Глава 02
I
«Что ты вяжешь?»
Игнатий Ханнан почти не общался со своими собратьями-компьютерщиками, нажившими миллионы. Лишь считаным единицам удавалось переносить практически ежедневные революции, которые к утру следующего дня превращали вчерашний великий прорыв в нечто бесконечно устаревшее. В этой сфере деятельности не было места для досужего наблюдателя. Те немногие, кому удалось подняться на самый верх, изобретательностью и подвижностью ничуть не уступали своим подчиненным. Тем не менее Ханнан не находил своих коллег собратьями по духу, и, несомненно, то же самое было верно и в обратную сторону. В конце концов, они были конкурентами и все были стиснуты рамками своего абстрактного воображения. Когда же они обращались к филантропии, всплывали другие различия. Билл Гейтс поддерживал контрацепцию, Игнатий Ханнан — Католическую церковь. Деятельность первого широко освещалась в средствах массовой информации, второй предпочитал работать без лишней огласки. Но дон Ибанес стал Ханнану самым близким другом, какой у него только был.
Прослышав о копии грота в Лурде, который Ханнан возвел на территории комплекса «Эмпедокла», Ибанес пригласил его к себе посмотреть на его копию храма в Мехико. Ханнан специально вылетел в Калифорнию, захватив с собой Лору и Рея. Вот как получилось, что Лора познакомилась с Кларой и они подружились. Лора стала наперсницей отношений Клары с Джорджем Уортом, узнала о том, что ее подруга устроилась работать к Джейсону Фелпсу, соседу-агностику дона Ибанеса. Услышав страшную новость о похищении последнего, Лора поспешила поделиться ею с Натом.
— Ты уже говорила с Кларой?
— Мне бы хотелось быть рядом с ней.
Краткое мгновение, затем кивок. Сняв трубку, Ханнан отдал распоряжения.
— Собирайся. Самолет будет тебя ждать.
— О, Нат, спасибо!
— Возможно, я сам полечу с тобой.
Это было не столько утверждение, сколько вопрос. Деловым расписанием Ханнана заведовала Лора.
— На ближайшие четыре дня нет ничего такого, что нельзя было бы отложить.
— Свяжись с Кросби. И держи меня в курсе.
Держать в курсе! Это древнее клише восходило к временам черепашьей почты, и слышать его из уст одного из проводников моментальной передачи информации было по меньшей мере странно. У Лоры перед глазами возник образ конного почтальона из «Пони-экспресс», который она помнила по рисунку в детской книге. Всадник скакал от одной станции к другой, заломив шляпу назад, с седельными сумками, полными писем, написанных на тонкой бумаге. Что-то вроде полевой почты времен Второй мировой войны, как-то пошутил Рей.
— Откуда ты знаешь?
— А ты откуда знаешь про «Пони-экспресс»?
* * *
Теперь, когда Лора вышла замуж за Рея, Нат относился со смешанными чувствами к ее дальнейшей работе в «Эмпедокле». Замужняя женщина должна оставаться дома — таковым было его убеждение, особенно незыблемое, поскольку сам он был холостяком.
— Что я буду делать дома?
— Как только у тебя появятся дети, я тебя уволю.
— Как только у меня появятся дети, я сама уйду.
Однако пока что у них ничего не получалось. Порой Лоре казалось, что Всевышний наказывает их с Реем за ту связь, которая была у них до брака. В пропитанной религией атмосфере «Эмпедокла» подобные мысли были неизбежны, даже если бы у Лоры не было брата-священника. В настоящее время отец Джон Берк работал в Ватикане. Он закончил диссертацию, и Нат настоял на том, чтобы все они присутствовали при защите. На Ната произвели впечатление кардиналы, сосредоточенно слушавшие выступление. Джон написал подробное, тщательно проработанное, развернутое продолжение тех обоснований, которыми папа Бенедикт XVI, в то время еще кардинал Ратцингер, сопроводил публикацию третьей тайны Фатимы. Защита диссертации явилась для Джона не столько испытанием, сколько праздником. По такому случаю во дворце Палаццо делла Сегнатура собрались все церковные чины. Объявление о единодушном одобрении диссертации было встречено бурными овациями. Summa cum laude. Нат хотел устроить в честь Джона торжественный ужин, однако ему пришлось ждать до следующего дня, поскольку диссертанта забрал с собой кардинал, который надеялся, что многообещающего молодого священника назовут его преемником в должности префекта Ватиканской библиотеки.
— Какой подарок будет самым подобающим? — спросил Нат.
— Почему бы не спросить об этом у самого Джона?
Подарком стал великолепный потир, который Лора помогла выбрать в магазине церковной утвари на виа делла Кончильяционе. Джон был потрясен дороговизной подарка, но его несколько утешила мысль о том, что сосуд будет использоваться во время мессы, тем самым эта честь оказана не столько ему, сколько Всевышнему.
— Джон, ты останешься здесь навсегда?
Лора имела в виду Ватикан.
— Это зависит не от меня.
Несколько раз он делился с сестрой своей сокровенной надеждой на то, что после защиты диссертации сможет вернуться домой, чтобы преподавать в семинарии или, еще лучше, чтобы получить назначение священником в какой-нибудь уединенный приход. Хотелось ли Джону стать помощником такого священника, как отец Кручек, в доме которого он останавливался во время своего краткого приезда домой в связи с расследованием обстоятельств похищения третьей тайны Фатимы? В мечтах Лора видела своего брата епископом, затем кардиналом, затем… Но это был абсурд.
Все подобные мысли оказались напрочь сметены кощунственным преступлением, совершенным в храме Мадонны Гваделупской.
* * *
С борта самолета Лора безуспешно пыталась связаться с Кросби. Нат хотел, чтобы теперь частный детектив полностью сосредоточился на поисках пропавшего дона Ибанеса. Лора была поражена тем, что ее босс ставил исчезновение человека выше исчезновения священной реликвии. Рей высказался по поводу кажущегося парадокса: два очень состоятельных человека, дон Ибанес и Нат Ханнан, сражаются за простое благочестие крестьянина.
— Можно ли купить билет на проход в игольное ушко?
Лора понимала, что эта фраза относится к воротам в Иерусалиме, однако метафора по-прежнему подразумевала буквальную иголку. Подумать только, что швейное искусство уходит в такое далекое прошлое. Сама Лора взяла в руки вязальные спицы, чем пробудила в Рее нетерпеливые ожидания.
— Что ты вяжешь? — спросил он, и в его глазах появился блеск потенциального отцовства.
— Носки.
— Кому?
— Своему мужу.
— А.
Они уже перестали обсуждать то, что Лоре никак не удавалось забеременеть. Нат предложил прочитать новенну, Рей ничего не имел против.
— Но я хочу стать отцом по старинке.
Внизу в разрывах облаков были видны пегие просторы Среднего Запада: лоскутное покрывало плодородных полей, главная житница страны, а теперь также кормившая и многие другие народы. Облет родины. Как легко привыкнуть порхать по всему свету на частном самолете, не связываясь с суетой регулярных авиалиний, проверками в аэропортах, задержками рейсов. И еще в полете можно было пользоваться сотовым телефоном.
Самолет пролетал над Скалистыми горами, когда Рей сообщил Лоре, что на связи Кросби.
— Мне сказали, вы уже в пути, — сказал тот.
— Вы в Калифорнии?
— Я мог бы вас встретить. Вы направляетесь в Окленд?
— Да. Я хочу быть рядом с Кларой Ибанес. Есть какие-либо новости о ее отце?
— Возможно. Буду ждать вас там.
Джек Смайли, личный пилот Ханнана, сообщил ожидаемое время прилета, и Лора передала его Кросби.
Перед заходом на посадку самолет развернулся над Тихим океаном. Приземлившись в аэропорту Окленда, он подкатил к зоне, зарезервированной для частных самолетов. Как только Лора спустилась по трапу, из здания появился Кросби. По дороге в Напа-Вэлли он рассказал, что Мигеля Арройо вызвали на допрос.
— Мигеля Арройо?
— Он встречался с дочерью Ибанеса. Похоже, они познакомились в приюте рабочих-католиков в Пало-Альто.
Лоре было известно про приют в Пало-Альто и несчастную любовь Клары к Джорджу Уорту. Но при чем тут Мигель Арройо?
Когда они приехали, им сообщили, что сеньорита Ибанес в храме. Речь шла о базилике, видневшейся за огромным особняком.
— Сначала я поговорю с ней с глазу на глаз, — сказала Лора Кросби, и тот шутливо козырнул в ответ.
В круглой часовне не было никого, кроме Клары, которая сидела неподвижно в заднем ряду, закрыв глаза и перебирая четки. Лора подсела рядом. Удивленно обернувшись, девушка бросилась в объятия подруги и залилась слезами. Как утешить человека, у которого похитили отца? Минут через десять подруги встали и вышли из часовни. Поблизости была скамейка, окруженная клумбами с пышными цветами, Лора так и не смогла определить их названия.
— При чем тут этот Мигель Арройо?
— Лора, мне пришлось рассказать о нем полиции. Он был здесь. Сказал, что ему необходимо встретиться с моим отцом. Я оставила их одних, а потом увидела на дорожке машину отца.
— Он был в ней один?
— Мигель сидел рядом, я уверена в этом. О, как я ненавижу тонированные стекла! Но я сама привезла Мигеля сюда, после того как мы встретились в городе.
— Он говорил, зачем хочет встретиться с твоим отцом?
— Лора, должно быть, это была уловка. О, какая же я дура! Отец терпеть не мог Мигеля и его воинственный подход.
Поиски машины дона Ибанеса не дали результатов. А Мигеля Арройо полиция застала в штаб-квартире «Справедливости и мира» в Лос-Анджелесе. Он выразил гневное возмущение по поводу того, что его обвинили в похищении. Да, он встречался с почтенным доном Ибанесом.
— О чем вы с ним говорили?
— Я не могу вам этого открыть.
— Лора, — сказала Клара, — Мигель не мог возвратиться в город один. Сюда он приехал на моей машине.
— Ты сказала об этом полиции?
— Да.
Когда Арройо указали на это, он заявил, что дон Ибанес отвез его в Пинату, где он оставил свою машину.
Кросби пересек лужайку и сел на скамейку, и все это пришлось повторить еще раз.
Вечером Клара с величайшей неохотой согласилась продолжать помогать Джейсону Фелпсу — все, что угодно, лишь бы отвлечься.
— Лора, ты можешь остаться?
