Глава 38
Кречинский был не просто растерян. Кириллу показалось, что художник абсолютно дезориентирован и толком не представляет, где находится и тем более за что. Наутро он слегка протрезвел, но по-прежнему ничего не соображал. Пришлось определить его в ИВС. Результаты экспертизы подоспели лишь после обеда, и тогда Навоев решил допросить Кречинского.
Примостившись в углу кабинета, Кирилл мрачно рассматривал художника. Несколько часов в изоляторе дались Кречинскому нелегко. Опустив плечи, он вздрагивал, смотрел перед собой потухшим взглядом и то и дело нервно обнюхивал грязные ладони. Под глазом живописца наливался грозовой синевой огромный бланш. Скорее всего, приложил кто-то из сокамерников.
— В конце концов, я могу узнать, в чем вы обвиняете моего подзащитного? — раздраженно поинтересовалась адвокат Галина Орлова, здоровенная феминистка с тройным подбородком и необхватной талией. Это она привезла утром справку о Верином заболевании.
— Ваш подзащитный подозревается в убийстве Марии Сотниковой, а также в нападении на пятерых женщин с причинением им тяжких телесных повреждений. Одно из нападений также привело к смерти потерпевшей Чупиловой, — скучным голосом пояснил Навоев.
— Бред какой-то! — фыркнула адвокат. — Кстати, молодой человек, — произнесла она высокомерно. — Я показала вам медицинскую справку не для того, чтобы вы кричали о заболевании Гавриловой на всю страну. Это, между прочим, врачебная тайна. Вы, как сотрудник правоохранительных органов, должны это знать. Как и то, что я вас элементарно засужу.
— Неужели? — любезно справился Навоев. — Таки засудите?
— Можете не сомневаться!
— Прекрасно! А мы возбудим уголовное дело против вашей подзащитной. Ни ваши магические пассы, ни пресса ее не спасут, потому как применение насилия в отношении представителя власти — уголовно наказуемое деяние. И за него в статье 318 УК РФ предусмотрено лишение свободы сроком до десяти лет.
Орлова запыхтела от ярости, отчего затряслись три ее подбородка.
— Патовая ситуация, не так ли? — ласково поинтересовался Навоев.
— Посмотрим! — процедила Орлова.
Миронов в душе позавидовал недюжинной выдержке Навоева. Орлова слыла черной мамбой в адвокатской среде и не чуралась любых способов в достижении целей.
А вот Верин демарш оказался провальным.
Только один телеканал показал мало-мальски лояльный сюжет об акции протеста. Однако канал был кабельным, новости на нем выходили вечером и в крайне неудобное время, когда по другому каналу шел яркий музыкальный проект. На другом канале сюжет показали в полдень, но для Веры он был, как гром среди ясного неба.
— Акция по освобождению художника Кречинского, задержанного утром полицией, приобрела пикантное продолжение, — сообщила ведущая новостей. — Обвиняя сотрудников правоохранительных органов в произволе, супруга Кречинского, журналистка Вера Гаврилова сама набросилась на сотрудника полиции. Подробности в нашем сюжете.
Синхрон за кадром бодро поведал, что полиция наконец-то задержала подозреваемого в нападениях на женщин. Им оказался художник Кречинский — личность в городе известная и эпатажная. С тем же воодушевлением невидимая журналистка рассказала, что во время незаконного пикета супруга художника вела себя крайне агрессивно.
— Вы видели? Он меня ударил! — вопила Вера с экрана.
— Как показал покадровый анализ снятого материала, заявление журналистки Гавриловой не имело под собой оснований, — с легким злорадством прокомментировала уже знакомая Миронову корреспондентка канала. — На кадрах отчетливо видно, что Вера Гаврилова упала оттого, что поскользнулась, а затем, когда начальник одного из отделов угрозыска майор Миронов помог ей подняться, нанесла ему удар ногой.
На экране крупным планом показали Кирилла в тот момент, когда Вера врезала ему по голени, и он натурально скорчился от боли. Следом на экране возник Навоев с постным, как у лютеранского проповедника, лицом.
— По всем канонам мы должны возбудить два дела. Одно — административное — по поводу организации несанкционированного митинга. Второе — уголовное, — сообщил он на камеру. — Адвокатом была представлена медицинская справка о том, что Вера Петровна Гаврилова страдает психическим расстройством, но любая угроза физической расправы или нападение на сотрудника полиции признается совершенным преступлением. И, следовательно, уголовное преследование не заставит себя долго ждать, даже если деяние совершено необдуманно или при помутнении рассудка.
Навоев помахал в воздухе справкой. На секунду она возникла на экранах крупным планом.
