11

Яркое пламя плясало по собранным в кучу дровам и обдавало нас приятным теплом. Поднимавшийся, благодаря установившемуся безветрию, строго вверх дым расплывался над лесными макушками, создавая некое подобие огромной белой птицы. Наполовину зашедшее солнце отсвечивалось вдоль горизонта кроваво-красной полосой. Небо становилось всё темнее и темнее. Землю постепенно поглощала ночь.

Мы молча сидели вокруг костра. Стоявшую тишину нарушало только сухое потрескивание сгораемого хвороста. Алан грустно курил, выпуская дым через ноздри. Сидевшая чуть поодаль Лиля нервно теребила своими тонкими, деликатными пальцами пуговицу куртки и время от времени бросала на него виноватые взгляды. Остальные, включая меня, смотрели на огонь и предавались своим размышлениям.

Мы испытывали неловкость как друг перед другом, так и перед самими собой. Каждый из нас, наверное, даже не предполагал, что окажется подвержен таким низменным инстинктам, как жадность и алчность. Что и говорить, мы считали себя гораздо лучшими, чем оказались на самом деле. Мы даже не думали, что золото способно навести столь страшную порчу. Воистину, проклятый металл! Он имеет какое-то невероятное дьявольское воздействие. Как ни трудно в это поверить, но мы даже были рады, что этот злополучный самородок куда-то исчез. Его пропажа словно сбросила с наших глаз шоры и позволила нам снова стать самими собой. Мы мучились угрызениями совести и были преисполнены стремлением как-то загладить друг перед другом нашу взаимную вину.

– Три дня! – горестно вздохнула Юля. – Похоже, о нас даже никто и не думает.

– Может, нам стоит попытаться самим выйти из леса? – пробормотал Ваня.

– Куда? – спросил его я. – Ты знаешь, в какой стороне находится геологическая экспедиция или хотя бы какой-нибудь населённый пункт? Не знаешь. И никто из нас не знает. Какую бы сторону мы не выбрали, мы в любом случае пойдём наугад и, чего доброго, заблудимся так, что нас потом сам чёрт не сыщет.

– Не поминай чёрта, – попросила Патрушева.

– Вы бы лучше подумали, как нам пережить эту ночь, – заметила Ширшова.

– А что тут думать? – отозвался я. – Пока мы все вместе – мы в безопасности. Если это существо снова появится, на всех на нас оно вряд ли нападёт.

– А если всё-таки нападёт?

– Значит, будем отбиваться.

– Я думаю, ночью нужно наладить дежурство, – предложила Юля, – чтобы нас не застали врасплох и чтобы было кому в случае чего поднять тревогу. Мало ли кто захочет наведаться к нам в гости. Дежурить будем по очереди, по полтора-два часа.

– Разумно, – согласилась Лиля.

– Будет неплохо ещё пространство перед дверью устлать сухими ветками, – сказал Попов.

– Это зачем? – не понял Тагеров.

– А затем, чтобы мы смогли услышать, если к двери кто-то подойдёт, – объяснил Ваня. – Сучки ведь хрустят, когда на них наступаешь.

– Идея! – восхищённо воскликнул я. – Так может, их стоит разбросать не только перед дверью, но и вокруг всего дома?

Моя мысль всем понравилась. Сухие ветки были тут же собраны и разложены по периметру вокруг избушки.

Солнце полностью скрылось за горизонтом. Воцарился мрак. Мы потушили костёр, зашли в домик и договорились об очерёдности дежурства. Начинать выпало мне. Ребята улеглись на полу, девчонки на кровати. Я же взял в руки топор, уселся возле двери и принялся внимательно вслушиваться во все звуки, которые долетали до моих ушей. Но звуков было мало. В основном они относились к сопению и ёрзанью тех, кто находился в домике. Ночь выдалась безветренной, поэтому снаружи стояла тишина.

– Дима? – раздался вдруг чей-то шёпот.

Я узнал голос Патрушевой.

– Чего? – прошептал я в ответ.

– Как ты думаешь, а не мог ли Сергей стать жертвой чего-то потустороннего?

Юля поднялась с кровати, подошла ко мне и села рядом.

– Когда я училась в школе, я как-то прочла одну книгу про всякие необъяснимые явления. И эта книга сейчас стала всплывать в моей памяти. Там, в частности, рассказывалось про древние языческие захоронения. Когда у язычников умирал какой-нибудь представитель знати, они всегда хоронили его по специальному обряду. Цель этого обряда заключалась в том, чтобы дух умершего всегда обитал рядом с телом и охранял могилу. И если могилу кто-нибудь осквернял, дух его убивал.

