Глава 10
Верхняя Саксония. Лето 1147 от Р. Х.

Тёплая летняя ночь. Лагерь крестоносцев погрузился в сон. С реки долетал приятный освежающий ветерок, фыркали лошади, потрескивали в костре крупные сучья хвороста, и Седрику фон Зальху хотелось спать. Однако лишь только он закрывал глаза, как начинал вспоминать озеро Звериное в стране бодричей, свой первый поход и ночное нападение проклятых язычников, которые проникли в расположение войск пфальцграфа Фридриха Саксонского и, прежде чем их обнаружили, убили многих спящих католиков. Это были неприятные воспоминания, и сонное состояние рыцаря моментально сменялось беспокойством. Он откинул в сторону конскую попону, которой укрывался, сел подле костра и принялся точить свой меч.

Вжик-вжик! – продолговатый точильный камень скользил по металлу, и это действие вносило в душу Седрика спокойствие и умиротворение. Вновь он попытался заснуть, и опять у него ничего не вышло. Раз за разом в памяти всплывали лица убитых венедами друзей и знакомых – Иоганна фон Байзена, Густава фон Юнга, Отто Ребиндера, Гуго Ландсберга, Эдуарда Лиделау и многих других. Воображение молодого рыцаря рисовало ему боевых товарищей, словно они до сих пор живы, смеются, хмурятся, улыбаются и зовут его к себе, туда, где всегда светло и радостно. При этом Зальху казалось, что этим души воинов Господа, которые, вне всякого сомнения, сейчас находятся в раю и вместе с праведниками слушают пение ангелов, предупреждают его о близкой опасности. Седрик пристально вглядывался в находящийся невдалеке тёмный лес. Однако разглядеть что-либо не получалось. Вокруг отсветы тысячей костров, многие из которых уже почти погасли, но не давали ему увидеть то, что находилось за пределами лагеря.

И опять, уже в шестой или седьмой раз, Седрик не смог заснуть и вновь подсел к костру. Он достал меч и точило, приготовился подправить щербинки на лезвии, но тут проснулся его командир Людвиг фон Уттенхайм. Многое повидавший на своём веку рыцарь кинул взгляд на своего молодого товарища, зевнул и сел напротив Зальха:

– Что тебя гнетёт, Седрик?

– Не знаю, – покачал Зальх головой и раскрытой ладонью прикоснулся к груди в районе сердца. – Всё время как-то неспокойно и кажется, что враги рядом.

– Ты сам себя накручиваешь, мой друг. Охрана у нас превосходная, и язычникам к нам не подобраться. Егери, собаки, боевые дозоры и охранение в лагере. Всякие передвижения между отрядами запрещены, в войске царит железный порядок. Так что пусть венеды сидят в лесах, а мы должны выспаться, ибо утром вновь начнётся марш.

– Да-да, – покивал Седрик, – но спокойствия почему-то нет.

– И давно у тебя такая бессонница?

– Вчера ещё спал хорошо, а сегодня не могу.

– Ладно, тогда и я с тобою немного посижу. – Уттенхайм снова зевнул, подбросил в огонь сучковатую палку. – Как тебе наше пополнение?

Вернувшийся из Дании отряд фон Уттенхайма почти сразу же развернули в сотню лёгкой кавалерии, и Седрик стал заместителем командира. Поэтому теперь отвечал не только за себя, но и за наёмников, оказавшихся под его рукой, и вопрос Людвига мог быть расценен либо как дружеский, либо как служебный. Но поскольку рядом никого не было, Зальх ответил Уттенхайму как другу:

– Наёмники – воины хорошие, рубаки сильные и службу знают, но как люди – полное дерьмо.

– Почему ты так решил? – усмехнулся командир сотни.

– В трудный момент они могут нас предать, сбегут с поля боя и оглядываться не станут. Поэтому я им не доверяю.

– А-а-а… – протянул Уттенхайм, – вот ты о чём. Так и я им тоже не доверяю, Седрик. На то они и наёмники.

