ГЛАВА 17
Из ступора меня вывел раздавшийся снизу волчий рык и громкий треск раздираемой на части древесины, в которую яростно вгрызлись острые клыки. Это акинарцы наконец пришли в себя и кинулись нам с Марти на выручку. Причем, судя по негодующим воплям, им активно помогал Васька, которого Улькино беспамятство окончательно вывело из себя, а также оракул с целителем, которых наше положение тоже не оставило равнодушными. Даже маленький Шмуль орал что-то воинственное, грозно жужжа над нашими головами.
Конопля на угрозу отреагировала мгновенно, поспешно утащив меня и ангела поближе к стволу и заботливо прикрыв густым слоем листвы. Обняла покрепче, успокаивающе зашелестела. А когда треск внизу повторился и от коры полетели щепки, угрожающе вскинула наверх оставшиеся свободными щупальца и со всего маху обрушила вниз, целясь куда-то под корни.
— Стоя-а-ать! — гаркнула я, поняв, что могу разом остаться и без друзей, и без уникального дерева. — Всем стоять на месте, не то зашибу!
Что удивительно, меня послушались. И озадаченно придержавшая щупальца конопля, и удивленно вскинувшиеся оборотни.
— Стоять! — грозно повторила я, сердито сдув зеленый лист, который настойчиво лез в лицо. И, призвав в себя Свет, так же грозно потребовала: — А ну отпусти маму!
Конопля встревоженно зашумела и еще крепче прижала меня к себе. Но тут совсем близко раздался дрожащий от напряжения голосок Мартина:
— Папу тоже отпусти! А то накажем!
От полнейшей абсурдности происходящего я чуть не расхохоталась, однако конопля, как ни странно, послушалась. И, неохотно раскрыв объятия, аккуратно опустила нас на землю. Правда, ветки далеко не убрала — целый сонм щупалец продолжал извиваться за нашими спинами, недвусмысленно намекая, что при первом же проявлении агрессии нападавшим не поздоровится.
— Умница! — Я обернулась и бесстрашно похлопала по ближайшей ветке. После чего указала пальцем на болтающегося в воздухе вампира и добавила: — А теперь брось бяку!
Рисьяр протестующе замычал, когда конопля размахнулась и лихо зашвырнула его в кусты. Оттуда послышался треск, приглушенный стон, невнятный шум, словно беднягу протащило с десяток шагов по опавшим листьям. Какое-то деревце отчаянно зашаталось, накренилось, жалобно скрипнуло. Но потом все стихло. Успокоилось. И в оглушительной тишине снова зашелестела здоровенная до безобразия конопля, ненавязчиво приобняв меня за талию и ласково шепнув:
— Мама-а…
— Как она это делает? — так же тихо прошептала пришедшая в себя Улька, с благоговением глядя на возвышающееся над нами дерево.
Я независимо пожала плечами.
— Откуда мне знать?
— А почему Зырян сказал, что у нее нет будущего?
— Потому что ее сотворили мы, а не Создатель, и ее будущее пока не определено. Меня гораздо больше интересует, почему ее даже сейчас то видно, то нет… Конопелька, ну-ка сними с себя невидимость!
Дерево тряхнуло ветками, словно сбрасывая покрывало, и только тогда непонятая защита окончательно рухнула, позволив нам как следует рассмотреть «злодея». Конопля оказалась огромной — ее центральный ствол почти не уступал в обхвате старейшим деревьям в Дубовой аллее. Наверху он расходился в стороны тремя одинаково толстыми ветками. А густо усыпавшие их листья, не утратив привычной формы, заметно увеличились в размерах, стали гораздо более жесткими и острыми на кончиках. Гибкие щупальца начинали расти из средней части ствола и спускались до самой земли, имитируя воздушные корни. А чуть выше в коре виднелась вертикальная щель примерно в локоть длиной, которая прямо на наших глазах приоткрылась, выдохнула в воздух целое облако мельчайших пылинок, от которых закашлялись волки, и, завибрировав, породила совершенно невообразимый звук, который отдаленно напоминал звериное урчание.
— Уль, ты какое заклинание на нее накладывала? — осведомилась я, когда стало ясно, что конопля больше не будет ни на кого нападать.
— Обычное, — пролепетала баньши, все еще страшась приблизиться. — Для отвода глаз. Но, кажется, теперь конопля сама его накладывает и снимает, когда захочет.
— Ты же говорила, что на нас оно не подействует, — буркнул Шмуль, спускаясь пониже.
— Оно и не должно было. Может, я знаки перепутала? Было темно…
— Зато Конопелька Хелю узнала. И Мартина, гм… тоже.
