Часть вторая
Возвращение

Северо-восточный отрог Крипской лощины был гол и продувался ветрами на встречу и прямо в лицо застывшей армии Финора, с резкими хлопками дергая знамена и вымпелы, а так же пригибая к спине красочные плюмажи на шлемах рыцарской элиты.

Общим числом порядка пяти тысяч людское закованное в сталь море из тел и судеб выдвинулось на перехват армии мятежного рыцарского ордена под предводительством своего венценосного короля. В спешке, готовя обоз и стягивая столичные гарнизоны в один бронированный кулак, коим государь и собирался мощно и безапелляционно поставить точку в глупой грамоте магистров осмелившихся в своем безумстве бросить вызов целой династии правящей семьи.

О чем думал король Митсвел Первый? О том, что скорей всего это будет не легкий труд, так как человек он был, может и сумасбродный, но чего ему было не занимать, так это опыта по ведению боевых действий. Вообще нужно сказать, что Финор не испытывал никогда нехватки кадров в армейском ключе. Ибо южная его оконечность пусть и не пылала, синим пламенем безысходного накала, но тлела постоянными непрекращающимися мелкими конфликтами с разобщенной и многочисленной армадой Халифатов, где местная власть держалась исключительно и только, на силе крепкой стали, а правители иной раз успевали смениться по нескольку раз до захода жаркого южного солнца.

Место генерального сражения и диспозиция были выбраны не случайно. Под знаменем короны, был в основном пеший строй, не считая тысячи личной гвардии короля и примерно такого же количества рыцарской братии успевшей стянуться со своих владений с близ лежащих земель. Им нужно было преимущество высоты, так как рыцарский орден не скупился на снаряжение своих людей, и практически каждый в армии противника представлял собою тяжелую ударную конную единицу. Что с одной стороны, внушало вполне оправданные опасения, а с другой по зрелому размышлению немного обнадеживало, так как подобный союз коня с человеком в разы увеличивал обозную часть противника, давая ему, преимущество в скорости и открывая слабое и беззащитное вымя от которого можно будет кормиться всем смелым и дерзким.

Ответный склон лощины, куда в данный момент выходил на позицию орден, был подернут кустарником и, чуть южней переходил в длинную ветвистую рощу. Пока ясности не было, от визуального контакта, сколько же смогли собрать магистры людей под свой вымпел, но из разведывательных отрядов генеральный штаб короля, сделал вывод, что не меньше трех тысяч, не считая обоза.

Хороший расклад, даже с пехотой, а тут еще и успели на позицию выйти. Беспокоило же другое, Митсвел не любил бестиаров, но всегда отдавал им должное как хорошим бойцам, плюс далеко не глупым стратегам, что не раз выступали в прошлом на его стороне. Естественный вопрос, на что же они рассчитывают, выходя здесь и сейчас с ним в лобовую? Вопрос что называется на миллион.

Король восседал на породистом жеребце молочно белого цвета, по традиции закованный в позолоченный и инкрустированный драгоценными камнями доспех. Его высокий шлем с впаянной короной небрежно, словно ведро был надет на высокую луку седла, а взгляд блуждал по первым шеренгам противника, неспешно выстраивающимся от его армии примерно метрах в пятистах. Все это ему не нравилось, ибо обещало быть слишком легкой победой, а как он доподлинно знал, подобных глупостей нельзя было ожидать даже от последних из последних варварских вождей орчей орды. Все складывалось идеально и через чур гладко. Хорошо провели сборы, бойко прошлись маршем, обоз не растянулся хвостом, и они даже успели вперед конных рыцарей со всем своим гамбузом пеших полков.

Теперь финал. До начала битвы оставалось от силы час полтора и, это было не данью уважения к только что подошедшему противнику, это был необходимый посыл разума, так как пеший строй все еще принимал с медленно подходящего обоза инвентарь и вооружение, в частности специально удлиненные пики для пехотного строя, выставляемого против конницы.

Митсвел Первый слегка повел боком жеребца с прищуром осматривая все свое воинство. Вот личная гвардия, немного рассредоточена по уставу с небольшим персональным усилением группой телохранителей. Вот по правую руку от него тяжко рыли копытами рыцарские тяжеловозы, в то время как их хозяев спешно облачали и заклепывали в семейные доспехи оруженосцы. Здесь публика подобралась цветастая и разномастная. Рыцарское сословие при его правлении хоть и не было цветом знати, но никогда не жило впроголодь, что не говори, но подобным контингентом разбрасываться было бы верхом глупости. С виду это конечно море апломба, глупых страстей и непомерного самомнения, но по сути это единственные люди которые во всей его армии рождались с мечом в руке и с ним же умирали.

Что есть знать? Это владетели и надсмотрщики земель короля, а что есть рыцарь? Это воин сидящий на земле короля. Герцоги, графы и бароны это всего лишь люди, чьими фамилиями называются те или иные куски земли в королевстве, но воин, человек рожденный воином, это не земля, не вода, ни огонь и не небо, это хороший такой отрезок заточенной стали в руке разумного государя.