— Что касается задержанного Владимира Кречинского, то на сегодняшний момент никаких обвинений ему пока не предъявлено. В интересах следствия иная информация не разглашается…
Далее корреспондентка традиционно вопросила: доколе по российским городам будут бегать психи с ножами? И завершила сюжет тоже ритуальными фразами:
— Виноват художник Кречинский в нападениях на женщин или нет, покажет время. А мы будем следить за ходом следствия…
К моменту, когда Кречинского привезли на допрос, местные и региональные интернет-порталы также опубликовали новостную информацию о том, что в городе орудовал художник-маньяк, которому потворствовала психически больная жена. О журналистской солидарности все дружно забыли. Во-первых, уж больно жирным был сюжет, во-вторых, коллеги Веру, мягко сказать, не любили и радовались возможности ей напакостить…
— Посмотрим, посмотрим, — ухмыльнулся Навоев в ответ на запальчивые речи адвоката Орловой. — А пока, может быть, перейдем к делу гражданина Кречинского? Владимир Сергеевич, где вы были двадцать первого ноября прошлого года?
— Не отвечайте! — предупредила Орлова.
Но раздавленный Кречинский тихо ответил:
— Не помню.
— Не помните? — огорчился Навоев и заглянул в свой ежедневник. — И мыслей никаких нет?
Кречинский мотнул головой, снова поднес ладони к лицу и скривился.
— Идем дальше. Двенадцатое декабря прошлого года?
— Не знаю… Может быть, дома… Или в мастерской. Я никуда не хожу, разве что в магазин или в аптеку.
— Так и запишем… А тридцатое декабря, накануне Нового года? Это должны помнить, правда? Или совсем недавно, шестнадцатое января? Кстати, двадцать третье и двадцать шестое января и вовсе рядышком! Неужто их тоже запамятовали?
Кречинский не ответил. Орлова жарко задышала и смерила гневным взглядом Навоева, который смотрелся вполовину меньше ее.
— Это все, о чем вы хотели спросить моего подзащитного? Боюсь, что вы тоже не в состоянии будете вспомнить сразу, чем занимались в те или иные дни, если вас неожиданно спросят об этом. Понимаете, что это не основание для задержания!
Не обращая внимания на ее выпады, Навоев выложил на стол фото Тамары Чупиловой и резко спросил:
— Вам знакома эта женщина?
Кречинский посмотрел на него тусклым взглядом и промолчал.
— То есть отвечать не хотите? — поджал губы Навоев, и поверх фото легло еще одно. — Хорошо! Возможно, это выведет вас из ступора?
На снимке снова была Чупилова, но уже мертвая, с изуродованным лицом. Кречинский бросил на фотографию быстрый взгляд, застыл, а затем начал медленно зеленеть.
— Узнаете? — язвительно уточнил Навоев. — Ваших рук дело?
— Господин следователь, я прошу держать себя в рамках! — воскликнула Орлова. — На каком основании вы делаете такие заявления?
— А этот предмет вам знаком? — прервал ее Навоев и положил поверх снимков медицинский скальпель, запачканный краской.
Кречинский зажал рот ладонью. Его лицо покрылось бурыми пятнами, а на лбу крупными каплями выступил пот.
— Что тут происходит? — возмутилась Орлова.
Навоев не дал ей договорить.
— Согласно экспертизе, в ранах на теле погибшей Чупиловой были обнаружены микрочастицы масляной краски, идентичной той, что изъяли в вашей мастерской. Вот еще одно заключение, в котором сказано, что порезы были нанесены орудием, схожим с медицинским скальпелем, обнаруженным там же…
И перегнулся через стол.
— Послушайте, гражданин Кречинский, лучший выход для вас чистосердечно во всем признаться. Вы же понимаете, улик хоть отбавляй.
— Все улики — косвенные! — вклинилась Орлова. — То, что частицы краски в ранах жертвы совпали по химическому составу с красками из мастерской моего подзащитного, ни о чем не говорит. Художественные краски выпускаются партиями, это не какой-то там эксклюзив. Они продаются в городе в двух магазинах. У десятка наших художников вы найдете краску из одной и той же партии. Наличие скальпеля — тоже не доказательство. Все художники ими пользуются.
— А то, что на полотне вашего подзащитного изображены все жертвы преступлений, тоже совпадение? — разозлился Навоев.
— Так ли уж все? — усмехнулась Орлова, но ее глаз стал заметно дергаться.
Навоев разложил веером на столе новые фотографии.
— Любуйтесь! Я вам даже хронологию нападений распишу с ноября и до конца января. Раиса Тинникова, фото до и после нападения. Разрезано лицо. Отрублена мочка уха. Варвара Холопова, та же картина, только ухо осталось целым. Дарья Мирошниченко, на нее напали в конце декабря, перед Новым годом. Татьяна Жукова, только недавно вышла из больницы. Ее изуродовали три недели назад. Следом Тамара Чупилова. И, наконец, Мария Сотникова. А теперь смотрите сюда.
Навоев подвинул к Орловой фотоснимок недописанной картины Кречинского, взял карандаш и стал обводить лица.
— Вот Тинникова, обратите внимание, ее лицо нарисовано полностью.
