Глава 28
Растянувшись на софе, Гарри потягивал сигарету. Андреа поблизости не было. Джек не стал спрашивать, где она.
– Так ты, значит, видел этого ее ребеночка с черепом вместо лица? До чего ж я рад, что сам построил себя – и выкинул программку черепа. Мне не понравилось бы таскаться по улицам с таким вместо башки. Шляпа бы соскальзывала. А дым от этой штуки, – Гарри махнул сигаретой в сторону Джека, – лез бы через глазницы. Не слишком пристойно на вид. Радуйся, что благодаря твоему засранцу этих проблем у тебя не будет.
Он ткнул пальцем в сторону Фиста. Тот подчеркнуто проигнорировал грубость.
– Кстати, а что нам делать с Яматой? Нельзя ей спускать с рук, но, черт, выследить не получается. А вот если бы мы могли проломиться сквозь клетку Фиста, чтобы я смог воспользоваться его возможностями, я мог бы копнуть и поглубже. Если я не смогу найти ее, у нас полный ноль.
– Мы получили всю необходимую информацию от Ахматова, – сообщил Джек. – Так ведь, Фист?
– О да, я знаю точно, где она, – ответил паяц.
– Ну давай тогда выкладывай, – лениво процедил Гарри.
– Я скажу тебе, только если получу, э-э… кое-какие гарантии от Джека.
– Что? – изумился Форстер. – Фист, да бога ради!
Хотя он не слишком удивился. После встречи с Зарей общаться с паяцем стало гораздо легче. Впрочем, прежнее упрямство рано или поздно вернется.
– Что за херню несет этот мелкий кусок дерьма?! – взревел Гарри и двинул паяца большим пухлым кулаком.
Но кулак прошел сквозь висок паяца, будто сквозь туман. Лицо Фиста на мгновение зарябило помехами. Он хихикнул.
– Старикан, а ты по-прежнему всего лишь призрак! И меня не тронешь, разве что Джек разрешит, а он-то не разрешит!
Он повернулся к хозяину и объявил:
– Я хочу, чтобы ты ни в коем случае не позволял Гарри лезть в мои системы. Если пообещаешь, я расскажу, как найти Ямату.
– Ну ты и говнюк! – покачал головой Гарри.
– Послушай, насколько я знаю, чтобы выследить Ямату, тебе не нужны мои программы. Никакие. Чего ж ты разнервничался так, а? – осведомился Фист.
– Потому что тебе следует делать то, что прикажет Джек. А ты мне нужен.
– Чушь! Тебе просто охота вертеть мной, как ты вертишь Андреа. Охота заполучить еще одного раба.
– Она не рабыня, а чертов фетч. А с фетчами оно именно так. Я, как режиссер, вытаскиваю наружу и показываю лучшее в актерах. И твое лучшее вытащу наружу, использую тебя, чтобы находить, вламываться в найденное и разносить его вдребезги. Для того ты и сделан, – процедил Девлин.
– Гарри ничего подобного не сделает с тобой, – заверил Джек, старающийся обуздать злость.
– Что?! – изумился бывший инспектор.
– Ты обещаешь? – пропищал Фист, подпрыгивая от радости.
– Обещаю.
– Мамой клянешься и зуб даешь?
– Ради бога, я же сказал – нет. Значит, нет, – проворчал Джек. – Гарри никогда не получит доступа ни к одной твоей системе.
– Ура! – заголосил паяц. – Гарри, ты мне не босс!
– Ты, дерьмо мелкое, дай мне только добраться до тебя…
– Уже не доберешься!
– Вы двое, прекратите! – рявкнул Джек. – Мы хотим разнести в клочья Ямату, а не друг друга.
И паяц, и бывший полицейский посмотрели на Форстера удивленно – словно расшалившиеся дети, застигнутые врасплох взрослым, – и послушно замолчали.
– А теперь говори, где она, – приказал Джек паяцу.
– Помнишь, Ахматов сказал нам, что Ямата работает в охранной фирме в Шелти? Думаю, я нашел эту фирму. Гарри, тебе нужно проверить. Вот данные.
Девлин принялся читать, водя глазами вдоль невидимых строчек.
