Часть 3
Сквозь плотные шторы пробивалась тусклая полоска света. Лаура все время спала, а когда ненадолго просыпалась, не поднималась с кровати. От слабости она не могла пошевелить рукой, все вокруг расплывалось в нечеткие тени.
Она бы с радостью не просыпалась совсем – после того как девушка услышала о смерти Флориана, жить не хотелось, но организм выздоравливал, и, несмотря на сопротивление сознания, силы возвращались.
Катарины не было у постели, но больная знала – подруга где-то рядом. Сколько раз за эти дни, просыпаясь в полубреду, она ощущала на лбу теплую ладонь Катарины, утешительные слова окутывали успокоительным туманом, на губы лились капли сладковатой настойки, и Лаура, не успев забиться в рыданиях и судорожно всхлипывая, засыпала.
Тело Флориана обнаружил караульный, когда после дежурства решил-таки проверить, что высматривают вороны у Южной Башни. На юноше был промокший насквозь плащ, а под ним – одежда, в которой его видели за вечерней трапезой. Выходило, что несчастье произошло поздно вечером или ночью, но что делал посланник герцога ночью и в дождь на крепостной стене, осталось загадкой.
На насильственную смерть ничто не указывало. Неосторожно оступился? Зачем так близко подошел к краю пропасти? Ни караульные, ни слуги не видели, чтобы он разговаривал с кем-то из обитателей замка, а, кроме вызванного к постели Лауры аптекаря, посторонние в ворота Хоэнверфена в тот день не входили. Граф Эдмунд, если и заподозрил неладное, доказательств убийства не нашел, и во всеуслышание объявил о несчастном случае. Отец Бенедикт, с сомнением качая головой, заговорил о самоубийстве, но с чего бы доверенному лицу его светлости, будущему крестоносцу, бросаться со стены?
Потеря Пажа легла тяжелым камнем на сердце девушек. Катарина, а вслед за ней и потрясенная Лаура ни в какое самоубийство не верили. Как и в роковую случайность.
С той минуты, как графский стражник принес в трактир Бижора весть о несчастье, Катарина не знала покоя. Лаура находилась на краю гибели, Паж погиб. И если подруга, напоенная принесенной из Верфена травяной настойкой, – не соврал старый негодяй, помогло! – начала поправляться, то Флориана вернуть было невозможно. Оставалось строить догадки и предположения о том, кто и зачем убил юношу, да винить себя за то, что не смогла отвести беду. Лауре о происшествии рассказали с большой осторожностью. Несмотря на это, Катарина провела в страхе много часов – больная вновь приблизилась к рубежу, отвести от которого стоило неимоверных усилий. Несколько дней пришлось давать усыпляющие капли. Катарина в испуге ловила едва различимое дыхание и боялась пропустить момент, когда оно исчезнет. Болезнь отступила, Лаура возвратилась к жизни. Сегодня первый день, когда она смогла без судорог и рыданий выслушать о расследовании смерти Пажа. Катарина осторожно приступила к обсуждению другого важного вопроса:
– Лаура…
– Я знаю, что ты хочешь спросить… – Лаура смотрела прямо перед собой, теребя тонкими пальцами кисею атласного покрывала.
Катарина с тревогой ожидала продолжения. Глаза на похудевшем лице подруги казались огромными, около сухих губ пролегли две неглубокие складки. Потерявшие золотой блеск волосы небрежно закреплены перламутровым гребнем. Лаура выглядела слабой и обессилевшей, но голос звучал решительно:
– Я расторгаю брачное соглашение.
Катарина облегченно кивнула:
– Что мы скажем графу?
Паж больше не мог выполнять возложенную на него миссию, и решение зависело от Лауры.
Лаура пожала плечами:
– Что скажем? Господь против нашего брака, и нам следует отказаться от мысли о свадьбе.
– Лаура, тебя должны поддержать герцог и твои родители, – напомнила Катарина. В душе она радовалась решению подруги.
– Свадьбы не будет. Задушенная актриса, кража кольца, на тебя кто-то напал в лесу, моя болезнь – по мере перечисления бед, постигших замок с момента их приезда, в голосе Лауры зазвучали истерические ноты – и Флориан… Флориан погиб! Да этот замок проклят задолго до нашего появления! – Девушка справилась с собой и продолжила спокойнее: – Возможно, граф Эдмунд хорошая партия для меня, но…
Катарина хмыкнула:
– Не забудь, к графу прилагается его кузина. Наверное, она ошиблась в количестве отравы, если ты еще жива. Второй-то раз правильно посчитает.
– Ты права. – Лаура боязливо покосилась на входную дверь, как будто ожидая увидеть в дверном проеме Хедвиг.
– Лаура, я не могу рассказать графу о своих подозрениях. Хедвиг не сознается, аптекарь сбежал. Да старый лис и под пытками ни слова не сказал бы… Давай просто уедем отсюда.
– Да, – Лаура согласно кивнула, – и поскорее.
– Есть еще кое-что…
– Что?
– Ты веришь, что Флориан мог вот так просто упасть со стены?
– Я не могу думать об этом… – Лаура опустила глаза, пальцы побелели, сжимая кисею.
– Я должна рассказать… – Катарина замялась, решая, стоит ли говорить, – ты не знаешь… – Она наконец отбросила сомнения. – Я уверена, что Паж сам украл кольцо. Он почти признался мне в этом. Кто-то заставил его пойти на кражу, помог проникнуть в сокровищницу, а потом ждал под окном, у стены. Я видела той ночью двух человек. Один из них Паж, я это знаю теперь. А другой, боясь разоблачения, мог вполне скинуть Флориана в пропасть.
– Значит, Флориана действительно убили? Но ведь граф…
– Граф не знает того, что видела я.
Губы Лауры задрожали:
– Но ты лишь сейчас говоришь об этом!
– Да, и могу сказать только тебе. Для всех остальных это остается тайной. До тех пор, пока я не пойму, кто совершает здесь преступления одно за другим.
– Думаешь, что все связано?
– Ты сама перечислила – актриса убита, кольцо украдено, на меня напали в лесу, ты отравлена, а Флориан погиб. Причины всех событий кажутся разными, но если я свяжу их одной цепью, то все пойму.
– Что ты хочешь сделать?
– После разговора со мной Флориан хотел вернуть кольцо, и, наверное, встретился с этим человеком. Паж, возможно, пригрозил, что отправится к графу. Тот испугался и сбросил Флориана с крепостной стены. Убийца в замке, и кольцо у него.
– А в лесу – это же случайность?
В нападении многое выглядело непонятным, и Катарина долго размышляла, вспоминая детали. Незнакомец ни одеждой, ни поведением не походил на бродягу или разбойника. И клинок, которым мастерски владел нападавший, был оружием хорошо обученного воина, а не ножом обычного грабителя. Скорее можно предположить, что это кто-то из гостей или из свиты графа. Но и тогда оставались вопросы, ответов на которые у девушки не нашлось.
– Кто мог предположить, что я выеду из замка позже всех? Кто мог подумать, что я буду одна, без слуги? Я сама этого не знала. В последний момент отказалась ехать с ловчим. Кто-то следил за мной, ожидая, что я упаду с лошади. Ведь если бы я свернула шею, упав, никакого нападения не потребовалось бы! Несчастный случай на охоте – это так часто случается…
– Но ты отлично скачешь верхом!
– Падение с лошади на полном скаку вполне могло убить меня. Я осмотрела упряжь – подпруга оказалась подрезана.
Глаза Лауры вспыхнули азартом:
– А как можно понять, на какой лошади ты выедешь? Надо идти на конюшню. Я пойду сама! – Девушка задвигалась, скидывая покрывало.
– Стой, куда ты! – Катарина силой заставила ее остаться в постели. – Тебе нельзя вставать.
– Я справлюсь. Маленький Паж проводит меня, а на конюшне я потолкую с его отцом. И грустно добавила:
– Раз Большого Пажа уже нет…
– Хорошо, но давай оставим это до завтра. Сегодня побудь в своей комнате. А на завтра назначены развлечения – представление на верхней террасе. Тобиас наконец-то заставил труппу работать. С утра начнет прибывать свита герцога, их будут встречать актеры и акробаты. Зевак во дворе соберется предостаточно, так что ты спокойно отправишься на конюшню, а потом присоединишься к нам. В толпе посетителей тебя никто не заметит. – Катарина улыбнулась. – И пожалуйста, одень что-нибудь попроще. Если граф увидит тебя в роскошном наряде, он, пожалуй, подумает, что ты все же хочешь стать его женой!
* * *
Утром, превозмогая головокружение и слабость, Лаура поднялась с кровати. Служанки завертелись, умывая и расчесывая госпожу, горничная проворно внесла любимое платье Лауры – на блестящей парче переливались вышитые стеклярусом и золотой нитью соцветия. Помня совет Катарины, она жестом остановила горничную:
– Принеси другое!
Через некоторое время Маленький Паж деловито спускался по лестнице, гордо ведя госпожу. Людвигу хотелось, чтобы все в замке видели, как доверяет своему пажу будущая хозяйка Хоэнверфена. Каково же было его разочарование, когда Лаура приказала выйти через боковой вход к галереям, соединяющим Северную башню с хозяйственными постройками! Мальчик не на шутку расстроился, с сожалением оглядев выходной костюм – он и подумать не мог, что госпожа отправится на конюшни! Если бы знал, ни за что ни одел бы под новое сюрко белоснежную, с широкими рукавами, рубаху. Людвиг огляделся. Ну вот, так и знал, никого нет! И во дворе пустынно, и в том крыле, где содержались лошади. Стоило одевать, если никто не увидит, да еще выслушивать наставления матери:
– Не подходи близко к дороге, не забрызгай одежду, не стой рядом со всадниками!
Наряд Лауры не привлекал внимания – простое широкое сюрко без шлейфа, теплая накидка, светлые пряди волос убраны под тонкой работы шалью – так одеваются дочери зажиточных горожан.
Лаура неважно держалась в седле, при переездах предпочитала удобную карету, но лошадей любила. Ей нравилось гладить их упругие сильные шеи, ощущать прикосновение мягких теплых губ, когда она протягивала ломоть ароматного хлеба, любоваться заплетенными гривами.
В помещении конюшни было тепло, из небольших окон под потолком лился неяркий свет. Лошади мягко переступали копытами в просторных стойлах, почувствовав приближение людей, недовольно фыркали. Пахло сухой соломой, в углу почти до потолка высились ровно сложенные друг на друга мешки с овсом. Людвиг вприпрыжку умчался в дальний конец конюшни, а Лаура прошлась вдоль дощатых перегородок. Графские кони неспешно помахивали расчесанными хвостами, лениво поворачивая морды в сторону Лауры. Девушка залюбовалась изящным сильным скакуном графа – благородный арабский конь, как она слышала, с трудом перенес трудности перехода через Альпы, когда крестоносцы возвращались из египетского похода. Через несколько минут мальчик вернулся за руку с высоким широкоплечим мужчиной в длинном кожаном фартуке, в рубахе с закатанными до локтей рукавами.
– Вот, госпожа, это мой отец, его тоже зовут Людвиг.
– Добрый день, госпожа, – улыбнулся конюх. – Мой сын только и делает, что говорит о вас.
– У меня разговор к тебе. Покажи мне лошадь госпожи Катарины.
Лаура пытливо вгляделась в спокойные глаза конюха.
– Да, – ровно ответил тот.
