ГЛАВА 9
Ненавижу свадьбы!
Ну что хорошего может быть в этом до оскомины предсказуемом зрелище?
Часть первая – посещение загса.
Невыспавшаяся невеста с башней кудрей на голове так нервна и скованна, что выражением лица напоминает зомби. У жениха слишком туго завязан галстук. А еще ему ботинки малы, и оттого все страдания мира яркими красками написаны на его лице. Это замечает невестина мамаша. Сложив морковные губки наподобие утиной гузки, она делится переживаниями с двоюродной тетей жениха. Вспыхивает локальный скандальчик. Выясняется, что шампанское забыто дома, зато имеется полусладкое красное вино. Перед Дворцом бракосочетаний его традиционно разливают по пластиковым стаканчикам. Кто-то проливает вино на подол белого платья, невеста в панике. К тому же шипы дареных роз колют ее руки сквозь лайковые перчатки.
Сотрудница ЗАГСа, похожая на перепившего трансвестита, гнусным голосом говорит: «Распишитесь здесь!» – и тычет в брачное свидетельство обглоданной указкой. Невеста путает кольцо и битый час пытается втиснуть жениховский палец в ободок меньшего размера.
Часть вторая – все перемещаются в ресторан. Там-то и выясняется, что половина гостей знать не знает друг друга. А другая половина – друг друга за что-то недолюбливает. В итоге все ведут себя скованно и преувеличенно вежливо. Тетя Зина (сестра подруги матери невесты) говорит с дядей Федей (племянником второй жены отца жениха) о погоде и ценах на чартерные авиарейсы в Турцию. Весельчак-тамада ведет себя как разбитной сельский баянист – он радостно хохочет над своими же шутками и украдкой щиплет за складки на талии младшую сестру жениха. Какой-нибудь дядя Толя непременно напивается в хлам и задирает какого-нибудь дядю Мишу.
Вам знакома эта картина?
Вот-вот, и я о том же.
К чему я это?
Ах да, мне пришло приглашение на Леркину свадьбу. Но самое главное не это. Из розового конверта с отвратительными целлюлитными ангелочками вывалился еще один листок – подробный список подарков. Я считаю себя довольно беззастенчивой особой, но, взглянув на сей шедевр, даже я позавидовала подружкиному цинизму. О чем она думала, включив в список желаемых даров такие пункты, как «двуспальная кровать, красное дерево», «стиральная машинка, желательно “Бош”» и «романтический уик-энд в фу-ты, ну-ты! – Париже»?! Подумать только – «желательно “Бош”»!
Едрена Бош!
Вообще-то я планировала подарить ей фотоальбом и комплект кухонных салфеток.
Набирая номер Леркиного мобильного, я вдруг осознала, что уже несколько недель не слышала голос подруги. Раньше такое не случалось. Никогда. С тех пор как мы познакомились в университете.
«Абонент выключен или временно недоступен», – вежливо сообщил телефон.
Да что же это такое происходит – она даже никак не найдет минутки, чтобы со мной пообщаться, но почему-то нагло требует от меня дарения двуспальной кровати! Куда катится этот мир?!
* * *
Это был самый ужасный август в моей жизни. Каждые выходные мы с Калининым исправно посещали аэродром. Все бы ничего, но понятие «уик-энд» по извращенным калининским меркам помимо субботы и воскресенья включало в себя еще и пятницу, а иногда и вечер четверга.
Представьте себе, большую часть недели мне, идолопоклоннице стука каблуков-шпилек о сухой ровный асфальт, приходилось проводить в болотистой местности, где в ветхой аэродромной гостинице из покосившегося крана общей душевой льется кривая струйка чуть тепловатой воды. И вот каждое утро я в своих гуччи-шлепках топала в эту самую душевую, дабы исхитриться хоть как-то ополоснуть слипшиеся волосы. А потом мы с Калининым завтракали омлетом и начиналось самое худшее – необходимо было переодеться в прыжковый комбинезон и идти на старт.