– Но мы идём в Крестовый поход, и звание крестоносца обязывает истинного католика ко многому.

– Да ладно тебе, Седрик, – поморщился сотник. – На мой взгляд, всё гораздо проще. Здесь, в нашем лагере, несколько десятков тысяч человек, и у каждого свои причины принять участие в Крестовом походе. Одни, как ты, идут мстить и добывать славу. Другие желают заработать деньжат. Третьи ищут новых земель и покорных сервов. Четвёртые мечтают получить отпущение грехов. Ну и так далее. Поэтому поменьше слушай священников и больше думай о том, как выжить, ибо это будет нелегко.

– Я так и делаю, но всё равно не понимаю, как можно носить плащ с крестом и одновременно быть безбожником?

– Всё чепуха. Главное, что у нас общая цель – уничтожение венедов как силы и захват их территорий, а остальное пока не столь уж и важно…

Неожиданно левее конного отряда Уттенхайма, в самом центре лагеря, пропела тревожную песнь звонкоголосая сигнальная труба. Рыцари одновременно вскочили, и Седрик выдохнул:

– Язычники!

– Да, – согласился сотник. – Предчувствия тебя не обманули. Поднимаем воинов!

– К бою! – во всю мощь прокричал Зальх.

Наёмники, кто не проснулся от рёва трубы, поднимались, повинуясь команде, и готовились к сражению. Рядом с конной сотней, окружая роскошный шатёр архиепископа Адальберта, стояли другие отряды бременского священнослужителя, где тоже началась суета. Воины под рукой главного церковного деятеля Священной Римской империи на севере были опытные. Поэтому всё делалось быстро и чётко. Спустя несколько минут крестоносцы облачились в доспехи и стали седлать лошадей, и пока оруженосец Зальха шваб Танкред Фельбен готовил для своего хозяина коня, Седрик взобрался на ближайшую телегу и с неё попробовал разглядеть, что творится ближе к центру лагеря, где происходили явно основные события этой ночи. Однако ничего толком не смог увидеть: между расположением архиепископских войск и центром было примерно четверть мили со множеством других отрядов, и всё это пространство покрывало зарево пожаров.

Зальх спрыгнул наземь, машинально подтянул перетягивающий кольчугу ремень, и Уттенхайм спросил его:

– Что там?

– Не знаю. – Седрик перехватил из рук оруженосца повод коня. – Ничего не видно, а на слух определить не получается, гомон, лошади ржут, люди кричат. В общем, неразбериха.

– Ну и ладно. На нас пока не нападают, и то хорошо. Будем ждать приказов архиепископа.

Конники Уттенхайма замерли на месте. Наёмники разобрались по десяткам, а рыцари встали перед ними. Воины Господа ждали распоряжений своего нанимателя, который решил лично сопровождать крестоносцев в богоугодном походе, и вскоре они поступили. К Людвигу и Седрику подскочил запыхавшийся Максимилиан Улекс и выдохнул:

– Господа, архиепископ желает, чтобы вы незамедлительно двинулись навстречу опасности и на месте разобрались, что происходит. Сразу же пришлите сюда гонца, и если герцогу понадобится ваша помощь, без колебаний вступайте в бой.

– А почему посылают нас? – поинтересовался Уттенхайм, и в его голосе было недовольство.

– Вы лучшие, – ответил священнослужитель, – и таково распоряжение архиепископа, которое должно быть выполнено. Или вы, рыцарь Уттенхайм, не согласны с ним и готовы оспорить этот приказ?

– Нет-нет, всё понятно. – Сотник обернулся к наёмникам и отдал команду: – По коням, псы войны! Надерём язычникам задницы! Шевелитесь!

