ГЛАВА ПЯТАЯ

Автобус, в который мы садимся, чтобы добраться до места Церемонии Выбора, полон людей в серых рубашках и слаксах. Бледное кольцо солнечного света врезается в облака, словно конец зажженной сигареты. Я никогда не буду курить, курящие больше чем остальные подвержены тщеславию, однако толпа из Искренности делает это перед зданием, когда мы выходим из автобуса.

Если сейчас задрать голову, можно увидеть вершину Центра, а обычно она исчезает в облаках. Это — самое высокое здание в городе. Из окна моей спальни видны огни двух зубцов на его крыше.

Следуя за своими родителями, я выхожу из автобуса. Калеб кажется спокойным. Наверное, такой была бы и я, если бы не знала, что собираюсь сделать. Мне кажется, что мое сердце может разорваться в любой момент. Идя по крыльцу, я хватаю брата за руку, чтобы хоть как-то унять дрожь.

Лифт уже переполнен, и отец добровольно пропускает группу из Дружелюбия вместо нас. Мы поднимаемся по лестнице за папой без всяких возражений. Таким образом подаем пример для остальных членов нашей фракции, следующих за нами, и вскоре движемся в толпе серой массы, поднимающейся по цементной лестнице. Я стараюсь идти со всеми в ногу. Равномерный звук шагов и схожесть людей вокруг заставляет меня поверить, что я могу выбрать подобную жизнь. Возможно, я сошла бы за часть Отречения, которое проектировало это здания.

Вдруг мои ноги тяжелеют, я стараюсь дышать глубже, но опять сбиваюсь. Мы должны подняться на двадцать лестничных пролетов, чтобы добраться до помещения Церемонии Выбора.

На двадцатом этаже папа придерживает дверь и стоит, словно часовой. Каждый из Отречения проходит мимо него. Я подождала бы его, но толпа несет меня в комнату, где решится моя судьба.

Помещение разделено на концентрические круги. По их краям стоят шестнадцатилетние из каждой фракции. Нас еще рано называть членами фракций; сегодня благодаря нашим решениям мы станем посвященными. А если закончим процесс инициации, то тогда уже нас можно будет называть членами фракций.

Мы выстраиваемся в алфавитном порядке. Я стою между Калебом и Даниэлль Похлер, девочкой из Дружелюбия: с розовыми щечками, в желтом платье.

Ряды стульев для наших семей образуют следующий круг. Они разделены на пять секций в соответствии с фракциями. Не все приезжают на Церемонию Выбора, но все же многие места заняты, и люди продолжают подходить. Толпа выглядит огромной.

Обязанность провести церемонии каждый год переходит от фракции к фракции. В этом году к Отречению. Маркус произносит речь и зачитывает имена в обратном алфавитном порядке. Калеб сделает свой выбор как раз передо мной.

В последнем кругу стоят пять металлических шаров, настолько больших, что они могли бы полностью закрыть меня, если бы я зашла за один из них. Каждый из шаров содержит определенное вещество, представляющее каждую фракцию: серые камни — Отречение, вода — Эрудицию, земля — Дружелюбие, зажженные угли — Бесстрашие и стекло — Искренность.

Когда Маркус произнесет мое имя, я подойду к центру с тремя кругами, не произнеся ни слова. Он предложит мне нож. Я порежу руку и пролью кровь в шар той фракции, которую выберу.

Моя кровь на камнях. Моя кровь шипит на углях.

Прежде, чем мои родители садятся, они подходят ко мне и Калебу. Отец целует меня в лоб и, смеясь, хлопает брата по плечу.

— Скоро увидимся, — говорит он. Ни тени сомнения.

Мама обнимает меня. Как такое небольшое решение может причинить столько боли! Стиснув зубы, я внимательно разглядываю потолок, под которым висят фонари в виде глобусов и наполняют комнату голубым свечением. Мама обнимает меня долго, даже после того, как я опускаю свои руки. Прежде чем отойти, она поворачивает голову и шепчет мне на ухо:

— Я люблю тебя. Независимо от того, что ты выберешь.

Нахмурившись, я смотрю ей вслед. Она знает, что может произойти. Мама должна знать. Иначе она не сказала бы этого.

Калеб хватает меня за руку, сжимая мою ладонь так сильно, что мне становиться больно, но я все же не отнимаю ее. Последний раз мы держались за руки на похоронах нашего дяди, когда плакал отец. Нам нужна поддержка друг друга сейчас так же, как и тогда.

