Часть 2
ЧУЖИЕ ИГРЫ
У меня стала расти борода. Ну как борода, так, три смешные волосинки на кадыке, две по одной на сторону, по щекам и прозрачный пух под носом. Что тут скажешь, время не ждет, время бежит семимильными шагами, беря свое и одаривая нас взамен… опытом, да, пожалуй, назовем это опытом прожитых лет. Хотя как по мне, можно было бы куда как лучший вариант для размена придумать, впрочем, бог с ним. И так сойдет, тот самый опыт мне услужливо подсказал способы борьбы с такими кустарными лицевыми насаждениями, от которых я был не в восторге, так как процесс этот мне еще в достопамятные времена успел «остохорошеть» порядком.
Все через это проходят, одни раньше, другие позже, некоторые с гордостью бегают каждые пять минут к зеркалу, дабы подергать свои «недозаросли», ощущая свою состоятельность, как половозрелая особь, а некоторые уже знают, что этот подарок со временем превратится в ежедневный кошмар. Я это знал. Я, барон Ульрих фон Рингмар-Когдейр, прекрасно знал, так как это не первая моя жизнь, и это не первое мое безобразие на морде лица, с которым мне впоследствии предстоит вести бесконечную войну на протяжении всей оставшейся жизни.
Прошептав себе под нос: «Гоги, опять в детский сад небритым пришел», я помазком взболтал мыльную пену, старательно, слой за слоем покрывая ею свое лицо. Да уж, как много в этом скрыто, казалось бы, мелочь, ан нет. Скрыто. За всех, конечно, не скажу, но стоя в ванной комнате, я невольно возвращаюсь памятью к далекому и забытому, к тому, о чем, казалось бы, и думать не стоит, я вспоминал отца, вспоминал себя и свои мысли, когда я еще в реальные годы своего взросления стоял раскрыв рот, наблюдая за этим примером идеального и настоящего мужчины в действии.
Отцы разные бывают, жизнь у каждого своя, а родителей не выбирают. Кто-то до конца жизни не может простить большого, кто-то малого, у кого-то в душе презрение, а у меня в душе непередаваемая тоска и преклонение перед тем тихим, спокойным и рассудительным человеком, что ввел меня в эксплуатацию, показав, что такое жизнь, сказав или не сказав так нужные мне слова.
А бритвы в этом мире опасные. У моего деда такая была, складная машинка смерти, неизменно заправляемая на кожаном армейском ремне, ибо грани заточки требуют нежной правки, если, конечно, не хочешь впоследствии тяпкой лицо выбривать. Ага! Точно! С носом надо поосторожней, иначе потом его в кармане будешь носить. Цыкнув от досады за первый порез, принялся за самое простое — за две волосинки на щеках.
Сегодня особый день, невзирая даже на то, что весна сама по себе всегда особенное состояние души, сегодня я поступаю в королевскую академию магических искусств Финора. Мой путь, мой выбор, мой покой. По крайней мере на последнее я очень и очень рассчитываю, ибо утомили меня события последних лет непередаваемо. Хочется покоя и тишины, хочется хруст переплетов послушать, нежный шелест переворачиваемых страниц, макнуть пальцы в чернила, в конце концов, просто посидеть, приведя в порядок свои мысли, проекты и побыть седобородым отшельником-ученым, в пещере на окраине мира. Мне, конечно, можно было подождать до осени и даже пропустить целый год, но хотелось самому, хотелось отрешиться и уйти.
Закончив играться с бритвой и налепив в нужных местах огрызки бумаги, дабы затворить кровь, оценивающе оглядел свое тело в зеркало. Да уж, изменений море. От щупленького большеглазого мальчишки уже практически ничего не осталось. Тут надо, наверно, сказать большое спасибо моим мучителям, моим наставникам по физподготовке, баронессе фон Красс, при воспоминании о южанке зашевелился хвостик, и достопочтимому господину Ло, от одной мысли о котором опускалось все на свете.
Маленький азиат мордовал меня нещадно, видимо предчувствуя скорое расставание. Своим телом я, наверно, обязан ему, так как он по всем своим восточным канонам сушил меня, нещадно выгоняя даже малейший намек на любое проявление жировых отложений. Не было дутой рельефности, так любимой западными культурами, зато была потрясающая подвижность, скорость и гибкость, достойная лучших представителей змеиного сообщества. Господин Ло знал толк в извращениях, даже через полгода непрекращающихся занятий по-прежнему доводя меня до зубовного скрежета и слез от боли, но что ни говори, а спасибо ему с поклоном до земли. Он мастер, он лучший из всех, кого мне когда-либо доводилось видеть, он знает свое дело, а что самое главное, наверно, делает его, делает самозабвенно, не щадя ни себя, ни тем паче двух мальчишек, попавших к нему в руки.
Я усмехнулся, еще бы, теперь не только я стал жертвой этого учителя мордобойных дисциплин, теперь еще и Герману доставалось от него, и если изначально мальчишка радовался, что будет учиться такому почетному ремеслу воина, то уже после двух недель занятий улыбка полностью сошла с его лица. Ну да это теперь не моего ума дело, я ухожу, ухожу на долгие десять лет, оставляя дела и заботы, впрочем, надеюсь, не навсегда, так как бизнес есть бизнес, деньги требуют внимания, понимания и постоянной руки на пульсе событий. Есть управляющие, есть верные люди, но отчеты все равно будут приходить и разбираться мною лично, слишком много стоит в планах, слишком много крутится денег, а также слишком многие зависят от успешности и доходности моих торговых домов. Это не стоит упускать, это не стоит забывать, иначе можно очень быстро скатиться вниз с тех вершин, что уже удалось достичь.
Выйдя из ванной комнаты, я стал неспешно натягивать одежды, попеременно хватая с небольшого чайного столика пирожки да поглядывая на новые эскизы и записи инженера со сложным для восприятия именем Граунд Бахмергельстер, или Бахушка, как я его стал по-приятельски именовать, нанятого мною у подгорного народа. Маленький бородач-гном творил чудеса, щелкая технические задачки, поставляемые ему, как орехи, без зазрения совести украденные мною из моей прошлой жизни. Почему он? Просто каждый должен заниматься своим делом, я хоть и пытаюсь схватить все и сразу, но, увы, элементарно далек от многих технических аспектов. К примеру, как передать вращение вала двигателя на вертикальную ось? Нет, если посидеть пару месяцев, возможно, я бы и родил решение, но Бах делал это играючи, так почему бы и нет? Моя стезя и моя практика в другом, я врач, и мне куда ближе разобрать человека, дабы вновь его собрать, чем ковыряться в железе, выявляя сбои в сложной кинематике шестерней, цепей, приводов и поршней.
Бах — гений, маленький гном был уже практически на полном завершении проекта, железного парового монстра на рельсах, первого в этом мире железнодорожного локомотива на паровом ходу. Дело лишь в малом, а именно в целесообразности этой дур-машины. Я до боли в одном месте хотел собрать паровоз и в то же время не видел пока, увы и ах, надобности в его использовании. Слишком дорогая игрушка, слишком затратно и накладно содержать будет его, а прибыли и окупаемости кот наплакал. Самому слишком дорого, а кому я смогу объяснить выгоду в этом отсталом мире, чтобы привлечь в инвесторы? Да никому, вот и выходит все пока что на бумаге.
Остатки сладкой выпечки утащили под диван лесные братья еноты, пока я возился с бумажками. Сорванцы совершенно никого не боялись и считали, что все, что положено, положено исключительно для них любимых. Молодцы, именно такой жизненной позиции стоит придерживаться в будущем.
Повозившись с сапогами, я еще раз оглядел себя в зеркало, счищая с лица прилипшие бумажки, уже сделавшие свое дело, скрыв с глаз долой мелкие порезы от бритвы. Пора, пора уже и в путь. Спустившись во двор, сразу же заскочил в возок, услужливо ожидающий мою персону, лошадка стронулась с места, и дорога лентой побежала сначала по узким улочкам пригорода, постепенно перейдя в городской тракт, ну а уже после въездных ворот гулко застучали колеса по каменной мостовой столицы. Хороший ясный погожий денек обещал через пару утренних прохладных часов согреть прохожих теплым солнышком, празднично возвышенное настроение не давало сосредоточиться, и лишь где-то глубоко внутри все еще роились мысли-воспоминания.
Странно как-то складывается у некоторых людей мировосприятие. Мне вот по простоте душевной всегда были волнительны такие незримые ступеньки судьбы, пару раз встреченные на жизненном пути. Школа, институт, ленточки, бантики, цветы и душевное томление, первые занятия, строгие преподаватели, робкие и изучающие взгляды по сторонам, все это приятно легло через года мне на сердце, хотя я доподлинно знал, что не все воспринимают подобный антураж в положительном ключе. У меня был один приятель в юности, так он считал, что еще с детского садика «отматывает срок» строгого режима, а также клятвенно меня заверял, что все это мировой заговор по контролю над разумом человеков. Причем кто этот контроль организовал, он не знал, но был абсолютно уверен, что прогулянный урок или пара в институте это живительный глоток свободы и решительный шаг по раскрепощению зажатой в рамки человеческой души. Но «маман» у него была женщиной суровой, властной, а главное — не поддерживала в семье демагогию, из-за чего и папа и сынуля исправно посещали предписанные по уставу мероприятия. Надо же, я вдруг только сейчас подумал, может быть, заговор организовала его мама?
Улыбнувшись этой мысли, неспешно вышел из остановившегося возка, так как дальше к большой площади и непосредственно магической академии подъезд отсутствовал. Нет, он был, но на данный момент перекрыт, дабы собирающиеся не стопорили улицы каретами, а также не перемазали все вокруг в лошадином дерьме. Что же тут поделать, в моем мире выхлопные газы машин, а в этом лепешки мин. Увы, технология что здесь, что там еще не смогла шагнуть на безотходное потребление горючего транспортными средствами, так сказать, издержки производства.
Улочки были наполнены разномастным народцем, сердце с волнением стучало в груди, сегодня, я считаю, особенный день. Что, собственно, правда. Только сегодня и в этой части города, хоть немного и ненадолго, стирались границы между сословиями, так как в академию поступали не только знатные, но и простолюдины. Сегодня лишь одно условие было значимо, а именно то, что ты выжил после прохождения инициализации, что автоматически давало тебе право на новый уровень жизни, мысли, возможностей и прочих условных рамок и границ, что так тесно сжимают нас в повседневности.
Негусто, прямо скажем, негусто что-то молодежи, что тянется в окружении родных и близких к стенам академии. Ну да чего я хотел? Смертность при инициализации весьма существенна, и если я сознательно выбрал этот путь, то многие скорей всего не по призванию, а по нужде пошли на этот риск. Кто-то промотал состояние и рассчитывал, отдав одного из отпрысков в маги, хоть немного поправить свой социальный статус, а у кого-то банально не было выхода, либо ложись, подыхай с голоду, либо дерзай и, если выживешь, то тебе откроются врата в лучшую жизнь. Были, подозреваю, какие-нибудь мстители, не видящие иного пути, кроме как месть своими руками по прошествии времени и обретении могущества, многое тут намешано. Даже гадать не хочу о кривых дорожках, что привели сегодня сюда весь этот народ, не моего ума это дело. Хватит спасать обиженных и ущемленных, сегодня я сам обижен и ущемлен, сегодня я иду сознательно в эту обитель, дабы выстроить пусть и больше условный, чем реальный, но щит от окружающей меня действительности.
Здание академии давило монументальностью колонн и широтой дубовых створок ворот, окованных черным железом. К воротам шла каменная лестница из узких бойниц-окон, свешивались знамена, перед входом всех прибывающих встречала делегация магов, а чуть в сторонке наблюдался цветастый шатер, к которому выстраивалась шеренга из будущих абитуриентов данного учебного заведения. Порядок прост, подходишь к встречающей комиссии магов, те просматривают тебя по спискам, сверяясь с данными, не просрочил ты свое поступление либо же не прибежал слишком рано. Ну а после этого идешь к шатру, где проходишь нечто вроде медкомиссии, где пытаются выявить твой узел-модулятор, а также примерно представить твои возможности и будущий потенциал, там же, по идее, ты и выберешь направленность общих дисциплин, получая факультет, если хотите, что, по моему мнению, скорее атавизм прошлого.
— Имя. — Меня встретил высокий лысоватый дядечка в синей мантии, расшитой серебряной нитью.
— Ульрих фон Рингмар, — за меня ответил чей-то бас из-за спины. — Хотя постойте, вы ведь теперь, если не ошибаюсь, Рингмар-Когдейр?
Я повернулся к здоровенному мужику, улыбающемуся за моей спиной, отвешивая ему учтивый поклон.
— Рад видеть вас в добром здравии, господин Доу.
Огромная глыба мускулов расплылась в улыбке, приветствуя меня.
— Отметьте в списках напротив его имени — хитрован еще тот! — пробасил великан.
— Обязательно, — не без раздражения встретил его слова принимающий маг, и уже кивая мне на шатер: — Прошу, барон, встаньте в очередь.
Еще раз раскланявшись с небезызвестным мне наемником, я неспешно пристроился в конец очереди, за такими же, как я, молодыми людьми, с интересом следящими за происходящим.
— Здорово. — Рядом со мной встал худенький черноволосый паренек с орлиным профилем и бесхитростным взглядом голубых глаз. — Похоже, мы последние.
— Угу. — Кивнул я, оглядываясь.
За нами и вправду больше никого не было, оглядев колонну, примерно прикинул общую численность поступавших. Не много, если это и есть весь годовой набор, то даже можно сказать, практически ничего, парней и девушек от силы было чуть более пяти десятков, так сказать, опора и будущая мощь всего королевства. Хотя, может быть, это и плюс, ведь чем меньше группа, тем более велика вероятность того, что преподаватели будут больше проводить времени со студентами, а не устало отмахиваться от них, что лично меня бы совершенно не устроило, так как я сюда не просто так пришел.
— Майк, — представился паренек, нервно крутясь на месте. — Майк Поупкинмар.
— Ульрих ф-ф… с Рингмара я. — Мне неожиданно не захотелось говорить юноше свой титул. Судя по весьма непритязательному виду, паренек если и имел какую-то приставку к имени, то весьма несущественную, и пусть со временем стены академии уравняют нас, но пока не хотелось, чтобы между нами была неловкость.
— А где это вообще? — Парень шмыгнул носом.
— На севере. — Отмахнулся я. — Ты куда думаешь записаться?
— На боевой факультет. — Парень расправил совсем не внушительные плечи.
— Стихийником, стало быть. — Покивал я своим мыслям.
— Ну да. — Он вытягивал шею, пытаясь заглянуть в шатер, и нервно переступал с ноги на ногу. — Не в «девчатник» же записываться.
— «Девчатник»? — Я задумчиво покатал это слово на языке. — Это что за диво такое?
— Ну, знаешь, все эти лекарки, знахарки, травушницы и прочие повитухи. — Он рассмеялся. — Туда только девчонки поступают, там ни славы ни битв ты не найдешь, это не мужское занятие с всякими немощными возиться.
— Точно? — Я расплылся в улыбке. — Дай-ка я уточню, ты хочешь сказать, что на этом факультете не будут посылать на войну, а вдобавок ко всему там целое море барышень будет?
— Ну-у-у… э-э… — Он стал осмысливать информацию, прогоняя ее через свою призму интересов. — Так-то да, определенно да.
— Замечательно! Спасибо за информацию. — Я похлопал его по плечу.
— Да не за что, — удивленно протянул он.
Продолжая перебрасываться ничего не значащими фразами, мы неспешно тянулись к шатру, где постепенно один за другим скрывались абитуриенты. Майк Попкин, или кто он там на самом деле, чирикал без остановки, посвящая меня в свои грандиозные планы на будущее, а заодно выдавая пусть и малую, но хорошую долю информации по предстоящему обучению.
Что меня ждет? Десять лет, десять по идее долгих лет в этом закрытом заведении, из которого, как я понял, первое время даже не выпускают в город. Что и как именно, простые зеваки не знали, а вот кое-какие мелочи вполне были на слуху, в частности, то, что в академии свое общежитие, площадь его территории весьма солидна, и пусть уступает первому дворцовому кольцу, но потеряться там без практики можно в считанные минуты. Свои лаборатории, своя библиотека, несколько оранжерей, есть закрытые озера, есть открытые, причем, по легендам, что в тех, что в других лучше не купаться. Вообще, надо сказать, учебное заведение было с многолетней историей, и ничего удивительного в том нет, что имело свои традиции, свои легенды, сказки и даже страшилки.
— Фон Рингмар-Когдейр, — представился я, подходя последним к встречающим меня перед шатром магам.
— Не рановато? — За небольшим столиком восседал длиннобородый старец, что-то чиркая в грамотах и свитках, подносимых к его столу. — Может, еще годик-другой погуляешь, барон?
— Нет. — Я покачал головой, внимательно рассматривая старичка, так как что-то в его облике насторожило меня. — Самое время.
— Кто учил и делал инициализацию? — Он отложил перо, внимательно окинув меня взглядом с головы до ног.
— Сэр Валентин Дако. — Мой взгляд остановился на его правой руке, закрытой перчаткой.
— Дако… — Старик задумчиво кивнул своим мыслям. — Хороший малый… как он?
— Убит. — Пожал я плечами.
— Бывает. — Философски пожал тот плечами. — Нравится моя перчатка?
