Книга: Дивергент
Назад: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Дальше: ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Я готова.
Я захожу в комнату, вооруженная не пистолетом или ножом, а планом, придуманным прошлой ночью. Тобиас говорил, что третий этап направлен на психологическую подготовку — разработку стратегии по преодолению своих страхов. Хотела бы я знать, в каком порядке они появятся.
Я в нетерпении подпрыгиваю, ожидая появления первого страха. У меня уже начинается отдышка. Земля под ногами меняется. Из бетона вырастает трава, колышущаяся на ветру, которого я не могу чувствовать. Трубы над головой сменяет зеленое небо.
Я слышу птиц и чувствую приближающийся страх, стук сердца и сжимающуюся грудь, но это не то, о чем я думаю. Тобиас советовал мне выяснять, что означает каждое моделирование. Он был прав: оно не про птиц. А про контроль.
Рядом с моим ухом раздается хлопанье крыльев, и когти вороны вонзаются в мое плечо. В этот раз я не бью птицу, что есть мочи. Я приседаю, слыша хлопот крыльев за спиной, и пробегаю рукой по траве прямо над землей. Как победить бессилие? Силой.
И первый раз, когда я почувствовала себя сильной в Бесстрашии, был, когда я взяла в руки пистолет. Ком застревает у меня в горле, я хочу избавиться от когтей. Птица пронзительно кричит, и мой желудок сжимается, но затем я чувствую что-то тяжелое и металлическое в траве.
Мой пистолет.
Я направляю оружие на птицу на моем плече. Взрыв из крови и перьев, и она больше не цепляется за мою рубашку. Я поворачиваюсь на пятках, целясь в небо, и вижу, что туча темных перьев пикирует вниз.
Я жму на курок, раз за разом стреляя в море птиц надо мной, наблюдая, как их темные тушки падают на траву. Намечаю цель, стреляю, и вот я на пике той силы, которую ощущала, впервые держа в руках пистолет.
Сердце перестает скакать галопом и успокаивается, птицы и пистолет исчезают. Я снова стою в темноте. Я немного сдвигаюсь и слышу, как что-то скрипит под ногами.
Я приседаю и провожу руками по гладкой холодной панели… стеклу. Я давлю руками на него по обе стороны от своего тела. Снова емкость. Я не боюсь утонуть. Моделирование не о воде, а о неспособности выбраться отсюда. О слабости.
Мне просто нужно убедить себя в том, что я достаточно сильна, чтобы разбить стекло. Появляются синие огни, и вода течет на пол. Я не должна позволить моделированию зайти слишком далеко.
Я хлопаю рукой по стене передо мной, ожидая, что появятся трещины. Моя рука отскакивает, не причиняя стеклу никакого вреда. Сердцебиение ускоряется.
Что, если то, что сработало в первый раз, не сработает здесь? Что, если я не смогу разбить стекло, пока не окажусь под давлением? Вода щекочет мои лодыжки, с каждой секундой прибывая все быстрее.
Я должна успокоиться. Успокоиться и сконцентрироваться. Я прислоняюсь к стене позади себя и пинаю стекло ногой изо всех сил. Затем еще раз. Мои ноги ноют, но ничего не происходит. Есть еще один вариант.
Я могу дождаться, пока вода заполнит емкость, она уже мне по колено, и попытаться успокоиться, когда буду тонуть. Я опираюсь о стену и трясу головой. Нет. Я не могу позволить себе утонуть. Не могу. Я сжимаю руки в кулаки и бью по стене. Я сильнее стекла. Стекло тонкое, словно только что появившийся лед. Мой разум сделает его таким. Я закрываю глаза. Стекло — это лед. Стекло — это лед.
Стекло разбивается под моей рукой, и вода льется на пол. И вот темнота снова возвращается. Я отряхиваю руки. Это препятствие было несложно преодолеть. Я сталкивалась с ним раньше в моделировании. Я не могу позволить себе снова терять время.
И тут я чувствую, как сплошная стена ударяет меня с одной стороны, выбивая воздух из легких, и я падаю, задыхаясь. Я не умею плавать, я видела такие огромные мощные водоемы разве что на картинках.
Подо мной скала с зубчатым краем, омываемая волнами. Вода тянет меня за ноги в глубину, и я цепляюсь за скалу, ощущая вкус соли на своих губах. Краем глаза я вижу темное небо и кроваво-красную луну.
