Глава 18
Клерво. Осень 1147 от Р. Х.
– Господи, Царь Небесный, Дух истины и душа души моей, поклоняюсь Тебе и молю: наставь меня и укрепи, будь моим руководителем и учителем и научи тому, что мне следует делать. Поведай мне, Господи, все повеления Твои, а я обещаю исполнять их и с любовью приму всё, что мне будет послано Тобой. Одного только прошу у Тебя: научи меня всегда творить волю Твою. Аминь.
Рыцарь Седрик фон Зальх, бледный и истощённый, встал на ноги и поднял глаза на резное деревянное распятие, с которого на него смотрел Иисус. Принявший смерть за всех людей, Сын Господа глядел на крестоносца с укоризной, и тот невольно поёжился. Седрик втянул голову в плечи, ему стало стыдно. Он вновь захотел произнести молитву. Однако вместо этого тяжко вздохнул и подошёл к узкому оконцу, которое выходило во двор аббатства Клерво. Облокотившись о стену, он тоскливым взглядом окинул тёмное небо, которое было готово обрушить на землю холодный осенний дождь, и в голове рыцаря, может, уже в тысячный раз всплыли события минувшего лета. И на его глаза навернулись нечаянные слёзы раскаяния. Хотя, по большому счёту, вина молодого воина была невелика.
Герцог Генрих Лев отправил рыцаря во Франкфурт с письмом к своей невесте Клеменции Церенгенской и с посланием для Бернара Клервоского, которое он был обязан передать папскому легату Гвидо Флорентийскому. Дело пустяковое, и вместе с другими гонцами Зальх пустился в путь. Однако уже на имперской земле отряд германцев был полностью уничтожен венедскими налётчиками. Крестоносцы погибли, но Седрику вражеский командир почему-то оставил жизнь и даже вернул письма герцога.
Оказавшись на свободе, Зальх быстро добрался до Гамбурга, и когда его спросили, как он выжил, рыцарь солгал. Седрик подумал, что ему никто не поверит, и сказал, что смог сбежать от проклятых варваров, а потом, раненный, превозмогая боль, прокрался во вражеский лагерь и выкрал у беспечных язычников сумку с посланиями Генриха Льва. Как ни странно, но лихому воину, за которым закрепилась слава отчаянного рубаки и спасителя герцога, поверили, и с этого момента ложь вылетала из уст крестоносца легко и свободно. Он говорил неправду и вскоре сам стал в неё верить. Седрик уже смутно помнил разговор с вожаком венедов Вадимом Соколом, а его рассказ о скитаниях по ночному лесу и героической вылазке в лагерь врага обрастал всё новыми подробностями. Одна деталь дополнялась другой, в его истории появились убитые вражеские воины, сначала один, затем два, а потом сразу пять. И когда он добрался до Франкфурта, сначала всё было хорошо.
Мужественный крестоносец предстал перед дочерью короля Бертой, рядом с которой находились Клеменция Церенгенская и Гертруда Мейсенская, и передал невесте герцога его послание. После этого он долго рассказывал о деяниях доблестного Генриха Льва и своих похождениях, и буквально купался во внимании лучших девушек Священной Римской империи. Далее Седрика пригласил к себе соправитель Конрада Третьего, его старший сын Генрих Беренгар, который мечтал о славе и подвигах, и опять Зальх излагал свои истории и был в центре внимания. Так пролетел первый день его пребывания во Франкфурте, а потом наступил крах.
На утро следующего дня рыцарь направился в резиденцию папского легата. Здесь он отдал Гвидо Флорентийскому, невысокому полноватому священнослужителю в белом цистерцианском балахоне, футляр с письмом герцога, который он не вскрывал с момента своего возвращения в Гамбург. А когда Седрик уже собрался уйти, охранявшие представителя папы тамплиеры схватили его и бросили в темницу.
Напрасно Зальх взывал к легату и храмовникам и требовал встречи с Генрихом Беренгаром. Неизвестно почему, тамплиеры относились к нему, словно к изменнику, и, постоянно избивая, спрашивали, за сколько монет он продал язычникам веру и тайны своего герцога. Это было очень унизительно, но мучили гонца не сильно и не долго. Через пару дней в закрытой повозке под охраной тамплиеров крестоносца отправили к Бернару Клервоскому, которому предназначалось послание Генриха Льва.