Его последний вопрос смутил меня, видимо, я слишком пристально пялился на его руку, что не делало мне чести, но было очень интересным занятием, так как смысл ходить в одной перчатке был весьма расплывчат и загадочен, а вдруг там у него, как в том старинном фильме — «золото-бриллианты» сокрыты?
— Извините за любопытство. — Я учтиво поклонился. — Видимо, за сегодняшний день вас уже порядком утомили любопытные взгляды абитуриентов.
— За сегодняшний день? — Он рассмеялся. — Юноша, меня уже лет семьдесят — восемьдесят назад утомило это любопытство, ну да то дела минувших лет. Значит, все же хочешь сейчас поступать?
— Именно! — вновь кто-то ответил за меня, заставляя повернуться. — Сейчас и не минутой позже, уважаемый Креб Раус, так как за пареньком нужен глаз да глаз!
Мы со стариком склонились в поклоне подошедшему Нильсу Ваггету, первому магу короны и главе академии.
— И да, Креб… — Ваггет понизил голос. — Малец по твоей части, присмотри за ним.
— По моей? — Старик прищурился, вновь меня рассматривая. — И где же, позвольте полюбопытствовать, нашлись смельчаки, практикующие студентам мое ремесло?
— Хенгельман. — Ваггет похлопал старика по плечу. — Я еще сто лет назад предлагал их спалить обеих на костре, так нет же, пожалели, приютили, вот теперь получи.
Первый маг насмешливо улыбался, показывая на меня старичку.
— Ну, насчет спалить это ты, конечно, лишку дал. — Старик тоже расплылся в улыбке. — Хороши были бесовки, грех таких девок попусту переводить было. Кстати, слух прошел, вторая сестренка всплыла после стольких лет?
— Еще бы она не всплыла. — Ваггет сморщился. — Такое, сам знаешь… не тонет.
— Юноша, вас еще долго ждать будут? — Раус вывел меня из задумчивости. — Или вы считаете, что можно и подождать такую важную персону, как вы?
— Извиняюсь. — Я еще раз отвесил поклон, разворачиваясь к шатру и открывая полог. Жаль, хотелось бы еще постоять и послушать, что уж греха таить, люблю я все эти «скандалы, интриги, расследования»…
— Так-так, кто это к нам пожаловал? — раздался мелодичный и до боли знакомый голос.
От удивления я замер на пороге, раскрыв рот и не находя слов. Прямо день встреч, не иначе, за небольшим столиком, заваленным всевозможными бумагами, сидел самый настоящий эльф, лукаво улыбаясь и обмакивая перо в чернильницу.
— Так и запишем, барон Ульрих фон Рингмар. — Леофоль из рода Темной Ели, старый знакомец и негласный надсмотрщик-защитник, нужное подчеркнуть, от первой расы этого мира, приветливо кивнул мне. — Прошу вас, проходите, молодой человек, присаживайтесь, и да, для информации — я старший преподаватель природной магии на факультете целителей Леофоль Лаурикан, это вам, юноша, для общего развития…
Это мне для чего? Это мне, видимо, для того, чтобы я лишнего не «ляпнул», эльф испытующе буравил меня своими пронзительными бездонными глазами, ожидая моей реакции.
— Рад знакомству, господин Леофоль. — Я учтиво склонил голову, принимая его игру.
— Вот и чудненько. — Он черканул пару строк в грамотах, после чего встал из-за стола, подходя ко мне.
Помимо нас, в шатре находились еще два мага, один смуглокожий огневик в алой мантии с клиновидной набриолиненной бородкой и очаровательная девушка в зеленой мантии целителя, с огромной золотой косой, толщиной в руку, что тугим канатом чуть ли не доставала земли.
— Итак, господин барон. — Он подошел вплотную, заложив руки за спину. — Вы уверены в своем желании поступать именно в этот поток? Вы в курсе, что по времени у вас в принципе есть еще год-два в запасе?
— Да, я в курсе и полностью отдаю себе отчет в том, что делаю. — Глаза волей-неволей передвинулись с лица эльфа на маячившую неподалеку по… кхм… фигурку магички.
— Замечательно, садитесь. — Дождавшись, когда я сяду, он положил свои ладони на мою голову, закрывая глаза. — Будет немного некомфортно, но вы постарайтесь не дергаться, не вскакивать, перепуганно вытаращив глаза, и не мешать мне проверять, на каком уровне находится в данный момент ваш процесс инициализации.
Пожав плечами, я расслабился, запустив Мака на запись действий, которые будет проводить эльф, а также погружаясь в астрал, дабы самому понаблюдать за его работой. Эльф есть эльф, а этот тем паче, так как непростая фигура, думаю, даже по меркам первой расы этого мира, к тому же я уже являюсь счастливым обладателем одного весьма пикантного плетения, в свое время позаимствованного у господина Леофоля.
Тонкие нити едва уловимой паутины энергий протянулись от его руки ко мне, выдавая по своим каналам импульсы микроскопических единиц силы, отчего общий тонус жизненной энергетической составляющей организма пришел в норму. Эльф стимулировал меня своей подпиткой, что по ощущениям было сродни микровбросу адреналина в кровь, правда, не долго. Как я догадался, это была общая проверка моего тела на способность принимать и накапливать заряд, этакий тест на пропускную способность, а также способность моего приобретенного транслятора, верно идентифицировать получаемую энергию. Ничего заумного, обычный, на мой взгляд, прогон потоков, кое-какая фиксация, пара интересных открытий, а также безмерное уважение к мастеру за его ювелирный, быстрый и грамотно выверенный труд. Я бы так быстро провести диагностирование не смог, даже зная, что и как делать.
— Хороший потенциал, барон. — Он кивнул мне, убирая руку. — Вижу ряд полученных травм, вижу обширные пустые области, вызванные скорей всего полным расходом энергий, но в сумме все более чем хорошо. Вам стоит поблагодарить своего учителя. Кем бы он ни был, он, в отличие от некоторых, весьма профессионально и толково вел вас после инициализации, не давая, похоже, спуску ни вам, ни себе.
Я лишь кивнул, так как и без эльфа видел, что мой уровень на целую голову превышал обычного поступающего. Ну а сэр Дако… Сэр Дако был молодцом, и низкий поклон ему за его науку.
— Теперь же, молодой человек… — Он вновь уселся за стол, беря перо и начиная что-то записывать на очередном листке. — Вам предстоит сделать выбор в пользу того или иного направления вашего дальнейшего обучения, и хочу сказать вам, это выбор не из простых. Как вам, наверно, известно, у академии Финора имеются два общенаправленных профиля, таких как: боевая магия, она же магия стихий, в которую входят классы огня, воды, воздуха и земли. Далее идет целительство, куда входят классы природной магии, непосредственно лекарское искусство, а также алхимическая школа и менталисты. Вам, господин барон, предстоит выбрать одно из двух направлений, а также указать направленность ваших интересов, дабы преподаватели максимально точно смогли бы составить вам перечень необходимых предметов и дисциплин.
— Целительство, — я тут же дал свой ответ.
— А направление? — Поднял бровь эльф.
— Все, что есть. — Улыбнулся я ему.
— Это невозможно. — Он не поддержал моей улыбки. — Слишком много по объему, вы просто физически будете не в состоянии…
— Разрешите попробовать? — Так просто я не собирался сдаваться.
— Не разрешу. — Эльф был серьезен и невозмутим. — Нужна четкость позиции, иначе вы не получите ничего, навсегда оставаясь где-то посередине, но так и не достигнув ни в чем вершины.
— Это плохо? — В принципе я понимал его, но кто мне запретит помотать ему нервы?
— Это ужасно. — Фыркнул он. — Каждый должен быть на своем месте, а не путаться под ногами и занимать место того, кто этого достоин больше вас.
— Записывайте лекарем. — Милостиво одарил я его улыбкой, получая взамен долгий изучающий взгляд.
— Уверены? — Он наигранно отложил в сторонку перо. — Вы человек деятельный, на вашем счету имеется военная кампания, а уж о вашей, так сказать, славе и количестве друзей даже говорить не стоит.
— Именно поэтому. — Я подался вперед. — Убивать я и без вашей науки способен, а вот дарить жизнь, надежду, этого-то мне как раз в жизни очень не хватает.
— Понимаю. — Он сделал нужную запись, поднимаясь вновь со своего места. — И одобряю.
— Благодарю. — Я тоже поднялся, вежливо отвешивая поклон.
— Добро пожаловать в академию, барон! — Он протянул мне свою изящную кисть для рукопожатия.
* * *
Еще неделю я находился в своем загородном доме, передавая дела и выстраивая цепочку связи с внешним миром. По истечении этого времени с небольшим дорожным мешком за плечами покинул его, чтобы переступить ворота академии.
На что это похоже? На рай. Нет, правда, я был в дворцовой части, так это даже отдаленно нельзя было сравнить по красоте с этим местом. Именно здесь, в стенах этой закрытой территории я по-настоящему понял, что значит магия и на что она способна.
Это был даже не город внутри города, это была другая реальность, это был совершенно другой мир. Мир геометрической точности, кристальной чистоты и высокого прогресса. Я просто с первых шагов, с первых мгновений осознал, что здесь все по-другому, здесь каждый миллиметр камня, каждая травинка, все вокруг было пропитано волшебной основой магически свитых единиц энергии, пульсирующих, словно сердце, наполняя жизнью все вокруг.
Здесь контролировали погоду! Здесь контролировали сам воздух, его движение, это было удивительно, но я с провожатым прошел несколько участков с разным временем! То мы шли по небольшой аллейке, дышащей утренней прохладой, то вывернули на яркую лужайку жаркого полдня, а уже через секунду вошли под звездный купол ночной тишины. О подобном я даже помыслить не мог!
— Сначала в канцелярию, молодой человек, — произнес мой провожатый, высокий светловолосый парень, видимо выпускник последних курсов. — Давай не зевай, успеешь еще насмотреться по сторонам.
А я что? Я ничего, успею, значит, успею. Мы вошли в длинный корпус из красно-коричневого камня, с ажурным фасадом, на котором были многочисленные барельефы и, что пугало, статуи, провожающие прохожих взглядами, а также время от времени меняющие позы. Пройдя ряд залов и приемных, мы подошли к длинной деревянной конторе-стойке, за которой нас принял средних лет мужчина, под роспись выдавший мне целый комплект зеленых мантий и соответствующего белья под них. Надо же, у меня теперь даже сапоги были зеленые, невысокие такие, по виду словно мокасины, легкие, ну да униформа это одно, меня больше порадовали мануалы, а именно три толстые книжки, где в каждой по отдельности приводились устав партии, членские взносы и курс на ближайшую пятилетку. Шутка. В первой книге был свод правил для абитуриентов, этакая табель о рангах, как подойти к преподавателю, чего ожидать, что можно просить, а о чем даже мечтать не приходится. Во второй же были перечислены корпуса, здания, лаборатории с кратким экскурсом в прошлое, краткое описание города в городе, а также распорядок работы, приемные часы. Это чтобы прачечную с химлабораторией не перепутать, ну и последняя книга мне совершенно не понравилась. Просто совсем не понравилась. Кодекс о мерах наказания и урегулирования внутренних конфликтов, именно так называлась последняя третья книга, вызвавшая на моем лице кислую мину. М-да уж, здесь вам не ай-яй-яй и не хухры-мухры, и опять же полный анахронизм в виде параграфа «Дуэли». Ну вот скажите, как при всем этом великолепии можно было сохранить подобное варварство? И после этого еще можно удивляться, что и без того малое число поступающих к выпускным курсам практически сводится к единицам. Ну нельзя было хотя бы в этом храме знаний запретить дуэли?
Одна надежда, что здесь народу голубых кровей поменьше, а следовательно, моя персона не столь знаменита и востребована в плане повышения чувства своей значимости за счет протыкания меня любимого всевозможными колюще-режущими железками.
— Юноша. — Мужчина за конторой постучал пальчиком по дереву столешницы, привлекая мое внимание. — Успеете почитать на досуге, сейчас внимательно слушайте меня. Итак, — начал он. — Я комендант хозяйственной части и общежития, обращаться ко мне сэр Аунтгурт. Но обращаться ко мне следует крайне, подчеркиваю, крайне редко, так как все, что ты сожжешь, сотрешь, измажешь, порвешь и разобьешь, я запишу тебе на счет. Который ты, мой дорогой, будешь вынужден, по окончанию обучения, выплатить из своих кровных, даже если тебе понадобится для этого вся твоя оставшаяся жизнь, и поверь мне, мой мальчик, я помню все, а чего не помню, как правило, успеваю записывать.
В общежитии твоя комната за номером девятнадцать, каждый вторник и пятницу тебя будет посещать служанка, дабы сменить белье, прибраться и забрать вещи в прачечную, если вы, сударь, их услужливо оставите. Здесь хочу сразу предупредить, если вдруг служанку поразит огненный шар, ледяная стрела, каменные тиски, сожрет какая-нибудь тварь, то вы, сударь, до конца своей учебы будете самостоятельно вылизывать полы в комнате и застилать кровать. Потому что свинства я не потерплю и буду самолично приходить, дабы лицезреть ваш зад, выставленный кверху, когда вы с тряпкой вытираете полы.
Теперь же по поводу дисциплины. Она была, есть и будет впредь проедать вам плешь на темечке, так как в десять вечера прекращаются все ходилки-бродилки из комнаты в комнату, все чтения, разговоры, и даже шептать вам не советую. Я человек суровый, но справедливый, ссать из окна в палисадник на гардении не позволю, даже если у вас день рождения, вы сдали сессию и вообще у кого-то из преподавателей на хорошем счету. Мне наплевать на ваше происхождение и ваши капиталы, если они есть у вас за душой, вы должны быть опрятны, культурны и учтивы, даже если до этого родились и выросли в хлеву по пояс в говне.
— Справедливо. — Я кивнул, сдерживая улыбку при его словах про гардении.
— И не надо улыбаться. — Он поджал губы. — Я на своем веку повидал многое, так что, юноша, даже не думайте о милости и снисхождении, а также о том, что я чего-то не увижу или не замечу.
Я вежливо поклонился, отмечая, что провожавший меня старшекурсник с улыбкой воспринимает наш диалог, а значит, господин Аунтгурт не так страшен, как хочет показаться, и даже если я не собирался травмировать служанку, то теперь точно после его слов знаю, как отметить с размахом свой день рождения.
Получив от коменданта все предписанные мне предметы, дополненные рядом учебников и еще парой брошюр-грамот, я вновь в сопровождении старшекурсника был доставлен к мужскому общежитию, трехэтажному зданию из красного кирпича с ажурными коваными решеточками и седым древним дедулькой на вахте, который презрительно цокнул языком, вручая мне ключи от моей кельи.
Негодование вахтера можно было понять, до начала занятий еще целое лето и немного осени впереди, так что он, похоже, рассчитывал провести это время с толком и расстановкой, то есть хорошенько выспаться на рабочем месте. Сами апартаменты за номером девятнадцать располагались на втором этаже и были предпоследними по коридору направо. Честно скажу, был приятно удивлен тем, что за мной теперь будут числиться две малюсенькие комнатушки. Первая была чем-то вроде прихожей с креслом и письменным столиком, а также пока пустыми полками, повсеместно занимающими стены, ну а добрую половину второй занимал односпальный топчан, на котором валялся скатанный матрас, набитый соломой. Конечно, не мои опочивальни в Лисьем или в загородном особняке, но и это уже царский подарок, учитывая, что сама по себе жилплощадь отдельная, нет паразитов и присутствует даже чулан, видимо, должный выполнять здесь функцию шкафа, так как именно там я расположил свои мантии и вещмешок, который пока разгребать было лень.
Плюхнувшись на топчан, я уставился в потолок, на котором была выцарапана ножом надпись: «Грибы Горха с амбусским мхом не смешивать», а рядышком, чуть ниже: «Аунтгурт следит за тобой».
Улыбнувшись, я вышел в прихожую, высунул голову в окошко, чтобы оглядеть окрестности, так сказать, провести рекогносцировку на местности, дабы выявить, если что, оптимальные пути отступления и незаметного скрадывания по ландшафту. Хорошенький газончик, небольшая изгородь, кустики, невысокие деревца, ну и главное, если по соседскому подоконнику вправо двинуть, придерживаясь за барельеф, до водосточной трубы рукой подать, а это что значит? Правильно, комендантский час нам не страшен. Но беспокоило меня другое, причем я чувствовал, что серьезно беспокоить стало, а именно отсутствие индивидуальной комнаты для чтения, то бишь туалета. Немного потоптавшись у двери, где тщательно изучил простенький, совершенно бесхитростный замок, вышел в коридор, где столкнулся со своим соседом из комнаты восемнадцать, уже небезызвестным мне Мишкой Попкиным.
— О! Привет! — воскликнул он, округлив глаза. — Стало быть, мы с тобой соседи, здорово, правда?
Парень уже успел переодеться в мантию темно-красного оттенка, что означало стихийника боевого факультета, по всей видимости, с уклоном в огненную стихию.
— Как здесь здорово! — Он расплылся в улыбке. — Представляешь, все эти комнаты мои! Не нужно ни с кем их делить, нет рядом ни братьев, ни сестер, и никто нам не указ!
— Насколько я понимаю, сэр Аунтгурт теперь нам и брат и сестра, — попытался я немного охладить его пыл.
— Как сестра? — Попкин удивленно раскрыл рот.
— Это я образно. — Помахал я в воздухе рукой. — Ты лучше другое скажи, где тут можно того-этого?
— Того чего? — Он непонимающе уставился на меня.
