Нравственная несостоятельность «классовой войны»
Легко понять, почему сторонники государственного вмешательства, с их близоруким, фаталистическим мировоззрением, рассматривают богатых и бедных как постоянные и неизменные группы, имеющие противоположные интересы. Во время президентской кампании 2004 г. второй по популярности кандидат в президенты от демократической партии Джон Эдвардс отлично обобщил это убеждение, когда говорил о «двух Америках... Одной — привилегированной, другой — обремененной. Одна Америка трудится, другая пожинает вознаграждения. Одна Америка платит налоги, другая Америка получает налоговые льготы».
Эта основополагающая концепция непримиримой «классовой войны» — часть популистской традиции, издавна определяющей политику и стратегии сторонников расширения государственного вмешательства.
Провозглашая свой план создания рабочих мест в сентябре 2011 г„ президент Обама заявил, что американцы стоят перед выбором: «Следует ли нам сохранять налоговые льготы для миллионеров и миллиардеров? Или надо вернуть на работу учителей, чтобы наши дети смогли закончить школы, будучи готовыми к поступлению в колледжи и получению хорошей работы? В настоящий момент мы не можем позволить себе и то, и другое. Это не политическая поза. И не классовая война. Это вопрос простого математического расчета».
«Математика» президента Обамы не просто стравливает американцев в борьбе друг с другом. Она абсолютно бессмысленна. После того как более триллиона долларов из федеральной казны было потрачено на «стимулы» (эти деньги ушли по большей части властям всех уровней), в США сохраняется один из самых высоких за всю историю страны показателей безработицы. Если президент действительно хотел генерировать дополнительные налоговые поступления для оплаты труда учителей, ему следовало бы осуществить рыночные меры и увеличить налогооблагаемую базу Америки путем стимулирования экономического роста.
Подобные шаги, предпринятые республиканскими и демократическими администрациями, принесли выгоды не только «миллиардерам», но и всей экономике. Тем не менее противники Большого Правительства продолжают настаивать на том, что сокращение налогов выгодно «богатым». Риторика классовой войны, будучи чем-то большим, чем тактикой раскола, дробящего политическую поддержку, воплощает глубинный и обращенный в неправильном направлении цинизм.
Идея «богатых» и «бедных» (включая противоположности их целей) коренится в марксистской концепции классовой борьбы. Маркс изображал «бедных» (или, как он любил говорить, «пролетариев») как постоянный низший класс общества, который обречен на вечное угнетение «богатыми». Такая критика общественного устройства основана на глубоко неверном понимании истории.
Маркс жил в Европе XIX в., во времена промышленной революции, экономических и социальных перемен. Растущий средний класс, который Маркс и другие предпочитали называть «буржуазией», начинал подрывать аристократическую иерархию, пришедшую из феодального общества средневековой Европы. Короли, королевы и знать все еще властвовали, но уже возникала новая, основанная на торговле меритократия.
Другими словами, восприятие Марксом рынков было окрашено его личным опытом жизни в иерархическом, постфеодальном обществе. Он спутал богатства, завоеванные аристократией в «статусном или кастовом обществе», с богатствами, которые были созданы свободной рыночной экономикой. Известный австрийский экономист и общественный мыслитель Людвиг фон Мизес эффективно провел различие между этими двумя типами богатства в книге «Теория и история» («Theory and History»). «Феодальная собственность» аристократов, королей и королев...
«...возникла в результате завоеваний или пожалований, сделанных завоевателями.
Владельцы феодальной собственности не зависят от рынка и не служат потребителям. В пределах своих прав собственности они были настоящими господами. Но с капиталистами и предпринимателями рыночной экономики дело обстоит совсем иначе. Капиталисты обретают и увеличивают свою собственность, оказывая услуги потребителям, и могут сохранить свою собственность только благодаря тому, что ежедневно, снова и снова оказывают услуги другим людям наилучшим из возможных способов».
Перефразируя Мизеса, скажем, что люди могут называть успешного производителя макарон «королем спагетти». Но этот «король» строит свою империю не путем войн и завоеваний, а осуществляя продажу изделий, которые нравятся людям. Мизес пишет, что марксисты совершенно упускают из виду то, что «богатые» на свободных рынках обретают могущество не благодаря тому, что вгоняют наемных работников в нищету, а производя товары, которые повышают уровень жизни этих работников.
«Маркс всегда исходил из вводящей в заблуждение концепции, согласно которой работники трудятся исключительно на благо высшего класса, состоящего из праздных паразитов. Маркс не понимал, что сами работники потребляют значительную часть всех произведенных их трудом потребительских товаров».
Враждебное отношение Маркса к рынкам, несомненно, окрашено распространенной в его время озабоченностью изменениями, которые происходили в обществе в результате промышленной революции. На эти перемены Маркс реагировал так, как ныне реагируют многие сторонники государственного вмешательства: он отвергал новое, смотрел в прошлое и упорно цеплялся за старые идеи.
