Бериевцы за работой

Работая начальником внутренней тюрьмы на протяжении почти трех лет, я сам был свидетелем избиений арестованных, содержавшихся в тюрьме. Мне известно, что арестованных избивали систематически очень жестоко… избивали ремнями, веревками, палками. При избиениях над арестованными издевались. Во время следствия Мамулию (секретарь ЦК Грузии) жестоко избивали. Я помню, что в течение 7–8 дней его заставляли стоять с привязанным столом с грузом. Когда он падал, его поднимали и снова заставляли стоять. Когда Мамулия с привязанным столом стоял несколько суток в кабинете следователя, почти ежедневно к нему заходили Кобулов и Гоглидзе.

Особой жестокостью отличались следователи: Хазан, Кримян, Савицкий и Парамонов. От них выводили арестованных сильно избитыми. В кабинете стояли стоны арестованных и ругань следователей. Следователь предлагал мне постоять за дверью, и в это время слышишь, как следователь, сильно матерно ругаясь, называл по-всякому арестованного, кричал: «Подпиши», а арестованный говорил следователю: «Зачем подписывать? Я не виноват», но подписывал, и мы его уводили. Что за документы подписывал арестованный, я не знаю.

Савицким, Кримяном, Хазаном в НКВД ГССР широко применялось избиение арестованных резиновыми палками, веревками, применялись карандаши для выкручивания пальцев рук, навешивание на арестованных, стоявших в положении «смирно», различных тяжестей: чемоданов с грузом, столов, стульев и др. предметов. Наряду с этим практиковались допросы «конвейером», в результате которых арестованные не имели отдыха и сна, методы психического воздействия. Вновь арестованных помещали «для наглядного показа» к лицам, уже подвергнутым «обработке». Видя избитых, слушая их рассказы о пытках, отдельные арестованные при вызове к следователю предпочитали сразу же давать «признательные» показания.

Хазан начинал бить арестованных сразу, как только заводили их к нему в кабинет. Избиение начиналось с ударов кулаком в область головы еще при надзирателе, а затем продолжалось в течение всего допроса, причем Хазан бил туго скрученным жгутом из веревки, намоченным в воде, резиновыми плетками и пр. Если другие следователи как-то скрывали, что они бьют арестованных, Хазан, наоборот, делал это никого не стесняясь… С допроса из кабинета Хазана неоднократно приходилось двум надзирателям выносить окровавленных людей, потерявших сознание, которым затем врач тюрьмы оказывал помощь… У меня сложилось впечатление, что он избивал каждого, кто попадал к нему на допрос… Были случаи, когда арестованные после допросов не могли стоять на ногах, так как у них были разбиты в результате избиений ступни ног и представляли из себя кровавую корку, покрывавшую всю ступню. Ноги были опухшие, на теле имелись множественные кровоточащие царапины и кровоподтеки.

Бил Хазан по пяткам специальным металлическим никелированным прутом с продолговатым резиновым наконечником.

Хазан достал чистый лист бумаги и, не поднимая головы, сказал: «Расскажите о контрреволюционной работе мужа и вашей?» Я от неожиданности и изумления ему ничего не ответила. Тогда он обратился ко мне с вопросом: «Вы что, не слышите?» и стукнул кулаком по столу. Я ответила, что не понимаю вопроса, и переспросила Хазана, не шутит ли он. Хазан сказал: «Какие здесь шутки». Сидевший рядом со мной на диване Кримян кулаком ударил меня по лицу. От удара у меня закружилась голова и потемнело в глазах. Я услышала в это время, как Хазан приказал: «Отправить ее вниз…»

Ночью меня вызвали на допрос. Вахтер провел меня куда-то наверх. Мы долго поднимались и шли по коридору, а потом меня ввели в большой кабинет. Когда я вошла, то ко мне спиной стояло несколько сотрудников. Они расступились, и я увидела Осипова. Он полулежал и имел страшный вид. Лицо у него было все окровавленное, в кровоподтеках, волосы обильно пропитались кровью и стояли дыбом. Одна нога была у него голая, и она совершенно потеряла форму, была страшно опухшей и невероятно большой. Она была вся залита йодом и лежала на галоше.

Осипов имел вид полуживого человека, невероятно слабым голосом, еле-еле пошевелив руками и с огромным усилием слегка повернув ко мне голову, которая на чем-то лежала, он каким-то неестественным голосом спросил меня: «Где ребенок?» Я ответила: «Не знаю». После этого он мне сказал: «Я ни в чем не виноват, что происходит, не понимаю».

От ужаса я оцепенела и впала в полуобморочное состояние…

На другой день меня привели ночью на допрос к Кримяну. Последний потребовал от меня признания в контрреволюционной шпионской работе. Не добившись от меня признания, Кримян из чемодана, стоявшего у стены за столом, достал несколько хлыстов, смочил их концы водой, а затем спросил: «Вы подумали?» Я молчала, тогда он подошел ко мне и начал меня избивать.

От избиений я падала со стула, на котором сидела, но он и лежачую продолжал меня бить…

После первого допроса, который кончился через несколько часов, с помощью вахтера я с трудом дошла до камеры. Все мое тело было в рубцах… Допросы Кримян производил в течение месяца.

