39. Трис

Мэтью складывает руки за спиной.

– Вовсе нет. Сыворотка не стирает все знания человека, – отрицательно мотает он головой. – Вы что, думаете, мы смогли бы разработать такую адскую смесь? Наша формула нацелена на эксплицитную память, куда входит, например, имя, воспоминания о месте, где испытуемый вырос, фамилия его первого учителя. И не трогает имплицитную память, то есть он никогда не забудет, как плавать или ездить на велосипеде.

– А как это на самом деле работает? – спрашивает Кара.

Мы с Тобиасом переглядываемся.

Нет ничего интереснее, чем разговор между эрудитом и человеком, который мог бы выбрать их фрацкию. Кара и Мэтью стоят близко друг к другу и отчаянно жестикулируют.

– Безусловно, некоторые важные воспоминания будут потеряны, – пожимает плечами Мэтью. – Но если у вас есть записи о научных открытиях или истории, люди заново их изучат. Они очень податливы в адаптационный период.

Я прислоняюсь к стене и говорю:

– Погоди, но если Бюро собирается устроить «перезагрузку», останется ли хоть чуть-чуть нам, чтобы использовать против людей в Резиденции?

– Мы должны добраться до нее первыми, – заявляет Мэтью. – Прежде, чем истекут сорок восемь часов.

Кара, по-видимому, ничего не слышала.

– После того, как мы сотрем старые воспоминания людей, разве не нужно будет запрограммировать им новые?

– Мы просто должны переобучить их. Люди, как правило, дезориентированы в течение нескольких дней после «перезагрузки», и их несложно контролировать, – вещает Мэтью. – Мы сможем преподать им новой урок истории. Тот, который содержит факты, а не пропаганду.

– Мы бы использовали слайды, которые хранятся у обитателей Округи, – вмешиваюсь я. – Мне показывали фотографии войны, которую вели генетически чистые.

– Точно, – кивает Мэтью. – Есть, однако, маленькая проблема. Вирус сыворотки находится в Оружейной Лаборатории. Туда и Нита не прорвалась, даже с оружием.

– Нам следовало бы поговорить с Реджи, – размышляет Тобиас, – но, с учетом нового плана, нам лучше всего подойдет сама Нита.

– Ты прав, – соглашаюсь я.

Когда я впервые попала сюда, мне казалось, что Резиденция огромна и непознаваема. Теперь ни мне, ни Тобиасу не нужно сверяться с указателями, чтобы добраться до больницы. Странно, но время действительно может заставить какое-то место уменьшиться в размерах. Мы не разговариваем по пути, но, в конце концов, я решаюсь:

– Что случилось? Ты помалкивал, когда мы все обсуждали с ребятами.

– Просто я сомневаюсь. Они хотят стереть воспоминания наших друзей, поэтому мы решили опередить их?

Поворачиваюсь к нему и слегка дотрагиваюсь до его плеча.

– Тобиас, у нас – два дня, чтобы остановить их. Если ты придумаешь способ для спасения города, я всегда готова его обсудить.

– Я не смогу, – его темно-синие глаза грустны. – Трис, мы действуем так от безнадежности, желая лишь сохранить то, что важно для нас. В общем, по той же причине, что и само Бюро. В чем же разница?

– Разница в том, что правильно, а что – нет, – говорю я твердо. – Люди в городе невиновны. А ученые из Бюро, между прочим, предоставили Джанин сыворотку моделирования атаки.

Его рот кривится, наверное, я его не убедила. Я вздыхаю.

– Ситуация далека от идеальной. Но когда ты вынужден выбирать из двух зол, ты принимаешь то решение, которое поможет тебе спасти жизни тех, кого ты любишь и кому доверяешь. Ты согласен?

Он тянется к моей руке, его ладонь теплая и сильная.

– Да.

– Трис, – нам навстречу выбегает Кристина.

За ней по пятам несется Питер, его темные волосы гладко зачесаны набок. Кристина взволнованна, и во мне моментально вспыхивает надежда. Неужели Юрайя очнулся? Но, когда она приближается к нам, я понимаю, что Кристина в панике. Задыхаясь, она выпаливает:

– Врачи сказали, что Юрайя вряд ли проснется. У него отсутствует мозговая активность.

На меня наваливается неимоверная тяжесть. Я знала, конечно, что такое возможно, но верила, что Юрайя поправится.

– Они собирались сразу же отключить его систему жизнеобеспечения, но я упросила их подождать, – Кристина вытирает внезапно накатившие слезы. – У меня есть четыре дня, чтобы сообщить его родственникам.

Зик до сих пор находится в городе, так же как и его мать. Они не знают о том, что Юрайя в коме. А мы полностью сосредоточились на своих делах… Как же так?

– Бюро собирается «перезагрузить» город в ближайшие сорок восемь часов, – произношу я. – Если мы не остановим их, то и Зик, и его мать забудут Юрайю.