В комнате медленно наступает тишина. Я должна наблюдать за Бесстрашными; необходимо собрать как можно больше информации, но вместо этого мой взгляд упрямо остановился на фонарях в другом конце комнаты. Будто я пытаюсь потеряться в этом синем свечении.

Маркус встает на подиум между Эрудицией и Бесстрашием и откашливается в микрофон.

— Добро пожаловать, — говорит он. — Добро пожаловать на Церемонию Выбора. Вот и пришел этот день. Каждый год мы придерживаемся демократической философии наших предков, которая говорит нам, что каждый человек имеет право выбрать свой собственный путь в этом мире.

Неужели это происходит со мной? Один из пяти предопределенных путей. Я сжимаю пальцы Калеба так же сильно, как он мои.

— Нашим детям уже шестнадцать лет. Они стоят в начале пути во взрослую жизнь, и теперь их черед решать, каким он будет. — Голос у Маркуса торжественный, он взвешивает каждое слово. — Несколько десятилетий назад наши предки поняли, что политическая идеология, религия, соревнования или национализм не виноваты во враждебности мира. Вскоре они решили, что причина в человеческой индивидуальности — склонности людей к злу в любой его форме. Они разделились на фракции, которые стремились уничтожить все те качества, которые виновны в мировом беспорядке.

Мой взгляд плавно переходит от фонарей к центру комнаты. Во что я верю? Я не знаю. Не знаю. Не знаю.

— Те, кто винил агрессию, сформировали фракцию Дружелюбие. — Обмен улыбками с фракцией. Они хорошо выглядят, одетые в своей традиционной красно-желтой гамме. Каждый раз, когда я смотрю на них, они кажутся такими добрыми, любящими и свободными. Но даже речи не может быть о том, чтобы присоединиться к ним. — Те, кто обвинял невежество, объединились во фракцию Эрудиция. Эрудицию из своего выбора я исключила сразу, это было легко. — Те, кто обвинял двуличность, создали фракцию Искренность. — Мне они никогда не нравились. — Те, кто обвинял эгоизм, объединились во фракцию Отречение. — Я виню эгоизм. Абсолютно согласна. — А те, кто винил трусость, стали Бесстрашными. — Но я не особо самоотверженна. Пытаться в течение шестнадцати лет явно недостаточно.

Мои ноги окаменели, словно в них нет жизни, совсем. Интересно, как же я пойду, когда меня вызовут.

— Работая вместе, пять фракций жили в мире много лет, каждой был отведен определенный сектор. Отречение восполнило нашу потребность в самоотверженных лидерах на верхушках власти; Искренность предоставила нам верных и надежных лидеров в законе; Эрудит снабдил нас умными учителями и исследователями; Дружелюбие дало нам понимающих адвокатов и смотрителей; а Бесстрашие предоставляет нам защиту от угроз, как в пределах нашей территории, так и вне ее. Но пространство каждой фракции не ограничено. Мы даем друг другу намного больше, чем можем получить по отдельности. В наших фракциях мы находим смысл, мы находим цель, мы находим жизнь.

Я думаю о девизе, который прочла в своем учебнике по Истории Фракций: «Фракция превыше крови». Мы принадлежим нашим фракциям, они значат больше чем семья. Неужели это правильно?

Маркус добавляет:

— Без этого, мы бы не выжили.

Тишина, которая образовалась после его слов, тяжелее, чем любая другая. Она наполнена нашим самым большим страхом, того чего мы боимся больше смерти: стать афракционерами.

Маркус продолжает:

— Поэтому этот день является прекрасным поводом. Сегодня мы принимаем новых посвященных, которые будут работать с нами над улучшением общества и мира.

Раздаются аплодисменты, которые кажутся слегка приглушенными. Я пытаюсь твердо стоять на месте, потому что мои колени окаменели и тело застыло. Стараюсь не дрожать. Маркус зачитывает имена, но я не могу отличить один слог от другого. Как узнать, когда он назовет мое имя?

Один за другим каждый шестнадцатилетний выходит из шеренги и подходит к середине комнаты. Первая девочка, которую вызывают, выбирает Дружелюбие, ту же фракцию, в которой она родилась и живет. Я вижу, как капельки ее крови падают на землю, и она встает за нами в одиночестве.

Комната постоянно крутится, новое имя и уже другой человек, который берет нож и делает свой выбор. Я узнаю большинство из них, но сомневаюсь, что они помнят меня.

— Джеймс Такер, — говорит Маркус.