Всадники ответили своему командиру нестройным гулом, и сотня двинулась к месту сражения. Кони расталкивали толпы пехотинцев, которые не знали, что делать, командиры других отрядов окликали Зальха и Уттенхайма – они хотели понять, что происходит, и получить хотя бы какие-то указания. Но что могли сказать им два рыцаря? И они либо отмалчивались, либо говорили, что и сами не знают, что происходит в огромном лагере.

Вскоре кавалеристы приблизились к центру, и на их пути оказался гонец герцога, который оповещал крестоносцев, что всем без исключения необходимо спешить на выручку обоза. Венеды, по своей привычке, уничтожали продовольственные запасы, и допустить это было нельзя. Командиры крестоносцев, услышав волю полководца, стали отдавать приказы и направлять своих воинов в бой. И бойцы, кто бегом, а кто шагом, в строю или вразброд, подобно водному потоку, покатились туда, где находился враг. Это движение нельзя контролировать, слишком многолюдным и разноязыким было войско католиков, и оно увлекло Зальха за собой. Совершенно незаметно рыцарь оторвался от кавалеристов Уттенхайма и спустя пару минут оказался под обстрелом.

Сотни стрел и коротких арбалетных болтов, которые летели неизвестно откуда, обрушились на католиков. Рядом с головой рыцаря что-то просвистело, конь Седрика жалобно заржал, а затем подкинул вверх круп. Рядом с Зальхом, который едва не вывалился из седла, падали раненые и убитые люди, всё вокруг было наполнено стонами. Рыцарь спешился, снял с седла треугольный щит и в отсветах бушевавших впереди пожаров разглядел, что его жеребец ранен двумя стрелами, которые на излете вонзились в его тело и застряли между рёбер. Почувствовав себя без седока, конь резко рванул повод, и рыцарь выпустил его. Животное, брыкаясь и разбрасывая крестоносцев, помчалось в сторону реки, а Седрик огляделся, не обнаружил воинов своей сотни и, без долгих раздумий, присоединился к ближайшему пехотному отряду, копьеносцам из Арраса.

Зальха ни о чём не спрашивали, и он тоже молчал. Воины просто шли на звук сражения и к горящим повозкам с припасами да прикрывались от сыпавшихся сверху стрел. Крестоносцы были полны решимости наказать наглого врага, и через несколько мгновений Зальх и пехотинцы его увидели.

На месте стоянки огромного обоза, которое находилось между рекой и лесом, вблизи ставки герцога Генриха Льва, шла битва, какой Седрик ещё никогда не видел. Закованные в броню вражеские пехотинцы размеренно и несокрушимо шагали вдоль повозок, сбивая на своём пути все заслоны. Вслед за ними двигались лучники и арбалетчики, которых прикрывали меченосцы, и католики не могли им ничего сделать. Бронированная масса варягов, по сути знаменитый хирд викингов, которого так боялись многие европейские военачальники, безжалостно бил и крушил отряды католиков, которые волнами накатывались на славян, но те, подобно скале, выдерживали очередной натиск и отбрасывали крестоносцев прочь. После чего наступали на них, давили на нестройные ряды германцев и наёмников щитами и убивали их десятками и сотнями. Следующие за ними стрелки не жалели метательных снарядов и осыпали воинов герцога Генриха железной смертью. И ладно бы так. Седрик ещё заметил, что время от времени из вражеского строя выбегают воины с какими-то непонятными камнями или бутылками в руках. На миг они замирали и кидали свою ношу в повозки, которые сразу вспыхивали ярким пламенем, и даже вода, которую лили на огонь наиболее смелые обозники, не могла потушить этот пожар, а, наоборот, словно давала ему новую пищу.

Однако долго наблюдать за происходящим Зальху не пришлось. Копейщики из Арраса, которыми руководил опытный командир, выстроили на пути варяжской пехоты четыре ровные линии и ощетинились длинными пиками. Мгновенно к наёмникам из Фрисландии примкнули все, кто был готов сражаться. По флангам скопилось множество крестоносцев, и среди них, справа от строя аррасцев, вместе с остатками городского ополчения из Бремена, находился Седрик. Щит висел на его левой руке, а меч был обнажён и готов выпить вражескую кровь. Рыцарь полон решимости поквитаться с язычниками за своих павших друзей, за разгром армии Фридриха Саксонского и за постыдное бегство из земель бодричей. Сомнения оставили его. На душе воина Господа было спокойно, и его глаза вглядывались в приближающихся врагов.