— Я останусь, если ты хочешь.
— Пожалуйста!
На следующее утро подруги отправились вдвоем к Джейсону Фелпсу.
II
«Где мы можем встретиться?»
Теофилус Грейди руководил своими «Мужественными всадниками» из двухэтажного здания на южной окраине Санта-Барбары, куда доносился рев машин с шоссе 101. Теперь это здание пустовало, как и все лагеря вдоль границы. Трэгер сидел в машине на стоянке перед пустым зданием, гадая, что еще он может застать. После пресс-конференции в Эль-Пасо человек, спровоцировавший кризис, погрузился в полное молчание. Число жертв по обе стороны границы росло, и поднятые Мигелем Арройо кабальеро, теребившие защищавших границу «Минитменов», теперь уже оказались под огнем отрядов добровольцев, которые также вмешались в противостояние. Никто не мог сказать, чем завершится вся эта преисподняя.
Тем временем кампания молитв о возвращении чудодейственного образа набирала силу, распространяясь по всей стране. Средства массовой информации освещали ее с терпимостью, вызывающей удивление. Чисто ради смеха Трэгер вышел из машины и направился к входу в здание. Дверь оказалась открыта, и из-за столика вахтеров на Трэгера уставилась маленькая седая старушка:
— Здесь никого нет.
— А вы разве не в счет?
Старушка обнажила зубные протезы:
— Я здесь просто охраняю здание.
Судя по пластиковой табличке на столе, ее звали Глэдис Стоун.
— Я бы хотел оставить сообщение.
— Я же сказала, здесь никого нет. — Еще одна демонстрация протезов. — Кроме меня.
— Передайте, что сюда заходил Трэгер. Винсент Трэгер.
— Передать кому?
Тем, кого здесь нет. Например, Грейди. Мы с ним старые друзья.
— Вы совсем не старый.
Боже милосердный, старуха стала кокетничать. Трэгер должен был бы быть гораздо старше, чтобы ответить на ее заигрывания.
Записав свое имя, он отдал листок старушке и направился к выходу.
— Как можно будет с вами связаться? — окликнула его Глэдис.
Ага. Остановившись, Трэгер вернулся к столу. Если бы Мэрилин Монро была жива, она сейчас выглядела бы как Глэдис? Взяв листок, он записал на нем номер своего сотового телефона.
— Милок, я могла бы дать тебе свой.
— Вы мне льстите.
В данном случае больше бы подошло «сразили наповал». Дело просто в погоде или же это Калифорния делает старость такой жуткой перспективой?
— Возвращайся, мне здесь одиноко.
* * *
Трэгер уехал, гадая, возымело ли толк обещание вознаграждения, сделанное Ханнаном. Определенно ему, Трэгеру, пока что нечем похвалиться. И что затеял Кросби? Винсент направился на юг, привлеченный шумихой вокруг Мигеля Арройо. Тут в кармане рубашки завибрировал сотовый телефон.
— Трэгер?
— Yo.
— Не знал, что ты говоришь по-испански. Это Морган.
Господи, нужно было устроить встречу «бывших». Он, Кросби и вот теперь Морган. Им всем надо было бы собраться на балконе дома у Дортмунда.
— Ты узнал мой номер от Глэдис.
— Где мы можем встретиться?
— Ты сейчас где?
— Прямо позади тебя.
В зеркало заднего Трэгер увидел кабриолет с опущенным верхом. Водитель приветливо помахал рукой.
— Сворачиваю.
Они зашли в «Макдоналдс» и сели на улице под зонтиком, защищенные от шума машин соседним зданием.
— Мне говорили о тебе, — сказал Трэгер. — В Вашингтоне.
— И что же тебе сказали?
— Помнишь старую шутку, которую так любил Дортмунд? «На другой руке у меня пять пальцев и бородавка…»
— «И родинка, доставшаяся от отца».
Убедившись в том, что Морган и есть тот человек, которого Контора внедрила в «Мужественных всадников», они перешли к делу.
— Где образ?
— Если я тебе скажу, ты мне не поверишь.
— А ты попробуй.
Морган закурил сигарету. Горячий ветер быстро развеял табачный дым.
— Игнатий Ханнан предложил за образ вознаграждение.
— Одной пенсии тебе недостаточно?
— Послушай, я по-прежнему на действительной службе.
— Расскажи это Глэдис.
Морган рассмеялся:
Наша Глэдис — это что-то… Послушай, вот какой у меня план.
Морган хотел получить миллион, предложенный Ханнаном, но как это устроить?
— Доверься мне.
В данных обстоятельствах это прозвучало как шутка. Всегда встречались агенты, которые на пороге забвения начинали работать на обе стороны. Страх за собственную жизнь являлся объяснимым мотивом предательства, хотя и не оправдывал измену.
— И еще, Трэгер, нужно будет все сделать по-тихому. Возможно, мои принципы неправильно поймут.
О, все будет понято правильно.
— В первую очередь тебе надо опасаться Грейди.
— Грейди козел. Помнишь Марлона Брандо в фильме «Виват, Сапато»?
— Ханнан нанял Уилла Кросби. Тебе лучше иметь дело с ним.
— Где он?
— Хороший вопрос.
— Я хочу иметь дело с тобой. Конечно, я возьму тебя в долю. Десять-пятнадцать процентов.
Трэгер почувствовал себя одним из членов Синедриона, препирающихся с Иудой Искариотом. Он ничего не сказал.
— Трэгер, ты обеспечишь передачу.
— Он большой?
— Миллион долларов?
— Я имею в виду образ.
Морган задумался:
— Пожалуй, влезет в багажник моей машины.
Две пары глаз обратились к кабриолету, в котором Морган преследовал Трэгера.
— Нет, — пробормотал Морган.
— Я так и думал.
Трэгер вытряхнул сигарету из пачки, оставленной Морганом на столе. Тот дал ему прикурить, щелкнув старинной бензиновой зажигалкой, вспыхнувшей, подобно горелке Бунзена. Трэгер гадал, как получить образ, не отдавая Моргану деньги. Но, впрочем, быть может, Морган также думал о том, как его обмануть.
— Дай мне номер, по которому можно с тобой связаться.
— Я тебе сам позвоню.
Глупая предосторожность. Уклонившись от рукопожатия и сев в свою машину, Трэгер проверил на своем телефоне список входящих вызовов. Номер Моргана в нем обозначился. Трэгер его вызвал:
— Да.
— Ты должен был сказать «уо».
После небольшой паузы Морган рассмеялся:
— Никогда не пытайся разыграть мастера розыгрыша.
III
«Я знакомая Ллойда»
Вернувшись из Чикаго после трех восхитительных дней, проведенных вместе с Ллойдом, Катерина Долан стала ждать его звонка. Однако прошло несколько дней, а Ллойд так и не позвонил. Когда она сама попыталась с ним связаться, ей никто не ответил. Катерина сидела у окна своей квартиры в многоэтажном доме на бульваре рядом с озером Колхаун и смотрела на водную гладь, потягивая мартини. По озеру скользили белые треугольники парусов, гонимые ветром, однако старые проблемы евклидовой геометрии больше не интересовали Катерину. Почему не звонит Ллойд?
Чем больше Катерина думала о тех днях в Чикаго, тем более тревожными становились воспоминания. Видит бог, Ллойд показал себя страстным возлюбленным, однако уже тогда Катерина почувствовала, что для него все это является чем-то несвойственным. Достав одну из его книг, она уставилась на фотографию на суперобложке. Изложение истории Элоизы и Абеляра, очень сдержанное, напомнила себе Катерина. Обычно влюбленную пару романтизировали, однако Ллойд взглянул на их отношения так, как это делала Элоиза в своих последних письмах к несчастному возлюбленному. Катерина намеревалась подшутить над Ллойдом по этому поводу, но сдержалась. В данных обстоятельствах это было бы не к месту. Ее собственная сфера научной деятельности — микробиология — была бесконечно далека от того, чем занимался Ллойд. Какое-то время Катерина преподавала в университете, затем перешла работать в частную компанию и, к своему собственному удивлению, сделала несколько открытий, защищенных патентами. Это позволило ей оставить работу, и теперь, сидя в этой самой квартире, она мечтала о том сладостном далеком прошлом, когда они с Ллойдом летними вечерами прогуливались вдоль ручья Миннехаха.
После нескольких дней молчания и тщетных попыток связаться с Ллойдом Катерина убедила себя в том, что его молчание объясняется тем, как она с ним попрощалась, — заключительным актом любви. Каждой женщине известен переход возлюбленного от жажды к пресыщению; удовлетворение голода лишает женщину былой притягательности. Разумеется, вскоре жажда возвращается, а мимолетное безразличие только добавляет в отношения огня. Правда, потом и жажда угасает. Через все это Катерина прошла вместе с этим животным Ричардом, ублюдком, за которого она вышла замуж, а затем выставила вон в промежуток между преподаванием в университете и работой в компании. Затем последовала череда случайных связей, о которых Катерина предпочитала не вспоминать. В то время она считала себя Эдной Сент-Винсент Миллей или Дороти Паркер, женщиной сладострастной и неразборчивой, но, черт побери, кому какое дело? Если так выразиться, она сжигала свечку с обоих концов. Ей не удавалось думать обо всех этих мужчинах лишь как об игрушках, но то же самое можно было сказать и о Миллей с Паркер. Быть женщиной чертовски сложно. Почему-то мужчины могут получить наслаждение и тотчас же забыть обо всем. Взять хотя бы Ллойда. Мерзавец! Переполненная яростью, Катерина позвонила ему еще раз.
Ей ответил женский голос. Ну, хорошо. Хоть какая-то месть.
— Я знакомая Ллойда.
— Панихида завтра.
— Панихида?
— А заупокойная месса на следующий день.
— По Ллойду?
Долгая пауза.
— Боже милосердный, вы ничего не знаете?
— Говорите же!
— Кто вы такая?
— Катерина Долан. Мы вместе росли в Миннеаполисе.
До Катерины дошло, что она говорит с Джудит, одной из дочерей Ллойда. Та расплакалась, сообщая ей страшное известие. Катерина, знавшая то, о чем не догадывалась Джудит, слушала, не в силах поверить своим ушам. Неужели Ллойд отправился в Мехико в паломничество, чтобы покаяться за три дня, проведенных в постели?
— Где состоится панихида? — Катерина записала адрес в Индианаполисе. — Спасибо, — сказала она и положила трубку.
