Глава 42
Неделю спустя я снова оказалась в больнице. Не в палаточном лазарете на снегу, а в залитом солнечным светом отделении химиотерапии в Лос-Анджелесе.
Маме химиотерапию не назначили, во всяком случае, пока. К ней подсоединили пакет с кровью, насыщавшей организм дополнительными красными тельцами. Капельницу требовалось ставить раз в неделю, пока не начнут улучшаться анализы, и это было лишь началом долгого пути с множеством процедур и контрольных проверок.
Сделав свое дело, санитар оставил нас наедине, и мы какое-то время молчали. Я старалась не смотреть туда, где в мамину руку входила трубка. Врачи ввели ей в вену кусок пластика под названием «катетер», который позволял им ставить капельницы и не делать каждый раз новый прокол. Я ничего не имела против иголок, но при мысли, что у матери постоянно будет пластиковая штука в руке, чувствовала себя неуютно.
Мама уверяла, что так она чувствует себя киборгом, и с ней все в порядке.
– Болит? – спросила я.
– Не очень, самое неприятное то, что мне какое-то время нельзя есть красное мясо.
– Жуть.
– Поскольку в меня закачивают красные кровяные клетки, приходится беречься переизбытка железа. – Мама рассмеялась. – Звучит как хеви-метал.
– В этом вся ты, – сказала я, просматривая на телефоне рецепты вегетарианских блюд. – Ладно, что, если я сделаю сегодня вечером фриттату с цветной капустой?
– Серьезно? Нам не обязательно становиться вегетарианцами, просто запрет на красное мясо.
Я промотала страницу.
– Может, тушеной капусты?
– Ты пытаешься меня угробить? В капусте железа больше, чем в бифштексе! Петрушка тоже смертельно опасна.
– Спорю, до тебя никто не говорил: «Петрушка тоже смертельно опасна». – Я набрала эту фразу на телефоне, чтобы проверить свою теорию. На верхнюю строчку попала какая-то «Петрушечная» резня, в которой было убито двадцать тысяч человек. Если приглядеться, окажется, что все связано со смертью.
Я отложила телефон.
В отделение химиотерапии привели еще одного пациента. Мимо нас под руку с молодой медсестрой прошел мужчина много старше мамы. Его волосы напоминали пух, а костлявое лицо было плотно обтянуто кожей.
За ним следовала молодая девушка в цветастом старомодном платье, в складках которого не играли тени. Похоже, она не замечала меня и мое свечение психопомпа. Девушка шла, опустив голову, чуть заметно улыбалась, словно ребенок, который пытается не хихикать на траурной церемонии.
Мы с мамой молча наблюдали, как медсестра подсоединяет к старику капельницу. Когда она закончила, он надел наушники и расслабился, закрыв глаза. Его ладони подергивались в такт музыке. Девушка-призрак наблюдала, пританцовывая, как будто тоже слышала мелодию.
Я сделала успокаивающий вдох.
– Я отложила колледж на год.
Мать удивленно взглянула на меня, и я увидела, что мышцы на ее руке напряглись. На миг мне показалось, что капельница вот-вот выскочит из ее кожи.
– Лиззи, ты не могла так поступить!
– Уже поступила, – мой голос оставался твердым, – звонок сделан.
– Позвони им снова! Скажи, что передумала!
– Я бы соврала, в любом случае, обратного хода нет. Мое место уже отдали кому-то другому.
Мама застонала.
– Лиззи, я могу лежать с трубкой в руке и без твоей помощи.
– Ты не хочешь меня здесь видеть?
– Я хочу, чтобы ты училась в колледже!
– Это временно, – сказала я, извлекая свой список продуманных аргументов. Я готовилась к разговору с тех пор, как получила первое письмо о приеме в колледж. – Как только начнется химиотерапия, кому-то понадобится тебя сюда привозить. И напоминать тебе, какие таблетки принимать.
Она закатила глаза.
– Я не дряхлая старуха, просто заболела.
– Часть твоих лекарств затрагивает кратковременную память, и большую часть дней тебе не захочется готовить для себя. Поскольку колледж откладывается по медицинским причинам, за мной стопроцентно закрепят место. К тому же не забывай, какое-то время у тебя будет маловато дохода, так что в следующем году мое заявление о предоставлении материальной помощи будет выглядеть естественно. Сплошь одни плюсы.