Путешествие было относительно недолгим, и в аббатстве Клерво имперский дворянин предстал перед великим подвижником, который ещё при жизни стал считаться святым. Зальха ввели в сумрачную келью, где обитал Бернар, и когда взгляд карих пронзительных глаз аббата встретился с глазами Седрика, рыцарь упал на колени и стал говорить. Крестоносец рассказал обо всех своих прегрешениях и открыл аббату самые сокровенные тайны. Он поведал цистерцианцу о жизни в нищем замке отца и первом походе против венедов. О том, как завидовал богатым имперским дворянам и тайно вожделел Гертруду Мейсенскую. Поделился с ним подспудными страхами, а в конце исповеди изложил истинную историю освобождения из языческого плена.
Бернар слушал Седрика молча и время от времени кивал, а когда рыцарь замолчал, сказал, что он, конечно, виновен, ибо ложь есть грех. Да и помимо этого за ним накопилось немало неблаговидных поступков, вроде бегства из армии Фридриха Саксонского. Однако Зальх не враг церкви и не предатель, как думали тамплиеры. Поэтому, как и все воины Святого воинства, имеет шанс на искупление, и пока аббат Клерво оставляет его при себе.
Зальху выделили небольшую келью в монастыре, и вскоре от Шарля Понтиньи, доверенного лица Бернара Клервоского, он узнал, почему его задержали во Франкфурте. Оказалось, подлый венед Вадим Сокол посмел испоганить письмо Генриха Льва непристойными словесами и вызвал великого цистерцианца на бой. А рыцарь, который читал с огромным трудом и не всегда мог отличить одну букву от другой, об этом конечно же не знал и даже не мог подумать, что язычник способен обращаться с чернилами и пером. Потом, оказавшись на тракте, Зальх увидел, что футляр вскрыт, но письмо на месте, и продолжил своё путешествие. А папский легат Гвидо сразу понял, что накарябано на обратной стороне письма, и решил, что гонец в сговоре с врагом.
Впрочем, обман есть обман. В любом случае Зальх чувствовал себя виноватым и, не понимая, что ожидает его дальше, оставался в Клерво и много молился. Кроме того, Седрик ежедневно тренировался с охранявшими аббатство тамплиерами, которые с недавних пор поселились на его территории, и общался с Понтиньи, коему молодой рыцарь чем-то приглянулся.
Так пролетел месяц, а за ним другой, наступила осень, на редкость холодная и дождливая. Рыцарю было тоскливо, и Седрик просил Шарля Понтиньи передать аббату, что он хочет вернуться в армию Генриха Льва, которая раз за разом неудачно штурмовала вражескую крепость Дубин. Однако Бернару, который много путешествовал, было не до Зальха, а может, он считал, что рыцарь ещё не отмолил свой невеликий грех. Поэтому при каждой новой встрече Понтиньи пожимал плечами и говорил Седрику, что его время ещё не пришло.
Наконец сегодня Бернар Клервоский вернулся в родное аббатство. Разбрызгивая колёсами лужи, возок проповедника в сопровождении конных рыцарей въехал во двор. Сердце Зальха при виде выходящего под дождь Бернара затрепетало, и не зря. На обеде Понтиньи намекнул ему, что вскоре он сможет покинуть Клерво, и велел рыцарю никуда не отлучаться из кельи, ибо аббат наверняка пожелает с ним встретиться. С этого момента прошло несколько часов. Наступил вечер, и Седрик занервничал. Он успел несколько раз помолиться и не раз подходил к двери, чтобы прислушаться к наполнявшим сумрачное аббатство звукам. Однако приближение посланца он всё же прозевал.
И-и-и! – скрипнув несмазанными петлями, открылась дверь кельи, и Зальх обернулся.
На пороге стоял пожилой монах, который кивнул ему и сказал:
– Он зовёт тебя, рыцарь фон Зальх. – Слово «он» было выделено.
Седрик последовал за цистерцианцем. Германец ожидал, что его проводят в келью Бернара, но ошибся. Монах привёл Зальха в трапезную, наполненную людьми. Седрик по одежде узнал папу римского Евгения Третьего, в миру Бернардо Паганелли, конечно же Шарля Понтиньи, ученика Стефана Хардинга достопочтенного Роджера Мериме, как-то обмолвившегося с ним парой слов, и папского легата Гвидо Флорентийского. Остальных членов совета, а в том, что это закрытый церковный совет, Зальх не сомневался, рыцарь не знал. Но наверняка все они являлись весьма почтенными и уважаемыми людьми, среди которых были не только священнослужители, но и воины двух орденов – тамплиеров и госпитальеров.
