Книга: Как мы пережили войну. Народные истории
Назад: Марш «Прощание славянки»
Дальше: Навстречу войне

Как мы выжили рядом с фронтом

В родной Кочетовке

Когда началась война, мне было 9 лет. Жили мы в 18 километрах от Воронежа, в деревне Кочетовка. Это было всего 30 домов, хаотично разбросанных среди колхозных полей. Рядом протекала речка, местами довольно широкая и глубокая. По берегам ее рос тальник, ивы. Я любовалась ею, когда мы с дедом ходили на рыбалку. Бредень дедушка плел из конопляной нити, скрученной вдвое. Нить бабушка пряла сама на прялке — из выращенной в огороде конопли. Мои родители работали в колхозе. Держали и личное хозяйство: корову, овец, кур и большой огород — аж 40 соток. Иначе было не прожить — в колхозе зарплаты не давали. Через дорогу от нас жили дед с бабушкой и братьями нашего папы — Иваном, Алексеем и Василием. Нас в семье было четыре сестренки, я — старшая.

Начало войны

Отца забрали на фронт. Мы его провожали. Мама несла двухгодовалую Манюшку. Шуре было семь лет, а Нине — пять. На сборном пункте у сельпо шел митинг. Проводили мы отца и отправились домой. Мама держалась спокойно. Она была очень волевая женщина. Оставшись с кучей детей мал мала меньше, она не растерялась. Жить без папы стало скучно — я так это ощущала. Вскоре ушли на фронт и братья отца. Дед и бабушка стали совсем грустные. Наш отец вскоре прислал домой два треугольника — письма с фронта. Это были первые и последние его письма. Дядя Василий, младший в семье, ушел на фронт как только ему исполнилось 18 лет. Вскоре пришла на него похоронка. А через короткое время — еще одна, на Алексея. Сообщили, что был он в партизанском отряде, что захватили его немцы и жестоко с ним расправились.
Проводы на войну

 

Детство мое кончилось. Кругом было горе и слезы. Страшно даже проходить мимо дома, где жили дедушка с бабушкой. Бабушка все время в голос плакала. Зайдешь в дом, когда она одна, она откроет сундук, расставит портреты сынов, сделанные из маленьких фотографий, сидит, плачет и с ними разговаривает. Я садилась рядом С ней, тоже плакала и просила ее перестать с ними разговаривать. Немного успокаивалась она, когда возвращался дед, Савелий Терентьевич.

Помощь фронту

Дед считался активным колхозником. Как-то во двор привезли несколько возов соломы. Оказалось, что должны пригнать стадо раненых и истощенных лошадей. Животных надо было еще переправить через реку. Они были так слабы, что чуть не утонули. Деду пришлось на лодке помогать при переправе. Пригнали всего 17 голов. Лошади были измучены и, попав во двор, сразу улеглись. Стали мы их выхаживать. У деда имелся запас кормовой свеклы. Он был человек умный и предприимчивый и многое умел делать своими руками. Так он придумал и сделал соломорезку. Я крутила ручку, а дед закладывал снопы соломы. Резаная солома попадала в большой чан, потом мы обливали ее горячей водой и добавляли тертую свеклу. Этим и кормили вверенных нам лошадей. Через два месяца они стали гладкие и здоровые. Скоро прибыли офицеры, этих коней забрали, а нам снова пригнали больных и измученных — на поправку.

Как мы выжили

Колхоз наш назывался «Единение». Перед войной я пошла в школу. Она располагалась в бывшем доме барина Маслова. Дом был красивый, с большим фруктовым садом. Моя бабушка в молодости работала у этого Маслова. Во время войны в доме разместился штаб. Штабные офицеры расселились по всем домам. Жили они и у нас. Мне запомнились два Павла — фамилия одного Пшеничный, а другого — Жаров. Оба в капитанском звании были. Они приносили консервы — кильку в томате, пшено в пачках. Мама варила из пшена кашу. Молока у нас было много. Еще до войны отец купил корову. Боялся, что старовата, будет плохо доиться. На хорошую у него денег не хватило. А корова оказалась чудесная: давала по 20 литров молока в сутки. Звали ее Марусей, была она темно-красная, с белым брюхом и длинной мордой. И эта «старушка» родила нам телочку! Цвета топленого молока, толстенькую и рослую! Умница Маруся помогла нам пережить страшное, голодное время. Молока хватало, чтобы и налог покрыть, и детей накормить. Но и потрудиться приходилось, чтобы запасти корм. Дождей в тех краях мало. Мы с мамой собирали каждую травинку, каждую соломинку. Сушили на зиму всю траву с огорода. А огород весной надо было вскопать лопатой, все 40 соток. Был у нас и фруктовый сад. Но власти обложили непосильным налогом каждое фруктовое дерево. И стали женщины со слезами рубить свои груши и яблони и сжигать их стволы в печках.