— Ну, когда это, ну того. — Я вроде как даже присел, исполняя в лицах первый этюд утренней гимнастики.
— А-а-а-а-а! — Радость открытия озарила его лицо. — Так под топчаном же горшок.
— Горшок? — Мне стало непередаваемо тоскливо от осознания складывающейся картины и перспектив на ближайшую десятилетку.
— Ну да, — закивал он. — Делаешь дело, а потом, стало быть, все это дело выносишь в горшке на первый этаж, где выливаешь в сливную яму. Говорят, я правда еще не видел, тут с этим просто замечательно, древние инженеры провели под землей каналы с водой, которые все это дело постоянно вымывают, поэтому все тут чистенько так и не воняет.
— М-да уж. — Мне бы этих древних инженеров сюда, да чтоб гении передовой мысли побегали с продуктами жизнедеятельности в горшках. — Ладно, с этим вроде понятно, давай теперь о насущном, где тут еду искать?
— А вот до столовой нам далеко. — Печально вздохнул парень, извлекая из-за пазухи мятый листок с картой. — Судя по картинке, нам нужно выйти из корпуса, пройти по аллее, свернуть мимо оранжереи и, пройдя мимо женского общежития, уже непосредственно дойти до нее. Вот скажи, зачем было строить женское общежитие рядом со столовой? За какие такие заслуги им такое счастье?
— Хм. Затрудняюсь сказать. — Я немного опешил от его вопроса.
— Им наоборот жрать меньше надо, чтобы задницы, как у коров, не поотрастали. — Он широко развел руки, демонстрируя, видимо, предмет дискуссии. — Ты бы видел мою сестрицу Коулин, ей уже скоро двадцать, а папенька никому не может сбагрить ее в жены из-за ее задницы.
— Восхитительно. — Печально вздохнул я, продолжая вежливо кивать мальчишке, с жаром повествующего о нелегкой доле своей сестры, и вместе с ним спускаясь на первый этаж и выходя наружу.
Хороший, погожий денек, чистый воздух и приятная глазу местность, даже Попкин с его незакрывающимся ртом и юношеским, слегка придурочным мировоззрением не мог испортить мне настроение. Я дышал полной грудью, просто физически чувствуя некую пьянящую свободу от бремени быть ответственным и рассудительным, от заботы за кого-то, от того, что отринул прочь весь мир, живя сам за себя, для себя, здесь и сейчас, впервые в этом мире находясь именно в том месте, где хочу, и занимаясь тем, чем хочу. Это свобода, это свобода, детка, хотелось, вскинув бровь, произносить всем и каждому, так как мне, старому бобылю, уже до чертиков надоело быть кому-то и чем-то обязанным.
Зуммер Мака, оповестившего меня о нежданной встрече, я пропустил, погруженный в свои мысли, так что момент, когда один из редких прохожих передал Майку незаметный перстенек, просто прозевал, с запозданием возводя щиты вокруг своей персоны и ощущая легкий холодок страха, пробежавший по позвоночнику.
— Ну что стоишь как неродной? — По лицу паренька расплылась хитрая бесовская улыбка. — Давай же скорей обнимемся!
Сглотнув ком в горле, я невольно отшатнулся от этого существа, делая пару шагов назад.
— Нет, спасибо, что-то не хочется. — Признаюсь, я был шокирован и обескуражен, враг, враг в чистом своем проявлении, собственной персоной вновь посетил меня, ставя своим визитом в затруднительное положение. Уж здесь-то, в центре магии, под крылом защиты лучших мастеров магического искусства я как минимум рассчитывал на покой и недосягаемость этой незримой и неуловимой сущности императора.
— Э-э-э-э! — Улыбка, казалось, стала еще хитрей и наглей. — А как же обещанные три поцелуя?
— Кому я должен, я прощаю. — Как назло, улочка была пуста, так что рассчитывать на чью-то помощь совершенно не приходилось.
— Нет. — Он, все так же улыбаясь, покачал головой. — Поцелуи с меня, так что, родненький, готовься.
— Может, обойдемся? — с надеждой на светлое будущее проблеял я.
— Раньше надо было думать! — уже в полный голос расхохотался император. — Ну да ладно, хватит кокетничать, давай пройдемся, мне, знаешь ли, нелегко сюда к тебе было на аудиенцию пробраться.
— Надеюсь, — невесело буркнул я себе под нос, пристраиваясь к нему рядышком и неспешно продолжая прерванный путь.
— Вы, кстати, куда направлялись? — Он осматривался, словно лис в курятнике, вертя по сторонам головой.
— В столовую. — Пожал я плечами.
— Замечательно. — Кивнул он. — Ну что, Улич, как жизнь, как сам? Как здоровье? Надеюсь, я не слишком тебя того-этого…
— Спасибо. — Поджал я губы. — Вроде оклемался, все нормально, вот видите, решил отойти от дел мирских.
— Похвально. — Он повел плечами. — Но боюсь, не вовремя, уж слишком глубоко ты, поросенок этакий, рыл носом землю. Не получится у тебя теперь в сторонке отсидеться, да и бабуля, думаю, так просто от тебя не отстанет. Не связывалась еще с тобой?
Я отрицательно покачал головой, продолжая неспешный путь и прикидывая возможные пути к отступлению.
— Ты уж бабушку не обижай. — Хмыкнул он, посматривая на удивленно вскинутые мною брови. — Не бросай ее одну, ей сейчас нелегко будет, сам понимаешь, — война дело муторное.
— Кхм. — Я прокашлялся в кулак. — Значит ли это, что мне с вашего дозволения будет позволено надавать Империи под зад?
— Ай-яй-яй, ишь ты как замахнулся! Здесь, кстати, направо нам. — Он указал рукой на поворот мощеной дорожки. — А что, думаешь, сможешь? Империя, знаешь ли, тоже не подарок, ты вот докладик один занимательный передал короне, так из него, знаешь ли, много чего интересного выходит и, боюсь, все боком для вашего короля.
— Есть такая поговорка: чем больше шкаф, тем громче падает. — Судя по идеалистической картинке стаек девушек, снующих возле одного из зданий, я понял, что мы проходим мимо женского общежития.
— Что такое шкаф? — переспросил задумчиво он.
— Сундук с вещами, — улыбнулся я. — Мало раздуть, господин император, армию, ее еще и накормить бы не помешало.
— Война прокормит. — Махнул он рукой. — Это ерунда, хотят жрать, пусть выигрывают битвы, сам понимаешь, победителей не судят, опять же каждый новый день минус пару-тройку ртов, глядишь, в итоге математика все уравняет.
— Ну да, ну да. — Теперь я расплылся в улыбке. — Было бы оно все так, беседовали бы мы с вами?
— Вижу, не зря я к тебе пришел. — Теперь он поджал губы, погружаясь в свои мысли. — Де Кервье умная женщина, ничего удивительного, что она сразу разглядела, что ты особенный.
— Все мы особенные. — Теперь моя очередь была расплываться в улыбке. — Вы не поверите, у меня есть один приятель, так он вообще не пойми что, и тела своего нет, и вообще не поймешь ничего…
— Да ты что?! — Он поддержал мою улыбку. — Надо же, чудеса какие на белом свете. Впрочем, мы пришли.
Здание столовой было двухэтажным, сложенным из аккуратного желтого кирпича, с большими витражами из стекла, что кольнуло мое сердце ревностью, так как я считал себя первооткрывателем продукта в этом мире и доподлинно знал, что гильдия магов у меня ранее не закупалась этим товаром. При входе в здание были установлены мраморные чаши с «розовой водой» для ополаскивания рук, ну а далее мы уже прошли в просторный зал, заставленный четырехместными столами, где в дальнем конце виднелась стойка с чем-то напоминающим витрину. Приятно, чистенько и даже скатерти на столах. В это время зал был полупустым, лишь по углам сидела пара компаний и несколько одиночек, вкушавших трапезу за просмотром каких-то книг.
— Сядешь возле того окошка. — Император махнул рукой. — Сидеть смирно, руки держать над столом, никому не подмигивать, даже если у нее грудь больше, чем у тебя голова. Не вздумай дергаться и делать глупости, при попытке к бегству буду карать немилосердно.
Изобразив на лице оскорбленное достоинство, я уселся по указанному адресу, вытянув ноги и провожая взглядом спину императора. Интересно получается, я вам доложу, это что же у нас выходит? Враг короны вообще, что ли, неуловим? А как же темные маги, как же разведка и прочее, прочее? Да, я краем уха слышал о разразившемся скандале в верхах общества. Якобы небезызвестный мне главнокомандующий Фенгель Вард был на самом деле в сговоре с империей, за что уже поплатился должностью, ну и как следствие головой на плахе. Скандал не скандал, правда не правда, не буду гадать, под этим небом все может быть, от банального назначения главным козлом отпущения до истины в последней инстанции, а вот другой факт налицо. Если это был предатель, то он не последний, и что гораздо печальней, его должность велика и позволяет беспрепятственно разгуливать господину врагу в самых сокровенных областях королевства. Но куда насущней в данной ситуации, конечно, для меня вопрос, а каким собственно боком всего этого теперь касаюсь я? Признаюсь, по простоте душевной, как-то надеялся, что мой визави не захочет больше иметь в друзьях такую «какаху», как я, но вот видите, пришел, лично пришел да еще разговоры разговаривать хочет. Мне бы, конечно, бежать без оглядки да голову пеплом посыпать, мол, я не я и морда не моя, да только как побежишь? Догонят, причем раз пришел генсек противоборствующей партии, то, похоже, не за горами визит партии белых и пушистых под предводительством престарелой дамы с подсвечником.
Устало потерев ладонями лицо, нашел взглядом господина императора, аккуратненько идущего с подносом, на котором были расставлены всевозможные тарелочки с кружками.
— Скучал? — Он подмигнул мне, присаживаясь рядышком.
— Не успел. — Я стащил с подноса мисочку с супчиком, тут же запустив в гущу свою ложку.
— А вот мне, знаешь ли, не хватало наших с тобой разговоров. — Он задумчиво подпер голову рукой. — Знаешь, порой не хватает таких вот простых и ни к чему не обязывающих разговоров. Ты вообще в этом случае уникальный человечек, можно даже сказать, один на миллион, редко кто умеет быть интересным и при этом совершенно непредвзято и без кривотолков расставлять все по своим местам.
— Благодарствую. — Я вежливо кивнул. — Надеюсь, обойдемся без пропаганды и политики, а то ты знаешь, я начинаю засыпать от подобных речей.
— Я тебе засну. — Он показал мне кулак, слегка потрясся им. — Давай выкладывай свои думки.
— Ну, как я уже говорил, — нисколько не робея, я продолжал вкушать местные кулинарные дары, — мало набрать армию, ее еще нужно одеть, обуть и накормить, и если у Империи нет проблем с одеждой и вооружением, то в ходе кампании у вас наверняка возникнут проблемы с продовольствием. Во-первых, потому что между нами приличное расстояние, во-вторых, южней стоят стеной горы, а по северу лес с целой кучей не менее голодных местных жителей.
Однако же, — продолжил я, — судя по всему, Империя четко и бесповоротно созрела для расширения своего экономического пространства, собственно из-за чего ей так нужен морской путь.
Император задумчиво кивал мне и своим мыслям.
— Вижу, — я покачал головой, — что при всей остроте вопроса, вы как глава государства не очень жаждете окунуться в очередной виток кровавой кутерьмы, хоть и понимаете и вынуждены принимать войну как один из самых быстрых и в то же время проверенных способов выйти из условных рамок старых границ.
— И? — Император не улыбался.
— Вы проиграете. — Я отставил опустевшую тарелку с супом, протягивая руку за тушеными овощами.
— Это вряд ли. — Император откинулся на спинку стула, складывая руки перед собой. — У меня самая профессиональная армия, у меня лучший стальной кулак во всей оконечности мира, я пройдусь по этой земле, рассекая ее надвое.
— Если начинать кампанию, то по весне, ибо время поджимает, а худо-бедно, но тебе боями придется выгрызать каждый шаг земли. Армия есть, причем опасность для тебя будут вызывать не регулярные войска короны, а раздутые группировки местечковых баронов, графов и прочих царьков, которые знают свои пятачки земли как свои пять пальцев и не будут бодаться с тобой лоб в лоб. Эта компания будет кружить вокруг твоих обозов, отщипывая от тебя, чем глубже в Финор, тем все больше и больше, а времени бегать у тебя за этими паразитами не будет, так как к снегам отступающая армия с сытым и одетым пузом начнет душить тебя, загнанного на чужую территорию и практически отрезанного от дома.
— У меня есть союзники, и не забывай, магическая школа в Империи считается лучше вашей. — Он отпил из кружки. — Все может быть гораздо быстрей.
— Не может. — Закончив с овощами, я тоже стал потягивать из кружечки принесенный им фруктовый отвар. — Ведь война почему?
Он подобрался, с прищуром глядя на меня.
— Потому что тебя ненавидят как с этой стороны мира, так и с той стороны, где, насколько мне известно, спят и видят, чтобы ты оттянул от границ своих солдат. Тут ведь какое дело? Это с Финором тебе удобно воевать, у него, как и у тебя, общие ресурсы, все централизованно, а с той стороны сколько у тебя соседей? Трое? Это ведь не одна, пусть и большая армия, а три маленькие, но при этом самостоятельные, самообеспечивающиеся, да к тому же, по всей видимости, еще и в альянсе. — Я отставил опустевшую кружку. — Увы, но как бы ни были сильны твои кулаки, они годны лишь для сдерживания особо ретивых, но никак не для того, чтобы выбить себе место под солнцем.
— Мне все равно придется рисковать, и ты прав, с одним толстым Финором мне проще воевать, чем с тремя тощими и злыми засранцами с того края. — Он печально покачал головой. — Вижу правду в твоих словах, но, увы, не вижу выхода.
— Выход обычно там же, где и вход. — Пожал я плечами. — У тебя есть все, живи и радуйся, проблема лишь в том, что хочется больше.
— Не глупи. — Он брезгливо скривил губы. — Меня можно не любить, меня можно презирать и ненавидеть, но в одном меня нельзя упрекнуть, в том, что я всегда действовал во благо своих людей, а не ради своего кошелька, пуза или глупых амбиций. Моя страна уперлась затылком в потолок, мы уже выросли из нашего тесного домика, наступило время, когда у меня стало столько людей, что мне физически некуда их деть из-за достатка предыдущих лет жизни. Видишь ли, слишком хорошо мы жили в послевоенные годы. Росли, богатели, строились, распахивали поля, а в итоге что? В итоге от хорошей жизни стали дольше жить старики и все больше и больше молодые рожали детей, так как были в состоянии прокормить и воспитать свое потомство.
Я молчал, не перебивая его монолога.
— А теперь у меня ситуация, когда я не в состоянии задействовать всю эту людскую массу. — Он вздохнул. — Начнется безработица, голод, бунты. Мне негде их селить, так как у меня нет столько земли, мне нечем их кормить, так как мои поля не в состоянии родить столько на прокорм. Тут ведь, мой юный друг, даже война с проигрышем для меня как спасение, ибо она избавит меня от лишних ртов.
М-да, что тут скажешь? Такова суть физической стороны материального мира. Увы, но чем больше ртов, тем меньше еды и все тесней и тесней приходится смыкать ряды. Большая политика общих чисел, когда нужно думать масштабно, причем не только линейно, но и с прогнозом погоды на ближайшие годы.
— Договариваться пробовал? — Я встретился с ним взглядом.
— Ты правильно сказал, меня ненавидят. — Пожал он плечами. — Я торгую со всеми, и при всем при этом каждый трясется над своими границами, не давая мне даже малой толики от своих рынков.
— Сложная дилемма. — Я тяжело вздохнул. — Здесь нужно думать.
— Времени уже для раздумий не осталось. — Покачал он головой.
— Ну почему же? — Я улыбнулся. — Как минимум этот год еще есть в запасе, в связи с раскрытием планов, а также срывом такой хорошей легенды, как смерть посла.
— Даже не напоминай. — Он поднял предупредительно палец. — Это просто чудо, что я тебя не придушил, гаденыша. Впрочем, и вправду не будем об этом, вот, возьми это…
На стол между нами легла колба запаянного стекла с мутной красной жидкостью внутри.
— Это «сигналка», когда будет что сказать мне, разбей. — Он замолчал на какое-то время. — Честно сказать, понятия не имею, зачем я пришел к тебе, но мне кажется, что ты не зря встал на моем пути, возможно, это блажь, но я верю в знамения.
Он не попрощался, я не стал провожать его до выхода. Майк просто протянул руку, коснувшись проходящей мимо девушки, та взяла в свою ладонь незаметный перстенек, прошла пару метров и передала другому, тот у выхода кому-то еще…
* * *
— Это был он? — Я вздрогнул всем телом от неожиданности. — Что он тебе сказал?
Нет, ну что за времена настали? Встреча за встречей, причем одна лучше другой, за моим плечом стояла щупленькая фигурка де Кервье в сопровождении трех магов.
— Он улетел… — Я поднялся, учтиво отвешивая поклон экс-королеве, как того требовал этикет и банальный страх за собственную шкурку. — Но обещал вернуться.
Рука накрыла маленькую колбочку, отправляя ее незаметно, по крайней мере я на это рассчитывал, в карман моего камзола.