Судя по всему, заседали собравшиеся в аббатстве важные персоны уже давно, и Седрик подумал, что ему здесь не место. Однако монах, который всё ещё был рядом, наклонился к его уху и прошептал:
– Сядь у стены, жди и не вздумай уходить.
Кивнув, рыцарь сел на узкую неудобную лавку и невольно прислушался к разговору за трапезным столом.
– Уважаемые братья, – вставая, заговорил один из тамплиеров, полноватый брюнет с густой сединой в волосах и в белом плаще с красным крестом, который прикрывал его плечи, – хватит спорить. Я призываю всех вас на время забыть о ереси катаров и захватившего Рим отступника Арнольда Брешианского. Уверяю вас, эта проблема разрешится сама собой, ибо для обуздания ересиархов силы у нас найдутся. На мой взгляд, и я думаю, что достопочтенный Бернар меня поддержит, – храмовник кивнул в сторону аббата Клерво, – главная наша задача – достойно завершить Крестовый поход против венедов. Слишком много средств и людских ресурсов мы кинули на это дело, но отдача минимальна. А между прочим, близится зима, которая может порушить всё, чего мы достигли, и это отбросит нас на шаг назад.
– Брат Пьер, – отозвался с места Евгений Третий, – а вам-то что беспокоиться о венедах? Вы магистр Прованса и Северной Испании, так зачем влезаете в это дело? Разве у вас своих забот не хватает?
– Хватает, ваше святейшество, – ответил тамплиер. – Однако я не сам по себе, а являюсь частью ордена. Поэтому, когда наш достопочтенный магистр требует от меня воинов для отправки в Арагон, где ведётся борьба с африканскими Альмохадами, или в Святую землю, которая держится лишь за счёт того, что сарацины грызутся между собой, я не могу выделить бойцов, ибо все они участвуют в Северной войне.
– В Крестовом походе против венедов, – поправил храмовника кто-то из-за стола.
– Да-да, конечно, – согласился Пьер де ла Ровер, о котором Зальху рассказывал Шарль Понтиньи. – Однако в Европе этот поход уже называют Северной войной, потому что мало кто представляет себе, кто такие венеды и почему с ними необходимо воевать. Ладно, германцы, земли язычников у них под боком, и они знают, ради чего дерутся. А во Франции, после того как стало известно, что варварами похищена королева Алиенора, которая призывает своих вассалов к миру, эта бойня вызывает всё большее раздражение и недовольство королевской властью. Поэтому я и говорю, что данная проблема является приоритетной, и прежде чем браться за другие дела, необходимо сначала её довести до логического завершения.
Папа римский посмотрел на своего наставника Бернара Клервоского, и тот поддержал тамплиера:
– Я тоже так думаю.
– В таком случае, – Евгений Третий оглядел собравшихся, коих было почти два десятка, – кто сможет рассказать нам о том, что же на самом деле творится на севере?
Аббат Клерво кивнул одному из храмовников, молодому русоволосому богатырю с широкими плечами и простодушным лицом, а тот дождался, пока сядет Пьер де ла Ровер, и, поднявшись, заговорил:
– Если кто-то меня не знает, я Жан Сен-Мари-де-Кур. Последние полгода я провёл на севере и вернулся оттуда только вчера. Поэтому могу поведать о текущей обстановке. Жаль, конечно, что у меня под рукой нет карты…
– Ближе к делу, рыцарь, – поторопил тамплиера папа римский.