Накатывает следующая волна, обрушивающаяся мне на спину. Я ударяюсь подбородком о камень и непроизвольно морщусь. Море холодно, но кровь, текущая по моей шее, горяча.
Я протягиваю руку в поисках края скалы. Вода тащит меня за ноги с безудержной силой. Я цепляюсь изо всех сил, но этого недостаточно — вода тянет меня вниз, а волна отбрасывает назад. Они мотают мои руки и ноги из стороны в сторону, я натыкаюсь на камень, моя спина крепко прижимается к нему, вода накрывает меня.
Мои легкие требуют воздуха. Я напрягаюсь и захватываю край скалы, выталкивая себя из воды. Я ахаю, новая волна бьет меня, но на этот раз я держусь крепче. Должно быть, в действительности я боюсь не воды. Я боюсь потерять контроль. Чтобы решить эту проблему, я должна восстановить его.
С отчаянным криком я выбрасываю руку вперед и нахожу расселину в скале. Мои руки нещадно трясутся, когда я тащу себя вверх и подтягиваю под себя ноги, прежде чем волна утащит меня прочь.
Как только мои ноги свободны, я встаю и бросаюсь прочь, ботинки мелькают среди камней, красная луна сияет передо мной, океан уже не виден. Вскоре все исчезает, лишь мое тело все еще здесь.
Все еще здесь.
Я пытаюсь пошевелить руками, но они крепко связаны по бокам. Я смотрю вниз и вижу, что веревка обвивает мою грудь, руки, ноги. Стопка бревен у меня под ногами, и я вижу, что привязана к столбу.
Я нахожусь высоко над землей. Люди появляются из тени, их лица мне знакомы. Это инициированные с факелами в руках и с Питером во главе. Его глаза смотрят на меня, как две темные бездны, на его губах расплывается слишком широкая усмешка, отчего на щеках появляются морщины. Смех начинается откуда-то из центра толпы и нарастает по мере того, как к нему присоединяются другие голоса. Гогот — все, что я слышу.
Пока гул нарастает, Питер приближает свой факел к бревнам, и языки пламени подпрыгивают над землей. Они колышутся по краям каждого бревна, а затем переползают на кору. Я не борюсь с веревками, как это делала в первый раз, когда столкнулась с этим страхом. Вместо этого я закрываю глаза и глотаю столько воздуха, сколько могу.
Это моделирование. Оно не может причинить мне вреда. Меня окутывает жар пламени. Я трясу головой.
— Чувствуешь чем пахнет, Стифф? — говорит Питер, его голос даже громче, чем смех вокруг.
— Нет, — отвечаю я.
Огонь поднимается выше. Питер презрительно фыркает.
— Пахнет твоей горящей плотью.
Когда я открываю глаза, зрение затуманено слезами.
— А знаешь, чем я пахну?
Мой голос напрягается, чтобы быть громче угнетающего меня не меньше, чем огонь, смеха. Мои руки дергаются, я хочу сопротивляться веревкам, но я не стану этого делать, я не буду бессмысленно бороться, я не буду паниковать. Я смотрю на Питера сквозь огонь, жар пригоняет кровь к поверхности моей кожи, течет сквозь меня, плавит носки моих ботинок.
— Я пахну дождем, — говорю я.
Над моей головой раздается гром, и я кричу, как только пламя достигает кончиков пальцев, и боль прожигает кожу. Я откидываю голову назад и фокусируюсь на тучах, сгущающихся над моей головой, тяжелых и темных от дождя.
Вспышка молнии пробегает по небу, и я чувствую первые капли воды на своем лбу. Быстрее, быстрее! Капля скатывается вниз с переносицы, вторая капля ударяется о плечо, такая большая, что кажется, будто бы она изо льда или камня, а не воды.
Пелена дождя окружает меня, и я слышу шипение, заглушающее смех. Я улыбаюсь от облегчения, дождь тушит огонь и успокаивает боль от ожогов на руках.
Путы спадают, и я запускаю руки в волосы. Хотела бы я быть Тобиасом и иметь всего четыре страха, но я не настолько бесстрашная. Я поправляю рубашку и, когда поднимаю взгляд, вижу, что стою в своей спальне в Отреченной части города.
С этим страхом я еще не сталкивалась. Свет выключен, но комната освещается луной в окне. Одна из стен покрыта зеркалами. Я удивленно поворачиваюсь к ней. Это неправильно. Мне не разрешено иметь зеркала.