– Я хочу, чтобы ты вспомнил день выезда на охоту – шаг за шагом.
Конюх прищурился:
– Мне кажется, я догадываюсь, что хочет знать госпожа.
Лаура подозрительно вскинула брови:
– Догадываешься? И что же?
Отец Людвига не ответил, жестом пригласив Лауру пройти в дальний угол конюшни, где содержались лошади кортежа невесты. Конь Катарины, пофыркивая и взмахивая льняной гривой, мирно жевал овес. Узнав Лауру, он протянул крупную голову к доскам стойла, ткнулся теплыми ноздрями в раскрытую ладонь.
– Госпожа, для вашей подруги в тот день, как обычно, оседлали ее коня.
Лаура медленно провела рукой по коричневой шерсти:
– Охотники выехали ранним утром. А когда были готовы кони? Вы седлаете их с вечера?
– Нет, госпожа. Если выезд ранний, мы встаем до рассвета. Конь госпожи Катарины был оседлан и выведен вместе с остальными.
– А ведь она могла выбрать другую лошадь, правда?
Конюх задумчиво почесал нос.
– Вообще-то да, но со времени вашего приезда госпожа ни разу не просила заменить коня.
Продолжая гладить крутой бок тирольца, Лаура обернулась:
– Ты что-то хотел рассказать мне?
– Пожалуй, да, – отец Людвига с сомнением качнул головой. – Может быть, это не важно, но я должен сказать. Накануне, перед охотой, оруженосец графа Эдмунда спрашивал, какую лошадь будут седлать госпоже Катарине.
– Оруженосец? – изумилась Лаура. – Ульрих? Но зачем?
– Не Ульрих, госпожа. Я говорю про рыцаря Симона, второго оруженосца.
Лаура озадаченно пожала плечами. Какая связь между нападением в лесу и оруженосцем графа? Наоборот, если вспомнить, что рассказывала Катарина, так это он первым оказался на поляне! Первым… Неужели… Тиролец нетерпеливо зафыркал, ожидая ласки, но она повернулась к конюху:
– Спасибо… А…
– Рад служить, госпожа.
– А где конь рыцаря Симона?
Конюх понимающе кивнул:
– Сейчас, госпожа, – и громко позвал: – Людвиг, ты где?
– Здесь! – подбежал мальчик, протягивая руку. На раскрытой ладони лежал кусочек лепешки. – Вот, угостите его. – И он кивнул в сторону коня.
– Когда-нибудь госпожа Хедвиг запретит тебе заходить на кухню! – проворчал отец и замолк, виновато взглянув на Лауру. – Простите, госпожа.
– А, – Лаура отмахнулась. После того, как она приняла решение уехать из замка, Хедвиг перестала волновать ее. – Ну, скорее!
– Проводи госпожу, Людвиг!
Мальчик побежал в другую сторону конюшен, Лаура поспешила за ним. Внутри нарастало беспокойство.
Людвиг подвел ее к просторному стойлу в другом конце конюшни, где держали лошадей графа и его ближайшего окружения. В другое время Лаура замерла бы от восхищения – конь рыцаря Симона, несомненно, был чистокровным арабским жеребцом. Говорили, что порода ведется от знаменитого скакуна правителя Саладина. Но Лауре было не до конской родословной – тревога полностью овладела девушкой. С трудом сдерживая волнение, она вгляделась в полумрак стойла:
– Ну-ка, Людвиг, подойди сюда! Смотри, я ведь не ошибаюсь – конь рыцаря оседлан! Или он выезжал из замка?
– Сегодня весь гарнизон замка должен быть на месте, я слышал приказ графа Эдмунда! Вот-вот прибудет герцог. – Маленький Людвиг старался понять, что так встревожило госпожу. – Нет, никому не разрешено покидать замок!
– А между тем конь оседлан… – Лауре пришло в голову одно объяснение, которое ей совсем не понравилось. – Знаешь что, Людвиг, беги-ка ты в замок и найди Катарину. Передай ей, чтобы она держалась подальше от рыцаря Симона. Да побыстрее!
– Хорошо, госпожа!
Людвиг убежал, а Лаура устало прислонилась к брусьям стойла. Она сама не понимала, отчего так разволновалась. Отец Людвига что-то перевозил в другом конце здания, она слышала скрип тележки, другие конюшие работали где-то в другом месте. С террас доносился неровный гул толпы – во дворе замка начиналось представление. В конюшне стояла тишина. В проемы под бревнами крыши било яркое весеннее солнце, где-то чирикнул воробей, изредка с разных сторон слышалось движение лошадей в стойлах.
Почувствовав чужое присутствие, конь рыцаря забеспокоился. Лаура заглянула между досок – не приходилось сомневаться, что коня приготовили к дальней дороге. К луке седла надежно привязан дорожный мешок, с другого бока крепилась седельная сумка. Стараясь не напугать животное, Лаура толкнула дверцу и вошла внутрь. Жеребец отступил к стене и замер, взволнованно раздувая чуткие ноздри. Карие влажные глаза недоверчиво смотрели на девушку. Она знала, что конь оруженосца отличался недобрым нравом, и не отводила взгляда от маленьких изящных ушей – их острые кончики нервно трепетали, указывая, что конь встревожен, но не зол.
– Ну, иди сюда. – Девушка постаралась, чтобы голос звучал ласково и дружелюбно. – Не бойся, иди, – приговаривала она, медленно протягивая руку. Конь повел ноздрями, улавливая запах лепешки. Лаура раскрыла ладонь, давая ему возможность дотянуться и взять угощение. Другой рукой девушка надежно сжала уздечку. Жеребец дернулся, уши стали опускаться, прижимаясь к голове. Лаура не отпускала, ласково поглаживая шею коня. Не чувствуя опасности, жеребец на время успокоился, а она стала быстро проверять упряжь. Лаура не смогла бы объяснить, почему она это делает. С трудом справившись с узлом седельной сумки, девушка запустила руку внутрь. Все указывало на то, что рыцарь спешил – сумка была доверху полна сложенной в беспорядке одеждой. Волнуясь, она отпустила уздечку и обеими руками стала перебирать скомканные рубашки. На дне сумки, среди сорочек, шоссов и брэ, пальцы ощутили завернутый в ткань маленький твердый предмет. С тихим вскриком Лаура вынула руку из сумки и развернула сверток – на кусочке ткани лежало кольцо с расходящимися в разные стороны змеями.
«Так вот ты где, – девушка не верила глазам, – значит, это графский оруженосец уговорил Флориана выкрасть кольцо! А потом скинул Пажа с крепостной стены!»
Волнуясь, Лаура отступила к выходу:
«Пусть его немедленно схватят! Я должна срочно все рассказать графу!»
Девушка, торопясь, стала вновь заворачивать кольцо, пальцы нечаянно обхватили золотую спираль. Глаза Лауры застлал туман, стены поплыли в серой дымке. Кольцо подрагивало на ладони, до ушей донесся тихий шепот: «Надень…» Лаура поднесла руку к глазам. Как в бреду, она смотрела на раскрытую ладонь – там, сжимая и разжимая кольца, шевелились две маленькие золотые змейки. Не в силах сопротивляться, девушка протянула безымянный палец, и вдруг сильный толчок отбросил ее к деревянной перегородке. Почувствовав змей, испуганный конь заметался внутри стойла, сбив Лауру с ног. В одно мгновение она оказалась на полу. Кольцо золотой искрой отлетело в сторону, беззвучно затерявшись в стеблях прелой соломы.
– Госпожа! Госпожа, что случилось? – встревоженно склонился над ней прибежавший на шум отец Людвига. Жеребец, тяжело дыша, испуганно жался к перегородке. Лаура сидела на полу. Ее слегка тошнило, кружилась голова. Держась за ушибленное плечо, она успокоила конюха:
– Ничего-ничего… Просто конь испугался, он же не знает меня… Помоги мне встать.
– Я позову людей. Людвиг! – зычно крикнул конюх.
– Нет, со мной все в порядке… – Лаура постаралась говорить твердым голосом. Она с трудом поднялась. Тошнота подступила к горлу, но девушка справилась с приступом, отдышалась.
– Вы сможете идти? Прошу вас, госпожа, присядьте сюда. – Отец Людвига помог ей добраться до небольшой скамейки у входа в конюшню. Лаура села, обессиленно прислонив голову к каменной стене.
– Людвиг… – слабым голосом произнесла она.
– Да, госпожа, – отозвался конюх.
– Не вы, ваш сын, – слабо прошептала Лаура. – где он?
– Вы же отправили его искать госпожу Катарину. – В голосе отца мальчика слышалось беспокойство. – Что-то случилось? Чем я могу помочь, госпожа?
– Да, я вспомнила, – Лаура прикрыла глаза. – Это хорошо… Я посижу здесь немного, а вы идите… Не бойтесь за меня…
– Я буду недалеко.
* * *
Салех окинул горные хребты задумчивым взглядом. Внизу, в долине, с утра безветренно и тихо. Погода способна обмануть тех, кто не знает здешний климат, но не его. Так бывалый моряк с беспокойством докладывает капитану о полном штиле – предвестнике бури. С вершин спускается туман – верный признак, что дорогу на перевал занесет снегом, а с гор сойдут лавины. Проклятье. Снова холод и снег. Сколько еще ждать? Салех давно готов покинуть и замок и эту страну – жизнь здесь с каждым днем становится все более невыносимой для него. Один Аллах ведает, какого терпения требовала его миссия. За годы, проведенные под чужой личиной, из уст не исторглось ни слова жалобы или сожаления. И вот теперь, когда задача выполнена, из-за капризов погоды приходится откладывать отъезд.
От вбитого в стену железного крюка в проем окна уходил туго натянутый канат. Салех усмехнулся. Пару раз он видел, как репетируют актеры Тобиаса – из всех один Лукас по-настоящему умеет держать равновесие. Что бы сказал хозяин труппы, узнав, что невысокий гибкий Лукас – имя своему помощнику Салех выбрал сам, – выучился балансировать на канатах, атакуя укрепления крестоносцев. Глупец Тобиас и не ведал, что в театральной повозке с бубенчиками в замок попал один из лучших воинов Аллаха. Пусть свистят и ухмыляются зеваки на площади – смех толпы не мог обидеть или задеть Лукаса, ибо он, так же как и Салех, ненавидит и презирает неверных. Салех доверял ему, как себе. Уходя из Египта с людьми графа Хоэнверфенского, он приказал Лукасу следовать за ним. Лукас и здесь, в чужой стране, не подвел – без его помощи в переполненном людьми замке выполнить задачу оказалось бы значительно труднее. Салех был доволен и собой, и помощником. Даже непредвиденное препятствие удалось обойти – актриса никому не сможет рассказать, кого она узнала среди зрителей. А сейчас пришло время исчезнуть. Вдвоем они легко одолеют перевал, затем пересекут море – и Салех сможет предстать перед молодым султаном, исполнив приказ умершего господина.
Размышления прервал звук открывающейся двери, Салех настороженно обернулся.
– Рыцарь… Вы здесь… – Катарина, не ожидая встретить графского оруженосца, не скрывала удивления.
* * *
Проводив Лауру с маленьким Людвигом на конюшню, Катарина тщетно искала уединенное место. Хотелось в тишине собрать вместе части разрозненных сведений и событий, а в замке царили шум и гомон – с утра стала прибывать свита герцога, на лужайке перед главным входом толпа местных жителей ожидала представления. Множество знатных семей съехалось на торжества по случаю свадьбы. Многочисленных гостей размещали на всех этажах замка, даже службы оказались заняты – в них приготовили места для слуг. Горожане Верфена с удовольствием сдавали прибывшим комнаты в своих домах.
