5. Дешевые девушки

Москва – город, где можно приобрести или потерять все в считаные минуты. Золотой прииск бесхозных возможностей и мрачная чаща неожиданных опасностей. Никогда не подозреваешь, что произойдет с тобою завтра. Может быть, каблук твоих изношенных туфель надломится как раз в тот момент, когда в суетливой толпе ты будешь пробегать мимо случайно оказавшегося на улице мультимиллионера. Ты споткнешься, а он галантно предложит тебе руку, и в ваших несмелых улыбках послышится отзвук свадебного марша. Я знаю точно, такое случается. Моя знакомая, Лида, именно таким образом вышла замуж. Правда, через полгода мультимиллионер влюбился в звезду стриптиза, а Лидку выставил из дома без копейки в кармане, но это уже совсем другая история…

Москва – беспроигрышная лотерея. У каждого есть шанс сорвать джекпот.

С другой стороны, не вовремя оказавшись в пустой рассветной подворотне, ты запросто можешь угодить в лапы прыщавых отморозков, вооруженных перочинными ножиками. Глумливо перехихикиваясь, они выдернут из твоих ушей золотые сережки и отнимут кошелек.

Такое однажды случилось со мной.

Дело было на рассвете, в полшестого утра.

Я возвращалась из ночного клуба. Летнее утро было таким обманчиво-безмятежным, таким дымчато-золотым, что черт меня дернул не ловить сразу такси, а прогуляться по пустынному городу пешком. Мой путь петлял в уютных переулочках старого центра, я то углублялась в знакомые дворики, то выныривала обратно на улицу. Людей вокруг не было, машин – тоже. Я наслаждалась тишиной, и свежей утренней прохладой, и добровольной бессонницей… и не заметила, что те двое идут за мной по пятам.

Было им от силы лет по восемнадцать. Коренастые, бритоголовые, с простыми широкими мордашками и бесцветными бровями – есть лица, которые не можешь запомнить, даже если работаешь с ними бок о бок изо дня в день.

В гулкой пустынной подворотне они решились напасть. Я и понять ничего не успела, как они материализовались передо мной, точно двое из ларца. По выражению их лиц сразу стало ясно, что ребята не время спросить подошли. В руке одного красноречиво блеснуло лезвие ножа, другой схватил меня за плечи и прижал к холодной пыльной стене.

Сердце мое ухнуло в бездонную адреналиновую яму. Я испуганно заглядывала в серые мелковатые глаза парнишки в поисках похотливого блеска. Не хватало еще на старости лет быть изнасилованной малолетними хулиганами!

– У меня есть справка из вендиспансера, – на всякий случай промямлила я, губы от волнения противно пересохли, – я… нездорова!

– Да кому ты нужна, кошелка, – хмыкнул тот, что с ножом, – серьги снимай!

Золотые сережки с крошечными сапфирами мне подарила бабушка. На шестнадцатилетие.

– Они… грошовые.

– Снимай, кому говорят, – хамоватый басок неуверенно прорезался сквозь неоперившийся мальчишеский фальцет, – а то с мясом вырву.

Вздохнув, я щелкнула замочками и положила серьги в чумазую ладошку.

– Кошелек гони!

Я обреченно распахнула сумку.

– Оставьте хотя бы на такси.

– Обойдешься, – подумав, тип с ножом вырвал у меня из рук сумку.

– Натурой расплатишься, – хохотнул второй.

Перед тем как убежать, он зачем-то толкнул меня в грудь, да так сильно, что я потеряла равновесие и повалилась на бок, как кегля в боулинге.

И вот, с разбитой в кровь коленкой, в грязном платье и порванных чулках, без денег и документов, я оказалась одна в центре просыпающегося города. Я не смогла сдержать слез – было обидно и за сережки, и вообще за то, что я, взрослая женщина, оказалась в такой нелепой, унизительной ситуации. Слезы вперемешку с модной синей тушью текли по моим щекам, одна из накладных ресничек отклеилась и уныло повисла на краешке века. Наверное, в тот момент я была похожа на изнасилованную Мальвину.

Ну как я в таком виде появлюсь в метро?!

Я обессиленно присела на корточки возле стены и попыталась припомнить, кто из знакомых проживает неподалеку. И вдруг…

– Девушка, вам плохо?

Сочувственный женский голос, совсем близко. Я вытерла слезы ладонями и подняла голову – рядом со мной присела девушка, совсем девчонка, которая, видимо, тоже возвращалась с шумного ночного бдения, потому что форма одежды и макияж у нее были отнюдь не будничные.

– Меня ограбили, – прошептала я.