– Ясно, – удовлетворенно заметил он. – Я их просмотрю, проверю защиту. Как только мы найдем способ сунуть тебя и мелкого засранца в их сервера, решим все наши проблемы.
– Ты так уверен в себе. А если тебя поймают? – спросил Джек.
– Я прячусь в сети уже два года. Перемещаюсь по трубам, стою за дверями, прячусь в тени. Не стоит беспокоиться обо мне. Вопрос в том, как тебя незаметно провести в Дом под носом у Внуба.
– Не важно, увидят они меня или нет.
– Что-то ты обнаглел, Джек Форстер, – заметил Гарри.
– Дело не в наглости, а в поддержке. И теперь она у меня есть. Тотальность поможет мне.
– Бесполезные ничтожества! – фыркнул Девлин. – Хорошо, если хоть на что-то сгодятся.
– Еще как сгодятся, – заверил Джек. – Когда выступаем?
– Тут нужна осторожность. Потребуется день-два.
– У меня б заняло полчаса, – пискнул Фист.
– Тогда, мать твою, помоги мне! – рявкнул Гарри и, обращаясь к Джеку, добавил: – Сможешь попасть в Дом послезавтра?
– Не сомневайся, смогу.
– Отлично. Я буду на связи, – заключил Гарри и пропал, оставив после себя клуб дыма от последней затяжки.
Дым завис посреди комнаты, расползаясь от виртуального сквозняка, и вскоре пропал тоже. А Джек наконец вздохнул с облегчением.
– С чего ты разозлился? – спросил он у паяца.
– Не хочу, чтобы Гарри использовал меня. Чтобы внутрь залез. Я не люблю, когда мной управляют.
– Да он всего-то хотел подключиться к части твоих систем.
– Он бы этим не ограничился, уж поверь.
– И что? Как он тебе повредит? Он блефует.
– Джек, ну черт подери, ты и впрямь совсем не сечешь, каково оно – быть программой? Помнишь, как Сумрак меня пользовал? Как только кто-то забирается в меня, сразу начинает безобразничать.
– Я не разрешу Девлину безобразничать.
– Думаешь, это его остановит? Если б Заря захотела, она бы меня изжарила вконец. А не изжарила она потому, что не хотела нарушать лицензию, связывающую меня с тобой. Лицензия – закон. Суть Пантеона. А Гарри наплевать на законы. Как только ты впустишь его, он сотворит, что ему заблагорассудится.
– Он же фетч. Фетчи такого не могут.
– А вот и нет! Он перестроил себя. Когда я секретничал с Исси, то увидел, как работают фетчи. Она поделилась со мной секретом. У Гарри другая структура. И время запаздывания реакции совсем другое. Он базируется не на Гробовых Драйвах.
– Девлин сбежал оттуда и провел несколько лет в бегах. Конечно, он работает не так, как подобия Исси.
– Если б дело было только в этом, – хмыкнул Фист.
– Ты пытался отследить его? Выяснить, где хранятся его данные?
– Я не могу его зондировать. Он сразу поймет, что я делаю. А нам этого не надо.
– Боишься его?
– Мать его, конечно боюсь! Если дать Девлину волю, он меня выпотрошит и зажарит, как рыбку-фистушку, – может, и покруче нашего приятеля из Пантеона. Если тот, конечно, таки наложит на меня лапы.
Форстер рассмеялся.
– Да как ты смеешь потешаться? – взвился Фист. – Я думал, сучка Заря меня и вправду прикончит! Я хочу достать гаденыша, устроившего нам всем бучу, до того, как она или он достанут меня!
– Они хотят сохранить тебя.
– Ты сам сказал, что это полная чушь!
– И что это за чушь? – раздался вдруг знакомый голос.
Андреа была без макияжа. У Джека защемило сердце. Он вспомнил, как в последний раз видел ее такой. Сейчас на ней было темно-красное, цвета свернувшейся крови, платье, а кожа казалась очень бледной и свежей. Эта Андреа была совсем юной.
Джек не ответил ей.
