12
— Вздор, — сказал ей Торстен. — Боги вовсе не против тебя.
— А Рыжий Оттар думает так.
— Он просто переживает. Хочет, чтобы все мы держались вместе. И мечтает продать побольше товара.
— Иногда я сомневаюсь в себе.
— Как и все мы, — ответил Торстен. — Погляди! Даже солнце сегодня не может проглянуть сквозь тучи.
— Я не знала, что оно будет таким. Это путешествие.
— Верь в себя. Отец будет гордиться тобой.
Сольвейг смущенно улыбнулась ему и провела рукой по своей золотистой голове.
Весь день она еще чувствовала слабость, но на следующее утро — их последнее утро в Ладоге — силы вернулись к ней, и Рыжий Оттар разрешил ей прогуляться с Эдит на рынок. Бергдис пошла вместе с ними, уверяя, будто ей «нужно кое-что купить», но отказываясь говорить что именно.
Проходя через кладбище, они прочли надписи на нескольких камнях. Бергдис нашла один, на котором было высечено имя Торы.
— Моя дочь, — закричала она. — То же имя. Ох!
«Да, — подумала Сольвейг. — Память и печаль, они оба в этом имени».
— Мое имя значит «сначала счастье, потом война», — сказала им Эдит.
— Такое странное имя, — заметила Бергдис. — Эдит.
— В Англии — совсем нет. И в нем заключена моя история. Я была вполне счастлива. Хороший муж, двое крепких детей. Но затем сражения… — Женщина вздохнула. — Да, битва положила той жизни конец.
— Когда я была тут с Бруни, — поведала им Сольвейг, — он сказал, что никто не может спастись от призраков. А Одиндиса ответила, что этого и не надо желать.
— Бруни не зря это сказал, — отозвалась Бергдис. — Его преследуют призраки. Мстительные призраки. И со временем они его догонят.
«Да, — подумала Сольвейг, — это правда. Время прячет наши тайны, но ему под силу и открыть их. Когда приходит время».
Они услышали бой огромного барабана задолго до того, как сумели протиснуться сквозь толпу, и взору их предстал барабанщик в кольце плясунов. Они покачивались влево, потом вправо, затем взялись за руки и стали то подходить к музыканту, то отступать от него.
— Какой мрачный танец, — сказала Эдит.
— Мрачный, — согласилась Бергдис. — Таковы уж финны. Они думают, что петь — это издавать ужасающие трели. Будто собаки воют на луну. Но танцев их я раньше не видала.
— Откуда ты узнала, что это финны?
— Погляди на их квадратные челюсти. Точно из камня. Некоторые финны не улыбаются ни разу за всю свою жизнь. И эти пышные рукава — мы такого не носим.
— Это чтобы спрятать плавники, как у финвалов! — поделилась Сольвейг с Эдит. — Они ведь наполовину рыбы.
Эдит взяла девушку за руку:
— Может, Брита бы тебе и поверила. Но теперь пошли, Рыжий Оттар дал мне серебряную монетку.
— Каждая по своим делам, — ответила Бергдис. — У меня есть работа.
Сказав это, она исчезла в плотной толпе.
— Какие у нее дела? — спросила Сольвейг.
Эдит пожала плечами:
— Она не хочет, чтобы мы знали.
— Серебряная монетка! Зачем?
— Чтобы потратить ее, конечно.
— Да, но…
— Что?
— Ты ведь можешь просто сбежать с деньгами.
— Сбежать? — Эдит потрясенно уставилась на девушку.
— Да.
— И куда? Этой монеты не хватит надолго. А что потом?
Женщина молча сложила руки на животе.
— Но ты же не… — выдохнула Сольвейг.
Эдит многозначительно посмотрела на нее:
— Или да?
Глаза Эдит засияли.
— О, Эдит!
— Бергдис сама догадалась, но ты — первая, кому я рассказала.
— Так Рыжий Оттар еще не знает?