Здесь кстати тоже были непонятности. Митсвел покачав головой, в который раз стал вглядываться в гербы рыцарской братии, с изумлением не отмечая в ней знакомых лиц. Это странно, вот стоит родовой щит Анаркрафтов, серебряное поле с сжатой в кулак стальной перчаткой. Глава семьи Вега Анаркрафт был бравым рубакой, и пусть он был в годах, но король доподлинно знал, что тот и сейчас мог орудовать моргенштерном не хуже чем мельница лопастями на ветру. Что же он видел? Он видел, что вместо старого и проверенного Веги сейчас щит на руку примерял один из его молодых сыновей, чьего имени король не то что не помнил, а даже не знал. И если бы это был единичный случай, так нет же, вот они, Узари, Денгоны, Вазерго, де Кальго, все, все без исключения отправили по зову короля младших. Странно это, подумал король, уздой немного резко развернув коня по левому от себя краю.

Вот здесь было все гораздо лучше. Именно тут были те, кого он прекрасно знал и помнил, это регуляры, пропойцы, сейчас все конечно в чинах и званиях, но по-прежнему тот еще контингент. Митсвел их собирал еще с первых дней своего правления, когда он по молодости самолично выезжал по местам более или менее крупных баталий, дабы выудить вот таких вот сорвиголов, простолюдинов, но смелых задир которые не умирали, а выгрызали свое место под солнцем на пограничных постах и гарнизонах в жестокой и кровавой сече.

Вот, к примеру, статный широкоплечий и высокий Неманодах Верт, верховный маршал всей группировки его войск. Сейчас, глядя на этого достойного мужа, ни в жизнь не поверишь, что это грязный и оборванный сын козопаса с отрогов Кальпеи, которая рассыпалась каменной грядой, голого пластинчатого камня к границе с халифатом Амунадип. Мерзкое местечко, усыпанная камнями пологая равнина, выжженная солнцем с редкими пучками травы, там по большому счету коз жило больше чем людей, но какая-никакая это граница Финора. А посему худосочного парня с чумазой мордой и изодранными коленями быстро оформили в пограничный гарнизон на службу родине.

М-да уж.

Судьба.

Высокий донжон пограничников, в один из дней взяли в кольцо мамелюки хаджи Алюмбея, тогдашнего переходного правителя халифата. Правитель так себе оказался, даже года на троне не протянул, но вот на границе по разбойничал.

Неманодах один из двадцати пяти пограничников остался в живых. Всех порезали на лоскуты и лишь козопас успел закрыться в каменном донжоне, где благодаря арбалету и кривой халифатской сабле, безусый мальчишка полторы недели отбивался от пяти десятков головорезов и бандитов. Это было действительно чудо из чудес, о таком еще никогда никто не слышал, а потому в те далекие времена король, путешествовавший по югу, самолично возжелал видеть этого великого воина. Митсвел улыбнулся воспоминаниям. Еще бы, он тогда за малым не взорвался криком, когда перед его светлые очи вытащили чумазого заморыша вместо статного высокого богатыря. Хорошо сдержался, они были неподалеку от места баталии и, он сам сначала все осмотрел, прежде чем всех карать в немилости. Донжон был тот тупо малюсенькой башней, не огороженной даже забором из палок. Там вообще можно было трое суток бродить и не найти ни одной палки. Узенькая, метров пять может шесть высотой с одной единственной бойницей и тяжелой окованной железом дверью. Пожалуй, тут и вправду имея арбалет можно было годами отбиваться от врагов, но возникало сразу два вопроса, как он спал и чем питался?

— Спал у бойницы-Так ответил козопас, опустив голову. — Дверь без шума они бы не вскрыли, а то как закидывали веревки с крюками, будило меня и я встречал их всегда уже с взведенным арбалетом.

— Ладно. — Кивнул тогда Митсвел, соглашаясь. — Что же ты ел?

— Ел тех, кто все же доползал до бойниц. — Пожал буднично плечами паренек. — Весь паек в казарме остался.

Вот он, стоит статный муж и великий маршал армии. Да уж, кому расскажи никто не поверит, что этот ухоженный мужчина начинал свой путь на армейской лестнице с того, что жрал врагов. И ведь наверно сейчас этим же ртом детей своих целует, улыбаясь им по вечерам, слова любви жене ласково на ушко шепчет.

Король мотнул головой, стряхивая с себя воспоминания и вновь обращая свой взор к противоположному склону.

Скоро.

Да, осталось уже немного. Его пехотные полки уже были по местам, даже рыцари практически все были водружены умаявшимися оруженосцами в седло, не говоря о бестиарах которые разворачивались в стой прямо с маршевого хода.

— Ваше величество. — Его стремени коснулась сухая скрюченная ладонь старого Герда, огненного мага, что еще наверно служил в охранении его покойного отца.