— Пошел вон. — Старушка слегка повела кистью, показывая, чтобы с глаз долой скрылся очумелый мальчик Майк Попкин, обескураженно и недоуменно моргающий в замешательстве своими глазками и не понимающий, как он вообще тут оказался. Ну да ему не долго пришлось моргать по сторонам, сопровождающие бабушку маги под локотки тут же увели прочь мальчишку, а Кервье аккуратно присела на до этого занимаемый императором стульчик, внимательно вцепившись своим пронзительным взглядом в мое лицо. — Садись, Ульрих.
Еще раз поклонившись бабуле, я водрузил свои нижние полушария на прежнее место, приготовившись к очередной порции душещипательных слов из так любимой мною политической тематики.
— Что он хотел? — Она была серьезна.
— Мира. — Пожал я плечами. — Похоже, наш злодей не так уж рад предстоящей войне.
— Что-то еще? — Она слегка склонила голову. — Он что-то рассказывал?
— Нет. — Я отрицательно покачал головой. — Шутки шутит, но меж тем, похоже, немного…
— И? — Де Кервье подалась вперед.
— Похоже, он растерян. — Вздохнул я. — Я, конечно, небольшой специалист и не шибко разбираюсь в людях, но он совершенно не желает продолжения, так сказать, банкета.
— Понятно. — Старушка отвела взгляд, задумчиво рассматривая зал. — Что обо мне говорил?
— Говорит, чтобы я помогал вам. — Я опустил голову, не желая встречаться с ней взглядом. — Вам сейчас, мол, тяжело, нужна будет помощь.
— М-да уж. — Она устало прикрыла глаза. — Почему ты?
— Не знаю. — Мне было неловко рядом с ней. — Говорит о каких-то знамениях.
— Знамение? — Она встрепенулась, как-то взволнованно глядя на меня. — Что он говорил о знамении?
— Да ничего особенного, вроде я неспроста под ногами у него путался и все такое в этом роде. — Я заглянул в один из стаканов, принесенных до этого, допивая остаток, так как в горле пересохло.
— Понятно. — Она кивала своим мыслям. — Да, Ульрих, все неспроста. Розы…
— Розы? — переспросил я недоуменно.
— Да, они родимые, ну да то не твоего ума дело. — Она нахмурила брови. — И как ты намерен помогать мне?
— Эм-м-м… — Я развел руками, оторопев от подобной постановки вопроса. — Признаться честно, я пока даже не знаю, в каком направлении думать.
— Узнай, обязательно узнай. — Старушка вновь погрузилась в свои мысли. — Времени крайне мало, крайне.
Нашу дискуссию прервала группа магов, подошедших с поклоном к старушке.
— Ушел, — доложил один из них, покачав головой. — Слишком поздно засекли, не успели закрыть контуры.
— Разобрались, как проник? — Кервье зло поджала губы.
— Да. — Маг потупил взгляд. — Поставки продовольствия, через южные ворота вошел с обозами, потому среди общей толчеи немагического фона не сразу среагировали поисковики, скорей всего он был в неактивной фазе амулета, его надели позже, уже внутри.
— Ясно. — Кервье поднялась, а за ней следом и я. — Мальчик мой…
Старушка положила на стол передо мной запаянную стеклянную колбочку с мутной красной жидкостью.
— Это сигнальный амулет, Ульрих. — Она выжидательно посмотрела на меня, от чего я был вынужден взять в руки колбочку и по инерции сунуть в карман. — Если что-то придумаешь, или вдруг ОН опять явится к тебе, немедленно разбей, чтобы мы смогли быстро добраться до тебя.
Ну в том, что все кто ни попадя могут добраться до меня и быстро, в этом я уже убедился, с тяжелым вздохом подумалось мне, когда я провожал взглядом ее спину.
— Что происходит, Ульрих? — Я уже даже не вздрогнул, лишь печально опустил плечи, когда за моей спиной раздался холодный, но меж тем красивый голос подошедшего эльфа. — Ты опять погряз в войне? Мальчик мой, ты обязан мне все рассказать.
Обязан. Слово-то какое препаскудное подобрал. Плюхнувшись вновь на стул, я смерил его с головы до ног взглядом. Ну и как мне прикажете быть с еще одним представителем, так сказать, теневой власти этого мира? «Факушку» ему прописать? А он мне? Что вообще могут эти эльфы? Вопрос риторический. Скорей всего, могут, и многое, тут не нужно семи пядей во лбу, чтобы сопоставить уровень окружающей действительности и уровень этих красотуль. Мне вот первое, что на ум приходит из пакостей, которые они могут прописать, так это пинок в зад с заданной траекторией полета, прямиком назад на матушку Землю. Почесав нос, вспомнил свою квартирку, мягкий свет монитора по ночам, работу-заботу, в общем, не самое плохое, что может случиться в жизни, и меж тем… меж тем есть ведь лучше.
— Присаживайтесь, господин Леофоль. — Я широким жестом хозяина предложил ему располагаться поудобней. — История эта не пяти минут, а посему слушайте внимательно, дабы лишний раз не повторяться.
Повторяться не хотелось, посему, не мудрствуя лукаво, вел свое повествование, что называется, «от» и «до». Нет, конечно, ряд вопросов пришлось сознательно упустить, так как за этот ряд можно было и схлопотать, к примеру, история госпожи де Кервье. Тут ведь даже вопрос не в том, что тайна не моя, вопрос не в корректности, этот вопрос по сути схож с деревенским домиком, который вы купили, дабы на выходные ездить на природу, не зная, что в подвале лежит себе, уже не одно десятилетие, авиационная неразорвавшаяся бомба времен Великой Отечественной войны. Этакий, батенька, surprise, или если по-русски выражаться: «увидели — аж обосрались от счастья».
Но что мне в эльфе всегда нравилось, это то, что он умеет слушать, а также, по всей видимости, понимать, что не все вещи на этом свете для его длинных ушей. Он не спрашивал про подоплеку моих паровых бомб, он не переходил грань политики, он лишь кивал, полуприкрыв веки, своим мыслям, тактично поглощая мою историю без лишних комментариев.
— А теперь они оба пришли к тебе? — наконец нарушил он молчание после продолжительной паузы в конце. — Знаешь, я уже очень давно живу в лучах солнца, непередаваемо долгим был мой путь бок о бок с вашим родом, но каждый новый день рядом с вами для меня открытие.
— Не для одного тебя, не для одного тебя. — Покачал я головой.
— Останови войну. — Его огромные бездонные глаза завораживающими омутами вцепились в меня. — Не знаю как, но останови.
— Если бы я мог щелкнуть пальцами и от этого все наладилось, то уверяю вас, отщелкал бы себе руки до локтей. — Улыбнулся я. — Но, увы и ах мне, есть вещи, против которых мы все бессильны.
— Ты давно уже в этом мире? — Легкая улыбка коснулась его губ. — Какой из родов выпустил тебя в этот мир, се'ньер?
Между нами повисла напряженная звенящая пауза. Я не то что моргнуть боялся, я даже дышать на какое-то время забыл.
— На оба вопроса «нет». — Я опустил веки, откинув голову и вдохнув глубоко для успокоения. Впервые в этом мире я буду вынужден сказать, что я чужой. Впервые вслух признаю то, чего сам принять и, главное, отдать не могу и не хочу. — Совсем недавно кто-то призвал меня в это тело, подозреваю, что это стало чьей-то досадной оплошностью.
— Ты искренен. — Тень улыбки по-прежнему не покидала его уст. — Это дает тебе плюс, но я должен предупредить тебя: за такой щедрый подарок, как вторая жизнь, обычно принято платить первой. Цена вопроса обычно крайне высока. Лично я не вижу, потому и спрашиваю, на тебе печати эльфийского рода, а это обычно значит, что ты еще не оплатил свое.
— Я не просил! — У меня невольно сжались кулаки.
— Так давай заберем? — Он склонил выжидательно и насмешливо голову набок.
— Не надо. — Невесело рассмеялся я. — Так и быть, сочтемся.
— Не знаю, не знаю. — Он стал серьезен. — Это не моей компетенции вопрос, к тому же…
— Что? — прервал я паузу.
— Я не слышал, чтобы кто-то из Домов Солнца за последнюю сотню лет призывал се'ньера. — Он постучал пальцем по столу. — Возможно, твой долг висит у детей Луны, а его уже мы, в свою очередь, не дадим тебе выплатить.
Вот и приплыли. Я почувствовал, как мое сердце стала затапливать злость и какое-то черное чувство глубокого жизненного разочарования.
— Мне рассчитывать на смерть? — Скулы свело при этих словах.
— С нашей стороны необязательно. — Примирительно вскинул он ладонь. — Даже больше, если урегулируешь самостоятельно конфликт между Империей и Финором, могу самолично поставить над тобой свою родовую печать защиты. Но у тебя должно быть понимание, что за детей Луны я не могу говорить, долг есть долг, ошибки принято исправлять, мой авторитет имеет значимость в Доме Солнца, но я никто среди дьёсальфов. Солнце и Луна уже долгие годы живут на грани зыбкого мира, и поверь мне, он куда важней твоей жизни и даже нашего покровительства над вашим сумасбродным родом.
Я сидел, тихо вскипая от открывшихся перспектив, и, увы, был бессилен в данной ситуации. Нет, конечно, можно вскочить и пнуть табуретку, плюнуть на пол или схватить эльфа за уши и попробовать их оторвать, но, во-первых, при чем тут табуретка и пол, а во-вторых, похоже, уши и все остальное собрались отрывать именно мне.
— Ладно, Ульрих. — Он поднялся со стула, более не удостаивая меня взгляда. — Пока от тебя все равно ничего не требуется, кроме того, чтобы остановить войну…
— Всего-то?! — У меня дыхание сперло от его слов.
— Пока да. — Нравоучительно воздел он пальчик. — Но об этом мы поговорим с тобой позже, сейчас тебе нужно пройти в приемную у южных ворот, там тебя ожидают посетители.
— Млять! — Я схватился за голову, чувствуя, что этот день добьет меня окончательно. — Кто еще? Кого мне еще для кучи нужно спасти?
Не прощаясь с эльфом, я на негнущихся ногах дошел до стойки столовой, где залпом выпил полкувшина фруктового отвара и подмахнул одну кружку молодого игристого вина, от чего хоть немного душа встала на место после этих скоротечных встреч. Нет, это же надо же так было сегодня всему и сразу совпасть?! От расстройства я даже стукнул кулаком по деревянной стойке.
Но нужно быть стойким оловянным солдатиком. Нужно. Хотя, видит бог, хотелось со всех ног ломануться в свою комнату и спрятаться под кровать, а не топать ножками на очередное рандеву с судьбой. Покачав печально головой, я все же был вынужден выйти из столовой, дабы направить свой путь в обратном направлении, по пути сверяя маршрут через прохожих, чтобы не заблудиться в этом маленьком внутреннем городке.
В приемной меня встретил хмурый клерк, который и проводил извилистыми коридорами к небольшой комнатке, где меня с порога ждали жаркие объятья женских рук и печальное лицо, полное слез.
— Капитан. — Сдержанно кивнул я высокому круглоплечему мужчине, стиснувшему рукоять своего меча. — Баронесса…
На моем плече рыдала взахлеб баронесса фон Пиксквар, в судороге рыданий не в состоянии сдерживать эмоции даже в малой степени. Придерживая за руку рыдающую женщину, я усадил ее на небольшой диванчик, приобняв за плечи и не спуская взгляда с сэра Гарича Ол'Рока, бывшего капитана моей личной гвардии.
Да, пожалуй, судьба не могла организовать мне более нежелательной встречи, чем с бывшим капитаном, а ныне моим заклятым другом Гаричем. Неприятно, чертовски неприятно было отвечать на его колючий немой взгляд, особенно с учетом того, что сам ощущаешь ту глубину неприятия, что возникла между нами, прямо скажем, по моей вине. Да, это всецело моя вина, именно я подвел его, и именно я подписал своей рукой пакт о разрыве дружбы между нами. Было ли мне стыдно? Было, но случись все вновь, поверьте, не думаю, что поступил иначе бы.
Что они здесь делают? Мне было до жути неуютно видеть такую сильную и невозмутимую баронессу в таком состоянии, но, похоже, что от нее мне не скоро удастся добиться хоть каких-то внятных слов. Похоже, придется обжигаться об этот невыносимо колючий взгляд Ол'Рока. Я внутренне даже усмехнулся, вот оно как бывает, судьба все расставляет по своим местам. Гордый рыцарь пришел ко мне и стоит, играя желваками на скулах, потому что, похоже, так решила его женщина. А что делать? Так уж устроен мир, классика, господа, слабый пол сильнее сильного, в силу слабости сильного пола к слабому. Не мной придумано, такова суть природы. Кряхтишь, пыхтишь, ворчишь, но натягиваешь трико, дабы с гордо поднятой головой и мужественным взглядом под дождем пойти вынести мусор. Вот так иной раз мы, мужчины, идем на подвиг, не жалея себя.
— Говори. — Я склонил как бы в примирении голову перед ним, продолжая поглаживать плечи безутешной женщины.
— Певна и Молка, — выдавил Гарич из себя слова. — Их похитили.
Сердце «екнуло» от осознания случившегося, а внутренне я лишь кивнул своей догадке. Да, это прогнозировалось, причем не мною, а матерью, она боялась, что это может произойти, и это произошло. Пенка и Молочко не просто дочери баронессы, эти девочки — рожденные оборотни, а подобными их сообщество не разбрасывается. Насколько я помню, они уже приходили, так сказать, с полюбовным разрешением данной дилеммы, но мать была непреклонна, она не отпускала девчонок от себя.
— Вчера… — произнесла женщина сквозь слезы. — Они высчитали мой лунный цикл, теперь мне никогда их не найти, за месяц след остынет!
Шарики и винтики защелкали в моей голове, складывая общую картину событий. Да уж, умно. Маман-то у нас тоже не лыком шита, мамулечка у нас тоже оборотень, правда, с приобретенным вирусом трансмута, но согласитесь, нелегко скрыться от подобного зверя в гневе. Тут-то и всплывает злополучный лунный цикл, обязательный для тех, кто приобрел подобные способности, нет, конечно, дело не в луне, а в банальной неспособности организма, рожденного человеком без определенного внутреннего ресурса, ряда элементов и энергий, совершить подобный оборот. Вот и ждут они определенное время, после чего энное время бегают по свету, виляя хвостиком, что, видимо, и совершила баронесса, истратившая свой ресурс не далее чем вчера, а поутру получившая такой страшный удар, под дых выбивший ее из колеи, ведь теперь она бессильна, а следующая возможность превратиться в волка, если не ошибаюсь, у нее будет минимум дней через тридцать — тридцать пять. Н-да, тут не то что волчица не найдет, тут уже и имен не вспомнят, как кого зовут.
Я мотнул головой Гаричу, как бы показывая, чтобы он продолжил вместо своей супруги дальнейший рассказ.
— Определенно клан. — Он поджал губы. — Вокруг дома волчьи следы, я разослал по округе солдат, но, похоже, все рожденные уходят зверем, не идут дорогами, так что, боюсь, простыми способами их не взять.
— Бестиаров вызывал? — Я посмотрел ему в глаза, ожидая реакции, ведь наш парень не просто какой-то там Ол'Рок, у него папенька был далеко не последним человеком в этом ордене, так что, думаю, связей у Гарича в тех кругах порядком.
— Нет. — Он опустил несколько пристыженно взгляд.
Понятно. Нет, правда, понятно. Пропал мужик, съела его сердце эта рыдающая в моих объятьях волчица. Никуда он не побежит и ничего он не сможет со всеми своими связями, вместе взятыми. Куда ему бестиаров вызывать? Чтобы освободили, а потом всей кучей весело на костре сожгли? Это не простой рыцарский орден и это непростая любовь для него. Очень непростая. Что ж, теперь мне понятны ход мыслей фон Пиксквар и постная морда капитана. Им некуда больше идти, им просто не с кем во всем белом свете разговаривать. М-да уж, остался я, клятвопреступник, человек, играющий грязно и подло, тот, кто может… нет не так, не сможет отказать.
Не сможет?
Я немного отрешенно витал в своих мыслях, обдумывая сегодняшний насыщенный встречами день, и не слышал ни рыданий баронессы, ни коротких рубленых фраз, выплевываемых через гордость Гаричем. Мне не хотелось слышать и видеть никого вокруг. Но деваться мне некуда. Я помогу найти девочек, я остановлю войну, я получу печать свободы от эльфов. Горы сверну, только умоляю, оставьте меня наконец все в покое!
* * *
Ну что сказать? Это не всё. Да, сегодняшний день потрясающих встреч и возможностей, открытых для меня, не закончился, так сказать, на малых неприятностях, вроде войны и прочей луковой шелухи.
Меня только что «вытурил» за дверь своего кабинета глава академии Нильс Ваггет со словами: «Не говорите ерунды, юноша, теперь вы вновь сможете покинуть стены академии не раньше чем через год, вас десять раз спросили, все ли вы успели закончить в миру, теперь никто вас отсюда не выпустит, и исключений быть не может». Уныние и какая-то апатичная тоска навалились тяжким грузом на плечи, от чего я с трудом волочил ноги, направляясь в свои комнаты общежития.
Что же делать? Бить колбы? Звать бабулю, мол, выручай горемычного, надави на злого главу академии, пусть выпустит мальчика погулять. Не знаю, может, в этом выход, да вот незадача, в один карман я сунул две одинаковые колбочки, и какая из них призовет ко мне в гости какого из гостей, я не знал. Хотя если честь по чести, бабулю видеть, а тем более влезать к ней в долги ой как не хотелось.