— Ты — первая после него, разумеется.
Сольвейг крепко сжала ее в объятиях, точно сестру, и держала до тех пор, пока у обеих хватало дыхания.
— О! — со смехом воскликнула девушка. — Я еще никого так не обнимала.
— Ты знаешь, это не мой выбор, — серьезно сказала ей Эдит. — Я не просила шведов приходить. Я не просила, чтобы меня забирали из дому.
— Но ты ведь все равно рада?
— Я счастлива, но мне грустно. Оттар очень, очень доволен — знаешь, он ведь может быть нежным. Я всего лишь его рабыня, но, наверно, он разрешит мне меньше работать, когда придет время.
— Я помогу тебе.
Эдит нежно улыбнулась ей, но тут же замерла. Она беспокойно огляделась:
— Слышишь?
— Что?
— Голос. Прислушайся!
— Иностранцы.
— Из Англии! — взволнованно ответила Эдит. — Вот те двое.
Она поспешила к ним, но один из собеседников резко развернулся и ушел.
— Вы из Англии, — сказала Эдит другому. — Я слышала, как вы говорили.
Это был довольно грузный мужчина, с неровными зубами, но улыбчивый.
— И ты тоже, если судить по выговору.
— О! — воскликнула Эдит. — Впервые!
— Впервые что?
— С того дня, как викинги…
Эдит заметила, что мужчина разглядывает шрамы на ее запястьях и одежду из лоскутков.
— А теперь ты в рабстве. — Эдит опустила взгляд. — Негодяи! Где ты жила?
— Если обогнуть Равенсперн и перейти Уз, попадешь в город, который называется Рикколл…
— Да не может быть! — воскликнул мужчина и расплылся в улыбке. — Божья страна! Мне хорошо известна эта местность. Я сам из Йорка.
— Нет! — выдохнула Эдит. Казалось, она вся лучится светом.
— Я слышал о том нападении на Рикколл, когда шведы на трех лодках высадились и атаковали тамошних данов.
— Мой муж Альфред был убит тогда, — поведала ему Эдит.
— Мне очень жаль, — отозвался англичанин и покачал головой.
— Как тебя зовут?
— Эдвин.
— Эдвин… — медленно повторила Эдит, наслаждаясь каждым звуком. — Вы с другом торгуете здесь?
Англичанин подозрительно поглядел на Сольвейг.
— О… — успокоила его Эдит. — Это Сольвейг. Она из Норвегии, мы плывем вместе. Она не говорит по-английски.
Эдвин кивнул:
— Торговля… Да, мы торговцы. Своего рода.
— Что продаете?
— Слова. Новости. Можно сказать, что и планы.
— Тайны! — воскликнула Эдит. — У вас здесь есть задание?
— Лучше не спрашивай. Иногда лучше не знать того, что не для твоих ушей. Расскажи лучше о себе.
— Мы из Сигтуны. Меня зовут Эдит.
Разобрав слово «Сигтуна», Сольвейг перебила ее:
— Скажи ему, что мы едем в Киев. Что я еду в Миклагард.
К большому удивлению обеих, Эдвин ответил, хоть и запинаясь, на языке Сольвейг:
— Миклагард! Золотой город. — Уголки его губ дернулись. — Хорошо известный вам, норвежцам.
— Харальд Сигурдссон послал за моим отцом, — рассказала ему Сольвейг. — Позвал присоединиться к дружине.
— Твой отец? — спросил Эдвин, оглядываясь.
Сольвейг покачала головой:
— Уехал прошлой осенью. Я следую за ним.
— Со своими спутниками?
— Да. Хотя нет. Они едут только до Киева. А ты был в Миклагарде?
Эдвин постучал себя по голове и улыбнулся:
— В мыслях много раз. Наверно, как и ты. Но вот что я хочу тебя спросить: зачем? Зачем ты следуешь за отцом? И что ты будешь делать, если попадешь в Миклагард? Если попадешь.