Она долго меня разглядывала. На другом конце палаты старый пациент напевал под музыку. Привидение сидело неподвижно, сложив руки.
– Слишком много ты обо всем думала, – сказала мама.
– Ты хочешь сказать, что с моей логикой не поспоришь?
– Этим я хочу сказать, что ты могла бы поделиться со мной своими размышлениями раньше.
– Ты велела мне вообще не думать о твоей болезни.
Вздохнув и признав поражение, мама уставилась в одну точку.
– Хорошо, Лиззи, но всего на год. Нельзя, чтобы ты ради меня отказывалась от своей жизни.
Я взяла ее за руку.
– Мама… прямо здесь, в этой комнате, с тобой – это и есть жизнь.
Мама обвела взглядом комнату – мигающие огоньки на трансфузионном аппарате, лампы дневного света на плитках потолка, трубку в своей руке – и с дурашливым видом глянула на меня.
– Отлично. Значит, жизнь – не удалась.
Я не стала спорить. Жизнь непредсказуема и ужасна, ее слишком легко потерять. Жизнь полна культов смерти и психопатов, неудачного выбора времени и скверных людей. Четыре мерзавца с огнестрельным оружием способны убить целый аэропорт народа, микроскопическая ошибка в мамином костном мозгу может слишком рано ее у тебя отобрать. В праведном гневе можно сделать одну-единственную ошибку и лишиться самого любимого человека.
Тем не менее жизнь бесценна, потому что иначе мы бы так не страдали.
– Я хочу быть рядом и тебя поддержать, – сказала я.
Мама улыбнулась.
– Мило, а ты уверена, что не пошла в колледж потому, что хочешь быть поближе к своему парню?
Должно быть, мое лицо выдало чувства.
– Он больше не твой парень?
– Не знаю. Я его давно не видела.
По пути на больничную парковку мы прошли через зал ожидания. Я увидела дверь кабинета неотложной помощи, но маме нужно было зайти в туалет, и на минуту я оказалась одна в многолюдном, полном суеты коридоре. Я прислонилась к стене и разглядывала пол, надеясь больше не увидеть ни одного призрака.
Но, должно быть, что-то заставило меня поднять глаза.
Парамедик катил перед собой пустое кресло-каталку. Он был молод и привлекателен, с веснушчатой бритой головой и намеком на усы. На одном плече у него висело переговорное устройство, а спецодежда измялась, словно после долгой смены.
Он мимоходом глянул на меня, мы на мгновение встретились взглядами, и он решил задержаться. Его кожа светилась, и я различила это сияние даже в жестком свете флуоресцентных ламп больничного коридора.
На усталом лице парня пробилась улыбка. Он тоже увидел мое свечение.
– Чем-нибудь помочь? – спросил он.
Я не сразу поняла, что он имеет в виду.
– Нет, спасибо. Я здесь с мамой. – Я покосилась на дверь уборной.
– Ясненько. Но ты выглядишь так, будто наткнулась на особо мерзопакостное привидение. – Он посмотрел в конец коридора и понизил голос: – Здесь можно столкнуться с парочкой жутких привидений. Они – настоящие гады, из категории «не оживлять ни при каких обстоятельствах».
– Здесь наверняка такие есть, – содрогнулась я. – Но я в порядке, просто выдалась пара трудных деньков.
– Верно, – кивнул парамедик и снова взялся за ручки кресла-каталки. – Надеюсь, с твоей мамой все будет отлично. Дай мне знать, если надо подмазать какие-нибудь колесики. Что-что, а связи у меня есть.
– Правда? – Мне удалось улыбнуться. – Спасибо.
Он подмигнул.
– Мы, светочи, должны держаться друг друга.
Усмехнувшись, он покатил кресло к отделению «Скорой помощи», а мне пришло на ум, что, вероятно, большую часть дней ему труднее, чем мне, и неважно, умерли его родители или живы.
А еще я поняла, что наконец-то нашла лучшее слово, чем «психопомп».
Когда мы возвращались в Сан-Диего на моей новой машине, мама рассказывала, чем собирается заняться, когда прекратит работать. Она собиралась покрасить гараж, переделать кухню и разбить в заднем дворике огород с травами. Я не спрашивала, где она возьмет деньги, а тем более – силы на все замыслы. Не стала обращать ее внимание на то, что она вовсе не киборг. Мне не хотелось портить ее приподнятое настроение.
