ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Я заползаю на матрас и вздыхаю. Прошло уже два дня с момента моей схватки с Питером, и мои синяки становятся фиолетовым. Раньше каждое движение причиняло боль, сейчас же мне стало намного легче, но я все еще далека от исцеления.
Несмотря на то, что я ранена, сегодня мне пришлось драться снова. К счастью, в этот раз моим соперником была Мира, которая не может нанести хороший удар, пока противник следит за ее рукой. В течение первых двух минут я неплохо ее стукнула. Она упала и не смогла продолжить из-за головокружения. Я должна бы была ликовать, но нет ничего похвального в победе над девушкой, вроде Миры.
Когда моя голова касается подушки, дверь спальни открывается, и комнату наводняют люди с фонариками. Я сажусь, чуть не ударившись головой о спинку кровати надо мной, и щурюсь, пытаясь понять в темноте, что происходит.
— Подъем! — кричит кто-то. Из-за света фонаря за его головой кольца в ушах начинают блестеть. Эрик. Он в окружении других Бесстрашных, некоторых я видела в Яме, другие мне неизвестны. Четыре стоит среди них.
Его глаза перемещаются к моим и останавливаются. В ответ я пялюсь на него и не замечаю, что все посвященные вокруг меня поднимаются с кроватей.
— Ты оглохла, Стифф? — спрашивает Эрик.
Я прихожу в себя и выскальзываю из-под одеяла. Хорошо, что я сплю полностью одетой, а вот Кристина стоит рядом с нашими койками в одной рубашке, ее длинные ноги оголены. Она складывает руки на груди и пристально смотрит на Эрика. Неожиданно мне хочется научиться так же нагло смотреть на кого-то, будучи едва одетой, но я никогда не буду на это способна.
— У вас пять минут, чтобы одеться и встретить нас на путях, — говорит Эрик, — у нас новое путешествие.
Я обуваюсь и, морщась, бегу за Кристиной по пути, ведущему к поезду. Капля пота катится по моему затылку, когда мы бежим вдоль стен Ямы, расталкивая проходящих мимо участников на нашей дороге. Не похоже, чтобы они были удивлены видеть нас. Интересно, сколько безумных, бегущих куда-то людей, они видят в неделю?
Мы несемся прямо за остальными Бесстрашными. Рядом с путями навалена черная куча…
— Мы собираемся стрелять в кого-то? — шипит мне в ухо Кристина.
Рядом с кучей стоят коробки с чем-то, похожим на боеприпасы. Я осторожно приближаюсь, чтобы прочитать надпись на коробке. «Пейнтбол», вижу я.
Никогда не слышала ни о чем подобном, но название говорит само за себя. Я смеюсь.
— Каждый должен взять оружие! — кричит Эрик.
Мы устремляемся к куче. Я стою ближе всех и беру первое попавшееся ружье, оно тяжелое, но не настолько, чтобы я не могла его поднять, и хватаю коробку с шариками. Пихаю коробку в карман и перебрасываю ружье через спину: ремень перекрещен на груди.
— И когда? — спрашивает Эрик Четыре.
Четыре проверяет часы.
— С минуты на минуту. Сколько времени тебе понадобится, чтобы запомнить расписание поезда?
— Зачем мне это, если у меня есть ты? — говорит Эрик, толкая Четыре в плечо.
Свет огней появляется вдали слева от меня. Становясь ярче по мере приближения, он освещает лицо Четыре, отбрасывая тень на его небольшие ямочки на щеках.
Четыре первый взбирается на поезд, а я бегу за ним, не дожидаясь, когда Кристина, Уилл или Ал догонят меня. Четыре оборачивается, когда я падаю на ступени и протягивает мне руку. Я хватаю ее, и он затаскивает меня внутрь. Даже мышцы его предплечья тугие, сильные.
Я быстро прохожу, не глядя на него, и сажусь с другой стороны вагона.
Когда все собираются, Четыре начинает говорить.
— Мы разделимся на две команды для игры в захват флага. В каждой команде будет равное количество участников: рожденных и перешедших. Одна команда выйдет первой и найдет место, чтобы спрятать свой флаг. Затем вторая команда сделает то же самое. — Вагон качается, и Четыре хватается за дверной проем, чтобы удержать равновесие. — Это традиция Бесстрашных, поэтому советую воспринимать все всерьез.
— Что мы получим в случае победы? — выкрикивает кто-то.
— Это звучит, как вопрос, который настоящий Бесстрашный задавать бы не стал, — говорит Четыре, приподнимая бровь. — Конечно же, вы получите победу.
