Глава 26
В подвальчике арт-кофейни было полутемно и малолюдно. В дневное время спиртное тут не подавали, а кофе, пирожные и легкие закуски стоили недешево. Поэтому обычно здесь собиралась местная богема с приличными доходами, но ближе к вечеру, потому что просыпаться рано они давно отучились.
Юля и Никита выбрали столик в конце зала, в самом темном углу. Быстрова выглядела на редкость неважно и не скрывала бешенства, что тоже было в диковинку. Обычно Юля тщательно контролировала свою ярость на людях.
— Эта история не укладывается у меня в голове! — зло говорила она, не замечая, что пирожное под ее ложечкой давно превратилось в безобразное крошево. — Я могла что угодно ожидать, но только не этого! Представляешь, Валеру пытаются обвинить в убийстве!
Юля с неописуемым сарказмом поведала о визите к ним домой Миронова в тандеме со следователем после того, как во дворе обнаружили труп Сотниковой. И, все больше возгораясь от злости, сообщила о том, что на следующий день Валерию очень вежливо, но настойчиво предложили прибыть в следственный комитет для уточнения показаний.
— Им это выгодно, понимаешь, возбудить уголовное дело против Валеры! — кипела Юля. — Версия: рейдерский захват бизнеса! Мотив для убийства: Сотникова всячески этому препятствовала! Навоев — следователь, еще та тварь! Наш адвокат, естественно, камня на камне не оставил от его аргументов. Доказательной базы у них никакой, все подозрения основаны на слухах о наших натянутых отношениях. Но, Никита, два часа! Два часа допроса! Валера еще не хотел адвоката с собой брать. Слава богу, я настояла! Если бы не он, Навоев мигом закрыл бы Валеру в следственный изолятор. Но это еще цветочки! Беликова на причастность к убийству других женщин проверяют! Мой Валерка, оказывается, маньяк! Столько лет не практиковал поножовщину, и тут — на тебе! Начал в сорок пять. Тебе не кажется, что поздновато для дебюта? Дикость несусветная, но всегда найдутся те, кто поверит!
Никита смотрел на нее с непроницаемым видом.
— Но его пока не закрыли и обвинение не предъявили! Значит, не все потеряно!
— Как ты не понимаешь? — взвилась Юля. — Он — единственный подозреваемый. Не закроют сегодня, закроют завтра! Нам от этого не легче! Утром меня тоже вызывали, но я прихватила с собой адвоката на всякий случай. Но и без того меня сложно сбить с панталыку.
— А почему только Валерия подозревают? А вдруг это ты Сотникову укокошила? Честно, на месте Кирилла я в первую очередь подумал бы на тебя! — усмехнулся Никита.
— Не смешно! — вспыхнула Юля. — Нашел над чем шутить! Навоев решил, что я слишком худая и легкая, чтобы справиться с Сотниковой.
— Ее ведь зарезали! Для этого не нужно быть Геркулесом.
— Ага! Несколько раз пырнули в сердце, а затем оттащили метров на десять в сугробы! — проворчала Юля. — Я похожа на богатыршу?
Никита придвинул к себе развороченные остатки ее пирожного и принялся бесцеремонно доедать.
— С Мироновым не говорила? — спросил он с набитым ртом.
— Как ты представляешь этот разговор? Я — супруга главного подозреваемого. Кирилл даже трубку не берет.
— Меня он тоже игнорирует. Вчера кое-как по служебному номеру дозвонился, а он сквозь зубы отфутболил к Ушаковой. А Марина опять на тайну следствия все свалила. Злые они на меня! — признался Никита.
— Я не понимаю, чего они в Валеру вцепились? Неужели смерть Сотниковой никому не выгодна, кроме нас? Кто у нее там в наследниках? Дети? Внуки? Бедные родственники?
Никита положил ложечку на блюдце и с удовольствием потянулся.
— Эх, хорошо как! Вкусненько! Да, о чем ты? У Сотниковой из родни только племянник Ванюша, сопляк от силы лет двадцати. Голубые глазки, очки и кудряшки. Прицепить ему крылышки, будет чистый купидон.
— Вот купидон ее и завалил! — мрачно поведала Юля. — Шмальнул из лука.
— Увы, но он не при делах! — вздохнул Никита. — В ту ночь он со своей подружкой в койке кувыркался на другом конце города.
— Ты проверял? Может, врет?
— Может, и врет, но его уже допрашивали, и алиби наверняка подтвердилось. Думаю, девицу тоже проверили. Хотя не мешало бы к ней съездить. Кстати, есть интересная информация. Сотникова незадолго до смерти заказала свой портрет. И в воскресенье вечером ездила в первый раз позировать. Угадай, к кому?
— Да запросто! — усмехнулась Юля. — Кто еще «Волшебный взгляд ночи из глубины зеленого сада» способен написать? Только Никас Сафронов. Или кто там у нас сейчас из самых востребованных портретистов?