Венеды заметили препятствие, но шага не сбавили. Они подступали всё ближе и ближе, а когда до врагов оставалось десяток шагов, то выхлестнули из своего строя несколько железных клиньев-зубцов, которые прорубились через длинные копья аррасцев и, подобно острым клинкам, которые впиваются в человеческое тело, вонзились в их строй. Вместе с правым флангом Седрик кинулся на помощь копьеносцам и с криком попытался врубиться в толпу врагов. Но не тут-то было. Меч Зальха, поднырнувший под окованное металлом вражеское копьё, скользнул по чужому щиту, а затем его, словно рыцарь в броне – лёгкая пушинка, отбросили прочь. К счастью для Седрика, он не упал. Со спины его поддержали, и опять Зальх бросился на врагов, которые уже рассекли фрисландскую пехоту на несколько частей и теперь рубили наёмников своими мечами да кололи копьями.

Зальх опять повторил попытку достать врагов, но его очередной рывок опять не принёс ему успеха. В славянском строю не было прорех и щелей. Язычники были подобны стене, и куда бы Седрик ни направлялся, он видел одно и то же: остроконечные шлемы венедов, щиты, длинные копья, острые мечи и закованные в броню тела. Каждый удар Зальха отбивался, и только чудом рыцарь не получил рану и не был убит. Наверное, сам Господь охранял его или кто-то из небесных ангелов, но тогда Седрик об этом не думал. Он продолжал искать лазейку, размахивал своим клинком и отбивал удары. Его вновь и вновь отбрасывали, однако рыцарь проявил настырность. И когда варяги перемололи арраских пикинёров, а потом принялись за их собратьев из Гента, вместе с остатками правого крыла, к которому присоединялись всё новые бойцы, он всё же достиг своей цели.

С парой воинов из Бремена Седрик поднял тело одного из своих убитых товарищей, рыцаря в тяжёлом доспехе, который лежал под их ногами, и кинул его на вражеский строй. Мертвец пролетел всего три-четыре шага и упал на венедов, которые приняли его на копья и опустили своё грозное оружие к земле. Это был шанс, и Зальх им воспользовался. Он рванулся на язычников, наступил на тело мёртвого собрата-рыцаря, уцепился за копейное древко и, используя его как опору, подтянул себя к врагам. Увидев перед собой глаза венедского дружинника, вонзил в его лицо острие меча. Клинок вошёл противнику в переносицу, и венед выпал из хирда, а Зальх всем телом влез в образовавшуюся щель, и его меч ударил в голову ещё одного врага, который вскрикнул и отскочил. Зазор в строю язычников расширился, и в него влетело сразу два германца. Обоих почти сразу убили, но на их место встали новые воины, которые смогли удержаться и стали занозой в теле живого бронированного зверя.

– Давайте! – прохрипел Зальх своим нечаянным товарищам. – Во имя Христа и Девы Марии, не отступайте! Убивайте их!

В этот момент в плечо Седрика ударили чем-то тяжёлым, и он свалился под ноги сражающихся людей. По нему топтались свои и чужие, но он не чувствовал боли и всё время пытался встать. Далеко не с первой попытки это у него получилось. Он огляделся и увидел, что вражеский хирд всё же отбил нападение католиков, вновь заровнял свой строй и движется дальше. При этом венеды развернулись к лесу и стали прорываться из лагеря крестоносцев, и от понимания того, что язычники вот-вот скроются, Зальх закричал:

– А-а-а-а!!! – и от обиды готов был даже заплакать.