«Наверное, гостиница мерзавца судьи ломится от постояльцев», – неприязненно передернула плечами Катарина.
Посетители замка ожидали сюрпризов и развлечений, а Катарина прокручивала в голове разные события, складывая кусочки головоломки в единый рисунок. Сегодня утром она по просьбе Лауры передала графу отказ от свадьбы и намерение покинуть замок. Граф едва сдержал ярость – Катарина видела, как под скулами заходили желваки, и ответил, что оставляет окончательное решение за герцогом Леопольдом, который ожидался к вечеру. Расчет графа был ясен – Катарина не сомневалась, чью сторону примет Леопольд Славный – граф Эдмунд и его крестоносцы верно служили герцогу при взятии Дамиетте. Катарина вздохнула – спасти Лауру от заведомо неудачного брака сможет только чудо.
Еще одно дело ожидало приезда герцога – утверждение решения суда, который вынес Мари и молодому актеру смертный приговор. Пару дней назад судья Бижон, сокрушенно качая головой, огласил, что рассмотрены все стороны убийства актрисы Мариам. Суд признал достаточным наличие мотива у Мари и ее сообщника. Обвиняемые подвергались неоднократным допросам, в ходе которых сознались в умышленном убийстве. Граф Хоэнверфен, возмущенный совершенным в его замке преступлением, потребовал для них смертной казни. Суд вынес приговор – казнь через повешение, и этим удовлетворил требование графа. Причина, по которой Мари и актер были еще живы, заключалась в том, что граф Хоэнверфен являлся вассалом Леопольда Австрийского и во время визита герцога в замок терял возможность утверждать судебные решения.
Как и прежде, Катарина ни на миг не верила обвинениям Мари. Но как найти настоящего убийцу? Иногда девушке все казалось таким запутанным, что отыскать разгадку тайн замка не представлялось возможным, а иной раз она думала – один шаг, и все события встанут в ряд, любому несоответствию найдется объяснение. Нужно спокойно все обдумать, не упуская из внимания даже маленькие события.
«Пожалуй, сегодня в замке лишь в одном месте можно рассчитывать на одиночество», – подумала Катарина и поднялась по ступенькам в комнату, где вместе с Лаурой впервые увидела странное зеркало.
* * *
– Выслушайте меня! – с жаром попросила Катарина. Если она не сумеет убедить графского оруженосца, то нечего и пытаться описать свои подозрения самому графу или герцогу Австрийскому.
– Рыцарь, я жду от вас поддержки и помощи. Как ближайший вассал графа, вы просто обязаны помочь мне разобраться в странных событиях, которые творятся в замке. – Боясь, что он не проявит интереса к ее рассказу, заторопилась Катарина. – Вместе с Ульрихом вы спасли меня при нападении в лесу. Поверьте, я очень признательна. Я хочу обратиться к вам за советом. Мне нужно рассказать графу Эдмунду то, что знаю лишь я одна.
Салех небрежно наблюдал из окна, как колышется внизу толпа зрителей. Раздались приветственные крики и свист – актеры Тобиаса собрались на лужайке, представление начиналось.
На слова Катарины он, казалось, совсем не обращал внимания, всецело захваченный зрелищем во дворе замка. Едва уловимое напряжение в сощуренных глазах увлеченная описанием расследования Катарина, конечно, не могла заметить.
– Я знаю, кто украл кольцо, – решилась Катарина.
– Кто же? – равнодушно бросил через плечо графский оруженосец, все еще не поворачивая голову от окна. – Уж не я ли?
– Вы шутите, рыцарь, – укоризненно произнесла девушка, – мне больно говорить, но кольцо украл Флориан. Я уверена в этом. В то же время трудно найти человека, более честного, чем он. Я знаю, потому что мы знакомы много лет. Кто-то уговорил его, убедил. Флориан обладал лишь одной слабостью – он любил Лауру. И кто-то заставил его поверить, что, украв кольцо, он защитит ее.
Несколько дней назад он почти признался мне в краже кольца. Флориана нет в живых, – она грустно покачала головой, – и только я могу засвидетельствовать, что он был не один в ту ночь, когда открыли сокровищницу.
– Милая Катарина, – перебил Салех, со вздохом отворачиваясь от окна. Губы его улыбались, но в темных глазах не было и тени улыбки. – Вы придумали занимательную историю. Расследование показало, что сокровищница не взломана, а вор – один бог знает как! – проник внутрь через окно. Возможно, – рыцарь коротко рассмеялся, кивком указав на Лукаса, который картинно разминал руки, готовясь к трюкам на канате, – он был акробатом.
Катарина повысила голос, начиная сердиться:
– Я видела сама! – Он не верил ей! – Я видела двух человек в ту ночь.
Улыбка исчезла с лица рыцаря, в словах прозвучала досада:
– Что вы видели еще?
Катарина не обратила внимания на странную интонацию, а продолжала в волнении расхаживать по комнате:
– Несколько дней назад Паж втайне от всех встречался с кем-то. Этот человек из свиты графа, на нем плащ крестоносца, но я не видела лица. Для Флориана сообщник открыл ночью сокровищницу, а потом снова закрыл дверь на ключ. Когда я проверяла замок, комнату уже заперли, а вор в это время находился внутри.
В ту ночь в замке сначала показывали спектакль, а потом гости допоздна сидели за ужином. Ночью все спали – я проходила через зал. Ульрих сказал мне, что тоже уснул, хотя вы, охраняя покои графа, не можете спать в одно время. Возможно, что-то подмешали в вино…
– Возможно, – усмехнулся Салех.
– Подумать только, рыцарь, в замке совершаются одно преступление за другим, а я до сих пор не знаю, один ли это человек или несколько! Вот, посмотрите сами. – Катарина шагала, увлеченно рассуждая. – Я говорила с аптекарем – осматривая Лауру, он увидел все признаки отравления. И это дело рук Хедвиг. Только она могла приготовить отраву. Кольцо украл Флориан, а тот, в плаще крестоносца, убил его. Наверное, он же хотел убить и меня, поэтому и напал в лесу. Все события происходят вокруг помолвки графа и Лауры, и только одному происшествию нет объяснения – я никак не могу понять, за что убита Мариам? У меня есть одна догадка…
Салех с мрачной иронией перебил взволнованную речь девушки:
– Катарина… Умная, все замечающая… Догадливая… – в голосе оруженосца сквозила печаль. – И смелая. Девушка, которая не боится играть во взрослые игры…
Говоря, рыцарь не спеша приблизился к Катарине, спокойно и неторопливо.
– Признайтесь, вам не приходило в голову, что излишние знания опасны? И люди, которые много знают, не всегда доживают до утра… – Рыцарь вздохнул.
– Вот! Это я и хотела сказать! – воодушевилась Катарина. – Возможно, Мариам увидела кого-то в зале, вечером, во время представления, и узнала!
Салех кивнул:
– Ну что же… Вы хорошо сделали, что доверились мне… Я смогу объяснить графу Эдмунду, что, хоть настоящий преступник не найден, следует снять обвинения с актеров.
– Да, я уверена!
Как и тогда, когда она очутилась в этой комнате в первый раз, Катарина опустилась в кресло напротив большого зеркала. Рыцарь, слушая ее, прохаживался вдоль стены.
– Кто мог убить Мариам? – Катарина пальцами сжала виски.
– Да, и кто же? – Салех приблизился к креслу и выдохнул вопрос прямо ей в лицо. Улыбка исчезла, черные глаза требовательно ожидали ответ.
Не выдержав пристального взгляда, Катарина перевела глаза на стену и замерла. На зеркальной поверхности что-то происходило. Рыцарь, изогнув в удивлении бровь, вместе с ней с возрастающим вниманием наблюдал за действием в зеркале.
Полуденное весеннее солнце наполняло пространство комнаты, а в глубине стекла царила ночь. Лишь слабый свет луны падал лучом через овал окна, тускло освещая женщину, которая спала на застеленной кровати. Юбка желтого платья волнами спускалась к полу, узкая белая рука свесилась, касаясь округлого бока кувшина. Катарина помнила и платье, и женщину. «Мариам!» – хотела она позвать, но в ужасе остановила себя. «Господи, ее же убили!» – пронеслось в голове. В это же мгновение на желтом мелькнул темный силуэт, накрыв тенью проснувшуюся в испуге актрису.
Руки вошедшего с силой нажимают на шею Мариам, катится под кровать опрокинувшийся кувшин. Видно, как в беззвучном крике открывается рот, белая рука беспорядочно теребит одеяло. Убийца поворачивает к Катарине напряженное от усилий лицо. Девушка застывает в кресле, вцепившись в подлокотники – она знает, кто склонился над бездыханным телом Мариам. Но хуже всего то, что, отведя взгляд от зеркала, она видит это лицо перед собой.
– Вот и ответ на ваш вопрос, Катарина. – Голос рыцаря прозвучал мягко и печально. – Я не буду рассказывать вам, почему я убил ее. Считайте, что у нас давние счеты… Старая история. Кто же знал, что через столько лет она узнает меня.
Салех обернулся к зеркалу. Там, медленно исчезая с мутной поверхности, таяло его собственное отражение:
– Непостижима сила Аллаха! Я и не думал, что оно существует на самом деле! Значит, рассказы о чудесном зеркале не пустая болтовня…
Он перевел взгляд на потрясенную Катарину:
– Даже и без этого ты не должна покинуть пределы этой комнаты, а уж сейчас…
Рыцарь замолчал. Катарина растерянно переводила взгляд с зеркала на графского оруженосца, постепенно складывая в одно целое разрозненные события:
– Так это вы заставили Флориана украсть кольцо?
– Не заставлял, а уговорил, – презрительно бросил Салех. – И нельзя сказать, что это было сложным делом. Мальчишка вообразил, что таким образом спасает возлюбленную от несчастного брака. – И с издевкой добавил: – Как будто возлюбленной это нужно!
– Не смейте так говорить! – Катарина привстала в кресле. – Флориан был честным и правдивым человеком! Он, наверное, поверил вам, а потом, я знаю, захотел все исправить!
– О-о! Какой пафос! – Салех слегка нажал Катарине на плечо, заставляя вновь опуститься в кресло. – Вы еще молоды и не знаете, что некоторые ошибки исправить невозможно. За них платят кровью.
Руки девушки бессильно опустились:
– Вы убили Флориана.
– Да, – легко сознался Салех. – Я не мог поступить иначе, он собирался отправиться к графу со своим глупым раскаянием.
Снаружи нарастал шум, слышались аплодисменты и свист. Представление начиналось, акробаты Тобиаса выходили на помост. «Закричать?» – пронеслось в голове у Катарины, и тут же безнадежно подумалось: «Никто не услышит…»
* * *
Людвиг, не глядя на ступеньки, мчался вверх по лестнице. Выполняя приказ госпожи Лауры, он принялся расспрашивать всех, кого знал, куда могла направиться Катарина. Во дворе, ожидая зрелища, толпились гости и слуги, с недоумением отмахивались от его вопросов. Пожилой стражник хотел отпустить подзатыльник назойливому мальчишке, но Людвиг увернулся. Одежда измялась, берет с трудом держался на взъерошенных волосах, а по дороге, поскользнувшись на влажной земле, мальчик окончательно вымазал новое сюрко. «Вот мама расстроится», – мимоходом пронеслось в голове. Опасаясь встретить мать, он не стал заглядывать на кухню, а заскочил в большой зал, где шли приготовления к праздничному обеду. Одна из служанок видела, как Катарина поднималась в Южную башню. И теперь мальчик несся по ступенькам, стараясь как можно скорее встретиться с Катариной. Достигнув приоткрытой двери, Людвиг, сдерживая дыхание, заглянул в щель.