Там, в деревянной «офисной» будке, восседала аэродромная администраторша Юля – ангелоподобная брюнетка с пушистыми, как паучьи лапки, ресницами. Она регистрировала парашютистов, записывала их во взлеты и принимала от них деньги. Да-да, за то, что тебя на немыслимой высоте беспардонно вышвыривают из самолета, еще и платить приходится. Причем недешево. У парашютистов есть даже особенное жаргонное словечко – «пропрыгать». Употребляется оно, например, в таком контексте: «Этим летом я пропрыгал автомобиль». Что это значит? Перевожу: «У меня были денежки на покупку нового авто, но я предпочел спустить их на ветер в прямом смысле этого слова. Заплатил бешеные тысячи за то, что мне, безумцу, предоставили комфортные условия для риска собственной жизнью».
Итак, Калинин записывал себя и меня в максимальное количество взлетов (в хорошую погоду самолет поднимался в воздух раз двадцать-двадцать пять; учитывая, что между взлетами необходимо еще и парашют сложить, я в среднем делала по пять-семь прыжков в день).
Накануне мне оставалось только надеяться, что не будет погоды. Ведь если идет дождик или над землей висят густые низкие облака, то прыжков не будет. И если ветра нет, то прыжков тоже не будет.
За тот аэродромный август я умудрилась полюбить дождь. Коллегам оставалось только многозначительно переглядываться и энергично крутить пальцем у виска, когда я, услышав прогноз погоды на выходные, радостно орала: «Ура-а! В воскресенье будет град!!!»
Говорят, что после десятка прыжков даже самый нервозный индивид привыкает к чувству падения и перестает трястись от страха, едва ступив на борт самолета. Не знаю, не знаю, лично мне с каждым разом становилось все страшнее и страшнее. Каждый раз я переживала маленькую смерть. Когда Калинин, приобняв, увлекал меня в самолет, я чувствовала себя измученным узником, которого ведут на казнь. Мои ладошки были холодными и мокрыми, в моей голове шумело от беспорядочных внутренних фейерверков, перед моими глазами плясали разноцветные круги. Я выбрасывалась из самолета, как безмозглый самоубийца, мой рот был неизменно разинут в предсмертном вопле. Но инстинкт самосохранения брал верх, я закидывала руку за спину, чтобы нащупать кругляшок вытяжного парашюта, похожий на мячик для пинг-понга. Резким рывком я отшвыривала «мячик» в сторону, и над моей головой взрывался разноцветный купол. Несколько минут отчаянной тишины; оглохшая от звенящего в ушах ветра, я зажмуривалась и пыталась худо-бедно управлять парашютом. Сердце мое билось гулко, как похоронный колокол.
И только когда мои обутые в удобные кроссовки ноги соприкасались с землей, я возрождалась вновь, но только для того, чтобы через несколько часов меня опять торжественно повели в самолет.
К середине августа я прошла наконец курсы АФФ – про эту разновидность экзекуции стоит рассказать отдельно. Курс состоит в том, что за десять прыжков начинающего «прыгуна» обучают основам свободного падения. Каждый прыжок называется «уровень» – наверное, по аналогии с какой-нибудь компьютерной игрой. Разница только в том, что у компьютерных человечков в запасе десяток жизней, а у отчаянного студента АФФ – только одна. Итак, на первых уровнях тебя в прямом смысле выводят из самолета под руки – за твоей спиной собственный парашют, но в свободном падении тебя поддерживают два опытных инструктора. Они-то и обучают тебя основам небесного вращения и технике примитивного полета. Но самое главное – научиться падать, сохраняя устойчивую позицию – руки раскинуты, спина прогнулась. В таком положении начинающий парашютист как бы лежит на воздушном потоке. Дальнейшее зависит от его фантазии и знания законов физики. Оказывается, если слегка опустить одну руку вниз, то тебя начнет вращать в воздухе, как бешеную юлу. А если немного выпрямить ноги, полетишь вперед. Резко подтянуть к себе колени – и твое тело совершает самопроизвольное сальто назад. На четвертом уровне с тобой остается лишь один инструктор. Да и тот больше не держится за твой комбинезон, а просто висит рядом с тобой в воздухе, на нервы действует.
Лично мне больше по душе пришлись «наземные» занятия. Состояли они из просмотра видеокассет по парашютной тематике и мини-лекций.
* * *
Уж не знаю, как мне удалось все это преодолеть, но к концу августа мне выдали удостоверение, которое давало право совершать прыжки на всех аэродромах мира. Странно, но никакой особой гордости за себя я не чувствовала. А вот Денис, тот даже прослезился; он долго тряс мою руку и подарил мне коробку дорогущего бельгийского шоколада. Ну а я почему-то все равно чувствовала себя обманщицей.