– Ты веришь в существование духов, охраняющих могилы? – хмыкнул я.

– Я не могу сказать, что слепо в это верю, – ответила Патрушева. – Но я думаю, что какая-то доля правды в таких легендах всё же есть. Как, например, можно объяснить тот факт, что многие археологи, которые в разное время раскапывали древние захоронения, затем вдруг загадочным образом погибали? А средневековые пираты? Общеизвестно, что когда они прятали свои сокровища на каком-нибудь острове, они часто при этом убивали кого-нибудь из своей команды. Тело принесённого в жертву помещали недалеко от тайника, чтобы его дух этот тайник охранял. Известно много случаев, когда искатели, подобравшиеся очень близко к пиратским сокровищам, вдруг умирали ни с того, ни с сего.

– Я, кажется, понял, куда ты клонишь, – прошептал я. – Ты хочешь сказать, что Вишнякова убил дух жившего здесь охотника?

– Я хочу сказать, что это вполне вероятно, и что это объяснение не нужно сбрасывать со счетов, – поправилась она. – Ведь Сергей забрал у него самородок. А духи не прощают, когда ты берёшь то, что тебе не принадлежит. Вот поэтому он и погиб. Кстати, очень может быть, что тот скелет был оставлен здесь специально для охраны. Кто его знает, может здесь где-то недалеко зарыт клад.

– После всего того, что ты рассказала, я и под дулом автомата не возьмусь его искать, – пошутил я. – Лучше уж быть бедным, но живым, чем богатым, но мёртвым.

– Слушайте, может хватит? – раздался ворчливый голос Ширшовой. – Спать мешаете. Днём, что ли, нельзя поговорить?

– Ладно, ладно, – миролюбиво произнесла Юля, сжала мою руку в своей, отчего моё дыхание заметно участилось, затем поднялась на ноги и вернулась к кровати.

Я посмотрел в окошко, которое продолжал заливать яркий лунный свет, и прислушался, не доносится ли снаружи чего-нибудь настораживающего. Но всё было тихо. После рассказа Патрушевой мне стало как-то жутковато. Когда слушаешь истории о привидениях днём, воспринимаешь их с гораздо меньшей серьёзностью. Но когда они звучат ночью, поневоле хочется в них верить. А в свете того, что нам довелось пережить в последние сутки – особенно.

«А ведь вся чертовщина происходит как раз в полнолуние», – пронеслось у меня в голове, и по моей спине ощутимо забегали мурашки.

Тут со стороны кровати, на которой лежали девчонки, до меня донеслись тихие, приглушённые всхлипывания. Похоже, это плакала Лиля. Чувствовалось, что она всячески пыталась себя сдерживать. Но, видимо, её тонкие нервы оказались не в состоянии и дальше терпеть ту натянутость, в которой они пребывали последнее время, и дали слабину.

На слёзы Лили никто не отреагировал. Даже Юля. Никто не спросил, что случилось. Никто не попытался её успокоить. Никто даже не сдвинулся с места. Все, не сговариваясь, сочли, что Лилино расстройство – это сугубо её проблемы, которые не достойны чьего-либо, даже малейшего, внимания.

Что означал этот плач? Обычное нервное истощение или горечь от крушения надежд, усиленную запоздалым раскаянием?

Я стал чувствовать, что сон наваливается на меня всё сильнее и сильнее. Моё сознание погрузилось в состояние полудрёмы и стало уплывать куда-то в сторону. Обрывки мыслей беспорядочно скакали у меня в голове и наслаивались друг на друга. Я боялся закрыть глаза. Мне казалось, что как только я их сомкну, я тут же непроизвольно погружусь в объятия Морфея. Чтобы сбросить с себя эти сонные оковы, я поднялся на ноги и принялся резко крутить головой из стороны в сторону.

Настроение было угнетённым. В меня вдруг полезла всякая философия о несправедливости жизни. Почему первенство в ней держат в основном порочные люди, а те, кто наделён положительными качествами, чаще всего бывают лишены достатка и положения? Почему в карьере главной движущей силой являются нахрапистость, пронырливость, хитрость, способность идти по головам, а компетентность и порядочность отходят не на второй, а всего лишь на третий, или даже на четвёртый план? Почему материальное благополучие в огромном количестве случаев имеет под собой полузаконную, а то и вовсе криминальную основу?

Так может, порок оправдан? Может, всё так и должно быть, и миром действительно правит жестокий прагматизм, а честность и благородство – это только для дураков? А коли так, чего комплексовать?…

Кое-как выдержав отведённые мне полтора часа, я растолкал Ваню, который должен был дежурить следующим, вручил ему «оружие», лёг возле стены, положил под голову свой рюкзак и моментально отключился.

