ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Выстрела нет. Тобиас пристально смотрит на меня с прежней свирепостью, но не двигается. Почему он не стреляет? Его сердце гулко бьется под моей ладонью, так что и мое ускоряет темп. Он Дивергент. Он может перебороть это моделирование. Любое моделирование.
— Тобиас, — говорю я. — Это я.
Я шагаю вперед и обнимаю его. Его тело неподвижно. Его сердце бьется быстрее. Я могу почувствовать его стук рядом со своей щекой. Пистолет с глухим звуком падает на пол. Он хватает мое плечо… чересчур сильно, его пальцы впиваются мне в кожу, как раз туда, куда попала пуля. Я вскрикиваю, и он отталкивает меня. Может, ему хочется убить меня более жестоким и изощренным способом?
— Трис, — говорит Тобиас, это снова он.
Его губы находят мои. Он обнимет меня руками, приподнимая, и прижимает к себе. Его лицо и шея мокрые от пота, его тело дрожит, а мое плечо горит от боли, но это неважно, мне все равно.
Он ставит меня на ноги и внимательно смотрит на меня, пальцами скользя по лбу, бровям, щекам, губам. Что-то похожее на всхлип, вздох и стон вырывается у него изо рта, и он снова меня целует.
Его глаза блестят от слез. Никогда не думала, что увижу, как Тобиас плачет. Это причиняет мне боль. Я прижимаюсь к его груди и плачу в футболку. Голова опять начинает пульсировать, боль в плече возвращается, и мне кажется, что мой вес увеличился вдвое. Я наклоняюсь к нему в поисках поддержки, и Тобиас подхватывает меня.
— Как ты сделал это? — спрашиваю я.
— Не знаю, — говорит он. — Я просто услышал твой голос.
Через несколько секунд я вспоминаю, зачем я здесь. Я отступаю, вытираю щеки кончиками пальцев и снова оборачиваюсь к экранам позади себя. Я вижу на одном из них питьевой фонтанчик. Тобиас так нервничал, когда я осуждала там Бесстрашных. И постоянно смотрел на стену над фонтанчиком. Теперь я знаю почему.
Мы с Тобиасом стоим там некоторое время, и мне кажется, я знаю, о чем он думает, потому что в моей голове крутится тот же вопрос. Как что-то настолько маленькое может контролировать так много людей?
— Я управлял моделированием?
— Я не уверена, управлял ли ты процессом, скорее следил за ним. Моделирование уже запущено. Я не представляю как, но Джанин смогла сделать так, чтобы оно работало само по себе.
Он трясет головой.
— Это… потрясающе. Ужасно, жестоко, но потрясающе.
Я замечаю движение на одном из экранов и вижу своего брата, Маркуса и Питера, стоящих на первом этаже здания. Их окружают солдаты из Бесстрашия, одетые в черное, все вооружены.
— Тобиас, — зову я. — Давай!
Он подбегает к монитору компьютера, пару раз надавливая на него пальцем. Я не могу заставить себя следить за тем, что он делает. Все, что я вижу сейчас, — мой брат. Он держит пистолет, который я ему дала, наготове, как будто и правда собирается стрелять.
Я прикусываю губу. Не стреляй. Тобиас нажимает на экран еще несколько раз, набирая буквы, которые бессмысленны для меня. Не стреляй. Я вижу вспышку света… искру от одного из пистолетов… и ахаю.
Мой брат, Маркус и Питер бросаются на землю, прикрывая руками головы. Спустя мгновение они шевелятся, поэтому я знаю, что они еще живы, но солдаты Бесстрашных наступают. Черные пистолеты направлены на моего брата.
— Тобиас, — говорю я.
Он опять нажимает на экран, и все, кто находятся на первом этаже, встают смирно. Их руки опускаются по бокам. А потом Бесстрашные начинают двигаться. Их головы поворачиваются из стороны в сторону, они бросают оружие, их рты раскрываются, они кричат, толкают друг друга, а некоторые падают на колени, обхватывая голову руками, и раскачиваются: вперед-назад, вперед-назад.
Все напряжение тает у меня в груди, и я сажусь, тяжело вздыхая. Тобиас приседает рядом с компьютером и вытаскивает корпус.
— Мне нужны данные, иначе они просто запустят моделирование снова.
Я наблюдаю за безумием на экране. Должно быть, на улицах творится то же самое. Я просматриваю экраны, один за другим, ища тот, на котором видна территория Отречения. Такой экран только один — в дальнем углу комнаты, в самом низу. Бесстрашные на нем стреляют друг в друга, толкаются, кричат… хаос. Мужчины и женщины в черных одеждах падают на землю. Люди убегают в разных направлениях.
