Глава 13
Два процента
Джастин открыл глаза – и тут же закрыл их, спасаясь от режущего света. Подождал несколько мгновений и решил повторить эксперимент, прикрываясь ладонью. Но даже простое движение далось ему с огромным трудом. В теле болела каждая мышца – и отказывалась повиноваться. Он все-таки раскрыл глаза, не увидел над собой ничего особенного, только потолок и лампу. Пришлось опять смежить веки. С невероятным усилием он чуть повернулся на бок – и покосился в ту сторону. Лежал он на какой-то твердой неудобной кровати, тело жаловалось и ныло.
Он все еще держал ладонь козырьком – от света, часто моргал и пытался сфокусировать взгляд на ближайших предметах. Стены отсвечивали немарким-неярким серовато-коричневым, далее просматривалось что-то большое, квадратное, темное – похоже, окно. Рядом с окном кто-то стоял. Размытая фигура зашевелилась, приблизилась, и он смог различить стройное тело, золотые волосы. Его валькирия, кто же еще.
– Эй, – еле просипел он, голос тоже не слушался. И еще во рту странный какой-то привкус образовался. – Что новенького?
– Ты – идиот. Ты в курсе?
Яростная ты моя красавица. Ну, точно, валькирия.
– А разве это новости?
Теперь она стояла прямо перед ним, и он хорошо ее видел. Лицо измученное, прическа рассыпалась, пряди свисают в беспорядке.
– А что случилось? – И, прежде чем она ответила, сам догадался: – Передоз?
Она яростно закивала:
– Да! Ты что себе думал! Ты же умереть мог!
– Слушай, отличный же товар был! Сто процентов качественный…
Был, да. Он чувствовал себя сделанным из сахарной ваты, какую дети поедают на летней ярмарке в Анкоридже. Еще у него и зрение изменилось: все силуэты обзавелись цветом, люди ходили и блестели, вокруг них колыхались кислотного, яркого цвета ауры, а следы они оставляли тоже яркие и светящиеся.
Мэй не ответила, старательно поддерживая выражение совершенного бесстрастия на лице. И он понял, что упал в ее глазах донельзя, и теперь ему года два, не меньше, наверстывать упущенное. В то же время он вдруг с немалым удивлением осознал, что госпожа валькирия переживала за него!
– Я даже представить себе не могла, что мне придется защищать тебя – от себя самого! – добавила она. – Как такой умный человек, как ты, может совершать такие дикие глупости?!
«Хороший вопрос», – заметил Магнус.
Как он мог так сглупить? Да элементарно. Он просто не умел говорить «нет». В особенности искушениям и радостям жизни. Одно удовольствие хорошо – десять лучше, вот и вся его философия.
– Я не знаю, насколько реальным тебе представляется найти убийцу, – гневно продолжила она. – Хочешь, чтобы все было хорошо? Хочешь остаться в стране? Тогда иди и займись расследованием! И прекрати закидываться наркотиками и жалеть себя!
Ее слова разом вернули его к жуткой действительности: расследование зашло в тупик, Корнелия в ярости, Каллиста исчезла. Обстоятельства вполне печальные, как раз для того, чтобы искать забытья не очень легальными средствами…
– А ты никогда не хотела просто не думать?
Лицо Мэй из сердитого стало очень удивленным:
– В смысле?
Он перекатился на спину и уставился в потолок:
– Я очень много думаю, Мэй. Постоянно. Вижу, замечаю – много всего. А мозг каждую деталь анализирует, снова и снова, так и эдак ее крутит. Расследование. Мое присутствие в РОСА. Храм тот. Ты.
Тут он вздохнул.
– Я не могу отключить мозг. Он как белка в колесе. Вот почему я принимаю снотворные, чтобы уснуть.
– Да? А я-то думала, что ты накачиваешься снотворными, потому что закидываешься с утра стимуляторами.
Его буквально физически обдало ее презрением. Обычно Джастин в таких случаях реагировал на уровне рефлексов, как от удара молоточком невропатолога по колену, – выходцев из каст он ненавидел безмерно. Но тут он не разозлился, а почему-то почувствовал себя… никчемным.
«Я сказал или сделал что-нибудь неподобающее?» – спросил он воронов.
«Передоз?» – безмятежно предположил Гораций.
«Вы знаете, о чем я».
«Ты сделал ей предложение», – ответил ворон.
«Да вы что…» Вот этого Джастин не помнил совсем. После того, как он принял дозу «Врат рая», он мало что помнил. Судя по самочувствию, принял он не одну дозу.
«Ну и как все прошло? Результат я вижу – я в больничной кровати, а не в ее».
«Ты был весьма красноречив, – сказал Гораций. – Выражался весьма поэтично. Я бы пошел с тобой».
«Ты предложил ей царский венец. Корону», – холодно и очень серьезно сказал Магнус.