— Чего тебе Герд? — Король не слишком любезничал со стариком, ибо знал, что старый хрыч не простил бы ему снисхождения. Это такая особая порода людей, которые даже из могилы будут ворчать, и лезть со своими наставлениями ко всем и всюду. Герд смешно сказать в свое время порол ремнем по заднице одного хулиганистого принца, посему мог рассчитывать на взаимность и даже большее со стороны своего воспитанника.

— Мити, послушай старика, все это дурно пахнет. — Дед, у которого от времени один глаз заплыл белесым бельмом и вправду, словно принюхался по сторонам. — Мы с Лилей, конечно не зеваем, но и противник в этот раз у тебя заточен соответствующе.

Лиля это его пра-пра-правнучка, большеглазое перепуганное создание с маленькой грудью и сухой попой. Впрочем она была магом от чего ее весьма скромная внешность не оставит ее в будущем без женихов и внимания. Вот и она стоит, испуганно оглядываясь по сторонам за спиной деда, словно в недоумении вопрошая мир, что я тут вообще забыла и как оказалась?

Но времени уже не осталось на разговоры и думы. Время субстанция бесконечная, которой свойственна суть кончаться, как бы это нелепо не звучало. Как и предполагалось планом, бестиары первыми пошли в наступление. Взревели протяжно с вибрацией децибелы боевых горнов, в едином порыве звякнули тысячи доспехов и когда копыта вдарили оземь в унисон друг дружке, волна ропота земной тверди, отдалась кругом долетая до ступней разом взмокшей пехоты.

Еще бы не взмокнуть. Страшно до умопомрачения, это действительно страшно до жути, когда такая лавина начинает свой ход, когда она набирает обороты и гул и дрожь и животный инстинкт, когда на все голоса стучатся в твой разум, шепча: Беги! Беги! Спасайся! Ведь по большому счету между тобой и этой дикой мощью будет только длинная пика, тростиночка которую ты концом упираешь в землю в надежде что, через нее не перекинет инерцией чей-нибудь закованный в латы труп или тем паче всего коня. Первая линия пехоты, которая становиться на пути конницы это всегда, как правило, покойники. Не все. Может двое или трое из десятка и выживут, но остальные будут вбиты при любом раскладе в землю изломанными куклами разлетаясь в разные стороны, дабы хоть немного затормозить собой и унять скорость бешенной лавины.

Вот такой вот тактический прием разменом. А что делать? Конник опасен скоростью и высотой, в стесненных условиях коэффициент полезного действия падает в разы. Правда, это не аксиома для рыцарей, но все равно показатель. Рыцарь такая гадость, что ему наоборот теснее строй так больше славы. У них доспех другой, причем не только у седока но и у коней. Глухой, частью литье, частью штамп, такой расковырять даже на неподвижном сущее мучение, а уж когда эта дур машина еще и какой-нибудь гадостью, остро-ударной, от вас отмахивается, так вообще практически нереально. Ну да это дело техники и опыта. И не такое выковыривали, были времена.

— Вот тебе Мити первая проказа. — Сплюнул на землю старик Герд.

— Черные псы Гаркона. — Король сморщился как от зубной боли. Он просто физически весь сжался от тех последствий, которые ему обещали вырвавшиеся вперед всадников стремительные и смертельные стаи спущенных огроменных псов.

Что это значит? О-о-о. Это значит, что погибнет не только первая шеренга пехоты, но и скорей всего лягут все вплоть до пятой, если не больше. Уже сейчас Митсвел видел как дрогнули пики заграждения в руках его солдат. Народ тупо заколебался в кого по первой их направлять в рыцарей или несущихся псов, а эта неразбериха означала что, когда бестиары достигнут строя, часть заграждения будет опущено и удар, получиться вполне себе кавалеристским без тени намека на сопротивление.

— Герд! — Желваки заиграли на скулах государя, и какая-то часть волнения передалась жеребцу, от чего тот стал игриво перебирать передними копытами.

— Спокойно. — Старик шкодливо потер свои сухие ладони. — Лилечка, солнышко, подсоби дедушке.

Солнышко и дедушка, споро сплотили свои усилия, привычно сплетая свой замысловатый и незримый труд из мудреных силовых линий магических заклинаний. Лиля была полна сил и с лихвой без ложной скромности вкачивала хороший объем в искусные контуры старого мастер-мага, что словно паук миллиардом ниточек в тонких проекциях других граней восприятия опутывал низ лощины, которая стала условной серединой меж двух армий. Король с беспокойством следил, как мощные тела черными молниями неслись впереди конного строя, совершенно беззвучно открывая свои оскаленные пасти. Знаменитые загонные псы бестиаров. Да уж, тревога, прокатившаяся по рядам его армии, передавалась и повелителю, ведь не сдержи они сейчас первый удар кавалерии, все их преимущество осыплется карточным домиком, так как если не сейчас, то потом эту машину уже не связать, не дать достойного боя и отпора.