Среди нагромождения стульев и шкафов он увидел Катарину и рыцаря Симона. Могло показаться, что они дружески беседуют, если бы не угрюмая решимость во взгляде графского оруженосца и не отчаянный страх в глазах девушки. Мальчик понял – случилось то, чего опасалась Лаура, отправляя предупредить подругу. Симон опередил его.
«Опоздал, – пронеслась мысль. – А может быть, еще не поздно?!» – Людвиг попятился, стараясь не дышать, отступил на несколько шагов и помчался вниз по ступеням еще быстрее, чем перед этим бежал вверх.
На лужайке вокруг помоста актеры Тобиаса как могли развлекали зрителей. Сильно поредевшая после убийства примы и ареста двух актеров труппа старалась не ударить в грязь лицом. Акробаты ходили на руках, прыгали друг другу на плечи, женщины танцевали – под аккорды гитары звенели браслеты. Немолодой актер ловко жонглировал разноцветными шариками, подбрасывая их высоко вверх, затем ловил умелыми быстрыми движениями, и шарики снова летели в воздух. Около помоста соорудили высокую деревянную вышку, от верхних перекладин расходились веером крепко натянутые канаты. Другие концы их крепились в проемах окон.
– Ну, где же он! – Людвиг в панике крутил головой, протискиваясь между окружившими помост зрителями.
Стоя поодаль отдельной группой, несколько рыцарей в длинных шерстяных накидках увлеченно наблюдали за представлением.
– Вы не видели Ульриха, оруженосца? – подбежал мальчик к одному из них.
– Нет, – отмахнулся тот и равнодушно добавил: – А зачем он тебе?
В это время на помост легко запрыгнул Лукас, через мгновение его невысокая гибкая фигура по-кошачьи мягко взлетела на вышку. Короткое черное сюрко, надетое прямо на голое тело, открывало взглядам сильные руки и крепкую шею. Длинные красные шоссы обтягивали мускулы ног. По лужайке пронеслись восхищенные женские вздохи. Кто-то из актеров подал снизу тонкий шест. Лукас картинно подкинул его, несколько раз с силой прокрутил над головой. Шест замелькал, со свистом рассекая воздух. Движения так ускорились, что шест стал почти незаметен, а Лукас, казалось, не прилагал никаких усилий. Вскоре акробат отставил его в сторону и поклонился публике, обводя взглядом зрителей и обнажив в улыбке белые зубы.
Толпа восторженно засвистела, Лукас вновь поднял шест, установив с его помощью равновесие, и шагнул на один из натянутых канатов. Толпа внизу затихла.
Людвиг против воли загляделся на акробата.
– Во, дает! Высоко же! Шлепнется, костей не соберешь! – восхищенно толкнул Людвига знакомый мальчишка-поваренок, затянутый в длинный белый фартук.
– Ты не видел графского оруженосца? – Не отводя глаз от одинокой фигуры, балансирующей на канате, задал вопрос Людвиг.
– Которого? Ульриха? Да вон он! – поваренок махнул рукой в сторону входных дверей, где старый граф что-то увлеченно рассказывал молодому рыцарю. Тот уважительно слушал. Узнав в рыцаре Ульриха, мальчик, круто развернувшись, припустил к замку.
– А вот при Леопольде Пятом, отце нынешнего герцога, мы присоединились к войскам французов и англичан, – с удовольствием вспоминал старые времена граф, не обращая внимания на представление, – в Третьем крестовом походе. Мы осаждали Акру. Это был тяжелый поход, сынок, я тебе скажу!
– Неужели вы помните такие давние времена, граф? – Ульрих прятал улыбку.
– Бог мой, конечно, я пока еще в своем уме!
Людвиг, приплясывая и еле сдерживаясь, чтобы не начать кричать, изо всех сил старался обратить на себя внимание.
– Ульрих, Ульрих!
– А? – обернулся Ульрих. – Это ты? Что случилось?
– Я, – от волнения у мальчика сперло гортань, – там… – Он показал в сторону Южной башни.
– Что такое? – прищурился Ульрих, оглядывая округлое каменное строение.
– Да нет, не там! Внутри!
– Ну-ка! – Ульрих хорошенько встряхнул мальчика за плечи. – Говори!
– Госпожа Лаура!… Там конь оседлан, а Катарина в башне! – Мальчик понимал, что говорит чепуху, но никак не мог связно выразиться.
– Что ты несешь, какой конь? – начал сердиться Ульрих.
Людвиг собрался и выпалил на одном дыхании:
– На конюшне госпожа увидела, что конь рыцаря Симона почему-то оседлан, и послала меня найти Катарину и предупредить. А Катарина в Южной башне, и рыцарь Симон там же. Мне кажется, это опасно! Надо бежать туда!
Ульрих несколько мгновений обдумывал услышанное, потом коротко бросил:
– Веди!
* * *
Крики на лужайке неожиданно стихли, и Салех, не выпуская Катарину из поля зрения, выглянул в окно. Шум толпы помогал ему – если девчонка вздумает звать на помощь, криков никто не услышит. Тишина объяснялась просто – Лукас полностью завладел вниманием зрителей. Он уверенно продвигался по канату, шест едва подрагивал в крепких руках. Все, затаив дыхание, следили за канатоходцем, плавно шагающим на высоте третьего этажа. Вот он покачнулся, шест накренился – зрители ахнули. Мгновение спустя, восстановив равновесие, Лукас продолжил путь.
Страх так сковал Катарину, что она и не думала о сопротивлении. Слушая, как легко Салех сознается в преступлениях, девушка не верила своим ушам.
– А если бы Мари оказалась в комнате вместе с Мариам? – невольно вырвался вопрос.
Ответ прозвучал обыденно просто:
– Я бы убил обеих. Однако лишний шум – это всегда риск, и Лукас позаботился, чтобы Мари не вернулась раньше утра.
– Лукас? Вы его знаете? И раньше знали? – Глаза Катарины округлились.
Салех коротко кивнул – разговор стал надоедать ему. Следовало выехать из замка до конца представления.
– Так это вы напали на меня в лесу? А потом, когда показался Ульрих, скрылись и вернулись вновь?
– Я.
– Чем я вам помешала? – Катарина тщетно пыталась унять дрожь в голосе.
– Бог наделил вас чрезмерным любопытством, Катарина. Надо признать, что вы слишком близко подошли к разгадке тайн этого замка… Так близко, что стали опасной для моих планов. Я не позволю их нарушить – они слишком важны…
– Зачем? Рыцарь, зачем столько смертей? Из-за чего все это?
Лицо Салеха исказила боль:
– Вы спрашиваете зачем? Кто звал ваших рыцарей в наши земли? Те сокровища, которыми вы так восхищаетесь, разве они не украдены у истинных владельцев? Разве не прикрываются ваши правители ложными девизами, отправляя толпы крестоносцев подальше от своих земель?
Салех одним движением сорвал с портьеры тонкий шелковый шнур. Обернув вокруг кистей, рывком развел в стороны руки, испытывая прочность.
– Кольцо служило многим поколениям властителей Египта и не может находиться в руках непосвященных. Вы не поймете. Реликвией должен владеть истинный правитель, который сумеет оценить попавшую к нему драгоценность. Древнему кольцу не место в каком-то ромейском замке в пыльной шкатулке, где его может примерить любая горничная. Впрочем, себе на беду…
Салех остановил поток слов. Что сможет понять девчонка, не сумевшая обуздать праздное любопытство? Что она знает о настоящей жизни? Преданность владыке, верность цели, беспощадность к врагу – все, что составляет основу жизни мужчины, пустой звук для женщины. Да и зачем это знать той, которая не проживет и получаса. Салех сосредоточенно нахмурился – пора заканчивать и выбираться отсюда. Пока народ толпится на площадке перед замком, он незамеченным пройдет к конюшне. Лукас, закончив развлекать зевак, присоединится к нему на выезде из крепости.
Зеркальное стекло давно стерло картины прошлого, а перед глазами девушки стоял образ задушенной Мариам. Убийца актрисы находился перед ней, и чем больше он рассказывал, тем яснее Катарина ощущала нависшую над ней угрозу. Каждое слово графского оруженосца приближало ее конец. Девушка перестала вслушиваться и лишь беспомощно обводила взглядом пространство вокруг, как будто надеясь, что стены защитят ее. Страх, как и тогда на поляне, целиком парализовал Катарину.
Тишина за окном взорвалась аплодисментами, и Салех не стал больше ждать. Вскрик Катарины, взгляд с отчаянной мольбой не нашли отзвука в его сердце – жизнь девушки ничего не значила в глазах Салеха. Он даже не рассматривал ее как испытание, посланное Аллахом. Девчонка являлась лишь одной из многочисленных помех, которые следовало устранить.
Салех примерился, готовясь стянуть шнуром тонкую шею.
Звук открываемой двери остановил его, привлекая внимание. На пороге комнаты появился Ульрих. Из-за его спины, раскрасневшийся и взъерошенный, выглядывал Маленький Паж.
Увидев Салеха с веревкой в руках и забившуюся в кресло Катарину, Ульрих не поверил своим глазам:
– Рыцарь!
Салех замер, тяжелый взгляд темных глаз пронзил Ульриха. Затем губы искривились в усмешке:
– Снова ты. Как и на охоте – не вовремя.
– Симон, ты о чем? – Ульрих решил, что оруженосец графа сошел с ума. Так бывает иной раз даже с самыми отважными и сильными воинами. Особенно если в ходе войны они получали различные травмы. Шлем, конечно, защищает голову рыцаря, но… опять же, кто не падал с лошади на турнирах… Все эти мысли пронеслись в голове Ульриха, определив его дальнейшие действия:
– Рыцарь! – Стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, Ульрих двигался вокруг нагромождения мебели, приближаясь к Симону. – Брат, подойди ближе, мы можем поговорить!
В ответ раздался презрительный смех:
– Поговорить… – Мальчишка посмел допустить мысль, что он повредился в уме! Он, хладнокровный и расчетливый Салех, верный воин Аллаха!
– К чему пустые разговоры… хм… брат. – Еще одна трудность не испугала, а лишь раздосадовала Салеха. – Я и так задержался. Ульрих, ты молод и потому глуп. Возможно, через годы ты смог бы понять меня, но Бог не отпустил тебе столько времени.
Веревка-шнур полетела в сторону, в руках появился выхваченный рывком короткий узкий клинок. Полуживая от страха Катарина съежилась в кресле. Салех двинулся навстречу молодому рыцарю. Следовало поторопиться. Лукас, конечно, продержится на канате столько, сколько надо, однако в горы необходимо попасть до темноты. Бывший оруженосец принял решение. Он использует нерешительность Ульриха, пока тот не разобрался в обстановке. Салех убьет обоих и покинет крепость.
Снаружи послышались взволнованные возгласы, хлопки и свист. Двигаясь мимо окна, Салех краем глаза отметил, что Лукас приступает к основному трюку – акробат отбросил шест и, подняв руки вверх, готовится сделать сальто. О схватке, начавшейся внутри башни, зрители не догадывались, всецело поглощенные зрелищем.