– А, не важно, – сказала она. – Я только что обнаружила послание, которое оставила самой себе. Там говорилось просмотреть его вместе с вами. Думаю, это слайд-шоу.
– Подожди! – попросил Джек.
Но она взмахнула рукой, и полилась музыка. Вначале барабанных перепонок коснулся ритм – навязчивый, завораживающий, но такой тихий, пришлось напрячься, вслушиваясь. Ритм вбирал в себя посторонние шумы, наливался силой, делался богаче, громче.
– Что это? – спросил Джек.
– Ш-ш-ш, слушай внимательно! – прошептала Андреа.
Зашумело, затрещало. Прерывистые гитарные аккорды накладывались на барабанную дробь, взвиваясь и опадая, словно птица на испорченной кинопленке снова и снова пыталась коснуться воды.
«Она хочет проекцию видео!» – прошипел Фист.
«Позволь ей».
На пустой стене комнаты появились изображения. Большинство – черно-белые. Среди них – несколько цветных, сразу притягивающих взгляд. В мелодию вплетались звуки новых инструментов, затем – человеческая речь. Джек услышал голос Гарри. Цветное фото заняло всю стену. На нем – смятые простыни, плечо, его гладит женская рука. Прошла пара секунд, и появилось фото окна, видимого снизу. От света ламп Хребта дождевые капли на стекле сверкали, как бриллианты. Следующее фото: письмо, написанное от руки. Но оно исчезло слишком быстро, Джек не успел ничего прочитать. На стене кошка прыгнула на носок. Мгновение – и снова перемена. Музыка зазвучала вразнобой со сменой кадров. Мелодии искажались, вторгалась речь, бессмысленные, вырванные из контекста клочки. Гарри все еще говорил, и в его голосе слышалась беззаботная радость, какой Джек не замечал никогда. Ласковые, нежные слова шепотом, полуночный говорок влюбленных, такой звучный посреди спящей Станции. Затем в смесь ворвался голос самого Джека – такой молодой и свежий.
Замелькали новые фото: закипающий чайник, сад, болтающаяся на дереве игрушка, руки, вытаскивающие рубашку из сушилки. Джек узнал свои руки – и душу затопило воспоминаниями. Музыка и запечатленные мгновения тянули за собой из памяти все больше, и перед Джеком встала картина прошлого, каким его видела Андреа. Блестело стекло часов на прикроватной тумбочке. Они каждый день будили Джека и гнали на работу. Вот из-за неловкого движения опрокинулся стакан виски с эмблемой «Виста-клаба» на нем. Виски пролилось на Андреа. Тогда оба вернулись домой на такси, и она поспешно, путаясь в пуговицах, сбросила промокшую одежду. Потом они занялись любовью. Гарри не было дома, и Джек с Андреа впервые провели целую ночь вместе.
Вздохи, тихий шепот, смех. Звуки и образы сплелись в безошибочные заклинания, команды, записываемые прямо в память Джека, заставляя пережитое воплощаться в явь перед глазами. Вспыхнул калейдоскоп вчерашнего, ушедшего, затмил настоящее, сделал богаче, глубже и гораздо живее. На мгновение Джек ощутил себя в том времени, когда был с Андреа. Радость захлестнула его, и он позабыл, зачем пришел сюда. Но интонация фильма переменилась. Осколки прошлого по-прежнему гипнотически пульсировали на стене-экране, но уже не трогали душу. Джек вернулся в настоящее.
«Это поразительно!» – воскликнул Фист.
«Да, затягивает по-настоящему».
«Я про Андреа. Посмотри на нее».
Андреа сидела неподвижно, завороженная мелькающими картинами прошлого, а ее одежда и прическа изменились, стали современнее. И на лицо легла печать лет.
«Она возвращается к себе прежней, – ахнул Джек. – Но как?»
«Это музыка и образы, – объяснил паяц. – Они заставляют включаться каналы памяти и реконструируют ее самое позднее „я“. Удивительное дело!»
Джек подумал о том, когда еще слышал подобную рваную музыку. Наверное, в клубе Андреа восстанавливала себя после выступления. А Джек подумал, что она репетирует в комнате наверху. Возможно, Андреа в своем роде именно сочиняла, вплетая несколько новых часов жизни в музыку, эффективно и безошибочно отменяющую любую попытку вернуть фетч в юность.