На миг его крик перекрыл шум боя. Но позади Седрик услышал знакомый голос Уттенхайма:

– Зальх!

Рыцарь обернулся и увидел, что за его спиной находится вся конная сотня из войска архиепископа Адальберта, а за ней скапливаются для удара по венедам готовые к бою рыцари из дружины Хартвига фон Штаде и герцога Генриха. Всадников было много, и они могли проломить стену из вражеских пехотинцев. Зальх понял это сразу и мгновенно взбодрился, подскочил к Людвигу и радостно выдохнул:

– Ты вовремя, дружище!

Уттенхайм усмехнулся:

– Вовремя, а то бы ты в одиночку всех язычников перебил. Кстати, тебя приметил наш полководец, который видел твоё геройство, так что жди поощрения или награды.

– Не за награду на смерть шёл, – бросил Зальх, в душе которого горел огонь мщения.

– Ну-ну, как скажешь. А где твой щит, шлем и меч и где ты потерял коня?

Седрик посмотрел на свои пустые руки, которые по локоть были испачканы кровью. Оружия, щита и шлема не было, и он растерянно пожал плечами:

– В бою всё растерял.

– Не беда, – сотник кивнул себе за спину, – у нас тоже потери, вражеские стрелки постарались, так что лошадь тебе найдём.

Взгляд Зальха пробежался по устланной телами мёртвых и раненых людей земле, которые во время битвы были предоставлены сами себе, и рядом с трупом убитого венеда обнаружил свой франкский меч. Щита и шлема нигде не увидел, искать же их времени не было, и, подобрав оружие, Зальх сел на освободившуюся после смерти наёмника приземистую лошадку и приготовился продолжить битву.

– В сторону! – разнёсся над кавалеристами чей-то молодой, но очень властный и уверенный голос.

Лёгкая кавалерия подалась влево, и на её месте стали выстраиваться в боевой порядок рыцари. Прикрытые толстыми кожаными попонами огромные тяжеловозы из Брабанта, Швабии и Франконии фыркали, а блистательные имперские дворяне в тяжёлой броне, которая сверкала в пламени пожаров, становились стремя к стремени, держа над головой длинные мощные копья. Элита германского воинства собралась в ударный кулак и приготовилась к недолгой скачке, а затем бою с противником, который, разумеется, не выдержит натиска крестоносцев.

На миг рыцари, которых было около четырёхсот человек, все, кто успел собраться, замерли. Герцог Генрих Лев, чьё лицо было скрыто глухим шлемом, кинул взгляд на Седрика и кивнул ему. Затем копьё, которое находилось в его правой руке, слегка качнулось, и он громко произнес:

– С нами Бог!

Это было сигналом, и рыцари вонзили в бока своих боевых коней шпоры. Тяжеловозы стали набирать разбег, земля задрожала под их копытами, и стальная лавина понеслась на хирд венедов. Следом за тяжёлой кавалерией последовала лёгкая, и восторг, упоительный и радостный, накрыл Зальха с головой. Теперь-то он был твёрдо убеждён, что враги не успеют спрятаться в лесных дебрях, и меч в его руке был готов рубить головы язычников.

Однако венеды, как оказалось, были готовы встретить рыцарей, быстро перестроившись. Все копьеносцы оказались сосредоточены против конницы. За ними стояли арбалетчики, а мечники занялись пехотой католиков. Впрочем, германцев это не смущало. Они продолжали наступать. Кони наращивали скорость, но тут вражеские стрелки с расстояния в пятьдесят шагов дали дружный залп. Арбалетные болты наносили раны и калечили коней. Острые жала пробивали дорогие доспехи и шлемы, и многие рыцари упали замертво. В ногу герцога Генриха тоже попала короткая стрела, но он продолжал гнать своего жеребца, и тут перед ним и другими рыцарями возникли копья. Умные кони не желали идти на смерть, но и не могли остановиться. Животные продолжали бежать, и в это мгновение перед самым строем венедов некоторые рыцари стали гореть. О доспехи имперских аристократов разбивались глиняные бутылки с тлеющими фитильками у горлышка, и тот, в кого попадал такой снаряд, воспламенялся. При этом огненная смесь разбрызгивалась на его соседей и коней. Дорогостоящие благородные животные стали становиться на дыбы и сбрасывали своих седоков. Объятые племенем рыцари кричали от ужаса и боли. Запах палёной кожи и шерсти повис в воздухе. Он забивал дыхание германцев, и в огненном хаосе атака рыцарей захлебнулась.