Наверное, когда с моих волос рано или поздно смоется краска колора «темный шоколад», выяснится, что я седа, как полная луна. И все из-за Кирилла Калинина и его дурацких парашютов.
Но это все цветочки.
Потому что время, как ему и положено, мчалось – и вот настал тот знаменательный день, когда наша компания должна была отправиться в Италию. На родине спагетти и Версаче мне предстояло совершить сумасшедший прыжок со скалы.
* * *
Если в вашей квартире поселился мужчина, остаться пунктуальной вам не удастся. И будильник вам не поможет. Приготовьтесь к регулярным гарантированным опозданиям.
Вот мой традиционный утренний распорядок: девять часов – верещит будильник, я запускаю в него подушкой, а сама заползаю под одеяло с головой; 9.30 – нехотя выползаю из кровати, сонно топчусь перед зеркалом, пытаясь определить, не поправилась ли я за ночь; 9.40 – осознаю, что опять опаздываю, несусь в ванную, умываюсь, наскоро подкрашиваю физиономию, натягиваю джинсы и свитер; 9.55 – залпом опрокидываю чашку кофе, энергично жую шоколад и выбегаю из дома, готовая к ежедневному марафонскому кроссу на работу.
А вот как изменился этот годами отработанный график, когда у меня появился Калинин. 9.00 – верещит будильник, я замахиваюсь на него подушкой, но Кирилл сонно перехватывает мою руку и решительно переставляет будильник на час позже. Спросонья его решение кажется мне гениальным, мы продолжаем спать. 10.00 – верещит будильник, я понимаю, что безбожно опоздала, и вскакиваю с кровати, но в последний момент Калинин умудряется поймать меня и вернуть обратно. У него игривое настроение, он всерьез претендует на порцию лаконичной утренней ласки. 10.45 – утро еще не началось, а я уже устала; наконец выползаю из кровати. Пока я привычно топчусь у зеркала, Калинин успевает юркнуть в ванную и запереть за собой дверь. Не понимаю, что так долго делают в ванной мужчины. Ему же не надо выщипывать брови и воевать с щипчиками для завивки ресниц; только принять душ и побриться. 11.00 – наконец мне удается занять ванную, я энергично чищу зубы, понимая, что нет времени на полный макияж. Эх, придется ограничиться карандашиком для губ и помадой. 11.10 – вылетаю из ванной и обнаруживаю, что Кирилл съел последний йогурт. Уныло зашнуровываю кроссовки, но тут в прихожей появляется Калинин, чтобы под предлогом страстного поцелуя освободить мои губы от тщательно наложенной на них помады.
Именно так все получилось и в то утро, когда мы должны были улетать в Италию.
В итоге я выглядела не краше мусорной кучи, зато Инга появилась в «Шереметьеве-2» эффектная, как звезда мюзикла.
Она перекрасила волосы. В темно-каштановый, почти черный цвет. Из нордической блондинки превратилась в знойную южанку.
Таким красивым женщинам, как Инга, смена имиджа противопоказана. Изменившись, они начинают казаться окружающим еще более совершенными, а это несправедливо по отношению к нам, девушкам, у которых с утра нет времени даже на мытье головы. Я успела привыкнуть к яркой внешности Инги. Ее превращение в жгучую цыганку – как удар в солнечное сплетение, я словно заново разглядела ее красоту.
Самое отвратительное, что и Кирилл слишком уж часто посматривал в сторону новоявленной брюнетки, и в его заинтересованном взгляде чудился мне коктейль из восхищения и – о, кошмар! – сожаления.
Денис взял меня под руку.
– Не выспалась, Сашуль?
– Есть немного. А что, у меня темные круги под глазами? – окончательно расстроилась я.
– Что ты! – он даже как будто бы испугался, это было приятно. – Выглядишь, как всегда, на все сто. Просто вид потерянный. Давай я твою сумку понесу.
Он отобрал мой баул и закинул его себе на плечо. А я предпочла бы, чтобы Кирилл освободил меня от досадной ноши. Но нет, мой небритый заспанный мужчина семенил рядом с Ингой.
Как я ее в тот момент ненавидела!