Но Финору всегда было, что противопоставить своим врагам, не считая, честной стали. В тесной низине пульсирующими точками нарождались ярко алые капли пунцового огня. Небольшие такие сверкающие точки, рассыпанные горохом по полю, зависшие примерно в метре над землей и с каждым ударом пульсирующего внутреннего сердца набирающие массу своего убийственного тела. Небольшое время, буквально считанные секунды на раскачку и смертоносная стая, стремительных и вертких тел ручных убийц бестиаров, влетела на полном ходу в колыхнувшуюся морским прибоем волну ревущего неистовством и ропотом сжигаемого воздуха, стену чистого пламени. Просто сходу обугливая и скручивая в агонии боли и смерти тварей земных, что слишком жалки перед лицом первозданной стихии.

— Да! — Митсвел Первый в запале огрел кулаком свой собственный шлем, слегка поранив руку об одну из вершин короны, ну и естественно согнув ее.

Но рано было праздновать успех, пламя так же как возникло, так же схлынуло в небытие, а разгон рыцарей никуда не делся. Впрочем, как и часть псов, остались самые матерые и опытные твари, на чьем счету наверняка не один и не десяток рейдов.

Этого вполне хватило.

Этого хватило через край.

От мощи удара кавалерии и треска и стона ломаемых копий земля вздрогнула, а единовременный крик-стон, из тысяч глоток умирающих людей и жалобного выдоха умирающих лошадей на какое-то время оглушил короля своими чистыми децибелами муки и тяжкого бремени противостояния.

Жуть, просто жуть как глубоко вошел слаженный клин стальных бестиаров. Вот они вояки от бога, вот она чистая мощь и ярость. Ну да стоит в уважении склонить головы и перед пехотой короля. Не взирая на столь глубокий прорыв, не смотря на чудовищный урон, клин всадников увяз. Увяз прочно и непроходимо, умываясь кровью и криком смерти сквозь звон холодного железа.

— Сейчас! — Король взревел так, что у самого аж в ушах зазвенело от своего голоса.

Это был простой расчет, как дважды два семнадцать. В размене застопорить и стреножить как можно большую часть рыцарского клина, дабы потом выпустить в обход своего же правого фланга свой стальной потенциал, рыцарского сословия. Да их не так много, да бестиар стоит дороже, но сталь между ребер это сталь между ребер, и в этот момент, уже совершенно не важно число углерода и блеск полировки клинка, а так же филигранность гарды.

— Демоны преисподней! — Жеребец под королем пошел боком от боли задираемой всадником в напряжении узды. — Что это значит?!

— А это, похоже Мити, вторая проказа и их главный козырь сынок. — Залился в лающем смехе сквозь усталость и кашель рядом старик маг.

— О боги поднебесья! — Рядом со стариком на колени рухнула его племянница, побелев лицом.

— Давай родненький, спасайся, подержим. — Шмыгнул носом старик, подмигнув королю. — Уж не обессудь, сколько сможем…

Его верные воины, его славные роды и фамилии, его опора трона и государственности, все те, кто прислал вместо себя своих младших отпрысков, повернули свои копья в спину короля.

Медленно словно в дурном сне король увидел как строй ЕГО рыцарей, опустив забрала, чем обезличив себя, дурной стаей могильных мародеров, опрокидывает тылы его армии, просто и бессмысленно вбивая в ошметки дерна из под копыт тяжеловозов оторопелых и изумленных солдат Финора. Предавая свои вассальные клятвы, предавая своего повелителя и свой долг перед короной.

— Но…но как же так? — Неизвестно сколько бы так король вопрошал себя, но первыми сориентировались по ситуации гвардейцы его охранения. Они вырвали из рук замершего короля удила, уводя его жеребца вместе с ним в поводу прочь, тесно смыкаясь телами и сметая собой без разбору своих и чужих, что завязли в безумной сече не видя еще общей картины событий.

— Ну ладно тебе девочка. — Старик потрепал по плечу рыдающую племянницу. — В конце концов, могло быть и хуже.

Молодая девушка маг непонимающе уставилась на старика, не веря, что слышит от него эти слова.

— О чем ты говоришь?! — Она сорвалась на крик. — Мы сдохнем сегодня, что может быть хуже?!

— Эх, молодость. — Рассмеялся Герд Фламберг огненный мастер-маг первой категории. — Хуже смерти девочка, будет, если ты попадешь бестиарам в руки живой. Поверь моя хорошая, это действительно будет хуже.

Хрупкие плечи вздрогнули от слов старика, а на лице вместо отчаянья появился настоящий испуг. Она, пошатнувшись, поднялась с земли, оправляя свою мантию и стряхивая с нее траву и землю.