– Ужас какой! Но ты тоже хороша, здесь местечко еще то, а ты одна совсем… Ладно, поднимайся. Я живу здесь рядом, в соседнем доме. Пойдем, умоешься хотя бы.

– Спасибо, – прошелестела я, – честное слово, я не обманываю, я…

– Да пошли уже. – Она хлопнула меня по плечу. Руки у нее были сильные. – Не куксись, с каждым случиться может!

Девушка представилась Любашей. Видимо, она тоже возвращалась из ночного заведения, только, скорее всего, то была дискотека районного ДК. Моя спасительница была похожа на пэтэушницу в худшем смысле этого слова: соломенная пергидроль жестких волос, прозрачная дешевая блуза в зацепках, не оставляющая пространства для фантазии, кожаная мини-юбка. Ее коротенькие плотные ножки формой напоминали пивные бутылочки. Небольшие серые глаза щедро обведены фиолетовым, сероватая бугристая кожа покрыта толстым слоем тональника.

– Сейчас чайку выпьем, потом можешь принять душ, и вызовем тебе такси, – ободрительно улыбнулась она. – Денег одолжу.

– Даже не знаю, как вас благодарить… Она жила в кирпичном трехэтажном особнячке, который когда-то слыл элитным и добротным, а теперь всеми морщинками грязных стен молил о капремонте. В подъезде душераздирающе пахло кошками и многослойными испражнениями – видимо, не первый год данное помещение было общественным туалетом для всех окрестных бомжей. Битые стекла, консервные банки с похожими на личинок окурками, обугленные скелеты почтовых ящиков… Даже сложно было представить, что мы находимся в самом центре Москвы.

– Я комнату снимаю, у бабки одной, – гремя ключами, объяснила Любаша, – так что ты не шуми.

Квартира с порога оглушила меня запахом старости и кислых щей. Подгнивший серый паркет возмущенно скрипел при каждом шаге, ветхие обои лоснились и клочьями свисали со стен, обнажая под собой пожелтевшие от времени газеты.

Любаша со стуком сбросила туфли и жестом попросила меня сделать то же самое. Ее колготки были продраны и неоднократно заштопаны, из неаккуратных дыр выглядывали воспаленные стертые пальцы.

Она кивнула в сторону одной из комнат, я последовала за ней на цыпочках. Мне было как-то не по себе. Обезоруживающая бедность Любаши заявляла о себе каждым попадающимся на глаза предметом.

В ее комнате почти не было мебели. Продавленный диван, в углу которого высилась скомканная куча несвежего постельного белья, колченогий стул с ворохом неглаженой одежды на спинке, тумбочка с россыпью дешевой косметики на пыльной поверхности. Любаша смахнула одежду на пол, а стул предложила мне. Я осторожно присела на краешек. Хозяйка комнаты широко, не стесняясь, зевнула и потянулась к стоявшему на подоконнике электрическому чайнику.

– Спать хочется, сил нет.

– Танцевала всю ночь? – понимающе улыбнулась я.

Она посмотрела на меня как-то странно.

– Можно сказать и так. А тебя-то вот кто так уделал? Правда ограбили, что ли?

– Ну да, – вздохнула я, – серьги отобрали, деньги, паспорт, телефон, сумочку…

– Ясно. А то я сначала было решила, что ты тоже из наших, просто прикидываешься. Поэтому и остановилась. Досталось, думаю, бедняжке. А потом пригляделась – платье у тебя уж больно дорогое.

– Из ваших – это из каких? – удивилась я.

Любаша рассмеялась. У нее были мучимые безжалостным кариесом желтоватые зубы заядлой курильщицы.

– Ну ты даешь. Правда что ли не въезжаешь? Или стесняешься?

Я пожала плечами.

Забурлил чайник. Любаша отвлеклась, засуетилась. Откуда-то появились чашки с отбитыми ручками и пакет с сухариками. Соблюдая законы гостеприимства, она поболтала чайным пакетиком сначала в моей кружке, затем в своей. Предложенное пойло выглядело так негигиенично, что пробовать его я не решилась. Однако греть ладони о чашку было приятно.

– Когда я пришла сюда комнату снимать, – закусив сухарем, начала Любаша, – мне бабка сразу сказала: тебе двойной тариф. Я возмущалась, торговалась, а она ни в какую. Знаю, говорит, я ваших, от вас одни проблемы. В объявлении было сказано: две с половиной тысячи в месяц, а я плачу больше четырех. И так везде. Врать бессмысленно, я пыталась. Говорю, студентка я. А они ржут. Какая ты, мол, студентка, у тебя же на роже все написано, кто ты и что ты.

