Книга: Дом скорпиона
Назад: 1 Вначале
Дальше: 3 Собственность семейства Алакран

2
Домик в маковых полях

Матт стоял перед дверью и растопыренными отчаянно руками преграждал Селии путь. Небольшая гостиная была залита голубоватым светом раннего утра. Солнце еще не поднялось над горами, окаймлявшими далекий горизонт.
— Это еще что такое?! — сказала женщина.— Ты уже большой мальчик, тебе почти шесть лет. Ты же знаешь, мне надо на работу.
Она подхватила его под мышки и, словно пушинку, убрала с дороги.
— Возьми меня с собой! — взмолился Матт, хватая ее за рубашку.
— Перестань.— Селия осторожно выпростала одежду из его пальцев.— Тебе нельзя со мной, ми вида. Ты должен прятаться в гнездышке, как хорошая маленькая мышка. Вокруг летают ястребы, которые едят маленьких мышек.
— Я не мышка! — завопил, заорал, завизжал во весь голос Матт.
Он хорошо знал, как сильно это раздражает взрослых, но ему во что бы то ни стало надо было задержать, остановить Селию, пусть даже она будет ругаться. Сил больше нет целыми днями сидеть одному!
Селия оттолкнула его — мягко, но твердо:
— Каллате! Заткнись! Хочешь, чтобы я оглохла? Глупый малыш с кукурузой вместо мозгов!
Матт уныло плюхнулся в большое мягкое кресло. Селия тотчас же опустилась перед ним на колени.
— Не плачь, ми вида. Я люблю тебя больше всех на свете. Я тебе все объясню, когда станешь немножко постарше.
Но она никогда ничего не объясняла. Хотя обещала это уже много-много раз. Внезапно боевой дух покинул Матта: он был слишком мал и слаб, чтобы сражаться с той неумолимой силой, которая заставляла Селию каждый день уходить и оставлять его одного.
— Ты принесешь мне подарок? — спросил он, увертываясь от поцелуя.
— Конечно! Как всегда!
Матт нехотя отпустил ее. Обида, закипевшая в груди, была какая-то странная — от нее хотелось не сердиться, а плакать. Без Селии в доме было очень одиноко. Он скучал без ее пения, грохота кастрюль, рассказов о людях, которых никогда не видал и никогда не увидит. Даже когда Селия спала — а после долгих часов, проведенных на кухне в Большом доме, она засыпала как убитая,— комнаты все равно были полны ею, и от этого почему-то становилось немножко теплее.
Когда Матт был поменьше, одиночество не было ему так в тягость. Он возился с игрушками, смотрел телевизор. Выглядывал в окно, где, насколько хватало глаз — до самого горизонта, окаймленного неровной линией сумрачных гор,— тянулись белесые маковые поля. Белизна резала глаз, поэтому он с облегчением отворачивался от них и возвращался в тенистую прохладу гостиной.
Но в последнее время Матт стал все внимательнее присматриваться к тому, что его окружает. Маковые поля были не совсем пусты. Время от времени по ним проходили лошади — он узнавал их по картинкам в книжках. Лошади понуро брели между рядами белых цветов. Под ярким солнцем трудно было различить, кто на них сидит, но, похоже, верховые были не взрослыми, а детьми, такими же, как он.
После этого открытия ему ужасно захотелось увидеть их поближе.
Матт часто видел детей по телевизору и знал, что они редко остаются одни. Они всегда все делали вместе — строили крепости, гоняли мяч, дрались... Даже драться было бы интересно, если бы при этом вокруг тебя были люди. Но Матт не видел никого, кроме Селии да — раз в месяц — врача. У врача был недовольный вид, и он совсем не любил Матта.
Матт вздохнул. Чтобы заняться хоть чем-нибудь, надо выйти из дому, а Селия не раз повторяла, что это очень опасно. Кроме того, и дверь, и окна были накрепко заперты...
Матт уселся за стол и взял в руки книжку. На обложке было написано: «Педро Эль-Конехо». Матт немного умел читать и по-английски, и по-испански. В разговорах они с Селией обычно перемешивали оба языка и прекрасно понимали друг друга.
Педро Эль-Конехо был озорным кроликом, который забрался в сад сеньора Макгрегора, чтобы полакомиться салатом. Сеньор Макгрегор хотел поймать Педро и сделать из него котлетку, но Педро, пережив множество приключений, удрал и был таков. Эта сказка нравилась мальчику.