У нее бежевый кожаный чемодан от «Луи Виттон». А у меня – обдрипанная спортивная сумка. Она явилась в аэропорт в сапожках на каблуках и коротенькой меховой курточке. А я, решив, что мы отправляемся в спортивное путешествие, предпочла старые джинсы и мешковатую футболку. У нее – волна блестящих каштановых волос, а у меня – непрочесанные патлы. Ей двадцать лет, а мне тридцать. Она – красавица, а я…
– Ты такая красавица, – вдруг сказал Денис.
– Что? – растерялась я.
– Ничего, это я так. Просто говорю, что ты очень красивая.
– Да брось, – смутилась я.
Мы прошли регистрацию. Калинин сокрушался о том, что нет времени на его любимый ирландский паб. Денис же, напротив, был этому обстоятельству несказанно рад. Он шепнул мне, что Калинин-младший перед каждым полетом обычно в этом самом пабе крепко надирается, и ему, Денису, приходится доставлять непутевого братца в самолет в виде ручной клади.
Поскольку мы безбожно опоздали с заказом билетов, нам не достались четыре соседних места. Сказав это, сотрудница авиакомпании улыбнулась так скорбно, словно сообщала нам как минимум о безвременной кончине политического лидера государства.
– Вам придется разбиться на пары, – пожала плечами она, – есть только два места впереди и два – в хвостовой части самолета.
Я схватила Калинина под руку. А что, в этом даже что-то есть! Тем более что я давно подумывала о том, чтобы немного разнообразить наши с Калининым сексуальные будни. Ведь я старше (это факт), стало быть, опытнее (а вот это не факт), значит, именно я должна проявить в этом деле смекалку и сообразительность. Недаром же женские журналы хором кричат, что секс в самолете – это незабываемое впечатление. Стоит только это представить, как у меня кружится голова. Мы в соседних креслах, на огромной высоте, и моя нога интимно прижата к его ноге, и мы, скромно потупившись, просим у стюардессы плед… А потом… Ммммм…
Но в итоге смекалку и сообразительность проявила Инга.
– Кирюша, мне надо с тобой поговорить, – вдруг лениво протянула она.
– О чем? – не отпуская моей руки, спросил наивный Калинин-младший.
Он и не подозревал, зато я знала, знала, что сейчас произойдет! Я знала это наверняка, но все равно мой внутренний голос молитвенно твердил: только не это, только не это.
– Это личный разговор, – Инга талантливо изобразила смущение.
– Но нам уже пора на посадку, – растерялся доверчивый Кирилл.
– Ничего, в Италии все обсудите, – бодро вмешалась я, пытаясь увлечь Калинина за собой.
– Но это срочно… – Инга выпятила нижнюю губу.
На мой взгляд, она переигрывала. Но Калинину, похоже, нравилось. Иначе бы он не сказал:
– У меня идея! Мы можем сесть рядом в самолете.
Ее голубые глазенки загорелись. Но на этом наша стервозная Инга не остановилась. Мало ей было того, что из-за ее грубого вмешательства я оказалась лишенной секса на высоте десять километров над уровнем моря. Так нет же – ей еще вздумалось в благородство поиграть.
– Но я думала, ты хочешь сесть рядом с Сашей. Наверное, Саша против, чтобы ты сел со мной?
И вот три пары глаз выжидательно на меня уставились. Инга ждала, понятное дело, что я в очередной раз сяду в лужу. Кирилл ожидал от меня проявления благородства. А Денис… Денис просто обрадовался неожиданной возможности оказаться в моей компании, да еще и наедине. Кажется, в этом полете всем будет хорошо. Кроме, разумеется, меня.
Ну что я могла им ответить?!
Естественно, я ответила, что не против.
И вот Инга с Калининым-младшим уселись в хвосте. А я заняла кресло рядом с Денисом. Настроение мое было таким мрачным, что едва расправившись со скудным самолетным полдником, я закрыла глаза и все четыре часа примерно изображала, что сплю. Хотя на самом деле нервы мои были на пределе. Мне отчаянно хотелось сорваться с места и побежать в хвостовую часть самолета, чтобы посмотреть, чем они там занимаются.
Но надо отдать должное моей выдержке: несмотря на то что внутри меня взрывались огненные вулканы, сияли молнии и бушевали вихри, внешне я была абсолютно спокойна. Ни один мускул не дрогнул на моем безмятежном лице. И открыла я глаза, только когда Денис Калинин прошептал в мое ухо:
– Просыпайся, красавица! Мы в Италии!