Внезапное понимание оглушило, как удар кувалдой по темечку. Эта вульгарная одежда и усталое лицо, которое бессонница пометила, как свою личную территорию… И несвежая шея, и бедро в синяках… Я могла, наверное, и раньше догадаться, но стресс и здравый смысл – не лучшие друзья. Да и нет у меня опыта безошибочного ориентирования в социальной низинке.

Правда, так уж случилось, что у меня есть много знакомых содержанок, но эти труженицы продажной страсти – птицы иного полета. Они носят брильянты, пьют «Моет и Шардонн», отовариваются в Милане и оттягиваются в «Лете».

– Так ты…

– Проститутка, – спокойно улыбнулась она, – да ты рот закрой, не в зоопарке.

– Извини, – заморгала я, – не обижайся, просто…

– Я все понимаю, – перебила Любаша, – тебе в новинку. Девушка из приличной семьи.

Какое-то время сидели молча. Любаша громко прихлебывала чай и хрустела сухарями, я же исподтишка ее рассматривала.

Ее природная красота если когда-то и существовала, то была безнадежно загублена годами пренебрежительного к себе отношения. Любаша старалась усугубить свои яркие черты: ей непременно хотелось, чтобы волосы были белыми, брови – черными, а губы – красными. Она малевала свой образ машинальными размашистыми штрихами, притом ее не волновали такие мелочи, как рваные заусенцы, облупившийся лак на ногтях, розоватые прыщи, предательски бугрящиеся под толщей маскировочных средств.

– Ты не переживай, я чистенькая, – вдруг сказала она, перехватив мой взгляд, – на той неделе была у врача. Ничего. Нас раз в месяц заставляют проверяться. Подцепишь гепатит какой-нибудь – твоя цена падает раз в пять.

– Значит, ты… работаешь в салоне интимных услуг? – Я решила хоть как-то поддержать разговор.

– Не-а, – Любаша откинула жесткую свалявшуюся прядь со лба, – на улице работаю, тут недалеко.

– Разве это не опасно?

– Не опаснее, чем в других местах, – хмыкнула она, – я же не сама. На точке работаю, там все культурно, есть хозяин и смотрящая. У них договоренность с милицией. Так что все поставлено. Правда, деньги приходится отстегивать, но что поделаешь. Жизнь дороже.

– И ты вот так… трудишься… каждую ночь? – Я совсем забыла о собственной проблеме и о навсегда потерянных бабушкиных серьгах.

– Ну почему, иногда отсыпаюсь, – пожала плечами Любаша, – я же тоже живой человек, мне выходные положены.

– А зарабатываешь много? Если не хочешь, можешь не отвечать!

– Смешная ты… Нормально зарабатываю, мне хватает. Еще и родителям помогаю, они у меня пенсионеры. Пятьдесят долларов в час получается, двести пятьдесят за ночь.

– Как мало, – потрясенно протянула я.

– Нормально, – отрезала Любаша, – я знаю девушек, которые за двадцать пашут и не обламываются. Мне еще хорошо, я здоровая, недавно в бизнесе, мне всего двадцать два.

– Ско-олько? – присвистнула я. Любаша выглядела моей ровесницей, а я отметила тридцатилетие в позапрошлом году.

– И грудь у меня большая, – продолжила она, проигнорировав мою бестактность, – и попа крепкая, и без претензий я особенных.

Я посмотрела на мутноватый чай, остывающий в моей кружке. Потом на рваные Любашины колготки. А потом уже на нее саму.

– Люба, а зачем ты вообще этим занимаешься? Неужели… неужели нет других способов заработать, тем более речь не идет о каких-то сумасшедших суммах!

– Слушай, Саш, – прищурилась она, – я тебя сюда пригласила не для того, чтобы ты мне морали читала. Кто ты мне, мамочка? И вообще, я спать хочу. Не на дискотеке была, как некоторые. Не против, если я вызову для тебя такси?

Вечером того же дня я отправилась по адресу, который дала мне Любаша: пересечение Садового кольца и тихого малолюдного переулка. Не то чтобы я желала увидеть воочию будничную жизнь работниц полового фронта. Но моя утренняя спасительница настаивала, чтобы одолженные триста рублей вернулись к ней уже вечером.

От метро, по Садовому, я шла пешком. Любаша предупредила: «Ты сразу поймешь, куда тебе надо. Кто-нибудь из наших всегда маячит на дороге».