Разбудил меня сильный толчок в бок. Мучительно не желая просыпаться, я сначала не придал ему особого значения, и даже попытался отмахнуться. Но повторный, ещё более сильный толчок всё же заставил меня открыть глаза. Моему взору предстало лицо Попова, походившее на кадр из мистического кинофильма. Освещённое лунным светом, оно представлялось каким-то неживым, плоским, бесформенным, и чем-то походило на призрак. Я даже вздрогнул. Ваня приложил палец к губам, призывая меня к молчанию, и указал глазами на дверь. Я повернул голову. Никто из ребят не спал. Все были на ногах, замерев в какой-то напряжённой изготовке. В воздухе пахло паникой. Через мгновение мне стала ясна её причина. Снаружи, возле домика, кто-то ходил. До моих ушей отчётливо донёсся треск сухих сучьев, которые мы разбросали возле двери. На моём лбу выступил холодный пот. Сердце отчаянно заколотилось. Я вскочил на ноги, лихорадочно вытаскивая из кармана перочинный нож, который в последние дни на всякий случай всегда держал под рукой, и искренне сожалея, что в моих руках нет топора. Топор находился у Тагерова. Алан стоял возле двери, крепко сжимая его в руках, и отведя в полуразмахе чуть назад, будучи готовым обрушить его на всякого, кто посмеет зайти в домик. Но в домик никто не заходил. Постепенно шум снаружи смолк, и вокруг снова воцарилась тишина, которая представлялась уже какой-то гнетущей. Я на цыпочках приблизился к окошку и осторожно выглянул наружу. Ничего подозрительного не наблюдалось.

– Кажись, пронесло, – прошептал я.

Послышались вздохи облегчения.

– Наверное, опять это чудище приходило, – подала голос Лиля.

– А может, это просто какое-то животное? – предположила Юля.

– Может и животное. Но его шаги очень напоминали те, которые мы слышали вчера, – заметил я.

– Да, что-то похожее было, – согласился Тагеров.

Мы ещё немного постояли, но так напугавшие нас звуки больше не появлялись. Затем все, кроме Алана, нёсшего дежурство, попытались вернуться в сон. Но сон этот получился каким-то беспокойным. Лично я провёл остаток ночи в тревожной дремоте. Время от времени меня будили то чей-то пронзительный стон, то напоминавший предсмертную агонию хрип. В каждом из этих случаев я поднимал голову и испуганно озирался по сторонам. Так продолжалось до самого утра.

Когда в окошке забрезжил рассвет, я, решив предпринять последнюю попытку заснуть, стал переворачиваться на другой бок, и едва не охнул, ощутив, как сильно затекла моя правая нога. Она настолько онемела, что я практически её не ощущал. Я, кряхтя, приподнялся, вытянул ногу вперёд, и принялся тщательно массировать её ладонями.

Сидевшая возле двери на дежурстве Ширшова, – её очередь была последней, – вопросительно посмотрела на меня.

– Чего ты морщишься?

Я объяснил.

– А-а-а, – понимающе протянула она. – Слушай, Дим, ты ещё будешь спать?

– А что? – поинтересовался я.

– Может, ты меня подменишь? Ей богу, с ног валюсь.

Я немного помолчал, а затем, решив, что уже вряд ли засну, благосклонно кивнул головой. На лице Лили появилась благодарная улыбка.

– Спасибо, – прошептала она, и кокетливо отвесила мне воздушный поцелуй.

Мой массаж, наконец, возымел действие. Кровоснабжение восстановилось, нога ожила, и я снова смог двигать ею свободно. Поднявшись с пола, я пододвинул рюкзак, служивший мне подушкой, вплотную к стене, чтобы он не мешался под ногами, и, чуть прихрамывая, вышел из избушки.

Снаружи было сыро и зябко. Деревья окутывал слабый утренний туман. Я поёжился, вдохнул полной грудью, развёл руки в стороны, потянулся, зевнул и бросил взгляд на стоявшее невдалеке ведро. Оно было пустое. Я с сожалением подумал о дожде. Он бы сейчас не помешал. Одним берёзовым соком жажду не утолишь.

Прислушавшись к своему организму, я нашёл свое состояние жутким до невозможности. Голова кружилась, в желудке нарастала тошнота, всё тело ломило. Конечно, это не могло не подавлять. Я явственно ощутил, как во мне нарастает раздражение. Четвёртые сутки без нормальной пищи, без воды, без привычных жизненных удобств! Когда же всё это, наконец, закончится? Думают там о чём-нибудь эти проклятые геологи, или им на нас совершенно наплевать?