— Мы с Четыре будем вашими капитанами, — говорит Эрик. Он смотрит на Четыре: — Сначала поделим перешедших?
Я откидываюсь назад. Если они будут выбирать нас, я стану последней, могу поспорить.
— Начинай, — говорит Четыре.
Эрик пожимает плечами:
— Эдвард.
Четыре опирается на дверь и кивает. Его глаза становятся ярче из-за лунного света. Он быстро просматривает группу перешедших и без раздумий говорит:
— Стифф.
Слабый скрытый смех наполняет вагон. Кровь приливает к моим щекам. Даже не знаю, злиться на людей, смеющихся надо мной, или гордиться тем, что меня он выбрал первой.
— Объяснишь? — спрашивает Эрик со своей фирменной ухмылкой. — Или ты просто подбираешь слабых, чтобы в случае поражения найти виноватых?
Четыре пожимает плечами:
— Типа того.
Разозлиться. Мне, определенно, стоит разозлиться. Я сердито смотрю на свои руки. Какой бы ни была стратегия Четыре, она основана на том, что я слабее других посвященных. Из-за этого я чувствую горечь во рту. Я должна доказать ему обратное… Я должна!
— Твоя очередь, — говорит Четыре.
— Питер.
— Кристина.
Этот выбор не соответствует его стратегии. Кристина не из слабаков. Что же он задумал?
— Молли.
— Уилл, — говорит Четыре, покусывая ноготь на большом пальце.
— Ал.
— Дрю.
— Осталась только Мира. Значит, она моя, — говорит Эрик. — Теперь рожденные.
Я перестаю вслушиваться после того, как они закончили с нами. Если Четыре не пытается доказать что-то, выбирая слабых, то что он делает? Я смотрю на каждого из тех, кого он выбрал. Что у нас общего?
Когда они уже распределили половину рожденных, у меня зарождается идея. За исключением Уилла и пары других ребят, у всех нас похожий тип фигуры: узкие плечи, миниатюрные тела. Все люди из команды Эрика широкие и сильные. Только вчера Четыре сказал, что я быстрая. Мы будем намного быстрее команды Эрика, что, вероятно, поможет захватить флаг. Я никогда не участвовала в таких мероприятиях до этого, но знаю, что это игра на скорость, в ней не нужна грубая сила. Я прикрываю улыбку рукой. Эрик беспощаднее, но Четыре умнее.
Они заканчивают с распределением, и Эрик ухмыляется.
— Твоя команда может выйти второй, — говорит Эрик.
— Не надо мне одолжений, — отвечает Четыре. Он слегка улыбается. — Ты знаешь, мне не нужна их победа.
— Да, и я знаю, что они проиграют, вне зависимости от того, когда начнут, — говорит Эрик, прикусывая одно из колец в губе: — Так что, бери свою костлявую команду и начинай.
Мы все встаем. Ал бросает на меня несчастный взгляд, я улыбаюсь в ответ, в надежде его подбодрить. Если кому-то из нас четверых пришлось бы дополнить команду Эрика, Питера и Молли, то лучше пусть это будет он. Обычно они не трогают его.
Поезд идет на спуск. Я полна решимости приземлиться на ноги.
Перед прыжком кто-то пихает меня в плечо, и я чуть не выпадаю из вагона. Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это — Молли, Дрю или Питер — неважно, кто из них. Прежде, чем они повторят свою попытку, я прыгаю. В этот раз я использую ускорение, которое придает мне поезд, пробегаю несколько метров, чтобы остановиться и сохранить равновесие. Чувствуя удовлетворение, я улыбаюсь. Хоть это и небольшое достижение, я ощущаю себя Бесстрашной.
Кто-то из рожденных трогает Четыре за плечо и говорит:
— Когда твоя команда выиграет, куда повесишь флаг?
— Раскрывать тебе карты не входит в программу занятия, Марлен, — прохладно отвечает он.
— Да ладно, Четыре, — жалуется она и дарит ему кокетливую улыбку. Он убирает ее ладонь со своей руки, и я понимаю, что по какой-то причине это вызывает у меня усмешку.
— Пристань, — замечает другой рожденный. Он высокий, загорелый, с темными глазами. Красивый. — В прошлом мой брат был в победившей команде. Они прятали флаг на карусели.
— Тогда пошли туда! — предлагает Уилл.
Никто не возражает, и мы идем на восток в направлении болота, которое когда-то было озером. В детстве я пыталась представить, как оно выглядело раньше: без забора, поставленного прямо в грязи, чтобы обезопасить город. Но трудно представить так много воды в одном месте.