— Вот и умничка. — Произнес старик, отворачиваясь от нее и поворачиваясь лицом к надвигающейся смерти. — Ты давай там, напрягись хорошенечко напоследок, сегодня старый Герд исполнит свое лучшее из лучшего.

Лучшее? Нет, это было неповторимое и легендарное в последствии заклинание, вошедшее в историю. Никто не то что по прошествии лет повторить его не смог, но и доподлинно понять, что же произошло. Одни утверждали, что он призвал големов земли, расплавив их до состояния лавы, другие, что он обрушил метеор с небес, кто-то наоборот говорил, что лава вышла из земли и искупала отступников в пунцовом море огня. Но вот что осталось в итоге, так это семьсот восемьдесят одна фигура рыцаря на коне, что навечно застыли статуями, отлитыми из камня. Каждого рыцаря в полной амуниции, с ног до головы словно облили расплавленным камнем, сковывая природными латами и заставляя изнутри тлеть вечно не затухающим пламенем.

Это была мощь, и сила посмертной воли одного из величайших магов времени. Это стало назиданием сквозь века потомкам и одним из мест паломничества в последствии, как простых смертных, так и юных инициатов магической академии.

Но это все в будущем, настоящее было же куда как прозаичней, старик огненным бичом из своей руки стал бить вокруг себя землю, вздымая сизый пепельный прах тверди, что словно пепел-снег вулкана стал кружиться в воздухе черно-серой мглой становясь, все гуще и плотней. Он цеплялся за одежду, шкуры животных, ложась на плащи и плюмажи рыцарей мягким ковром. Он залеплял лицо, не давая продохнуть, плотной корочкой становился на телах людей, словно дублирующей кожей. Кто-то уже решил повернуть назад, кто-то, несмотря на трудности почти в плотную доскакал до старца, когда сие действие, наконец, обрело финал. Мастер маг превратился в огненного ифрита, легендарную полудемоническую смесь из стихии и разума, огненным метеором взлетая над землей и словно искра, от гигантского костра, носясь по округе от чего воздух раскалился до умопомрачения и треска. Он просто звенел жаром и пламенем под безумный хохот вырвавшегося на свободу демона, от чего пепел и застыл коркой лат, спаиваясь навечно по контурам тел.

Да, такова мощь и радость ифрита, в определенную долю мгновения он всесилен и всевластен, но лишь в определенную. Срок его пребывания не долог и скоротечен. Остались только статуи с прахом внутри и выжженное поле в веках, и конечно же память о великом Герде Фламберге. Только о нем. Больше там как будь-то, никого и не было.

Меж тем в паре километров от огненной вакханалии история сохранила еще одно легендарное место, что в последствии приобрело название Холм Короля. Но лучше по порядку.

Его величество Митсвел Первый быстро пришел к мысли и полному осознанию своего разгрома и полного фиаско. Предательство? Да, это предательство и такого масштаба, что последствия пройдут через века, но пока об этом думать не приходилось. Личная гвардия короля дала бой, пытаясь выйти из общего давильного чана кровавой битвы с единственной целью вывести правителя из смыкающихся лап противника. Было ли им легко? Нет. Было ли легко противнику при явном преимуществе? Нет, так как личная гвардия короля это элита его армии. Эта тысяча знала свое дело и главное делала. Имея небольшую фору и мужество идти в размен. Они делились на сотни, где каждая своей смертью призвана была оттянуть неизбежное. Первая сотня заграждения, вторая, третья. Король в мыло загонял элитного белого жеребца, уже больше часа несясь галопом прочь на полной скорости пытаясь скрыться от погони, пока в какой-то момент не стало ясно, что от бравой тысячи гвардейцев осталось от силы два десятка генералов и частично старших офицеров, а псы идущие по следу, к сожалению все не кончались.

Жуткие немые твари, они даже подыхали под их мечами и копьями страшно и нелепо тихо, не в силах заскулить жалобно, впрочем, к концу этой гонки так же умирали и люди не в силах более стонать от усталости.

Первым рухнул жеребец короля не знавший до этого таких нагрузок и являвшийся не столько боевым конем сколько парадным. Передние ноги подломились и бедная скотина, кувыркаясь через голову, полетела мордой в траву на лету роняя хлопья пота и вязкой слюны вперемешку с пузырями крови. Митсвел удачно успел вынуть ноги, из стремян мягко ударяясь перекатом, что бы уже через секунду подняться на ноги.

— Ваше величество, как вы? — Группа остановилась, слегка уйдя вперед на полном скаку и возвращаясь назад через пару мгновений.

— Все. — Король дрожащей рукой смахнул крупные капли пота со лба. Покатые бока красавца жеребца ходили ходуном и было видно как под белоснежной шкурой бугры мышц сокращаются от болезненных судорог. Митсвел с шипением извлек из ножен свой меч, заходя к животному со спины, что все еще силилось подняться, нелепо суча переломанными ногами. — Ну, все родной, все, отмучался, уже все.