Выйдя из главного здания южных ворот, где располагался кабинет Ваггета, я в задумчивости остановился перед большим радужным фонтаном, свитым из тысяч микроскопических струек, создающих над бассейном причудливую вязь и целое облако из мелкой взвеси микроскопических капелек, причудливо и завораживающе преломляющих световую гамму, из-за чего создавалось впечатление миниатюрного северного сияния над землей.
Красиво и завораживающе. Это творение мастера, ни дать ни взять, меня словно могучая незримая рука схватила за взгляд, приковывая к месту. Лень стало шевелить ногами, захотелось присесть где-нибудь и посидеть, вдумчиво все расставляя по полочкам да поедая глазами это чудо чудное, принимая на душу малую унцию умиротворения и пару капель простого глупого счастья. Мне много не надо, я задумчиво оглядел окрестности в поисках хоть какой-то лавочки или хотя бы табуреточки, знаменуя сие действо тяжким вздохом, так как ни первого, ни второго поблизости не наблюдалось.
Хотя…
По левой стороне от меня на помпезных беломраморных ступенях возвышался постамент какого-то памятника в виде трона…
Пустого…
Да, пустой здоровенный каменный трон, филигранно исполненный из цельной глыбы все того же белого мрамора.
Почесав затылок и оглядев спешащий по своим делам народ, погруженный в свои заботы и дела, подумал: собственно, а почему бы и нет? Ноги-то не казенные, а лавочек почему-то не предусмотрели. Еще раз оглядев окрестности для очистки совести, обогнул фонтан, поднимаясь по ступеням постамента вверх. «Неудобненько», все чересчур монументально и больших размеров, мне пришлось изрядно задирать ноги, дабы взойти по этой лестнице в небо. Да и сам трон был высоковат, и весьма, полка, на которую мне предстояло забросить свой зад, была где-то на уровне груди. Впрочем, это не проблема, «хекнув», вытянул себя руками, усаживаясь поудобней и оглядывая уже с высоты своего царственного возвышения открывающуюся моему взору картину. А что? Вполне даже ничего, надо будет сюда почаще приходить, захватив бутерброды и компот, так сказать, для медитативной практики слияния с вселенной, да и просто полюбоваться окружающим видом.
Как там было? Суета сует? Хе-хе. Впервые за этот день, пусть и невесело, но я улыбнулся. Интересно ныне жить получается, прав был господин Кэрролл: «чем дальше, тем „страньше“ и „чудесатей“». Это надо же мне было так встрять между молотом и наковальней! Ведь по сути что произошло? Несуразица несусветная. Мне даже на секундочку в голову не пришло, что все это благодаря моему уму, красоте и сексуальности. Нет, все банально и куда как приземленней, все это синдром дефицита внимания в условиях непреходящего стресса. Взять наглядный пример: де Кервье. Старый, больной человек, живущий прошлым своим величием и огромной раной, от головы до пят пересекающей кровавым месивом ее душу. Кто она, где она, зачем она? Да уже никто, нигде и никак. Формально нет ее уже, ан нет же, рвет когтями старый цербер грани реальности. Что тут скажешь, таков смысл ее вставаний по утрам. Ну а я что? Глупое знамение, соломинка утопающему, за которую она схватилась, чтобы придумать еще один смысл для бесконечной борьбы.
Не нужно долгих полемик, мол, реки крови, горы тел, а теперь посмотрите направо, вон исчадие зла в лице пана императора, «мочканем» его, и наконец-то все наладится. Да, он одиозен и «лапулей» его не назвать, хотя, может быть, пару тысяч лет назад его мамуля с трепетом утирала ему сопли, тискала за щечку и считала, что милей карапуза, да и вообще человека на белом свете не сыскать. Возможно, не знай я его в общении, мне сложней было бы вычленить в его политике зерно истины, но, увы, все тот же СДВ, или по-«англицки» Attention-Deficit/Hyperactivity Disorder (ADHD), заставил эту «бабайку» во мне увидеть все те же черты знамения, с элементами все той же соломы, торчащей из меня для каждого желающего «утопленца».
Я просто «попал» в нужное время и нужное место, где блуждающим взглядом сильные мира сего зацепились за меня своим вниманием, по сути, не ожидая на деле от меня чего-то сверхъестественного, да черт возьми, вообще ничего от меня не ожидая, кроме возможности… м-да уж, выговориться, что ли? Даже, наверно, точней не скажу, скорей всего так.
Я задумчиво поболтал ножками в воздухе, подперев голову руками. Жизнь странная штука. Им бы пример взять с какого-то, не помню уже какого, персидского царя, который затейник для этих нужд соорудил рядом с собой пустую замурованную со всех сторон комнатку с небольшой щелочкой, в которую долгими тоскливыми вечерами подолгу сливал все, что у него накопилось на душе, не боясь огласки. Мудрейший был человек! Во-первых, никто не разболтает, а во-вторых, не перебьет глупым вопросом или тупейшим непониманием. Опять же, гениальная «фишка» для снятия стресса, парни с Востока вообще знали толк во всех этих штучках-дрючках. У них и астрономия была, и математики, и опиумный мак… Ну да что-то меня не туда понесло.
Во всей этой ситуации наиболее непонятной становилась фигура эстонца, то есть эльфа. Вроде ведь и неплохой парень, а так и хочется по «мусалам» дать. С этими «серыми кардиналами» всегда так, стоят застенчивые такие в стороночке, а как копнешь глубже, хоть стой хоть падай. Где его точка G, которую невзначай я смог затронуть?
Да, он знает, что я не так прост, как можно было бы подумать на первый взгляд. Да, находясь в тени закулисных игр, этот зубр наверняка хорошо заточил рога на большой политике, но вот общей мотивации я не улавливаю.
Я не могу прогнозировать то, с чем никогда не сталкивался, и делить на ноль. Чего хотят эльфы? Нет, понятно, что в итоге они не желают видеть войны, но вопрос — почему? Как рассмотреть за этим благородством ту самую гадость, от которой уже пляшут все остальные пороки под названием выгода?
В чем тут может быть вообще интерес? Тут как бы даже наоборот, я вижу незавуалированный мотив разжигать войну, так как, чем больше умрет «человеков», тем больше будет места эльфам, причем в их изначальном мире, на их исконной жилплощади.
Или их уровень уже выше моего понимания? Возможно ли так, что цивилизация сможет переступить ту ступень, на которой она обязательно будет нести добро и прочие демократии в виде авиационных бомб на крыльях своих бомбардировщиков в очень нуждающиеся в этом отсталые страны, просвещая тем самым темные массы дикарей? Что-то сомнительно.
— Эй! — чей-то голос донесся с нижних ступеней. — Ты какого демона взобрался на трон?!
Я задумчиво окинул взглядом толпу студентов, с удивлением взирающих на меня снизу вверх.
— Аз есмь царь, смерды поганые! — пробурчал я себе под нос, постаравшись не обращать на молодежь внимания.
Итак, что эльфам нужно от людей? Что мы имеем? А имеем мы неслабенькое такое развитие незаметной, но меж тем значимой цивилизации на планете. Этакие пастыри заблудших душ, с толком и расстановкой умеющие делать ай-яй-яй пальчиком неразумным детишкам, но все ли чисто? Являются ли они ангелами во плоти? Сомневаюсь… Стоп! А ведь и верно, у ребят-то самих рыльце в пушку! Сколько они тысячелетий ведут кровавые разборки внутри себя?
— Ты что глухой, что ли? — Вперед толпы выбился какой-то высокий брюнет с острыми надменными чертами лица.
Война — дело грязное, а тут ведь не просто войнушка у эльфов случилась. Насколько я могу судить по историческим мотивам, здесь у них война на уничтожение идет, и то перемирие, что существует между ними, не что иное, как вынужденный скрип зубами от злости, ибо в ходе разборок эльфы настолько увлеклись друг другом, что чуть ли не повсеместно свели свое присутствие на планете к нулю. А о чем это может сказать такому старому цинику, как я? О многом, к примеру, о том, что сподручней всегда жар загребать из костра чужими руками.
— Нет, он что, издевается, что ли? — Брюнет раскинул руки, вопрошая толпу. — Это вообще что за сопляк? Кто-нибудь его раньше видел?
Нет, ну что за люди? Сидит себе человек на троне, никого не трогает, думы думает тяжкие о великом и нетленном, буквально держит в руках судьбы мира сего, и на тебе, целая толпа каких-то студентов в обязательном порядке придут бучу наводить у царственных ног. Прямо революция у них какая-то, того и гляди, будут прибавку к зарплате требовать или еще какую-нибудь глупость, вроде честных выборов.
Окинув недовольным взглядом явно увеличившуюся толпу, я ничего не придумал лучше, чем закинуть ногу на ногу и постараться увести свой взгляд куда-то ввысь и вверх поверх бушующей внизу толпы. Некогда мне, мол, занят, зайдите попозже.
Значит, о чем это я? Об эльфах, тут ведь какая штука, если бы здесь существовала политическая карта мира и мы взяли ее в руки, то интересную бы картину смогли лицезреть, суть которой сводилась бы к позиционной войне интересов. Так уж получается, что территориально условный север негласно поддерживает льесальфов, а южная оконечность континента — дьесальфов. Не в этом ли суть проблемы? Не в этом ли кроется смысл и интерес детей Солнца? Очень на то похоже, и в этом ключе «пасторство» как таковое приобретает всю остроту, ведь мы получаемся невольными союзниками в их войне, случись той вновь вспыхнуть с новой силой. Так как неприятие некромантии заложено в северных государствах чуть ли не с молоком матери, в то время как те же халифаты вполне на уровне оперируют подобными материями и в свою очередь наверняка выступят за команду, на чьих футболках нарисована луна.
— Каков нахал! — Брюнет поджал гневно свои тонкие губы, начав взбираться по ступеням в мою сторону.
Ну вот, похоже, сейчас меня будут свергать, от расстройства я даже перекинул закинутые друг на друга ноги и тяжело вздохнул. Ну вот почему всегда так? Ну прошли бы мимо, ну покрутили бы пальцем у виска, посмеялись бы над странным пацаном, так нет же, даже в дурости у нас всегда найдутся завистники! Нет, чтобы порадоваться моей оригинальности, надо обязательно позавидовать, что сами до этого не додумались в свое время.
— А ну-ка отвечай, ты кто таков и что тут делаешь! — Парень немного запыхался, взобравшись наверх и останавливаясь у моих ног.
— Во-первых, молодой человек, поскольку вы пришли ко мне, а не я к вам, то согласно этикету представиться нужно для начала вам, а не мне. — Я расплылся в улыбке, наблюдая, как окружающие вслушиваются в мои слова. — Во-вторых, я нахожусь здесь инкогнито и имя мое слишком известное, чтобы я его вам здесь называл!
Да уж, артист больших и малых академических театров…
— Что?! — взревел парень, возмущенно вскидывая брови. — Да как ты смеешь, мальчишка, так разговаривать со старшекурсником?! А ну немедленно назови свой факультет и имя, иначе сегодня же твои останки будут соскребать с дуэльной площадки, наглый выскочка!
Ну и что прикажете делать? Честно скажу, не знаю, уж слишком все как-то неожиданно, что-то резкий мне оппонент попался, с ходу так пресек мои безобразия, переводя простой стеб в разряд дуэлей, коих я на дух не переношу. Ну не мое это, не люблю я откровенный мордобой, мне куда приятней словесная полемика, тут, понимаете ли, совсем другой коленкор.
— Фердинанд! — Из толпы молодого человека окликнула беловолосая красавица в зеленой мантии с потрясающей длинной косой, которую я, по-моему, уже где-то видел. — Отстань от мальца!
— Да пошла ты! — Парень скривился, сплевывая наземь. — Еще вонючая полукровка будет указывать, что мне делать!
А вот это уже повод, нет, правда, он прямо снял с меня бремя ответственности своим тупоголовым хамством по отношению к этой девушке, явно не без труда стерпевшей от него оскорбление, так как по ее лицу легко прочиталась неприкрытая обида и боль.
— Эй, Пердинанд! — Расплылся я в плотоядной улыбке.
— Что?! — взревел парень, резко поворачиваясь вновь ко мне.
— Тебе письмо, — произнес я, резко выбрасывая свою ногу прямо в нос засранцу, от чего он совершил кульбит назад, задницей отсчитав в обратной последовательности ступеньки сверху вниз. — Получи… и распишись.
* * *
Я лежал у себя в комнате, разглядывая потолок и пытаясь осмыслить в очередной раз весь ворох свалившихся на меня неприятностей, но ничего в голову не лезло, кроме злополучного вопроса, почему же нельзя смешивать грибы Горха с амбусским мхом?
Ах да, еще завтра у меня дуэль. Но это так, мелочи. По этому вопросу я как раз меньше всего переживал, так как уже давно и капитально считаю, что шагнул вперед по пути магического искусства, имею ряд куда как более выдающихся побед, нежели какой-то хам студент. На это мне было плевать с высокой колокольни, впрочем, и на многое остальное. Всякие там вершители мира тоже, считаю, могут идти лесом, полем, огородами куда подальше. В данный момент критическим комом в горле и тяжким грузом на душе лежала судьба девочек-волчиц.
Время.
Время катастрофически убегало незримым потоком песчинок сквозь пальцы, а меж тем действовать нужно быстро, резко, пока звериный дух не выветрился с неверных и зыбких следов на земле. От досады на свое бессилие хотелось выть не хуже волчьей стаи холодным февралем на луну.
Вдох, выдох.
Вдох, выдох.
Тьма междумирья и резкий всплеск красок астральных энергий. Мне нужна помощь, мне нужно решение, а в итоге катастрофическая нехватка сил, но невозможность отступить назад.
Я никого не чувствую, я не могу ни до кого дотянуться…
Хотя…
Да!
Ну, привет, разбойнички!
* * *
Граф Десмос вышел на задний двор в преддверии сумерек, где прямо на земле, скрестив под собой ноги, восседал маленький желтокожий человечек, смежив веки и сложив перед грудью замысловатую фигуру из ладоней.
Господин Ло медитировал.
Господин Ло всегда в это время медитировал, после того как заканчивал вечернюю программу по изувечиванию вверенного подопечного.
Десмос вскинул бровь, расплываясь в своей фирменной улыбке, заметив в углу двора растянувшегося в позе морской звезды юного герцога, пытающегося на одних только лопатках и чувстве безысходности уползти куда-нибудь подальше, прочь от этого места. Молодец парень, усмехнулся про себя граф, одобрительно кивая своим мыслям. Он явно сегодня перешел на новую ступень обучения, под условным названием уже не: «Вставай, Ули-Ри», а «Вставай, Гем-Ли». По мнению графа, весьма продуктивная и действенная программа, и если память не подводит, то уже к завтрашнему вечеру у Германа должен начаться нервный тик и повадки затравленного зверя, с ужасом взирающего на все закоулки особняка, из которых может внезапно появиться учитель Ло.
— Герман! — крикнул весело Десмос.
— Да, господин граф? — откликнулся мальчик, пытаясь червячком, лежа на спине, взобраться по ступенькам.
— С завтрашнего дня советую мимо каминов и печей только так и передвигаться! — Десмос уже откровенно потешался над ползуном.
— Спасибо, господин граф! — Герман, активно работая лопатками, все же преодолел препятствие, скрываясь в дверях дома. — Ульрих перед отъездом уже предупредил меня!
— Чудесный вечер, господин Ло! — Граф склонился в глубоком поклоне перед лысым маленьким человеком, все так же сидящем на земле. — Не будете ли вы сегодня благосклонны ко мне, оказав любезность в хорошем уроке?
— Рук, ног зажил? — произнес маленький монашек, открывая один глаз.
— Да, господин Ло. — Улыбка мигом сошла с лица графа при воспоминании вывернутых ему конечностей.
— Хорошо, бябяка. — Кивнул монах, вновь закрывая приоткрывшийся глаз. — Как станешь, демон монучи-го и победишь страх в сердце — нападай.
Десмос нахмурился, так как по непонятной причине ему крайне не нравилось, что этот малыш уже давно и упорно почему-то называет его «бябякой». Вроде как и не очень обидно, но в то же время весьма неприятно. Хотя, граф пожал плечами, кто может знать, что это означает на самом деле на наречии Мао?
Доли секунд ушли у Десмоса на полную трансформацию в боевую ипостась своего организма. Объем мышц привычно и качественно получил увеличение, с треском разрывая часть одежды на том, кто некогда был человеком. Защелкали суставы, добавляя к этой груде жгутов скорость и гибкость при атаке, мощь и остроту когтей, ярость и страх оголенных в рыке клыков хищника, все это уже никак нельзя было назвать человеком, нет, в паре метров от «беззащитного» монаха замерла агрессия и смерть в чистом эквиваленте природной механики.
Зверь оскалился, с шумом втягивая вечернюю прохладу уже недалекой ночи, медленно, с грацией, достойной лучших представителей кошачьего мира, обходя по кругу все так же неподвижного человека.
Бойся!
Беги!
Рыдай, маленькая жертва, ибо нет спасения от совершенного представителя класса хищник, наделенного жаждой убийства и неотвратимостью яростного броска!
Но зверь не спешил, зверь непрост, он наделен памятью, разумом и опытом долгих лет бесконечной охоты и целой вереницей непрекращающихся убийств. Он скрадывал тихие шаги, кружась вокруг маленького человека, изредка замирая и припадая в готовности нанести молниеносный удар.