«Ты посмотри только! Про Луну!» – охнул Фист.
Зрелище снова захватило Джека, хотя не как раньше. Теперь переживание было не таким личным. Ожило общее людское горе. Боль рвала сердце. Музыка будила память не только о погибших детях – вереница кадров завершилась гибелью самой Андреа. В разуме Джека полыхнула смерть Корасон. Он отвернулся от экрана, не в силах терпеть.
Когда Джек снова посмотрел на стену, вернулись кадры событий за два года до убийства. Стена показывала медленное угасание чувства к Гарри и одновременно становление Андреа как самостоятельной певицы и композитора. В конце концов на стене замелькали кадры посмертия, зазвучала музыка, восстанавливающая испытанное фетчем Андреа.
Настала тишина. Джек посмотрел на Андреа, ставшую собой. Она сидела, опустив голову и закрыв глаза.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
Она открыла глаза, посмотрела на него взглядом настоящей, нынешней Андреа.
– Ненавижу заниматься этим! Гребаные клубы! Чертов Гарри!
– Тогда почему позволяешь ему оставаться здесь?
– Ох, Джек… – Андреа обессиленно опустилась на диван. – Когда-то он был моим мужем. Да, Гарри – дерьмо, но куда ему податься? И по-своему он очень помог мне в последние пару лет.
Андреа смахнула прядь с лица:
– И поговорить мне почти не с кем. Ты же видел, как оно в клубах. Друзей вижу редко, их больше заботят живые. А моя семья предпочитает видеть меня молодой. Гораздо младше меня нынешней. Повзрослев, я отдалилась от них.
– У тебя есть я.
– Но ты ведь не считаешь меня настоящей Андреа. Я обманула тебя. Ты мне сразу вывалил это. Ты еще в это веришь?
– Я не доверял тебе. Ты не сказала мне всей правды.
– Надеюсь, ты уже понял, почему нельзя было сказать тебе. А может быть, уже есть те, кому и ты не рассказал всей правды? – спросила она.
– Может, и есть. – Джек криво усмехнулся. – Ты так похожа на нее.
– Похожа? Всего лишь?
Джек промолчал.
– Потому я и хотела, чтобы ты услышал мое послание самой себе. Я знала, что ты именно это и скажешь. Ты только что увидел мои воспоминания, превращенные в программу, возвращающую мое «я». Джек, мое существо основано на памяти. Как и твое.
– Но я не умирал.
– Задумайся: каждые семь лет клетки твоего тела полностью обновляются. Тебя не было здесь семь лет. Сколько осталось тебя прежнего?
– Андреа, я – по-прежнему я.
– Ты – набор структур памяти, работающих на постоянно возобновляющейся платформе. Эти структуры – единственное устойчивое в тебе. То, что позволяет тебе оглянуться и узнать себя. Именно память делает тебя тобой, а не изменчивая оболочка плоти. Память делает мной меня. Да, мои структуры работают на другой платформе, но они – те же. И я изо всех сил пытаюсь сохранить их. Джек, я Андреа. Я та самая, что и годы назад, как и ты – тот самый Джек, который любил меня тогда.
«Ох, эта мутотень философская! Аж голова загудела. Кончай пускать сопли и просто трахни ее».
«Фист, заткнись!»
«Ах, сейчас бокальчик шампанского, потом активируем кожные рецепторы… И вот она может дотронуться до тебя! Давай, действуй, герой-любовник!»
Андреа заметила внезапную отстраненность Джека.
– Фист? – спросила она.
– Да. У него чересчур простые и сильные желания.
– Он реален?
– Свое «я» у него точно есть, – улыбнулся Джек. – Он останется в этом теле после меня. Так что да – он реален.
«Конечно!» – пискнул Фист.
– Ты его изрядно взволновала, – заметил Джек.
Андреа придвинулась к нему. Симуляторы прикосновений создали ощущение тепла, идущего от ее кожи. Виртуальное дыхание коснулось его щеки. Андреа тронула его лицо.
– А тебя? – спросила она.