Я присел на бревно. В мутную белизну тумана постепенно вползал солнечный свет. Дверь домика скрипнула. Из неё появился Тагеров. Его лицо было помятым, под глазами красовались мешки, а само оно имело какой-то мраморный оттенок.

«Как изменился Алан!» – подумалось мне. В нём мало что осталось от того бодрого уверенного в себе, аккуратно причёсанного, гладко выбритого щёголя, с которым я ехал в поезде три дня назад. Тагеров заметно осунулся, его глаза потухли, волосы на голове беспорядочно свалились в кучу, а щетина на щеках отросла уже настолько, что её вполне можно было назвать бородой.

«Джигит-вакхабит, – мысленно усмехнулся я, после чего, потрогав ладонью собственный подбородок, подумал: – А чего я, собственно, на него пеняю? Сам такой же Бармалей».

Алан широко зевнул, растянул руки в «потягушках», устроился рядом со мной и нервно закурил. Некоторое время мы сидели молча. Дым от его сигареты поднимался вверх, и нехотя рассасывался в воздухе.

– До чего же тошно на душе! – глухо пожаловался Тагеров.

Я согласно угукнул.

– Я бы сейчас не отказался чего-нибудь кольнуть или нюхнуть для бодрости, – добавил он.

Я вопросительно посмотрел на Алана. К чему он это сказал? На наркомана он никак не походил. Очевидно, просто ляпнул для красного словца.

– А ты, что, этим балуешься?

К моему удивлению, Тагеров утвердительно кивнул головой.

– Бывает, – признался он. – Но очень редко и в малых дозах, когда на душе совсем скверно. Вот как сейчас. Знаешь, как ободряет?

Что побудило его вдруг пойти со мной на такую откровенность? Ведь об этом, обычно, не распространяются. Скорее всего, ощущение одиночества. В глазах Алана ясно читалась грусть. И главной причиной этой грусти был, по всей видимости, его разрыв с Лилей. Неожиданное предательство подруги стало для него шоком. Чисто по-человечески я понимал, что ему нелегко. Ему просто необходимо было с кем-нибудь пообщаться, чтобы как-то заглушить разъедавшую его горечь. Поэтому я решил ему подыграть:

– Увы, но взять этот «ободрим» здесь негде.

– Негде, – в тон мне вздохнул он. – Тут даже компонентов для его приготовления нет. А то могли бы изготовить сами.

– А ты, что, умеешь готовить наркоту? – удивлённо произнёс я.

Тагеров подтверждающе кивнул головой.

– Между нами говоря, – понизил голос он, – на химфаке есть ребята, которые этим потихоньку занимаются. Тут ничего сложного нет. Главное достать сырьё. Берёшь мак, делаешь надрезы на головках, выдавливаешь сок. Потом этот сок растворяешь в холодной воде, обрабатываешь хлористым кальцием, затем выпариваешь. В результате образуются белые кристаллики, на которые нужно воздействовать уксусной кислотой. В итоге получается белый порошок, который научно называется хлоргидрат диацетилморфина, и который на подпольном рынке стоит сумасшедших денег.

«Как он не боится мне всё это говорить? – подумалось мне. – Ведь яснее ясного, что этими делишками на химфаке занимаются его земляки. Чужого они вряд ли бы пустили в свою компанию. При желании их можно легко вычислить. Или он до того раскис, что перестал чувствовать всякую осторожность? А может уже не верит, что мы выберемся отсюда живыми?».

– Да-а-а, – вслух протянул я, – хорошо иметь друзей-химиков.

Алан изучающе посмотрел на меня и наклонился к моему уху.

– Может, составишь компанию? – прошептал он.

Я едва сдержался, чтобы не отпрянуть.

– А у тебя, что, есть?

Тагеров заговорщически подмигнул глазом и улыбнулся. Мои брови подскочили вверх.

– Откуда?

– Помнишь, вчера, когда осматривали мои карманы, в целлофане лежал спичечный коробок?

– Это тот, который с содой? – уточнил я.

– Он не с содой, – снова понизил голос Алан. – На самом деле в нём то, что можно нюхнуть, и после этого станет хорошо-хорошо. Ну, так как?

Я хотел деликатно отказаться, но едва я раскрыл рот, как дверь избушки распахнулась, и из неё вылетела Патрушева. Продолжать разговор на столь щекотливую тему в её присутствии Тагеров не решился.

– А, вот вы где! – облегчённо выдохнула Юля.

– А ты думала, мы тайком вас покинули? – спросил Алан.

– Да я уже всё, что угодно, готова была подумать. О чём вы тут говорите?

– О том, что неплохо было бы покушать, – соврал я.

– Хорошая тема, – согласилась Патрушева. – И, самое главное, актуальная. Давайте этим и займёмся. Дим, пойдём ловить зайцев?