Они не смогут с ним попрощаться. Получится так, будто его вообще не существовало в этом мире.

– Что? – восклицает Кристина, и ее глаза широко распахиваются. – Мои родные в городе. Они не могут «перезагрузить» абсолютно всех! Нет?

– Это довольно легко, кстати, – замечает Питер.

– А ты сам что собираешься делать? – требовательно спрашиваю я у него.

– Проведаю Юрайю, – заявляет тот. – Запрещено, что ли?

– Тебе наплевать на него, – ору я. – Какое у тебя право…

– Трис, – прерывает меня Кристина, – не сейчас, ладно?

– Мы должны пойти в город, – говорит Тобиас, запинаясь. – Мэтью говорил, что можно привить некоторых от воздействия сыворотки памяти. Мы сделаем прививку родственникам Юрайи и привезем их в Резиденцию. Нам необходимо провернуть все завтра утром, пока не стало слишком поздно. А Кристина займется своей семьей. Мне же придется в любом случае пообщаться с Зиком и Ханной.

Кристина кивает. Я беру Тобиаса за руку, желая его поддержать.

– И я с вами, – ворчит Питер. – Если не возьмете, настучу Дэвиду.

Мы ошеломленно таращимся на Питера. Понятия не имею, зачем ему нужно вернуться в город, но ничего хорошего из этого явно не выйдет. Хотя Дэвиду нельзя быть в курсе наших планов.

– Хорошо, – говорит Тобиас. – Но если от тебя будет какой-нибудь шум, я лично отправлю тебя в нокаут, а потом запру в заброшенном здании.

Питер закатывает глаза.

– А как вы собираетесь добраться туда? – спрашивает Кристина. – Разве здесь принято брать машину просто так, если вдруг захотелось покататься по окрестностям?

– Амар подвезет нас, – заверяю я. – Он всегда добровольно вызывается на патрулирование. Следовательно, он знает нужных людей. И он не откажется помочь Юрайе и его семье. А еще кто-то должен остаться с Юрайей, чтобы врачи не передумали. Кристина, ты согласна?

Тобиас машинально потирает свою шею в том месте, где у него находится татуировка лихача, и продолжает:

– Надо подумать над тем, как сказать его родным обо всем. Ведь я должен был присматривать за ним…

– Тобиас, – начинаю я, но он перебивает меня:

– Мне вряд ли позволят встретиться с Нитой. Мне пора.

Иногда трудно понять, что именно нужно предпринять, чтобы позаботиться о друге. Я наблюдаю за Питером и Тобиасом. Они уходят и старательно держат дистанцию. Похоже, Тобиас всегда нуждается в ком-то, потому что люди слишком легко отпускали его. И он оставался в полном одиночестве. Но он прав: он должен сделать это для Зика, а мне следует увидеться с Нитой.

– Пойдем же, – тянет меня за руку Кристина, – часы посещения скоро закончатся. Я возвращаюсь, чтобы побыть с Юрайей.

Палату, в которой находится Нита, легко узнать по сидящему рядом с ее дверью охраннику. Прежде чем зайти к ней, я отправляюсь вместе с Кристиной к Юрайе. Кристина садится у его постели на стул, я стою рядом с ней. Как же давно мы с ней не болтали, не смеялись вместе над чем-нибудь! Я затерялась в тумане Бюро, в попытке соответствовать обстоятельствам.

Юрайя абсолютно не выглядит раненым: кое-какие ушибы, несколько царапин, но ничего достаточно серьезного, что могло бы убить его. Наклоняюсь, чтобы рассмотреть татуировку змеи вокруг его уха. Он не похож на самого себя – без широкой улыбки на лице и ярких темных глаз, без его постоянной готовности к бою.

– Мы с ним никогда не были по-настоящему близки, – задумчиво произносит Кристина. – Разве что в самом конце. Нас объединила потеря близких людей.

– Да, – отвечаю я. – Но ты очень помогла ему.

Я подтаскиваю поближе другой стул и сажусь рядом с ней. Она накрывает руку Юрайи, безвольно лежащую на простынях.

– Трис, иногда мне кажется, что я потеряла всех своих друзей.

– У тебя есть Кара и Тобиас. И еще я.

Она поворачивается ко мне, и наше общее горе заставляет нас взяться за руки. Наша дружба подвергалась множеству испытаний, самым сильным из которых стала смерть Уилла. Но мы уцелели. Наверное, какие-то связи и могут быть разорваны, но только не эта.

Мы замираем, и постепенно отчаяние отступает.

– Спасибо, Трис, – шепчет она. – Ты тоже никогда не потеряешь меня.

– Так и будет, – улыбаюсь я. – Но мне нужно кое о чем тебе рассказать.