— Что, бябяка, нелегко победить свое сердце? — Легкая тень улыбки посетила невозмутимое лицо монаха.
Рык ярости и злобы огласил двор, зверь в гневе рванул лапой землю, взметая куски земной плоти, разлетевшейся под его когтями, пунцово-алые глаза с вертикальным зрачком наполнились непередаваемой яростью, а с кинжально-бритвенных клыков на землю падала пена тягучей и зловонной слюны. Зверь был в ярости, зверь был готов убивать и рвать любого на своем пути…
Но он не мог почему-то подойти к маленькому и беззащитному человеку. Рывок влево, припал к земле и вновь отошел, рывок вправо, напружинился к рывку и вновь ушел прочь. Игра позиций, смена поз, бесконечное кружение и выбор, который ой как нелегко было сделать тому, кто уже обжегся, и не раз, об эту желтокожую безмятежность скалы.
Чпок!
Зверь «всхрюкнул», припадая на задние лапы и с недоумением оглядываясь по сторонам.
— Хм! — Монах открыл глаза, так же удивленно осматриваясь по сторонам. — Господин бябяка, вы чем это делать «чпок»?
— Вхр-р-р! — возмутился зверь, открещиваясь от всего и сразу.
Чпок!
От массивного черепа хищника с характерным звуком отлетела сосновая шишка, прокатившись по двору и остановившись у ног монаха.
— Шишика, — констатировал монах, поднимая вражеский снаряд. — Однако!
Следующая шишка, летевшая точно в центр лысого черепа господина Ло, была отбита ленивым взмахом руки монаха.
— Ар-р-ргх? — неуверенно рыкнул зверь, прячась за спину вставшего с земли Ло.
— Ага! — Монах похлопал по загривку зверя, показывая пальцем на крышу конюшни, на которой в сгущающихся сумерках с трудом можно было различить две серые небольшие фигурки каких-то зверьков. — Это же воровайки Ули-Ри!
— Гр-р-ры? — Зверь высунулся из-за монаха.
Чпок!
Очередная шишка, отскочив от черепа монстра, покатилась по земле.
— Да что за Гадство! — С земли вместо зверя поднимался граф Десмос, по-прежнему стараясь скрыться за спиной господина Ло, с завидной грацией, которой бы позавидовали лучшие установки ПВО, отбивая метательные снаряды двух маленьких агрессоров. — Чего этим мохнатым засранцам от нас нужно?
— Эй, воровайка, идти сюда, давай быстро-быстро! — Помахал рукой приветственно енотам монах.
— Вот паскудники. — Хмыкнул граф, наблюдая, как грациозно и легко две тени скачками пробежались по крыше и ловко спустились по кованому забору к земле, где настороженно остановились, вертя по сторонам живыми и подвижными мокрыми бусинками носов на хитрых вытянутых мордочках.
— Давай-давай, — поманил их Ло, опускаясь на колени, чтобы не пугать зверей.
— Давай прибьем и закопаем, пока Ульриха нет? — вышел с предложением граф, которого до жути раздражали маленькие проныры, постоянно кладущие во время его дневного сна всякую падаль ему на грудь, безнаказанно до сего времени. Причем, что удивляло, так это каким образом подлецы умудрялись приносить к нему ежиков? У них по поводу ежей прямо бзик какой-то.
— Воровайки неспроста. — Нравоучительно воздел вверх указательный палец господин Ло. — Воровайки хотеть что-то сказать!
— Еноты не разговаривают. — Десмос с сомнением оглядел монаха, как бы всем видом показывая, что ой как сомневается в здравом уме обладателя такого чудесного лысого черепа.
— Твоя еще скажи, что рыбы молчат! — Рассмеялся Ло. — Все говорят, только не все понимать.
— Да ну? — Десмос растерянно смотрел на веселящегося монаха, явно не видя в сложившейся ситуации ничего смешного.
Ну да в скором времени одним Фомой на свете стало меньше. Вальяжно (на задних лапах!) вперед выступил мохнатый толстячок с серьезной мордой, начавший расстилать прямо перед людьми выдранный где-то кусок бумаги, попутно выставив рядышком небольшую чернильницу, а в это время из-за его спины выступил седомордый енот с целой охапкой писчих перьев, задумчиво усевшись совершенно по-людски перед приготовленной рабочей площадкой.
— Икки-ки? — осведомился о чем-то у своего напарника толстячок.
— Ики. — Согласно кивнул головой писарь, аккуратно открывая чернильницу и обмакивая туда кончик пера. — Ики-ики-ки.
Маленькая лапка твердо и уверенно стала выводить на бумаге прекрасно поставленным почерком вязь из букв, соблюдая пробел и новомодный наклон писарей короны, виток за витком выводя слова:
«Господа! Вопрос жизни и смерти, мне очень нужна ваша помощь в одном крайне деликатном деле!»
* * *
Домик был ладным и крепким, как и все дома с восточной стороны столицы в пригороде, принадлежавшие знатным семьям Финора, его окружал неприступный забор, а хорошим черносливом, или, если желаете, изюминкой данного дома было то, что родовое гнездышко Ол'Роков охраняли десятки верных и проверенных не одной битвой отставных солдат.
Правда, этим утром в доме было неспокойно. Хмурился сэр Гарич, а его жена, урожденная баронесса фон Пиксквар, не спала второй день, безутешно заливаясь слезами. Обстановка в доме был хуже некуда, люди чувствовали горе, охватившее сердца этой красивой пары, дом чувствовал беду и отчаянье своих хозяев, встревоженно поскрипывая стропилами и печально вздыхая старыми дубовыми досками крученых межэтажных лестниц.
— Это моя вина. — Высокий крепкий мужчина тискал эфес меча так, что белели костяшки на его кулаке.
— Не кори себя. — Качала головой баронесса. — Ульрих сказал, что посмотрит, что можно сделать.
Желваки заиграли на скулах мужчины при напоминании имени его бывшего сюзерена. Он печально покачал головой, сам от себя не ожидая такой дикой смеси эмоций из ненависти и в то же время какой-то потаенной надежды на успех.
— Он ничего не обещал, — сквозь зубы процедил бывший капитан. — Впрочем, даже пообещай он, веры подлецу у меня ни на грош!
— Прекрати, милый! — умоляюще протянула баронесса, вновь заливаясь слезами.
Они сидели друг напротив друга в общем зале, когда четко раздался стук распахнувшихся ставен в их совместной спальне.
— Что это? — испуганно подобралась баронесса.
В комнату вбежали охранники дома, на миг лишь опоздав, когда выскочил из ножен меч рыцаря.
— За мной! — Хозяин дома без церемоний высадил дверь ногой, первым врываясь в спальню и успевая краем взора уловить мохнатый хвост, исчезающий в окне.
— Ой! — раздался удивленный голос баронессы, с испугом выглядывающей из-за могучих спин вояк. — Посмотрите, на столе ежик!
Народ, недоуменно оглядываясь по сторонам и друг на дружку, взирал на испуганный комок иголок, смотрящий маленькими бусинками глаз на толпу вооруженных людей. Игольчатый шар пару раз «фыркнул», после чего окончательно скрылся за защитной стеной своей шкурки, а подошедшая вплотную к бедному созданию баронесса отлепила от его спинки маленькую прикрепленную записочку, развернув ее и впервые за эти дни улыбнувшись.
— Что там? — Подошедший сзади Ол'Рок нежно обнял жену за плечи.
— Это Ульрих, — она ответила на объятья мужа. — Он говорит, что все устроил, он говорит, чтобы мы не переживали, помощь девочкам уже в пути!
* * *
Меня мутило, и при этом жутко раскалывалась голова. Последствия управления енотами на таком удалении сильнейшим ментальным откатом ударили по мне, так что поднялся с постели я не то что с трудом, а со скрипом и такой-то матерью. Ухудшало ситуацию еще и отсутствие санузла, как отводящего продукты жизнедеятельности, так и подводящего живительную воду, дабы омыть свою измятую физиономию и привести ее хоть немного в божеский вид.
Я как завалился вчера под вечер в одежде, так и отрубился в ней, не в силах к концу ментального соединения даже пальцем пошевелить. С трудом через голову стянул камзол вместе с рубашкой и с горем пополам стащил штаны с сапогами, прямо с постели сдергивая полотно простыни, которое просто и незамысловато накинул на плечо.
Мне нужна ванна! Мне нужна холодная, бодрящая и освежающая ванна!
Пошатываясь и то и дело хватаясь за стены, я добрался до входной двери, вяло толкнув ее ногой, от чего она, скрипнув, слегка приоткрылась, во что-то врезавшись на той стороне по пути.
— Ай! — выдала мне дверь.
— Эм? — Не придумав ничего умней, я еще раз пихнул дверь ногой.
— Может, хватит, а? — тут же выдала мне дверь, опять во что-то гулко бухнув.
Таинственно и противно скрипнув, говорящая деревяшка сама отошла в сторону, открыв мне прелестное создание, облагороженное золотым цветом волос с толстенной косой, перекинутой на плечо.
— Ну ты и горазд спать! — Красивая незнакомка смерила меня с ног до головы изучающим взглядом. — Я уже три часа сижу у тебя под дверью в ожидании, когда ты соизволишь наконец-то подняться.
— Зачем? — с трудом разлепил я свои губы.
— Ты вчера довольно опрометчиво вступился за меня перед выскочкой Фердинандом, и я хотела поговорить с тобой перед дуэлью. — Она, мило смутившись, опустила головку.
— М-м-м. — Захлопал я ресницами, пытаясь собрать разбегающиеся тараканами по углам мысли в голове.
— Спасибо, это было смело. — Поджала она свои губки, решаясь на продолжение: — Только глупо, я понимаю, что это будет выглядеть нелицеприятно, но хочу тебя попросить извиниться перед Фердинандом публично до начала дуэли, иначе он убьет тебя.
— От оно чо… — Почесал я затылок.
— Я прошу тебя, я вижу, что ты хороший мальчик, но ты всего лишь первые дни у нас в академии и еще не знаешь ничего, а Фердинанд уже троих убил, и не пересчитать тех, кого покалечил! — Она проникновенно пыталась уцепиться за мой рассеянный взгляд.
— Хорошо. — Я положил ей руки на плечи, отодвигая с пути. — Раз ты так решила, я извинюсь.
— И всё? — Она удивленно раскрыла глаза, следя за тем, как я удаляюсь по коридору к лестнице, ведущей на первый этаж, где находились купальни. — То есть ты согласен?
— Угу. — Махнул я рукой ей на прощание, уже спускаясь по лестнице.
— Но как же так, а как же честь? Ты ведь дворянин? — К моему сожалению, белокурая красавица с выпученными от удивления глазами побежала следом за мной.
— Ладно, уговорила, буду дуэлиться, — попытался я выправить положение и избавиться от приставучки.
— Ой! — Она зажала рот руками испуганно. — Но ты не должен, он же тебя убьет!
— Замечательно, тогда не буду драться. — До спасительных дверей купальни оставались считанные метры.
— А честь?! — Девица была не промах, забежала вперед меня, преграждая телом мне путь к отступлению.
— Так-с! — Я уперся головой в стену, чтобы хоть чуть-чуть унять внутреннюю болтанку. — Давай уже определяйся быстрей, что тебе от меня надо, а то время уже поджимает, а я, между прочим, еще даже не позавтракал.
— Что значит определяйся? — Подобного удивления на лице не смог бы даже изобразить Станиславский. — Это ты определяйся, на кону твоя жизнь и твоя честь!
— Что воля… что неволя… все едино… — попытался я повторить крылатую фразу из фильма-сказки. — Послушайте, девушка…
— Анабель. — Тут же присела она в реверансе.
— Послушайте, девушка Анабель. — С трудом я отлепился от стенки. — Мне ваш Пердинанд и иже с ним, а также все ваши политесы по вопросу, как я буду выглядеть в свете данных событий, мягко говоря, до одного места.
— Какого? — Захлопала она ресничками.
— На которое мне сейчас крайне, подчеркиваю, крайне важно усесться! — Я деликатно потыкал пальчиком ей за спину.
— О-о-о-о! — Она залилась краской, вновь изобразила приседание, взметнув полы юбки, потеребила косу, но осталась на месте. — Вы не против, если я вас подожду?
— А есть надежда, что если я скажу «нет», вы не подождете? — Печальным взором окинул я внезапное золотоволосое чудо, особо не удивившись ее отрицательному мотанию головой. — Ну тогда лишь одна просьба, сделайте это, пожалуйста, у меня в комнате, а не под дверью туалета, идет?
— Ага! — Расплылась она в улыбке, маленьким торнадо проносясь в обратном направлении на второй этаж.
Ну а я уже вторым торнадо влетел в комнату медитаций, да так, что простынь, которую я тащил за собой, взметнулась не хуже плаща Супермена за спиной во время его эпического полета над Нью-Йорком.
— Ульрих, это ты? — послышался испуганный голос из соседней загородки.
— Ульрих — это я, — обрадовал я незримого оппонента.
— Это Майк, — просветил меня голос, после чего повисла небольшая неловкая пауза.
— Привет, Майк, — печально вздохнул я, одна надежда, что эта встреча будет последней на сегодня.
— Слушай, я все тебя вчера хотел спросить, как мы добрались до столовой? — Он прокашлялся. — Представляешь, совершенно ничего не помню, все как в тумане!
— Может, съел что-то не то? — Изобразил я саму невинность.
— Не знаю, — как-то печально произнес он. — Вообще ничего не помню. Да, кстати, слышал, сегодня будет наказание зеленых тряпочек?
— Нет, не слышал. — Задумчиво почесал я нос.
— Ну ты даешь! — развеселился незримый Попкин. — Какой-то выскочка лекаришка вчера под вечер оскорбил старосту третьего курса с огненного факультета! Ты представляешь? Жаль, тебя не было, мы вчера с ребятами старшекурсниками ходили по этажу, всячески гнобили этих зеленотряпочных.
— Зачем? — Признаюсь, был удивлен.
— Ну, как? — опешил он. — Это же правило, мы, стихийники, всегда на голову выше всех этих слабаков, вот они и должны нам еду там подносить, ну или в прачечную вещи относить. Иначе как? Девчонки еще ладно, что с них возьмешь, а вот парни задохлики, тех надо в строгости держать. Это мне «старшеки» так сказали.
— Надо же, как интересно… — произнес я, покидая уборную и минуя перегородку, пройдя в купальню. Мне вдруг подумалось, как поведет себя Попкин, когда наконец до него дойдет, что я не стихийник, а лекаришка, да притом тот самый выскочка? Парень до сих пор не видел моей мантии, а по своему скудоумию даже помыслить не может, что мальчик может не желать быть великим воителем и пострелятелем молний. Нет, возможно, будь я в реальности его погодкой, все скорей всего именно так бы и случилось, но я другой, и возможно, в этом вся загвоздка. Нет, не подумайте о семи пядях во лбу и пофыркивании вроде: плавали — знаем, просто такой склад характера, такой склад знаний за плечами. Я далек от пацифизма и признаю свои грешки и темную сторону, без которой, увы, не обходится ни одно живое существо, но меж тем стараюсь уловить гармонию в себе, не заставлять себя делать отвратное своей натуре, то бишь не насиловать себя. Правда, это не всегда получается, так уж устроена жизнь, мы порой не властны над обстоятельствами, однако и напрямую, пардон за мой франсе, дрочить судьбу и свои нервы не хочу. Кто может сказать, положа руку на сердце, что находится там и в том времени, где бы хотел быть? Кто может сказать, что занимается любимым делом?
— Слушай, может, вместе пойдем на дуэльную площадку? — За моей спиной нарисовался Майк, проходя к деревянным тазикам и начиная обильно плескать водой себе в лицо.
Купальня напоминала каменный грот, где из стены била струя воды, по каналу исчезая где-то ниже в дренаже, а общим дополнением служили деревянные бадьи и тазики, в которые надлежало порционно зачерпывать водичку.
Негусто. Нет, конечно, для окружающей действительности это, наверно, передовые технологии, однако же мой Лисий куда как милее в этом плане.
— Мы еще не решили. — Улыбнулся я, вспомнив про белокурый подарок, поджидающий меня в комнате, и тоже начиная плескаться в одном из тазов.
— Мы? — Парень с подозрением огляделся по сторонам.
— Ну да. — Я с блаженством погрузил голову прямо в отводной канал, чувствуя холод и свежесть бегущей воды, а также как течение шевелит мои волосы.
— А с кем ты пойдешь? — спросил он, дождавшись, когда я вынырну.
— Ее зовут Анабель. — Не сбавляя оборотов, я зачерпнул воды, обливая ею тело.
— Девушка? — Он нахмурился. — Лекарша? Ты что, Ульрих, решил дружить с изгоями? Не советую, их судьба — быть не у дел от денег и славы, мне еще мой учитель говорил, что единицы из них в состоянии занять хоть какое-то место в обществе. Что их ждет в будущем? Да ровным счетом ничего, либо припишут к какому-нибудь дому терпимости, либо же до конца дней торговать лягушками сушеными на рынке, да с всякими немощными возиться.