Вечером мы готовили вместе, а Минди наблюдала за нами – странная, но счастливая семья. Все варианты будущего, о которых я некогда для себя грезила, испарились, но каким-то образом это лишь сделало настоящее еще ценней и реальней.
Полагаю, что хлопоты на кухне изнурили маму, или, быть может, на ней так сказалось переливание крови, но она рано отправилась в кровать. В дверях спальни она меня окликнула:
– Ты и впрямь подумала, как моя болезнь скажется на твоей материальной помощи в следующем году? Хороший ход, детка.
Я убралась на кухне, и мы с Минди отправились на прогулку. Я решила пройтись мимо призрачной школы, просто ради эксперимента.
Любопытно, но после того, как я видела здание последний раз, оно побледнело. Контуры черепичной кровли на фоне серого неба утратили четкость. Возможно, на прошлой неделе умер кто-то из ее бывших учеников, и теперь архитектурную форму сооружения поддерживало меньше воспоминаний живых.
– Помнишь это место? – спросила я.
– Конечно, глупенькая. Мы сюда однажды заходили. – Минди взяла мою ладонь и сжала. – Здесь было очень страшно.
– И не говори. Повтори-ка, что говорил тот голос?
– «Я слы-ы-ы-ы-шу тебя там наверху», – хихикнула она.
Странно. Минди в точности знала, что здесь произошло, но говорила так, словно пересказывает ужастик, а не как маленькая девочка, которая упомянула о своем похитителе. Мне по-прежнему казалось, будто в ней чего-то не хватает.
Я вздрогнула, когда вспомнила звук, с которым ногти старика скребли о доски пола у меня в комнате.
С тех пор как мы навестили мистера Хэмлина в его личном аду, он меня не беспокоил. Наверное, держал свое обещание и ждал, когда я сама его позову. И, возможно, однажды мне снова понадобятся его знания. Впрочем, на данный момент шрамы от его паутины на моих руках и ногах служили достаточным напоминанием о том, кто он такой и что собой представляет.
– Как сегодня вела себя Анна? – спросила Минди по пути домой. – Она не ворчала из-за переливания крови?
Я посмотрела на Минди. Может, она и не помнит собственное ужасное прошлое, зато теперь пристально следит за ходом маминой болезни.
– Она ворчала, но не из-за лечения. Я рассказала ей, что откладываю колледж.
– У тебя неприятности, – пропела Минди и бросилась на меня с объятиями. – Но я рада, что ты остаешься рядом.
– Я тоже. Хотя бы до тех пор, пока мама не позвонит в приемную комиссию и не выяснит, что я бессовестно ввела ее в заблуждение. У меня еще есть шестьдесят дней на то, чтобы изменить свое решение.
– Ты всегда была выдумщицей, – сказала Минди. – Как-то раз ты убедила Джейми, что лун на небе две, только одна невидима.
– С тех пор прошло, … лет восемь.
– Ну да, но тебе известно, что Джейми только притворилась, что тебе поверила? Я слышала, как на следующий день она рассказывала о твоей выдумке Анне. Они обе над тобой смеялись!
Я остановилась, немного задетая этим давним унижением, но еще сильнее удивившись тому, что Минди его помнит. Она никогда не рассказывала ничего подобного в то время, когда боялась убийцы.
Возможно, ее опустевшая часть постепенно заполнялась снова, только не такими ужасами.
Когда мы добрались домой, Минди пожелала отправиться в разведку. Ей наскучили окрестности нашего дома, и она начала наблюдать за людьми, которые живут в соседнем квартале. Она жаждала расширить свой мир, так что я отпустила ее одну.
Я осталась у себя в комнате и бодрствовала на обратной стороне в надежде, что услышу голос в струях реки. Яма уже должен был вернуться в подземный мир. В конце концов, у него был город, который нужно защищать.
Я уставилась на свои ладони. Может, с ростом способностей убийство, что я совершила, постепенно станет видимым, напоминая темное пятно от чернил кальмара.
Думает еще обо мне Яма или нет? Жалеет ли, что не может покинуть свой серый город и отвести меня куда-нибудь, где ветрено, тихо и уединенно?