Ангел кинул на фея раздраженный взгляд.
— Конечно. А кто ей орал: «Слушайся мамочку», «Слушайся папочку»?
— Конопля узнала не вас, — несколько осмелела баньши. — Она узнала ваш Свет. Хель, можно мне подойти?
Я со смешком указала на столпившихся у дорожки друзей и строго посмотрела на Конопельку:
— Свои! Беречь, охранять и слушаться, как маму с папой.
— Ур-р, — выдохнула конопля, понятливо убирая в сторону щупальца, и только тогда Улька, все еще настороженно на них поглядывая, наконец-то рискнула приблизиться.
— Надо же, какая громадина… Интересно, как она сюда попала?
— Сейчас узнаем. Конопелька, корешочки покажи!
Конопля немедленно выудила из-под земли длинный корень и охотно продемонстрировала всем желающим. Для такого огромного дерева он был на удивление тонким. Зато блестящим, словно его облили маслом, и невероятно гладким, поэтому умудрился не выворотить землю, а оставил после себя сравнительно небольшую, аккуратную дырку, в которую я с любопытством и заглянула.
— Кажется, я поняла, в чем дело: наша конопля прямоходячая!
— Думаешь, она сама сюда пришлепала? — почесал в затылке оракул. Он следом за мной оглядел спокойно лежащий на земле корень и кашлянул. — Наверное, да. Она тогда маленькая была — следов могло и не остаться. А потом прижилась тут, укоренилась и пошла в рост.
— Это чем же ее надо было благословить, чтоб она до такого додумалась? — Шмуль, приземлившись на мое плечо, с любопытством уставился на смирно стоящее дерево. Припомнив, что тогда наговорила в запале, я неловко отвела глаза, а фей рассудительно добавил: — Интересно, зачем она на темных нападала?
— Может, ей скучно стало? — предположил Йерж, осторожно, бочком приближаясь к Ульке. — Хель, ты уверена, что оно не накинется?
Я погладила шершавое щупальце, успевшее вновь обвиться вокруг моей талии.
— Конечно. Ты ей неинтересен.
— А ты?
— А я ее кормлю, — усмехнулась я и, заметив, что мои руки потускнели, еще раз призвала Свет. — Видишь? Ей нравится.
Конопля, будто в подтверждение этих слов, довольно заурчала, протянула еще несколько щупалец, обвив меня ими, как медуза рыбешку, и начала с невероятной скоростью поглощать Свет. Но гораздо больше щупалец протянулось к Мартину, бережно обхватив его за ноги и грудь. Ангелу, судя по мрачному выражению лица, это не нравилось, но брыкаться и орать он не осмеливался.
— Марти, что у тебя в кармане? — заинтересовалась я, обратив внимание, что конопля настойчиво пытается забраться ему под куртку.
Ангел поморщился.
— Книга.
— Что за книга?
— Та, что ты у Йержа купила. Я всегда ношу ее с собой, чтобы не украли. А твое дерево, кажется, собирается ее сожрать.
— Ну-ка покажи, — скомандовала я, подходя к Мартину.
Тот снова поморщился, но послушно выудил наружу завернутую в тряпицу книгу, и при виде нее конопля неожиданно заволновалась. Ее ветки дружно потянулись в сторону изрядно струхнувшего ангела, обвившие меня щупальца мигом разжались и тоже метнулись к попятившемуся мальчишке. Густая листва зашумела, а затем узкая щель на вершине основного ствола приоткрылась и оттуда отчетливо донеслось:
— Дай!
— Все назад! — отпрыгнул в сторону Йержик, успев схватить за руку замешкавшуюся Ульку. — Мартин, пригнись! Она опасна!
Акинарцы молниеносно оказались рядом со мной, прикрыв собой от возможной угрозы. Вздыбивший шерсть Васька так же проворно заслонил растерявшуюся баньши. Взвившийся в воздух фей на всякий случай принял темную ипостась и разродился целой серией фиолетовых вспышек. Зырян, отступив под прикрытие оборотней, подхватил с земли брошенную мной палку и воинственно замахнулся. Но конопля не причинила никому вреда. Только вытянула свои руки-ветки, накренилась и, затрепетав всем своим деревянным телом, умоляюще повторила:
— Да-а-ай…
Мартин, окруженный щупальцами со всех сторон, кинул на меня беспомощный взгляд.
— Она тебе еще нужна? — спокойно осведомилась я, кивая на книгу.
— Н-нет. Я уже все прочитал.
— Тогда отдай. Посмотрим, что из этого получится.