Матт захлопнул книжку и поплелся в кухню. Там стояли большой холодильник и микроволновка. На микроволновке висел плакат: «ПЕЛИГРО!!! ОПАСНО!!!», и вообще она сверху донизу была обклеена желтыми квадратиками бумаги с надписями: «Нельзя!!!» и «Не трогать!!!» Еще Селия (на всякий случай!) перевязала дверцу микроволновки ремнем и заперла на большой висячий замок. Она жила в постоянном страхе, что Матт когда-нибудь сумеет открыть печку и, по собственному ее выражению, «поджарит себя с потрохами».
Матт не знал, что такое потроха, и не спешил выяснять. Он осторожно обогнул опасную машину и направился к холодильнику. Эта территория, несомненно, принадлежала ему. Каждый вечер Селия наполняла холодильник всякой всячиной. Она служила кухаркой в Большом доме, и еды всегда имелось в изобилии: жареная рыба и кукурузные пирожки, индийские овощи в тесте и русские блинчики — одним словом, все то, что ели обитатели Большого дома. А еще на полках всегда стояли большой пакет молока и бутылка фруктового сока.
Матт наполнил себе тарелку и пошел в комнату Селии.
Чуть ли не половину комнаты занимала большущая кровать, заваленная вязаными подушками и плюшевыми зверями. У изголовья висели распятие и картина, изображавшая Господа нашего Иисуса с сердцем, пронзенным пятью мечами. Эта картина всегда пугала Матта. Еще хуже было распятие, потому что оно светилось в темноте. Матт старался держаться к нему спиной, но все равно в комнате у Селии ему нравилось.
Он растянулся на кровати и понарошку покормил собачку, мишку, кролика (конехо, поправился Матт). Сперва это его немного развлекло, но затем внутри вновь начала расти пустота. Эти животные были ненастоящими! Он пытался разговаривать с ними, он даже придумал им имена, но они отказывались ему отвечать. Они ничего не понимали! Матт, конечно, не мог выразить это словами, но чувствовал, что их здесь как бы и нет.
Матт повернул зверей лицом к стене, словно бы в наказание за то, что они ненастоящие, и направился в свою комнату. Она была гораздо меньше; все стены обклеены картинками, которые Селия вырезала из журналов: кинозвезды, животные, младенцы — Матт не находил в них ничего привлекательного, а Селия считала неотразимыми,— цветы, фотографии из разделов новостей. На одном снимке акробаты выстроились в огромную пирамиду.
«Шестьдесят четыре! — гласила подпись.— Новый рекорд лунной колонии!»
Матт видел эти слова так часто, что давно выучил их наизусть. На другом снимке человек держал здоровенную лягушку, зажатую между двумя кусками хлеба.
«Квакающий закусон!» — утверждала подпись.
Матт не знал, что такое закусон, но Селия, глядя на картинку, всегда смеялась.
Он включил телевизор и попробовал смотреть сериал. В таких сериалах люди всегда кричат друг на друга. Никакого смысла в этом не было, а когда и был, интереснее от этого не становилось.
«Все они ненастоящие,— подумал Матт с внезапным ужасом.— Как плюшевые игрушки».
Он мог говорить с этими людьми, скакать перед телевизором, ходить на руках (если бы умел), орать во всю глотку, но люди эти все равно не обратили бы на него ни малейшего внимания.
На Матта навалилось чувство одиночества, такое острое и горькое, что хоть плачь. Он обхватил себя руками за плечи и действительно заплакал, громко всхлипывая. По щекам покатились крупные слезы.
И тогда... тогда... сквозь орущие голоса по телевизору, сквозь собственные всхлипы Матт услышал голос. Голос чистый и громкий — детский... Настоящий!
Матт подбежал к окну. Селия всегда предупреждала его быть осторожнее, когда выглядываешь на улицу, но от волнения он забыл все ее советы. Поначалу он увидел только привычно слепящую белизну маковых полей. Потом под окном промелькнула тень, и Матт, поспешно отшатнувшись, упал на пол.
— Что это за развалюха? — спросил голос.
— Наверно, хижина рабочих,— отозвался другой голос, повыше.
— Вот не думал, что кому-то разрешают жить на опиумных полях...
— Может, склад. Посмотри, дверь заперта? Задергалась и загремела дверная ручка. Матт скорчился на полу; сердце готово было выпрыгнуть из груди. Кто-то прижался лицом к окну и, заслонившись ладонями, принялся вглядываться в полумрак. Матт словно окаменел. Ему ужасно хотелось завести друзей, но это произошло слишком неожиданно. Он чувствовал себя совсем как Педро Эль-Конехо в саду у мистера Макгрегора.
— Смотри, там ребенок!
