Побитая временем и техосмотром «газель» бодро подскакивала на ухабах, везя нас в Гагаринский район. Я сидел напротив Веды на боковом сиденье, Лина заползла в узкий проем у правого окна, Клумси развалился на галерке и лежал, придерживая «ямаху» и глазея в потолок. За рулем сидел Морозко, и, кроме нас, в салоне больше никого не было. Я не стал спрашивать, как он раздобыл транспорт. Видимо, у Светлых тоже есть свои пути.

– Не могу поверить, – сказал потрясенный Клумси. – Это же было так очевидно…

– А мне не было, – возразила Веда. – И сейчас тем более. Темный, ты чего-то там перепил в своем номере. Этого просто не может быть.

– Думайте что хотите, но это все объясняет, – настаивал я. – Фон Шелленберг – Инквизитор.

Лина молчала, глядя в окошко на проносящиеся деревья. Веда подалась чуть вперед.

– Просто для справки, – сказала она. – Над нами сейчас висит такая большая невидимая штуковина, называемая Столп отчуждения. Знаешь, что еще она подавляет, кроме телепатии? Маскировку! Да, я в курсе, что любой маг способен замаскировать свою ауру от более низших, но не под Столпом! Так что, будь у дедушки аура Инквизитора, поверь – я бы ее узнала.

– Помнишь наш разговор на пароме? – не отступал я. – Фон Шелленберг должен иметь какое-то отступление от нормы. Иметь или проступок в личном деле, или врожденную магическую болезнь. Я склоняюсь к первому варианту. Его понизили в возможностях. Инквизиция такое умеет и проделывает только со своими.

– Даже с Высшими?

– Если преступление соответствовало наказанию. Фон Шелленберг был лишен своих полномочий, статуса и авторитета. Разжалован обратно в Темные, откуда пришел. Одновременно изменилась и аура – из свойственной Инквизиторам серой сменилась на стандартную, присущую таким, как я. Но из самой Инквизиции он не ушел. Остался ждать своего шанса на реабилитацию. Контроль над Балансом, переданный родному офису, смоет любые грехи.

– Допустим на минутку, что ты прав. Зачем Инквизиции контроль над Балансом?

– Да только ей он и нужен! – ответил я. – Когда Свет и Тьма заключили Великий Договор, они не только породили Баланс. Они также создали дефицит контроля над исполнением. Как выразился Эл, разбили естественную пищевую цепочку на две синтетические. В таких случаях неизбежно всплывает третья сторона – достаточно могущественная, чтобы карать срезающих углы, но не настолько, чтобы влиять на всех исполнителей соглашения сразу. Инквизиция. Никогда она не была столь влиятельной, чтобы проворачивать подобное. А власть нужна всем, хотя бы в качестве щита.

– Потому им нужен Баланс? В качестве щита?

– Не цепляйся к словам. Да, Инквизиция не пройдет мимо такой выгоды. И мы бы не прошли, и вы тоже. Однако для Темных и Светлых такой трюк не пройдет – Баланс представляет для нас опасность. Но только не для Инквизиции. Напротив, в ее руках он стал бы идеальным средством воздействия на нас. И ты сама знаешь, Ведающая, – мы бы тогда слушались Инквизицию как родную мать. Потому что в ее руках был бы очень, очень болезненный веник.

– А как вообще можно влиять на Баланс?

– Инициировать Дитя, – сказал я. – Минуя Свет и Тьму.

– Не поняла, – нахмурилась Веда. – Как это?

– Обратить сразу в Инквизицию, – подала голос Лина, отворачиваясь от окна. – Войти с ребенком в Сумрак в состоянии, когда он и против Света, и против Тьмы.

– Разве такое возможно? – удивился Клумси.

– О таком я не слышал, – признался я. – Но это не значит, что это невозможно. Более того, я уверен, что они так уже делали. У них наверняка имеется большой опыт в таких вещах. Я даже уверен, что Инквизиция отслеживала Баланс с первых признаков его появления, с момента сложения первых легенд. Может быть, она принимала участие в их корректировке.

– А какой толк им от ребенка? – не отступала Веда. – Неинициированный не будет их слушать, ведь он сам как пороховая бочка. Инициированный теряет связь с Балансом. В каком моменте Дитя вообще имеет для кого-то ценность?

– Если ты забыла, то Инквизиция может откатывать свой цвет ауры до предыдущего, – напомнил я. – Все ее сотрудники произошли от Светлых либо Темных. Сейчас все они Серые. Если их понизить в правах – они снова станут Светлыми или Темными. Но Иной, инициированный сразу в Серую ауру, после обратного ритуала станет частично человеком. Не утратит способности входить в Сумрак, не перестанет быть Иным. Просто вернется к тому состоянию, в котором находился изначально. Так что контроль над Дитем Баланса они, как видишь, иметь вполне могут. Инквизиция определенно регулировала популяцию Иных руками Баланса, просто отдавая соответствующие приказы обращенному Иному.

– И теперь они прислали сюда фон Шелленберга за очередным ребенком?