И не обманула: через какое-то время я заметила на обочине одинокую женскую фигурку в летнем белом плаще. Не оставалось сомнений, что девица не просто ловит такси или остановилась перекурить, а именно находится на рабочем посту. Приветливый маячок для охочего до приключений ночного путника. По ее измученным герпесом губам гуляла такая блудливая улыбка, что мне захотелось отвести глаза. Ее униформа развеивала последние сомнения: из-под коротенького плаща выглядывали резинки обманчиво-невинных белых чулочков. «Неужели на ней и вовсе нет юбки? – подумала я. – Неужели она в лучших законах жанра распахнет перед сомневающимся сластолюбцем плащ, а там – только упакованное в развратное белье тело?!»

Когда я подошла вплотную, девушка улыбаться перестала.

– Чего надо?

Было ей лет семнадцать-восемнадцать.

Веснушки безграмотно замазаны пудрой, обведенные черным глаза смотрят настороженно и неприветливо.

– Я Саша, – кашлянув, сказала я, – простите, не подскажете, как мне Любашу найти?

– Какую Любашу? – подозрительно прищурилась она.

Взгляд у нее был странный – цепкий и туповатый одновременно.

– Любашу, – повторила я, только в тот момент сообразив, что я даже не знаю фамилии девушки, к которой пришла, – она работает тут.

В этот момент перед нами, взвизгнув тормозами, остановилась грязноватая «девятка». В приоткрытом окне маячили две мрачные физиономии – кавказцы. Из салона пахнуло сигаретным дымом и несвежими мужскими носками.

– Дэвушки, вдвоем поедете? – спросил тот, что сидел рядом с водителем, не отводя налитых кровью глаз от белых чулочков моей собеседницы.

Мне стало страшно. Я вдруг представила себе, как мимо по Садовому проезжает мой начальник, или моя лучшая подруга, или директор школы, в которой я училась. Они близоруко щурятся, глядя на меня, а потом недоуменно распахивают рот. И по Москве ползет, набирая обороты, сплетня: Кашеварова от безнадеги приторговывает собой на улице!

– Двэсти, – сверкнул золотыми зубами водитель.

– Двести пятьдесят, – мягко поправила девушка, а потом, покосившись на меня, сквозь зубы процедила: – Все, пошла отсюда! Не видишь, работаю я.

Я отошла на несколько метров и огляделась по сторонам: дальше-то что делать? Кто-то требовательно похлопал меня по плечу.

Как из-под земли, передо мною выросла коренастая женщина средних лет с подвижными темными глазами, на ней были старомодные джинсы-«варенки» и синтетическая кофта от спортивного костюма лже-«Адидас». Ее глаза были подведены с той размашистой щедростью, какую позволяют себе только оперные солистки да продажные девицы. Однако было видно, что макияж для нее – ритуал скорее машинальный. Она давно плюнула на свою женственность. Концы ее волос были окрашены в желто-белый цвет, у корней пробивалась природная чернота.

– Чего надо? – Ее взгляд словно сканировал меня.

Я поежилась. И почему такое всегда происходит именно со мной?

– Здравствуйте. Я ищу Любу. Любашу.

– Зачем она тебе? – без удивления спросила тетка.

– Я ей денег должна.

Навстречу мне вытянулась по-мужски широкая короткопалая ладонь.

– Давай мне, я передам.

– Нет, – помотала головой я, – я должна лично отдать, в руки. Мы договаривались.

– Ну пошли тогда, – она кивнула в сторону ведущей во дворы тропинки, – только недолго. Нечего мне девок отвлекать. Должница нашлась.

Дворик, в который привела меня смотрящая (а я сразу поняла, что это она и есть), был крошечным и безлюдным. Вокруг – лишь офисные здания с безжизненно погасшими окнами. Под раскидистым кустом сирени стояла длинная, видавшая виды скамья, возле нее и собрались работающие на точке девушки. Кто-то сидел на скамейке, кто-то – на корточках рядом, кто-то нервно прогуливался вокруг. Было их пятнадцать – двадцать: разношерстная пестрая стайка легкомысленных ночных кудесниц.

Любашу я заметила сразу – она стояла чуть поодаль, в руках вертела пилочку для ногтей, а между ее полных, ярко накрашенных губ была зажата полуистлевшая сигарета. Я помахала ей рукой.

– А, ты, – улыбнулась она, лихо сплевывая окурок в ближайшую лужу, – я уж думала, не придешь.

– Извини, что опоздала. Та девушка, что на улице, никак не хотела со мною говорить.

– А, это Марьянка. – Любаша сплюнула под ноги. – Стерва жуткая. Ей всего шестнадцать лет. Если б не Гуля, наша смотрящая, я бы давно стукнула на нее ментам. Но она пользуется спросом, нельзя.