— Угу! — кивнул Никита. — Почти угадала! Особенно про волшебный взгляд. Как у Володи Кречинского, когда он подшофе! Племянник Ванюша выведал в бухгалтерии: Сотникова выдала Верке гонорар — триста тысяч.
— И что? — удивилась Юля. — Как это сопрягается с убийством?
Никита недовольно поморщился:
— Быстрова, не тормози, а? С чего все решили, что Сотникова ехала к вам?
— Не вижу никакой связи ни с Веркой, ни с Кречинским! Они живут на другом конце города!
— Живут — да! — перебил ее Никита. — А мастерская у него в соседнем с вами дворе. Иван сказал, что первый раз, вечером в воскресенье, он сам отвозил Сотникову позировать к Кречинскому и ждал ее у подъезда, потому что тетушка была пьяной в хлам. Прикинь, она договорилась о второй встрече с художником, но перепутала двор.
Юля помолчала, переваривая новость, а затем возразила:
— Нет, дворы сложно перепутать. Мастерская у Кречинского находится в старой панельной девятиэтажке, а у нас — новые кирпичные дома в шестнадцать этажей.
— Неважно! — отмахнулся Никита. — Допустим, не перепутала и ехала, куда надо! Но вдруг вспомнила: ах, в этом доме живет злыдня Быстрова. Дай-ка выдерну ее на улицу и набью морду?
Юля пожала плечами, но взгляд ее изменился. Кажется, вопрос Шмелева ей не понравился.
— Если она договорилась о встрече с Кречинским, чего же на ее сотовом не было его номера? — произнесла она довольно нервно. — Ни в контактах, ни в вызовах? Повторяю: нас тиранят из-за стойкой нелюбви друг к другу и оттого, что звонки нам были последними.
— Кречинский и Верка навестили Сотникову в пятницу. Тогда же могли договориться о первом сеансе. И потом, кто сказал, что они общались по сотовому? Могли и по городскому телефону созвониться или списаться по Интернету. Есть куча разных программ: скайп, аська, агент…
— Положим, они условились о встрече во второй раз, но Кречинский вдруг решил, что легче укокошить Марию, чем написать ее портрет? — изумилась Юля. — Извини, но это ж ни в какие ворота не лезет! Версия — бредовее некуда! Сон разума!
— То есть эта версия — сон разума, а та, что ее мог убить Валера из-за неприязненных отношений, — абсолютно нормальная? — язвительно поинтересовался Никита.
— Это не моя версия! — рассердилась Юля. — Это Навоев вцепился в нее будто клещ. Но ты сам хотя бы веришь, что Кречинский способен кого-то изувечить и даже убить? Он же мямля! Размазня! У него руки дрожат с перепою! Если уж кого подозревать, то Верку. Во-первых, она — реальная психопатка. Во-вторых, с ее весом и ростом способна не только справиться с такой дамой, как Сотникова, но и оттащить ее на другой конец города.
— Да, что-то Гаврилову в последнее время сильно разнесло, — заметил отрешенно Никита. — Но она и впрямь горазда на людей бросаться. Не помню, кто рассказывал, кажется, Виктор Сахно, как она в сопливом возрасте проткнула вилкой руку однокласснице в школьной столовой. Пацана не поделили. Только куда теперь прицепить мужика, что околачивался возле дома Сотниковой?
— А я знаю? — буркнула Юля и машинально свернула и развернула салфетку. — Кажется, я должна тебе кое в чем признаться. Нет, мы правда Сотникову не убивали, но… — Она замялась. — Но нас могли видеть с ней во дворе незадолго до убийства!
— Ничего себе! — чуть не подавился остатками кофе Никита. — И до сих пор молчала?
— Да, мы не сказали ментам, что выходили на улицу поздно вечером. Сначала я, а чуть позже Валера…
Она замолчала, видно, подбирала слова. Никита не выдержал:
— Юля, у меня сердце слабое! Ты что, сунула нож ей под ребро?
— Дурак! Мы… Короче, мы подрались. Точнее, она первой меня ударила.
Юля глубоко вдохнула воздух, как перед решительным броском к финишу.
— Я вышла к ней сразу после звонка. Сотникова была уже на взводе и сразу набросилась на меня с кулаками. Верещала, ругалась как извозчик.
— А ты, вместо того чтобы просто уйти и не связываться с истеричкой, не осталась в долгу? — уточнил Никита.
— Конечно! Я ответила. Не сказать, что культурно. А она — раз! И съездила мне по физиономии. Я упала. Она пыталась пнуть меня в лицо. Я схватила ее за ногу, дернула и повалила в снег!
Юля замолчала, судорожно перевела дыхание, скомкала салфетку и отбросила ее в сторону.
— И тут?.. — насторожился Никита.