— Мы недалеко от штаба Эрудитов, так ведь? — спрашивает Кристина, толкая плечо Уилла своим.
— Да, он к югу отсюда, — отвечает тот. Он смотрит назад, и на секунду его взгляд полон тоски. Потом это исчезает.
Меньше мили отделяет меня от брата. Прошла неделя с тех пор, как мы последний раз были так близко друг к другу. Качаю головой, пытаясь отвлечься. Я не могу думать о нем сегодня, когда мне надо сосредоточиться на прохождении первого этапа. Я вообще не могу думать о нем.
Мы идем через мост. Нам до сих пор нужны мосты, потому что грязь под ними слишком вязкая, чтобы можно было по ней ходить. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как река высохла?
Город выглядит иначе на другой стороне моста. За нами большая часть домов жилые, а если и нет, они все равно выглядят ухоженными. Впереди — груды потрескавшегося бетона и разбитого стекла. Тишина этой части города так ужасна, что кажется, ты попадаешь в ночной кошмар. Трудно разобрать, куда мы идем, так как уже больше полуночи, и ни один городской фонарь не горит.
Марлен достает фонарик и освещает улицу перед нами.
— Боишься темноты, Мар? — дразнит ее темноглазый Бесстрашный.
— Хотите ходить по разбитым стеклам, милости просим! — язвит она. Но тут же выключает фонарь.
Я осознаю: быть Бесстрашным, значит быть готовым усложнить себе жизнь лишь для того, чтобы стать более самодостаточным. Нет ничего смелого в блуждании по темным улицам без фонаря, но, по идее, мы не нуждаемся в помощи, даже если речь идет о свете. Мы должны быть способны на все.
И мне это нравится. Потому что, возможно, настанет день, когда не будет ни фонарика, ни оружия, ни направляющего. И я хочу быть готовой к такому повороту событий.
Здания заканчиваются прямо перед болотом. Над островком, выступающим над грязью, возвышается гигантское белое колесо с множеством красных пассажирских кабинок, удаленных друг от друга на равное расстояние. Колесо обозрения.
— Только подумайте. Люди катались на этой штуковине. Для развлечения, — говорит Уилл, качая головой.
— Должно быть, они были Бесстрашными, — говорю я.
— Да, но это была их примитивная версия, — смеется Кристина. — На Колесе обозрения Бесстрашных не было бы никаких кабинок. Тебе пришлось бы просто крепко держаться руками, а там будь, что будет.
Мы идем вниз вдоль пристани. Все здания слева от меня пусты, вывески сорваны, окна закрыты, но это какая-то чистая пустота. Кто бы ни покинул эти места, они сделали это по доброй воле, не в спешке. Большинство мест в городе не похоже на это.
— Отважишься прыгнуть в болото? — спрашивает Кристина Уилла.
— Только после тебя.
Мы добираемся до карусели. Некоторые лошадки поцарапаны и обшарпаны, со сломанными хвостами и расколотыми седлами. Четыре достает флаг из кармана.
— Через десять минут вторая команда подберет для себя дислокацию, — говорит он, — предлагаю вам воспользоваться этим временем для составления плана действий. Мы, конечно, не Эрудиты, но умственная подготовка — один из аспектов тренировки Бесстрашных. Возможно, это даже важнейший аспект.
Он прав. Какая польза от натренированного тела, если ума нет?
Уилл забирает флаг у Четыре.
— Кто-то должен остаться здесь на карауле, а другим следует пойти в разведку для определения дислокации соперников, — говорит Уилл.
— Серьезно? Думаешь? — Марлен выдергивает флаг у Уилла из пальцев. — А кто умер и сделал тебя главным, перешедший?
— Никто, — отвечает Уилл, — но кому-то надо принять решение.
— Может, стоит выбрать более оборонительную стратегию? Дождаться, когда они придут за нами, или выманить их? — предлагает Кристина.
— Какой-то девчачий план, — комментирует Юрай, — Я за то, чтобы мы все выдвинулись. Только надо спрятать флаг хорошенько, чтобы его не нашли.
Все члены команды подключаются к обсуждению, их голоса становятся все громче с каждой секундой. Кристина поддерживает план Уилла, рожденные в Бесстрашии голосуют за нападение, и все спорят о том, кто должен принять решение. Четыре сидит на краю карусели, опершись на пластмассовую ногу лошади. Его глаза устремлены в небо, на котором нет ни одной звезды, лишь круглая луна, выглядывающая из-за полупрозрачных облаков. Его мышцы расслаблены; руки сложены на затылке. Он выглядит почти спокойным, прижимая оружие к плечу.