Ульрих, отражая первые выпады, все еще считал поведение рыцаря временным помешательством. Он старался отбивать удары так, чтобы не задеть и не ранить Симона. Некоторое время юноша отступал. Меч в вытянутой руке держал нападающего на расстоянии, свободной рукой Ульрих опрокидывал табуреты и стулья, заставляя Симона с проклятиями отшвыривать их в сторону, освобождая себе путь.
Оконный проем закрыла тень, на каменные плиты пола мягко опустилась гибкая фигура. Лукас, под возгласы и свист выпрямившись после очередного прыжка, заметил в окне очертания дерущихся мужчин. Через пару мгновений он достиг стены башни и оказался на подоконнике.
Салех бросил несколько фраз на гортанном языке, акробат коротко кивнул. Бесшумный прыжок, блеск короткого кинжала в руке – у молодого рыцаря появился новый противник.
– Симон, кто ты? – Уловив персидские слова, Ульрих не поверил ушам.
Салех сквозь зубы пробормотал:
– Не смей называть меня этим именем!
Отражать удары с двух сторон стало труднее. Ульрих, осознав наконец опасность, стал драться всерьез. Противники теснили его, вынуждая повернуться спиной к одному из них. Меч рыцаря был длиннее клинка Салеха, и это позволяло Ульриху не подпускать врагов. Долго так продолжаться не могло – силы были не равны. Лукас, словно танцуя, кружил вокруг Ульриха, стараясь не попасть под взмах меча. Молодой рыцарь держался, но малейшая ошибка вела к ранению и гибели. Ловкий выпад Салеха – и на рукаве расползлось красное пятно.
Катарина понимала, что необходимо срочно что-то предпринять, но не могла пошевелиться. Горло сковал спазм, руки вцепились в подлокотники. Вид раненого Ульриха привел девушку в себя. Через силу она разжала холодные пальцы и вытолкнула свое тело из кресла. Ульрих двигался вдоль стены, избегая удара в спину, Салех теснил его в глубь комнаты. Лукас кружил вокруг, выбирая момент для атаки.
Не раздумывая, а лишь повинуясь какому-то толчку изнутри, Катарина подбежала к стоявшему напротив зеркалу, с силой ухватила руками тяжелую оправу. Зеркало покачнулось. Катарина нажала сильнее, своим весом отталкивая его от стены и стараясь направить в сторону Лукаса. Зеркало медленно накренилось. Падая, накрыло Лукаса собой. От удара треснувшие куски стекла разлетелись во все стороны, острыми концами царапая его тело. Акробат, вскрикнув, схватился свободной рукой за шею. Из-под пальцев брызнул темно-красный фонтан. Осколок перебил артерию, и теперь Лукас корчился на полу, выронив кинжал и зажимая рану. Катарина закричала, в ужасе отскакивая. На подоле голубой котты веером разошлись кровяные брызги.
Тело Лукаса вздрагивало в последних конвульсиях, но Салех не позволил себе жалость. Он понимал – звук разбившегося стекла и крики девчонки привлекут внимание, очень скоро в комнате появится стража. Салех вспрыгнул на подоконник и выглянул наружу. Когда в проеме окна показалась его фигура, толпа внизу пришла в движение. К окну обратились любопытные лица. Кто-то показывал в сторону башни рукой, кто-то изумленно толкал соседа. Дамы всплескивали руками. Зрители, не подозревая о схватке в башне, ожидали продолжения зрелища. Салех решительно выпрямился. Он, конечно, не Лукас, но тоже что-то может. При мысли о гибели помощника Салех сжал челюсти. Как глупо! Так и быть, он потешит напоследок графских гостей, но по дороге к морю – пусть слышит Аллах! – он убьет столько неверных, сколько сумеет. Лукас будет отомщен!
Салех сжал клинок зубами, освободив руки. Толпа затихла. Скользнув по канату мягкой кожей сапога, он сделал пробный шаг. За спиной в оконном проеме появились Катарина и Ульрих, но Салех даже не повел бровью. Он заставил себя не смотреть ни вниз, на закинутые к нему головы, ни по сторонам. Лишь одна цель приковала взгляд – вышка, где крепился противоположный конец каната. Усилием воли он выбросил из головы все ненужные мысли: кольцо, Лукас, оседланный конь – все ушло за грань сознания. Остались только деревянные брусья вышки и он, Салех, на одном дыхании стремительно пересекающий лужайку. Не обладая гибкостью и мастерством Лукаса, он видел спасение в скорости. Быстро перебирая ногами, Салех плавно скользил над головами зрителей. Веревка подрагивала в такт его шагов. Пока шокированная толпа в удивлении провожала его глазами, Салех достиг вышки и молниеносно спустился на помост. Через минуту он исчез, покинув лужайку перед замком. Пока рыцари и стражники пробирались через толпу гостей, наступая на шлейфы дам и пинками разгоняя слуг, он бегом направился к конюшне.
* * *
Лаура ждала, прислонившись к гладкой стене конюшни и полузакрыв глаза. Людвиг не появлялся, а чувство тревоги не отпускало. Нечего и думать разыскивать Катарину самой – она не пройдет и нескольких шагов. Лаура совсем было собралась позвать конюха, когда увидела пересекающего террасу рыцаря Симона. Придерживая на ходу ножны меча, он бегом направлялся к конюшне. Лаура с испугом отметила порванное в нескольких местах сюрко, бурые пятна на рукавах котты.
Девушка порывисто вскочила с лавки и тут же покачнулась от слабости, ухватившись за косяк двери.
– Рыцарь! Стойте!
Салех замедлил шаг, раздумывая, что делать с неожиданной помехой. За спиной Лауры появился конюх:
– Что-то случилось, госпожа?
Удивление при виде Салеха сменилось пониманием, он резко шагнул вперед, закрывая собой девушку и тесня ее в глубь конюшни.
– Не подходи!
Салех резко выбросил руку с мечом вперед. Короткий удар пришелся конюху в бок, отец Людвига покачнулся и опустился на колени, зажимая рану в том месте, где на рубахе показалось красное пятно. Лаура сдавленно вскрикнула. Салех вторично занес руку с мечом, но в ударе не было нужды – потерявшая сознание девушка опустилась к его ногам.
Быстро оглядевшись по сторонам, Салех устремился к стойлам. Арабский жеребец, узнав хозяина, приветственно заржал.
* * *
По приказу графа на розыски отправилось два десятка всадников. Нет сомнений, что преследуемый устремился на юг, к границе. В летнее время на перевал можно попасть разными путями, но в начале весны на крутых склонах плотным слоем лежит снег. Горными тропами Салех не пойдет – слишком рискованно. При сходе лавины беглец, даже если уцелеет, может оказаться в ловушке. Скорее всего, он предпочтет главную дорогу, тем более что приграничные дозоры не только не остановят рыцаря, но и окажут содействие и помощь оруженосцу графа Хоэнверфенского. Если его не перехватить, то к вечеру Салех окажется в Италии. Отряд покинул крепость в большой спешке, налегке, без провизии и в легких доспехах.
Между тем дальнейшие развлечения в Хоэнверфене были отменены. Граф, не обращая внимания на прибывающих гостей, проводил расследование. Он лично выслушал всех, кто имел хоть малейшее отношение к случившемуся. Результаты ошеломляли. Происшедшее казалось невероятным. Хозяевам замка потребовалось время для того, чтобы поверить в реальность. После рассказов Катарины и Ульриха, рана которого, к счастью, оказалась неопасной, не оставалось сомнений в том, что многие месяцы ближайшим сподвижником и оруженосцем графа был сарацинский лазутчик.
После полудня, как это часто бывает в альпийских предгорьях, изменилась погода. Туман, подобравшись к замку, укрыл влажной серой массой окрестные поля. Крепость стала напоминать остров. Низкие облака, почти касаясь колокольни Хоэнверфена, грозили пролиться холодным дождем. Небо приобрело стальной оттенок. Очертания солнечного диска едва угадывались в просветах облаков.
При первых каплях дождя гости поспешили укрыться в замке. Террасы опустели. Ветер печально шевелил украшавшие безлюдный помост яркие флажки. Хоэнверфен выглядел еще более неприветливым и хмурым, чем всегда.
Граф Эдмунд бросил озабоченный взгляд в сторону скрытых в туманной дымке гор:
– Проклятье! В тумане ему легче уйти! Как вы думаете, отец, в горах пойдет снег?
Старый граф, в свою очередь, поднял глаза к горным вершинам:
– Снегопада, может, и не будет, а вот лавин жди. Пару дней тепло, пласты снега подтаяли. Зря ты отпустил их без снаряжения. Молись, чтобы лавина не сошла на дорогу.
– Его нужно догнать, а сборы заняли бы время.
– Да… Что-то я не припомню такой весны, – проворчал старый граф.
* * *
В сумерках над крепостью рядом с зеленым полотнищем Хоэнверфена взметнулся красно-белый флаг Леопольда Австрийского.
Эдмунду Хоэнверфенскому не забыть унижения, с которым он был вынужден объяснять, кто много месяцев являлся его правой рукой и оруженосцем. Как мог сарацинский лазутчик столько времени провести среди воинов графа и не вызвать ни малейших подозрений? Невысокий коренастый рыцарь-тевтонец, с обветренной смуглой кожей и острым взглядом черных глаз, и правда, обликом напоминал сарацина. Своей родиной он называл Галичину, небольшое княжество в притоках Дуная. Его выговор отличался присущим выходцам из этих земель неверным произношением отдельных слов и резкостью звуков. Впрочем, среди воинов из разных стран смешение языков и наречий было делом обычным и подозрений не вызывало. Симон примкнул к отряду графа с людьми баварского герцога Людвига, часть воинов которого составляли тевтонские рыцари. Подкрепление оказалось как нельзя кстати – при осаде Дамиетте ряды крестоносцев сильно поредели.
– Симон не отличался от других рыцарей привычками к пище и питью, он не слыл очень набожным, но молился вместе с нами, в сражениях был беспощаден к нашим врагам…
В нескольких мелких стычках с сарацинами, которые в этот период случились одна за другой, тевтонец показал себя опытным и смелым бойцом. Симон умел предугадывать действия противника, и пару раз его советы уберегли отряд графа от ненужных потерь. А в бою недалеко от Каира, в одном из последних сражений перед окончанием Крестового похода, рыцарь спас графу жизнь.
Сейчас, вспоминая события за последние два года, все связанное с Симоном казалось подозрительным. Но тогда, лежа в палатке с раненым плечом и морщась от прикосновений лекаря, граф сам предложил тевтонцу перейти под знамена Хоэнверфена. В том бою рыцарь прорвался к окруженному тремя всадниками пешему Эдмунду, едва успевшему соскочить невредимым с упавшего замертво коня. Не подоспей Симон вовремя, дело не ограничилось бы легким ранением.
Со временем доверие лишь укрепилось, и граф приблизил Симона к себе в качестве оруженосца. После окончания Крестового похода, когда воины герцога Австрийского получили приказ вернуться на родину, граф сам позвал немолодого крестоносца следовать в Хоэнверфен. И до вчерашнего дня ни разу не пожалел об этом.