Ангел вздохнул, но все же развернул тряпицу и протянул моментально окутавшуюся ярким сиянием книгу в сторону беспокойно зашевелившихся веток. Конопля на мгновение замерла, словно не поверила, а потом бережно забрала подарок, ловким движением забросила его в широко раззявившийся «рот», после чего ненадолго озарилась знакомым серебристым сиянием и наконец блаженно обмякла.
— Да она кайфует! — первым догадался, что к чему, Шмуль. — Она жрет чистый Свет и получает от этого удовольствие!
— Это не объясняет, почему она охотилась на темных, а не на вас, — задумчиво изрек целитель, не рискуя подходить близко. А Мартин, которого больше ничто не удерживало на месте, поспешил выскочить на дорожку и уже оттуда возразил:
— Как раз объясняет. Конопля что от них требовала? Покаяться. А искреннее раскаяние, чтоб вы знали, сродни ма-а-ленькому кусочку благодати, произвести которую способен даже закоренелый грешник.
— Хочешь сказать, конопля вынуждала их каяться, чтобы получить благодать? — поразился фей.
— А чем еще ей было питаться? Она ведь блаженная. Следовательно, светлая… ну, насколько это возможно. А мы в эту часть парка почти не ходим.
Я озадаченно поскребла затылок.
— Как-то сомнительно, что наши студенты вот так прямо взяли и начали каяться.
— У них был хороший стимул, — уверенно отозвался ангел. — Полагаю, их удерживали и стимулировали Светом для получения нужного, так сказать, эффекта. И пока темные не соизволяли покаяться, их не отпускали. Думаешь, кто-то из них рискнул бы признаться в таком позоре?
Я хмыкнула. Вполне может быть, что Марти прав; не думаю, что схваченные коноплей-невидимкой темные долго сопротивлялись. Ночь же на дворе. Темно. Страшно. А когда из пустоты кто-то непонятный хватает тебя за шкирку, после чего трясет, как медведь грушу, да еще и чувствительно подпаливает мягкое место, если ты начинаешь сопротивляться, становится не до шуток. В такой ситуации что угодно сделаешь, лишь бы от тебя отвязались. Даже покаешься при свидетелях, чтобы не оказаться заживо поджаренным.
— Вот почему никто к Жабе жаловаться не пошел, — присвистнул Йерж. — Для темных покаяние — худший позор.
— И я о том же, — удовлетворенно кивнул ангел, отряхивая испачканные землей брюки. — Кстати, Хель, про покаяние я тоже в книге прочитал. Так что зря ты ее отдала, она была очень полезная.
Я только отмахнулась.
— Все, что прочитал, ты нам завтра за обедом расскажешь. А книга… Создатель с ней! По крайней мере, отсюда ее точно никто не украдет.
— А вдруг конопля ее переварит? — испуганно спросила выглянувшая из-за Васькиного плеча баньши.
— У нее нет желудка, Уль, — совершенно серьезно ответила я. — Думаю, лучшего хранилища для светлого артефакта нам не найти. Кстати, кто-нибудь видит Рисьяра? Что-то он слишком долго не возвращается. Как бы не помер в самом-то деле. Ему сегодня сильно досталось.
Оборотни, принюхавшись, уверенно повернули морды в ту сторону, куда улетел невезучий вампир, и дружно осклабились.
Все ясно: жертв нет.
— Пойду посмотрю, как он там, — понятливо вздохнула я. А когда Васька дернулся было идти следом, отмахнулась: — Не надо. Я его туда отправила, мне и вызволять. Словом, каяться буду долго и упорно, пока не простит. А вы смотрите мне, не подслушивайте!
Акинарцы приглушенно фыркнули и демонстративно повернулись ко мне задом. Васька, покачав головой, принялся обнюхивать заинтересованно присматривающуюся к конопле Ульку. Зырян, вполголоса спорящий о чем-то с Йержем, отчего-то нахмурился, а фей бодро помахал мне вслед лапкой.
— Не задерживайся, Хель. И если что — мы рядом! Только крикни.
Рисьяра я нашла довольно далеко от места эпической схватки. То ли парня дерево туда зашвырнуло, то ли беспамятный вампир сам пытался куда-то уползти, но нашелся он шагах в сорока от злополучной дорожки — потрепанный, всклокоченный, ничком лежащий возле какого-то пня и крепко держащийся за голову, по которой ему сегодня прилетело уже дважды.
Подходить к раненому, находящемуся в беспамятстве кровососу довольно опасно — может грызануть ненароком, поэтому я не стала спешить. Для начала остановилась на безопасной дистанции и тихонько позвала:
— Рисьяр!