Я резко закрываю глаза. Почему он так легко отвлекает меня? Мне надо собраться.
Что бы я сказала, если бы могла перекричать их всех? Мы не можем действовать, пока не узнаем расположение другой команды. Они могут находиться, где угодно в радиусе трех километров, хотя болото можно исключить. Самый лучший вариант найти их — перестать спорить о способах поиска и количестве необходимых людей для этого.
Надо просто забраться повыше.
Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что за мной не наблюдают. Никто не смотрит на меня, и я иду в сторону Колеса обозрения легкими, тихими шажками, прижимая ружье к спине, чтобы не шуметь.
Когда я смотрю на Колесо обозрения с земли, горло у меня перехватывает. Оно намного выше, чем я думала, такое огромное, что я едва могу разглядеть кабинки, качающиеся на самом верху. Единственный плюс высоты — это вес конструкции, которая ее поддерживает. Если заберусь высоко, колесо не развалится подо мной.
Сердце учащенно бьется. Смогу ли я действительно рискнуть жизнью ради этого… ради победы в игре, которую так любят Бесстрашные?
Из-за темноты они едва различимы, но приглядевшись к огромным ржавым опорам, удерживающим колесо на месте, я замечаю ступени лестницы. Каждая опора шириной с мое плечо, и нет перил, за которые я могла бы держаться, но лучше уж забираться по лестнице, чем по спицам колеса.
Я цепляюсь за ступеньку. Она ржавая и тоненькая и, кажется, может раскрошиться у меня в руках. Для проверки я становлюсь на самую низкую ступеньку и подпрыгиваю, чтобы убедиться в ее надежности. Движение приносит боль в ребрах, и я вздрагиваю.
— Трис, — слышу я тихий голос за собой. Удивительно, но он меня не пугает. Может, я становлюсь бесстрашной, и находчивость — это то, что мне следует развивать? А может, это потому, что его голос тихий и мягкий, почти успокаивающий. Какой бы ни была причина, я оборачиваюсь. Четыре стоит за моей спиной с оружием, перекинутым через плечо совсем как у меня.
— Да? — говорю я.
— Я решил выяснить, что же ты делаешь.
— Я ищу площадку повыше, — отвечаю я, — ничего особенного.
Я вижу его улыбку в темноте:
— Хорошо, я тоже пойду.
Я останавливаюсь на секунду. Он не смотрит на меня, как на маленькую, слабую и бесполезную и не жалеет меня за эти мои особенности, как это иногда делают Уилл, Кристина и Ал. Но если он настаивает на том, чтобы пойти со мной, значит, не уверен во мне.
— Со мной все будет в порядке, — говорю я.
— Не сомневаюсь, — отвечает он. Я не слышу сарказма, но знаю, что он точно присутствует. Его не может не быть.
Я поднимаюсь, и когда я останавливаюсь в паре метров от земли, он следует за мной. Он движется быстрее, поэтому вскоре его руки цепляются за те ступени, которые мои ноги только что покинули.
— Скажи мне, — говорит он тихо, пока мы карабкаемся. Кажется, он запыхался. — Какова, по-твоему, цель этой тренировки? Я имею в виду, игру, а не восхождение.
Я смотрю вниз на землю. Кажется, она очень далеко, хотя я и на треть не продвинулась. Надо мной платформа, расположенная под центром колеса. Вот моя цель. Я даже не задумываюсь о том, как буду спускаться. Ветерок, до этого приятно обдувавший мои щеки, теперь только мешает. Чем выше мы поднимаемся, тем сильнее он становится. Надо быть готовой.
— Обучение стратегии, — отвечаю я, — работе в команде, возможно.
— Работе в команде, — повторяет он. Смешок застревает у него в горле. Это похоже на учащенное дыхание.
— Ну, может и нет, — говорю я, — командный дух не в числе приоритетов Бесстрашных.
Ветер стал намного сильнее. Я прижимаюсь ближе к белому каркасу, чтобы не упасть, но так труднее карабкаться. Подо мной карусель кажется маленькой. Я едва различаю свою команду под навесом. Некоторые отсутствуют, наверное, поисковый отряд ушел.
Четыре говорит:
— По идее, он должен быть приоритетом. Во всяком случае, так было раньше.
На самом деле, я даже не слушаю, потому что от высоты кружится голова. Руки ломит от боли из-за того, что приходится держаться за ступеньки, ноги дрожат, почему, я и сама не знаю. Это не высота меня пугает… Высота наполняет меня живой силой, которую я чувствую каждым органом, сосудом и мускулом.