Король выбрал на шкуре близ лопатки, визуально зазор меж ребер, всем телом наваливаясь на рукоять меча, так чтобы лезвие прошло через легкое, холодом, острой гранью, коснувшись бешено стучащей сердечной мышцы.

— Вот и все. — Он оглянулся назад, где из небольшого подлеска уже показалась очередная загонная группа во главе стаи собак. — Давайте уходите.

Это было неожиданно, но король махнул рукой оставшимся в живых, тем, кто устало ждал, когда он кому-то взберется сзади в седло.

— Ну что смотрите? — Митсвел грузно уперся ногой в бок своего коня, не без труда вытягивая пунцово красное лезвие меча из тела успокоившейся навечно животины. — Ясно же что не уйдем. Они по мою душу, так что валите отседова.

Люди изумленно смотрели на него из своих седел не в силах вымолвить и слова, подобное не вязалось в их сознании, подобного расклада не мог представить никто из них.

— Ваше величество. — Первым прокашлявшись, подал голос Неманодах. — Не нужно так с нами. Зачем обижаете? Раз небесам угодно сегодня взять плату, то пусть так и будет, расплатимся по долгам все.

Митсвел на какое-то время замер вглядываясь в лица своей группы, где никто не отвел взгляда и не опустил головы.

— Хрен с вами. — Он тихо рассмеялся. — Берем высоту, сегодня мы еще по кокетничаем.

То что они выбрали для себя как высоту, было высоким холмом с пожелтевшей травой и легкой осыпью по одному краю. Не бог весть какой холм, этакий оплывший уже порядком курган, но времени на трезвые мысли и долгие рассуждения банально не оставалось.

— Режьте коней. — Дал отмашку Неманодах бойцам гвардии. — Все равно псы подерут, а так хоть какое-то будет прикрытие от стрел.

Боевых проверенных лошадок было жалко и, сердце обливалось кровью и тоской когда они жалобно ржали, роняя наземь свою кровь, впрочем, верность принятого решения подтвердилась практически сразу, после того как они взяли черных псов на железо. Да, натасканные твари достигли добычи первыми и лишь, через пару минут неистовой рубки до них, наконец, докатила первая волна рыцарей, некоторые из которых с седла разрядили в гвардейцев легкие одноручные арбалеты, чьи короткие болты с чавкающим звуком впились в трупы лошадей, за которыми залегли гвардейцы с королем.

Лежать в раскисшей от крови животных земле вперемешку с трупами вонючих собак, было не самым приятным занятием, однако и бестиары на удивление не стали проявлять прыть, барражируя вокруг холма и не идя на штурм. Смысл в этом был не тривиальный. С каждой выжданной секундой вокруг холма прибавлялся еще один десяток рыцарей и, увы, совершенно не прибавлялся защитник к королю. В какой-то момент их стало столько, что они слились в некое подобие волны, что кружилась с шумом прибоя копыт вокруг маленького островка мнимой и не надежной защиты.

— Митсвел! — Трубный баритон мужского голоса вырвался из толпы бестиаров.

— Че надо? — Отозвался король не менее мощным окриком.

— Как дела пацан? — Расхохотался его незримый собеседник.

— Бывало и хуже! — Проорал король. — Это ты что ли Зельд, со своими девчонками танцы вокруг меня устроил?

— Наслаждайся, это танцы за упокой твоей сучей души! — Кружащийся хоровод рыцарей замер расступаясь коридором, по которому к холму неспешно спешившись и ведя под узды коня, шел крупный мужчина в рыцарских латах и широким кроваво-красным плащом за спиной.

— А сам ссыкло, что кишка тонка мечи скрестить? — Король медленно поднялся с земли, уже без опаски словить арбалетный болт, впиваясь в искривленное шрамом лицо идущего к нему рыцаря своим взором.

Молчали гвардейцы, молчали и бестиары наблюдая как на склоне холма лицом к лицу встают двое мужчин, один в перепачканном белом плаще с позолотой и второй в красном, каждый под стать друг дружке и, каждый со своими демонами во взгляде.

— Ну здравствуй Митсвел Первый. — Слегка кивнул королю противник.

— Здравствуй магистр Зельд. — Король ответил кивком.

— Биться будем? — Вскинул бровь магистр ордена.

— Нет, блин, в гляделки играть. — Рассмеялся король.

— Своим скажи, пусть без глупостей. — Зельд шумно высморкался через пальцы на землю, вытирая руку потом о плащ. — Когда все закончиться я их не трону, мое слово тебе.

— Не боись. — Митсвел резко черканул своей зеркальной сталью меча, рассекая воздух перед самым носом рыцаря и вгоняя клинок в землю у ног бестиара. — Посторожи, я сейчас вернусь.

Бестиар не вздрогнул и не подался даже на пол шага назад, наблюдая с легкой улыбкой, как король подходит к гвардейцам и офицерам, о чем-то с ними переговариваясь.