У меня вытянулось лицо.

– Шестнадцать лет… У нее, наверное, какие-то проблемы? Жизненная трагедия?

– Ага, – рассмеялась Любаша, – между прочим, она из благополучной семьи, москвичка. Ей родители на карманные деньги сто долларов в неделю дают, а она им врет, что танцами заниматься ходит. Больше тут таких нет. Развлекается девочка. Экстремалка, блин.

– М-да, – потрясенно протянула я, – чего здесь только не увидишь…

– Вот у кого трагедия, так это у Алены. Видишь, кудрявенькая, на лавочке сидит, с самого краю?

Любаша кивнула в сторону сутуловатой субтильной девушки с бледным лицом, изрытым потухшими кратерами кое-как загримированных оспинок. Она была настолько некрасива, что смотрелось это скорее не отталкивающе, а трогательно. В отличие от других служительниц культа Алена была одета вполне буднично – джинсы, кроссовки, простая белая футболка.

– А что с ней такое?

– Какой-то ушлый репортер ухитрился прикинуться клиентом и заснять нас на камеру. Мне-то по фигу, у моих родителей все равно телека нет. А вот у Алены муж и двое детей в Кустанае. Она врала им, что служит домработницей. Собиралась подработать и через пару месяцев – обратно. А вот теперь ее увидели во всей красе. Муж сказал, чтобы носа домой не казала. А ей деваться некуда.

Я хотела было, набравшись наглости, спросить Любашу: «А тебя-то, такую рассудительную, каким ветром занесло в эту помойку?!» – но не успела. Во дворик через арку лихо зарулил «мерседес» не первой свежести – старомодно квадратный, с поцарапанной краской на боку и огромной вмятиной на бампере.

– Начинается, – вполголоса пробормотала Любаша, – это Эдик, он тут часто появляется. Только бы не меня.

Из машины неторопливо выбрался молоденький брюнет очень даже интеллигентного вида – такие мужчины не раз встречались мне в читательском зале Ленинской библиотеки. Никогда бы не подумала, что они же могут вот так запросто зарулить в забитый девушками по вызову дворик, чтобы выбрать себе платную подружку на ночь. Тонкое красивое лицо, умные серые глаза улыбались из-под дорогих очков в золотой оправе.

– Молоденький какой, – сказала я, отступая за дерево, – на вид совсем безобидный.

– Он садист, – шепнула в ответ Любаша, а потом ни с того ни с сего задрала коротенькую юбчонку и продемонстрировала мне пухлую белую ляжку в рытвинах раннего целлюлита. На молочной белизне не избалованной солнцем кожи багрово круглел десяток крошечных шрамиков.

– Сигареты, – перехватив мой недоуменный взгляд, объяснила она, – мальчик так развлекается. Платит, правда, больше, чем другие, за вредность. Но я уж лучше без денег посижу.

Деловитая смотрящая Гуля тем временем прокуренным басом покрикивала на оробевших девчонок, которые старались смотреть под ноги, лишь бы не встретиться взглядом с Эдиком. Видимо, каждая из них была в курсе его сексуальных предпочтений.

– Девочки, активнее! Построились в шеренгу, улыбнулись. – В тот момент она была похожа на бравую преподавательницу физкультуры.

Девчонки неохотно поднялись со скамейки. Любаше пришлось присоединиться к ним, я же осталась за деревом, на своем наблюдательном посту.

Эдик медленно шел вдоль шеренги, время от времени задерживаясь возле какой-нибудь девчонки – и тогда его избранница хмурилась, ссутуливалась и с удвоенным энтузиазмом принималась изучать носки своих туфель. Я заметила, как одна из проституток, дебелая блондинка под тридцать, незаметно послюнявила палец и размазала под глазом тушь, чтобы выглядеть менее привлекательно.

Наконец он ткнул пальцем в малорослую пухляшку с испуганными оленьими глазами.

– Я выбрал.

– Она дорогая, – понизила голос Гуля.

– Гуль, знаю я твоих дорогих, – невозмутимо расхохотался он, – если будешь выпендриваться, я таких дорогих через пятьсот метров у Арсена возьму, по сто баксов пучок.

– У Арсена много порченых, – поджала губы смотрящая. Она была похожа на рыночную торговку, рассуждающую о пучке прошлогодней морковки. – А у меня все со справками.

– Короче, сто пятьдесят, и через пару часов девчонка будет у тебя.

– Грабеж, – вздохнула Гуля, – но что с тобой поделаешь, ты у нас уже свой.