Катерина сидела оглушенная. Сраженная наповал. У нее перед глазами стояли картины того, как они с Ллойдом лежат в постели в гостинице в Чикаго, и ей казалось, что она находится в объятиях смерти. Очнувшись, Катерина начала обзванивать офисы авиалиний. О, господи, она обязательно отправится на похороны. Оказалось, что есть прямой рейс до Миннеаполиса, и Катерина заказала билет.
В кипе газет, лежавших в прихожей в ожидании того, как их отправят в мусор, Катерина нашла те, в которых описывались события в Мехико, и провела полночи, стараясь восстановить то, что произошло с Ллойдом. Однако самый большой ужас внушала ей мысль о том, что именно могло толкнуть его отправиться в святилище.
* * *
По пути в Миннеаполис самолет попал в зону турбулентности, и Катерина представила себе сообщение в газете о катастрофе. Кто ее опознает? Кому будет до нее какое-нибудь дело? Самое подходящее настроение для похорон. Панихида должна была состояться в ужасном похоронном бюро на Меридиан-авеню, где когда-то селились губернаторы и прочая знать. Поставив взятую напрокат машину на стоянку, Катерина долго сидела, глядя на тех, кто заходил внутрь. Наконец она набралась мужества сделать то же самое.
Встретивший ее слащавый служащий похоронного бюро вопросительно поднял брови.
— Ллойд Кайзер, — сказала Катерина.
— Конечно.
Служащий направил ее в траурный зал с расставленными ровными рядами стульями. У входа лежала книга соболезнований, куда скорбящие записывали свои имена. Написав «Элоиза Абеляр», Катерина прошла мимо переговаривающихся между собой людей, избегая их, ища анонимности. Она заняла место в последнем ряду, однако ее взгляд неудержимо притягивало к закрытому гробу, к которому подходили скорбящие. Они опускались на колени, крестились, затем отходили. Катерина чувствовала себя антропологом, изучающим обычаи неизвестного племени. Но это были ее соплеменники, такие же католики, какой когда-то была она сама. Каким до самого конца оставался Ллойд. Катерина вспомнила его медальон и свое глупое замечание по поводу него.
Панихиду служил высокий молодой священник с серьезным лицом. Слушая знакомые слова молитвы, повторяемые снова и снова, Катерина старалась вспомнить, что это такое — верить в то, что Бог стал человеком и поселился среди людей, в то, что своими страданиями он принес спасение человечеству, и в то, что земная жизнь является лишь преддверием вечности. Однако ей постоянно мешали мысли о последнем сексуальном единении с Ллойдом. Успел ли он исповедаться и получить отпущение грехов, снова обрести покой в этом мире и в том, который ждет после смерти? Ирония и сарказм были неуместны здесь, в этом зале, где родственники и друзья Ллойда молились за упокой его души. Катерина вышла первой, до того как начался всеобщий исход, и вернулась к себе в гостиницу.
Заупокойная месса начиналась на следующий день в десять часов утра. В церкви сохранить анонимность оказалось значительно проще. Катерина отсидела службу до самого конца, глядя на священника у алтаря, того же самого худощавого мужчину, который накануне был в похоронном бюро. Месса. Катерина попыталась вспомнить, когда в последний раз была на мессе. Их с тем сукиным сыном венчал священник; она никак не могла вспомнить почему. Благоухало ладаном; гроб, накрытый белым покрывалом, стоял в центральном проходе. В первом ряду сидели молодые пары, дети Ллойда, и один подросток. Обстановка требовала скрывать свое горе. Катерина с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться, скорбя по себе, по Ллойду, быть может, по всему миру безвозвратно ушедшей невинности, воскрешенному в памяти траурной церемонией.
Родные двинулись следом за гробом по проходу, чуть ли не с веселыми улыбками на лицах. Что ж, а почему бы и нет? После окончания мессы несколько человек помянули добрым словом умершего. Во время причастия Катерина услышала слова: «О Господи, я недостоин принять Тебя». Она не смогла бы выразиться лучше сама. Все остальные двинулись вперед, а она осталась сидеть. Кровь и плоть Христа. Первое причастие Катерина приняла в десять лет. Был ли Ллойд среди тех, кто тогда приблизился к священнику в церкви Святой Елены?
Катерина ушла, избегая родных и тех, кто толпился вокруг них. Когда она уже сидела в машине, к ней приблизился мужчина:
— Вы едете на кладбище?
Она молча смотрела на него какое-то время, затем кивнула. Мужчина прикрепил к бамперу машины значок.
Траурная процессия проехала по Индианаполису в сопровождении полицейского эскорта. Машины ехали на красный свет, а остальные водители пропускали их, уважая предполагаемую скорбь. Но пролил хоть кто-нибудь слезу? Катерина вспомнила Джудит, которая разрыдалась, когда она ей позвонила.
На протяжении многих лет она учила себя думать, когда этот вопрос вообще возникал, что смерть — это конец всему, что вся эта суета вокруг гниющей оболочки, оставшейся после окончания забега, все эти похороны, поминки, надгробия — на самом деле не более чем пережиток от варварских времен. Даже кремация казалась чересчур драматичной. Но, по крайней мере, так называемые останки развеивались, и оставшиеся в живых получали возможность жить дальше. Однако это были не убеждения, а лишь непроверенные предположения, и сейчас Катерина чувствовала, как их разбивает траурная церемония у могилы. Наконец появились слезы, искренняя скорбь, и она готова была захлопать. Ллойд заслужил хотя бы это от тех, кого он оставил сиротами — по всей видимости, сиротами обеспеченными. Катерина почувствовала, как у нее перед глазами все начинает расплываться.
* * *
Катерине предстояло провести несколько часов в гостинице до вылета обратного рейса. Она убедила себя в том, что нет ничего странного в том, как сильно ее тронули обстоятельства похорон Ллойда. Она говорила с женщиной, ответившей на звонок, надеясь поразить ее, и известие о смерти Ллойда оглушило ее, как раскат грома в голубом небе. В похоронном бюро Катерина захватила конверт; сейчас она положила в него несколько банкнот и написала свою фамилию. И адрес. После чего вылетела домой в Миннеаполис.
IV
«Ты покорила конкистадора»
Мигель Арройо не произвел на Нила впечатления человека, разжигающего революцию, требующего возврата территорий, якобы давным-давно отобранных у его предков, а теперь еще и столкнувшегося с обвинением в покушении. Он ворвался в комнату с легкостью танцора, выходящего на сцену. Арройо согласился на интервью, потому что Лулу работала на «Всеобщее благоденствие», а Нила взяли просто в придачу. Обаяние Мигеля нисколько не поблекло, когда он узнал, что Лулу замужем.
— Работающая жена? — Арройо изобразил веселое удивление. Этот человек вел себя как настоящий актер. Быть может, именно таким он и был.
— С работающим мужем.
Лулу кивнула на Нила. Тот удостоился мимолетной улыбки, после чего Арройо снова полностью сосредоточил внимание на Лулу.
— Но вы оставили свою фамилию.
— В журналистике.
— А.
Легкое подергивание усиков, снова демонстрация зубов. Можно было подумать, что Лулу рассказала грязный анекдот. Нил поймал себя на том, что Мигель Арройо ему определенно не нравится. В присутствии молодого латиноамериканца он остро ощущал собственный возраст, уверенный в том, что выглядит на все свои года, а то и старше. Лулу оказалась женщиной любвеобильной, и в своей женатой жизни Нилу приходилось выкладываться по полной.
— Надеюсь, ваш адвокат дал согласие на это интервью, — сказал Нил.
— О, я сам себе адвокат.
После окончания университета Сан-Диего, самопровозглашенного университета Нотр-Дам Запада, Арройо изучал юриспруденцию в Беркли. Но даже так…
— Кретин в качестве клиента?
— Что это за шум насчет того, будто вы якобы похитили дона Ибанеса? — вмешалась Лулу.
— Глупое недоразумение.
— Его дочь заявила, что вы уехали вместе с ним.
— В качестве пассажира. Дон Ибанес отвез меня в город, где я оставил свою машину.
— А потом?
— Я вернулся сюда. И был арестован.
— А что с доном Ибанесом?
Арройо молча пожал плечами.
— Он уехал на своей машине? В каком направлении?
Арройо изобразил разочарование:
— Через все это я уже проходил с полицией.
— Зачем вы приезжали туда? Я хочу сказать, к дону Ибанесу?
— У нас с ним много общего.
Похоже, он говорил серьезно. Дон Ибанес не раз открещивался от образа поджигателя из «Справедливости и мира». Для старика воссоединение Калифорнии было романтической мечтой, тем более привлекательной в силу своей неосуществимости. Он находился под чарами проигранного дела. У Нила мелькнула мысль, не сражались ли предки дона Ибанеса под знаменем Конфедерации. Надо будет это выяснить.
— Вы считаете его своим союзником?
— Я не посмею говорить за дона Ибанеса.
— Сеньора Арройо в курсе? — справился Нил.
— Мою мать прибрал к себе Господь. — Арройо закрыл глаза и почтительно склонил голову.
— Я имел в виду вашу жену.
— Вы ее нашли?
— А разве она пропала?
Арройо повернулся к Лулу:
— Я еще не встретил женщину, которой назначено судьбой стать моей женой.
— Между вами и Кларой Ибанес что-нибудь есть?
— А что сказала она?
— Высказывались предположения, что вы приезжали туда, чтобы повидаться с дочерью, а не с отцом.
Арройо откинулся назад:
— Не иначе как за этим стоит Джордж Уорт. Он горел желанием помочь.
— Значит, эти слухи беспочвенны?
— Разве я признался бы вам, если бы между нами что-то было?
— Почему сеньорита Ибанес обвинила вас в том, что вы похитили ее отца?
— Не думаю, что она выразилась именно так.
— Кто такой Джордж Уорт? — спросил Нил.
Арройо шумно втянул воздух:
— Революционеры бывают двух типов: практики и созерцатели. Джордж относится к созерцателям. — Рассказав вкратце про приют рабочих-католиков в Пало-Альто, Мигель настоятельно посоветовал туда заглянуть.
— Клара Ибанес какое-то время работала там.
— Вот как?
— Представьте себе девушку, выросшую в достатке, которая должна жить в такой убогой нищете. Однако многие другие смогли пойти на это. Что вам известно про Дороти Дей?
Похоже, Арройо испытал разочарование, узнав, что они уже знают про основательницу движения рабочих-католиков.
— Пацифистка, — сказал он. — Но святая.