Джастин почувствовал, как сердце ухнуло вниз и затрепыхалось где-то в районе пяток. Понятно, что под кайфом чего только не сделаешь. Но на то, что его разберет на запретные действия, он не настраивался. Сейчас в голове прояснилось, Мэй смотрела на него снисходительно – как мерзко! Как она смеет! Под этим взглядом он мог сопротивляться ей. Хорошо, что она не изменила себе – по-прежнему ненавидит его и презирает плебеев в целом. Иначе…
– Если я снова буду к тебе приставать, – выдохнул он, – разрешаю дать мне с размаха в челюсть.
Вот этих слов она не ожидала:
– Но… почему?
«Потому что если я снова с тобой пересплю, то стану слугой неведомого бога».
– Потому что ты абсолютно четко обозначила свои нордические предпочтения. И я уважаю твой выбор.
Он заявил это, не подумав, – просто хотел, чтобы она держалась от него подальше. Он не пытался выглядеть благородным рыцарем. И все равно – что-то такое, чего он не ожидал, мелькнуло у нее в лице.
«Ты только что поднялся в ее персональном рейтинге примерно на два процента, – проницательно заметил Гораций. – Это первая твоя удачная ремарка в диалоге. Сейчас, как ни странно, ты не выглядишь в ее глазах как полный идиот». Ворон был доволен – еще бы. Они с напарником желали их скорейшего с Мэй примирения.
А вот Магнус оказался настроен не так оптимистично:
«Чтобы наладить с ней отношения, тебе не только вину придется загладить. Я же тебе говорил – за ней следуют боги. Одна богиня вообще от нее не отстает. Ты должен помочь Мэй освободиться, вернуться к ее собственному богу. Ты же видел, что на нее находит во время боя».
«Тьма», – согласился Джастин. Он видел ее – почти физически ощутимую тень, которая опускалась на Мэй во время схватки.
«Все оттого, что боги не могут заговорить с ней нормально».
«Как же, интересно знать?».
«Во сне».
«А почему нет?» – спросил Джастин.
«Это я у тебя хочу спросить», – ответил Магнус.
И Джастина осенило:
«Естественно. Потому что она не спит».
«А ты умный, – одобрительно заметил Гораций. – Жаль только, что глупый такой».
«Будь осторожен, – предостерег Магнус. – Богиня, что следует за ней, может заподозрить еще чье-то присутствие. Ты, конечно, упрешься и станешь все отрицать, но в тебе видна сила. Не всем, конечно. Но видна. И ей уж точно не понравилось, что Мэй пытались перехватить и отобрать в том храме».
Джастин сначала не понял, о чем речь. А потом вспомнил: Мэй, стоящая перед статуей богини – огромной, сияющей, как день. В ней чувствовалась мощь, сравнимая с той, что опускалась на Мэй во время боя. Только та была темная и жуткая, а эта – теплая, зовущая и полная жизни.
«А что это было?» – спросил он.
«Другой бог хотел вырвать Мэй из-под власти черной», – ответил Магнус.
«Владычица с книгой?»
Не слишком вероятно, чтобы богиня учености – и вдруг позарилась на Мэй.
«Нет, другое божество. Весьма предприимчивое, кстати. Увидело шанс – и воспользовалось. Но вообще боги часто слабеют на чужой территории».
Мэй всмотрелась в лицо Джастина:
– Почему ты так на меня смотришь?
Тут он понял, что таращился на нее все время, пока разговаривал с воронами. Но он быстро нашелся:
– Ты только Син об этом не рассказывай, ладно?
– Я и не собиралась.
– Син тебе оладушек нажарила, ты их съела несметное количество. И вы, дамочки, спелись…
Кстати, в ходе совместных трапез выяснилось, что поддержание сверхчеловеческих мощностей преторианского организма требовало просто чудовищного количества еды.
– Так вкусные же были оладьи, – согласилась Мэй. – И она много нажарила. Она всегда много готовит. Как на армию.
Джастин улыбнулся:
– А знаешь почему? Это сверхкомпенсация.
– В смысле?
Тут он задумался над ответом. Пытаясь избежать разговора на тему, которую не хотела затрагивать Мэй, он нечаянно завел другой – не слишком приятный ему.
Были времена, когда он мог с одного взгляда узнать и потом пересказать всю историю жизни человека – но предпочитал держать это знание при себе. Но тут он заглянул в ее глаза – а сегодня в них переливалось синее и зеленое, и они завораживали – и почувствовал, что не может сопротивляться странной боли внутри, которая заставляет говорить и говорить. Может, она его и вправду ненавидит. А может, думает, что он слаб и может только людьми манипулировать. Но ему вдруг нестерпимо захотелось ее понимания. Ну, хотя бы чуточку понимания того, как он дошел до такой жизни.
– Знаешь, как началась карьера блестящего следователя департамента? Среди пыльных лотков летней ярмарки в Анкоридже. Мы с Син зарабатывали на пропитание тем, в чем ты считаешь меня профессионалом, – жульничеством и шарлатанством.
Мэй возмутилась:
– Ничего подобного! Я так не считаю!
– Да ну!
И он пристально посмотрел ей в глаза, и она отвела взгляд – точно, именно так она и считает.