Она подтолкнула испуганную избранницу Эдика в сторону машины. Та наклонилась к ее уху и попробовала что-то торопливо объяснить, но Гуля грубо перебила:

– Иди, иди, принцесса! У вас тут у каждой чуть что, сразу месячные.

«Мерседес» резко сорвался с места, в боковом окне мелькнула испуганная мордашка увозимой девушки.

Ко мне подошла Любаша – видок у нее был мрачнее тучи.

– А ты что здесь делаешь? Давай деньги и вали. Интересно стало? Тут не театр, понятно?

– Извини, я сейчас. – Суетливо порывшись в сумке, я достала кошелек. – Любаша, я могу тебе чем-то помочь?

– Можешь, – проникновенно улыбнулась она, – уходи. Потому что из-за тебя у меня и так проблемы будут. Нам не разрешают сюда лишний народ водить.

Лирическое отступление: в то время я встречалась с мужчиной по имени Антон, представителем многочисленного племени столичных бизнесменов средней руки. Антон был амбициозен, но не очень удачлив. Он то пытался что-то купить, а затем продать с наценкой (потом выяснялось, что приобретенный товар был с браком), то ставил возле метро несколько торговых фургончиков (однажды ночью фургоны угнали местные братки), то покупал в Германии машины, чтобы перегнать их на родину и здесь выгодно продать (и почему ему всегда попадались угнанные?). В общем, крутился как мог. При всем этом он был достаточно хорош собой, смешлив, авантюрен, чтобы на какое-то время я потеряла от него голову.

Вечером, после моего визита на мини-рынок добровольных невольниц, я отправилась на Киевский вокзал – встречать своего горе-любовника, который возвращался с каких-то очередных сомнительных переговоров с украинскими дельцами. Естественно, первым делом я рассказала Антону о своем жутком ночном приключении с продолжением. Он пришел в ужас.

– Сто раз тебе говорил, не ходи одна по клубам! Сашка, что же ты за человек?

– Во-первых, я была не одна, а с подругой, просто мы в разных концах города живем, – терпеливо объяснила я, – во-вторых, когда я возвращалась, было уже светло.

– Как будто бы ты не знаешь, что маньяки выходят на охоту на рассвете, – криво усмехнулся он. – Москва – не лес глухой. Ночью здесь околачивается полно народу. А вот ранним утром город вымирает.

– Не занудничай, – я щелкнула его по носу, – у меня к тебе дело. Надеюсь, ты не очень устал?

– Я как выжатый лимон. Поехали ко мне, закажем суши, кино какое-нибудь посмотрим, расслабимся. – Его рука вкрадчивой змеей заползла мне под юбку.

Я стряхнула ее, точно надоедливое насекомое.

В зеркальце заднего вида с нарастающим любопытством наблюдал за нами плешивый таксист.

– Антон, мне не по себе как-то. Мы тут развлекаемся, а она, Любаша… Над ней, возможно, издевается какой-нибудь малолетний хмырь, который думает, что если у него есть лишних пятьдесят баксов, то ему все можно.

– У меня вот, кстати, лишних пятидесяти баксов нет, – не к месту вставил Антон.

– Я как раз зарплату вчера получила. Слушай, а может быть, вернемся туда, а? Поможем Любаше? Она мне помогла. Если бы не она, не знаю, что бы я вообще делала.

– Мать, ты больная? – Уставился на меня Антон. – Что значит поможем? Она же по доброй воле там работает, ее никто не заставлял.

– Ты не понимаешь! – нервно выкрикнула я. – Пока не увидишь это своими глазами, не поймешь. Мы бы купили ее, хоть на одну ночь. Чтобы человек расслабился, поспал спокойно. Она такая усталая, несчастная. Настоящая Сонечка Мармеладова.

– Сашка, я всю ночь кряхтел в поезде. Мне тоже хочется расслабиться и отдохнуть! А не развлекать дешевую проститутку с Садового.

– Ах вот ты как говоришь, – задохнулась я, – значит, мне рядом с тобой вообще делать нечего! Хорошо, что я так рано поняла, что ты за тип. Остановите машину!

– Девушка, не могу остановить, мы на мосту, – меланхолично возразил таксист.

– Останавливайте, кому сказала. Не хочу ни минуты быть в обществе этого черствого человека!

– Как скажете. – Он плавно надавил на тормоз, и машина замерла посреди проезжей части. Сквозь открытые окна были слышны нетерпеливые гудки оказавшихся сзади машин и набирающий обороты мат их водителей.

Я подхватила сумку.