В 1937 г., летом, я не помню точно месяца, ко мне прибыл из внутренней тюрьмы бывш[ий] командир дивизии Буачидзе. Он был избит до полумертвого состояния. На ногах он, конечно, не мог стоять. Он не мог говорить, а только стонал…

Я помню, что все тело Буачидзе было покрыто сплошными синяками и кровоподтеками. Он не мог мочиться естественным способом, т. к. у него был поврежден мочевой пузырь, и моча выходила через живот, образуя влажность вокруг низа живота… По существу, Буачидзе был уже в предсмертной агонии. Надо сказать, что Буачидзе был крепкого телосложения, здоровым и поэтому особенно бросалось в глаза его состояние. На следующий день после доставки Буачидзе в тюрьму он скончался.

Я лично Арутюнова не избивал, а вызвал для этого двух дюжих вахтеров комендатуры… От Арутюнова добивались признания фактов контрреволюционной деятельности Киладзе. Не отрицаю, что Арутюнов скончался от полученных повреждений при избиении его вахтерами.

Во второй половине 1937 г. в НКВД ГССР был доставлен из Москвы зам. постоянного представителя Армянской или Грузинской Республики Вермишев… Арест Вермишева еще не был оформлен в соответствии с законом, как Кримян вызвал его на допрос. Добиваясь признательных показаний от Вермишева, Кримян так его избил, что на следующий день в камере он умер.

Когда я в 1937 г. был назначен заместителем нач[альника] СПО НКВД Грузии, то обратил внимание, что два кабинета в СПО были превращены по указанию Кобулова Б. 3. в камеры хранения ценных вещей, изъятых у арестованных при обысках, как то: золото и серебро… охотничьи ружья, отрезы материи, меха, фотоаппараты и проч. Ценности и вещи присваивались Кобуловым, Хазаном, Савицким, Кримяном и Гарибовым.

Должен отметить, что к тем арестованным, которые давали признательные показания, меры физического воздействия в процессе следствия не применялись. Но при приведении приговоров в исполнение их обязательно избивали по указанию Берии, который говорил: «Прежде чем вести их на тот свет, набейте им морду».

Берия неоднократно давал указания мне, Кобулову и моим заместителям, в присутствии других начальников отдела, бить арестованных перед расстрелом. Такие указания затем передавались группе, приводившей в исполнение приговоры и решения тройки НКВД Грузии, и те арестованных били.

Расстрелы производились, как правило, ночью. Место расстрела освещалось фарами автомобилей. На расстрелы выводилось большое количество людей, иногда по три или четыре сотни. Вместе с нами очень часто выезжали и следователи Савицкий, Кримян, Хазан, Парамонов. По слухам я знала, что они выезжали для избиения осужденных перед расстрелом…

Да, таких случаев было много. В этих избиениях принимали участие Кримян, Савицкий, Парамонов, А. Кобулов, Лазарев и др. Я вспоминаю, что однажды Кримян, Савицкий, Гамсахурдия начали избивать осужденного Дзидзигури на глазах других осужденных сразу же, как только все они были размещены в грузовой автомашине, чтобы следовать к месту расстрела. Я лично видел, как Кримян, Савицкий и Гамсахурдия беспощадно били Дзидзигури рукоятками и убили его еще до расстрела. Помню также, что Кримян, Арушанов и еще кто-то так избили во время следования к месту расстрела осужденного Слободу Константина, что превратили его лицо в сплошную кровавую маску…

Страшно были избиты во время следования к месту расстрела и бывшие сотрудники органов госбезопасности Морковин и Максименко. Били их Савицкий и Кримян. Во время избиений Морковина Савицкий и Кримян обвиняли его в том, что он не присваивал им очередные специальные звания, и издевательски спрашивали его: «Ну как, теперь ты присвоишь нам звания?»

…Жуткие сцены разыгрывались и непосредственно на месте расстрела. Кримян, Хазан, Савицкий, Парамонов, Амаяк Кобулов… как цепные псы набрасывались на совершенно беспомощных, связанных веревками людей и нещадно избивали их рукоятками пистолетов.

Иногда при таких сценах присутствовал Кобулов Б., который наблюдал все эти дикие картины. У меня отчетливо сохранилось в памяти, что перед расстрелом многие осужденные кричали, что они ни в чем не виноваты, проклинали Берию, Кобулова и Гоглидзе, называли их кровопийцами.

…Обычно в тюрьму приезжал Парамонов вместе с другими следователями. Все они были, как правило, пьяные и перед выводкой арестованных приступали к избиениям.

Я помню, что Парамоновым был избит бывший сотрудник Зеленцов, который в прошлом когда-то являлся начальником Парамонова. Перед вывозом Зеленцова на расстрел Парамонов вызвал его и во дворе тюрьмы (место у нас называлось хозяйственным двором) приступил к избиению Зеленцова. Я слышала удары, стоны и крики Зеленцова. Зеленцов умер во дворе тюрьмы.

В 1937 г. по предложению Кобулова у Хазана были сосредоточены все материалы на сотрудников НКВД Грузии, проходивших по показаниям арестованных. Через несколько месяцев после этого решения стало известно, что Хазан специально собирал провокационным путем материалы на сотрудников НКВД и со многими из них сводит личные счеты, терроризирует аппарат угрозами и запугиванием.

Отправить