* * *
К ночи мы наконец добрались до небольшого городка Торболе, расположенного на самом севере Италии, на берегу озера Гарда, которое в туристических путеводителях упорно именуют «европейским Байкалом». И правда, озеро это было больше похоже на море – сколько ни всматривайся вдаль, противоположного берега не увидишь.
Как только я взглянула на зеленоватые просторы чистейшего озера, окруженного скалами, все накопившиеся за день обиды улетучились. Несмотря на то что было еще не очень поздно, городок спал. Малочисленные прибрежные ресторанчики стояли полупустые, бары под открытым небом выглядели подозрительно цивильно.
– Торболе – мекка виндсерфинга, – объяснил Денис, – здесь хороший ровный ветер и не жарко. Поэтому в Торболе приезжают серферы со всей Европы.
Я невольно вспомнила Лерку – когда-то у нее был роман с виндсерфингистом, и она взахлеб рассказывала о том, как весело проводить время с поклонниками этого романтичного вида спорта.
– Мы поселимся в отеле с виндсерферами? – с энтузиазмом спросила я. – Вот здорово, наверное, у них тут каждый день вечеринки!
– Саша, во-первых, у нас нет денег на отель, – строго перебил Кирилл, – а во-вторых, нет времени на вечеринки. Мы должны хорошо высыпаться, нам предстоят сложные прыжки.
– Почему рядом с тобой я чувствую себя маленькой девочкой, которой запрещают… – начала было я, но потом до меня вдруг дошел смысл его первой фразы: – Что значит, нет денег на отель? Мы будем спать под открытым небом?!
В поисках женской солидарности я обратила взгляд к змеюке-Инге, которая одноразовой пилочкой меланхолично обтачивала свой гелевый ноготь. Пусть мы, мягко говоря, и не стали подругами, но уж в этом вопросе она должна поддержать меня. Не представляю себе, как такая девушка, как Инга, может обходиться без ежевечернего теплого душа и хорошо освещенного зеркала, стоя перед которым она сможет подправлять свои красоты с помощью румян и помад.
Но Инга на меня, как обычно, не смотрела. Пустым местом я для нее, видите ли, была.
– Саша, ты сумасшедшая? – устало вздохнул Кирилл. – Мы будем жить в кемпинге, в палатке. Неужели ты не видела, что я утром собирал палатки и спальники?
Я озадаченно посмотрела на его компактный рюкзак. Мой багаж и то выглядел солиднее, а ведь там только одежда.
– Я ничего утром не видела, кроме сладких снов, – пробормотала я. – Приехать в Италию и спать в палатке?
Я не могла скрыть разочарования. Италия всегда казалась мне островком непринужденного шика. Я находилась в Италии всего несколько часов, но уже успела отметить, что местные мужчины умудряются подбирать мокасины в тон к полоске на рубашках. И здесь, посреди этой элегантности, я буду жить в палатке, как пещерный человек?!
– Ну извини, – насупился Калинин, – надо было выходить замуж за миллионера.
– Я пыталась, – вздохнула я. – Ладно, не обижайся.
– А вот я обожаю палатки! – совсем некстати раздался звонкий Ингин комментарий. – Это так романтично, так старомодно! Только представьте себе, ночь в горах, на берегу озера! В палатке будет свежо, уютно!
Как ни странно, ее пылкая речь, рассчитанная на благосклонность моего мужчины, меня немного успокоила. Я подумала: «А может быть, и правда все не так плохо, черт побери? И раз уж я согласилась на это путешествие, то не стоит строить из себя изнеженную инженю-пи-пи. Один раз и правда можно насладиться свежестью горного воздуха. Тем более что мы приехали всего на три дня».
В палатке было душно.
Но я соврала, что замерзла – это был предлог, чтобы заползти в просторный спальный мешок Калинина. Там мы и помирились. Страстно. Но, как потом выяснилось, ненадолго.
* * *
На следующее утро я проснулась раньше всех. Калинин мерно посапывал в своем спальнике, палатка Дениса и Инги была наглухо закрыта. Я решила позволить себе роскошь утреннего купания, хотя накануне вода показалась мне холодной.
Оглядевшись, я в очередной раз поразилась европейской цивилизованности. До того времени, как я оказалась в этом небольшом лагере, слово «кемпинг» ассоциировалось у меня с тесным нагромождением палаток, пыльными дорожками, загаженными деревянными туалетами, душами с тонкой струйкой ржавой холодной воды и непромытыми бородачами, от которых несет консервированной селедкой и костром, исполняющими какое-нибудь «солнышко лесное».