— Что?! Дай-ка глянуть.— К стеклу прижалось второе лицо: девочка с черными волосами и оливковой, совсем как у Селии, кожей.— Мальчик, открой окно. Как тебя зовут?
Но от испуга Матт не мог вымолвить ни слова.
— Может, он идиот,— со знанием дела предположила девочка.— Эй, малыш, ты идиот?
Матт протестующе затряс головой. Девочка рассмеялась.
— А я знаю, кто тут живет,— сказал мальчик.— Узнаю картинку на столе.
Матт сообразил, что он говорит о портрете, который Селия подарила ему на день рождения.
— Здесь живет старая толстая кухарка — забыл, как ее звать,— сказал мальчик.— Она почему-то никогда не ночует с другими слугами. Наверно, это ее халупа. Понятия не имел, что у нее есть ребенок...
— И муж,— заметила девочка.
— Да, верно. Интересно, а папа знает? Надо его спросить...
— Не надо! — воскликнула девочка.— Ты на нее накличешь беду.
— Это ранчо принадлежит моей семье, и папа мне говорит, чтобы я за всем присматривал. А вы тут только в гостях.
— Ну и что?! Мой папа говорит, что слуги тоже имеют право на личную жизнь, а он сенатор Соединенных Штатов, поэтому его мнение главнее.
— Твой папа меняет мнения чаще, чем носки,— сказал мальчик.
Матт не расслышал, что ответила девочка. Дети отошли от дома, и теперь до него долетали лишь обрывки отдельных слов. Он лежал на полу и дрожал всем телом, как будто повстречал одно из тех чудовищ, которыми, по рассказам Селии, кишит внешний мир, например чупакабру. Чупакабры, как известно, высасывают у человека кровь и бросают его тело сохнуть на солнце, как пустую тыквенную кожуру. Слишком уж неожиданно все произошло!
Но девочка ему понравилась.

 

До конца дня Матта попеременно захлестывали то страх, то радость. Селия не раз предупреждала его, чтобы он ни за что не показывался в окне. Если кто-нибудь придет, надо прятаться. Но появление детей так обрадовало его, что он не мог удержаться и подбежал к окну. Они были старше его. Насколько старше — он не знал. Но явно не взрослые и на вид не казались опасными. Но Селия все-таки будет в ярости, если узнает. Матт решил ничего ей не говорить.
В тот вечер она принесла ему раскраску, которую выбросили дети в Большом доме. Они успели раскрасить только половину, так что Матт с толком провел за книжкой полчаса перед ужином, пустив в ход огрызки карандашей, которыми Селия снабдила его несколькими днями раньше. Из кухни доносился аппетитный аромат жаренного с луком сыра, и Матт понял, что она готовит ацтланскую еду. Это было необыкновенным лакомством. Обычно, возвращаясь домой, Селия так уставала, что только разогревала остатки.
Матт раскрасил в зеленый цвет целую лужайку. Карандаш почти кончился, и держать его приходилось за самый кончик. От зеленого цвета на душе становилось радостно. Вот бы увидеть такую лужайку на месте слепяще-белого поля! Он не сомневался, что трава должна быть мягкая, как постель, и пахнуть дождем.
— Очень красиво, чико,— похвалила Селия, заглядывая ему через плечо.
Крошечный зеленый огрызок выпал у Матта из пальцев.
— Ке ластима! Надо будет принести тебе из Большого дома еще. Там дети такие богатые, не заметят, даже если целая коробка пропадет.— Селия вздохнула.— Но я возьму только несколько штучек. Мышке лучше не оставлять следов на куске масла...
На ужин они поели кесадилью и энчиладу. Пища тяжелым комом легла Матту на желудок.
— Мама,— попросил он,— расскажи мне о детях из Большого дома.
— Не называй меня мамой! — взорвалась Селия.
— Прости.
Запретное слово само слетело с его губ. Селия не раз говорила, что она ему не настоящая мать. Но у всех детей по телевизору были мамы, и Матт привык (по крайней мере, про себя!) считать Селию своей матерью.
— Я люблю тебя больше всех на свете,— торопливо добавила женщина.— Никогда этого не забывай! Но тебя, ми вида, мне просто одолжили...
Матт плохо понимал слово «одолжили». По его представлениям, оно означало, что ты кому-то что-то даешь на время. Но это значит, что тот, кто «одолжил» его Селии, может когда-нибудь потребовать его обратно.