М-да уж, перспективка вырисовывалась плачевная. Что же тут поделаешь, если на дворе дикие времена? Тут нет общественной медицины, тут если заболел, крутись как хочешь, государству до этого дела нет, собственно никому до этого дела нет, а следовательно, и те кто ушел в медицину, считай, ушли в никуда, в пустоту, в прямом смысле предоставленные сами себе, и гарантом их успешности не могут даже послужить их дипломы и способности. Да, жить хочется всем, да, жить хочется всем без боли, но вот лекарю на одной благотворительности не прожить. Лекарь, он ведь тоже живой человек, ему хочется вкусно есть, сладко спать, иметь крышу над головой. Все мы по жизни не раз и не два кричали, мол, посмотрите, какие они твари бессердечные, вы только поглядите на них, мы тут корчимся, умираем, а они денег хотят! Было дело? Ну а как же, конечно, было, будет и еще не раз, потому как, пока еще не придумали волшебной кастрюли, которую раз и напялил на голову, когда она заболит, и все как рукой сняло.
В этом вопросе нужно немного проявить понимания, заметьте, не оправдания, а понимания. Оправдываться тут некому и не перед кем, а вот понять нужно. В бытность мою помоложе, когда еще уши не пухли от кухонных разговоров о великом и нетленном, мне один старый дед, тоже терапевт, затравил старинную то ли байку, то ли притчу о великом чудотворце, которую я в том или ином виде часто встречал в разных сказках многих народов, суть которой сводилась к простейшему пониманию.
Как и водится в легендах, было это давным-давно, что понятно, иначе бы вы уже прочитали новость в Интернете. Жил в те времена великий мудрец, чудотворец, ученый и великий лекарь, о чьем даре постепенно стали узнавать все и повсеместно. Изначально к нему стекались ближние деревни, потом потянулся народ и из дальних деревень, а потом поток наладился, и великий лекарь схватился за голову, а по некоторым данным — чуть ниже, понимая, что он стал заложником ситуации. Ведь что утром, что днем, что вечером или же ночью больных не становилось меньше, они только прибывали и прибывали. Представляете? Прямо у вас под дверью стонут, кряхтят и попердывают люди, причем не просто так, больны они, а многие и при смерти. Как тут сядешь покушать, когда за пиалкой супа у тебя под дверью минимум трое коньки отбросят? Как ты ляжешь спать, когда знаешь, что к утру под два десятка трупов образуется у тебя в подъезде? Да черт возьми, в туалет нельзя сходить без того, чтобы кто-то не обвинил тебя в смерти близкого, ведь что тебе стоило, господин лекарь, чуть попозже присесть на фарфоровую вазу?
В общем, терзаемый муками совести, но будучи мудрецом, господин чудотворец сделал ноги по-английски, не попрощавшись. Думаете, помогло? Не-а. Ведь от кого он спрятался? Правильно, от простых смертных, в то время как не стоит упускать из виду власть имущих, от этих так просто не сбежать. Нашли, как водится, пожурили по-отечески и сначала заперли в одном подвале, а потом в другом, а потом в третьем. Почему, спросите, подвалы менялись? Элементарно, друзья, потому что те самые сильные мира сего никогда не бывают в одном лице. Один царек захватил лекаря и давай об него лечиться, а тут второй царек про то прознал и говорит: ну-ка, армия моя победоносная, сходите-ка, посмотрите, чем там мой благородный сосед натирается, и принесите мне два. Так, в общем, наш мудрец и блуждал остаток жизни по подвалам, до поры до времени. Пока не появился парень из простых, из наших, пролетариев, который внезапно задался сакраментальным вопросом: а как же мы? Почему они, а не мы? Что за херня? В общем, много он размышлял и пришел в конце концов к выводу, что негоже, когда тысячи прозябают, а какой-то царь цветет и пахнет, взял он и удавил нашего лекаря из чувства справедливости, ибо как у нас, человеков, водится: «Так не доставайся же ты никому!»
Классная история, правда? Эти стонут, а их не пускают к лекарю, те прячут его по подвалам и не отпускают, третьи точат мечи, дабы заявить свои полномочия на право обладания, в результате вазу разбивают и все счастливы. Кроме вазы. Вазе в этой истории больше всего не повезло, а ей всего-то и хотелось, что помогать людям. Все просто до безобразия и понятно. Нам ведь понятно было желание лекаря помогать людям в начале истории, не скрываясь и принимая всех и каждого? Конечно, понятно, это не только доброе дело, но и слава, деньги, авторитет. Но и не понять простых страждущих нельзя, ведь как тут простишь, если твой ребенок, или мама, или кто там еще вам дорог, умрет на пороге дома лекаря, пока он изволит кушать? В этом вопросе даже богатеев понять не трудно, а уж нашего брата пролетария и подавно.
— Ладно, делай как знаешь, только помни мои слова. — Майк хлопнул меня по плечу, покидая купальню и выводя меня из пространных мыслей.
Собственно, и мне не было нужды более здесь задерживаться, так что я, завернувшись в простынку, неспешным ходом выдвинулся к себе, по пути осмысливая дальнейшую линию поведения со странной девушкой, что наверняка уже заждалась меня в комнате.
— Ой, ты уже вернулся? — Я застал барышню за расстановкой моих личных вещей по полочкам комнаты. — А я вот тут тебе пока порядок навожу, смотрю, ты еще не обжился, дай, думаю, помогу вещи разложить.
Угу. У вашего племени все с этого и начинается, хмыкнул я про себя. Вообще, конечно, миленько, сам я не шибко люблю прибираться в своей берлоге, но меня всегда после подобного действия мучает один вопрос.
— Где трусы? — Я задумчиво попинал вскрытый и пустой рюкзак со своими вещами.
— Кто? — Она невинно захлопала ресничками.
Ох! Святая невинность дикого мира! Это в моем Рингмаре народ оценил по заслугам нательное белье и прочие прелести быта, введенные мной с недавнего времени. А тут, в центре столицы пока народец еще не пуган благами цивилизации, они тут наверняка все по старинке тазобедренный сустав тряпочкой мотают.
— Вот такая штука. — Я распахнул простынку, указывая пальчиком на разыскиваемый предмет.
— Вау! — Она даже пару шагов назад сделала от удивления. — Надо же, а я думала это такие странные чехольчики на подушечки.
— Понятненько. — Я не стал вникать в подробности, а просто вошел в спальню, где стянул с подушки один из чехольчиков, намереваясь переодеться. — Не входи.
А вот тут я сделал ошибку, сначала оголив зад, а лишь потом догадавшись оглянуться через плечо.
— Кх-м. Анабель. — Я попытался принять какую-нибудь благородную позу, а-ля Аполлон Таврический.
— Э-э-э-э? — Девчушка пошла пунцовыми пятнами.
— Давай договоримся на будущее. — Дергаться уже смысла не было, так как что нужно и что не нужно было, похоже, рассмотрено досконально.
— Э-э-м? — Склонила набок она головку, видимо выбирая наиболее удачный ракурс.
— Впредь, когда я прошу «не входи», ты не входишь, ладно? — Пришлось пощелкать пальцами, чтоб вернуть оппонента к диалогу.
— Оу-у! Да! — Она отвернулась поспешно к стенке. — Извини, не подумала.
— Да выйди же ты, едрить тебя за ногу! — взорвался я, заметив, как она пытается слегка скосить головку, так сказать, досмотреть в полглаза.
— Ух, точно! — Она вышла из спальни.
Вот еще подругу себе приобрел на свою голову! Вот же проныра! Вздохнув и покачав головой, я оглядел заботливо расстеленную на кровати зеленую мантию с соответствующими атрибутами. А что? По-моему, должно смотреться красиво. Мне понравилась мягкая бархатистость ткани, цвет, не ядовито-зеленый, а такой с переходом в темноту, приглушенный. Полно отворотов, внутренних карманов, а широкие обшлаги рукавов могут скрыть многое, ежели вдруг будет в том необходимость.
— Ну, как я выгляжу? — Уже преображенным я появился из спальни, вновь отвлекая девушку от ковыряний в моих вещах.
— Не так как без мантии, но определенно лучше, чем просто в простынь замотанный. — Улыбнулась она, подходя ко мне поближе и всматриваясь в мое лицо своими большущими глазищами. — Ну что, теперь можно и поговорить?
— По пути. — Я вежливо склонился в элегантном поклоне, протягивая руку, тем самым указывая на дверь. — Не сочтите за хамство, позвольте вас пригласить в местную столовую, дабы разделить со мной скромный завтрак.
— Ах-ах! — Разыграла она с улыбкой смущение. — Вы так галантны, сударь, что нет никаких сил отказать вам.
— Тогда «почапали». — Я взял ее под ручку, выходя в коридор и далее по лестнице во двор.
— Слушай, если не секрет. — Она честно пару минут пыталась сдерживать распирающее ее любопытство. — Ты что там, на Троне Основателя делал?
— Думал. — Многозначительно кивнул я в ответ. — Вышел от главы академии, хотел собраться с мыслями, присесть, обдумать все хорошенечко, а кругом ни стульчика, ни табуреточки, одна только эта каменюка и была.
— Каменюка? — От удивления она даже приоткрыла ротик. — Это вообще-то памятник великому Аникею Дро, великому магу древности и основателю академии Финора!
— И что? — Пожал я плечами. — Его, между прочим, на месте не было, а если бы вернулся, я бы извинился и уступил место.
— Знаешь, если бы он вдруг вернулся, то даже господин Нильс Ваггет встал бы и уступил место. — Рассмеялась она. — Его, наверно, уже лет так под семьсот — восемьсот как ждут, все никак не дождутся. Неужели ты не знаешь этой легенды?
Отрицательно покачав головой, я остаток пути до столовой слушал щебетание этой озорной птички, отметив про себя, что настроение явно растет, отодвигая заботы немного в сторону. Да уж, в этом прекрасному полу не откажешь, умеют заговорить любого, дар у них свыше своим присутствием согревать наши сердца.
А легенда так себе, ну как, есть изюминка, но можно было и круче завернуть. Этот господин Дро и впрямь был крут дальше некуда, по легенде он входил в число первых семи магов рода человеческого, которым в незапамятные времена эльфы передали свое искусство. Кроме этой семерки у людей магов не было. Семь избранных получили знания и свою инициализацию непосредственно из рук первой расы Альверста, именно благодаря им были основаны магические академии, хотя из семи лишь трое были альтруистами, остальных потом пришлось убивать из-за их жадности и внезапно проснувшейся жажды поработить мир. Ну что тут скажешь, «Аве» нам, человекам, что тогда, что сейчас, что после нас всегда найдется соблазн для наших мятущихся душ. Чем не повод для поднятия самомнения обретение подобной мощи?
Ну да бог с ними, история-то про нашего Аникея, который стал воплощением порядочности, чести, славы и достоинства, а также праведным и верным защитником тогда еще молодого королевства. Ох и наворотил мужик в свое время дел, менестрели потом не одно столетие рвали струны и глотки, на все лады восхваляя его деяния. Но, как водится, доигрался. Хе-хе, как думаете, с чем? Правильно, с тем, что «низзя» и «ата-та», Дро получил инициализацию от льесальфов, а вот искусство, которое передали в мир дьесальфы, манило своей таинственностью и запретом. Ну прямо мой случай, правда, у меня, «тьфу-тьфу-тьфу», пока без эксцессов. Великий маг сломал свой узел, не рассчитав нагрузки некротики при экспериментах с темной энергией. Он навсегда, понимаете? Навсегда переключил себя этим надрывом в ТУ сторону, лишившись в один миг всего того, чего уже достиг, всего того, что освоил и осознал, он лишился того дара знаний, который ему преподнесли дети Солнца.
Ну, по легендам, там были жуткие эпические душевные терзания, господину Дро сочувствовали, жалели, а он лишь стискивал зубы, кроша эмаль от злости, и молчал. Молчал долго, отказывался от титулов, званий и должностей, всячески поносил себя бранными словами и даже вырвал клок волос из бороды, так он был зол. Ученики, конечно, жалели его, похлопывая по спине, мол, брось, чувак, с кем не бывает? От чего его, естественно, еще больше несло во все тяжкие, ну и как следствие, бывший маг стихийник, а ныне жалкий недоучка от темного искусства, собрал свои манатки и ушел в жалком рубище по дорогам мира, оплакивая свою судьбу и нигде подолгу не задерживаясь, чем, естественно, породил еще пару томов всевозможных сказаний и легенд о его похождениях, правда, о достоверности оных уже говорить не приходится, так как чем это все закончилось, уже никто не знает. Что, собственно, наверно, и к лучшему, так как, основываясь на личном опыте, могу сказать, такие люди обычно умирают не от сердечного приступа у себя дома в постели в кругу своей семьи.
Ну да ладно, собственно, почему монумент в его честь пустой, теперь становится понятно и ясно. Мало ли что там у мага на уме, в те времена он был знаменит, потому памятник и возвели с намеком, мол, приходи, ты по-прежнему наш сенсей и гуру.
Войдя в столовую, был удивлен довольно большой массой людей, собравшихся здесь и сейчас, мы с трудом пробились к стойке с едой, а чуть позже нашли местечко куда приткнуться.
— Так что же ты решил по поединку? — На отсутствие аппетита девушка не жаловалась, причем весьма недвусмысленно косясь на мою порцию тушеных грибов, от чего я старался работать ложкой быстрей, дабы не остаться не у дел.
— Да ничего не решил. — Пришлось про себя констатировать тот факт, что, похоже, практически все присутствующие в зале студенты с любопытством разглядывают меня, периодически то кивая в мою сторону, то тыкая пальцем, дабы указать своему собеседнику на мою скромную персону. — Сходим на эту дуэльную площадку, а там, наверно, уже и придем к выводу.
— Ты странный молодой человек. — Она все же успела выхватить полную ложку грибов из моей тарелки. — И мне совершенно непонятно твое спокойствие.
— А я не спокоен. — Я гневно проводил взглядом пирожок, перекочевавший совершенно невинным образом в ее руки с моего подноса. — Я весь киплю и пенюсь от переполняющих меня эмоций. Может, тебе сходить к стойке за добавкой?
— Нет, спасибо, я наелась, — произнесла она, беря очередной пирожок с моего подноса. — Скажи, пожалуйста, а как твое полное имя?
Я задумчиво смерил ее взглядом, нет, то, что она нашла меня и знает как Ульриха, это понятно, в этом нет ничего секретного, а вот мои приставки к имени вполне могут всколыхнуть очередную порцию ненужных мне слухов. Я и так своего рода пугало для столицы, так еще теперь и внутри этих стен прослыть в очередной раз чем-то нелицеприятным?
— Впрочем, можешь не говорить. — Она откинулась на спинку стула, став серьезной. — Господин барон Ульрих фон Рингмар-Когдейр, если не ошибаюсь, собственной персоной?
Сказать было нечего, пришлось просто кивнуть и в ожидании ее реакции буравить ее в ответ внимательным взглядом.
— Это немного проливает свет на твое поведение. — Она улыбнулась. — По крайней мере в вопросах чести ты куда как более меня осведомлен о последствиях.
Ха! Смешно, тудыть тебя растудыть. Прямо животик надорвешь, как весело мне приходилось под презрительными взглядами окружающих, хотя чего греха таить, по большому счету плевать я хотел на чужое мнение.
— Ну что ж… — Она поднялась. — Пора, господин барон, вы ведь не хотите опоздать?
А я что? Я ничего, поднялся, собрался, вздохнул и пошел. Кстати, немного напрягал тот факт, что вместе со мной поднялась добрая половина зала, в некотором отдалении следуя за мной. Видимо, огласки не избежать, что не радовало, так как при любом исходе грозило мне очередной порцией слухов к веренице уже существующих.
Похлопав себя по карману, убедился, что не забыл прихватить с собой на дуэль выданный мне «Кодекс о мерах наказания и урегулирования внутренних конфликтов», коий я, естественно, так и не успел пролистать, в связи с катастрофической быстротой развивающихся событий. Эх, мне бы сейчас сесть, вдумчиво все прочитать, да, может, за какую зацепочку потянуть, убрав с глаз долой сей ужасный ворох из цепочки не самых приятных событий. Но — увы.
Пройдя красочными улочками, минуя причудливые учебные корпуса и площадки, мы через какое-то время вышли к ровной гладкой каменной плите, огромным кругом темно-серой массы застилающей землю. Масштабно. Захотелось свалять дурака, крикнув что-то вроде: Ave, Caesar, morituri te salutant! Плита словно утопала, а вокруг нее на манер Колизея шли каменные ступени лавки, на которых уже скопилось порядочно народу. Собственно, вот и должностное лицо при исполнении служебных обязанностей, в окружении пяти таких же, как он, преподавателей.
— Ко мне подошли, оба, — довольно громко произнес Креб Раус, поглаживая свою длинную седую бороду и показывая на меня и Фердинанда, чей облик вызывал жалость, ибо после моего удара его хоть и подлатали, но вот огромный «фингал» на пол-лица убрать не успели за это время. — Итак, кто в претензии, кто вызывает?
— Я, герцог Фердинанд де Тид, прошу вас засвидетельствовать мой вызов на бой! — Он изобразил стойку, согласно этикету.
— Замечательно. — Скривился как от лимона Раус.
«Де» что? У меня екнуло сердце в груди, это какой такой де Тид? Это не сынуля ли тех самых Тидов, которым раньше подчинялся Десмос? Это что, получается, он брат Деметры? Сухой ком подкатил к горлу. Ну судьба, ну паскудница, видит бог, имела бы ты физическое проявление на земле, я бы тебя отыскал и собственными руками гадину изничтожил!
— Ваш ответ, сударь? — Раус зацепил меня своим тяжелым взглядом.