Сбивчивый рассказ Катарины показался графу недостаточным для объяснения внезапного бегства оруженосца. С какой целью сарацинский лазутчик много месяцев находился в замке? Почему он обнаружил себя лишь сейчас? Закралось предположение, что целью являлось покушение на герцога, который как раз в эти недели вел переговоры с римским престолом о новом Крестовом походе. Возможно, Симон-Салех намеревался таким образом расстроить альянс между папой и маркграфством, ослабив ряды крестоносцев. Граф Эдмунд задавал себе вопросы, ответить на которые был не в силах.
Одно оставалось бесспорным: если Салех не будет схвачен, то нет сомнения, что граф Хоэнверфен проведет много времени в немилости.
* * *
В то время как посланный отряд двигался по дороге к перевалу, замок отмечал приезд его светлости. Накрытые столы, музыка и лавирующие с подносами слуги не смогли создать веселье и развеять напряженную обстановку. Гости, склонив головы друг к другу, негромко обсуждали новости, которые вездесущая прислуга доносила господам. Очень скоро о происшествиях, угрюмой чередой посетивших Хоэнверфен, стало известно за каждым столом. Разговоры не мешали приглашенным отдавать должное графской кухне, но атмосфера в пирующем зале была полна недомолвок и подозрений.
Что мне за дело до рассвета!
Мне безразлично, день или не день.
Не мне сияет солнце это.
Глаза поддернула скорбная тень.
Пусть веселятся все, кому не лень.
Теперь мне все едино:
Куда себя ни день,
Кручина да кручина.
Поют напрасно птицы мне.
До певчих ли мне птиц теперь,
Когда зиме не рад я и не рад весне.
Менестрель давно закончил пение и теперь замер посередине зала, ожидая приказания – уйти или продолжать. Граф Эдмунд покосился на сидевшего справа герцога Леопольда. Герцог едва заметно кивнул, и граф взмахнул рукой. Свирель и размеренный плавный голос зазвучали вновь, а хозяин замка погрузился в невеселые раздумья.
«Актрису убил Симон… Если верно, что женщина узнала его, то она не оставила бедняге выбора… Случайность… Ими полна жизнь… И надо же этой встрече произойти в моем замке». – Вокруг помолвки складывалась непростая ситуация, и граф тщетно пытался вернуть события в нужное русло.
Итак, смерть Мариам можно считать случайностью – впервые попав в замок, актриса никак не связана с брачной церемонией. Об этом чисто внутреннем деле при герцоге Австрийском можно и не упоминать, а вот гибель посланника молчанием не обойти. Из рассказа Катарины вытекало, что Флориан был убит, а не оступился по неосторожности, прогуливаясь в неурочный час по крепостной стене. Убийцей, как и в первом случае, оказался Симон-Салех.
«Что за мрачная сила притянула все эти преступления? Неужели во всем повинно злополучное кольцо?» Золотую спираль так и не нашли. А если девчонка права? Тогда придется отпустить актеров, а утвержденный приговор отменить. Да и черт с ними! Зато у графа на руках окажется козырь – хорош посланник! Забрался в сокровищницу, а затем передал кольцо Симону. Велика вероятность, что оно покинуло крепость вместе с беглецом. Вернется кольцо или нет, граф будет настаивать на том, чтобы церемония состоялась. Эдмунд Хоэнверфен не привык отступать и чуть не вспылил прилюдно, когда Лаура первая объявила намерение перенести помолвку. С трудом сдержав гнев, – решение давно принято, а мнение строптивой девицы никто не спрашивает! – граф согласился дождаться приезда герцога и оставить окончательный вердикт на усмотрение его светлости.
Длинные пальцы рассеянно покручивали резной кубок, пряный аромат темно-красного напитка достиг ноздрей, отвлекая от мрачных мыслей. Прошлым летом виноградники на склонах дали неплохой урожай. Хозяин Хоэнверфена усмехнулся – «Ничего, мы еще посмотрим, кто окажется в выигрыше!»
За трапезой герцог был немногословен. Выслушав доклад графа о мерах, принятых для поимки преступника, Леопольд Австрийский, казалось, совершенно потерял интерес к случившемуся.
Понимая, что под маской равнодушия герцога кроются гнев и раздражение, граф не вступал в застольные беседы, предоставив отцу и кузине развлекать гостя.
Хедвиг, со сложной высокой прической под легким покрывалом, казалось, не было никакого дела до волнений в замке. Она невозмутимо слушала балладу, а когда певец закончил, изящным движением передала через слугу несколько монет.
– Я слышала, ваша светлость, что в египетском походе Христовым воинам явилось много святых знамений. Наш священник, отец Бенедикт, много рассказывал об этом.
– Я знаком со святым отцом, – соглашаясь, герцог кивнул, – и могу подтвердить его слова.
– О, как только мы устроили лагерь, стало совершенно темно, луна совсем исчезла с небосвода, – кубок с вином со стуком опустился на покрытую кумачовым полотном столешницу, – и это явилось знамением Господним! – Узловатый в суставе палец наставительно устремился вверх. – Помнит ли ваша светлость штурм Башни? Когда мы пошли на приступ, град каменьев и потоки греческого огня не смогли уничтожить наши корабли, а пожар на плавучих укреплениях чудесным образом угас! Нет, пусть говорят что хотят, – старший из владельцев Хоэнверфена сурово сдвинул седые брови, – а я уверен, что взятие Дамиетте было делом Божьим, а не человеческим!
Герцог Леопольд снисходительно кивал, изредка вставляя свои замечания.
– Это правда, что при осаде в Дамиетте почти не осталось жителей? – Голос кузины графа звучал бесстрастно и ровно. – И, когда победители проникли в подвалы на нижних этажах Башни цепей, ни одна живая душа не встретилась на их пути? Сокровища никто не охранял…
Два кресла за столом пустовали. Лаура все еще не пришла в себя после пережитых волнений. Катарина, понимая, что подруга по чистой случайности осталась жива, неотлучно находилась при ней.
Граф взглянул на входную дверь. «Проклятье, они давно должны вернуться!» Герцог, проследив за его взглядом, нехорошо усмехнулся.
– Вы кого-то ожидаете, граф?
– Да, ваша светлость, – граф Эдмунд был вынужден ответить. – Как вы знаете, я отправил отряд на перевал.
– Знаю, – герцог недобро сощурил глаза, – и не сомневаюсь, что преступник будет пойман.
– По такой погоде уж и не знаю, кого можно поймать! – некстати вступил в разговор старый граф. – Если пойдет снег, то дороги занесет. Ни конный, ни пеший не проедет.
Погода и правда не радовала – за стенами хлестали струи холодного дождя.
Хедвиг дипломатично перевела разговор:
– Благодаря заботе вашей светлости таланты дворцовых менестрелей известны далеко за пределами Зальцбурга. Я смею надеяться, что во время вашего пребывания мы сможем ежедневно наслаждаться балладами и стихами.
Губы герцога тронула довольная улыбка.
– Благодарю вас. – Он поднес к губам тонкие изящные пальцы Хедвиг.
«Как ей это удается?» – подивился холоднокровию кузины граф. Сам он из последних сил сохранял спокойствие, ожидание известий напряглось в душе звенящей струной.
За дверями послышался шум, высокие створки распахнулись. В зал, стряхивая дождевые капли с мокрой накидки, вошел один из посланных в горы стражников. Глаза всех обратились к вошедшему, шум в зале стих.
Рыцарь, устало покачиваясь и не глядя по сторонам, направился к центру зала.
– Вы вернулись? – Граф Хоэнверфенский не скрывал нетерпения.
Стражник остановился в нескольких шагах от главного стола:
– Отряд прибудет через пару часов, мой господин, я послан вперед.
– Преступник пойман? – Граф наклонился вперед, нервно потирая тонкими пальцами подбородок.
– Нет, мой господин.
– Что?
– Мы почти догнали его, но в горах снегопад, перед самым перевалом на дорогу сошла лавина. Мы не смогли пройти. Если он ненамного опередил нас, лавина должна была обрушиться прямо на него.
– Проклятье! Если он погиб, мне необходимо быть уверенным в этом!
Герцог с сарказмом произнес:
– Мне представляется, граф, что вашу уверенность можно подкрепить лишь одним способом – расчистив от снега дорогу. Или же переждав в замке пару недель, пока снег растает сам. И если беглеца под лавиной не окажется, то с гораздо большей уверенностью можно утверждать, что за это время он покинул пределы Италии и находится на пути в Дамаск или Каир.
– Ваша светлость, но…
– На сегодня довольно. – Герцог Леопольд резко поднялся из-за стола. – Благодарю за прекрасный вечер. – Он поклонился в сторону Хедвиг. – Граф, мы продолжим разговор наверху.
Леопольд Австрийский стремительно покинул зал.
Граф Эдмунд помрачнел, Хедвиг успокаивающе взглянула на него.
Гости, толкая друг друга, спешили покинуть зал.
* * *
В просторной, скупо обставленной мебелью приемной жарко пылал камин. Проведя много лет в военных походах, граф и в повседневной жизни избегал излишеств. Убранство комнаты составляли большой стол с простыми скамьями вокруг, несколько трофейных ковров на каменном полу и пара кресел вокруг камина. Тени, которые огонь отбрасывал на закрытые гобеленами стены, углубляли морщины на лице графа Эдмунда и переливались на стенках наполненных вином узорчатых кубков. Герцог Австрийский откинулся на покрытом шкурой волка сиденье, рука с несколькими перстнями задумчиво двигалась по подлокотнику, поглаживая серый мех. Сощуренные глаза, не отрываясь, смотрели на пламя.
– Ну что ж… С вашим оруженосцем, граф, все более-менее ясно. Остается надеяться, что погода на перевале окажется удачливее, чем ваши рыцари, и он погибнет в горах. У нас есть еще одна тема для разговора – ведь мы прибыли на бракосочетание. – Герцог Леопольд приблизил к глазам ухоженные руки и повертел большой рубин на указательном пальце. – Когда же будет свадьба? Помолвка, надо полагать, состоялась?
Граф не сомневался, что известие о краже кольца, как и полное описание прочих событий в замке, давно достигли ушей его светлости. Получив крепость, граф тем самым обязался поддерживать и опекать находящийся на территории замка церковный приход во главе с отцом Бенедиктом. Очень скоро выяснилось, что старый монах-цистерианец совмещает дополнительно к сану особую миссию – является «глазом и ухом» герцога Леопольда. К большому сожалению, с присутствием святого отца приходилось мириться – ратные заслуги священника-крестоносца не позволяли выслать того из замка. Да и ссориться с орденом цистерианцев, набравшим за последние годы небывалую силу и вес, было крайне неблагоразумным делом. Поразмышляв, граф решил оставить все как есть, а со временем привык управлять с учетом нахождения в замке человека герцога.
Сейчас он с большой достоверностью мог воспроизвести слова и выражения, в которых изощрялся отец-настоятель, расписывая Зальцбургу промахи владельца Хоэнверфена. Конечно, у его светлости есть причины для недовольства, но граф не оставлял надежды, что герцог Леопольд повлияет на Лауру и брачный договор будет подписан.
Граф Эдмунд помедлил, взвешивая слова и просчитывая, в каком свете мог представить события старый монах:
– Э-э… Видите ли, моя невеста весьма впечатлительна и ранима… Череда происшествий так повлияла на нее, что она отложила помолвку…
– В самом деле? И надолго?
– До вашего приезда.
