Во всем этом можно запутаться, так что давайте попытаемся увидеть разницу между «открытостью» как определяющим движением (что подразумевает название книги) и «открытостью» применительно к действиям и ценностям, которые стимулируют обмен информацией, знаниями и навыками.

Открытость становится глобальным явлением, выращенным в лаборатории социальных движений Интернета, но влияющим сегодня и на наши государственные и мировые институты. Раскрытие внутренних секретов правительств можно считать признаком созревающих демократий. Смягчение офисных иерархий и работа с «заклятыми друзьями» – сотрудничество с компаниями, которые в обычных обстоятельствах считались бы соперниками, – сегодня становится нормой для экономики знаний. Открытые источники, открытая информация, открытое правительство, открытые системы, открытые организации – пожалуй, именно слово «открытость» характеризует XXI век.

Конечно, все не так просто. Пусть даже корпорации и правительства начинают осознавать, что проще придерживаться стратегии «абсолютной прозрачности», репрессивные режимы все еще существуют; у нас могут быть открытые источники и открытые инновации, но не подлежащие разглашению договоренности по-прежнему применяются для предотвращения утечек информации через официальные источники. У нас существует движение «Творческие общины» (некоммерческая организация Creative Commons, которая разработала систему лицензирования, способствующую свободному обмену информацией), но мы вместе с тем пытаемся надеть законодательные оковы на авторские права в Интернете.

Открытость в контексте ценностей и действий согласуется со свойственным человеку альтруизмом и стимулирует взаимный обмен услугами. Чтобы поделиться знаниями, нужно открыться, что мы и делаем. Десять лет назад это означало открыться перед несколькими коллегами, друзьями или родными. Сегодня это означает выход на очень широкую аудиторию. Одна из замечательных черт последнего десятилетия – то, как быстро мы привыкли быть открытыми, особенно те, кому еще нет тридцати.

Мы все еще привыкаем к тем требованиями и той ответственности, которую налагает открытость. Работников увольняют, браки разваливаются, жизнь ставится под угрозу из-за неосторожных постов в Facebook, авторы которых забывают, что мир следит за ними, а действия имеют последствия. В итоге, кажется, большинству из нас преимущества открытости возмещают сопутствующую ей потерю неприкосновенности частной жизни. В моей собственной истории, с которой я начал эту главу, если я хотел воспользоваться опытом членов форума больных мерцательной аритмией, то должен быть готов раскрыть довольно интимные подробности в публичном пространстве. Я пережил это, добавил еще больше сведений о себе и смог установить связь между проблемами с пищеварением и неровным сердцебиением (она теснее, чем можно подумать), таким образом избавившись от болезни, которая могла сделать меня инвалидом. В моем случае сделка – небольшое вторжение в частную жизнь за когнитивный прорыв – стоила того.

Появление социальных сетей сыграло решающую роль в раскрытии знания и информации. Утечки информации в доинтернетовскую эпоху чаще всего имели налет предательства – сегодня они рассматриваются как неизбежный ответ попыткам что-то скрыть. В мае 2011 года Райан Гиггз, футбольная звезда из «Манчестер Юнайтед» и национальный герой Уэльса, пытался сохранить анонимность с помощью законов о неприкосновенности частной жизни, позволяющих ему скрывать факты своих супружеских измен от газет. Его разоблачили в Twitter 75 тысяч человек. Что ему было делать – подать на них всех в суд?

Когда британская газета Daily Telegraph раскрыла финансовое мошенничество сотен членов британского парламента, то парламентарии прежде всего стали искать источник, через который произошла утечка. Тут же в Twitter и на многочисленных форумах появились упреки политикам за неуместность такой реакции. Сделав приличествующие случаю пристыженные мины, они перенаправили свою энергию на то, чтобы разобраться с мошенниками, и на уверения, что больше это не может повториться. Писатель и эксперт по инновациям Чарлз Лидбитер заметил: «Социальные сети создают условия для появления в обществе „длинного хвоста“ – огромного количества практически не связанных между собой цепочек сообщений, мелкомасштабных кампаний и групп по интересам, которые могут иногда объединяться в массовое движение. Впредь правительствам придется противостоять этому „хвосту“ и сотрудничать с ним».