– До свидания, молодой человек. Мы и без вас с Любашей прекрасно время проведем.

Антон удержал меня за руку, в его глазах было насмешливое изумление.

– Ну ты даешь! Сашка, не ожидал от тебя такого представления. Ну ладно, если ты так хочешь, давай вернемся за этой твоей Любашей… Шеф, разворачивайся под мостом!

– Ты?! – Глуповатые круглые глаза недоуменно уставились сначала на меня, потом на Антона.

– Любаша… А мы за тобой, – улыбнулась я, – поехали с нами.

Она завертела головой по сторонам.

– Ты что? Куда это с вами?

– Мы заплатим. – Объяснять, в чем суть дела, было как-то неловко. Получалось, что я навязываю помощь человеку, который, возможно, в ней вовсе и не нуждается.

– Что значит заплатите? Вы что… Из этих? – Подозрительно прищурилась она. – Блин, ну что мне так на вас везет. А я ведь еще утром заметила, как ты на мои ноги пялилась!

За моей спиной многозначительно ухмыльнулся Антон. К нам подошла Гуля – видимо, вечер у нее выдался активный: ее лоб вспотел, волосы сбились в нечесаный колтун.

– Что тут у тебя, Любаш?… А, опять ты? Опять деньги принесла, что ли?

– Нет, мы хотели бы… купить вот эту девушку, – я пыталась говорить деловым тоном, но на слове «купить» голос все равно дрогнул.

– Это дорогая девушка, – заученным тоном сказала Гуля.

Я криво усмехнулась, решив вести себя также беспардонно, как час назад это делал юный садист Эдик. В конце концов, я клиент, который, как известно, всегда прав.

– Двести пятьдесят и на всю ночь. Торговаться я не буду, потому что тут через пятьсот метров есть точка Арсена, и если что… – Я была вполне довольна своим напором.

Но на прожженную Гулю моя осведомленность отчего-то не подействовала.

– Девушка, вы шутите? Вас же двое. Пятьсот, двойной тариф.

– Ээээ… Ну ладно, – вздохнула я. Черт, пятьсот – львиная доля моей зарплаты. Но не давать же задний ход, когда дело почти сделано.

Любаша пожала плечами и уселась в наше такси. Я плюхнулась рядом с ней.

– Любаш, ты не волнуйся. Нам ничего от тебя не нужно. Познакомься, это мой мужчина, Антон.

– Очень приятно, – буркнула она, – если ничего не нужно, то куда же мы едем?

– К нему, – улыбнулась я, – отдыхать, ужинать. Если хочешь, можешь вообще лечь спать, утром мы тебя отвезем домой. Ну разве я похожа на извращенку?

– А где ты видела извращенца, похожего на извращенца? – Криво усмехнулась Любаша. – Все они с виду приличные люди. Встретишь такого на улице, вежливо кивнешь. А что у него на уме, одному богу известно. Если вам ничего от меня не нужно, то зачем ты это все устроила?

– Просто так… – вздохнула я, – чтобы ты отдохнула. Ты мне помогла, а сейчас я хочу помочь тебе. Чтобы ты расслабилась. Маленький праздник.

Какое-то время ехали молча. Мы с Любашей таращились в противоположные окна, Антон отбивал ботинком ритм под радио «Шансон». А потом Любаша повернулась ко мне и сказала:

– Странная ты все-таки. Никогда не думала, что такие бывают.

Пожалуй, то была самая необычная ночь в моей жизни. Антон держался молодцом – хоть сначала и было заметно, что в Любашином обществе он чувствует себя несколько скованно. Мы заехали в супермаркет за вином и сладостями, потом заказали по телефону суши. Любаше суши не понравились, она долго отплевывалась от ролла с лососем, и нам пришлось сварить для нее сардельку. Сначала она преимущественно молчала и подозрительно озиралась по сторонам – наверное, боялась, что мы достанем из потайной комнаты наручники и плети и набросимся на нее, обезоруженную гостеприимством. Но потом расслабилась, разговорилась. И даже пыталась веселить нас забавными историями из своих трудовых будней. Например, рассказала про богатого немца, который покупал десять-двадцать девочек одновременно, вез их в закрытую на капремонт школу в ближайшем Подмосковье, выдавал форму с красными пионерскими галстуками. Он играл роль учителя, они, соответственно, нерадивых учениц. Естественно, финал у таких уроков был вполне предсказуемым, но девушки все равно любили чудака – он никогда не скупился на чаевые.

Вино лилось рекой.