— Какие вести с фронтов? — спросил Нил. Этот человек начинал действовать ему на нервы.
Мигель Арройо нахмурился:
— Я распорядился прекратить военные действия.
— И ваш приказ был выполнен?
— Связь далеко не идеальная.
* * *
— Пустозвон, — пробормотал Нил, когда они вышли.
— Ты что, это не так!
— По-моему, ты покорила конкистадора.
Посмотрев на него, Лулу улыбнулась:
— Ревность? Неужели Нил ревнует?
Она стала его щекотать, прямо на людях.
— Он мог бы быть… — Осторожно, осторожно. — Твоим младшим братом.
— Он очень привлекательный.
— Привлекательный?!
Прежде чем Нил и Лулу вышли из здания, они узнали, что машина дона Ибанеса была обнаружена на стоянке аэропорта Лос-Анджелеса. Туда они и направились.
* * *
К тому времени как они приехали туда, полиция уже проверила багажник машины, несомненно действуя под впечатлением от гангстерских фильмов. Багажник оказался пуст. Лулу потянула Нила за руку, и они вошли в здание аэровокзала.
— Зачем?
Почему человек оставляет машину на стоянке аэропорта?
— Ну, объясни.
— Потому что он собирается сесть на самолет.
Лулу оказалась права. Однако потребовалось какое-то время, чтобы это установить. Дон Ибанес вылетел из Лос-Анджелеса рейсом «Мексиканы». Цель назначения — Мехико.
V
«Ради этого стоило бы умереть»
Рей позвонил Лоре и сообщил, что на обещанное Игнатием Ханнаном вознаграждение за возвращение похищенной Мадонны Гваделупской клюнула первая рыбка.
— О, отлично.
Кросби отрабатывает данный вопрос вместе с Трэгером.
Эта хорошая новость в сочетании с тем, что машина дона Ибанеса была обнаружена в аэропорту Лос-Анджелеса и выяснилось, что он приехал туда, чтобы сесть на самолет, породила надежду на то, что все скоро закончится. Отца Клары никто не похищал. Когда дона Ибанеса разыскали в Мехико, он удивился, узнав, что его разыскивала полиция. Он тотчас же позвонил Кларе, и Лора услышала, как ее подруга что-то быстро говорит отцу по-испански. Положив трубку, Клара объяснила Лоре, что извинилась перед отцом, приняв всю вину на себя.
— А что тебе еще оставалось думать? — Лора хотела спросить, почему старик не предупредил свою дочь о внезапном отъезде, однако затем рассудила, что дона Ибанеса лучше не критиковать. — Он уже возвращается домой?
— Отец прилетает завтра.
Лора рассказала подруге о том, что ей сообщил Рей. Клара пришла в восторг:
— О, как жаль, что я еще не знала об этом, когда разговаривала с отцом!
Она предложила сходить в часовню и прочитать благодарственную молитву. Лора преклонила колени рядом с подругой, сожалея о том, что у нее нет простой набожности Клары, и ее отца, и Ната Ханнана. Они с Реем были словно вернувшимися блудными детьми, до сих пор стоящими только одной ногой в той вере, которую покинули.
Через несколько минут Клара встала и направилась к алтарю. Остановившись перед ним, она подняла взгляд на подсвеченный мягким сиянием образ Мадонны Гваделупской.
— Что-нибудь не так? — спросила Лора, когда подруга присоединилась к ней.
— Нет, все в порядке.
Однако Клара колебалась мгновение, прежде чем ответить.
* * *
Вернувшись в особняк, они пообедали, после чего уселись в гостиной, и Клара снова рассказала подруге про Джорджа Уорта. Нельзя было не почувствовать переполнявшую ее боль. Этой любви мешала не вражда двух семейств, Монтекки и Капулетти, Мак-как-их-там-аллитов и Маккоев. Препятствие не было внешним. Сама Клара разрывалась пополам, не только между рассудком и чувствами: сами ее чувства раздирала безжалостная гражданская война. Ей хотелось разделить идеалы Джорджа Уорта, но она не смогла перебороть свое отвращение к тем условиям, в которых он свои идеалы претворял в жизнь.
— Но разве нельзя изменить эти условия, сделать их менее… ну, не знаю какими?
— Конечно, можно. Я могла бы выделить деньги — точнее, их мог бы выделить пана, — но Джордж не хочет даже слышать об этом. Для него вся суть в том, чтобы быть таким же бедным, как те, кого он принимает в своем приюте. Его жизнь должна быть полна лишений.
— Он францисканец?
— Хуже.
Однако, сказав это, Клара улыбнулась. Лора вдруг подумала, что основательницей ордена клариссинок была святая Клара.
— Знаю! — простонала Клара.
* * *
Когда приехал Кросби, Трэгер уже был на месте. Казалось, он снова работал на Ната.
— Сперва тайна Фатимы, теперь Мадонна Гваделупская.
Трэгер кивнул.
— Никак не удается расстаться с церковью.
Похоже, до Кросби только сейчас дошло, что Ханнан обратился к нему по поводу розысков похищенной реликвии только потому, что не смог заручиться согласием Трэгера. Однако если у него и возник какой-то неприятный осадок, он тотчас же рассеялся при мысли о том, что теперь ему предстоит работать вместе с Трэгером. Ни тот, ни другой не собирались раскрывать, какие шаги были предприняты для подготовки встречи с претендентом на вознаграждение.
— Нат не станет жадничать. Первоначально он собирался каждую неделю добавлять по миллиону, до тех пор пока кто-нибудь не предъявит права на вознаграждение.
— Боже милосердный!
— Согласен. К счастью, Нат понял, что это глупо.
Клара предложила им поселиться в особняке, но они предпочли остаться в городе, однако выразив сначала желание посмотреть на копию храма. Когда они вышли на улицу, Трэгер спросил, является ли изображение в часовне точной копией оригинала.
Помедлив, Клара сказала:
— О да. Все остальное представлено в уменьшенном виде, и только одно изображение размерами полностью соответствует оригиналу. Папа специально отправился в Мехико. Художник работал в храме по ночам, и отец постоянно находился рядом с ним. Впоследствии он организовал переправку картины сюда. Часовню освящал епископ.
Трэгер и Кросби отправились в Пинату, сказав, что вернутся на следующий день, когда возвратится дон Ибанес.
Отец Клары прилетел в Лос-Анджелес утренним рейсом и через несколько часов уже подъезжал к дому. Он заключил свою дочь в объятия и поблагодарил Лору за то, что та приехала поддержать Клару.
— Теперь вы вернетесь к себе?
Лора рассказала ему про Трэгера и Кросби и про то, что появился претендент на вознаграждение. Старик отнесся к этому известию совсем не так, как ожидала Лора.
— Миллион долларов?
— Определенно, возвращение святыни стоит того. Мистеру Ханнану не жалко денег.
— А нельзя просто арестовать похитителя?
— Подобные сделки достаточно опасны и без этого.
Лора вспомнила перестрелку на крыше Североамериканского колледжа в Риме во время возвращения рукописи с третьей тайной Фатимы.
Старик отправился в часовню, как он выразился, нанести визит. Вышел он в хорошем настроении. Приехали Трэгер и Кросби, и Лора, оставив троих мужчин вместе, позвонила Рею, чтобы держать Ната в курсе, как тот и просил.
— Как они убедятся в том, что это оригинал?
— Это первый вопрос, который Трэгер задал дону Ибанесу. Как раз сейчас они это обсуждают.
Как выяснилось, ответ на этот вопрос заключался в том, что дон Ибанес вызвался сопровождать бывших агентов ЦРУ. Он отмахнулся от предостережения относительно того, что это может быть опасно.
— Ради этого стоило бы умереть, — торжественно промолвил он.
VI
«Расскажи мне о Джейсоне Фелпсе»
Подойдя к двери Атлетического клуба Миннеаполиса, где у нее была назначена встреча, Катерина подняла взгляд на подвесной переход. Все здания в центральной части Миннеаполиса были соединены подобными переходами, образующими обширную сеть, которая позволяла посетителям магазинов спасаться от летнего зноя и, что гораздо важнее, от зимней стужи. Затем взгляд Катерины опустился вправо, на церковь Святого Олафа. При ее приближении дверь клуба открылась, и она поспешила внутрь, словно торопясь укрыться от соблазна.
В вестибюле ее ждала Мирна Биттл, антрополог, когда-то учившаяся у Катерины.
— Ты состоишь здесь членом? — шепотом спросила Мирна.
У нее была непривлекательная короткая стрижка, а на подругу она смотрела сквозь толстые стекла очков в массивной оправе. Разумеется, простой ученый не мог и мечтать о членстве в таком клубе.
— Надеюсь, тебе здесь понравится.
Их провели в обеденный зал к столику.
— Белое вино подойдет? — спросила Катерина.
— Белое вино подойдет.
Катерина уже начинала жалеть о том, что они встретились не в факультетской столовой, как предлагала Мирна. Но она хотела ублажить свою подругу, перед тем как заручиться ее помощью.
Со времени похорон в Индианаполисе Катерину терзало одно непреодолимое искушение. Она попробовала бороться с ним при помощи алкоголя и даже позвонила одному из своих бывших любовников, однако это никуда не привело. Катерина просто не могла представить себя в постели с Марком. Похоже, и тот столкнулся с той же самой проблемой. Так что они расстались после мимолетного поцелуя в щечку, и Катерина понеслась к себе домой. Она могла думать только о тех трех днях, проведенных вместе с Ллойдом в Чикаго. После этого безудержного разгула страсти он отправился в Мехико, судя по всему, совершить паломничество, где и был убит во время похищения священного образа из храма. Похоже, Ллойд попытался остановить одного из грабителей, и тот его застрелил.
Паломничество. Из чего следовало, что Ллойд смотрел на то, что было между ними, как на грех, как на нечто такое, в чем нужно покаяться. У Катерины перед глазами стояли серебряная цепочка и медальон, над которым она пошутила. Она усиленно старалась вспомнить реакцию Ллойда. Он обиделся? Неужели он продолжал искренне верить во всю эту чушь?
Но чушь ли это? Разумеется, а как же иначе. Однако после потрясения, вызванного смертью Ллойда и ее обстоятельствами, посмотрев на его дочерей во время панихиды и похорон, Катерина начинала видеть в этой чепухе просто нечто такое, во что верят обыкновенные люди. Во что когда-то давно верила она сама. Эта мысль становилась все более притягательной, и Катерина изо всех сил боролась с искушением. Мирна должна была стать еще одним усилием в этом направлении.