И вдруг я понимаю, в чем причина. Это он. Есть в нем что-то, что заставляет меня ощущать, будто я вот-вот упаду. Или растаю. Или сгорю.
Я чуть не промахиваюсь мимо следующей ступени.
— Теперь скажи мне, — говорит он, тяжело дыша, — что, по-твоему, изучение стратегии имеет общего с храбростью?
Вопрос напоминает мне, что он мой инструктор и должен меня обучать. Облако проплывает перед луной, и свет скользит по моей руке.
— Ну, это как подготовка к действиям, — в конце концов, отвечаю я, — изучил стратегию, используй ее. — Я слышу его громкое и частое дыхание за своей спиной. — Ты в порядке, Четыре?
— Ты вообще человек, Трис? Так высоко над землей… — Он глотает воздух. — Неужели, тебе совсем не страшно?
Я смотрю вниз через плечо. Если я упаду, то погибну. Но, надеюсь, все-таки не упаду.
Порыв ветра раскачивает меня из стороны в сторону. Я задыхаюсь и цепляюсь за ступеньку, теряя равновесие. Холодная рука Четыре хватает меня за бедро, один из пальцев касается оголенного участка кожи прямо под кромкой моей футболки. Он сжимает меня и осторожно подталкивает влево, восстанавливая мое равновесие.
Теперь я не могу дышать. Я останавливаюсь, уставишься на свои руки, во рту пересохло. Я чувствую след там, где была его рука, его длинные узкие пальцы.
— Ты в порядке? — спрашивает он тихо.
— Да, — отвечаю я напряженным голосом.
Я продолжаю молча взбираться, пока не достигаю платформы. Судя по затупленным концам металлических стержней, раньше здесь были рельсы, но сейчас их нет. Я сажусь и продвигаюсь к краю, чтобы Четыре поместился. Не раздумывая, я свешиваю ноги в пустоту. Четыре, однако, усаживаясь, прижимается спиной к металлической опоре, тяжело дыша.
— Ты боишься высоты, — говорю я, — как ты выживаешь среди Бесстрашных?
— Я игнорирую свой страх, — отвечает он. — Когда я принимаю решение, я забываю о его существовании.
Я пристально смотрю на него. Не могу понять. Для меня существует разница между отсутствием чувства страха и игнорированием его.
Судя по всему, я слишком долго на него смотрю.
— Что? — спокойно спрашивает он.
— Ничего.
Я отворачиваюсь от него и смотрю на город. Надо сосредоточиться. У меня была причина забраться сюда.
Город черный как смоль, но даже не будь он таким, я бы не смогла увидеть что-нибудь совсем вдалеке. Здание перекрывает обзор.
— Мы недостаточно высоко забрались, — говорю я, оглядываясь: надо мной множество балок — подмостки колеса. Если буду осторожна, смогу поставить ногу между опорами и балками и остаться жива. Ну, или, по крайней мере, с шансами на это.
— Я собираюсь лезть дальше, — говорю я, поднимаясь, цепляюсь за одну из балок над головой и подтягиваюсь. Резкая боль пронизывает мои побитые бока, но я ее игнорирую.
— Ради Бога, Стифф! — восклицает он.
— Тебе необязательно следовать за мной, — говорю я, оценивая лабиринт из балок над головой. Я ставлю ногу на место пересечения двух балок и толкаю себя вверх, в процессе цепляясь за следующую. Я шатаюсь секунду, мое сердце бьется так громко, что я не слышу ничего другого. Каждая мысль в моей голове сосредоточена на сердечном ритме, бьется с ним в унисон.
— Обязательно! — говорит он.
Я знаю, это безумие. Одна маленькая ошибка, полсекунды сомнения и моей жизни конец. В груди все горит, а я улыбаюсь, ухватившись за следующую балку. Дрожащими руками я подтягиваю себя вверх, и поднимаю ноги, чтобы забраться на другую балку. Когда я чувствую себя устойчиво, я смотрю вниз на Четыре. Но вместо него вижу землю.
Не могу дышать.
Я представляю свое тело падающим вниз, ударяющимся о балки в полете и мои переломанные конечности на мостовой, совсем как у сестры Риты, когда она упала с крыши. Четыре хватается за балки обеими руками и подтягивается так просто, будто сидит на кровати. Но он не чувствует себя здесь ни уютно, ни уверено — на его руке выпирает каждая мышца. И глупо было бы чувствовать себя иначе на высоте тридцати метров над землей.