Через какое-то время мне начало казаться, что Любаша – чуть ли не моя лучшая подруга, с которой я не виделась много лет и никак не могу наговориться. А потом…

Антон на всю катушку врубил джаз, а Любаша, вместо того чтобы отсыпаться, с энтузиазмом танцевала стриптиз. К слову, грудь у нее была красивая – тяжелая, полная, молодая, – и роскошь эта отражалась заинтересованным блеском в синих глазах моего мужчины.

Под утро я не выдержала – свернулась калачиком на кухонном диване и задремала, укрывшись дырявым стареньким пледом.

Разбудили меня странные звуки, природа которых была настолько очевидна, насколько нереальна в данной ситуации. Утробные тоненькие всхлипывания переходили в рычащий басовитый стон, а его в свою очередь сменяло напряженное мычание. В этом вокальном концерте доминировали певучие гласные – «А-а-а!», «О-о-о», – и только один раз знакомый голос нетерпеливо воскликнул что-то вроде: «Ну давай же, сука!»

Сон как рукой сняло. На цыпочках я прокралась в ванную, откуда и доносился странный концерт. Дверь была приоткрыта на ширину нескольких пальцев, и мизансценка, открывшаяся моим глазам, заставила меня отшатнуться.

Абсолютно голая Любаша сидела на краешке стиральной машины, забросив полные белые ноги на плечи Антону. Тот сосредоточенно пыхтел, вклиниваясь меж ее дебелых бедер, от его напряженной пятерни на бледной коже оставались красноватые следы. Любаша запрокидывала голову, судорожно кусала губы, вокруг которых размазалось сливовое пятно дурно пахнущей дешевой помады, стонала, подыгрывая его набирающей обороты страсти.

И сначала я хотела незаметно покинуть эту парочку, эту квартиру, этого мужчину, наконец. Уйти по-английски и по пути домой купить новую сим-карточку, чтобы больше никогда не встречаться с действующими лицами этой абсурдной истории. Но потом подумала – какого черта?! Мой мужчина заперся в ванной с уличной проституткой, за которую я же и заплатила из собственного, далеко не бездонного, между прочим, кармана!

Резким пинком я открыла дверь.

– Развлекаемся?

– Саша! – испуганно воскликнул Антон, отшатнувшись (чуть стеклянный шкафчик с банными принадлежностями не сшиб). – Мы думали, что ты спишь.

– Вижу, – мрачно сказала я, и в голосе моем было больше удивления, нежели обиды.

– Это ничего не значит…

– Понимаю, – пожала плечами я.

Антон долго путался в штанинах, прежде чем ему удалось одеться. Нервно вжикнул ширинкой. А Любаша даже и не подумала прикрыться полотенцем, она так и сидела на стиральной машине – меланхоличная, голая, потная.

– Он заплатить обещал, – спокойно сказала она, – пятьдесят долларов.

– У тебя же нет свободных пятидесяти долларов, сам говорил, – возмутилась я.

– Сашка, – поморщился Антон, – ну как ты не понимаешь. Для мужчин это естественно… Все мои друзья иногда делают это! Мы же молодые неженатые мужики, что с нас возьмешь?! – отчаянно выкрикивал он.

Я перевела взгляд на Любашу.

– Ну а ты? Я же тебе уже заплатила. За всю ночь. Неужели мало?

– Это моя работа, – тихо сказала она, – я не могу себе позволить отказаться… Если мне предлагают.

Я молча направилась в прихожую. Антон бросился за мной.

– Сашка! Ну куда же ты? Давай вызовем для нее такси и поговорим спокойно!

Я застегнула босоножки, потом распрямилась и улыбнулась, посмотрев в его испуганные глаза.

– Антоша, а о чем говорить-то? Для меня тема исчерпана.

– Ну куда ты собралась? Сейчас только пять утра!

Обернувшись от входной двери, я ответила:

– Перефразирую твои же золотые слова. Все мои подруги иногда делают это. Разочарованно уходят под утро из чужих квартир. Мы же молодые незамужние москвички, ну что с нас возьмешь?

Город встретил меня рассветной тишиной и одиночеством. Я зажмурилась, впуская в сердце запах свежих листьев и недавно скошенного газона. Хотелось снять туфли и расслабленно побрести домой – босиком по трамвайным шпалам. И чтобы никого не было вокруг, только я наедине с городом.

Подумав, я направилась в сторону проспекта, в меру оживленного даже в такой ранний час. Взметнула руку, останавливая такси. Все равно одиночество – это иллюзия. Да и потом, мало ли что может случиться с молодой москвичкой, одиноко отмеряющей пустынные переулки дробным стуком высоких каблучков?