Открытость нашего взаимодействия в социальных сетях убедила многие отрасли промышленности воспользоваться случаем и общаться с нами больше, чем друг с другом. Было время, когда значение имели только отношения между компаниями. Теперь это не так. Все большее значение приобретают отношения «компания – клиент», и поскольку мы согласны делиться всем со своими виртуальными друзьями, нас больше не смущает, что мы выдаем компаниям много личной информации. Хорошим примером этого и компромиссом между выгодой клиента и отказом от приватности личной информации служат различные программы лояльности.

Наиболее успешная программа поощрения лояльности клиентов в мире – у крупной британской розничной сети Tesco. Основой любой программы такого рода является простой принцип: покупайте у нас постоянно, и мы позволим вам значительно сэкономить. Однако для Tesco подлинная ценность программы лояльности состоит в объеме информации, собранном фирмой о привычках, вкусах и структуре расходов своих покупателей.

Маркетинговой компанией, которая в 1994 году помогла Tesco проанализировать первую собранную ею информацию, стала Dunnhumby. Получив их первый квартальный отчет, тогдашний глава Tesco лорд Маклорин заметил: «Меня пугает, что за три месяца вы узнали о моих клиентах больше, чем я за тридцать лет». Вооружившись этим огромным массивом «больших данных», Tesco смогла построить систему закупок и разработать целевые предложения с учетом индивидуальных профилей клиентов. В результате она получила львиную долю британского рынка супермаркетов и удерживает ее до сих пор. По проложенному Tesco пути пошли Amazon, Google и другие. Работа с подробной информацией о клиентах стала Святым Граалем корпораций – и не без причины. Компания McKinsey подсчитала, что розничные сети, использующие весь потенциал данных о клиентах, смогут увеличить норму доходности от операций на 60 %. Нас больше не удивляют рекламы на боковой панели страниц в Интернете и советы, нашептывающие, что «если вам понравилось одно, вам может понравиться и другое». Наши персональные данные кто-то похитил или мы сами ее отдали?

Конечно, все это нас не слишком волнует, когда мы наполняем свои тележки в супермаркете или претендуем на полагающуюся клиентам в награду бесплатную поездку в тематический парк. Мы открылись, потому что сами так решили. Сложно представить себе, несмотря на протесты групп по защите информации, что мы когда-нибудь сможем повернуть процесс открытости вспять. Вот, пожалуй, лучшее, на что мы можем надеяться: если мы открылись, то же самое сделают и наши государственные учреждения.

Мы увидели, как сотрудничество и краудсорсинг делают компании более открытыми. Впрочем, многие считают, что они открылись далеко не достаточно. Передовые компании раскрывают все аспекты своей деятельности.

Многие руководители компаний ведут свои блоги и пишут в Twitter, хотя большинство тщательно выбирает, что именно они готовы раскрыть. Впрочем, некоторые приняли корпоративную стратегию «абсолютной прозрачности», побуждая своих сотрудников выносить на суд общественности любой вопрос, который их волнует. Одним представляется, что так легче, чем разбираться с неиссякаемым потоком сплетен и слухов, а другие полагают, что это хорошо для бизнеса и лояльности клиентов.

Отличный пример – Тони Шей, руководитель обувного интернет-магазина Zappos. В Zappos есть собственная корпоративная «вики», где сотрудники могут изложить жалобы и тревоги и поделиться проблемами; торговым агентам разрешается направлять клиентов в магазины конкурентов, если им не смогли подобрать нужную обувь; поставщики могут увидеть всю финансовую информацию о своем товаре, включая размер прибыли. Шей считает: чем больше – хорошего и плохого – клиенты и поставщики будут знать про Zappos, тем вероятнее, что они будут иметь с ними дело. Кажется, это работает: в 2001 году продажи Zappos оценивались в 8,6 миллиона долларов; к 2008 году они превысили миллиард, и компания вошла в список Forbes «25 лучших компаний для работы».