— И тут вылетел Валера! Мы успели подняться. Сотникова снова кинулась на меня. Но он влепил ей затрещину и оттолкнул. Мадам села на задницу. Стала искать в снегу платок и ругаться. Не нашла и направилась к машине. Та поодаль стояла. Надо сказать, от Сотниковой спиртным несло, да и шла она странно, ноги разъезжались, покачивалась. Валерка в это время стряхивал с меня снег и ругался, уже на меня.
— То есть Беликов ее тоже не убивал?
— Он пообещал ее придушить, если она не угомонится. Придушить! Но не зарезать! Понимаешь?
— Понимаю! Хрен редьки не слаще! Одно только в голове не укладывается, почему вы так по-детски подставились? Ты ведь все ходы наперед просчитываешь? Что стряслось, Юлька? Я тебя не узнаю! Покайтесь Миронову, что виделись с Сотниковой, пока не поздно!
— Валера запретил рассказывать, — упавшим голосом призналась Юля. — Уверял, что все обойдется! Что все уладит! Как видишь, не обошлось и не уладил!
Никита с задумчивым видом выбил пальцами дробь на столе.
— Молись, чтобы менты не нашли очевидцев драки. Иначе, сама понимаешь, неприятности превратятся в крупную проблему! — и, наклонившись через стол, посмотрел ей в глаза. — И все-таки, как считаешь, Сотникова к вам специально приезжала или по пути к Кречинскому?
Юля, словно в ознобе, передернула плечами.
— Шут его знает! Спроси что-нибудь полегче. Принаряженная она была! Да! В шубе! В полушалке красивом! Думаю, поначалу драться не собиралась! Кстати, я краем глаза заметила, как она в машину садилась. Мне показалось, что дверцу открыла со стороны пассажира. Но не ручаюсь, Валерка меня быстро втолкнул в подъезд и…
Юля внезапно замолчала и перевела взгляд за спину Никиты.
Шмелев стремительно оглянулся.
Оказывается, внимание Быстровой привлек официант, который с виноватым видом подошел к столу и протянул ей газету.
— Юлия Владимировна, простите! Мы для посетителей местные газеты и журналы получаем. Только что свежие принесли. Я подумал, вас это заинтересует!
Юля в замешательстве уставилась на газетный лист. Лицо ее побелело, затем налилось кровью, и она возмущенно процедила:
— Гадина! Какая же гадина эта Гаврилова!
Никита перегнулся через стол, желая скорее увидеть то, что так потрясло Юлю. Губы ее дрожали от негодования, когда она перекинула ему газету, третью полосу которой целиком занимала статья с кричащим заголовком: «Отжать или зарезать? Смертельная битва автоботов!»
— Смотри, что эта дрянь насочиняла! Валерке еще не предъявили обвинение, а она уже объявила его убийцей! Но как прокололась, а? Как подставилась! — Юля грозно сдвинула брови. — Что ж, я не виновата! Она напала первой!
И, не мешкая, принялась кому-то звонить, что-то объяснять, что-то требовать. Никита особо не прислушивался. Знал, надо будет, сама расскажет. Он читал статью, профессионально быстро, но внимательно, стараясь понять, что побудило Веру опубликовать непроверенные факты, и, попутно соображал, как снизить эффект от гнусной публикации.
Гаврилова была далеко не дурой, чтобы с лету обвинить человека в страшном преступлении. Одно из двух: или ей приставили нож к горлу, или посулили очень большие деньги, перед которыми померкла боязнь огрести наказание за клевету и вылететь из газеты с треском.
Надо сказать, несмотря на качественный слог и журналистское чутье, Гаврилова не задерживалась подолгу ни в одной редакции. Порой она уходила сама, но зачастую ее просили уйти. Несносный характер вынудил Веру перейти в разряд фрилансеров — охотников вольных и оттого часто голодных. Но на этот раз статья вышла в коммерческой газете с либеральными замашками, где Вера вполне могла обрести приют. И то, что его догадка верна, Никита понял немедля.
Глаза у Юли блестели, когда она сообщила, что велела бухгалтеру срочно проинформировать владельца газеты об отзыве платежей за рекламу.
Через пять минут с ней попытались связаться из рекламного отдела редакции. Юля мстительно проигнорировала звонки. Еще через пять минут позвонил главный редактор. И она немедленно включила громкую связь, чтобы вместе с Никитой насладиться первой победой.
— Юленька, голубушка! Чай, мы одной крови с тобой! Ты ведь у нас работала! — вкрадчиво начал редактор. — Что же делаешь тогда? Отчего платежи отзываешь? Знаешь, сколько бумага нынче стоит? А краска типографская? Ты ведь нас на корню рубишь!
— Правда? — изумилась Юля. — Таки не за что вас рубить, Петр Петрович? А с какой стати моего мужа в дерьме искупали? Вам незнакомо понятие «презумпция невиновности» или тот факт, что только суд может признать его преступником?