Джеймс Такер из Бесстрашия — первый человек, который запинается на пути к шарам. Он опирается на руки и возвращает равновесие себе прежде, чем падает на пол. Его лицо краснеет. Он быстро идет к середине комнаты. Пока Джеймс стоит в центре, он переводит взгляд с шара Бесстрашия к шару Искренности — оранжевое пламя поднимается все выше и выше, а стекло отражает голубой свет.

Маркус предлагает ему нож. Он дышит глубоко — я вижу, как вздымается его грудь. Парень выдыхает и принимает нож. Затем он резко протягивает ладонь и отодвигает руку в сторону. Его кровь капает в стакан, и он первый из нас, кто поменял фракцию. Первая передача фракции. Бормотание усиливается в секции Бесстрашия, а я смотрю в пол.

С этого времени они будут считать его предателем. Семье Такеров решать, посещать Джеймса в новой фракции или нет. Спустя полторы недели с этого момента вводится День Посещений. Хотя они не будут этого делать, потому что он оставил их. Его отсутствие будет преследовать их в коридорах. Пустоту, которая образуется после его ухода, не заполнить. Конечно, потом пройдет время, и рана затянется. Так бывает когда удаляют орган и кровь вытекает, а потом и вовсе покидает тело. Люди не могут долго терпеть пустоту.

— Калеб Приор, — вызывает Маркус.

Брат сжимает мою руку в последний раз и, уходя, бросает долгий взгляд мне за плечо. Я вижу, как его ноги двигаются к центру комнаты, а руки не дрожат, когда Маркус передает ему нож. Калеб ловко справляется со своей задачей, ведь каждый режет по-разному. Затем он поддерживает свою ладонь с кровоточащей раной и кусает губы.

Он выдыхает. А потом… А потом ведут руку к шару Эрудиции, и капли его крови стекают в воду, придавая ей глубокий красный оттенок.

Слышится бормотание, которое превращается в оскорбительные крики. Я не могу сосредоточиться. Мой брат, мой самоотверженный брат, перешел в другую фракцию? Калеб, родившийся в Отречении, уходит в Эрудицию?

Когда я закрываю глаза, я вижу стопку книг на столе брата, и его дрожащие руки после теста. Почему я не поняла этого? Когда он просил подумать о себе вчера, он давал этот совет не только мне.

Я всматриваюсь в толпу Эрудиции: на их лицах самодовольные улыбки, они толкают локтями друг друга. В Отречении обычно такие спокойные люди. Теперь же они разговаривают напряженным шепотом и недовольно поглядывают через комнату в строну фракции, которая стала их врагом.

— Прошу прощения, — говорит Маркус, но толпа не слушает его. Тогда он кричит: — Тише, пожалуйста!

Комната успокаивается. Но остается какой-то звон.

И вот я слышу свое имя, и дрожь заставляет меня идти вперед. На половине пути к шарам я почти уверена, что выберу Отречение. Нет, абсолютно уверена. Я уже вижу, как становлюсь женщиной в этих серых одеждах Отречения, выйдя замуж за брата Сьюзен, Роберта, добровольно работаю в выходные, целиком окунаюсь в мир рутины, тихих ночей, проведенных перед камином, уверенная в собственной безопасности. Даже если я сейчас не достаточно хороша для своей фракции, то стану лучше.

Звон, похоже, слышен только в моих ушах.

Я смотрю на Калеба, который теперь в Эрудиции. Он оглядывается и кивает мне, как будто он читает мои мысли и соглашается. Теперь я иду неуверенно, мои ноги дрожат. Если Калеб не был предназначен Отречению, то что говорить обо мне? Какой выбор у меня теперь, когда брат ушел от нас? Я единственная, кто останется? Он не дал мне выбора.

Стиснув зубы, я понимаю, что мне предстоит быть тем ребенком, который останется; я должна сделать это ради своих родителей. Нет, обязана.

Маркус предлагает мне нож. Я смотрю в его глаза — они темно-синие, странный цвет — и беру нож. Он кивает, и я поворачиваюсь к шарам. Огонь Бесстрашия и камни Отречения. Оба слева от меня, один прямо передо мной, второй чуть в стороне. Я держу нож в правой руке и режу ладонь. Скрепя зубами, останавливаю лезвие. Жжет, но я едва это замечаю. Держа обе руки у груди, я выдыхаю, дрожа.

Я открываю глаза и протягиваю руку. Моя кровь капает на ковер между двумя шарами. Задыхаясь, я понимаю, что не могу сдержаться, передвигаю руку вперед и слышу шипение своей крови на углях.

Я эгоистка. Я храбрая.