Итальянский же кемпинг был больше похож на территорию трехзвездного пансионата. Ухоженные лужайки, каменные дорожки, туалеты с клубничным освежителем воздуха, душевые кабинки со светлым кафелем, зеркалом в полный рост и одноразовыми полиэтиленовыми шапочками. Территория была огорожена высоким чугунным забором. Главные ворота и дверь, ведущая на пляж, открывались автоматически – при регистрации каждому из нас выдали пластиковую карточку-ключ.
На каменистом пляже никого не было. Я сняла шлепанцы и, блаженно жмурясь, подставила лицо еле теплым лучам утреннего солнца. А все-таки я молодец, что согласилась ехать! Правда, мне и представить страшно, что начнется сегодня, – ведь Калинин уверен, что я тоже собираюсь прыгать со скалы. Ничего, позже я что-нибудь придумаю… Ну а пока…
А хорошо все же, что на пляже пусто. Я могу разоблачиться, не стесняясь не знающего диет тела. Конечно, я постаралась подобрать «правильный» купальник, скрывающий незначительные недостатки немного расплывшегося туловища, но все-таки будет лучше, если публика увидит меня уже загорелой.
А что, это хорошая идея, буду приходить сюда каждое утро на часик-другой. Как же я люблю пустынные пляжи, где нет ни души!
Но не успела я войти в воду по щиколотку, как откуда-то сбоку послышалось:
– Беллиссима! Беллиссима! Супер!
Я обернулась и увидела улыбающегося загорелого мужчину. У него были каштановые волосы до плеч и татуировка-тарантул на плече. Я улыбнулась в ответ и помахала ему рукой. Жизнь налаживалась.
Тут же вспомнились сальноватые предупреждения подруг о горячем темпераменте итальянских мужчин. Начинается. Не успела я приехать, как тут же оказалась в центре внимания. Я приосанилась и постаралась, чтобы следующие несколько шагов получились более изящными. Теперь придется войти в воду медленно и степенно, как и положено девушке, вслед которой кричат, что она красива. Не могу же я подорвать свой авторитет, плюхнувшись в озеро с грацией беременной коровы.
– Беллиссима! Пронто! – не унимался мой неожиданный поклонник.
Может быть, стоит отработать на нем свои навыки владения иностранными языками? Правда, по-итальянски я не говорю, но разве это проблема? Можно сказать что-нибудь милое и нейтральное, например «чао» или «ми аморе». В конце концов, есть и интернациональные слова, такие как «спагетти». Я уж не говорю о языке тела.
И только я открыла рот, чтобы поприветствовать ценителя моих упакованных в утягивающий купальник телес, как откуда-то из-за моей спины выбежала худенькая блондиночка. Смеясь, она направилась прямо к татуированному.
– Беллиссима! – с удвоенным энтузиазмом прокричал тот. – Ми аморе!
Она повисла у него на шее. Вместе они пошли по направлению к кемпингу.
Я вздохнула. Пока я принимала соблазнительные позы, кокетничая с татуированным итальянцем, ноги мои окоченели. Все же вода в озере была очень холодной. Я чуть придатки не застудила, а он… он, оказывается, меня вообще в упор не видел. Смотрел сквозь меня на свою худышку.
Ну и ладно.
Ну и пожалуйста.
Но купаться мне отчего-то расхотелось.
* * *
Я вернулась в кемпинг – пусть с утренним омовением ничего не вышло, зато у меня есть время, чтобы собраться к завтраку и выглядеть не хуже Инги. Я твердо решила, что, приняв к сведению вчерашнюю ошибку, сегодня буду выглядеть на все сто. Образ Инги, изящно покачивающейся на высоченных каблуках и кокетливо одергивающей меховую курточку, не лез из головы. Хорошо, что я не поленилась взять с собой хоть одни приличные туфли. Прокравшись в палатку, я извлекла из сумки летнее длинное платье в голубой горошек, туфли и косметичку. И отправилась в душ.
И вот через полчаса из душевой кабинки вырулила нарядная красавица, место которой не в палаточном городке, спрятанном среди залитых солнцем гор, а на светском рауте самого высокого ранга. Мои глаза, обведенные фиолетовыми тенями, казались огромными, на щеках розовел нежный румянец, голубой шелк платья нежно струился вдоль ног, которые смотрелись бесконечными из-за серебристых босоножек на шпильках.