— Итак парни. — Король хлопнул в ладоши шумно, подойдя к замершим в ожидании людям. — Хорошие новости это то, что вы все же останетесь жить, так, без разговоров мне и выпрашиваний смерти!

Король насупил брови, пресекая разговоры среди офицеров и генералов.

— Это моя воля государева, вернетесь все в Финор живыми и послужите теперь моему сыну, к тому же ему теперь хорошие офицеры при таком раскладе ой как понадобятся.

— А плохая новость? — Все же перебил короля Неманодах.

— А плохих нету. — Улыбнулся Митсвел. — Эта порезанная морда сам магистр Зельд Романо и, если кто-то не в курсе, лучший мастер меча в нашей оконечности мира. Так что я сегодня не сдохну как пес под забором, мне оказали все же честь умереть с достоинством.

— Ваше величество… — Опять подал голос генерал Неманодах.

— Все. — Король отмахнулся рукой. — Закончили языками трепать, что бы стояли ровно и не отсвечивали.

Больше с королем никто не посмел спорить. Митсвел обвел каждого тяжелым взглядом, после чего на долго уставился в небо, запрокинув голову.

М-да. Хороший получался денек по погоде. Высокое солнышко, редкие росчерки едва уловимых облаков с непередаваемо глубокой и режущей глаз синью небосвода.

Красиво.

Стоило бы еще для полноты момента что-нибудь сказать, или помолиться, но что-то не лезло ничего умного в голову. Ладно, — хмыкнул своим мыслям король, — в конце концов, наверняка менестрели придумают за него не мало всякой ерунды. Все же момент исторический и даже не важно, как оно там дальше сложиться в годах и столетиях после него, он все-таки король, а короли всегда перед смертью согласно преданиям изрекают всякую херню, которую потомки потом будут принимать за истину. Это закон.

Кивнув своим мыслям, он развернулся, широким шагом, возвращаясь обратно к ожидавшему его появления рыцарю, прямо с ходу выдирая из земли вместе с кусками дерна клинок и отдавая им салют своему оппоненту.

— Че, уже готов? — Бестиар слегка склонил на бок голову, задумчиво разглядывая короля.

— А хрена тянуть? — Улыбнулся тот ему в ответ.

— Слушай Мит. — Рыцарь как-то замялся. — Ты это…того…должен типа умолять меня и все дела.

— Зельд, старик. — Король подмигнул противнику. — Ты же знаешь у меня с этим плоховато.

— Погоди. — Бестиар задумчиво стал облапливать себя, шумно хлопая ладонями по латным бокам. — Где эта фигомотина? А вот…

Он извлек грязный лоскуток бумаги, скомканный небрежно и засунутый за пояс.

— Ну-ка помоги мне. — Бестиар сунул королю в руку бумажку. — Там мне остальные магистры написали, что я должен говорить и как тебя всячески шпынять, что бы я ничего не забыл и не перепутал.

— Ну, ты даешь. — Король, сунув меч под мышку, задумчиво развернул листок, принявшись с прищуром шевеля губами зачитывать. — Так, значит первым делом, ты должен меня окружить и вызвать на битву.

— Ну, типа сделано. — Закивал радостно бестиар.

— Потом мы должны стоять и ругаться и ты меня должен всячески оскорблять что бы я выглядел жалко и…и…слово то какое мерзопакостное накарябали нефига не пойму. — Король наморщил лоб.

— Дай. — Бестиар взял бумажку, принявшись по слогам бубонить. — Ска… Ски… Руженно…

— Сконфуженно может? — Догадался радостно Митсвел Первый.

— Может. — Пожал плечами магистр Зельд. — Ох уж эти мне грамотеи, на читай дальше.

— Так-с. — Король опять принял бумажку. — Дальше бла-бла-бла, что-то еще непонятное, ага! Верно ты сказал, я тут должен перейти на мольбы, ты смеешься мне в лицо, опять какая-то мудреная херь нацарапана и перед самым боем ты мне должен открыть какую-то правду.

Повисла неловкая пауза.

— Ну? — Король шмыгнул носом.

— Че ну? — Насупился рыцарь.

— Правду свою давай. — Король явно на голову превышал своим образованием и хорошими манерами стоящего перед ним магистра.

— Какую? — Зельд от удивления открыл рот.

— Ты у меня спрашиваешь? — Прыснул король. — Я хрен его знает старина, что они там тебе своими злыми языками в уши свистели, давай уж сам как-нибудь вспоминай.

— А умолять? — Бестиар забрал назад бумажку, попытавшись вновь что-то прочесть, но к сожалению взял он ее кверху ногами из-за чего видимо это благое дело рухнуло на корню.

— Скажешь, что умолял. — Пожал плечами король. — Все равно никто не слышит, о чем мы тут с тобой шушукаемся.

Магистр Зельд подозрительно огляделся по сторонам тяжелым взглядом пройдясь по рядам как своих бойцов так и по лицам застывших гвардейцев короля.