Герцог устало прикрыл глаза:
– Эдмунд, – в голосе звучало легкое раздражение, – послушай внимательно. Ее отец согласился только под моим давлением. Будущая графиня – не забываем – молода и богата, а у жениха дела расстроены. Ты и твои рыцари верно служат мне, и я приложил определенные усилия, чтобы устроить этот брак. И что сейчас? – Он взмахнул вынутым из-за широкой манжеты конвертом. – Она просит аудиенции, и нет сомнения, что наша невеста захочет отменить свадьбу. У нее есть причины?
Граф нервно заходил по комнате:
– Ваша светлость, если вычеркнуть из договора упоминание о кольце Дамиетте, то остальные причины заключаются лишь в женском капризном характере. Вы можете настоять, приказать ей.
– Я сделаю для тебя, Эдмунд, что смогу, если это лишь капризы юной девчонки.
Лаура появилась в дверях приемной в скромной темной одежде и плотной накидке, полностью скрывшей золотистые волосы. При виде ее спутника граф Эдмунд стиснул зубы – вслед за девушкой порог неторопливо переступил отец Бенедикт. Старый священник, в черной скапулярии поверх белых одежд, с достоинством прошел на середину комнаты.
– Ваша светлость, – негромкий дребезжащий голос поднялся к высокому арочному потолку. Лицо отца-настоятеля выражало невозмутимую решимость, светлые глаза, не мигая, смотрели прямо перед собой. Графа кольнуло нехорошее предчувствие. Доводы, которые приведут вошедшие, стали ясны ему до начала разговора. Он решил не отступать.
– Святой отец, мы наслышаны о ваших заслугах в походах во славу Божью, – Леопольд Славный поднялся с кресла для получения благословения, – и очень ценим ваше присутствие в замке Хоэнверфен. – Всем, кроме неподвижно застывшей за спиной настоятеля Лауры, был понятен двойной смысл этой фразы. – Гарнизон и жители Верфена должны быть крепки в вере. Говорите, святой отец.
– Сын мой, я здесь для защиты этого невинного создания. – Священник взмахнул рукавом сутаны в сторону потупившей взгляд девушки. – Я глубоко уважаю графа Хоэнверфенского, но обстоятельства таковы, что о свадьбе между ним и этой молодой особой не может быть и речи. Череда несчастий, постигшая замок в последние дни, вынуждает меня однозначно трактовать знаки, которые посылает нам Господь.
Священник монотонным голосом стал перечислять беды, постигшие Хоэнверфен. И в самом деле, список выглядел внушительным. Когда отец Бенедикт добрался до случая на охоте, граф потерял терпение:
– Ваша светлость, есть пределы! Эти события получили вполне понятные объяснения. Этак на волю Божью можно списать абсолютно все!
– Не богохульствуйте, сын мой! – сердито оборвал отец Бенедикт. – Если на пути к храму слишком много терний, это значит, что храм построен в ошибочном месте!
– Или путь к храму выбран неверно. Или тернии вовсе не являются таковыми. – Граф не собирался сдаваться – на карту поставлено слишком много.
Голос отца Бенедикта стал смиренным:
– Ваша светлость, я верю, что нетерпение графа Хоэнверфенского связано с чувством глубокой любви к невесте, но мы, монахи ордена Цистериана, уверены в большой пользе аскетических практик и обуздания человеческих страстей. Поскольку братство следует проповедуемым нами правилам, – он выдержал недвусмысленную паузу, – Господь счел возможным возвысить и усилить наш орден. Я считаю, что воин Господа нашего, каким является граф Хоэнверфен, должен больше доверять воле Божьей и молиться о том, чтобы Всевышний более явно проявил желание освятить брачные узы.
За все время из уст Лауры не вырвалось ни одного слова, но граф уловил победный взгляд, брошенный на него из-под опущенных ресниц. Он стиснул кулаки, услышав обещание его светлости озвучить завтра свое решение. Скорее всего, герцогу Австрийскому придется согласиться с доводами старого святоши. В противном случае орден может настаивать на непризнании брака законным, а это значит, что право наследования может в любой момент подвергнуться сомнению.
* * *
Повозка медленно и ровно покачивалась, чуть подпрыгивая на ухабах дороги. Смеркалось. Тобиас задумчиво правил, слабо подхлестывая лошадей, рядом на козлах примостилась Анхен.
Сквозь дрему до Мари доносились обрывки фраз, которыми невесело обменивались супруги:
– Граф хоть что-то заплатил, и то хорошо. Мог бы без гроша нас выставить.
– А мы-то тут при чем? Сами пострадали. – Тобиас перехватил вожжи и начал загибать толстые короткие пальцы. – Новые костюмы – раз, реквизит – два, повозки обновили – три. Мариам… – он крякнул, – четыре. А акробат?
– Это ты взял его в труппу, – поспешно напомнила Анхен.
Тобиас огрызнулся:
– Я? А ты что молчала? Везде свой нос суешь и перечишь, а тут что-то я не припомню, чтоб ты возражала.
– Если б ты не был занят своей еврейкой, присмотрелся бы повнимательней.
– Хватит и того, что ты присматривалась.
Анхен, не найдя, что возразить, заерзала на сиденье. Некоторое время супруги ехали молча, каждый был погружен в свои мысли.
– Эх, что теперь делать-то? Платить нечем, труппа развалится. Да и кто остался? На Мариам все держалось. И Мари уйдет, это точно. Да и какая из нее теперь актриса? Сломали всю.
– Тихо ты! – зашикала Анхен. – Пусть радуется, что жива осталась.
«Уйду, конечно, разве я смогу выйти на сцену, как прежде?» – Девушка вспомнила вчерашнее утро, когда стражники вели ее из темницы, и как она билась в безотчетном ужасе, уверенная, что пришло время исполнения приговора. Мари не понимала, почему люди вокруг радуются и улыбаются ей. Только когда ненавистный голос судьи Бижора с явным сожалением произнес «Свободны!», она поняла, что Господь смилостивился, и произошло что-то, позволившее и Мари, и невиновному актеру избежать смерти.
Вереница повозок давно миновала долину Верфена и теперь огибала высокие лесистые холмы. В наступающей темноте находить дорогу становилось все труднее, и Тобиас стал всматриваться в пролески, выискивая место для ночлега. Ночные звезды одна за другой вспыхивали на огромном пространстве небосвода, своим появлением утверждая безграничную непостижимую тайну мироздания. Мари в первый раз за много дней почувствовала себя в безопасности.
«А может, и не уйду…» – Девушка прислонилась к ободу повозки, закуталась поглубже в старенький шерстяной платок и крепко заснула.
* * *
С высокой стены Хоэнверфена Лаура и Катарина в последний раз любовались облитой закатным солнцем долиной. Пребывание в замке окончено, ранним утром кортеж отправляется в обратный путь.
На окрестности опустился тихий вечер. Заходящее солнце, склоняясь к горизонту, запоздалыми лучами пронизывало застывшие в безветренном небе плотные облака. Зубцы башен Хоэнверфена приобрели багряные оттенки, а под стенами, куда лучи не добирались, заросли ельника и нагромождения валунов неторопливо окутывала темнота.
Взгляд Лауры равнодушно скользил по крошечным крышам Верфена, извилистой ленте реки, поднялся к невысоким северным холмам. Дорога, огибающая высокий утес у самого горизонта, в скором времени вернет ее домой. Если бы она знала, что на пути свадебного кортежа окажутся одни беды и несчастья, ни за что бы не спустилась в долину.
«Флориан… Если бы знать…»
Услышав тихий шепот, безмолвно стоящая рядом Катарина решила вмешаться:
– Что бы ты смогла изменить? Мы бы все равно приехали в Хоэнверфен, решение о свадьбе принималось не тобой. Не вини себя.
– Меня гнетет другое. Не могу простить себе, как я была слепа и несправедлива к Флориану. – Чистый лоб Лауры прорезала тонкая морщинка. – Сколько боли, должно быть, я принесла ему.
– Он любил тебя и согласился бы вынести еще больше, лишь бы ты чувствовала себя счастливой.
– Да. А ты понимаешь, что это значит? – Лаура обернулась, потемневшие глаза настойчиво поймали взгляд Катарины. – Мне нужно научиться быть счастливой вдвойне – и за себя и за него.
– Госпожа! – Лаура опустила глаза. Перед ней, кусая от волнения губы, стоял Маленький Паж. Его лицо было бледным, в глазах блестели слезинки.
– Людвиг! – расстроенный вид мальчика испугал Лауру. – Твоему отцу хуже?
Людвиг помотал головой:
– Нет, госпожа. То есть рана глубокая, но лекарь сказал, что заживет.
– Тогда почему ты плачешь?
– Госпожа, вы хотите уехать! – Голос Маленького Пажа дрожал. – Останьтесь!
Лаура мягко коснулась рукой светлых волос мальчика:
– Ты еще мал и многое не понимаешь. Мне больше нечего делать в Хоэнверфене – свадьба не может состояться.
– Я понимаю! – обиженно отклонил голову Людвиг. – Это все из-за кольца, которое пропало, и вы не можете надеть его в церкви, правда? Ну, так я его нашел! Госпожа, вот оно! Вы останетесь теперь в замке, правда? Вы выйдете замуж за графа!
Лаура потрясенно смотрела на раскрытую ладонь маленького Пажа. Спираль поблескивала на солнце, заходящие лучи придавали золоту зловещий красноватый оттенок. Девушка готова была поклясться, что змеи, свернувшись, злорадно ухмылялись, смеясь над ее тщетными попытками избежать своей участи.
– Я буду служить вам, – с горячностью продолжал мальчик. – Я никому не дам вас обидеть, даже Хедвиг!
Лаура попятилась, не сводя глаз с золотых змеиных головок, и остановилась, лишь почувствовав, что упирается в каменный парапет стены.
– Убери его! – взвизгнула девушка.
Людвиг, недоумевая, сделал несколько шагов вперед:
– Почему?
Лаура, останавливая, вытянула руки. В напряженном голосе слышалась паника.
– Положи его вот сюда, на камень. – Видя, что Паж медлит, прикрикнула: – Делай, что я велю!
Мальчик, не понимая, повиновался. Он подошел к парапету и положил кольцо на гладкий камень стены. Змеи обиженно замерли. Лаура перевела дыхание.
– Где ты нашел кольцо?
– В стойле, на конюшне. Вы уронили его, когда конь рыцаря толкнул вас.
Лаура шумно вздохнула, собираясь с духом.
– Что ты хочешь сделать? – Катарина предостерегающе взмахнула рукой. – Ты помнишь, что кольцо принадлежит графу?
– Оно не принадлежит никому, – вспомнив свой сон, уверенно произнесла Лаура. – Создатели кольца наполнили его такой силой, что эту вещь нельзя воспринимать как украшение. И владеть им может только та, которой его предназначали.
Девушка обернула руку легким шарфом:
– К кольцу и прикасаться опасно, я знаю. Из-за него погиб Флориан. И горничная, что умерла в сокровищнице.
– Я сделаю вот так, – Лаура осторожно подвинула кольцо к краю стены. – Вы никого больше не убьете! – зло крикнула она, обращаясь к змеиным головкам. – Уползайте, если сможете.
Еще движение – и золотой обруч, сверкнув в лучах вечернего солнца, устремился вниз. Спустя мгновение он исчез в темноте около валунов.