Я смотрю на отражение в зеркале: мои широко распахнутые глаза, кровать с серыми, аккуратно заправленными простынями, комод, в котором хранится вся моя одежда, книжный шкаф, голые стены.
Взгляд перемещается к окну позади меня. И мужчине, стоящему снаружи. Холод пробегает у меня по спине, словно бусинки пота, а тело немеет. Я знаю его. Это мужчина с изуродованным лицом из теста на способности. Он одет в черное и стоит неподвижно, словно статуя.
Я моргаю, и двое мужчин появляются по обеим сторонам от него, их лица без единой черты, они лишь покрытые кожей черепа. Я быстро оборачиваюсь: они стоят в моей комнате.
Я прижимаюсь плечами к зеркалу. На мгновении комната замирает в тишине, а затем раздаются удары кулаков по стеклу, и не двух или четырех или даже шести людей, а десятков кулаков с десятками пальцев бьют по стеклу.
Шум вибрацией отдается в моей грудной клетке, настолько он громок, а затем мужчина со шрамами вместе со своими двумя спутниками начинает медленно и осторожно продвигаться ко мне. Они здесь, чтобы схватить меня, как Питер, Дрю и Ал, чтобы убить меня. Я знаю это.
Моделирование.
Это всего лишь моделирование. Сердце молотом бьется в груди, я надавливаю ладонью на зеркало позади себя и сдвигаю его в сторону. Это не зеркало, это стенной шкаф. Я представляю, где будет находиться пистолет. Он будет висеть на правой стене всего в нескольких дюймах от моей руки.
Я не отвожу взгляда от мужчины со шрамом, в то же время нащупывая пальцами пистолет и хватая его за рукоять. Я покусываю губу и стреляю в мужчину со шрамом. Я не смотрю, достигла ли пуля своей цели, я просто целюсь еще раз в обоих безликих мужчин, настолько быстро, насколько могу.
Губа болит от сильных укусов. Постукивание по окну прекращается, но какой-то визг заменяет его, кулаки превращаются в руки с согнутыми пальцами, царапающие стекло, готовые войти.
Стекло скрипит от давления их рук, идет трещинами, а затем ломается. Я кричу. У меня слишком мало пуль в пистолете. Бледные тела — человеческие изуродованные тела с руками, изогнутыми под странными углами, со слишком широкими ртами и острыми зубами, пустыми глазницами — вваливаются в мою спальню один за другим, протискиваются ко мне.
Я пячусь в шкаф и захлопываю дверцу перед собой. Решение. Мне необходимо решение. Я сажусь на корточки и прижимаю одну сторону пистолета к своей голове. Я не могу сразиться с ними. Я не могу сразиться с ними, значит, мне следует успокоиться.
Пейзаж страха зарегистрирует замедление сердцебиения и ровное дыхание и перейдет к следующему препятствию. Я сажусь на дно шкафа. Стена позади меня скрипит. Я слышу удары — кулаки снова бьют о дверь шкафа — я поворачиваюсь и всматриваюсь сквозь тьму в панель передо мной.
Это не стена, а еще одна дверь. Я нащупываю ее в темноте, толкаю в сторону и оказываюсь в верхней части холла. Улыбаясь, я пролезаю в отверстие и встаю. Пахнет какой-то выпечкой. Я дома.
Глубоко вздохнув, я смотрю, как мой дом исчезает. Я забываю на мгновение, что он теперь в квартале Бесстрашных. А затем передо мной появляется Тобиас. Но я не боюсь Тобиаса. Я оглядываюсь через плечо. Может быть, за мной есть что-то, на чем я и должна остановить свое внимание. Но нет, позади меня всего лишь кровать с балдахином.
Кровать? Тобиас медленно приближается ко мне. Что происходит? Я в оцепенении смотрю на него. Он улыбается мне сверху. Улыбка выглядит доброй. Знакомой. Он прижимает свой рот к моему, и наши губы раздвигаются. Я думала, что невозможно забыть, что я нахожусь в моделировании. Я ошибалась, он делает все, чтобы я почувствовала себя дезориентированной.
Его пальцы находят молнию моей куртки, и он медленно расстегивает ее. Он стаскивает куртку с моих плеч. Все, о чем я могу думать, — повторение поцелуя.