Только несколько аристократов смогли вломиться в строй славян, но храбрых одиночек вздели на копья или выдернули из седла. Другие рыцари стали поворачивать в сторону, а третьи остановили разбег коней и решили выждать дальнейших распоряжений. Лёгкую кавалерию разметали тяжеловозы, которые уносились подальше от огня, и ко всему этому наёмники архиепископа потеряли своего командира. Очередным арбалетным болтом, вылетевшим из вражеского хирда, был задет Людвиг фон Уттенхайм, который покачнулся, прорычал проклятие, скатился на землю и замер без движения. Одновременно с этим Зальх опять едва не выпал из седла, но удержался и на удивление быстро сориентировался. Ликование вновь сменилось унынием и яростью на нечестивых венедов, и он принял командование сотней. Взяв с собой несколько воинов, юноша направил лошадь туда, где в последний раз видел герцога, и вскоре оказался на месте.

Противник, на которого продолжала давить многочисленная пехота, огрызаясь, откатывался к лесу, а Седрик искал герцога. Нет, он не хотел выслужиться и получить награду, не это было в тот момент для него главным. Просто он понимал, что без команды неосмотрительно рванувшегося в битву полководца уцелевшие рыцари останутся на месте, а без них, по его мнению, одолеть славян не представлялось возможным.

Герцог нашёлся быстро, а обнаружил его Седрик по крику. Генрих Лев лежал под тушей своего жеребца, коему арбалетный болт попал в морду, а рядом с ним смрадно чадил труп одного из рыцарей. Стекающее с трупа жидкое пламя подступило к доспехам герцога, который из-за их тяжести не мог даже пошевелиться, и огонь стал нагревать металл. От боли властитель Саксонии заорал так, будто его пытают. Впрочем, возможно, причиной его крика были не только ожоги и страх, но и то, что при падении Генрих сломал ногу.

Зальх с другими воинами помогли герцогу освободиться, сняли с него шлем, и Седрик увидел перед собой бледного юношу с совершенно ошалевшими дикими глазами. Генрих Лев продолжал кричать. Он мало что соображал, и тогда Зальх встряхнул его и прокричал в лицо полководца:

– Ваша светлость, соберитесь! Вы нужны своему войску!

Как ни странно, но этот окрик привёл герцога в чувство, и он замолчал. Генрих пару раз хлопнул ресницами, узнал Зальха и, скривившись от сильнейшей боли, прошептал:

– Что нужно сделать?

– Прикажите рыцарям продолжать наступление на венедов.

– Хорошо. Посадите меня на коня.

Генриха Льва осторожно посадили на лошадь Танкреда Фельбена, и оруженосец взял её под уздцы. Герцог показался перед своими рыцарями и отдал необходимую команду. Неполная сотня тяжёлых кавалеристов, которые остались на месте, с собравшейся лёгкой конницей вновь помчалась на врага. И Зальх, передав герцога на попечение оруженосца и десятка всадников, был с ними. Вновь лошади несли своих седоков на язычников, которые были уже подле самого леса. До чащобы оставался один бросок, но он был самым трудным. Подошедшие к месту сражения резервные отряды крестоносцев навалились на венедов со всех сторон, а помимо того появились английские стрелки с луками в человеческий рост. Длинные стрелы островитян выбивали славян без всякой жалости, и даже отличная броня и щиты им не помогали, а пехота католиков давила на ночных налётчиков и не отступала. Кто-то из германских командиров разглядел наступающих рыцарей и вовремя оттянул свою пехоту в сторону, и кавалерия, на этот раз почти беспрепятственно, врубилась в хирд венедов.