Я чувствовала его отсутствие, как новый холод в душе, как голод кожи, как разлом в сердце. Поскольку его губы меня больше не успокаивали, я теперь почти не спала, и мой мир казался совсем маленьким. На меня начали давить стены спальни.
Так что, когда после полуночи отдававший ржавчиной ветер обратной стороны донес до меня голос, я сперва не поверила своим ушам. Однако затем он раздался снова.
– Лиззи, ты мне нужна.
Это был Ямараджа.
Теперь я разбиралась в настроениях реки достаточно хорошо, чтобы понять: та несет меня не в подземный мир. Путешествие было коротким, течение спокойным и ровным. Значит, он приглашал меня не в свой серый дворец. С этим я могла справиться. Мне годилось любое место.
Меня выбросило на берег, но не на продуваемой ветром горе. Я оказалась там, где была однажды, в месте, с которым определенно имела связь.
В международном аэропорту Даллас/Форт-Уэрт.
Яма ждал меня у стены с пустыми телевизионными экранами. Мы находились по ту сторону ворот, запертых и не давших никому убежать. Здесь было на два часа позже, чем в Сан-Диего, далеко за полночь, поэтому ворота уже опустили, такими я их и помнила.
Сердце отрывисто колотилось, на периферии зрения пульсировали проблески цвета, но я держала себя в руках.
– Почему здесь? – спросила я.
– Прости, Лиззи, должно быть, тебе тяжело, – его голос был хриплым, будто он всю ночь с кем-то спорил, – но ты здесь нужна.
Я уставилась за ворота, на то место, где погибло много людей. Все выглядело почти так же, как до той атаки: несколько десятков беспокойных, скучающих пассажиров, которые ждут, когда же объявят их рейс.
Добавилось лишь одно: прямо возле арочного металлоискателя появился серый каменный блок, заключенный в стеклянный куб высотой три метра. Его заслоняли строительные леса.
Я вспомнила, что это мемориал погибшим в той атаке. Когда дизайн опубликовали, маме позвонил репортер и спросил, не хочу ли я как-то прокомментировать это событие, а она сказала, что нет.
– Ты уверен, что я здесь нужна? Похоже, все идет своим чередом и без меня.
– Не все, – ответил Яма.
Я присмотрелась к нему. Он казался старше, словно то краткое время, что он провел в верхнем мире, исцеляясь, было намного больше. Его кожа побледнела, щеку пересекал свежий шрам.
Впрочем, Яма все равно был прекрасен. Моя кожа жаждала его прикосновений, голова кружилась от его присутствия. Меня больше не волновали цунами из черной нефти, а вот он – да.
– Мне нужно, чтобы ты кое с кем встретилась, – сказал он. – Но только если ты в состоянии. Мы можем отложить встречу.
– Сейчас так сейчас. – Здесь, с ним, в декорациях всех моих кошмаров, было лучше всего.
Он подал мне руку, и я потянулась за ней. На меня обрушились привычные ощущения: жар Ямы, огонь на его коже, и промерзлый уголок в глубине моей души на мгновение чуть-чуть согрелся.
Мне требовалось что-то сказать, чтобы не разрыдаться.
– Разве ты не боишься, что мистер Хэмлин заглянет в гости, пока тебя нет?
Яма покачал головой.
– Его нет поблизости уже неделю. Играет в долгую игру, ожидая, пока я совершу ошибку; думает, я снова стану нерадивым. А ему-то и нужно всего несколько минут.
– О, всего несколько минут.
Я сосредоточилась на ощущении его руки, на том, как движется по его коже шелковая рубашка.
Когда мы прошли через ворота, где я едва не умерла, по моей спине пробежал холодок паники. Однако металлическая решетка была не крепче дыма в солнечном луче, и при желании я теперь могла ходить сквозь горы.
Мы достигли охраняемой зоны, места, где все и началось. В такое позднее время металлоискатели и рентгеновские аппараты были в основном выключены. Неподалеку от них скучали несколько агентов УТБ, два национальных гвардейца в бронежилетах стояли на страже, повернувшись спинами к стене. Кровопролитие в Колорадо еще не изгладилось из людской памяти, да и Джейми говорила, что повсюду ужесточили меры безопасности. Возможно, здесь это чувствовалось немного сильнее.
Я не стала смотреть на мемориал. Он предназначался восьмидесяти семи людям, что оказались здесь той ночью, а не мне.
– До сих пор не понимаю. Зачем я тебе понадобилась?