— Так в чем же дело? — спросила Мирна, потягивая вино.
— Как долго мы с тобой не виделись?
— Одному богу известно.
— Богу?
— Это лишь fagon de parler.
— А я уж испугалась, что ты подалась в религию.
— Ха!
Значит, она не ошиблась, пригласив Мирну на обед. Та являлась председателем местного отделения общества «Болиголов» и часто выступала с лекциями по поводу того, почему многие культуры отправляют своих стариков в то, что считают «загробным миром». Она написала для местной газеты рецензию на выступления Докинса и Хокинга, восторгаясь их неприятием христианства, веры в Бога и в сверхъестественные предрассудки. Особенно ей понравилась книга «Никакого Бога нет» Кристофера Хитченса. После того как Катерина навела Мирну на эти книги, ей оставалось только слушать. Она испытывала прямо-таки чудодейственное очищение, слушая веселый голос подруги, полный пренебрежения.
— Я тут прочитала об этом похищении в Мехико, — осторожно вставила Катерина.
— Ты имеешь в виду Мадонну Гваделупскую?
— Ты знаешь о ней?
— Катерина, у меня есть досье на все подобные святыни. Известно ли тебе, что есть книги, посвященные так называемым «нетленным мощам», телам людей, умерших много лет, а то и столетий назад, — и вот они лежат, все такие розовые и хорошие.
— Неужели?
— Разумеется, это подделки.
— Но разве это нельзя доказать?
— Похоже, это никого не волнует. Бедные глупцы все равно стекаются к этим святыням.
— Ты воспитывалась атеисткой?
Мирна рассмеялась, тряся сережками в ушах:
— Господи, нет. Наша семья принадлежала к Епископальной церкви. Это такая упрощенная версия католицизма.
— Я выросла в католической вере, — заметила Катерина.
— Ты в этом не виновата. Разве у тебя спросили твое мнение?
— Перед тем, как меня крестить?
— Это я и хочу сказать.
— Как ты рассталась с Епископальной церковью?
— Можно еще бокал вина? Это будет долгий рассказ.
Вкратце ответ на вопрос Катерины можно было выразить одним-единственным словом: антропология. Изучение других культур позволило Мирне вырваться из рамок своей собственной культуры и взглянуть на все другими глазами.
— Где ты защищала докторскую?
— В Беркли.
— По антропологии?
— Катерина, моим научным руководителем был Джейсон Фелпс! Нет, пожалуй, это надо выразить по-другому. Впрочем, и это тоже сыграло свою роль. Разумеется, ты слышала о Фелпсе.
— Мирна, моей специализацией была микробиология.
— Была?
— Я отошла от дел.
Мирна откинулась назад:
— Уже? Похоже, ты заработала кучу денег.
— Не кучу, но достаточно.
Мирна обвела взглядом обеденный зал:
— Достаточно для всего этого?
— И многого другого.
— Счастливая.
— Расскажи мне о Джейсоне Фелпсе.
Наставник Мирны, известный антрополог, был воинствующим атеистом, и в первую очередь он прославился своими книгами, разоблачающими католические предрассудки. Мирна говорила и говорила о его книге, посвященной Туринской плащанице.
— Что это такое?
— Это якобы полотно материи, в котором был погребен Иисус, и представь себе, на нем отпечаталось его изображение. И люди действительно в это верят. Некоторые ученые из той группы, что проверяла подлинность плащаницы, также поверили в это! Ну, они отказались признать, что результаты их анализов показали, что это подделка. Вот что прямо-таки бесит Джейсона. Безмозглые ученые, которые поддерживают и подкрепляют предрассудки. Тебе надо прочитать его брошюру «Декарт и дом в Лорето».
— Что это за дом в Лорето?
— Ты готова слушать? Это дом в Назарете, в котором вырос Иисус, чудодейственным образом переместившийся в итальянский город Лорето! Это чертово жилище перелетело целиком по воздуху, словно ковер-самолет. Рене Декарт, отец современной философии и создатель метода радикального сомнения, совершил паломничество в Лорето в знак благодарности за свое философское прозрение. Джейсон великолепен, разнося все это в пух и прах.
— Он еще жив?
— Он удалился на покой. Купил себе дом в Напа-Вэлли и разбирает там свои бумаги. Закончив работу, он выйдет из игры.
— Умрет?
— Покончит с собой. Я никогда не забуду его лекцию о Сенеке. Эти древние стоики подходили к делу правильно.
— Он твой герой?
— Джейсон? Называй его так, я ничего не имею против. Если бы у меня была такая возможность, я бы отправилась к нему помогать разбирать бумаги.
* * *
Обед оправдал ожидания Катерины. Свежий ветерок здравого рассудка пахнул ей в душу. В мозг. Куда бы там ни было. Мирна прислала ей книги Джейсона Фелпса. Они оказали еще более сильное воздействие, чем рассказ Мирны за столом. Тем не менее искушение время от времени наносило свой удар снова, когда Катерина меньше всего этого ждала. Так что она написала Джейсону Фелпсу, немного рассказала о себе, упомянула о знакомстве с его бывшей ученицей Мирной Биттл и спросила, можно ли его навестить. Катерина обмолвилась о желании Мирны помочь Фелпсу с его бумагами, и по его ответу Катерине показалось, будто он вообразил, что и она сама горит желанием заняться этим. Она решила не поправлять его. И заказала билет на ближайший самолет до Окленда.
VII
«Религия до сих пор не дает мне покоя»
Джейсон Фелпс получил сообщение по электронной почте от Мирны раньше, чем пришло письмо от Катерины Долан. Он сидел за столом на улице, где предпочитал завтракать и ужинать, и смотрел на долину. Какое вокруг все зеленое, новое и полное жизненных сил. Казалось, пробуждающаяся природа издевается над дряхлым стариком.
О, Джейсон прекрасно справлялся со своим возрастом. Красивый орлиный нос, морщинистое загорелое лицо, все еще впечатляющая копна седых волос — он прекрасно видел все это, однако главным его оружием оставались глаза под величественно изогнутыми бровями. Оружием! Он по-прежнему оставался привлекательным для женщин — даже для молодых, — однако какое это имело значение? Воспоминания о Мирне вызвали печальную усмешку. Теперь все это осталось в прошлом. Теперь уже многое осталось в прошлом. И все же письмо Катерины разбередило ему душу, и он пригласил ее к себе в гости. После краткой беседы Джейсон принял ее предложение помочь ему разобраться в своих бумагах. Сейчас Катерина была здесь — под присмотром Клары изучала, что к чему.
Неужели он превратился в гуру, к которому обращаются те, кому не дают покоя предрассудки, кто хочет избавиться от непосильной ноши? Наверное, это неизбежно. Взять хотя бы «Письма стоика» Сенеки. Духовное наставление — вот что представляют собой эти письма, в том же литературном жанре, что и «О подражании Христу». Насколько сильнее становятся наши убеждения, когда мы видим их отраженными в других!
— Я католичка, — сказала Катерина вчера вечером, когда они вдвоем сидели за этим же самым столом, знакомясь друг с другом.
— Хорошо.
Она была удивлена. Тогда Джейсон процитировал кардинала Ньюмена.
— С точки зрения логики, нет никакой разницы между атеизмом и католической верой.
— Простительное преувеличение, и Ньюмену приходилось снова и снова объяснять его. Он имел в виду то, что каждый человек постепенно смещается к одной из крайностей, если уже не достиг ее. И он был прав. Нас тянет только к крайностям.
— Вы сами были католиком?
— Нет, но мне нередко приходилось сожалеть об этом. Мои родители принадлежали к Унитарной церкви, верящей в то, что бог всего один, если вообще существует. Это такая старая шутка. По большому счету, это никакая не религия, поэтому расставаться с ней гораздо тяжелее. И, разумеется, все ответвления протестантизма определяют себя с оглядкой на католицизм.
— Религия до сих пор не дает мне покоя, — сказала Катерина.
Привлекательная женщина, но в смятении.
— Естественно, а как же иначе? Ни одно состояние человека не является полностью стабильным. Временами, сидя здесь и глядя на эту восхитительную долину, я ловлю себя на том, что молюсь.
— И о чем же вы молитесь?
— О неверии. Господи, укрепи меня в моем неверии.
У нее оказался очень приятный смех.
— Вы говорите совсем как священник.
Настал его черед рассмеяться. Он вспомнил брата Леоне, навестившего его вскоре после того, как он здесь поселился. Монах вел себя так, словно решил, будто у него появился новый прихожанин. Фелпс попытался шокировать священника, но у него ничего не получилось. Отец Леоне молча кивал, слушая нападки на свои нелепые верования. Он был ненамного моложе Фелпса и, как и тот, уже ничему не удивлялся. Одного сеанса конфронтации оказалось достаточно. С тех пор между ними завязалась своеобразная дружба. Фелпс поймал себя на том, что с нетерпением ждет пастырских визитов отца Леоне. Знай своего врага. Похоже, оба руководствовались этим принципом. Именно через отца Леоне Фелпс смог лучше понять своего соседа-аристократа дона Ибанеса.
— Страх смерти, — сказал Джейсон, подводя итог характеристике своего соседа.
— Место, откуда не возвращается ни один путник.
— Потому что путник прекращает свое существование.
— Возможно.
— Возможно! Вы в этом сомневаетесь?
— Тысяча преград еще не рождает сомнение.
Это была цитата из кардинала Ньюмена, и она вернула Фелпса к «Apologia». Впрочем, он никогда особенно не удалялся от нее. Если лучшим местом в книге был рассказ Ньюмена о своем обращении, значит, его вера была построена на песке, на пустоте, но все же это оставалось замечательным образчиком самозаблуждения. Надо будет непременно познакомить Катерину с братом Леоне. Победу нельзя одержать, не имея противника.
— Дон Ибанес показал мне часовню, возведенную рядом с особняком, — сказал он священнику.
— Он питает глубокие чувства к Мадонне Гваделупской.
Фелпс чуть ли не со стыдом осознал, что все мишени его полемических книг находились далеко за морем, в то время как всего в нескольких сотнях миль к югу располагался самый влиятельный предрассудок обеих Америк. Брат Леоне принес ему книги, и теперь Фелпс был в курсе дела. Легенда была похожа на многие другие, но в то же время отличалась от них.