Сольвейг нетерпеливо тряхнула головой:
— Мое дело — сегодняшний день. О завтрашнем позаботятся боги судьбы.
— Боги мертвы, — пренебрежительно отозвался Эдвин. — Их убил Христос… — Он по-дружески улыбнулся Сольвейг: — Я не прошу тебя отвечать на мои вопросы. Просто интересно, задавала ли ты их сама себе. Желаю вам обеим безопасных странствий. От дома к дому.
Глаза Эдит наполнились слезами, но не успела она их вытереть, как англичанина и след простыл.
— Зачем он сказал это? — шмыгнула она носом. — Про дом. Сначала я была рада поговорить с земляком, но теперь мне больно.
— Если бы я обдумала все так, как он предлагает, я бы никуда не поехала. Я бы сейчас была дома. Как ты думаешь, мы увидим его снова?
— У него зубы торчат, как у кролика, — заметила Эдит. — Но все же я надеюсь, что мы еще встретимся.
— Мне понравилось говорить с ним.
Эдит улыбнулась:
— А мне показалось, что ему понравилось говорить с тобой.
Над их головами раздался громкий шелест крыльев: тысячи куликов взмыли над рынком и полетели все выше. Они были похожи на огромный темный шарф, струящийся по небу.
— Погляди! — вскричала Сольвейг. — Одиндиса бы поняла, что это значит.
— Это значит, что начался прилив, — отозвалась Эдит. — Я уже видела такое в Равенсперне. Весенние воды выгоняют из гнезд прибрежных птиц.
Тут к Сольвейг подошел крошечный человечек и взял ее за локоть.
— Олег! — воскликнула она.
— Да пребудут с тобой боги.
— Это Эдит. Она из Англии.
Олег улыбнулся:
— Простим ее за это.
Эдит рассмеялась.
— Самый лучший смех, — заметил Олег, — это смех над собой. — Он указал на шею Сольвейг.
— На меня напали две собаки. Голень тоже поранили.
Олег поморщился и задумчиво взглянул на Сольвейг.
— Я видел твой глаз, — сообщил он.
— Где? — охнула та.
Олег кивнул в сторону одного из прилавков:
— Вон на том столе.
— Я уронила его, когда на меня напали собаки, и с тех пор всюду его ищу. На пристани, среди наших товаров, на палубе, в трюме…
Сольвейг и Олег уставились друг на друга.
— Да, я точно уверен, — сказал он. — Мастер всегда узнает свою работу.
Сольвейг сощурилась:
— Откуда они его взяли? Кто им продал?
— Я тоже их об этом спросил.
— И что они ответили?
— Высокий юноша. Очень осторожный. «Похож на лезвие ножа» — вот что рассказала мне торговка. Он продал его и еще кое-что.
Сольвейг опустила взгляд.
— А я-то надеялась, что это неправда, — прошептала она.
Девушка повернулась к прилавку, но Олег снова поймал ее за локоть.
Ремесленник опустил руку в карман, вынул оттуда фиалково-серый глаз и снова прижал его к ладони Сольвейг.
— Ох! — вскричала она. — Я не могу. У меня нет денег.
— У меня есть монета, — предложила Эдит.
Олег помахал рукой:
— Я не возьму денег. Если Сольвейг пообещает мне не терять его больше.
— Я и не теряла, — запротестовала она. — У меня его украли. Теперь я сделаю себе кожаный шнурок и буду носить твой подарок на шее.
— Когда заживет твоя рана, — улыбнулся Олег и отвесил собеседницам легкий поклон. — Те, кто встречается дважды, встретятся и трижды.
— Да, — с жаром откликнулась Сольвейг. — Обязательно. На обратном пути.
Олег снова улыбнулся:
— Живу надеждой. — И он бесшумно скрылся.
Эдит прикрыла рот рукой:
— Он меня рассмешил. Похож на эльфа.