Яма ответил глазами, бросив взгляд на парня моего возраста, который ждал в одном из больших пластиковых кресел. В углу я его с трудом заметила. Бормочущий себе под нос, в низко надвинутой на глаза кепке, он почти спрятался в своей игровой футболке.
Серокожий парень не отбрасывал тени. Тем не менее он выглядел резким, его контуры были четче, чем у любого виденного мной призрака. И я поняла, что миллионы людей до сих пор помнят, кто он такой и что совершил.
Я пыталась забыть все подробности той ночи, но даже мне было известно его имя.
– Трэвис Бринкман, – сказала я.
Он поднял на меня глаза: немного настороженно, немного дерзко, будто ребенок, которого застигли, когда он делал нечто подозрительное.
– Я тебя знаю?
Я покачала головой.
– Мы никогда не встречались, но я была здесь в ту ночь.
– Правда? – Он надолго задумался и вздрогнул. – Не могу тебя вспомнить. Скверная выдалась ночь, думаю, было не до знакомств.
– По всем меркам скверная. – Я оглянулась на Яму, предполагая, в чем должна заключаться моя помощь. Он подбодрил меня ласковой улыбкой.
– Я не знал, что предпринять, – сказал Трэвис. – Хоть бы кто-нибудь что-то сделал! Все просто позволяли тем парням стрелять.
– Сначала как-то не верилось в происходящее. – Странно говорить с человеком, который и в самом деле был там. Вот уж не думала, что доведется. – Никто и пальцем не пошевелил, потому что люди не могли понять, что случилось. Все застыли, и происходящее казалось еще более нереальным.
Он сжал кулаки.
– Сам знаю. Однако, когда у тех парней закончились боеприпасы, я надеялся, что все что-нибудь предпримут, поэтому и сделал свой ход.
Я присела рядом с Трэвисом. Сколько раз я мысленно переживала события той ночи, представляя, что позвала на помощь раньше или увела толпу в более безопасном направлении, а то и просто опоздала на самолет из Нью-Йорка, и меня вообще не было в аэропорту.
Как же должен был чувствовать себя Трэвис, который действительно что-то сделал? Парень, который едва не остановил террористов?
– Какая жалость, что ты был совсем один, – сказала я.
– Больше не помог никто. – Он снова забормотал себе под нос, при каждом слове его ладони подрагивали. – Но если бы мне удалось добыть пистолеты…
– Ты хотя бы попытался что-то сделать.
– Не вижу разницы. Они добрались до меня, а потом – до всех.
Я удивилась. Вероятно, призраки не читают газеты. Похоже, он не слышал историю о символе надежды.
– Трэвис, они не добрались до меня.
Он взглянул на меня, его лицо озарилось, а ладони впервые успокоились.
– Шутишь?
Я показала на металлические ворота.
– Я была вон там, общалась по телефону с мамой. А пока террористы расстреливали остальных, я успела позвонить в 911.
«Вы можете добраться до безопасного места?». – Слова проскочили в воздухе подобно атмосферным помехам, и у меня перехватило дыхание. Мир поплыл перед глазами цветной рябью. Однако я должна была остаться здесь и успокоить Трэвиса.
– Телефонистка велела мне притвориться мертвой, и в ту же секунду рядом с моей головой пролетела пуля. В общем, я сразу упала.
– Ты притворилась мертвой? – Он уставился на свои руки. – Проклятье, жаль, что я до такого не додумался.
– Идея была не моя. Мне подала ее диспетчер из службы спасения, – произнесла я, вспоминая, как меня чуть не застрелили. – Вряд ли моя голова хоть что-то соображала, а та женщина подсказала, что мне делать. Но если бы не ты, у меня не было бы ни единого шанса.
Трэвис смерил меня холодным взглядом, затем махнул в сторону Ямы.
– Тебе он велел это рассказать?
– Нет, поверь мне, Трэвис.
Похоже, Трэвис был неумолим.
– Он раньше все время приходил сюда и спорил со мной. Твердил мне, какой я герой.
– Ты и есть герой.
Он закатил глаза.
– Даже он устал это повторять. Давненько я его не видел.