А затем последовало это кровавое преступление в Мехико — реликвия была похищена бандой вооруженных людей. Фелпс негодовал вместе с братом Леоне. Похищение не стало ударом по всему тому, что олицетворял образ; это был лишь изворотливый ход в бредовой борьбе с нелегальной иммиграцией. Пусть массы потакают своим предрассудкам. Джейсон Фелпс не ждал, что это поможет развеять веру. Наоборот, ей предстояло сыграть важную роль. Его собственные книги были обращены к интеллигенции, к тем, кто обладал способностью понять. Судя по всему, дон Ибанес не принадлежал к их числу. Пусть будет так. У Фелпса не было никакого желания подначивать своего соседа. Пусть простаки считают свои нелепые верования и обряды чем-то незыблемым. Вреда от этого немного, зато есть кое-какая общественная польза. Однако настоятельно необходимо, чтобы люди мыслящие признали, по крайней мере между собой, что вздор является вздором. Вот единственная и прочная основа для терпимости.
Еще больше возмутило Фелпса исчезновение дона Ибанеса. Как это ни странно, брат Леоне в отличие от Клары отнесся к похищению спокойно.
— Ничего плохого с ним не случится.
— Потому что вы за него молитесь? — Прежняя ярость вспыхнула с новой силой.
— И это тоже.
Фелпс пришел к выводу, что священник является недостойным врагом. Он сказал брату Леоне, что принадлежит к стоикам.
— Говоря бессмертными словами Дорис Дей, che sara, sara.
— Провидение — это не судьба.
— Совершенно верно. Фатализм имеет рациональные стороны.
Он следил за событиями, за тем, как их представляли великие обманщики, газеты и телевидение. Каким козлом был Теофилус Грейди, с его энтузиазмом XIX века. Воистину, возрождение Тедди Рузвельта. Этот человек своим поступком выдвинул убедительный довод за возвращение смертной казни. Даже лучше; когда его арестуют, надо будет отдать его на растерзание толпе мексиканцев.
Но теперь дон Ибанес возвратился. Казалось, трагические события омолодили престарелого идальго, несмотря на то, какие страдания они ему принесли. Подумать только — махнуть в Мехико, поддавшись сиюминутному порыву… Напротив, Джейсон чувствовал, что накрепко прирос корнями к своему новому дому, последнему пристанищу на земле.
* * *
Во второй вечер Катерина, потягивая вино, рассказала о своей последней связи, о трех беззаботных днях, проведенных в Чикаго вместе с мужчиной, которого она знала в юности. Ей не нужно было описывать эти дни безудержной страсти, даже если бы у нее было на то настроение. Фелпс чувствовал хищный аппетит, отчаянный голод несостоявшейся распутницы.
— Он был убит в Мехико, Джейсон. Он отправился в храм — несомненно, чтобы покаяться. Страшно думать о себе как о носителе греха, но, я уверена, именно таким и было его мнение обо мне.
— Ерунда.
Сенека был прав насчет чувственного наслаждения. После многих лет Фелпс вынужден был согласиться с древним стоиком. Плотские наслаждения не могут принести удовлетворения, и рано или поздно они приводят к неприятным последствиям. Хильда была очень терпеливой женой, но, разумеется, она подозревала правду. Однако роман с Мирной стал последней каплей. В своей страсти Фелпс потерял осторожность, начал издеваться над своей женой, которая сейчас была там, куда отправляются жены, преданные мужьями. Куда рано или поздно отправимся все мы. Сенека рекомендовал наслаждения разума. Естественно, умеренно подпитывать огонь плоти, но, как сказали бы студенты, особенно не распаляться. Появление в доме Катерины вызвало тоскливые воспоминания о желаниях плоти.
VIII
«Он носил медальон»
Клара видела в Катерине свою преемницу, поэтому они быстро сработались. Как-то раз Клара пригласила новую подругу к себе домой, чтобы показать особняк и, разумеется, часовню.
— Часовня!
— Это точная копия храма в Мехико.
— Откуда было похищено изображение?
— Я горячо молюсь, чтобы оно было возвращено целым и невредимым.
Катерина умолкла, не отрывая взгляда от часовни.
— Хочешь посмотреть?
Кивок.
Войдя внутрь, Катерина, словно в оцепенении, приблизилась к алтарю и остановилась. Подойдя к ней, Клара увидела, что она плачет. Она никак не ожидала от Катерины таких религиозных чувств. Почему? Потому что та предложила свою помощь профессору Фелпсу? Но ведь она сама работала у него. Клара помогла Катерине пройти к скамье.
— Мой возлюбленный был убит там.
— Где?
— В Мехико. Во время похищения реликвии. Он пытался остановить грабителей…
Конечно, тогда погибли люди; страшно, что она могла об этом забыть. Теперь Клара вспомнила, что читала про американца, который встал на пути грабителей и был застрелен.
— Он мученик, — объявила она.
— Он умер. — Катерина посмотрела на алтарь. — Это копия того образа, который был похищен?
— Да.
Катерина сделала глубокий вдох, словно стараясь удержаться от новых слез.
— Давай выйдем на улицу, — предложила Клара. — Но сначала помолись за него.
Катерина гневно повернулась к ней:
— Я не молюсь!
Клара была поражена. Они молча вышли на улицу, и хозяйка пригласила подругу в дом выпить чаю.
— Или чего-нибудь более крепкого, если хочешь.
— Да, хочу.
Клара подвела ее к бару, чтобы она смогла сама приготовить себе коктейль. Однако Катерина наполнила стакан на треть ромом и поднесла его к губам. Посмотрев на Клару, она пригубила напиток и сказала:
— Извини.
— Расскажи мне все.
— О чем? — Катерина снова пришла в ярость.
— Ты сказала, он был твоим возлюбленным.
— Какое причудливое слово… Все равно что назвать романом то, что у нас было.
Катерина отпила глоток рома, они вышли на веранду и сели.
— Я познакомилась с ним еще тогда, когда мы были подростками. Он стал писателем, вот как я узнала про него. У него умерла жена, и я написала ему письмо. Затем последовали разговоры по телефону. Потом мы встретились в Чикаго. Провели вместе три дня… — Она прикусила губу, словно чтобы сдержаться и не говорить ничего больше. — После чего он отправился в паломничество к той святыне, и его убили.
— О, Катерина, как это печально.
— Он верил во все это. Носил медальон…
Клара хотела повторить еще раз, что обстоятельства смерти возлюбленного Катерины сделали его мучеником — по крайней мере, она сама так считала. Однако поймала себя на том, что ничего не хочет объяснять.
— Ты не католичка?
— Нет.
— Но он был католиком?
Катерина кивнула:
— И я сама была католичкой, давным-давно.
Наверное, в такой ситуации можно было бы что-нибудь сказать, но Кларе ничего не пришло на ум. Чтобы заполнить паузу, она стала рассказывать про Джорджа Уорта — то ли радуясь перемене темы, то ли просто заинтересованная, Катерина жадно слушала. Когда Клара описала приют рабочих-католиков, Катерина сказала:
— Я тебя не виню.
— Я сама себя виню.
До этого разговора Клара видела в Катерине женщину выдержанную, уравновешенную, добившуюся успеха в жизни. Теперь они были подругами, объединенными несчастной любовью, поверяющими друг другу свои тайны.
— И ты приехала сюда, чтобы работать у Джейсона Фелпса. Ты уже была с ним знакома?
Катерина рассказала о своей подруге Мирне, у которой научным руководителем был профессор Фелпс.
— На самом деле это он помогает мне, а не я ему.
— Помогает тебе?
— Это долгая история.
* * *
Проводив Катерину до дома профессора Фелпса и вернувшись к себе, Клара задумалась над странным разговором, который у них был. Мужчина, которого Катерина называла своим возлюбленным, был убит в храме Мадонны Гваделупской. Он был католиком, и Катерина сказала, что она сама также когда-то была католичкой, давным-давно. Внезапно Клару охватил ужас при мысли о том, какую именно помощь может оказать Катерине профессор Фелпс.
«Я тебя не виню», — сказала Катерина, когда она объяснила, что не может принять жизнь в приюте рабочих-католиков. Вне всякого сомнения, Катерина говорила из чистой вежливости, однако, когда Клара вспомнила ее слова, они не принесли облегчения. Катерина также сказала, что не молится, что она когда-то давно была католичкой и что нисколько не стыдится своего романа с тем мужчиной, убитым в Мехико; и даже наоборот, сожалеет о том, что он закончился. Не вызывало сомнений, что именно она думает о мужчине, который, переполненный раскаянием, отправился в то судьбоносное паломничество к Мадонне Гваделупской. Все это превращало сочувствие Катерины в обвинение.
Отец Клары понял ее возвращение домой совершенно иначе. Для него у каждого человека было свое призвание в жизни, и точка. Его призвание заключалось в том, чтобы жить в богатстве и беззаботности, владеть огромным поместьем в Напа-Вэлли, пользоваться почтительным уважением окружающих… Клара остановилась. Многие ли состоятельные люди ведут такой же образ жизни, как ее отец? Он гордился своими владениями и сделал их гораздо более процветающими, чем они были, когда достались ему в наследство, однако Джордж Уорт вряд ли бы это понял. Дон Ибанес был беден духом. Клара не сомневалась, что если завтра отец вдруг лишится всего, то все равно он не потеряет ту простую веру, побудившую его возвести на своих землях копию храма Мадонны Гваделупской. Раз Господь соблаговолил сделать его наследником огромного состояния, он также может сделать его бедняком, но дон Ибанес по-прежнему будет читать молитвы и поклоняться Деве Марии. До Клары вдруг дошло, что ее отец мог запросто смириться с тем образом жизни, какой вел Джордж.
Таким образом, все возвращало ее к стыду по поводу того, что она отвернулась от той жизни, какую избрал для себя ее любимый мужчина.
IX
В каком-то смысле месть Монтесумы
В Конгрессе продолжалась обычная какофония — высказывания гнева, осуждения, требования что-то предпринять, призывы к осторожности и осмотрительности. Многие настаивали на переговорах. Переговорах с кем? Правительство Мексики категорически отреклось от какой-либо причастности к беспорядкам на границе, словно речь шла о простых разборках между наркоторговцами. Было бы еще большим оскорблением намекать на то, что за происходящим стоят какие-либо официальные структуры. Сенатор от штата Мэн Гюнтер и полдюжины апоплексических патриотов требовали нанести силами морской пехоты молниеносный удар, чтобы раз и навсегда очистить южные границы. Белый дом утверждал, что намечается определенный прогресс. Прогресс!