— Написано, — тихо поправил Кречинский.
Навоев удивленно вскинул брови:
— Что, простите?
— Правильно говорить — написано. Рисуют на заборах, а художники картины пишут, — еще тише сказал Кречинский и поднес ладони к лицу.
— Ах, простите! — издевательски произнес Навоев. — Простите, что неважно разбираюсь в искусстве. Зато с криминалистикой и юриспруденцией у меня все в порядке. Так вот, Тинникова на полотне изображена полностью в дурацких доспехах…
— Это не дурацкие доспехи, — почти прошептал Кречинский, не отводивший взгляда от пальцев. — Это скандинавский эпос. Воинственные девы — валькирии!
— Валькирии! — поперхнулся Навоев. — Чем они вам не угодили?
Кречинский понурился и ничего не ответил.
Адвокат покраснела от злости:
— У вас претензии к творчеству моего подзащитного?
— Да бог с ними, с валькириями, — отмахнулся Навоев. — Лица и фигуры женщин на картине как бы в разной степени готовности. Три прописаны полностью, у Жуковой и Чупиловой большей частью — фигуры и лица, а вот портрет Сотниковой — скорее набросок или эскиз. Поэтому, гражданин Кречинский, нет смысла отрицать, что вы были знакомы с этими женщинами.
— Мой клиент имеет право не свидетельствовать против себя, — торопливо сказала Орлова. — И потом, быть знакомым с этими женщинами еще не значит убить их. Хотите, я приведу вам десяток особ, похожих на этих валькирий? К тому же никакого фотографического сходства я не вижу, особенно здесь.
Она ткнула пальцем в изображение лица Сотниковой, выписанного грубыми мазками.
— На эту даму даже я немного похожа. Но, как видите, жива и здорова!
— Видно, потому и живы, что рисовать вас никто не собирался, — усмехнулся Навоев и перевел взгляд на Кречинского: — Я так полагаю, вы предлагали каждой из женщин написать портрет, в процессе работы склоняли их к интимной близости, но получали отказ. А затем, обозлившись, брали скальпель и шли сводить с ними счеты, потому что все они были слишком хороши для вас. Их красота оставалась на холсте, а вот в реальной жизни они были ее недостойны, потому что пренебрегли тем, кто реально мог оценить их прелести. Красоты не должно быть слишком много, да? Каждая ваша натурщица была красивее предыдущей, и поэтому раз за разом вы уродовали свои жертвы все сильнее и сильнее. А может, просто наловчились? Руку набили?
— Бред! — взвизгнула Орлова. — Прошу вас, не порите чушь!
Но Навоев, словно не слышал ее и продолжал бесстрастным голосом:
— А потом вы стали писать портрет Чупиловой — очень красивой женщины. И опять не сдержались, стали ее домогаться. Она, естественно, отказала, и вы ее убили! Непреднамеренно, конечно. Когда на нее напали, Чупилова страшно испугалась! Случился сердечный приступ. Женщина потеряла сознание от боли и после элементарно замерзла в луже крови.
Кречинский дернулся и еще ниже опустил голову.
— После Нового года вы решили устроить выставку, пришли просить денег к Сотниковой, попутно предложили написать ее портрет. Мы проверили ее бухгалтерию, а племянник Сотниковой показал: она заплатила вашей жене за черный пиар триста тысяч рублей. Вера Петровна деньги взяла и… Что произошло дальше? Она ничего не сделала? Или сделала недостаточно? Сотникова разозлилась и потребовала вернуть деньги, приехала в понедельник к вам в мастерскую… Что случилось тогда, Кречинский? Она перепутала двор? Или вы намеренно дали ей неверный адрес, а потом подкараулили и зарезали?
Кречинский провел под носом ребром ладони и разрыдался.
— Я ничего не делал! — всхлипывал он. — Я ни в чем не виноват! Деньги нужны были не на выставку, а на взятку в мэрию, чтобы получить выгодный заказ на оформление Дома культуры. А написать статью против конкурентов Вере предложила сама Сотникова! В воскресенье Мария Ефимовна приезжала ко мне позировать! В воскресенье вечером, а не в понедельник! И только позировать! Ни о каких долгах даже речи не шло!
— Молчите, Владимир! — строго сказала Орлова и повернулась к Навоеву. — Это все голый вымысел! Вы ничего не докажете, даже факт сексуальных домогательств со стороны моего клиента.
— Это мы еще посмотрим! — усмехнулся Навоев. — Сегодня, госпожа Орлова, мы проведем очную ставку между подозреваемым и пострадавшими.
— Не имеете права, — возмутилась Орлова. — Вы меня не предупредили!
— Считайте, что предупредил! Что вы так волнуетесь? Если ваш подзащитный ни в чем не виноват, очная ставка ему не повредит.
Орлова стиснула зубы и часто задышала, но сказать ей было нечего. Кречинский промолчал и подавно. Он всхлипывал, уткнувшись в грязные ладони.