– Не важно, как тебе хочется себя называть, – продолжала я. – Когда до меня наконец-то дошло, что надо делать, я заметила, что террорист целится прямо в меня. У меня было лишь несколько секунд…
Трэвис все еще сомневался. Неверие укоренилось в нем. Он сидел тут месяцами с сосредоточенностью призрака и думал, что каким-то образом оплошал. Ведь именно такую историю рассказывали газеты – он был героем, который погиб храбро, но потерпел неудачу – так живые его и запомнили.
Никто даже не подозревал, что Трэвис Бринкман был нужен мне для выживания.
Даже я.
– Спасибо, – поблагодарила его я. – За все, что у меня теперь есть.
– Неужто я тебе помог? – тихо спросил он, и внезапно в его глазах полыхнула крупица не до конца исчезнувшей надежды. Той же самой надежды, что заставила его – безоружного – броситься на дула террористов.
– Да. Возможно, ты задержал их на пару секунд, но если бы не ты, меня бы убили.
– Но я не мог поступить иначе, – Трэвис покосился на Яму. – Он хороший парень?
Я кивнула.
– А как насчет того места, куда он хочет меня забрать?
– Оно странноватое, зато красивое и куда лучше, чем аэропорт.
– Я уже ненавижу аэропорты.
– Мне тоже они не нравятся, – согласилась я. – Отстой.
– Ага. – Он хлопнул руками по коленям и встал, озираясь по сторонам. – Думаю, я почти готов убраться отсюда.
– Отлично. Но, Трэвис, ты не возражаешь, если я сначала переговорю со своим другом?
* * *
Но мы с Ямой долго молчали. Мне было слишком тяжело, а он, скорее всего, тревожился о сестре и городе.
Но, наконец, он нарушил паузу:
– Спасибо, что помогла, Лиззи.
– Я выполнила свой долг перед Трэвисом, ты, должно быть, знаешь, – заметила я и спросила: – Почему ты не привел меня сюда раньше?
– Ты была не готова.
– Наверное, – вздохнула я, осматривая аэропорт. – Но так ли отличается то, что произошло здесь, от всего остального, что случилось со мной?
– Лиззи, мне не хотелось причинять тебе боль.
Я вглядывалась в него, не зная, о чем говорить: то ли извиняться, то ли вымаливать прощение. Я была не в силах его отпустить.
– Как агент Рейес?
Яма грустно улыбнулся.
– Взвалил на себя ответственность за нашу городскую стражу. Он совсем не выцвел. Должно быть, среди живых его хорошо помнят.
Я сглотнула.
– Пожалуйста, поблагодари его за все. Да и твою сестру, пожалуй.
Яма довольно угрюмо кивнул, и мне стало ясно, он знает, что эти благодарности связаны с сокрытием убийства, которое я совершила.
Перед глазами уже пульсировали цвета.
– Мне жаль, любимый.
– Мне тоже.
Он прикоснулся к моему шраму в виде слезинки.
– То, как ты ко мне относишься, это навсегда?
– Одна лишь смерть приходит всегда, но и она меняется со временем.
Я изумленно смотрела на него, гадая, что он имел в виду. Может, запах убийства выветрится, и я смогу вычеркнуть из памяти случившееся?
Но Яма не стал облегчать мне жизнь. Он не дал мне прямого ответа, просто поцеловал разок, зажигая на губах пламя.
– Я найду тебя снова, – прошептал он, но мне этого было достаточно.
По пути домой я поняла, что не хочу возвращаться в свою спальню. Она была слишком пустая и маленькая. Последнюю неделю я ютилась в ней, ожидая зова Ямы, и избегала всех, кроме мамы и Минди. Но сейчас настало время кардинальных перемен.
Поэтому я отдалась на волю реки, позволяя ей прислушаться к моему подсознанию и доставить меня туда, куда ей хочется. Сперва она кружила, была медлительной и бесцельной, но затем внутри меня созрело решение, и после нескольких минут в бурном потоке я достигла пункта назначения. Раньше Вайтарна никогда не приносила меня сюда, но моя связь с этим местом была давней и крепкой.
В комнате Джейми, как обычно, царил беспорядок: тетрадь с домашним заданием по физике лежала на полу, одежда была навалена на стулья, на кровати валялась полудюжина ярких буклетов из различных колледжей.
Джейми в банном халате и пижаме сидела за компьютером. Я увидела, что она обрезает собственную фотографию, и быстро отвернулась. Я поклялась, что никогда не стану использовать свои способности для слежки за друзьями. Пройдя сквозь дверь ее спальни на обратную сторону, я переместилась в реальный мир и постучала.