– Как скажете, ваше преосвященство, – поклонился храмовник и продолжил: – Возле самого моря находится армия Генриха Льва, который пытается взять Дубин, и вскоре герцог его возьмёт, ибо он хорошо подготовился, и у него всё ещё свыше двадцати пяти тысяч воинов. На правом фланге армии Льва стоят восемь тысяч бойцов пфальцграфа Германа фон Шталека, которые находятся в лесах и вместо того, чтобы наступать, сидят в обороне и строят деревянные замки. Далее – войско короля Конрада Третьего, вместе с которым немалая часть моих земляков франков. Вместе с ним – двадцать семь тысяч воинов, грозная сила, которая вновь завязла на подходах к столице бодричей Зверину и с огромным трудом пробивается вперёд. Справа от германского государя – его брат герцог Фридрих Швабский. Он растерял в дремучих венедских лесах почти всё своё войско и вместе с тремя тысячами бойцов отступил в Берлин, где против него воюет отстаивающий свои интересы мелкий поместный князёк Якса из Копаницы. Ещё правее – армия Людовика Седьмого, и он, как вы все уже знаете, не уберёг свою женщину и настоятеля Сен-Дени отца Сугерия. Поэтому в настоящий момент сей государь находится в подвешенном состоянии. С королём Франции почти тридцать тысяч воинов, и рядом – семитысячное войско герцога Альбрехта Медведя. Однако Людовик, который дошёл до Радогоща, ведёт переговоры с венедами о выкупе Алиеноры Аквитанской, и в его отрядах, которые уже понесли существенные потери, полный разброд. Часть рыцарей, которые ознакомились с посланием Алиеноры, дали обязательство: если язычники вернут им королеву, пусть даже за огромный выкуп, они покинут Венедию. А Людовик не может с ними справиться, ибо влияние государя франков на благородное сословие очень незначительно. Так что если завтра государь отдаст приказ о штурме Радогоща, за ним последуют только подневольные сервы, некоторая часть добровольцев и пара тысяч настоящих воинов. Вот такие проблемы в войсках Крестового похода, и ко всему этому необходимо прибавить иные беды. Это отвратительное снабжение, усталость людей, осенняя непогода, огромные потери и болезни, разгром Конрада Третьего, невмешательство датчан и вооружённый нейтралитет польского короля Владислава Второго. Всё одно к одному, и выходит, что воины есть, а воевать некому, полководцы знают, что им делать и куда наступать, но никто не желает их слушать, ибо рядовые бойцы разочаровались в них и стали бояться своего врага.
– Мы благодарим вас за краткий и точный доклад, рыцарь Жан Сен-Мари-де-Кур, – и папа римский насупился: – Я слышал, что короли просят выслать им новые подкрепления и оказать помощь продовольственными запасами. Это так?
– Да, ваше святейшество.
– И ещё мне известно, что они просят прислать к ним того, кто побуждал их начать этот Крестовый поход.
– Точно так. – Тамплиер кинул опасливый взгляд на Бернара Клервоского, которому уже несколько раз предлагали присоединиться к крестоносцам, но каждый раз он отказывался от этой чести.
– И почему государи этого желают?
– Короли Франции и Германии считают, что появление достопочтенного Бернара из Клерво необходимо на полях сражений, поскольку это поднимет боевой дух воинов, вызовет новый прилив добровольцев и заставит оставшихся на родине аристократов раскошелиться и поделиться с крестоносцами своими запасами.
– Вот как… – Евгений Третий посмотрел на Бернара, и они встретились взглядами. Папа римский первым отвернулся, а аббат Клерво лениво махнул рукой и сказал тамплиеру: – Можешь сесть, рыцарь.
Храмовник опустился на стул, а все присутствующие, в том числе и Зальх, посмотрели на Бернара. Германский рыцарь, который уже неплохо понимал внутренние расклады ордена цистерцианцев и знал о влиянии аббата Клерво на папу римского, ожидал, что Бернар вновь откажется от участия в военных действиях. Однако он всех удивил.
– Я приму участие в Крестовом походе против венедов, который неразумные люди называют Северной войной, – в полной тишине произнёс аббат. – Отправлюсь в земли венедов в ближайшие дни, медлить не стану. А по пути буду останавливаться в крупных городах для проповедей.
Совет зашумел, но вскоре гул голосов смолк, и Евгений Третий спросил Бернара Клервоского:
– Аббат, вы уверены в том, что хотите сделать?
– Более чем, – уверенно ответил Бернар. – Раньше я думал, что властители земные справятся сами. Но, видать, Бог послал им слишком серьёзное испытание, которое королям не по плечу. Поэтому мне придётся личным примером показать, как надо воевать с язычниками.
– Что ж, да пребудете вы под защитой Господа и Девы Марии. – Папа римский встал, и совет последовал его примеру. После чего Евгений Третий сказал: – Завтра соберёмся ещё раз и более подробно обсудим, что нам предстоит свершить.