— Уж поверь мне на слово, ми вида, все дети в Большом доме — отъявленные негодники,— охотно пустилась в рассказ Селия.— Ленивые, как коты, и такие же неблагодарные. Переворачивают все вверх дном и заставляют горничных убирать за ними. Работаешь как проклятая, готовишь необыкновенные пирожные с сахарными розочками, фиалками и зелеными листиками, а «спасибо» из них и клещами не вытянешь — никакой благодарности! Набьют свои самодовольные рты и заявят, что на вкус хуже глины!
Селия нахмурилась. Видимо, этот случай произошел совсем недавно.
— Их зовут Стивен и Бенито,— напомнил Матт.
— Бенито — самый старший, ему семнадцать. Вот уж кто дьявол во плоти! Ни одной девчонке на фермах прохода не дает. Но ты об этом не думай, ми вида,— это дела взрослые, скучные... В общем, Бенито вылитый отец, то есть пес в человечьем обличье. В этом году он уезжает в колледж, и я рада, что больше его не увижу.
— А Стивен? — терпеливо спросил Матт.
— Он чуточку получше. Иногда мне даже кажется, что у него есть душа. Он водится с дочками Мендосы — девочки вроде неплохие, хотя одному богу известно, что они здесь делают, среди нашей-то своры.
— А как выглядит Стивен? — Матту ужасно хотелось узнать, как звали детей, приходивших к его окну.
— Ему тринадцать. Довольно крупный для своих лет. Волосы песочного цвета. Голубые глаза...
«Наверно, это он и есть»,— подумал Матт.
— Как раз сейчас семейство Мендосы гостит в Большом доме. Эмилии тоже тринадцать, очень красивая девочка, черноволосая с карими глазами.
«Наверно, это та самая»,— решил Матт.
— У нее хоть манеры хорошие. Мария, сестра ее, примерно одних с тобой лет, так она водится с Томом. Хотя как сказать — водится! То и дело рыдает горькими слезами.
— Почему? — спросил Матт.
Ему нравилось слушать про проделки Тома.
— Том в десять раз хуже, чем Бенито! Глазки свои распахнет широко, большущие такие, невинные — кому угодно в душу залезет. Все ему умиляются, но только не я! Сегодня он дал Марии бутылку лимонада. «Последняя,— говорит,— холодная, специально для тебя припас». И знаешь, что в ней было?
— Что? — Матт замер в предвкушении.
— Да язык прямо не поворачивается сказать! Написал он туда — можешь себе представить?! И крышечку, мерзавец, на место приладил! Ох как же она плакала, бедняжка! Никак уму-разуму не научится...
Внезапно из Селии будто весь воздух выпустили. Она широко зевнула и прямо на глазах у Матта покачнулась от усталости:
— Прости, чико. Когда колодец пуст, его уже не наполнишь.
Матт ополоснул тарелки и сложил их в посудомоечную машину, а Селия тем временем приняла душ. Она вышла из ванной в бесформенном розовом халате и, взглянув на убранный стол, сонно кивнула.
— Ах ты, мой маленький помощник!
Она взяла Матта на руки и отнесла в постель. Как бы Селия ни уставала — а иногда она от изнеможения буквально валилась с ног,— этот ритуал они соблюдали всегда. Она накрыла Матта одеялом и затеплила лампадку перед изваянием Святой Девы Гвадалупской. Эту статуэтку она привезла из родной деревни в Ацтлане. Ноги Девы покоились на пыльных гипсовых розочках, увитое каскадом искусственных цветов платье было закапано воском, но лицо светилось все той же божественной мягкостью, что и в спальне у Селии много-много лет назад.
— Я буду в соседней комнате, ми вида,— шепнула женщина, целуя Матта в макушку.— Если станет страшно, позови...
Вскоре дом затрясся от храпа. Для Матта этот звук был привычен, как далекие раскаты грома над горами, и ничуть не мешал спать.
— Стивен и Эмилия,— прошептал он, словно пробуя эти имена на вкус.
Он понятия не имел, что скажет детям, если они придут еще раз, но решил во что бы то ни стало познакомиться с ними. Даже заготовил несколько фраз: «Привет, меня зовут Матт. Я здесь живу. Хотите пораскрашивать картинки?»
Нет! Так говорить нельзя — ведь раскраски и карандаши украдены...
«Хотите поесть?» — но еда, может быть, тоже украдена... «Хотите поиграть?» Вот это хорошо... Может быть, Стивен и Эмилия что-нибудь ему ответят, и Матту не придется думать дальше.
— Меня зовут Матт... Хотите поиграть? Я здесь живу... Хотите поиграть? — шептал он, закрывая глаза.
Над ним в колеблющемся пламени свечи покачивалось доброе лицо Святой Девы Гвадалупской.
Назад: 1 Вначале
Дальше: 3 Собственность семейства Алакран