Я помотал головой.

– Нет. На охоту лучше идти одному.

– Почему? – огорчилась Юля. – Ведь вчера мы ходили вдвоём.

– Вот поэтому ничего и не поймали, – пояснил я. – Вспомни, за то время, что мы просидели в засаде, хотя бы один заяц появился? Не появился. То-то и оно. Зверь – он тоже не дурак. Он чужих чует.

В глазах Патрушевой промелькнула обида. Заметив это, я поспешил смягчить свою непреклонность.

– Юля, ты напрасно на меня обижаешься. Пойми, мы все голодные. И чем быстрее я кого-нибудь изловлю, тем лучше. В одиночку маскироваться гораздо проще. Следующую охоту мы обязательно проведём вместе. Я тебе обещаю.

В этот момент из избушки с заспанным видом вышли Попов и Ширшова. Они широко зевали и кулаками протирали глаза.

– Умыться нечем? – спросила Лиля.

– Нечем, – ответил я.

От меня не укрылось, как при её появлении Тагеров напрягся, замер, отвернул голову и продолжил втягивать в себя сигаретный дым, всячески стараясь выглядеть раскрепощённо и непринужденно. Лиля при виде Алана тоже смутилась и сделала вид, что не обращает на него никакого внимания, хотя её зрачки так и норовили украдкой посмотреть в его сторону.

Появление наших спутников положило конец Юлиной настойчивости. Она перестала набиваться мне в компаньоны. Она только пожала плечами и произнесла:

– Да я и не обижаюсь. За что здесь обижаться? Я просто хотела тебе помочь. Считаешь, что одному идти лучше – иди один. Хотя, на мой взгляд, это не безопасно. Я сама заинтересована в скорейшем появлении пищи. У меня уже голова начинает кружиться от голода.

– Днём нам бояться нечего, – уверенно заявил я.

Патрушева отвела от меня глаза, посмотрела на Ширшову, затем на Тагерова, и озабоченно нахмурилась, видимо уяснив сложность ситуации. Но тут её взгляд заблестел. Очевидно, ей в голову пришла какая-то остроумная мысль.

– Что ж, раз меня не хотят брать на охоту, отправлюсь-ка я за берёзовым соком. За ночь, наверное, натекло. Иван, не составишь мне компанию?

– Угу, – простодушно буркнул Попов, скорее всего, даже не осознав, что стоит за этим приглашением.

А за этим приглашением стояло только одно. Юле хотелось помирить Алана и свою подругу. Именно с этой целью она и стремилась оставить их наедине. Но Тагерова не обрадовал её порыв, и он резко подался вперёд.

– Я с вами.

– Нет, – остановила его Патрушева. – Мы же договорились, в одиночку не оставаться. Если ты пойдёшь с нами, рядом с Лилей никого не будет. Так что оставайся здесь. Мы с Ваней и вдвоём управимся.

Она говорила столь жёстким и не терпящим возражений тоном, что Алан не решился ей перечить. Он только тяжело вздохнул и обречённо вытащил из пачки новую сигарету.

Я опустил голову, чтобы скрыть непроизвольно появившуюся улыбку. Ну и хитра же эта Юля! Ох, и хитра! Психолог!..

Не могу сказать, что поймать зайца мне удалось довольно быстро. Но, час с небольшим спустя, моё терпение было, наконец, вознаграждено, и в силках затрепыхало серое длинноухое создание. Связав «косому» лапы, я понёс его к месту нашей дислокации.

У избушки был только Тагеров. Он скрупулёзно придавал форму аккуратной горки кучке хвороста, собранного им для костра. От его угнетённости, которую я наблюдал утром, не осталось и следа. Алан снова стал привычным Аланом. Его движения были лёгкими, спина распрямилась, а глаза светились энергичным блеском. Я поймал себя на мысли, что он чем-то походит на возбуждённого молодого кота, играющего с майским жуком. Правда, его бодрость меня скорее насторожила, чем обрадовала. В свете его последних откровений я догадывался об её причине. Без «соды» здесь явно не обошлось.

Заслышав мои шаги, Тагеров обернулся.

– А, это ты! – воскликнул он.

Рассмотрев мою добычу, он восхищённо поцокал языком:

– Класс! Кстати, а почему ты один? Где наше великолепное любвеобильное животное?

– Какое животное? – не понял я.

– Известно какое. Ширшова, – усмехнулся Алан. – Она же вслед за тобой побежала.

Я сделал удивлённые глаза.

– За мной? Я её не видел.

На лице Тагерова появилась недоумённая гримаса.