Клайв Томпсон из журнала Wired выступает за абсолютную прозрачность: «Прозрачность – как выпад в дзюдо. Ваши клиенты в любом случае будут пытаться совать нос в ваши дела, а ваши работники будут выбалтывать внутреннюю информацию – так почему не заставить это работать на вас, превратив всех в партнеров по процессу?»

Правительства сейчас требуют от школ и университетов открывать все больше информации. И вот тут, я думаю, стремление получить сведения об академической успеваемости учащихся становится непродуктивным. Не одно британское правительство полагало необходимым публиковать информацию о результатах школ по стандартизированным государственным тестам, утверждая, что родители «имеют право знать». Может быть, причина в этом, а может, и нет. Однако эксперт в области образования Йонг Чжао говорит о необходимости рассматривать инновации в образовании точно так же, как медицинское сообщество рассматривает клинические испытания. Само по себе нововведение может быть удачным, но каковы побочные эффекты?

В данном случае, без сомнения, введение публикации результатов школьных оценок повлияло на выбор школы (весьма ограниченный), куда родители отдают своих детей. Здесь, однако, диалог определяется информацией. Из-за того что определенные вещи, которые должны иметь для родителей большое значение, оцениваются неверно или не оцениваются вообще (обстановка в школе, случаи запугивания, степень вовлечения родителей, умение заинтересовать учеников и завоевать их доверие), критерии того, что делает школу «хорошей», оказываются искаженными, а диалог – менее эффективным.

Поскольку эти аспекты обучения не оцениваются и не обсуждаются, у школ нет никакого стимула стать обучающими сообществами, которые описаны далее. Вот почему открытость зависит от контекста: правительство начало настаивать на раскрытии информации, а в итоге школы стали более закрытыми, излишне озабоченными показателями и результатами тестов. Таким образом, побочным эффектом того, что мы получаем информацию, на которую имеем право, может стать закрытие очень хороших школ.

В социальном плане открытость – более сложная ценность и более сложное действие, чем обмен информацией. И более спорная с точки зрения политики и торговли. В действительности она обозначает битву за контроль над знанием. Дело «Правительство против WikiLeaks» и утечка информации из Агентства национальной безопасности США; Эдвард Сноуден; постоянное противостояние крупных корпораций и хакерской группы Anonymous…

Однако она обозначает еще и два пути, которыми может идти бизнес. Ни в чем другом эта битва не проявилась более четко, чем в противостоянии Apple и Google. Apple сильно обогатилась благодаря тому, что Стив Джобс настаивал на секретности и закрытых исходных кодах. Однако уже появляются признаки недовольства потребителей тем, что они «заперты» в продуктах Apple, и компании, возможно, придется стать более открытой.

Google однозначно позиционирует себя в качестве открытой компании. Там верят, что «открытые» в итоге возьмут верх над «закрытыми». В электронном письме, разосланном в 2009 году всем сотрудникам, старший вице-президент Google по управлению продуктами и маркетингу Джонатан Розенберг разъяснил неизбежность раскрытия всего – систем, платформ, исходных кодов – и дал понять, каким образом оно изменит политику, культуру, технологию, да и каждый аспект нашей жизни: «Людям, которые мыслят категориями устаревших программ MBA, это кажется парадоксальным, но если мы будем хорошо работать, то отношение скоро изменится. Наша цель – сделать так, чтобы открытость стала тем состоянием, которое ожидается „по умолчанию“. Люди будут стремиться к ней, затем ждать ее и требовать, и придут в бешенство, если они ее не получат. Если открытость станет интуитивной, значит, нам все удастся… Открытость победит. Она победит в Интернете и затем перекинется на многие сферы жизни. Будущее правительства – прозрачность. Будущее торговли – информационная гармония. Будущее культуры – свобода. Будущее науки и медицины – сотрудничество. Будущее развлечений – участие. Каждое из этих будущих зависит от открытости Интернета».