– Да, папа?
Я распахнула дверь.
– Привет.
– О, привет! – Джейми моргнула. – Тебя мой папа впустил?
По привычке я ей чуть не солгала. Но у меня появилась идея, почему река принесла меня сюда и почему этого захотело мое собственное подсознание. Я решила не врать.
– Нет, я сама себя впустила.
Джейми рассмеялась.
– В такое-то время? Ты что, как привидение, ночами приходишь? Что случилось?
– Не слишком… – Я снова себя оборвала и сделала медленный вдох. – На самом деле – многое.
Она развернула стул и смахнула с постели буклеты колледжей, освободив для меня место. Улыбающиеся лица взволнованных первокурсников попадали на пол, как осенние листья.
Я плюхнулась на кровать, чувствуя, что у меня подгибаются колени. Возможно, у меня не было права произносить это вслух и обременять других. Однако я не могла в одиночку продолжать так жить.
– Мне следовало тебе позвонить, – сказала Джейми.
Я подняла глаза.
– Что?
– Ты целую неделю была жутко расстроена, но мне не хотелось на тебя давить. Прости.
– Джейми, не тревожься, – произнесла я и покачала головой. – Ты всегда была отличной подругой. Просто на этой неделе произошло столько плохих событий.
– Ты о маме или о тайном агенте?
Меня пронзила боль.
– Не тайном, а специальном. Да, частично дело в нем… но есть и другие проблемы.
– Значит, вы расстались?
– Мы никогда не были… – проговорила я, помолчала и продолжила: – Я рассталась с… парнем, но им был не спецагент.
Ее глаза округлились.
– Ну, подруга, так их было двое? Неудивительно, что ты так нервничала!
– Нет! – подняла я руки, жалея, что не продумала эту историю, прежде чем рассказывать. Увы, так и бывает, когда ты позволяешь подсознанию принимать за тебя решения. Но отступать было уже поздно.
– Не торопись, – вымолвила Джейми. – Перемелется…
Я попыталась улыбнуться. Между мной и Джейми все так запуталось, и я не понимала, с чего начать. Мне было известно лишь то, что я хочу получить в итоге.
– Давай я тебе кое-что покажу, – предложила я. – Но ты не бойся, ладно?
Она с серьезным видом кивнула.
Я зажмурилась, бормоча слова, которые, как думала, никогда не произнесу перед обычным живым человеком.
– Служба безопасности докладывает.
Со стороны Джейми донесся чуть слышный звук, у нее перехватило дыхание от смятения.
Я решила не обращать на это внимания.
– Вы можете добраться до безопасного места?
– Лиззи? – Теперь в ее голосе появился страх.
– Подожди, – выдохнула я и добавила: – Тогда, моя милая, вам стоит притвориться мертвой…
И я почувствовала легкий, проверенный путь на обратную сторону. Звуки постепенно стихли, в воздухе появился ржавый запах крови. Но самым поразительным было мое новое ощущение: мне казалось, я принадлежу этому месту не меньше, чем реальному миру.
– Ух ты! – вырвалось у Джейми.
Я резко выдохнула, сердце бешено колотилось. Я сомневалась в правильности своего поступка, но решилась открыть глаза. В мир вернулись цвета, а беспорядок в комнате Джейми внезапно стал ярким и гостеприимным.
Подруга внимательно смотрела на меня.
– Прости, – пробормотала я, – но я не знала, как сделать лучше…
– Что ты творишь?! Ты сейчас…
Джейми содрогнулась, но затем взяла себя в руки. Ее губы плотно сжались, и она издала горловой звук, будто решила прочистить горло.
– Ну, Лиззи, позабавилась и хватит. Выкладывай, как на духу.
Едва я открыла рот, чтобы начать рассказ, что-то в выражении ее лица невероятно меня порадовало. Джейми не выглядела испуганной, она даже не растерялась, когда я на ее глазах попросту превратилась в невидимку.
По сути дела, она изрядно сердилась на меня.
До чего прекрасно.
– Это называется обратной стороной, – сказала я. – Именно тут разгуливают мертвые. Я собираюсь рассказать о подземном мире, светочах и привидениях, а также о том, какие здесь правила. Теперь, Джейми, я буду делиться с тобой всем.