– Думаю, предыдущего они недавно потеряли, – ответил я.

Веда молчала какое-то время.

– Это предположение? – спросила она.

– Предположение.

– Как и вся твоя теория.

– Я предупреждал, что она дикая.

– Зря я тебя не послушала. Оказывается, в моменты самокритики ты на удивление честен.

– Давай я добавлю немного безумия в твое стройное видение мира и расскажу, как я вижу все в целом, – сказал я. – Жила-была севастопольская семья магов, толерантная по самые брови. Темный муж и Светлая жена. И у них родилась дочка Кристина – тоже Иная, которую они и не думали инициировать первые восемь лет. Никто же так не поступает, верно? Не инициирует своих детей в детском возрасте. И потом неизвестный Великий Инквизитор отправил за Кристиной Серого колдуна фон Шелленберга, потому что из Сумрака к девочке протянул лапы бесцветный Баланс. Но воспротивились тому Светлый маг Гесер и Темный маг Завулон, и запретили они Серому колдуну просто так приехать в российский Крым на немецкой тележке и забрать русскую девочку Кристину в черный замок, в котором европейская вода дороже американской нефти. И взбунтовалась Инквизиция, и обещала она Гесеру и Завулону страшные санкции с небес. И нашли русские Великие выход – накрыли град моряков русских волшебным куполом, дабы путешествие серого колдуна не было легкой дорогой туда и обратно. И направили они с ним девять белых ходоков, и в каждом из них было слишком мало Тьмы, чтобы быть Темными, и мало Света, чтобы считаться Светлыми. И бродили ходоки туда-сюда, не понимая, как им поступить надобно. И только тогда они что-то понимать начали, как помирать стали – в ловушках всяких, а то и в битве с задуренным населением, ни в чем не виноватым. Потому как не сообразили, что нужно им Серого колдуна остановить и Дитя освободить. И что Великие маги ничего им не рассказали не потому, что не заботились о них, а потому, что не могли Великие им ничего рассказать – ведь смотрела Инквизиция на них, страшными санкциями грозя. И умы всех девятерых ходоков читала до того, как попали они под купол. И не знали Великие, что Серый колдун примется убивать чужими руками. Но верили они в широкие лбы ходоков, соображалку их необычайную и силы магические. Верили, надеялись и держали пальцы крестиком. Так что надобно теперь ходокам оставшимся колдуну голову оторвать, покуда они все вместе под куполом находятся. Потому что через купол ничего не видно даже через самые большие палантиры, и заморские вороги никогда не догадаются, какая судьбинушка Серого колдуна постигла. Потому что все, что происходит на миле, остается на миле. Вот так вот.

Веда долго обдумывала мои слова, посмотрела на меня. Впервые за день в ее взгляде я не увидел отторжения.

– Я понял все, кроме мили, – признался Клумси.

– Инквизиция прислала своего человека, чтобы он привез Кристину, – сказала Веда. – Но сначала инициировал ее в Серую ауру в месте Силы. Тогда они сразу получат контроль над Балансом и могут в любой момент начать геноцид Иных. То есть это будет еще и контроль над Дозорами всего мира. Гесер и Завулон были против, но уступили, хоть не без боя. Навязали фон Шелленбергу нас – девятерых помощников, планируя, что карты сложатся так, что мы ему помешаем. Вручили амулеты, которые якобы должны нам в этом помочь. Открыли улики, сокрытые на прошлом расследовании. И напоследок накрыли нас всех Столпом, обрубив телепатическую связь и возможность Инквизиции отследить наши действия. Так что старик принялся импровизировать на ходу. Поставил ловушки на втором слое на всех значимых объектах, убил Ромку, Эла, Махсуда и товарища Смирнова. Наплодил големов из манекенов, вернул к жизни павших дозорных и их руками похитил Кристину. Ведь если Инквизиция не видит, что мы сделали с ним, то Гесер и Завулон не видят, что он сделает с нами.

– Да, все верно, – подтвердил я.

– А нельзя было сказать это сразу? Коротко и по существу.

– Ты бы поверила? Без доказательств и объяснений?

– Нет, – ответила Веда с сомнением. – Наверное, нет. Черт бы тебя побрал, Темный… В твоей теории ничего нельзя назвать верняком. Плавает абсолютно все. Но вместе с тем она правдоподобна. Придраться не могу, признаю.

Я грустно улыбнулся.

– А знаешь, что самое скверное? – вымолвил я. – Мне уже приходилось слышать про фон Шелленберга. Под другим именем, конечно.

– Да ладно? – приподнялся Клумси. – Когда?

– Знал я одну историю. В московском офисе услышал. Так, больше похожую на прикол. В общем, когда проходил референдум о присоединении Крыма к России, Инквизиция на уши встала. Не ожидали они, что народ может вот так просто взять и подняться на выражение всеобщего мнения. И это несмотря на сороковые, когда на борьбу с европейскими ценностями встал весь Советский Союз. Короче говоря, прислали они в Крым группу следователей. Нескольких ментальных магов, среди которых были и Высшие. Дескать, землю носами ройте, но найдите нам следы массовой реморализации населения.