Парень не ответил. Но по тому, как дрогнули его плечи, стало понятно — слух у него не пострадал. Руки-ноги тоже не выглядели сломанными, да и крови вокруг было не видать, поэтому я рискнула подойти ближе и снова осторожно позвала:
— Рисья-а-ар, ты как? Живой?
Вампир медленно отнял от лица одну руку и устало на меня посмотрел.
— Что тебе нужно, Хель?
Вид у него при этом был такой замученный, что мне стало откровенно жаль парня. Хоть демоны и не любят вампиров, но этот конкретный индивид отличался от других представителей своего рода в лучшую сторону. А сегодня ему еще и досталось ни за что. Бедняга. И на прогулку не вовремя вышел. И от медведя нашего схлопотал. И от дерева пинка получил, причем совершенно незаслуженно.
— Рисьяр, послушай…
— Уходи, — мертвым голосом ответил вампир и снова уткнулся носом в землю. — Не хочу тебя больше видеть.
И тогда мне стало совсем совестно.
— Прости меня…
— Нет, Хель. Просто уходи, — глухо повторил он. — Иначе я за себя не отвечаю.
Я тяжело вздохнула и, подойдя к вампиру вплотную, опустилась перед ним на корточки.
— Я сволочь, знаю. И иногда бываю сущей гадиной, особенно если меня к чему-то пытаются принудить. Но, честное слово, я из-за того случая давно на тебя не злюсь. Подумаешь, в постель хотел затащить… Кто из нас без греха? Я не мстила тебе, Рисьяр. Поверь, все, что произошло сегодня, было сделано не специально. Я не хотела, чтобы ты пострадал. Это всего лишь дурацкое совпадение.
Вампир невразумительно что-то промычал, а я протянула руку и осторожно тронула его за плечо.
— Ну прости меня, ладно? За всех… и за все.
— Уходи, — глухо повторил он. А когда я не послушалась, с неожиданным рыком взвился и, опрокинув меня навзничь, угрожающе навис сверху. — Ты что, нормальных слов не понимаешь? Жить надоело?!
Я бесстрашно заглянула в его пылающие глаза и кротко ответила:
— Нет.
Сопротивляться не стала — у парня было право негодовать. Убить он бы меня в любом случае не убил — вампиры довольно трепетно относятся к женщинам, причем не только к своим. Так что я не особенно рисковала, когда позволила ему занять доминирующую позицию.
Правда, Рисьяра моя показная покорность только разозлила. Из-под его верхней губы снова показались клыки, мертвенно-бледное лицо исказилось. На меня вдруг дохнуло какой-то древней, имеющей весьма странный привкус магией, от которой по спине пробежал неприятный холодок. Но почти сразу вампир отстранился, с бессильным рыком вспорол когтями землю возле моей головы, после чего вскочил, охнул, снова схватившись за голову. И, пошатнувшись, побрел прочь.
Не понимаю, что с ним творится? Так мог вести себя сходящий с ума кровосос, которого обуяла нестерпимая жажда крови. Вампир, который остатками разума понимал, что не способен с ней справиться, поэтому старался держаться от потенциальной жертвы подальше. Но Рисьяр… у полукровок такой яростной жажды не бывает. Они прекрасно обходятся самой обычной пищей и пьют кровь только в период взросления или же если их смертельно ранят. Тогда — да, они способны ненадолго потерять над собой контроль и могут стать опасными. Но неужели наш красноглазый друг так сильно пострадал?
Терзаясь нехорошими предчувствиями, я вскочила на ноги и кинулась вдогонку. В конце концов, моя вина в том, что случилось. А значит, мне за нее и расплачиваться.
— Рисьяр, постой!
Показавшийся между деревьев вампир привалился к ближайшему стволу и тихо застонал.
— Ну что тебе надо, а? Я же сказал — отвяжись!
— Я могу помочь! — Требовательно схватив с трудом держащегося на ногах парня, я развернула его к себе лицом и настойчиво повторила: — Могу, слышишь? Что тебе требуется? Кровь?
— Уйди, — прошептал Рисьяр, подняв на меня неожиданно потемневшие глаза. — Не трогай меня.
Я недовольно нахмурилась.
— Так. Хватит играть в героя. Выглядишь ты паршиво и скрывать это больше не в состоянии. Не знаю, чем это вызвано, вряд ли простым падением, но все равно предлагаю помощь. Конечно, я могу тебя оставить подыхать, совесть меня после этого не замучает. Но на твое счастье я, хоть и злая, все же не подлая. Да и темная ипостась у меня до сих пор в отпуске. Только поэтому я все еще стою тут, как дура, и снова спрашиваю: чем тебе помочь? А ты, болван, ломаешься, будто девственница, которую пытаются соблазнить.