– Странно, – с ухмылкой проговорил он. – Я думал, вы вместе охотитесь.

Я посмотрел на лежавшего на земле зайца, который отчаянно брыкался, не оставляя попыток освободиться, затем пристально вгляделся вдаль и пробормотал:

– Куда она могла деться?

– Да не бери в голову, – махнул рукой Алан. – Может, ей одной побыть захотелось. Пусть побудет. Выплачет последние слёзы. Слышал ночью её рыдания?

– Слышал, слышал, – отозвался я. – Может, всё-таки, её позвать? По крайней мере, убедимся, что с ней всё в порядке.

– Да ну её! – злобно бросил Тагеров. – Давай лучше готовить завтрак.

Я ещё раз вгляделся в сторону, куда, по словам Алана, ушла Лиля. Меня не покидало беспокойство. Меня терзало предчувствие чего-то нехорошего, а в душе нарастала тревога. Но, немного подумав, я всё же решил не поддаваться преждевременной панике и отправился за угол домика.

Начав разделывать свою добычу, я ещё раз поразился тому, как сильно за эти три дня закалилась моя воля. Ведь после первой охоты, которую мы проводили вместе с Вишняковым, я не то, что боялся убить зайца, я даже не мог причинить ему боль. Теперь я об этом даже не задумывался, как будто в моих руках было не живое существо, а всего-навсего мягкая игрушка. Один удар ножом – и заяц безжизненно распластался на земле. Дождавшись, пока утихнут его предсмертные судороги, я принялся сдирать с него шкуру.

Шум и восклицания, донёсшиеся до моих ушей, свидетельствовали о том, что вернулись Патрушева и Попов. Юля спросила про Лилю. Тагеров рассказал ей всё то же самое, что и мне.

Закончив разделку туши, я вышел из-за домика и с торжественным видом продемонстрировал её ребятам.

– Браво, браво, – захлопала в ладоши Патрушева.

– Я надеюсь, охотник заслужил, чтобы ему дали напиться? – страдальчески простонал я.

– Заслужил, заслужил, – улыбнулась Юля, и подняла наполненную берёзовым соком баклажку. – Тащи свою кружку.

Утолив жажду, я помог Алану разжечь костёр, и вместе со всеми уселся у огня. Но при этом меня не отпускало волнение. На душе было как-то скверно, и я раз за разом бросал пристальные взгляды то в одну, то в другую сторону.

– Чего ты головой вертишь? – спросила Патрушева.

– По-моему, у меня начинает «ехать крыша», – смущённо признался я. – Я явно становлюсь параноиком. Мне всё время кажется, что за нами кто-то наблюдает. Я постоянно чувствую на себе чей-то взгляд.

Юля нахмурилась.

– Мне тоже это кажется, – тихо произнесла она. – А может, так оно и есть?

Услышав наш диалог, Ваня и Алан принялись беспокойно озираться по сторонам.

– Может, всё-таки, позвать Лилю? – предложила Патрушева. – Хватит ей в одиночестве сидеть.

– Зови, если хочешь, – пожал плечами Тагеров.

– Лиля! – громко крикнула Юля.

Никто не отозвался. Тогда мы стали кричать хором:

– Лиля! Лиля!

Но ответом снова была тишина. Патрушева заволновалась.

– Пойду, поищу её, – пробормотала она. – Что-то у меня на душе неспокойно. Куда, говоришь, она пошла?

Алан, к которому был обращён последний вопрос, нехотя показал рукой. Юля в сопровождении Попова направилась в указанную сторону. Мы с Тагеровым остались одни.

– Чего за ней бегать? – недовольно проворчал он. – Сама придёт. Небось, сидит где-нибудь и сопли глотает.

– Зачем ты отпустил её одну? – упрекнул его я.

– А она, что, меня спрашивала? Взяла и пошла, ни слова не говоря.

Алан медленно поворачивал шомпол на вертеле. Корочка тушки становилась всё золотистее и золотистее. Но я в тот момент думал не о еде. Меня мучило предчувствие, что сейчас, вот-вот, произойдёт что-то очень страшное. Внутри живота появился неприятный холодок, дыхание участилось, а колени охватила нервная дрожь. Я напряжённо вслушивался в отдалявшиеся крики Патрушевой.

– Лиля! Лиля!

Предчувствие меня не подвело. Зов Юли внезапно сменился паническим визгом:

– А-а-а!

Мы с Тагеровым вздрогнули и испуганно посмотрели друг на друга. После этого мы, ни слова не говоря, резко вскочили на ноги и бросились на помощь нашим спутникам. Старательно лавируя между деревьями, мы, сломя голову, мчались вперёд, и вскоре заметили их на опушке. Подбежав ближе, мы замерли.