Теофилус Грейди усмехнулся. Какой же это жалкий сброд — Конгресс. А президентская администрация по-прежнему сосредоточивала все свое внимание на Ближнем Востоке… Глядя на весь этот спектакль, Теофилус Грейди только радовался, что взял дело в свои руки.
— Я рад, что мы свернули наши лагеря, — сказал Морган.
Мы? Наши? Но вслух Грейди только сказал: «Минитмены» справляются со своей задачей.
Они укрывались в убежище в горах, принадлежащем некоему Доэрти, одному из финансовых спонсоров Грейди. Сразу три телевизора работали непрерывно в надежде поймать сообщения о противостоянии на границе. Доэрти повесил в гостиной рядом с камином огромную карту боевых действий. Однако известия, приходившие с разных фронтов, были отрывочными. Полагаться на них было нельзя. Грейди держали в курсе свои люди, внедренные в ряды «Минитменов». На большей части юго-запада шла самая настоящая партизанская война, однако жертв пока что было относительно мало. За исключением Джила-Бенд в Аризоне, где группа латиноамериканцев, выскочивших из кузова грузовика, перестреляла «Минитменов», отступивших в город.
Теперь Грейди уже жалел о том, что его отряды оставили границу. Ему не нравилось оставаться в стороне, выслушивая воодушевленные заявления Доэрти и Моргана о том, что он якобы в самой гуще событий. Если целью похищения священного образа был хаос и определенно эта цель была достигнута, однако общественное негодование еще надо было преобразовать в действия, которые обеспечили бы надежное закрытие границы. Связавшись по обычному телефону с сенатором Гюнтером, Грейди выразил недовольство его усилиями.
— Сенатор, предложите резолюцию о принятии самых жестких мер.
Молчание. Затем:
Вам известно, как именно осуществляет свою деятельность Сенат?
— Я рассчитываю на то, что вы в этом разбираетесь.
— Как на самом деле обстоят дела? — поинтересовался сенатор.
— Все идет по плану.
— То есть?
— То есть мы дошли до точки, когда правительство должно наконец встать с дивана, черт побери, и навести порядок на границе.
— Я работаю с губернаторами штатов. Они имеют право по собственной инициативе задействовать национальную гвардию.
Теперь Грейди прекрасно понимал, что ему следовало получить от Гюнтера железные гарантии, прежде чем что-либо затевать. Он никак не ожидал этих нерешительных отговорок, рассчитывая на то, что обе партии поддержат быстрый и решительный ответный удар, как это было после событий одиннадцатого сентября. Однако сейчас этого не произошло. В руках у Грейди по-прежнему оставался козырной туз — похищенная реликвия, — однако куда подевались остальные игроки?
Настала пора выступить с заявлением.
Заявление предводителя «Мужественных всадников» вызвало в штабе «Справедливости и мира» настоящий переполох. Грейди пригрозил, что, если правительства Мексики и Соединенных Штатов не предпримут незамедлительных действий по перекрытию границы, он больше не сможет гарантировать сохранность образа Мадонны Гваделупской, чудодейственно появившегося на плаще Хуана Диего, когда тот по просьбе архиепископа в качестве доказательства принес в нем распустившиеся не в сезон розы.
Мигель Арройо пытался убедить свое ближайшее окружение в том, что заявление Грейди — не более чем психологическая уловка. Суарес, уже несколько лет не появлявшийся в церкви, клялся, что выследит Грейди и прикончит сукина сына, даже если это станет последним, что он совершит в своей жизни.
Магдалена уверяла его в том, что Богородица сразит Грейди наповал, если он дерзнет поднять руку на ее изображение.
— Так, как она сделала, когда ублюдок похитил образ? — язвительно справился Суарес.
Арройо удалился к себе в кабинет. Каким бы яростным он ни был в публичных заявлениях, его спокойствие в отсутствие телекамер начинало беспокоить его собратьев по «Справедливости и миру». Вне всякого сомнения, заявление Грейди было тонко просчитанным шагом. Вопрос стоял в том, какими будут последствия. Незаметно покинув здание, Арройо направился на север. Повинуясь порыву, он свернул к Пало-Альто.
* * *
Обвинения Джорджа Уорта чувствовались скорее в выражении его лица, чем в произнесенных тихим голосом словах: Мигель, на ваших руках кровь. Вы должны остановиться.
Неужели Джордж действительно полагал, что отряды повстанцев, которые терзали «Минитменов» и, в свою очередь, сами подвергались нападкам со стороны англосаксонских добровольцев, подчиняются ему, Мигелю, или кому бы то ни было другому?
— Не я породил этот гнев.
— Вы призвали своих сторонников к оружию.
В приюте рабочих-католиков все оставалось таким же, как и прежде. Неудачники стояли в очереди за похлебкой: они пришли сюда, чтобы поесть, чтобы найти ночлег. Еда сейчас и кровать на ночь. Дальше этого их пустые глаза ничего не видели. Как у Джорджа хватает сил находиться в окружении этих опустившихся людей? Мигель нашел какое-то удовлетворение в том, что по большей части эти отбросы были англосаксами. Неудивительно, что Клара сбежала отсюда. Джорджем можно было восторгаться со стороны, однако для того, чтобы работать рядом с ним, требовалась такая же непоколебимая преданность делу, как у него. Мигель уже слышал объяснение. На самом деле эти неудачники — переодетый Христос. Что ж, благослови его Бог, но Мигель испытывал те же чувства, что и Клара. Пусть всем этим занимается Джордж.
— Клара вернулась?
Джордж посмотрел на него, отвернулся, покачал головой.
Мигель задал этот вопрос, чтобы сделать Джорджу больно. Или, быть может, чтобы просто посмотреть, как он сам скучает по очаровательной дочери дона Ибанеса. Теперь он уже жалел о том, что спросил.
Отправившись дальше на север, Мигель думал о Кларе Ибанес. Он понимал, что дон Ибанес видел в нем смутьяна. И это было объяснимо. Не вызывало сомнений то, что старик считал свою жизнь достаточно успешной на текущий момент. И, разумеется, сейчас его часовня значила для него больше, чем когда бы то ни было. Он разделял убеждение Мигеля в том, что этот штат, как и многие другие, на протяжении нескольких столетий несправедливо оккупирован иностранным государством со столицей в далеком Вашингтоне. Отношение к латиноамериканцам было даже хуже, чем к неграм; последние относились к ним так же плохо, как и англосаксы. Хуже того, в них видели чужаков, нелегальных иммигрантов. Однако именно они — или те, чья кровь текла в их жилах, — впервые поселились на этих землях. У них было гораздо больше прав на юго-западные штаты, чем у евреев, утверждающих, что их притязания на Государство Израиль подтверждаются Библией. Но, как выяснилось, дон Ибанес предпочитал рассматривать проблему в долгосрочной перспективе.
Он терпеливо изложил прогнозы, составленные Институтом внутренней политики, и результаты социологических исследований:
— Молодой человек, к середине столетия нас в этой стране будет сто двадцать семь миллионов. А население Мексики составит сто тридцать миллионов. Вопрос будет решен исключительно одной численностью. Англосаксы не размножаются. Они убивают своих еще не родившихся детей. Они превратились в сластолюбцев. Справедливость будет восстановлена мирным путем, без единого выстрела.
— Но только нас с вами к тому времени уже не будет в живых.
— Вы, возможно, и будете живы.
То, что предлагал старик, выглядело своеобразной местью Монтесумы. Мигель не сомневался в справедливости таких перспектив, однако и не до конца в них верил. Как часто подобные прогнозы разбивались непредвиденными событиями? Нынешний гнев возмущения должен вселить в англосаксов страх Божий, но что дальше? В своих публичных выступлениях Мигель требовал прямо сейчас того, что, по мнению дона Ибанеса, должно было быть достигнуто за счет молчаливого увеличения численности испаноязычного населения. Ему хотелось бы самому верить в это. Однако у него были свои собственные планы.
* * *
Клара по-прежнему чувствовала себя раненой птицей. Она стыдилась того, что не смогла разделить убогую нищету приюта рабочих-католиков вместе с Джорджем. Мигель был уверен, что это пройдет. На него произвело впечатление мирное величие особняка дона Ибанеса, поместья, виноградников, раскинувшихся на многие мили вокруг. Вот такое будущее Мигель принимал, хотя и не верил в то, что в конечном счете каждый будет жить в таком же особняке, с таким же достатком. Лучше было не думать о политической коррупции Мексики, распространяющейся по юго-западу. Задумывался ли дон Ибанес о том, к чему может привести господство латиноамериканцев? Целью Мигеля стало близкое, ближайшее будущее.
Женившись на Кларе, он тотчас же получит в свою собственность все то, что было накоплено поколениями семейства Ибанес. Какой штаб-квартирой «Справедливости и мира» станет это обширное поместье в Напа-Вэлли! Или можно будет оставить организацию Суаресу, а самому благословлять ее деятельность со стороны, оставаясь в уютной роскоши. Мигель практически не сомневался в том, что сможет со временем завоевать любовь Клары Ибанес. Однако первым условием будет возвращение священного образа в храм в Мехико. До этого счастливого дня нечего и думать о том, чтобы ухаживать за Кларой. Однако пока что о возвращении реликвии говорить было рано. Больше всего Мигель боялся того, что Теофилус Грейди раскроет тайный сговор «Мужественных всадников» со «Справедливостью и миром». Точнее, Грейди с Мигелем. Никто из последователей ничего об этом не знал. Без помощи Грейди похищение образа из храма в Мехико не было бы возможно.
* * *
Разбудив Нила Адмирари, Лулу показала на телевизор. Заявление Теофилуса Грейди зачитывала известная журналистка, сидя на высоком табурете, скрестив ноги, задрав мини-юбку до талии; ее золотистые волосы были закреплены лаком в виде облака вокруг ее пустой головы. Точно так же она могла бы читать сообщение о бракосочетании видных персон, о катастрофе самолета, о рождении пятерых близнецов в Перу — обо всем, что угодно, с той же самой обворожительной улыбкой.
— Возможно, это сработает, — заметил Нил, облизывая пересохшие губы и оглядываясь вокруг в поисках стакана воды.
— Ты знаешь, что делаешь во сне?
— Что?
Лулу попыталась изобразить этот звук, однако она встала уже час назад, почистила зубы, выпила кофе.
— Как я могу знать, если в это время сплю?
— Нил, что мы делаем в Калифорнии?