Детство кончилось

Я зимой ходила в школу. В классах было очень холодно, и мы сидели на уроках в верхней одежде. Чернила были самодельные, из стержня карандаша. Они замерзали в классе. Поэтому приходилось уносить чернильницу на ночь домой. Тетрадки шили сами — из газет, которые приносили нам военные. По воскресеньям, а иногда и после школы мне приходилось работать за маму, так как сестры были еще маленькие. Зимой в поле мы устанавливали соломенные щиты для задержания снега. Мне было 10 лет, а я работала в бригаде со взрослыми женщинами.
Летом, когда мне исполнилось 11 лет, я уже работала в бригаде вместо мамы — полный день. Помню первое лето, мы занимались прополкой свеклы и подсолнечника. Босиком, при жаре в 40 градусов, я работала наравне со всеми. А утром приходит бригадир и говорит: «Нюрушка, пойдешь молотить на сутки». А маме велит: «Собери ей котомку с продуктами побольше!» Стояла я на молотилке у бункера. Женщины бросают мне снопы. А я обрезаю свясла и толкаю сноп в бункер. Вспоминаю сейчас и думаю: «Ведь совсем ребенок была, все что угодно могло случиться». Ночь. Светится лишь огонек комбайна. Жарко, пот глаза заливает. Стоит комбайнеру чуть приостановить свою машину, как меня начинает клонить в сон. И так до утра. Я чувствовала, что детство мое кончилось. Так я стала взрослой. За рабочий сезон мне начислили 182 трудодня. За труды мои получила восемь килограммов пшеницы, принесла маме. Так что прожить можно было только со своего подворья. Вот мама и старалась. Давили нас налогами безбожно: 400 литров молока, сто яиц вынь да положь! А немцы с самолета бросали листовки. Мы, ребятишки, их ловили:
Меня вызвали на суд,
стою трясуся.
Присудили сто яиц,
я не несуся.

И подпись: Петух.

 

Вечером, управив все дела, забираемся на печку. Горит лишь фитиль в банке с керосином. Мы сидим, прижавшись друг к другу. Слышим: гудит, пролетая над нами, самолет. А в окошко стук: чей-то голос требует плотнее завесить окна, чтобы летчик не заметил свет и не стал нас бомбить. Мое сердце замирает от страха, а мама нас успокаивает, говорит, что это летят наши самолеты, чтобы нас охранять.

Наши отступают

В 1942 году немцы захватили пол-Воронежа. Весь правый берег. Наши женщины собрались возле штаба. По громкоговорителю старший офицер прочитал приказ Сталина от 28 июля 1942 года. Там было сказано: «Бой идет в районе Воронежа, враг рвется к Сталинграду, хочет любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами». Эту речь мы слушали вечером, а утром тучами пошли через нашу Кочетовку со стороны села Парусное наши войска. Солдаты шли измученные, офицеры оставляли у каждого дома по 20 человек. Досталась такая команда и нам. Бойцы сразу побежали на речку помыться и постирать белье. Потом мама их накормила. Она заранее наварила побольше картошки и свеклы, да еще вынесла горшки с молоком и простоквашей и хлеб, испеченный в русской печке, — с лузгой, тертой свеклой и картошкой. Такой хлеб все мы ели — муки было мало. Отдохнув, солдаты двинулись дальше, на восток. А нас охватило волнение: мы боялись, что немцы придут в наше село. Все припасы на зиму дедушка вывез в село Шуриново, к знакомым. А возле дома выкопал землянку с тремя ходами. Родственники, жившие за рекой, переселились в наш дом. Стало нас 14 человек. В доме деда военные велели снять полы и выкопать котлован, чтобы можно было при необходимости установить орудие.

Хорошие вести

И — о, радость! Стало известно, что наши вывели горожан из захваченного Воронежа и разбомбили Чернавский мост — немцам ход был закрыт. Тут началось наступление советских войск, и мы вздохнули с облегчением. Ребятишки, кто постарше, кричали «ура!».
Как-то зашел наш бригадир Илья и сказал, чтобы мы шли на левый берег Воронежа за мукой — можно брать кто сколько унесет. Все женщины с детьми ринулись на тот берег. Там были элеваторы, где хранился НЗ — неприкосновенный запас. Наши войска перед приходом немцев залили муку керосином. Вот этой-то муки мы и набрали. Мама напекла из нее пышек. Мы ели и отрыгивали керосином. Но ничего, не отравились.
Вернулся с войны мамин младший брат Василий. Инвалидом пришел, без правой руки, а на левой пальцы искалечены. Опять слезы и горе. Отдохнул Василий немного и стал работать старшим на току и заведующим зерноскладом — он был в семье грамотеем.
Мы, ребятишки, пошли как-то на поле собирать колоски после уборки. Смотрим: мчится к нам объездчик. Посадил он нас на телегу, привез на ток, заставил крутить веялку и насыпать собранное зерно в мешки. Так мы трудились до вечера, пока нас не разыскала мама. Она позвала на подмогу Василия, он-то нас и вызволил из «плена».

Возвращение

Уже шел 1945 год, а от нашего отца не было ни слуху ни духу. И вдруг, поздно вечером к нам в окно постучала бабушка, мамина свекровь. Плачет и говорит: «Петя пришел, у нас сидит». Мы всей гурьбой побежали к ним. А наутро собралась вся родня, и папа стал рассказывать, как он попал в плен, жил у немцев, как бежал. Отец попал в плен под Курской дугой. Он рассказывал, что его привезли в немецкий лагерь, — я его рассказ помню от слова до слова. Мне было тогда 13 лет. «Лагерь был окружен колючей проволокой, — говорил отец. — Нас, пленных, было так много, что мы стояли как овцы, прижавшись друг к другу. Потом отдали меня в работники по уходу за скотом. А через полтора года — снова в лагерь. И решил я бежать». Отец трижды бежал из лагеря, его травили собаками, а поймав, нещадно били. Но он снова бежал. Вернулся в строй, участвовал во взятии Берлина и получил за это орден. Я гордилась и горжусь своим отцом: тем, какой он волевой и сильный человек. И горжусь своей страной, которая победила в войне и поднялась из такой разрухи.

 

Анна Петровна Разина, ветеран труда и труженик тыла, 83 года
Назад: Марш «Прощание славянки»
Дальше: Навстречу войне