— Вигот сказал… — начала было Сольвейг, но потом сердито тряхнула волосами. — Он сказал, что Олег похож на гнома-переростка.
— А сам Вигот, — нарочито медленно ответила Эдит, — похож на острие ножа.
Сольвейг прикусила нижнюю губу.
— Пошли! — растормошила ее Эдит. — Давай посмотрим на все! На все новое и старое! На все, что мы уже знаем и чего не знаем!
— Эди! — воскликнула Сольвейг. — Вот как я буду тебя называть. Эди-все-на-свете!
Уже перед самым закатом возвращались Сольвейг и Эдит на пристань с рынка в Земляном городе. Они не торопились; Эдит удалилась в отхожее место, а Сольвейг захромала к лодке. Рыжий Оттар, Бруни и Слоти стояли внизу у мостков.
— Помнишь меха, — спросил девушку Слоти, — которые булгары все ощупывали, обнюхивали и вытягивали?
— Помню.
— Так вот, они их купили.
— Ты так и говорил.
— Двадцать три шкуры.
— Двадцать три?! — удивилась Сольвейг. — Хорошие?
— Все наши меха хороши, — встрял Рыжий Оттар.
Слоти вскинул брови:
— Но некоторые лучше.
— И совсем немногие, — добавил Рыжий Оттар, — лучше всех остальных.
— По какой цене? — спросила Сольвейг.
— Сносной, — отозвался Оттар. — Они заставили нас подождать. А тебе ведь нравится покупать и продавать, так?
— И ты, — обратился Слоти к Бруни, — продал три изделия. Брошь из слоновой кости, иголку и… и прекрасный скрамасакс!
— Это был лучший день, — заявила Сольвейг.
— А так всегда бывает, — объяснил ей шкипер. — Перед самым отъездом дело идет куда быстрее. Михран пустил слух, что мы отплываем этим утром и распродаем мешки с солью и воск.
— Это правда?
Рыжий Оттар улыбнулся со знанием дела:
— Нет. Но это привлекает покупателей. Ну а теперь иди и помоги Бергдис.
Уже совсем стемнело, когда Бруни и Слоти приволокли товар обратно в трюм. Бруни распахнул сундук, в котором хранились его драгоценный меч и еще несколько металлических изделий попроще, и заметил, что один скрамасакс пропал.
— Когда я запирал утром крышку, — поделился он со Слоти, — их было три. А теперь осталось два.
— Один ты продал.
— Да, я вынул его, и внутри оставалось три.
— Ты уверен?
— Конечно уверен, — взревел Бруни. — И еще я точно знаю, кто его украл.
Бруни вылез из трюма, встал на палубе, уперев руки в бока, и завопил:
— Торстен! Ты где?
— Прямо за тобой, — невозмутимо ответствовал кормчий.
Бруни резко развернулся:
— Это ты! Ты украл.
— Украл что?
— Мой скрамасакс. — Бруни Черный Зуб злобно уставился на Торстена и нагнул голову, точно бык, готовый к бою.
Постепенно вся команда столпилась вокруг кузнеца с кормчим.
— Украл?! — резко переспросил Торстен. — Ты с ума сошел?
— Ты один оставался на палубе.
— Я не краду у спутников. Я вообще не краду.
— Вор!
— Зачем бы мне красть твои зазубренные ножи, ты… мерзкий исландец! И вообще, напоминаю: это ты привел на борт пятерых булгар.
Слоти встал между ними:
— Да, Бруни, это ведь правда. Пока Вигот присматривал за прилавком.
— Это был один из них, — сказал кормчий. — А ты следи за своим болтливым языком, Бруни. Я тебя предупредил.
— Довольно! — рявкнул Рыжий Оттар и свирепо уставился на команду. — Если это были булгары, то ничего уже не поделаешь. Но если оружие украл один из вас, я отрежу вору правую руку.