И я сообщаю ей о наших планах по поводу «перезагрузки» города. Пока я говорю, думаю о тех, кого она может потерять: отца, мать, сестру… Навечно утратить связи, отброшенные за ненадобностью во имя чистоты генокода.

– Мне очень жаль, Кристина, – вырывается у меня. – Ты, вероятно, хотела бы нам помочь, но…

– Не извиняйся, – она смотрит на Юрайю. – Я рада, что вернусь в город.

Она кивает и продолжает:

– Вы сумеете им помешать. Я уверена.

Надеюсь, Кристина права.

Когда я подхожу к палате Ниты, остается совсем немного времени до того, как закончатся часы посещения больных. Охранник таращится на меня поверх книжки и вопросительно поднимает брови.

– Я к Ните, – говорю я.

– Нет. Визиты запрещены, – отрезает он.

– Я та, которая в нее стреляла, – делаю новую попытку.

– Ну, – пожимает тот плечами, – если ты пообещаешь мне больше в нее не стрелять. Даю тебе десять минут.

– Отлично.

Он приказывает мне снять куртку и обыскивает, проверяя, нет ли у меня при себе оружия. Нита, насколько ей позволяет ее ранение, приподнимается, услышав, что кто-то зашел в палату. Нижняя половина ее тела забинтована, одна рука прикована наручниками к койке. Волосы спутаны и торчат в разные стороны, но все равно она очень хорошенькая.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она.

Я молча проверяю комнату на наличие камер слежения, и нахожу одну, направленную прямо на кровать Ниты.

– В ней нет микрофона, – заявляет она. – Наверное, они не думали, что он понадобится.

– Вот и хорошо, – я подвигаю стул и сажусь рядом с ней. – Мне надо узнать у тебя важную инофрмацию, Нита…

– Меня уже допрашивали, – прищуривается она. – Мне не о чем с тобой говорить.

– Если бы я тогда не выстрелила в тебя, я бы не стала теперь любимицей Дэвида. Так уж получилось, – отвечаю я и посматриваю на дверь.

Я, конечно, не боюсь, что нас подслушивают, но в Бюро у меня явно развилась паранойя.

– Мэтью, я и Тобиас придумали новый план. Но необходимо пробраться в Оружейную Лабораторию.

– И считаешь, я вам пригожусь? – она отрицательно качает головой. – Насколько ты могла заметить, у меня ничего не получилось.

– Расскажи мне о дополнительной системе защиты. Неужели только у Дэвида есть код доступа?

– Нет, это было бы глупо, – фыркает Нита. – Код знает его руководитель, но в Резиденции Бюро Дэвид на самом деле единственный.

– Ладно. Но что это за система защиты? Та, которая активируется, если кто-то попытается взорвать дверь?

Ее губы превращаются в тонюсенькую ниточку, она, не отрываясь, изучает свои бинты.

– Сыворотка смерти, – наконец, произносит она, – в форме аэрозоля. И ей нельзя противостоять. Разве что ты наденешь костюм химзащиты. И то он спасет тебя лишь на время. Так написано в отчетах Лаборатории.

– Значит, они автоматически убивают всех, кто попытается войти в комнату без кода доступа? – уточняю я.

– А что здесь странного?

– Ничего, – я упираюсь локтями в колени.

– Ну, а Дэвид не собирается ни с кем делиться кодом доступа, – хмыкает она.

– А есть шанс, что сыворотке может противостоять генетически чистый?

– Нет.

– Большинство «ГЧ» не могут противостоять действию химии, кроме меня, – парирую я.

– Если хочешь поиграть в прятки со смертью, милости прошу, – Нита откидывается на подушки.

– Еще вопрос. Если я решусь, где мне добыть взрывчатку, чтобы взорвать двери?

– Ты спятила?

– Я думала, ты все поняла. Ведь если наш план удастся, ты не просидишь в тюрьме до конца своих дней. После выздоровления ты будешь свободна.

Она молча взвешивает услышанное. Наручник врезаются в кожу запястья, оставляя тонкий след на ее коже.

– Взрывчатка есть у Реджи, – произносит она. – Он научит тебя, как ею пользоваться, но сам он никуда не годится. Не бери его с собой, если не хочешь с ним нянчиться.

– Ясно.

– Скажи ему, что потребуется в два раза больше огневой мощи. Двери очень прочные.

Я киваю. Мои часы подают звуковой сигнал, давая понять, что время истекло. Я встаю и убираю стул в угол.

– Спасибо, – кратко благодарю я.

– Каков ваш план? – спрашивает она напоследок.

Я ничего не говорю.

– Ладно, – говорю я. – В общем, термин «генетически поврежденный» будет стерт из человеческого лексикона.

Охранник открывает дверь, вероятно, готовясь накричать на меня за превышение лимита, но я уже направляюсь к выходу. Оглядываюсь на Ниту: она улыбается.