Цепляюсь за следующую балку, нахожу другое место, куда поставить ногу. Когда я снова смотрю на город, здание уже не перекрывает обзор. Я достаточно высоко залезла, чтобы видеть линию горизонта. Большинство зданий кажутся черными на фоне темно-синего неба, но вершину Центра освещают красные огни. Они мигают так же быстро, как бьется мое сердце.
Под зданиями улицы похожи на туннели. Несколько секунд я вижу лишь темный покров перед собой, с небольшими различиями между зданиями и небом, улицами и землей. Затем я различаю крошечный мигающий свет на земле.
— Видишь? — указывая в том направлении, говорю я.
Четыре останавливается справа от меня и глядит мне через плечо, его подбородок напротив моей головы. Его дыхание рядом с моим ухом, и я чувствую, что меня снова трясет, как когда я забиралась по лестнице.
— Да, — говорит он. Улыбка озаряет его лицо. — Свет из парка в конце пирса, — произносит он. — Смотри. Они окружены открытым пространством, но деревья обеспечивают им некоторый камуфляж. Очевидно, недостаточный.
— Хорошо, — отвечаю я. Я смотрю на него через плечо. Мы так близко, что я забываю, где нахожусь, зато замечаю, что уголки его рта естественно изогнуты, как мои, и у него шрам на подбородке.
— Хм… — говорю я, откашливаясь. — Спускайся вниз, а я за тобой.
Четыре кивает и лезет по колесу. У него такие длинные ноги, что он легко находит место для опоры и опускается между балок. Даже в темноте я вижу, что его руки ярко-красные и дрожат.
Я тянусь вниз ногой, перенося свой вес на одну из перекладин. Она скрипит подо мной и отваливается, с грохотом ударяясь о полдюжины стержней на пути вниз, и, подскакивая, падает на тротуар. Я вишу на подмостках, а мои ноги болтаются в воздухе. У меня вырывается приглушенный вздох.
— Четыре!
Я пытаюсь найти другое место, куда можно поставить ноги, но ближайший выступ находится в нескольких футах: дальше, чем я могу дотянуться. Мои руки вспотели. Я вспоминаю, как вытирала их о брюки перед Церемонией Выбора, перед тестом на способности, перед каждым важным событием. Я подавляю крик. Я соскользну. Я соскользну.
— Держись! — кричит Четыре. — Только держись. У меня идея.
Он спускается вниз. Он движется в неправильном направлении: он должен иди ко мне, а не от меня. Я пристально смотрю на свои руки, которые обхватывают узкую перекладину так плотно, что суставы белеют. Мои руки темно-красные, почти бордовые. Они долго не протянут.
Я сама долго не протяну.
Я зажмуриваюсь. Лучше не смотреть. Лучше представить, что ничего этого не существует. Я слышу скрип кроссовок Четыре о металл и быстрые шаги по ступеням лестницы.
— Четыре! — воплю я. Может, он ушел? Может, он оставил меня? Может, это тест на храбрость? Я вдыхаю через нос и выдыхаю ртом. Я считаю свои вдохи, чтобы успокоиться. Один, два. Вдох, выдох. Ну, давай же, Четыре. Это все, о чем я могу думать. Давай же, сделай что-нибудь.
Тут, я слышу странный звук и хруст. Балка, за которую я держусь, дрожит, и я кричу сквозь сжатые зубы, пока борюсь за то, чтобы удержать хватку.
Колесо двигается.
Воздух обвивается вокруг лодыжек и запястий, ветер бьет, будто из гейзера. Я двигаюсь по направлению к земле. Я начинаю смеяться с истерическими нотками в голосе, потому что земля все ближе и ближе. Но я набираю скорость. Если я не спрыгну вовремя, кабина и металлические леса заволокут мое тело под себя, и тогда я уж точно погибну.
Каждая мышца моего тела напрягается, пока я мчусь к земле. Когда я могу увидеть трещины в тротуаре, я спрыгиваю, и мое тело обрушивается на землю. Ноги подгибаются, я группируюсь и откатываюсь в сторону так быстро, как только могу. Асфальт обдирает лицо, и я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, что колесо надвигается на меня, как гигантский ботинок, собирающийся меня пришлепнуть. Я вновь качусь, и дно кабинки проносится над моими плечами.
Я в безопасности.
Я прижимаю ладони к своему лицу. Я не пытаюсь встать. Если я попробую, уверена, я просто упаду обратно на землю. Я слышу шаги, и руки Четыре берут меня за запястья. Я позволяю ему оторвать мои ладони от глаз.
