову, словно задумал какую-то хитрость. Мистер Браун посмотрел ему прямо в глаза:
— Нет!
Однако в его голосе прозвучали нотки неуверенности.
— Почему вы так интересуетесь этой девушкой? — спросил Флинт.
Он снова постучал авторучкой по столу и покрутился в кресле. Мистер Браун посмотрел на меня и, очевидно, не нашел нужных слов. Я поняла по его взгляду, что он чувствовал мощную связь между нами. Он интуитивно знал, что в теле Дженни скрывалась его потерянная спутница. Прежде мне очень хотелось, чтобы мистер Браун сказал, как он любит меня, но теперь я была напугана этой идеей. «Пожалуйста, — безмолвно просила я, — ничего не объясняй им. Молчи!»
— Майкл, разве вы сегодня не брали у секретаря папку с ее документами?
Мистер Браун отвернулся от меня и недоуменно посмотрел на заместителя директора:
— Я тревожился о ней. Во вторник она была очень расстроена. А сегодня утром девочка выглядела так, словно плакала всю ночь…
Я искоса взглянула на Дэна и Кэти. Мать Дженни смотрела на учителя литературы с таким выражением, словно он был ужасным чудовищем, которому она боялась противостоять. Дэн крепко, как наручниками, сжимал ее запястье. На его лице застыла ледяная усмешка. Глаза не выражали никаких эмоций.
— Скажите, вы уже видели это послание?
Заместитель директора приподнял прозрачную папку, в которой находился вырванный блокнотный лист. Мистер Браун привстал, взял переданную ему улику и сел обратно в кресло. Взглянув на заднюю часть листа, я тут же узнала свое «послание музы». Зудящее чувство раздражения заставило меня сжать кулаки.
— Вы обронили его вчера в офисе секретаря, — пояснил мистер Флинт.
— Оливия, — прошептал мистер Браун.
Он встряхнул папку, чтобы выровнять блокнотный лист, а затем сжал челюсти, отгоняя навернувшиеся слезы.
— Вы получили его от Дженнифер, верно? — спросил заместитель директора.
— Да, — прочистив горло, ответил учитель.
— Но вы же говорили, что не имели с ней любовных отношений.
— Дженни написала это как литературный текст, — пояснил мистер Браун. — Ей хотелось услышать мое мнение, и она прочитала мне свою работу.
Он изо всех сил старался сохранять спокойствие. Я почувствовала желание подойти к нему и, как раньше, прижаться головой к его шее.
— Где она читала вам этот текст? — поинтересовался заместитель директора.
Мое раздражение вырвалось наружу, и я вскочила на ноги:
— Перестаньте унижать его!
Мистер Флинт с усмешкой посмотрел на меня.
— Дженнифер! — рявкнул Дэн.
Я игнорировала его:
— Мистер Браун всегда проявлял ко мне доброту и уважение. Он никогда не воспользовался бы своим положением.
Мистер Флинт выдержал паузу и с хитроватым простодушием спросил:
— Но ты же любишь его?
У меня подогнулись колени, и я снова села на стул, сжав в кулаке свернутую папку с черно-белым снимком. В наступившей тишине я посмотрела на мистера Брауна и не нашла в себе сил лгать. Меня уже не пугало осуждение присутствовавших здесь людей.
— Не в том смысле, который вы имеете в виду, — ответила я.
Несколько секунд в комнате царило молчание. Его прервал мистер Ольсен. Он по-прежнему держал в руках мобильник:
— Могу я сделать предложение?
— Позже, — грубо оборвал его мистер Флинт.
Он повернулся к мистеру Брауну:
— Спасибо, Майкл. Мы дадим вам знать, если у нас появятся другие вопросы.
Мистер Браун медленно встал и направился к двери. Я знала, что, выходя из кабинета, он посмотрел на меня. Но моя печаль была такой сильной, что я не смогла приподнять голову и встретить его взгляд. Я сидела, сжимая пластиковую папку, в которой находился снимок — его единственный снимок, хотя он стал моим другом еще в возрасте Билли.