Катарина лишь успела выдохнуть: «Ах!», Паж молча глотал слезы. Лаура, решительно отвернувшись от стены, взглянула подруге в глаза:
– Итак, кольца больше нет, и я покидаю Хоэнверфен! Всего несколько недель назад я была счастливой невестой, голова которой кружилась от глупых планов. Все казалось таким несложным… А когда погиб Флориан… Ты знаешь, много раз за последние дни мне не хотелось жить. – Лаура невесело усмехнулась. – Отец Бенедикт осудит меня, если ему рассказать о моих мыслях… Но я помню, что Флориан так хотел моего счастья… и ради его памяти я просто не могу разрешить себе жить несчастливой жизнью.
– Людвиг, – Лаура обернулась к мальчику, – если ты хочешь видеть меня своей госпожой, то для этого мне не обязательно становиться женой графа Эдмунда. Я могу взять тебя с собой, в поместье моих родителей. Надеюсь, граф не откажет мне в этой просьбе. Конечно, если твои мать и отец отпустят тебя!
Глаза маленького Пажа радостно сверкнули.
– Они согласятся, я знаю! – Он тут же забыл про злополучное кольцо и бросился вниз по лестнице с криком:
– Я сам сейчас поговорю с ними!
* * *
«Ну, вот и все». – Катарина с облегчением окинула взглядом крепость. Утреннее солнце поднималось над долиной, свежий ветерок развевал полы дорожного плаща. Девушка поежилась. На серой кладке стен черными точками выделялись силуэты потревоженных в ранний час ворон. Стая чинно расселась на зубцах башен, свысока поглядывая на копошащихся внизу людей и недовольно каркая. «Оставайтесь, вам тут самое место». – Катарине захотелось подобрать с земли камень и бросить в сторону птиц.
До последнего мгновения подруги не верили, что смогут беспрепятственно покинуть крепость. Лишь когда отзвучали слова прощания, возничие стали настегивать лошадей, а первые повозки, скрипя, пересекли крепостной мост, Катарина поверила, что расстается с Хоэнверфеном.
Они без сожалений попрощались с обитателями замка, и только разлука с Ульрихом наполнила сердце Катарины грустью. Молодой рыцарь старался проводить с девушками как можно больше времени, благо из-за раны граф не занимал его службой. Когда день отъезда был назначен, Ульрих, краснея и запинаясь от волнения, попросил разрешения считать Катарину дамой сердца, слагать о ней стихи, а в Крестовом походе посвящать ей ратные подвиги. Катарина смеясь разрешила.
«Прощай, угрюмый замок! Я пожелаю себе никогда больше тебя не видеть. Ты отнял у нас Флориана… Проклятое место…» – еле слышно пробормотала девушка.
Лаура нетерпеливо позвала из глубины кареты:
– Катарина, мы едем?
Счастливый Людвиг, в дорожной одежде и с котомкой за плечами, придерживал подножку кареты.
– Иду! – Она взялась за резную дверцу. Рука нечаянно коснулась небольшого холщового мешочка на поясе, и Катарина резко развернулась. – Подожди, я, кажется, кое-что забыла. Я сейчас!
Она обвела взглядом заполненную людьми террасу, ища глазами высокую статную фигуру. Хедвиг Лауфенбургская стояла поодаль от провожающих, с непроницаемым видом наблюдая за отъездом соперницы. Катарина быстрым шагом приблизилась.
Девушка ничего не ждала и не выигрывала от предстоящего разговора. Хедвиг не признает себя виновной, даже если ее во всеуслышание обвинить в отравлении Лауры. Граф потребует доказательств, а у Катарины есть только признание старого аптекаря, который давно покинул Верфен. Граф Эдмунд не позволит осудить кузину. И все же Катарина не могла уехать, не попытавшись, хотя бы для себя, прояснить волновавший ее вопрос. Она всмотрелась в неподвижные черты горделивого лица:
– У меня кое-что есть для вас.
– Да? – Тонкая бровь кузины графа вопросительно изогнулась. – И что же это?
Катарина тонкими пальцами извлекла из глубины мешочка небольшой пузырек с остатками жидкости на дне.
– Вы так искусны в составлении снадобий, что, несомненно, сумеете определить состав. – Она поболтала прозрачным раствором. – Я имею в виду лекарство, которое спасло Лауру.
– Как интересно… Откуда оно у вас?
– Мне передал его аптекарь, прежде чем сбежать из Верфена.
Красивое лицо, как всегда, сохраняло бесстрастное выражение.
– А какое отношение это имеет ко мне?
– Это противоядие.
Катарина внимательно следила за неподвижными чертами. Ей почудилось, или за маской равнодушия промелькнул страх?
– Вы хотите сказать, что вашу подругу отравили? Вздор! Она всего лишь не знала меры за ужином и получила несварение желудка! Кому нужна ее маленькая пустая жизнь?
Катарина выпалила:
– Вам.
– Что? – сощурила глаза Хедвиг. На лице появилась презрительная усмешка, исказив безупречную линию губ.
– Да, вам! Аптекарь рассказал мне, что он готовил отраву по вашему приказу! Один дьявол знает, в какое блюдо вам удалось так ловко ее подсыпать. Или вылить?! Смерть Лауры была на руку только вам!
Цепкие пальцы Хедвиг неожиданно для Катарины вцепились в рукав дорожного плаща и потащили ее в сторону от провожающей толпы.
– Послушай, ты! Тебе мало того, что Симон чуть не придушил тебя за привычку всюду совать свой нос, – зашипела Хедвиг в самое ухо Катарине. Со стороны могло показаться, что они дружелюбно прощаются. – И здесь тебе больше всех надо! Радуйся, что трус аптекарь успел состряпать лекарство и не ошибся при подсчете капель, иначе твою подругу везла бы сейчас не карета, а похоронная повозка!
– Значит, это точно вы!
– Ты ничего не докажешь! Аптекарь исчез, а других свидетелей у тебя нет!
– Что вам сделала Лаура? Это из-за графа? – Катарина выдернула рукав плаща из пальцев Хедвиг. – Но ведь он все равно не любит вас, вы же сами говорили, что вы это знаете!
Хедвиг вздрогнула, как будто Катарина ударила ее:
– А тебе что за дело? Что ты понимаешь в таком чувстве, как любовь? Не любит… – Тонкие ноздри решительно втянули воздух. – А мне все равно. Да, все равно! Он мой! – победно закончила кузина графа.
– Но ведь он рано или поздно женится, пусть не на Лауре! У него будет другая невеста! Что вы выиграли?
– Я? – В утреннем воздухе раздался негромкий смех. – Время. Вы уезжаете отсюда, а я остаюсь. А когда граф подыщет себе другую невесту, ну-у… – Хедвиг резким движением вырвала пузырек из руки Катарины, губы кузины графа искривила торжествующая улыбка. – Посмотрим, сумеет ли кто-то изготовить подобное лекарство!
Катарина, стремясь поскорее покинуть ненавистный замок, бегом устремилась к карете, из окна которой призывно махала рукой Лаура.
* * *
Одним из жарких летних вечеров, когда западный ветер охладил раскаленные дневным зноем камни, Малик, начальник личной охраны султана Аль-Камиля, направлялся к одному из дозорных постов. На возвышенности, по которой пролегала часть пути, он остановился. С холма открывался вид на освещенные заходящим солнцем палатки и коновязи. Малик довольно улыбнулся – приказ разбить лагерь поступил всего несколько часов назад, а стоянка выглядела так, как будто находилась на этом месте много дней.
Около года во владениях султаната царило спокойствие – крестоносцы, сдав мусульманам Дамиетту и окончательно покинув Египет, подписали кабальный мир, и все, что требовалось от армии Аль-Камиля – обеспечить выполнение соглашений. Султан решил выдвинуть войска в сторону Иерусалима лишь для того, чтобы ни у кого не возникло желания оспорить условия договора или затянуть их выполнение.
Центром лагеря являлся огромный шатер, на котором развевалось знамя султаната. Со своего места начальник охраны мог видеть маленькие фигурки караульных, охраняющих резиденцию Аль-Камиля.
Малик спохватился, что задерживается слишком долго, и заторопился к противоположному концу лагеря. Там, в ущелье между двумя холмами, дозорные остановили направляющегося прямо в расположение войска странника. Незнакомец назвал себя – кстати сказать, его имя ровным счетом ничего не говорило начальнику охраны – и просил отвести его к султану, упомянув Аль-Адиля, умершего несколько лет назад отца нынешнего правителя. Подходя к лагерю, мужчина не прятался и не оказывал сопротивления. Кроме ножен с коротким клинком, которые он сам отцепил от пояса и передал дозорным, другого оружия при нем не нашли. Тем не менее, разглядывая странника, Малик кивнул двум стражникам, и они теснее придвинулись к задержанному. Лохмотья одежды и измученный вид не могли скрыть военную выправку, а твердый взгляд говорил о властном характере.
«Все хотят встретиться с султаном, – усмехнулся про себя Малик, – как будто правитель не имеет других занятий, кроме как принимать кого попало». По долгу службы он видел немало таких просителей, большая часть «важных сообщений» которых состояла из обычных жалоб или просьб. В обязанности Малика как раз входило оградить владыку от подобных посетителей. Обычно их сразу отправляли восвояси, в редких случаях дело заканчивалось канцелярией, где просьба излагалась в письменном виде. Но сейчас Малик медлил с решением, пристально разглядывая задержанного. Уж очень не вязались оборванные лохмотья с властными манерами странника. Человек с таким взглядом и осанкой сам отдает приказания, а не ждет их от других.
День клонился к вечеру, и осторожный Малик решил отложить решение до утра.
«Кто я такой, чтобы беспокоить султана перед ночным отдыхом», – подумал начальник охраны, а вслух приказал дозорным отвести оборванца в палатку для ночевки. Он уже собирался вернуться, на сегодня, а может быть, и навсегда забыв о просителе, когда негромкое, но решительное «Подождите!», произнесенное задержанным, заставило Малика задохнуться от возмущения. Он повернулся, чтобы проучить наглеца, но тот, удерживаемый стражей за локти, протягивал к начальнику охраны раскрытую ладонь.
– Передайте это султану. Он примет меня. – Малик с удивлением повертел перед глазами выполненное в виде спирали кольцо.
Необычность самого незнакомца, или странная форма кольца, или что-то иное заставили Малика вернуться к главному шатру в сопровождении задержанного и побеспокоить владыку, доложив имя просителя и передав украшение. А потом начальник охраны в остолбенении наблюдал, как султан Аль-Камиль, сам выйдя навстречу страннику, обнял его за плечи и провел в глубину шатра.
Салех покинул шатер султана, когда на каменистые холмы, окружающие лагерь, опустилась душная летняя ночь. Звуки стихли, торжественное безмолвие каменистой пустыни нарушали лишь окрики часовых и редкое конское ржанье. В темноте между палатками тлели огоньки потушенных костров, и мерцали на небе звезды, возвещая о непостижимых тайнах созданного Аллахом мира. Стражник, посветив чадящим факелом, указал Салеху шатер для ночлега, и бывший советник долго не спал, вспоминая ушедшие на поиски кольца годы. Он жалел лишь о том, что старый правитель не увидел день, когда верный слуга выполнил приказ. Что ж, рука Всевышнего направляет судьбу, а судьба определяет долголетие человека. Кольцо вернулось к старшему сыну Аль-Адиля, и совесть Салеха чиста…
Когда начальник охраны, выполнив ночные обходы, вернулся в шатер правителя, он не увидел в приемной странного гостя. Султан Аль-Камиль сидел в одиночестве, печально склонив голову и погрузившись в воспоминания. Блики свечи отражались на золотой спирали кольца Дамиетте.