– Ха-а! – Меч Зальха на его выдохе врубился в голову языческого лучника, колчан которого был пуст.

После этого рыцарь стал выискивать новую жертву, но снова в бой вступили вражеские метатели огня. В рыцарей полетело несколько глиняных бутылок, и вновь некоторые католики загорелись. При этом пострадали и венеды, на которых попали огненные капли, но основной своей цели противник достиг: германская кавалерия опять запнулась, и одним рывком, бросая на поле боя своих мертвецов, славяне добежали до лесной опушки, и их строй, который казался несокрушимым монолитом, распался и растёкся под деревьями. Английские лучники провожали противника стрелами, и немало язычников погибло или было ранено. А Зальх в это время криками и угрозами взбодрил замешкавшихся всадников и опять повёл их в атаку. Он надеялся зарубить ещё хотя бы нескольких врагов, но из-за ближайшего дерева вынырнула тень, косматый дикарь, тело коего было облачено в костюм из веток, и кинул в рыцаря дубину.

Удар в грудь! Полёт, который показался Седрику очень долгим, а затем темнота.

«Неужели пришла смерть?» – подумал Зальх, и его сознание померкло…

Очнулся рыцарь в полдень. Страшно болела голова, а веки никак не желали открываться. Он застонал, и тут же в его пересохшие губы упёрлась деревянная плошка с водой, которая пахла травами. Седрик открыл рот и напился, после чего ему стало гораздо легче. Рыцарь ещё раз попробовал открыть глаза, и это у него наконец получилось. Он смог оглядеться и обнаружил, что лежит в просторной полутёмной палатке на довольно мягком топчане. Справа и слева от него на таких же топчанах находилось ещё несколько воинов, явно не простолюдины, а над ним склонился Танкред Фельбен.

– Где я? – прохрипел рыцарь.

– В палатке лекаря Гонзо Леонского, личного целителя герцога Генриха.

– Долго я провалялся без памяти?

– Остаток ночи и половину дня.

– Что венеды?

– Оторвались. Они ушли в лес и их не догнали. За ними бросились в погоню, но наших воинов в дебрях ждала засада.

– Потери в войске большие?

– Очень. Герцог в гневе, и я лично слышал, что он говорил, будто мы потеряли две тысячи только убитыми, а помимо того богомерзкие исчадия ада венеды уничтожили половину обоза, а сами оставили на поле боя меньше двухсот мертвецов.

– Хр-р-р! – прорычал Зальх, и его руки сжались в кулаки.

От этого движения в глазах вновь потемнело, и Танкред придержал его за плечи:

– Лежите. Лекарь сказал, что вам нужен покой и сон.

Седрик постарался успокоиться и спросил:

– Что со мной?

– Вы сильно ударились головой, и у вас треснуло два ребра. Завтра, наверное, уже сможете встать, а через пять-шесть дней вновь будете командовать отрядом. Так говорит мастер Гонзо.

– А что с Уттенхаймом? Он мёртв?

– Нет. У сотника арбалетным болтом разбита коленная чашечка, и он, подобно вам, сильно приложился головой о землю. Поэтому его вместе с другими тяжелоранеными отправят в Гамбург.

– Ясно.

Голова рыцаря словно налилась свинцом, видимо, сказывалось действие питья, и вновь он стал проваливаться в забытьё. Оруженосец ещё что-то говорил о награде от герцога Генриха и славе среди воинов. Однако Седрик его уже не слушал. Он засыпал и понимал, что ему необходимо восстановить силы, ибо военная кампания, которая войдёт во все европейские анналы как Первая Северная война, только начинается. Ну а раз так, то для него, рыцаря Седрика фон Зальха, всё ещё впереди.