— Дженнифер, я вижу, что ты очень заботливо относишься к мистеру Брауну.
Голос мистера Флинта был наполнен ядом, который жег мне уши:
— Ты хочешь снять с него все подозрения, верно?
— Да, хочу, — ответила я, надеясь, что он предложит мне какой-то вариант.
— Даже используя ложь?
Я положила снимок обратно на стол:
— Мне не нужно лгать. Он невиновен.
— Мистер Браун попросил тебя держать ваши отношения в секрете?
Яд Флинта жег теперь мои глаза.
— Некоторые секреты не стоит скрывать, — добавил он.
— Принесите мне Библию, — сказала я.
До меня донесся вздох Кэти.
— Мистер Браун не был моим любовником. Я готова поклясться на Святом Писании.
Игнорируя змеиную усмешку, я посмотрела Флинту прямо в глаза:
— Он никогда не изменял своей жене. Он верен ей до мозга костей. Стоит ей улыбнуться ему, и мистер Браун расцветает, как цветок…
Я замолчала, заметив, что заместитель директора нахмурился.
— Дженнифер, откуда тебе это известно? — спросил он.
Комната снова погрузилась в молчание. Казалось, что даже часы остановили свой бег. Моя оборона рухнула. Мне предстояла безмолвная сдача позиций.
Тишину рассеял голос мистера Ольсена. Его лицо покраснело. Руки, сжимавшие телефон, напряженно подрагивали.
— Обе стороны сообщили, что ничего дурного не случилось.
Мистер Флинт опалил его свирепым взглядом. Он повернулся к Дэну и Кэти:
— Я обещаю вам, что мы продолжим наше расследование.
— Мистер Флинт, — обвинительным тоном произнес отец Дженни, — вы упустили свою возможность. Теперь послушайте меня.
Он вышел на середину комнаты:
— Завтра мы заберем нашу дочь из вашей школы.
Он помолчал для эффекта, хотя продумал свою речь еще вчера:
— Против этого учителя будет выдвинуто уголовное обвинение. И мы начнем процесс против департамента образования.
Мистер Флинт потерял дар речи. Дэн щелкнул пальцами, и Кэти метнулась к двери, сорвав меня одной рукой со стула.
Всю дорогу домой я сидела, как кукла, сгорбившись на заднем сиденье. Машину вел Дэн. Никто из родителей не разговаривал со мной. Кэти что-то прошептала мужу на ухо. Он включил радио, чтобы я не слышала их слова. Музыкальный канал отличался от религиозной радиостанции, к которой я привыкла в машине Кэти. Салон наполнила симфония для скрипок и виолончелей. Когда мы приехали домой, я осталась сидеть в машине. Кэти открыла заднюю дверь:
— Выходи.
Она схватила ремень моей сумки и потянула его к себе. Волна паники обожгла меня, как удар молнии.
— Мне нужно позвонить, — пробормотала я. — У меня неотложное дело…
Я даже не знала, что хотела сказать. Мое тело дрожало от безысходного отчаяния.
— Дайте мне немного времени.
Покрасневшее лицо Кэти выражало смесь страха и строгости. Она решительно выпятила нижнюю челюсть и закричала:
— Юная леди! Выходи из машины и сейчас же ступай в дом!
Я вышла и, как лунатик, медленно побрела к гаражным воротам.
— Мне трудно это объяснить, — лепетала я. — Но у меня остались незавершенные дела.
Дэн взял меня за локоть и повел в дом. На кухне его сменила Кэти. Она обхватила меня рукой за талию и потащила в спальню Дженни.
— Я забыла свои вещи в шкафчике, — бормотала я. — Мне нужно вернуться в школу.
— Дженнифер Энн, успокойся, — оборвала меня Кэти.