— Получилось, — говорит Тобиас, вынимая жесткий диск.
Это кусочек металла размером с его ладонь. Он отдает его мне, и я кладу его в задний карман.
— Нам нужно уходить, — говорю я, поднимаясь на ноги. Я указываю на экран справа. — Да, мы должны идти.
Он обхватывает меня за плечи.
— Пойдем.
Вместе мы идем в коридор и заворачиваем за угол. Лифт напоминает мне об отце. Я не могу не искать его тело. Оно лежит на полу возле лифта, окруженное телами нескольких охранников. Приглушенный крик вырывается из меня. Я отворачиваюсь. Желчь подступает к горлу, и я опираюсь на стену.
На мгновение я чувствую, словно все внутри меня разрывается, и я приседаю около тела, дыша через рот, чтобы не чувствовать запах крови. Я прижимаю руку к губам, чтобы сдержать всхлип. Еще пять секунд. Всего пять секунд слабости, а затем я встану.
Один, два. Три, четыре. Пять.
Я уже не соображаю, где нахожусь. Вот лифт, стеклянная комната и порыв холодного воздуха. Вот кричащая толпа солдат Бесстрашия, одетых в черное. Я ищу лицо Калеба, но его нигде нет, до тех пор, пока мы не покидаем стеклянное здание и не выходим на солнечный свет. Калеб подбегает ко мне, когда я выхожу из дверей, и я падаю в его объятия. Он крепко сжимает меня.
— Отец? — спрашивает он. Я просто качаю головой. — Ну, — говорит он, почти срываясь на этом слове, — он хотел бы умереть именно так.
Через плечо Калеба я вижу Тобиаса, останавливающегося на середине пути. Все его тело напрягается, когда он замечает Маркуса. В спешке я забыла его предупредить. Маркус подходит к Тобиасу и обнимает его. Тобиас не шевелится, его руки вытянуты по бокам, а лицо не выражает никаких эмоций. Я замечаю, как подергивается его кадык, а взгляд устремляется в потолок.
— Сын, — вздыхает Маркус.
Тобиас вздрагивает.
— Эй, — восклицаю я, отходя от Калеба. Я вспоминаю ремень, ударяющий по моему запястью в пейзаже страха Тобиаса, и, втискиваясь в пространство между ними, отталкиваю Маркуса. — Эй. Отойдите от него. — Я чувствую дыхание Тобиаса на своей шее, оно похоже на всхлипы. — И держитесь подальше, — шиплю я.
— Беатрис, что ты делаешь? — спрашивает Калеб.
— Трис, — говорит Тобиас.
Маркус бросает на меня шокированный взгляд, который кажется мне притворством: его глаза чересчур широки, а рот в ужасе распахнут. Если бы я могла стереть это выражение с его лица, я бы это сделала.
— Не все те статьи Эрудитов были ложью, — отвечаю я, сужая глаза.
— О чем ты говоришь? — тихо проговаривает Маркус. — Я не знаю, чего тебе наболтали, Беатрис, но…
— Единственная причина, по которой я вас еще не застрелила, это потому что Тобиас должен сделать это сам. Держитесь подальше от него, или я решу, что мне на это наплевать.
Руки Тобиаса скользят по моим и сжимаются. Взгляд Маркуса на мгновение пересекается с моим, и я ничего не могу с собой поделать: его глаза похожи на две бездонные пропасти, как и в тот раз в пейзаже страха Тобиаса. Затем он отворачивается.
— Мы должны идти, — неуверенно говорит Тобиас. — Поезд прибудет в любую секунду.
Мы идем по твердой земле к железной дороге. Челюсть Тобиаса плотно сжата, он смотрит прямо перед собой. Я чувствую укол стыда. Может, мне стоило позволить ему разобраться с отцом в одиночку?
— Прости, — бормочу я.
— Тебе не за что извиняться, — отвечает он, беря меня за руку. Его пальцы до сих пор дрожат.
— Если мы сядем на поезд в обратном направлении, в тот, что идет из города, то сможем добраться до штаба Дружелюбия, — говорю я. — Остальные пошли туда.
— Что насчет Искренности? — спрашивает брат. — Как думаешь, как поступят они?
Я не знаю, как Искренность отреагирует на атаку. Они не встанут на сторону Эрудитов, они бы никогда не сделали что-то исподтишка. Но они также могут решить не сражаться с ними.
Мы стоим у путей несколько минут, прежде чем прибывает поезд. В конце концов, Тобиас подхватывает меня на руки, потому что я уже с трудом стою на ногах. Я кладу голову на его плечо, вдыхая запах его кожи. С тех пор, как он спас меня от нападения, его запах ассоциируется у меня с безопасностью, поэтому, пока я сосредотачиваюсь на нем, я чувствую себя хорошо.