– Ты считаешь, что я все говорю исключительно затем, чтобы облапошить людей и заставить их исполнять мою волю. И это, в принципе, верный ход мысли, потому что в пятидесяти процентах случаев так оно и есть. У нордлингов есть карнавалы, ярмарки?
– Конечно.
– Наверняка там играют в игры типа «отгадай, сколько мне лет, сколько я вешу» и прочие? Так вот, именно этим мы и занимались. Представляешь, да?
И он протянул руки – входил в роль рассказчика.
– Двое очаровательных детишек – мы и тогда выглядели как сущие ангелы! – приводят в восхищение приезжих, угадывая вещи, которых совершенно точно – знать не могут! Син прекрасно угадывала вес. Она гений – причем недооцененный! Ведь подобный талант предполагает колоссальные математические способности! А я рассказывал людям их биографию. Говорил, сколько им лет. Откуда приехали. Имитировал акценты. Естественно, недостающие сведения я восполнял с помощью пары невинных детских вопросов – зато мог выведать практически что угодно.
– Жульничеством здесь и не пахнет, – заявила Мэй. – Наблюдательность – только и всего.
Он пожал плечами:
– Но ведь похоже на жульничество, верно? Ты бы видела, как люди на нас реагировали. Они считали, что это – волшебство чистой воды. И платили щедро – правда, деньги уходили подлому ярмарочному деятелю, чтоб ему пусто было… Он с нами почти не делился. Но на еду хватало.
– А почему вы должны были зарабатывать себе на еду? Вы же были детьми? – спросила Мэй.
Ну, в ее-то детстве еду готовили повара, а приносили слуги.
– Потому что дома еды не было. Наша мама не работала. В смысле, деньги она получала – но на нас почти не тратила.
– А как же ваш… отец?
Джастин покачал головой:
– Не было никакого отца. Был просто анонимный донор спермы, которого выбрали как подходящего генетического партнера для мамы. И пособие было.
Мэй кивнула – она явно чувствовала себя не в своей тарелке.
– Но… вам же наверняка выдавали федеральный паек.
– Выдавали, – спокойно ответил он. – Мама его продавала – чтобы заполучить очередную дозу.
Мэй молчала некоторое время. Потом сказала:
– Я просто представить себе не могу, что дети голодают в РОСА. И что это за мать такая? Как она могла?
– Ну… у нее было много проблем.
Хорошо он так сказал. Обтекаемо.
– Син считает, что я весь в нее. Вечно на что-нибудь подсаживаюсь.
И он нахмурился, осознавая, насколько странно это прозвучало в контексте разговора.
– Но не так, как она, конечно. А она просто берегов не видела, когда… Я не такой.
– Потому что ты сумел сделать из своих проблем образ жизни, позволяющий тебе работать и зарабатывать.
– Судя по твоему определению, это больше не проблемы, – сварливо отозвался он. – Я и мои близкие – в полном порядке. Я о них забочусь.
Он сам удивился, откуда столько злости в голосе. Что бы ни случилось, он прежде всего думал о Синтии, Квентине – и теперь Тессе. О том, на что им жить. Может, он в отношении зависимостей был весь в мать и зря отрицал это, – но одно он знал точно: бросать близких он не будет. Именно поэтому он едва не умер от горя в изгнании.
– Согласна, – произнесла Мэй безо всякой иронии. – Ты заботишься о них, причем очень хорошо. И теперь посмотри на себя сейчас. Ты получил потрясающее образование в детстве – мало у кого такое было. И сейчас служишь родине.
– Мало у кого было такое – это в самую точку. К тому же… не таким-то уж и сложным делом я занимаюсь.
– Я бы, к примеру, не справилась, – сказала она.
В палату вошла доктор – женщина с суровым лицом, которая быстро дала понять, что он ей совершенно не симпатичен. Она прочла ему длинную лекцию о вреде наркотиков и о том, как опасно смешивать их с алкоголем. А еще она мягко намекнула на то, что если бы при нем нашли запрещенные «Врата рая», ему бы светили крупные неприятности. Она также выдала ему базовые инструкции по реабилитации – отдыхать, пить много воды. И просканировала его эго – чтобы прислать очень полезные ссылки на то, что случается, если злоупотреблять всякими гадостями. Джастин с кротким видом выслушал ее нотации – во-первых, потому что он их заслужил, а во-вторых, так их быстрее выпустят из больницы.
Мэй и Джастин не перемолвились ни словом, покидая больницу. Но она искоса на него посматривала иногда. Он не сомневался: валькирия считает, что его порочные наклонности – признак слабости, но оказалось, что фраза про уважение и рассказ о детстве действительно подняли его в глазах Мэй. А самое ужасное, ему это нравилось. Она верила в него и гордилась им – он читал в ее глазах. Сердце его замирало от счастья. И он тут же напомнил себе, что Мэй – высокомерная девица из касты, которая на всех сверху вниз смотрит и которая недавно его презирала. Он должен держаться соответственно – ради собственной безопасности и потому, что он только такого отношения и заслуживает. Как Гораций выразился? Надо проявить себя полным идиотом пару раз.
«Я думаю, у тебя без проблем получится», – насмешливо протянул ворон.