Повиливая бедрами, я медленно плыла по направлению к нашим палаткам. Наверняка все уже проснулись. Вот сейчас Калинин увидит меня, и…
– Это еще что? – хмуро спросил Кирилл Калинин, переводя взгляд с серебряных босоножек на вплетенный в прическу пластмассовый цветок.
– Это я, – скромно улыбнулась я, повертевшись перед ним, – ну как, нравится?
– Не то слово, – буркнул он, но в интонации его особенного восторга не чувствовалось. – Саня, ты хоть соображаешь, что творишь?!
– А что такое? – удивилась я. – Мы разве не на завтрак собираемся, не в ресторан?
Из второй палатки показалась взлохмаченная голова Дениса.
– Доброе утро, чего раскричались?… О, Саша! У меня нет слов!
– Спасибо, – принужденно улыбнулась я, – а вот у твоего братца нашлись слова. Он обозвал меня ненормальной.
– А как мне еще назвать девушку, которая с утра пораньше разрядилась, как барыня на вате? А нам, между прочим, скоро в горы уезжать.
– Подумаешь, горы, – я повела плечом, – почему-то ты не возмутился, когда вчера Инга напялила сапоги. Из-за нее мы чуть не опоздали на автобус, потому что, видите ли, она не может быстро передвигаться на каблуках.
– Доброе утро! – послышался сзади нежный тонкий голосок.
Ну да, знакома я с этим законом подлости. Вспомнишь Ингу – она тут как тут. Я обернулась. Внешний вид темноволосой красотки ничего хорошего не сулил. На этот раз на ней был нежно-розовый спортивный костюм и высокие горные ботинки. Вокруг точеных бедер повязан модный свитер.
– Я не опоздала? – Она невинно округлила голубые глазенки: – Ой, Саша, а куда это ты собралась? Я думала, что мы наконец отправимся в горы.
Не говоря ни слова, я поплелась в палатку переодеваться.
Два-ноль.
Вы опять в неудачницах, товарищ Кашеварова. Хитрая Инга выиграла у вас по всем статьям, причем с разгромным счетом.
* * *
Мы позавтракали в первом попавшемся кафе. Я не удержалась и заказала пиццу «Четыре сезона». Ну и наплевать, что раннее утро, ну и наплевать, что на моей талии осели досадные лишние килограммы. Зато я в Италии, черт побери! Приехать в Италию и не побаловать себя ежедневной пиццей – это кощунственно.
А вот Инга, похоже, была со мною не согласна. Она ограничилась стаканом тепловатой минеральной воды и обезжиренным йогуртом. На мою тарелку она посматривала с выражением лица, какое, наверное, бывает у добропорядочного христианина, попавшего на сатанинскую мессу. Я же нарочно старалась причмокивать как можно более аппетитно и каждые пять минут повторяла, насколько божественен вкус расплавленного сыра «моцарелла» и как хороши свежие оливки в сочетании с маринованными грибочками.
– Давайте быстрее! Девчонки, что вы возитесь! – Кирилл нетерпеливо ерзал на стуле: – Нам уже пора.
– Куда спешить-то? – зевнул Денис. – Разбить свои дурные головы о скалы вы всегда успеете.
Я поежилась и принялась уничтожать пиццу с удвоенной скоростью. Энергичное жевание отвлекало меня от пессимистичных мыслей о прыжке, который мне предстояло совершить сегодня.
– Сейчас, подождем, пока Сашенька справится с очередной тарелкой жратвы, и сразу же поедем, – ангельским голосом сказала Инга, нежно глядя на Кирилла.
А этот стервец даже не подумал за меня вступиться, даром что я в провальной попытке привлечь его внимание вытаращила глаза и угрожающе кашлянула. Нет, на меня этот гений экстрима взглянул, только когда Инга соизволила отпустить его руку, которую до того момента она с видом полноправной собственницы держала в своей холеной наманикюренной пятерне.
– Саш, ну правда, что ты? – откликнулся он. – Доедай уже и едем.
Признаюсь, из чувства мстительности я не удержалась и заказала еще и омлет с грибами. Ну все, теперь Калинин точно меня возненавидит.
Зато омлет был чудо как хорош.