— Я, что ли, искупал? — прокряхтел Петр Петрович, и в трубке послышалось красноречивое бульканье. Редактор плеснул себе коньяку для храбрости.
— Вы, Петр Петрович, и только вы! — рассмеялась Юля. — Или кто-то другой подписал номер в печать с Веркиным пасквилем? Или, скажете, не читали ее бредни?
Петр Петрович, видно, принял на грудь, потому что голос его заметно окреп.
— Юленька, не мне тебе напоминать о свободе слова! Если Гаврилова, хм, не права, мы немедленно дадим опровержение. Ты прекрасно знаешь, что мы — за объективность. Есть факты, и на них должно прореагировать!
— Учтите, факты эти недостоверны и не проверены! Это — раз! Про свободу слова, Петр Петрович, я тоже помню. Это — два! Но лучше всего я помню про свободу выбора малого и среднего бизнеса, а также пункт двенадцать, дробь два нашего контракта на рекламу, согласно которому мы имеем полное право отозвать любой платеж в случае сознательного или несознательного причинения редакцией материального вреда рекламодателю или нанесение ущерба его репутации. Кроме того, мы вправе обратиться в суд и потребовать компенсацию за причиненные убытки и нравственные страдания. А это пахнет даже не десятками тысяч, а более крупными суммами.
Петр Петрович засопел, а затем попытался слабо отбиться:
— Подавайте! Есть закон о СМИ!
— Есть, конечно! — с удовольствием согласилась Юля. — Но есть еще и контракт, который вы нарушили. А в этом случае, повторяю, не просто платежи вернете, но еще приличные штрафы заплатите, в том числе и за мои расшатанные нервы. Хотите обсудить это с нашим юристом?
Редактор гневно сопел в телефон. Юля молчала. Наконец, Петр Петрович спросил уже не просто вежливо, а перешел на «вы», что свидетельствовало о поражении.
— И чего же вы хотите, Юлия Владимировна? Опровержения? Мы опубликуем его в следующем номере. Все честь по чести, так, мол, и так, ошибка вышла. Следствие ведется, но господин Беликов вне подозрения! Пока!
Это «Пока!» подействовало на Юлю, как красная тряпка на быка. Глаза ее сузились, и она резко оборвала редактора:
— Вы верно заметили, я у вас работала. И работала хорошо, что бы вы обо мне ни думали. И все ваши уловки знаю. Вы свое опровержение опубликуете где-нибудь на последней странице мелким шрифтом, и никто его не заметит. Формально извинения будут принесены, фактически мы ничего не выиграем. Поэтому вы опубликуете другой вариант опровержения. На последней странице и даже мелким шрифтом, мне без разницы. И текст его будет примерно таким: «В связи с многочисленными неточностями, допущенными в материале «Отжать или зарезать? Смертельная битва автоботов!», редакция приносит извинения господину Беликову и прекращает сотрудничество с журналистом Гавриловой». В этом случае мы отзовем свой платеж не навсегда, а, скажем, до лета. При этом я буду внимательно следить, чтобы в вашей газете не вышло ни одной Веркиной статьи.
Петр Петрович ахнул:
— До лета? Но это же почти полгода! Журналистов и без того сокращаем, потому что рекламы мало, людям платить нечем. И потом, к черту неточности! У меня есть ребята, которые мигом сделают прекрасный материал о вас и вашем бизнесе. Клянусь, уже в следующем номере! Юлия Владимировна, голубушка! Я хоть сейчас прекращу сотрудничать с Гавриловой. Она у меня по статье уйдет! Только прошу вас по-человечески: не отзывайте платежи!
— Полгода, Петр Петрович! — холодно сказала Юля и, усмехнувшись, добавила: — Считайте это санкциями! В этом году санкции в тренде.
Редактор продолжал что-то причитать в трубку, но Юля отключила телефон и посмотрела на Никиту в ожидании его реакции. Он молча поднял большой палец и несколько раз негромко хлопнул в ладоши. Юля удовлетворенно вздохнула.
Оба прекрасно понимали, что прояви Юля милость и не отзови платежи за рекламу, тот же Петр Петрович мигом сочтет это за победу и при удобном случае непременно отомстит за унижение. Теперь же, связанный по рукам и ногам Юлиными угрозами привлечь газету к ответственности за клевету, редактор присмиреет и быстро решит участь Гавриловой.
— Что дальше? — спросил Никита. — Считаю, нужно немедленно провести пресс-конференцию, где разделать под орех и Верку с ее домыслами, и полицию, и следственный комитет! Надо из-под них выбить стул, тогда они забегают как бешеные тараканы!
— Ты прав! — задумчиво сказала Юля. — Пожалуй, я с ходу этим и займусь!