Юля, сгорбившись и подогнув колени, стояла, прижавшись к Ване, уткнув голову ему в плечо. Её трясло, как в лихорадке. Лицо Попова было белым, как мел. Его руки заметно дрожали, а широко открытые, наполненные ужасом глаза заворожено смотрели на мёртвую Ширшову. Лиля висела на толстой ветке огромной сосны. Её шею сдавила петля, а ноги не касались земли.

– Повесилась! – вырвалось у Алана.

Нас сковал шок. Какое-то время мы не могли даже пошевелиться. Первым опомнился я. Я подошёл к безжизненному телу Ширшовой, взял её за руку и зачем-то принялся нащупывать пульс. Но мне тут же стало очевидно, что это излишне. Ощутив холод Лилиной руки, я резко отпрянул назад.

– Надо её снять, – прохрипел Тагеров.

Он достал из кармана перочинный нож, выдвинул лезвие, поднялся на цыпочки и принялся разрезать конец петли.

– Повесилась на поясе от собственной куртки, – монотонно пробормотал он.

Когда пояс был перерезан, мы осторожно уложили обмякшее тело Лили на траву.

– Что заставило её покончить с собой? – горестно произнёс я.

– Не что, а кто! – раздался гневный возглас Патрушевой. Она чуть ли не с кулаками набросилась на Алана. – Это ты виноват в её смерти! Ты довел её до этого!

– Да я тут причём? – истерично стал оправдываться Тагеров.

– При том! – не унималась Юля.

Между ними вспыхнула яростная перепалка. Я попытался их разнять, но у меня ничего не получилось. Взаимные оскорбления и обвинения сыпались, как из рога изобилия.

– Да заткнитесь вы! – раздражённо бросил Попов. – Она не покончила с собой! Её убили!

Патрушева и Тагеров смолкли и изумлённо посмотрели на него. Ваня сидел на корточках возле тела Ширшовой и пристально разглядывал её голову. Мы подошли к нему.

– Да, убили, – подтвердил он. – Смотрите сюда.

Мы вгляделись и ахнули. На темени Лили виднелась едва успевшая свернуться кровь.

– Не могла же она так стукнуть себя сама, – произнёс Попов. – Похоже, её чем-то оглушили. А когда она потеряла сознание, задушили и повесили, чтобы создать видимость самоубийства.

По моей спине пробежали мурашки. Мы переглянулись и стали испуганно озираться по сторонам.

– Петля это подтверждает, – задумчиво пробормотал Ваня.

– А что петля? – спросил я.

– Такая петля не может затянуться вокруг шеи сама, без посторонней помощи. Она не работает как удавка. На ней можно только подвесить уже мёртвое тело. Кроме этого, я не вижу здесь никакого возвышения, на которое она могла бы встать, чтобы просунуть голову в петлю, а затем вытолкнуть его из-под ног. Без этого не повесишься.

– А может, она подпрыгнула, – пробурчал Алан.

– Не мели чушь! – огрызнулся я.

Попов принялся внимательно рассматривать землю.

– Что ты ищешь? – спросила Юля.

– Следы, – ответил он.

Пройдя несколько шагов, он замер. Мы с опаской посмотрели на него. По страху, промелькнувшему на его лице, было ясно, что он увидел нечто настораживающее. Ваня обернулся к нам. Мы подбежали. Он молча указал пальцем перед собой. Проследив за направлением его жеста, я почувствовал, как на моей голове зашевелились волосы. Внизу, на земле, отчётливо просматривался отпечаток чьей-то огромной ступни, очень похожей на человеческую. Разница заключалась не только в размерах, но и в том, что она имела шесть пальцев.

– Фью-тю-тю! – изумлённо присвистнул Тагеров.

Этот след отбил у нас последние сомнения, что в здешних местах обитает некое загадочное существо. Рассказы Вишнякова о Снежном Человеке всплыли в нашей памяти с новой силой.

– Вот вам и ответ на вопрос, кто взял самородок, – произнёс я.

– Дима, – прошептала Патрушева, – ты же был недалеко. Неужели ты ничего не видел и не слышал?

– Я сидел за кустами в засаде, – тихо ответил я. – А это место оттуда не просматривается.

– Но почему оно нас убивает? – в сердцах выпалил Алан. – Что мы ему такого сделали?

Он весь затрясся, побагровел и яростно прокричал, сотрясая кулаками воздух:

– Эй, ты, скотина! Где ты есть? Выходи, покажи себя!

Мы испуганно съёжились. Вдали зазвучало гулкое эхо.

– Ты что? – цыкнул на него я. – С ума сошёл, что ли?