Он вкладывает одну из моих рук между своими. Тепло его кожи подавляет боль в пальцах.
— С тобой все в порядке? — спрашивает он, сложив наши руки вместе.
— Да.
Он начинает смеяться.
Секунду спустя я тоже смеюсь. Свободной рукой, я помогаю себе сесть. И осознаю, какой маленький промежуток сейчас между нами — шесть дюймов, не больше. Кажется, что это расстояние заряжено электричеством. Я чувствую, что оно должно быть меньше.
Он поднимается, потянув меня за собой. Колесо еще двигается, создавая ветер, отбрасывающий мои волосы назад.
— Ты мог бы сказать, что колесо обозрения работает, — говорю я. Я стараюсь, чтобы мой голос звучал обыденно. — Нам бы не пришлось тащиться на площадку.
— Я бы сказал, если бы знал, — отвечает он. — Я не мог просто позволить тебе висеть там, вот и рискнул. Пошли, время захватить их флаг.
Четыре колеблется на мгновении, а затем берет меня за руку, кончики его пальцев прижимаются к внутренней части моего локтя. В других фракциях он дал бы мне время, чтобы оправиться, но он Бесстрашный, поэтому он лишь улыбается мне, и мы идем к карусели, где члены нашей команды охраняют флаг. И я наполовину бегу, наполовину хромаю рядом с ним. Я все еще слаба, но мой разум уже просыпается, особенно, учитывая, что я чувствую, как он держит свою руку на моей.
Кристина взгромоздилась на одну из лошадей, ее длинные ноги скрещены, а рука обвита вокруг столба, удерживающего пластиковое животное в вертикальном положении. Наш флаг находится позади нее, пылающий треугольник в темноте. Трое рожденных в Бесстрашии инициированных стоят среди других потертых и грязных пластмассовых животных. Один из них держит свою руку на лошадиной голове, и поцарапанный глаз лошади смотрит на меня сквозь его пальцы. Сидящая на краю карусели Бесстрашная постарше чешет свою четырежды проколотую бровь большим пальцем.
— Куда пошли остальные? — спрашивает Четыре.
Мне кажется, что он выглядит взволнованно, его глаза полны энергии.
— Ребятки, это вы колесо раскрутили? — говорит девушка. — Какого черта? О чем вы только думали? Вы могли с таким же успехом просто закричать: «Мы здесь! Идите и заберите флаг!» — Она качает головой. — Я не вынесу позора, если опять проиграю в этом году. Три года подряд?
— К черту колесо, это неважно, — говорит Четыре. — Мы знаем, где они.
— Мы? — спрашивает Кристина, переводя взгляд с Четыре на меня.
— Ну да, пока вы все сидели, сложа руки, Трис поднялась на колесо обозрения, чтобы найти другую команду, — отвечает он.
— И что нам теперь делать? — зевая, спрашивает один из Бесстрашных.
Четыре смотрит на меня. Глаза других инициированных, включая Кристину, медленно перемещаются от него ко мне. Я пожимаю напряженными плечами, как бы говоря, что не знаю, и тогда изображение пирса, растянувшегося подо мной, появляется у меня в голове. У меня есть идея.
— Разделимся на две группы, — говорю я. — Четверо из нас пойдут прямо к пирсу, трое — налево. Люди Эрика будут в парке в конце пирса, так что, команда из четырех человек будет атаковать их, тогда как группа из трех зайдет сзади соперников и захватит флаг.
Кристина смотрит на меня, будто не узнавая. И я ее не виню.
— Звучит хорошо, — говорит девушка постарше, хлопнув руками. — Давайте закончим с этой ночью, а?
Кристина присоединяется ко мне в группу, наряду с Юраем, чья улыбка выглядит белоснежной на фоне его бронзовой кожи. Я раньше не замечала, что у него за ухом есть тату в форме змеи. Я мгновение разглядываю ее хвост, обвивающийся вокруг мочки уха, но Кристина переходит на бег и я должна следовать за ней.
Я должна бежать в два раза быстрее, чтобы мои короткие шаги соответствовали ее длинным. Пока я бегу, я осознаю, что только один из нас доберется до флага, и не будет иметь значения, что это был мой план и что добытая мной информация привела нас к нему, если я сама не схвачу его. И, хотя я тяжело дышу, я бегу быстрее, наступая Кристине на пятки. Я снимаю оружие с тела и держу палец на спусковом механизме.