Священнослужители и рыцари-храмовники покинули трапезную, и в ней остались только три человека – Евгений Третий, Бернар Клервоский и Седрик фон Зальх. Германский рыцарь хотел выйти, но ему велели остаться. Поэтому он продолжал сидеть подле стены, ожидая, когда к нему обратится аббат Клерво, и вслушивался в беседу двух Бернаров.
– Извини меня, учитель, но я ещё раз спрошу: правильно ли ты поступаешь, отправляясь в опасный поход? – обратился папа римский к аббату.
– Такова воля Богородицы, – ответил Бернар из Клерво, и глаза его заблестели.
– Она являлась к тебе? – Итальянец наклонился над столом и всмотрелся в лицо наставника.
– Да.
– И что она сказала?
– Богородица поведала мне, своему ничтожному слуге, что только моё личное участие может склонить чашу весов в борьбе с язычниками на сторону сил добра и света.
– А она не обмолвилась, что ты можешь погибнуть?
– Это я и сам понимаю, мой ученик. Однако – что такое краткий миг жизни по сравнению с вечным блаженством в райских кущах? Поэтому, раз такова воля моей божественной покровительницы и Бога, я отправлюсь на войну. Кроме того, меня сильно зацепило письмо того варвара, который угрожал мне. Да и короли-крестоносцы правы, когда говорят, что моё личное присутствие в войсках необходимо. В конце концов, это через меня с ними говорил Господь, повелевший разгромить наших исконных врагов. А раз так, то сомневаться не стоит. Моё слово сказано, и отступиться от него нельзя.
– Эх, – вздохнул наместник Бога на земле, – если ты, мой возлюбленный учитель, всё решил, я окажу тебе всемерное содействие и выделю для участия в Крестовом походе свои личные отряды, которые готовил для возвращения в Рим.
Аббат молча кивнул, его лицо приняло задумчивое выражение, и папа римский, видя это, встал и вышел за дверь. В освещённом несколькими свечами полутёмном помещении на пару минут воцарилась тишина, которую Седрик не смел нарушить. Он ждал, когда аббат обратит на него внимание, и вскоре Бернар поманил его к себе. Чувствуя неловкость и еле заметную дрожь в коленках, Зальх приблизился к Бернару, и настоятель Клерво спросил его:
– Ты помнишь лицо того варвара, который допрашивал тебя в лесу и написал мне мерзкое письмецо?
– Да, – ответил рыцарь.
– Очень хорошо. Ты отправишься на север вместе со мной и поможешь изловить этого богомерзкого язычника, хулителя истинной веры и моего личного врага.
– Я готов. Лицо рыцаря озарилось счастливой улыбкой, наконец-то он снова отправится на войну! И Бернар приказал Седрику:
– Наклонись ко мне.
Голова германца склонилась. Аббат приложил к его лбу свою прохладную ладонь и полушёпотом произнёс несколько слов на латыни. Неожиданно перед глазами Седрика всё расплылось, и лицо Бернара показалось ему чудовищной демонической маской, мордой странного животного с глазами змеи и клыками во рту. Это было страшно, и Зальх едва не закричал, но сдержался и вскоре вновь пришёл в норму. Зрение снова стало чётким, перед ним сидел прежний настоятель Клерво, а в душе рыцаря поселилась необычная лёгкость и уверенность в своих силах. Казалось, прикажи ему сейчас Бернар по кирпичику разобрать всё аббатство, и он выполнит работу в одну ночь. Это было странно, необычно и очень-очень приятно – чувствовать свою значимость. Седрик хотел спросить аббата, что с ним происходит, но настоятель опередил его:
– Отныне ты паладин Господа, рыцарь Седрик фон Зальх, а значит, с этого момента вся твоя жизнь посвящена только одному – служению.
Седрик не знал, что ответить, а Бернар кивнул ему на дверь:
– Ступай и будь готов к великим свершениям.
Этого приказа невозможно было ослушаться, и ноги Зальха сами собой развернули тело, после чего рыцарь двинулся на выход. Но в дверях воин на краткий миг остановился и оглянулся. Бернар Клервоский продолжал сидеть за столом, его взгляд был направлен в стену, а губы что-то шептали, словно он вёл с кем-то беседу. Неизвестно почему, но от этого рыцарю вновь стало не по себе. В районе солнечного сплетения у него образовался невидимый тревожный комок, и он поспешил прочь, ибо разум подсказал, что некоторые вещи ему видеть не стоит.