Она говорила со мной таким тоном, словно мне было три года. Я села на кровать. Через открытую дверь я видела, как родители Дженни шептались о чем-то в коридоре. Их неразборчивые слова доносились до меня короткими сериями шума. Через пару минут Кэти исчезла. Дэн остался стоять на пороге, рассматривая меня странным и оценивающим взглядом. Неужели он верил, что его пятнадцатилетняя дочь имела сексуальную связь с учителем английской литературы? И хотя он сердился в кабинете директора, я видела в его глазах безразличие. Казалось, что на меня смотрела черная дыра.
Но все ли я заметила? Когда он поверил, что женатый мужчина осквернил его маленькую дочь, в нем вспыхнула ярость. Теперь гнев угас. В его взгляде отсутствовала боль огорченного отца, которому не удалось защитить свою дочь. Очарованный своими фантазиями, Дэн воображал меня в объятиях взрослого мужчины. Возможно, он представлял себе секс с малолетней девочкой в пустой классной комнате. Я почувствовала, как ледяной озноб пробежал по моим ребрам. Когда Кэти вернулась, его странное выражение сменилось на гримасу презрения. Мать Дженни протянула мне стакан воды. На ее другой ладони белела небольшая таблетка.
— Вот, возьми, — сказала она. — Проглоти ее и иди в постель.
Дэн ушел. Я сжала таблетку большим и указательным пальцами:
— Что это?
— Валиум, — ответила Кэти. — Мы хотим показать тебя доктору.
Когда она выглянула в коридор, проверяя, куда направился Дэн, я притворилась, что сунула таблетку в рот. На самом деле она была спрятана в моем кулаке. Отпив воду из стакана и закинув голову назад, я сделала вид, что проглотила снотворное.
— Мы разбудим тебя к ужину, — сказала Кэти, — и ты откроешь нам всю правду. Даже не думай обманывать нас.
Когда она вышла из комнаты, я завернула таблетку в смятую салфетку и бросила ее в плетеную корзину для мусора. У меня не было продуманного плана. Мне просто хотелось увидеть Джеймса. Я собрала ворох одежды, поместила эту кучу на середину постели и прикрыла ее одеялом. Выключив свет и открыв окно спальни, я выбралась наружу. Мне подумалось, что именно так Дженни и убежала из тела: когда опека родителей начала казаться ей невыносимой, она оставила под одеялом свою пустую плоть и тихо выскользнула из дома.
Спрыгнув на землю, я оказалась в унылом совершенстве заднего двора религиозного семейства Томпсонов. Ни животных, ни птиц, ни даже сорняков. Ни одно существо не оскверняло царившей здесь тишины. Внезапно до меня дошло, что в спешке я забыла взять сумочку. Прокравшись по боковой аллее, я вышла на улицу. О, это радостное чувство свободы!
Мне хотелось перейти на бег, но я боялась привлекать к себе излишнее внимание. У меня не было денег на автобусный билет, однако пожилая женщина на переднем сиденье, с крохотной собачкой, выглядывавшей из продуктовой сумки, дала мне монетку в двадцать пять центов. Я поблагодарила ее и в смущении села на заднее сиденье, чтобы не встречаться с ней взглядами. Мне уже было известно, какая автобусная остановка находилась вблизи улицы Амелии. Тем не менее я чувствовала себя такой взволнованной, что не могла сидеть на месте. Встав на ступеньки у задней двери, я ожидала нужный поворот.
В моих мечтаниях Джеймс объяснял мне, что полиция сняла с него все обвинения. Они не могли посадить его в тюрьму за любовь к одногодке. Он был несовершеннолетним. Джеймс говорил мне, что, если родители Дженни отправят меня в закрытую школу, мы все равно найдем друг друга — в библиотеке, в парке, в универсаме.
Подходя к его дому, я увидела на подъездной дорожке две машины — автомобили Митча и Либби. Я знала, что мне не стоило стучать в дверь. Я понимала, что меня прогонят. Но мое желание увидеть Джеймса было неудержимым. На крыльцо вышел Митч — без рубашки, под глазами темные круги. Увидев меня, он нахмурился.
— Я могу поговорить с Билли?