Но, правда в том, что я не в безопасности, пока Маркус и Питер с нами. Я пытаюсь не смотреть на них, но чувствую их присутствие, будто на лицо набросили одеяло. Ирония в том, что я обязана путешествовать с людьми, которых ненавижу, когда те, кого я люблю, остались позади. Мертвые или очнувшиеся как убийцы.
Где сейчас Кристина и Тори? Бродят по улицам, чувствуя вину за то, что натворили? Или они направили свое оружие на тех, кто заставил их делать это? Или они тоже мертвы? Хотелось бы мне знать. В то же время я надеюсь, что никогда этого не выясню. Если Кристина все еще жива, она найдет тело Уилла. А если она увидит меня снова, она поймет, что я та, кто убил его, в этом я уверена. Я осознаю это, и вина обрушивается на меня и душит, именно поэтому я должна все забыть. Я заставляю себя забыть.
Приходит поезд, и Тобиас опускает меня, чтобы я могла запрыгнуть. Я пробегаю несколько шагов рядом с вагоном, а затем залетаю в него, падая на левую руку. Я заползаю внутрь и сажусь у стены. Калеб опускается напротив, а Тобиас рядом со мной, отгораживая меня от Маркуса и Питера. Моих врагов. Его врагов.
Поезд поворачивает, и я вижу город позади нас. Он становится все меньше и меньше, пока мы не видим, где заканчиваются пути. Последний раз, когда я видела леса и поля, я была слишком маленькой, чтобы оценить их. Гостеприимство Дружелюбия успокоит нас на время, но мы не сможем оставаться там вечно. Скоро Эрудиты и лидеры Бесстрашных начнут искать нас, поэтому мы должны будем бежать.
Тобиас притягивает меня к себе. Мы сдвигаем колени и головы так, словно создаем свое личное пространство, не желая видеть тех, кто может нас побеспокоить, наше дыхание смешивается на вдохе и выдохе.
— Мои родители, — произношу я. — Они умерли сегодня. — Хоть я и произношу это, хоть и знаю, что это правда, этот факт не кажется мне реальным. — Они умерли за меня, — говорю я. И это кажется важным.
— Они любили тебя, — отвечает Тобиас. — У них не было лучшего способа показать тебе это. — Я киваю, глазами исследуя линию его подбородка. — Ты была близка к смерти сегодня, — произносит он. — Я почти убил тебя. Почему ты не застрелила меня, Трис?
— Я не могла поступить так, — говорю я. — Это все равно, что застрелить себя.
Он выглядит огорченным и придвигается ко мне настолько близко, что его губы слегка касаются моих, когда он говорит.
— Мне нужно тебе кое-что сказать, — произносит он. Пальцами я касаюсь его сухожилий на руках и смотрю на него в ответ. — Мне кажется, я люблю тебя, — говорит он с улыбкой. — Но все же я подожду, когда буду полностью уверен, чтобы сказать тебе.
— Справедливо, — говорю я, улыбаясь в ответ. — Может, нам найти бумагу, чтобы ты мог составить список, или диаграмму… или еще что-нибудь?
Я чувствую, как он смеется, его нос, скользящий по моему подбородку, губы, касающиеся моего уха.
— Может, я уже уверен, просто не хочу напугать тебя?
Я посмеиваюсь.
— Тебе виднее.
— Прекрасно, — отвечает он. — Тогда я люблю тебя.
Я целую его, пока поезд скользит по неосвещенной, неузнаваемой земле. Я целую его долго, сколько хочу, даже слишком долго, учитывая, что мой брат сидит в метре от меня.
Я тянусь к карману и вынимаю жесткий диск, на котором содержатся данные моделирования. Я верчу его в руках, позволяя диску ловить и отражать блики от солнца на своей поверхности. Маркус жадно следит за этим движением. Не безопасно, думаю я. Не достаточно безопасно. Я прижимаю жесткий диск к груди, устраиваю голову у Тобиаса на плече и пытаюсь заснуть.
Отречение и Бесстрашие разрушены, а их члены рассыпаны по территории города. Мы сейчас почти что афракционеры. Я не знаю, какая жизнь ждет нас впереди, в отдалении от фракций… но чувствую себя оторванной, словно лист, отделенный от дерева, позволяющего ему жить.
Мы — потерянные создания, оставляем все позади. У меня нет ни дома, ни цели, нет никакой уверенности в будущем. Я больше не Трис — самоотверженная или храбрая. Мне кажется, что сейчас я становлюсь кем-то большим.
notes