– Совсем охренели? – хохотнул Клумси.

– Я как-то не спросил. Зато дальше было совсем не смешно. Следов реморализации, конечно, никто не обнаружил. Комиссия вернулась в свои Европы и отчиталась об увиденном. Все, кроме одного. Один из членов комиссии подделал отчет, заявив о найденных следах реморализации местных чиновников.

– Смелый дядя, – заметила Лина.

– Не просто дядя, а Высший Темный.

– А… – Лина снова отвернулась. – Ясно.

– Инквизиция долго разбиралась с противоречиями, пока отступника не сдала с потрохами его же помощница. Молодая колдунья низкого уровня, сопровождавшая его в Крым. Так что Высший попал в немилость за обман, лишился звания, титулов, всех регалий и солидной части банковских активов. Что, по тамошним меркам, значит перестать быть не просто Инквизитором, но и, попросту говоря, мужиком. Спустя некоторое время его помощница пропала бесследно. Ее особо никто и не искал, да никто и не хотел огласки. Так что дело быстро замяли. Кому там нужна безымянная, нелояльная начальству колдунья?

– И что, ему все сошло с рук?

– У Темных имеются хорошие каналы связи, – ответил я. – Набрались противоречия тут и там. Поползли слухи. Хвосты доползли до Москвы. Завулон вообще любит собирать компромат, а тут такой лакомый кусочек… Инквизиция, подлог, саботаж, убийство. Да и потом, добро на расследование в Крыму он сам же и давал. Естественно, имел право узнать о том, были ли приняты итоги работы комиссии там, в Праге. Так что полностью избежать утечки информации Инквизиции не удалось, что спасло колдунью от полного забвения. В частности, мы знали, что девушка вовсе не была безымянной.

Я посмотрел в окно. Солнце уже ощутимо катилось к горизонту.

– Ее звали Вероника, – сказал я.

Молчание в салоне прерывалось лишь звуком мотора.

– Тогда, у Дома культуры, я конкретно ступил, – с горечью произнес я. – Мне следовало сразу сопоставить имя бортового компьютера машины фон Шелленберга с именем пропавшей колдуньи. Но я не сообразил. Потому что сумеречный облик называл себя Верони́ка, в то время как в файлах Инквизиции сотрудница проходила как Веро́ника, на европейский манер. Мне же она представилась в привычной мне русской версии. Мелкая, но критично важная деталь. Конечно, этого мало было, чтобы сразу догадаться, кто такой наш Максим. Но уже в то время я бы получил основания подозревать, что он не тот, за кого себя выдает. Догадайся я сразу, что он из Инквизиции, – все остальные детали сложились бы в четкую схему.

– Все это хорошо, Сергей, – осторожно сказал Морозко. – Вот только ты сам сказал, что это теория. Как ты хочешь ее проверить?

– Очень просто, – ответил я. – Если я прав, то фон Шелленберг солгал о своих приказах в конверте. Ни Завулон, ни Гесер не давали ему никаких приказов. Они и права не имели. Напротив, это мы должны были ему подчиняться. И он решил сделать ход конем. В последний момент все переиграть. Сделал вид, что главный не он. Посмотрел на нас, сделал беглый вывод, что на роль лидера подходит небритый мужик в черном плаще. И публично нарек меня начальником операции, тем самым уйдя в тень и сняв с себя как подозрения, так и ответственность за все, что могло случиться дальше. А что было дальше, вы и сами видели. Что вы, я ментальный маг, я человек маленький, пусть и вне категорий… Я в машине посижу, очевидцев попугаю…

Клумси выругался. Лина смотрела на меня в упор. Морозко то и дело поглядывал на меня в зеркало заднего вида, а Веда внимательно рассматривала мое лицо, выражая позабытый было интерес.

– Не плащ твой его впечатлил, – сказала она. – И не героическая щетина, словно ты три дня мусорные баки ковырял. Просто ты и есть лидер, Темный. Нравится тебе или нет. И более того, не катишь ты на второй уровень. Как вернешься – смело требуй признать честный первый. Не мальчик уже, вырос.

– Ты не ответил, – настаивал Клумси. – Как собираешься проверять свою версию?

Одним движением я включил часы «эппл» на запястье. Индикатор замигал зеленым.

– Этот амулет должен связать меня с шефом, – напомнил я. – Весь день я думал, что это просто бесполезная игрушка, которая якобы дает связь с Завулоном через Столп. Но если моя теория верна… если все, о чем я толковал битый час, истинно…

– Амулет свяжет с фон Шелленбергом, – сказала Веда. – Согласно настоящим приказам, сейчас он твой начальник.

Я кивнул и нажал на кнопку, видимо, обозначавшую звонок.

Мгновение ничего не происходило, а затем салон «газели» наполнил знакомый голос европейца:

– Кто здесь? Отвечайте! Как вы попали в мою голову?!