Тагеров и сам испугался своего поступка. Его истерика прекратилась столь же быстро, сколь и началась. Он побледнел, сгорбился и принялся нервно стрелять глазами во все стороны, точно ожидая нападения. Прошло несколько минут, но перед нами так никто и не появлялся. У Алана вырвался вздох облегчения. Цвет его лица постепенно принял естественный оттенок. В наступившей тишине прозвучал голос Юли.

– Ребята, нам нужно отсюда уходить. Мы вторглись в чужой мир. И нам дают понять, что мы здесь лишние. Если мы отсюда не уйдём, боюсь, что кто-то из нас четверых станет следующим.

– Может не стоит так торопиться? – возразил я. – Спасатели могут появиться в любой момент.

– Спасатели? – возмущённо воскликнула Патрушева, крепко сжав кулаки и чуть подавшись вперёд. Было заметно, что внутри у неё всё кипит и клокочет. Её голос сухо потрескивал, и чувствовалось, что она прилагает неимоверные усилия, чтобы окончательно не сорваться. – Ты ещё ждёшь спасателей? Ты ещё веришь, что нас кто-то ищет? Дима, я умоляю, не будь таким ребёнком! Мы уже три дня ждём, что за нами кто-то прилетит. И чего мы дождались? Только того, что двое из нас лежат мёртвые.

Юля немного помолчала, а затем добавила:

– Вы как хотите, а я ухожу. Ухожу прямо сейчас. Ухожу, куда глаза глядят. Оставаться здесь я больше не намерена.

Страх порой толкает людей на самые безрассудные, самые губительные решения. То, что происходило в этот момент с Патрушевой, было классическим проявлением паники. Паники, подавившей разум инстинктом самосохранения. Бежать, куда глаза глядят, бежать без оглядки – вот то единственное, что владело ею. Отчаяние толкало её вперед. Её не останавливала даже связанная с этим неизвестность. Лишь бы скрыться! Лишь бы спастись!

Хуже всего было то, что Патрушева в своей панике не осталась одинока. По беспокойным выражениям лиц Алана и Вани было заметно, что они безоговорочно готовы последовать за ней. Я же считал предложение Юли крайне неразумным. Здесь у нас, по крайней мере, была крыша над головой. Покинув эту благосклонно предоставленную нам фортуной избушку, мы окажемся под открытым небом наедине с дикой природой, чем только обречём себя на ещё большую опасность.

Я стал горячо убеждать своих спутников остаться. Но мои доводы не возымели действия.

– Дима, мы никому не нужны, – повторила Юля. – Мы должны спасать себя сами.

– Если хочешь, оставайся, – безразлично бросил Тагеров. – Тебя силой никто не тянет.

Идти куда глаза глядят было страшно. Но оставаться одному в этих дебрях было ещё страшнее. Из двух зол обычно выбирают меньшее, поэтому я выбрал первое.

Сборы не заняли много времени. Мы перенесли в избушку тела Сергея и Лили. Оставлять их на съедение волкам было бы бесчеловечно. Алан и Юля взяли себе их рюкзаки. Вещи последних, как известно, сгорели в вертолёте, поэтому кое-какая сменная одежда, пусть даже с чужого плеча, в предстоящем походе им бы не помешала. Я предусмотрительно захватил топор.

К сожалению, нам так и не удалось пообедать. Заячья тушка, которую мы с Тагеровым бросили на открытом огне, когда кинулись на крик Юли, сгорела, и теперь представляла собой чёрный уголёк. Впрочем, этому никто не сокрушался. Нам было не до еды. Лично у меня в тот момент пропал всякий аппетит, и даже самый разсъедобный кусок вряд ли пролез бы в моё горло.

Что нам хотелось, так это пить. Здесь нам немного помог берёзовый сок, принесённый Поповым и Патрушевой. Но его оказалось не так много, так что до полного утоления жажды было, конечно, далеко.

Самым трудным оказалось выбрать, в какую сторону идти. Логика подсказывала, что ориентироваться следует туда, откуда прилетел наш вертолёт. Но как определить, откуда именно мы летели? После удара молнии вертолёт бросало из стороны в сторону, и уследить за всеми его зигзагами мы, понятное дело, не могли. В надежде увидеть очертания какого-нибудь населённого пункта, Алан забрался на высокую сосну. Но его взору со всех сторон предстали только сливавшиеся в неровное таёжное покрывало верхушки деревьев.

– Пойдёмте на юг, – сказал Ваня.

Его предложение казалось не лишённым смысла. К югу тайга должна обязательно закончиться. Поэтому мы решили поступить именно так. Определив по солнцу стороны света, мы взвалили рюкзаки на спины и тронулись в путь…