Рисьяр снова покачнулся и начал обессиленно сползать на землю.
— Мне уже ничем не поможешь. Ты и так сделала… что могла. Прости.
— Что? — Не расслышав последние слова, я наклонилась над закатившим глаза парнем и чувствительно тряхнула его за грудки. Но потом обратила внимание, что перстень на его руке подозрительно подмигивает, и требовательно ухватила вампира за кисть. — Что это? Откуда взялось? Помнится, вчера ты его не носил.
Вампир слабо дернулся.
— Не мое… — донесся до меня едва слышный шепот. — Не трожь… и беги, прошу тебя… пока не наступила… полночь.
Я окончательно встревожилась и подняла голову, чтобы свистнуть своим, но тут перстень вампира вспыхнул особенно ярко, заставив меня отшатнуться. Разлившийся в воздухе аромат чужеродной магии стал отчетливее. В кронах деревьев зашумел невесть откуда взявшийся ветерок. Меня передернуло от предчувствия надвигающейся беды, и возникло преотвратное ощущение нарисованной на спине огромной мишени, в которую кто-то сейчас целился из арбалета. А затем в теле появилась подозрительно знакомая дрожь и мерзкое чувство переноса. То самое ненавистное чувство открывающегося портала, в который, если промешкаешь, тебя утянет с головой.
— Демонов предатель! Как ты мог?!
Приглушенно выругавшись, я отбросила безвольную руку тяжело дышащего Рисьяра и вскочила на ноги, собираясь дать деру. Но больше двух шагов сделать не смогла — меня неумолимо потянуло обратно, в стремительно разгорающееся зарево, источником которого являлся фамильный перстень вампира.
Слишком поздно поняв, в чем подвох, я взвыла, тщетно пытаясь перебороть древнюю магию. Рванулась прочь, надеясь, что еще не поздно, но только рухнула на колени и уткнулась лицом в мягкий мох. Отчаянно проклиная про себя сволочного вампира, бессильно рыча от сознания собственной беспомощности и бешено царапая когтями землю в тщетной попытке зацепиться хотя бы за нее.
Я так и не сумела позвать на помощь друзей — мой крик потонул в треске разрываемого на части дерева. Силы мои тоже внезапно закончились, словно какая-то пиявка моментально их высосала. Разлившееся по ночному лесу магическое зарево стало совсем нестерпимым, заставив меня крепко зажмуриться. А потом в уши ударил мощный хлопок. Стремительно нарастающий свист.
И мир ненадолго перестал для меня существовать.
Конечно, паршивое колечко не смогло перебросить нас далеко — у мини-портов наверняка был какой-то предел действия. Но этого оказалось достаточно, чтобы перебросить меня из уютного университетского парка, судя по плеску воды, куда-то неподалеку от моря, и швырнуть на мокрые камни, прямо под ноги рослому мужчине, за спиной которого уже разгорался второй портал, помощнее.
Кто он, разглядеть я так и не сумела — на незнакомце был плащ с низко надвинутым капюшоном. Но вот голос… его я бы ни за что не перепутала — хрипловатый, низкий, полный рычащих ноток и непередаваемого презрения, от которого хотелось взять что-нибудь потяжелее и запустить на этот звук.
— Хоть на что-то ты оказался годен, — бросил незнакомец, и под его сапогами смачно хрустнуло несколько камешков — неподалеку от Города имелся замечательный галечный пляж. — Но не надейся, что и на этот раз обойдется без наказания. Ты заставил меня ждать, Рисьяр. А я этого, как ты знаешь, не люблю. В телепорт обоих. Живо. Ведьма наверняка почуяла, где нас искать.
До меня донесся тихий, быстро удаляющийся стон, в котором я с беспокойством признала голос однокурсника-вампира, а следом за ним с земли подняли и меня. После чего без особых церемоний пронесли несколько шагов и зашвырнули в открытый портал.
В последний момент мне показалось, что на берегу стало как-то избыточно ярко, словно к портальному зареву добавился еще один источник света. Затем кто-то рявкнул что-то неразборчивое, зашипел, невнятно ругнулся. Сквозь нарастающий шум и грохот в ушах мне даже послышалось, как кто-то настойчиво зовет меня по имени… но, наверное, просто показалось.
А еще мне вдруг с горечью подумалось, что ведьмы никогда не врут. И их предсказания обязательно сбываются. Ведь я узнала голос того, кто меня похитил. Только, к несчастью, это уже ничего не меняло.