Ох, да. Я боюсь быть с ним. Я с осторожностью относилась к любви всю свою жизнь, но даже не подозревала, насколько глубоко засела у меня внутри эта осторожность. Но это испытание пробуждает совсем другие чувства. Это уже не слепой ужас, как раньше, а нечто другое — нервная паника.
Он скользит ладонями по моим рукам, сжимает мои бедра, его пальцы гладят мою кожу прямо над ремнем… я вздрагиваю. Я осторожно отталкиваю его и обхватываю голову руками.
Я подверглась нападению ворон и мужчин со шрамами; меня поджигал парень, который чуть не сбросил меня в пропасть; я чуть было не утонула, причем дважды. А это то, с чем я не могу справиться? Страх, от которого я не знаю, как избавиться, всего лишь парень, который мне нравится, который хочет… Заняться со мной сексом?
Тобиас из моделирования целует мою шею. Я пытаюсь думать. Мне нужно оказаться перед страхом. Я должна взять под контроль ситуацию и найти способ сделать ее менее пугающей. Я смотрю этому Тобиасу в глаза и говорю очень серьезно:
— Я не стану спать с тобой в дурацкой иллюзии, ясно?
И тогда я хватаю его и, развернув, толкаю к кровати. Я чувствую, как что-то другое, не страх, появляется в моем животе. Я смеюсь и целую его. Я обнимаю его. Он такой сильный. Он такой… хороший. И он исчезает.
Я смеюсь в кулак, пока мое лицо не становится пунцовым. Наверное, я единственный новичок с таким страхом.
Я слышу щелчок. Я совсем забыла об этом. Я чувствую рукоять пистолета, свои руки, крепко держащие ее, и скольжение указательного пальца, спускающегося на курок. Свет льется от прожектора на потолке, но его источник мне неизвестен, а в центре круга, залитого светом, стоит моя семья: мама, папа и брат.
— Сделай это, — шипит голос рядом со мной.
Голос женский, но такой резкий, будто он наполнен камнями и битым стеклом. Он похож на голос Джанин. Дуло винтовки прижимается к моему виску, я чувствую холодный круг от него на своей коже. Холод пробегает по всему телу, заставляя волосы на затылке вставать на дыбы.
Я вытираю потные ладони о штаны и краем глаза смотрю на женщину. Это Джанин. Ее очки перекошены, а взгляд безучастен. Мой самый худший кошмар в том, что моя семья умрет и я буду за это ответственна.
— Сделай это, — говорит она в этот раз более настойчиво. — Сделай это, или я убью тебя.
Я смотрю на Калеба. Он кивает, его брови поднимаются, как бы ободряя меня.
— Давай, Трис, — тихо произносит он. — Я понимаю. Ничего страшного.
Мои глаза жжет.
— Нет, — произношу я, мое горло будто сдавили, больно говорить. Я трясу головой.
— Я даю тебе десять секунд! — кричит женщина. — Десять! Девять!
Мой взгляд перемещается от брата к отцу. Последний раз, когда мы виделись, он смотрел на меня с презрением, но сейчас в его взгляде только понимание и доброта. Никогда я не видела у него такого выражения лица в реальной жизни.
— Трис, — говорит он. — У тебя нет другого выбора.
— Восемь!
— Трис, — произносит мама. Она улыбается. Улыбка такая добрая… — Мы тебя любим.
— Семь!
— Заткнись! — кричу я, все еще держа пистолет.
Я могу это сделать. Я могу застрелить их. Они поймут. Они просят меня сделать это. Они не хотят, чтобы я жертвовала собой ради них. Они даже нереальны. Это всего лишь моделирование.
— Шесть!
Это не по-настоящему. Это ничего не значит. Добрые глаза моего брата, словно два сверла, проделывают дыру у меня в голове.
Пистолет становится скользким из-за моего пота.
— Пять!
У меня нет другого выбора. Я закрываю глаза. Думай. Я должна думать. Такая срочность, заставляющая мое сердце биться быстрее, зависит от одной вещи, лишь от одной: угрозы моей жизни.
— Четыре! Три!
Что говорил мне Тобиас? Отречение и храбрость не так уж различны.
— Два!
Я отпускаю курок и роняю пистолет. Прежде чем я передумаю, я поворачиваюсь и прижимаюсь лбом к дулу пистолета. Пусть лучше застрелят меня.
— Один!
Я слышу щелчок и выстрел.
Назад: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Дальше: ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