— Издаем по ночам странные звуки.
Но он понял, что хотела сказать Лулу. Вся проблема с этим сюжетом заключалась в том, что он был повсюду и в то же время нигде. Грейди словно вещал с облаков, политики выступали в Вашингтоне, Мигель Арройо делал заявления в Лос-Анджелесе. Главный герой — Грейди, но где он, черт побери?
После быстрого завтрака — он не хотел перебивать аппетит перед обедом — Нил позвонил в штаб-квартиру «Эмпедокла». Никто не ответил. Он взглянул на часы. Неудивительно. Надо будет попробовать еще раз после обеда.
Лулу сидела за столом, хмуро уставившись на стакан с апельсиновым соком в руке.
— Что никак не вяжется, Нил, так это требование выкупа.
Он кивнул, продолжая есть.
— Как только Грейди расстанется с реликвией, у него больше не останется никаких рычагов.
— А она у него есть?
Лулу задумалась. Грейди вовсе не обязательно было иметь образ в своих руках, чтобы использовать его в своих целях. Но хватило бы у него духа на подобную ложь? Если образ не у Грейди, значит, он у кого-то другого. И этим людям вряд ли понравилось бы, что сумасбродный предводитель «Мужественных всадников» украл у них сенсацию.
— Быть может, именно поэтому Грейди и прячется.
— Кто-то связался с Ханнаном и потребовал вознаграждение.
— Вот что я хочу выяснить у Рея Синклера.
Но, когда Нил наконец дозвонился до «Эмпедокла», выяснилось, что Рей Синклер летит на запад. Можно поговорить с мистером Ханнаном? Как и ожидал Нил, ответ был отрицательный. Несомненно, миллиардер подсчитывает свои деньги. В таком случае можно связаться с Синклером на борту самолета? Снова отрицательный ответ.
Закончив завтрак, Нил встал из-за стола:
— Мы едем в аэропорт.
— Мы летим в Лос-Анджелес? — простонала Лулу.
— Нет, в Окленд.
* * *
Игнатий Ханнан не подсчитывал свои деньги. В противном случае он бы обнаружил, что у него недостает одного миллиона. Именно эту сумму забрали в Калифорнию Рей и Лора. Как только сделка состоится, они ему позвонят, и через считаные часы он присоединится к ним. Ханнан считал, что он вправе, по крайней мере, взглянуть на то, за что заплатил, прежде чем возвратить это в Мехико. А тем временем он отправился в грот и прочитал молитву за успех предприятия Лоры и Рея.
X
«В чем дело?»
Похоже, Морган обиделся, когда Трэгер сказал, что деньги он получит только после того, как будет установлена подлинность образа.
— И как ты намереваешься это сделать? Ты не получишь реликвию до тех нор, пока я не получу деньги.
— Можно будет сделать это на месте.
— Ты собираешься прийти не один!
— Дон Ибанес определит, подлинная ли это вещь.
— Дон Ибанес? Но он ведь старик!
— Он далеко не так стар, как картина, которую вы украли.
— Трэгер, все это нужно будет провернуть очень и очень осторожно. Ты ведь понимаешь, что я ставлю на карту свою жизнь.
— Ты просто действуешь как сознательный гражданин.
— В течение ближайших двадцати четырех часов, договорились?
Пожалуй, Трэгер сказал ему не все. Дон Ибанес хотел знать, можно ли доверять этому человеку. Незачем рассказывать старику о прошлом Моргана. В конце концов, что ему известно о Трэгере?
После звонка Рея Синклера с борта самолета Трэгер позвонил по новому номеру, который ему с большим трудом удалось вытянуть из Моргана.
— Неужели он для тебя дороже миллиона долларов?
Морган неохотно продиктовал номер. Однако сейчас, позвонив по этому номеру, Трэгер попал на Глэдис, кокетливую шестидесятилетнюю старуху, дежурившую в брошенной штаб-квартире «Мужественных всадников».
— Это мистер Трэгер?
— А, вы меня помните.
— Я никогда не забываю красивое лицо. Вы звоните насчет мистера Моргана?
— Кто такой мистер Морган?
— Если подождете, я переключу вас на его сотовый.
Дожидаясь соединения, Трэгер размышлял о том, что Морган будет дураком, если не примет меры предосторожности. В конце концов, он ведь ведет с Грейди двойную игру. Странно, что он доверился Глэдис. Наконец в трубке послышался голос Моргана.
— Все готово? — перешел он прямо к делу.
— Аэропорт Сан-Франциско.
— Почему не Окленда?
— Долговременная стоянка.
— Не зона частной авиации?
— Он у тебя?
— Буду на месте.
— Через час.
Трэгер разорвал соединение. Судя по голосу, Морган заметно нервничал. Винсент его не винил. Сделки подобного рода таят много подводных камней для всех участников. И снова Трэгер вспомнил крышу Североамериканского колледжа в Риме. И напутствие Дортмунда: «Оглядывайся назад».
Кросби отправился вперед во взятой напрокат машине; он будет наблюдать за обменом со стороны и обеспечивать прикрытие. Кросби ничего не имел против.
Трэгер поехал в машине дона Ибанеса, заняв место за рулем. Он не хотел впутывать водителя старика. Томасу это не понравилось. Вот он надел свой наглаженный мундир, а ему сказали, что он не нужен. Томас остался дуться в своей квартире над гаражом. Дон Ибанес, сидевший рядом с Трэгером, молчал, однако у него шевелились губы. В молитве? Возможно, это придется кстати.
* * *
Реактивный лайнер «Эмпедокла» совершил разворот, и внизу показался стадион «Доджерс», на котором как раз проходил матч. Рей попытался вспомнить, когда в последний раз смотрел бейсбол вживую на стадионе. Он высказал эту мысль вслух.
— Мертвым ты его едва ли смог бы смотреть, — заметила Лора.
Пилот Джек Смайли предложил убрать чемоданчик в багажное отделение, но Рей не хотел выпускать его из вида. А Лора не расставалась с большой сумкой через плечо. Рею казалось, что для перевозки миллиона долларов наличными потребовался бы более вместительный чемодан. Чемоданчик лежал на соседнем кресле; Лора сидела впереди. Если все пройдет согласно плану, составленному Трэгером и Кросби, вся сделка будет завершена меньше чем через час.
Пока Смайли подруливал к терминалу, отведенному для частных самолетов, Рей разглядывал автостоянки, мимо которых проезжал самолет. Он окликнул пилота:
— Смайли, мы выходим здесь.
— Не могу.
— Можешь. Приказ мистера Ханнана.
— Мне он такой приказ не отдавал.
— Делайте, как вам говорят, — вежливо, но твердо промолвила Лора.
Самолет сбавил скорость и остановился. Второй пилот Бренда Стелтц прошла назад, открыла дверь и спустила трап. Рей вышел первым, крепко сжимая чемоданчик, и протянул руку Лоре. У Смайли был такой вид, будто он вот-вот расплачется. Как только Рей и Лора оказались на бетонке, Стелтц закрыла дверь, и самолет тронулся дальше.
Словно выбравшись из вертолета, они пригнулись и поспешили к стоянке.
* * *
Перед въездом на долговременную стоянку Трэгер опустил стекло, нажал кнопку и получил квитанцию. Он сунул бланк за солнцезащитный козырек, после чего медленно поехал вперед, ища взглядом Моргана. Увидел, как самолет «Эмпедокла» притормозил на рулежной дорожке и из него спустились двое. Лора и Рей, последний с чемоданчиком. Пока что все хорошо. Остановившись, Трэгер подождал помощников Ханнана, затем вышел из машины и направился к ним. Проблема заключалась в том, что их разделяла железная решетка.
— Я положу чемоданчик в багажник машины дона Ибанеса, — сказал Трэгер.
— Не надо, и так все хорошо.
Трэгер протянул руку и стал ждать.
— Рей, отдай ему чемоданчик, — сказала Лора.
Синклер неохотно перебросил чемоданчик через ограждение.
— Идите вдоль забора, и вы увидите вход.
Развернувшись, Трэгер отпер ключом багажник и поднял крышку. Чемоданчик отправился внутрь. Захлопнув багажник, Винсент снова сел за руль.
— Это люди Ханнана, — объяснил он старику.
— А вы убрали в багажник деньги?
Кивнув, Трэгер снова медленно тронулся вперед. Он проехал вдоль одного ряда, затем вдоль другого, однако Моргана нигде не было видно. Вдруг он заметил машину с открытым багажником. Кабриолет с поднятой крышей. Трэгер проехал мимо, нашел свободное место чуть дальше и поставил туда машину.
— Ждите здесь, — сказал он дону Ибанесу.
Вместо ответа старик открыл дверь и вышел из машины. Трэгеру это не понравилось. Потому что ему не понравился вид машины с открытым багажником, стоявшей в двадцати пяти ярдах впереди. Достав пистолет, он приблизился к машине. Подойдя к ней, заглянул в пустой багажник. Затем закрыл крышку и только тогда увидел человека, сидевшего за рулем.
Приказав знаком дону Ибанесу оставаться на месте, Трэгер осторожно прошел вдоль машины. Человеком, сидевшим за рулем, был Морган. Мертвый.
Черт побери, где же Кросби? Трэгер оглянулся на старика, и тут к нему подбежали Лора и Рей Синклер.
— В чем дело?
Трэгер кивнул на человека, сидевшего за рулем. Синклер наклонился и заглянул в машину. Даже постучал по стеклу. Лора тоже заглянула внутрь, но она, похоже, сразу же поняла, что водитель мертв.
— Похоже, вы сэкономили миллион долларов, — заметил Трэгер.
Он позвонил Кросби, но снова не получил ответа. Можно было уходить, оставив Моргана здесь, чтобы его обнаружил какой-нибудь бедолага, пришедший забирать свою машину. Но Трэгер позвонил по 911 и сообщил о том, что на долговременной стоянке аэропорта Сан-Франциско в машине сидит мертвый человек. Не было никакого смысла уезжать, не дождавшись полиции. Дон Ибанес сказал, что подождет в машине. Он медленно направился к ней. Лора старалась не смотреть на человека за рулем. Рей гадал, следует ли им оставаться здесь.
Дон Ибанес вернулся к ним с растерянным видом. Неудивительно. Кто-то вскрыл багажник его машины. Трэгер и Рей подбежали к ней и застыли, уставившись на пустой багажник. Рей посмотрел на Винсента.
— Отлично сработано, Трэгер.