Мы достигаем конца пирса, и я закрываю рот, чтобы не выдать себя громким дыханием. Мы замедляемся, поэтому наши шаги не слишком шумные, и я ищу мигающий свет снова. Сейчас, когда я на земле, он ярче и его легче увидеть. Я указываю на него, и Кристина пригибается, направляясь к нему.
И тут я слышу громкий хор голосов. А затем соответствующий звук, когда пейнтбольные шарики отправлялись в дело, а также хлюпанье, когда они достигают цели. Наша команда напала, другая — рванулась сражаться с нами, а флаг почти никто не охраняет. Юрай прицеливается и выстреливает в бедро последнему охраннику. Охранник, низкая девушка с фиолетовыми волосами, в истерике бросает оружие на землю.
Я бегу, чтобы догнать Кристину. Флаг висит на ветке дерева, высоко над моей головой. Мы с Кристиной тянемся к нему.
— Да ладно тебе, Трис, — произносит она. — Ты уже и так герой дня. И ты ведь знаешь, что все равно не сможешь его достать.
Она смотрит на меня так, как люди иногда смотрят на детей, делающих что-то, предназначенное только для взрослых, и срывает флаг с ветки. Не глядя на меня, она поворачивается и издает победный клич. Голос Юрая присоединяется к ней, а затем я слышу целый хор.
Юрай хлопает меня по плечу. Я пытаюсь забыть о взгляде, которым одарила меня Кристина. Возможно, она права. Сегодня я уже показала, на что способна. Я не хочу быть жадной. Не хочу быть, как Эрик, бояться силы других людей.
Крики триумфа становятся заразительными. Я начинаю кричать вместе с ликующими. Кристина держит флаг высоко, и все окружают ее, хватая за руку, чтобы поднять его еще выше. Я не могу приблизиться к ней, так что, я стою в стороне и улыбаюсь.
Чья-то рука касается моего плеча.
— Очень хорошо, — тихо говорит Четыре.
— Не могу поверить, что я пропустил это! — Уилл повторяет снова и снова, качая головой. Ветер проникает сквозь двери вагона и раздувает его волосы во всех направлениях.
— Ты выполнял очень важную работу… не мешал нам, — сияя, произносит Кристина.
Ал стонет.
— Почему я должен был быть в другой команде?
— Потому что жизнь несправедлива, Альберт. И весь мир в сговоре против тебя, — отвечает Уилл. — Эй, можно еще раз посмотреть на флаг?
Питер, Молли и Дрю сидят напротив остальных участников в углу. Они забрызганы синей и розовой краской и выглядят расстроенными. Они перешептываются, тайком поглядывая на остальных, особенно на Кристину. Сейчас, не являясь тем, кто взял флаг, я чувствую преимущество. Я не чья-то цель. Или, по крайней мере, не больше, чем обычно.
— Значит, ты поднялась на колесо обозрения, да? — спрашивает Юрай. Он прислоняется к стене вагона и садится рядом со мной. Марлен, девушка с кокетливой улыбкой, делает то же самое.
— Да, — говорю я.
— Ты очень умна. Как… Эрудит, — произносит она. — Я Марлен.
— Трис, — отвечаю я. Если бы дома меня сравнили с Эрудитом, это было бы оскорблением, но здесь то, что она сказала, звучит как комплимент.
— Да, я знаю, кто ты, — произносит она. — Тот, кто прыгнул первым, всегда запоминается надолго.
Кажется, прошли годы с того момента, когда я прыгнула со здания в своей одежде Отреченной, кажется, что это было десятилетия назад.
Юрай вынимает один из шаров из пистолета и сжимает его между большим и указательным пальцами. Поезд кренится влево, и Юрай падает на меня, его пальцы сжимают шарик, освобождая поток дурно пахнущей краски розового цвета, который забрызгивает мое лицо.
Марлен загибается от смеха. Я медленно стираю немного краски со своего лица, а затем мажу ее на щеку Юрая. Запах рыбьего жира заполняет весь вагон.
— Фу! — Он снова протягивает шарик ко мне и нажимает, но тот лопается под неправильным углом, и брызги краски летят ему в рот. Он кашляет и весело разыгрывает звуки тошноты.
Я вытираю лицо рукавом и смеюсь до боли в животе.
Если вся моя жизнь будет вот такой: громкий смех, храбрые поступки и чувство усталости, которое ты ощущаешь после тяжелого, но хорошего дня, — то я буду довольна. Пока Юрай скребет свой язык ногтями, я понимаю, что все, что мне нужно сделать, — это пройти инициацию, и эта жизнь будет моей.