— Нет! Ему запрещено встречаться с кем бы то ни было.
— Только на минуту…
— Возвращайся в школу! — рявкнул Митч.
Дверь захлопнулась. Несколько секунд я стояла у крыльца, и мои мысли крутились кругами, как маленькие крысы. Окно Билли было зашторено. Поразмышляв немного, я прокралась на боковую дорожку соседнего дома. Судя по темным окнам, его обитатели в данный момент отсутствовали. У сетчатого забора в пожелтевшей траве возвышался бетонный столбик с надписью: «Наш Митци». Я встала рядом с ним и, вцепившись пальцами в проволочную сетку, осмотрела двор Билли. Мы решили вернуть заимствованные тела, но не успели разработать план действий. Я не знала, что мне делать. И я не могла уйти, не повидавшись с Джеймсом.
Наконец он вышел на веранду и, присев у стиральной машины, просканировал взглядом весь двор. Казалось, он услышал мой безмолвный зов.
— Джеймс! — крикнула я.
Он подбежал к забору и просунул пальцы сквозь ячейки, чтобы прикоснуться к моему лицу.
— Ты в порядке? — спросила я. — Что они с тобой делали?
— Да, я в норме.
— Может, мне пойти в полицию и объяснить им, как все получилось?
— Это не из-за тебя.
Он оглянулся и посмотрел на веранду. Там никого не было.
— Девушка из другой школы написала заявление в полицию. Два приятеля Билли изнасиловали ее. А он стоял рядом и смотрел, как они это делали.
Перед моими глазами промелькнул образ девушки в форме черлидера. Я вспомнила, как она смотрела на Джеймса, пока подруга не увела ее прочь.
— Тебя посадят в тюрьму?
— Они хотят, чтобы я дал показания против этих парней.
Его руки были холодными, как лед.
— Но я не помню, что там происходило. Я тогда еще не вошел в это тело.
Мне хотелось посоветовать ему: «Расскажи им то, что они хотят услышать». Но я знала, что он не будет лгать.
— Я должен вернуть дух Билли в его тело, — сказал Джеймс.
Он посмотрел мне в глаза и отступил на шаг:
— Подожди меня в парке у статуи оленя.
— Митч разрешит тебе выйти?
— Нет.
* * *
Я сидела на постаменте статуи. Детский голос заставил меня вскочить на ноги:
— Мама! Мамочка!
На парковых качелях сидел маленький мальчик. Его счастливое лицо сияло, как полная луна. Он со смехом вскидывал ноги вверх, но качели по-прежнему оставались неподвижными. Он посмотрел в моем направлении и, видимо, решил показать свой твердый характер. Малыш упорно отклонялся назад и пригибался вперед. Качели не двигались. Тогда он спрыгнул с них и убежал. Его белая куртка мелькала за деревьями, словно улетавший светлячок. На меня накатила тошнотворная слабость. Я снова села и ухватилась рукой за железную ногу оленя. Примерно через десять минут на аллее появился Джеймс. Он протянул ко мне руки, и я побежала к нему. Мы молча направились к автобусной остановке. Там, в его крепких объятиях, я умоляла небеса скорее направить к нам автобус. Мне было страшно смотреть на дорогу, потому что я боялась увидеть ржавую машину. Джеймс прижимал меня к себе. Я не чувствовала холода, но мои зубы все равно стучали.
— Родители Дженни думают, что я любовница мистера Брауна.
— Что? — вскинув голову, воскликнул Джеймс.
— Я совершила кучу ошибок.
— Скажи им, что ты любишь меня.
Я хотела напомнить ему, что мне было только пятнадцать лет. Но прошло мгновение, и я прижалась лицом к его шее, вдыхая запах волос, соленого пота и цветочного мыла — неописуемый аромат моего Джеймса.
Наше бегство осталось незамеченным. Мы сели в автобус. Джеймс долго изучал схему маршрутов, приклеенную к стенке над сиденьями. Казалось, он искал на ней секретные инструкции о том, как заманить Билли обратно в его тело.