— Я хотел бы принести свои извинения господину де Тиду. — Да уж, еще как бы хотел, благо это кто-то из младшеньких, видимо, папенька им не досказал историю о том, что же стало с их мамой, а также куда пропала сестрица. Надо же, как иной раз тесен, оказывается, целый мир, вот кого-кого, а де Тидов, у которых весьма дурная репутация, а также немалые деньги и связи, я совсем не ожидал увидеть рядом с собой когда-нибудь.
— Извинения не принимаются! — Фердинанд скривился в гримасе злости. — Только дуэль!
Я беспомощно оглядел окружающих, решительно не зная, что же делать. Нет, в самом деле, не доставать же сейчас кодекс, в спешном порядке пролистывая, что и как я могу сделать.
«Что, проблемы, сынок?» — Через мыслеречь услышал я обращенные ко мне слова Креба Рауса.
«Мне не рекомендуется повторно злить старшего де Тида, — напрямую стал транслировать старику я свои слова. — По мнению его папеньки, у меня скорей всего и так должок перед ним, а если я сейчас размажу этого выскочку по земле, у меня нет уверенности, что говнюк не побежит жаловаться».
«Это будь уверен, де Тиды все засранцы, от мала до велика. — Старик вскинул бровь, явно с интересом рассматривая меня. — Просто ради интереса, как ты, малолетний прыщик с неизвестного севера, смог насолить герцогу?»
«Леа де Тид, — я на секунду запнулся, изучая старика. — Это я ей помог отойти на тот свет».
«Мамочка? — Старик перевел взгляд с меня на нервно переминающегося с ноги на ногу Фердинанда. — Н-да уж, однако же ты все еще жив».
«И хотелось бы таковым и остаться». — Я тоже перевел взгляд на Фердинанда.
«Соглашайся, — старик вновь послал мне свои слова. — Только добавь, что бой будет до тех пор, пока кто-либо из вас не признает свое поражение».
«То есть немного побегать и сдаться?» — Улыбнулся я и, уже обращаясь в голос, обратился к де Тиду:
— Принимаю вызов, пусть будет бой до тех пор, пока кто-нибудь из нас не запросит пощады!
«Ты дурак?» — после секундной паузы прилетела фраза старика.
«В чем дело?» — дернулся я на его оскорбление.
«Разница между признанием поражения и пощадой, мой юный друг, это как перышком одно место пощекотать и лезвием ножа. — Раус покачал головой. — Этот хрен скорей себе глаза своими же пальцами выдавит, чем запросит пощады, а тебе придется на коленях перед ним ползать и сапоги целовать!»
— Принимаю! — Фердинанд злобно оскалился. — На твоем месте, щенок, я бы посоветовал тебе сдохнуть как можно быстрей.
— Твою мать… — выругался я, когда де Тид ушел в центр площадки. — Ну почему все так выходит?
* * *
Да пошло оно все к черту. Нет, правда, сколько можно вилять задницей и идти на поводу у обстоятельств? Если этот заносчивый субчик хочет подраться, видит бог, я разорву его на куски без зазрения совести. Последствия? Да, боже мой, их и так у меня, этих последствий и забот, полон рот, аж голова трескается, так что хватит оглядываться.
— Стой. — Меня придержал за рукав Раус, прежде чем я вышел на дуэльную площадку. — Сразу скажу, если хоть капля некротики в этом бою выйдет из твоего колечка, тебя не спасет даже Ваггет, это оружие должно остаться в ножнах, ты понял меня?
Киваю. А что мне ему сказать? И так все предельно ясно, работать мне придется исключительно на упорядоченном движении мира, здесь энтропия табу.
Мы замерли в центре каменного круга друг напротив друга. Фердинанд с гадливой улыбкой на лице, я же с кислой миной и беспросветной тоской в сердце.
— Сим днем мы свидетельствуем бой чести между двумя магиками нашей академии! — один из преподавателей, тучный мужчина с крупными залысинами, но громким и басовитым голосом, стал возвещать начало нашей битвы. — Сражайтесь достойно, и пусть небеса по праву сильнейшего укажут нам правоту вопрошающих!
Конечно, Фердинанда не стоило недооценивать, парень явно был на высоте и, помимо высокого апломба, имел за душой еще и неплохую магическую подготовку. Несмотря на темно-синий цвет мантии факультета воды, начал он с огненной стихии, тут же расплескав по моему щиту буквально чередой четыре огненных шара, с завидной скоростью спроецированных им по формуле мастера Прая.
Хорош мерзавец, действительно хорош, его шары били молниеносно, прицельно и буквально не давали мне возможности отвлечься от контуров защиты Дексты, парень в параллель вывел узор кольца Прая под моими ногами, но я не стал испытывать судьбу и напрасно тратить свой потенциал энергии, банально сместившись из огненного эпицентра. Н-да уж, такого просто так не вскроешь, я чисто умозрительно представил, каков расход энергии у де Тида, если он, не прекращая бомбежки, смог вывести параллельный контур, да еще не забывать поддерживать свой вариант защитного кокона. Ох, силен, с таким лбом бодаться — лоб расшибить, парень просто заточен на то, чтобы втоптать тебя в землю, запрессовать мощью, хамством и нахрапом.
Я бы спасовал, наверное, еще каких-то пару лет назад, когда только-только по самоуверенности и незнанию нарвался бы на него. Но ему не повезло, я уже давно не тот восторженно ослепленный внезапным даром силы юноша, каким был. Я учился, учился прилежно, а главное, у Дако, человека, который раз и навсегда доказал мне, что вот такой всплеск — это не что иное, как отсутствие образования и полное невежество, пусть и красиво раздутое мышцами. Спасибо тебе, старик, за урок, я вечно буду благодарен тебе за это. Мне даже смешно стало при воспоминании, когда я еле живой выскочил после битвы с двумя орками, пришедшими в рейд на мой город в Рингмаре.
Надеюсь, Фердинанду понравится.
Ну, сам, конечно, я бы подобного сделать не смог, но вот мой верный Мак уже был предварительно готов к подобной «ломке». Эту программу я вынашивал давно, с трепетом выводя формулы на листочках и огрызочках пергамента, пока не представилось случая вернуть моего друга. Неполная вещь, лишь то, что знал сам, но надеюсь, этого будет достаточно. Ломка контуров, простой распад структур от вмешательства со стороны на этапе построения заклинаний, вот наш метод, вот моя заявка на победу.
Фердинанд стал отходить от «классики» жанра, сменив мастера Прая на ту же школу огня, только уже по новой схеме визуализации. Банальные шары сменились двумя бичами огненных струй, коптящих черной смолью, продолжением его рук хлестко выводящих удары по моей защите. Ого! А у парня есть что подсмотреть! Это я люблю, могу и буду делать. Мак тут же пошел на запись конструктивных узоров плетения, вдобавок запуская минимальный анализ получаемых данных. Красиво, новое плетение пугало своей мощью, пока не знаю как, но на предотвращение урона от подобных «плюх» моему щиту было нужно на целый уровень увеличить подкачку энергии, благо я не играю честно, свой личный магический потенциал я пока оставил не тронутым, тестируя нового Мака на его возможности. Оппонент же, видя мою пассивность, приступил, так сказать, к отточке мастерства, вызванной скорей всего личным непомерным самомнением, ну и все же, что ни говори, а почерпнутым за время обучения умением. Парень не зря слыл заядлым дуэлянтом, он заточен на бой, бой скоротечный, массивный, бескомпромиссный и безжалостный.
— Ну что ж, сопляк! — Огненные змеи спали с его рук, исчезая маревом раскаленного воздуха. — Я поставлю тебе галочку на твоем надгробии, ты первый за три года, кто дотянул до этого времени.
Фердинанд говорил и пытался раззадориться, я же видел в его словах удивление. Похоже, наш дуэлянт впервые задумался о чем-то, кроме своей фееричной и триумфальной победы.
— Надеюсь, у тебя еще что-то есть? — Я подмигнул ему. — А то до сих пор твои искорки были достойны лишь циркового балагана, но никак не академии Финора.
— Значит, искорки? — Желваки от злости заплясали на его скулах. — Ну тогда давай я побрызгаю на тебя, чтобы немного сбить жар.
Он маг воды. Вернее, ученик этой школы, а посему в бой пошла до этого не виданная мною стихия. Я люблю воздух и мастера Эббуза, здесь же я полный профан, к своему стыду, так и не удосужился с должным вниманием прошерстить библиотеку, доставшуюся мне от Жеткича.
Он конденсировал воду из воздуха, а я внутренне аплодировал его мастерству, это же восхитительная способность! Даже в самой жаркой пустыне мира я теперь точно не умру от жажды. Правда, есть вариант здесь и сейчас умереть от сосульки, или, если кому милее, сосули, де Тид, прямо не сходя с места, стал метать в меня острые грани кристально-чистых пик из полученной им и замороженной воды. Длинные, острые иглы льда с хрустальным звоном и радужным крошевом осыпались у моих ног, разбиваясь о защитное плетение.
А мы что? Мы записываем и запоминаем, Мак работал исправно, раскладывая узоры заклинаний этого резкого парня, я, конечно, уже сейчас мог скинуть с него портки и познакомиться, но зачем? Из всего нужно стараться извлечь выгоду, а в данном конкретном случае из немалого наступательного арсенала этого задиры защита у него, как и у меня, хромала, и представляла собой классические свернутые в ожидании контуры-коконы леди Дексты.
А меж тем разбитый хрусталь у моих ног растаял, принимая форму вставшего на дыбы гигантского питона, чьи кольца прозрачного тела обвились вокруг меня, просто с феноменальной силой стягиваясь на защите. Мак вывел статистику, подобный питон чистой воды на глазах сжигал приложенной силой энергоресурс, так как в отличие от заклинаний, применяемых на мне до этого, имел не кратковременную отраженную угрозу, а постоянное массированное давление, причем не в конкретно установленной точке, а по периметру на разных высотах. Неприятная штука, по энергии это похоже, если бы я стоял в кольце Прая, только вот если из кольца я могу выйти, то от этой змеюки мне не сбежать.
Восхитительное построение заклинательного контура! Подобное я наблюдал в защите Жеткича. Тело водной змеи было не статично, оно жило внутренним движением, что собственно и давало водной структуре необходимую мощь, с пугающей силой сейчас сомкнувшуюся вокруг меня.
Опасно, реально опасно, сейчас между нами происходит именно тот вариант, которого бы я хотел избежать, мы бодались не умением и талантом, а грубой физикой, так сказать армрестлинг, у кого круче мышца прокачана.
Оп-па! Водяные кольца змеи чуть приоткрылись, и сквозь них мне прилетел очередной презент в виде застывшей ледяной пики, а следом за ней еще одна, и еще, в скором времени де Тид смог не только дополнительно подточить мой ресурс такими ударами, но и набрать материала на второй водный голем в форме змеи! Игра явно переходила грань, за которой я мог оставаться спокойным и, что куда более важно, невредимым, парень истощал меня на глазах, внутренний ресурс Мака вышел на половину своей мощности продолжая истаивать с каждой секундой. Более медлить было нельзя, господин Фердинанд опасен, моя пассивность лишь на руку подобному энергетическому силачу, пора включаться в бой.
Мак структурно вывел моему взору общее плетение задействованных де Тидом магических заклинаний. Полетели цифры расчетных величин с прогнозируемыми последствиями вмешательства, заклинания неизвестны, хоть и по проштудированным мною учебникам общей теории я и вылавливал ряд знакомых элементов. Сложно, если бы он как обычный, не хватающий верхов недоучка бомбил меня огненной школой, я бы сломал его в касание, а так мне нужно время, впрочем, надеюсь, его у меня в достатке. По крайней мере до третьей змеи, я вновь заметил очередные всполохи моей защиты в местах, где проскакивали удары ледяных копий. Мерзавец, похоже, снова собирает материал.
Но не отвлекаемся, компьютер лишь показывает и работает в указанном направлении, а вот в каком — это уже моя забота, я должен, чем быстрее, тем лучше, вычленить компонентные структуры заклинаний противника, распознать управляющий модуль, модуль запитки, вычленить ту часть, что ответственна за форму. Сглотнув ком, подступивший к горлу, я ладонью смахнул выступившую испарину на лбу.
Спокойно, нужно собраться и взять себя в руки, что тут скажешь, что мой противник, что я собственной персоной, мы оба явно неверно изначально составили представление друг о друге. Причем если он был пока лишь озадачен моей продолжительностью жизни, то я в свою очередь в данный момент озадачен проблемой удивить его, в очередной раз продолжив жить и далее. Хорошо бы провернуть трюк с ментальным ударом, как я провернул его с имперским магом, но прилюдно отвлекать внимание Фердинанда, призвав Адель, это все равно что всунуть добровольно голову в петлю, подобные эманации некротики не то что на раз прочитаются опытными магами, их способны будут увидеть даже вновь поступившие новички. Так что не отвлекаемся и работаем.
Итак, основа основ всех заклинаний — это энергия, а следовательно, источник, которым в данный момент является непосредственно оппонент, что так щедро вливается в свои контуры, будет отправной точкой, от него по теоретическим книгам мы и будем искать каналы, идущие на ресурсный модуль подпитки.
Есть, есть такое дело, вижу его контур, знакомый мне как свои пять пальцев — достопочтимой госпожи Дексты, следовательно, следующие нити идут на другие заклинания, здесь бы, как могло показаться, и стоило бы нанести удар, но увы, это не так, контур прервется, это факт, но он еще будет работать энное время в автономном режиме, причем достаточном для того, чтобы де Тид вновь смог продолжить свою подпитку. Следующий узел, куда ведут все пути-дорожки, это, видимо, и есть модуль-резервуар автономной работы, где скапливается условная масса энергии, а вот дальше и начинается проблема. Куда дальше двигать, я словно на перепутье, куда повернуть, налево или направо? В огненной стихии, по классике придерживаясь общей рекомендации целесообразности и взаимодействия всего плетения, следующим модулем идет контур управления, в то время как в воздушной школе, наоборот, следующим должен идти модуль визуализации, то бишь формы, принимаемой всем заклинанием. Тут скрыты большие подводные камни, а именно разность коэффициентов сил для каждой отдельно взятой стихии. Структуры огня несопоставимы с воздухом, а следовательно, есть и свой нюанс в работе с водой, которого я не знал и, к сожалению, не улавливал.
Хотя…
Дако показывал мне накладки-перемычки, что при должном применении сворачивали всю структуру, а что будет, если я варварски всуну в стихию воды модуль огня? Что верно для одного, совершенно неверно для другого, отсюда, собственно, и растут ноги различных школ. Нет, взрывов и молний не последует, по моей прикидке, скорей всего заклинание либо самоликвидируется, либо же приобретет в своей структуре этакого паразита, от которого ему вроде как не холодно и не жарко, разве что на плечи Фердинанда, а верней на его энергию ляжет дополнительный груз подпитки. Это, конечно, некрасиво, не столь грациозно, как то, что показывал мне Дако, но меж тем попробовать стоит. Топорно, грубо, но почему нет? В конце концов, я не волшебник, я только учусь.
Как я и предполагал, никаких спецэффектов. У моих ног с громким «плюхом» осела вода, некогда бывшая телами двух смертельных магических гадов, конденсация в низких температурах ледяных игл прервалась, от чего плеск растекающейся воды наполнился глухим ударом незаконченной ледяной стрелы.
Никаких спецэффектов, хотя настоящей наградой моей работы все же стали нереально округлившиеся глаза Фердинанда, плюс застывший в гигантском «О» широко раскрытый от удивления его рот.
Браво. Мысленно я даже поаплодировал себе.
— Что за… — Де Тид ошеломленно оглядывался по сторонам, не находя ответа. — Что происходит?
— Молилась ли ты на ночь, Дездемона? — Улыбнулся, пробурчав себе под нос, я.
Фердинанд на запредельной скорости собрал воедино вновь наступательное заклинание водного голема, но увы, тому не суждено было приобрести законченной формы, лишь легкая рябь пробежалась по растекшейся воде. Раз показав дорогу Маку, можно было быть спокойным — компьютер уже не ошибется, внося свои изменения в структуру заклинаний противника.
Неспешным прогулочным шагом, под недоуменным взглядом противника, я прошествовал через всю площадку до остолбеневшего и не прекращающего попытки в активации плетений де Тида. Он не сдавался, с каждым разом пытаясь вывести хоть что-то из до сих пор такого родного и, казалось бы, доступного арсенала плетений. Полное фиаско, причем бессилие, его только больше бесило и заставляло злиться.
— Ублюдок, ты не дождешься от меня слов пощады! — Я видел, как его лицо перекосило ненавистью, а руки поразила крупная злость безысходности. — Ты… ты…
Он пошел розовыми пятнами, схватившись за грудь и раскрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег, а я с недоумением смотрел на легкий росчерк затухающего и едва уловимого заклинания, золотой, едва уловимой вспышкой проскочившего между нами. Это была яркая, едва уловимая звездочка энергетического плетения, сформированная прямо в груди моего оппонента.
— Что за… — Я не находил смысла и слов.
Фердинанд упал наземь безвольным кулем, словно сломанная кукла, раскинув широко руки.
— Это не я! — Обернувшись к молчаливой толпе, я ошеломленно оглядывался по сторонам.
— Свидетельствуем победу Ульриха фон Рингмар-Когдейра! — Маг с залысинами подошел к нам, проверив пальцами пульс у де Тида. — Сомнений нет, бой был честным, победа не обсуждается!
— Но это не я! — Я схватил за рукав глашатого.
— Бой окончен, сынок. — Маг скосил взгляд на Тида. — Он мертв, ты убил его.