— Ох Мити, времена настали… — Он печально покачал головой. — Все какие-то злые ходят, кругом заговоры, тайны, интриги.

— Да ладно тебе. — Король успокаивающе похлопал его по плечу. — Не переживай старик, я то знаю что ты честный вояка, для меня было честью с тобой ходить в рейды по халифатам. Делай что должен, я рад, что твои собратья придурки послали тебя вместо какого-нибудь трусливого соплезвона, что расстрелял бы меня из арбалетов забздев выйти лицом к лицу как мужчина.

Они облапили друг дружку звонко подубасив ладонями в латных рукавицах по широким спинам.

— Ну ладно… — Смущенно произнес магистр Зельд.

— Ну да, хватит пожалуй. — Так же смутился король. — Вы там собственно из-за чего, на самом деле на меня поперли?

— Во! — Рыцарь победно воздел палец вверх. — Точно, я же должен был именно эту правду тебе сказать. Тут понимаешь какое дело, магистр Шадде, там в столице, его дочку какая-то тварь завалила.

— Что за тварь и что за дочку? — Удивился король. — Первый раз об этом слышу.

— Точно? — Рыцарь удивленно уставился на короля. — А Шадде уверял меня и всех остальных, что это именно твои поиски.

— Происки. — Улыбнувшись, поправил его король.

— Ну да, ну да. — Закивал бестиар. — И че ему сказать?

— Шадде? — Задумчиво переспросил Митсвел.

— Ага. — Кивнул Зельд.

— Скажи пусть поцелует меня в жопу. — Ответил король, и они оба радостно расхохотались, оглашая округу своим смехом.

— Ладно. — Отсмеялся Зельд.

— Ладно. — Кивнул король.

— Начнем? — Зельд потянул из ножен свой меч.

— Давай, пора мне горлышко промочить на славном пиру в поднебесье. — Митсвел еще раз отсалютовал рыцарю.

— И то верно. — Магистр вернул салют мечом королю. — Ох, и напьюсь я сегодня.

— Счастливо оставаться. — Подмигнул государь.

— До встречи. — Произнес Зельд, с искрами и силой скрещивая клинки.

* * *

Сначала они мне нравились. Миленькие такие, верткие. Хвосты красивые. А потом они просто оборзели. Это я про белок. Здесь под землей в рукотворном саду их было пруд пруди и маленькие древолазные крыски, порядком мне попортили жизнь, забираясь в беседку, где я жил и надгрызая мои грамоты и свитки, а так же прочую литературу, что мне предоставили мои надзиратели.

И ладно бы они просто справочную литературу грызли, они добрались и до законопроектов королевства, а это уже не шутки. Мне их целой пачкой приправила де Кервье, сказав, что это теперь мой хлеб и моя стезя. Да уж, классная перспективка, я лопатил тоннами всю законодательную базу Финора, правя ее, давая рекомендации, оставляя пометки и являясь, по сути, неким тайным мозговым центром правительства.

В общем, я попросил лук и стрелы и теперь, в минуты отдыха, для поднятия тонуса, ясности мысли и остроты восприятия жизни, стрелял по белкам по долгу выцеливая их в кронах невысоких деревьев.

Верткие животинки. За без малого девять месяцев проведенных мною в заточении, мне не одной не удалось подстрелить. Впрочем, я особо и не старался, возникни у меня действительно желание убить их, я бы с помощью Мака выравнивал бы траекторию полета стрелы до нужной мне градации и точности, но, увы делать этого было нельзя. Свое, я уже отмагичил и, это было обидно до слез. Ко мне приставили алхимика, который ежедневно приходил с очередной порцией своего пойла, дабы купировать мой узел инициации и отрезать тем самым меня от потоков энергии. Формально меня кастрировали в магическом плане с помощью химии. Я стал ущербен и ни на что не годен, так что Мак, наличие которого было тайной, являлся последней моей отдушиной здесь и предпоследней картой, в рукаве которую, я еще не разыграл. Естественно мой перстенек с Адель тоже ушел в неизвестном направлении, обложили меня капитально.

Время, время, время, время, дни, недели часы, все слилось в прямую постоянную, что шла сплошной не пересекающейся через все это безобразие моего существования. Проснулся, умылся, гимнастика по науке господина Ло, завтрак, пойло алхимика и беседы с ним за чашечкой чая и свежими булочками.

Хотел ли я его пристрелить из лука? Ну, алхимика. Пожалуй, нет, здесь бабуля поступила мудро, а именно подставив под мой гнев того, кого я знал, пусть даже не долго. Альмадир Фархат Халим из Бейбута, тонкокостный парень в вечной черной хламиде за которой он скрывал свое лицо и изувеченное тело. Скромный, мягкий в обращении паренек был не много не мало, а уже на четвертом курсе алхимического факультета. Маг он был посредственный это я еще при нашей первой встрече понял, слишком у него недоразвит узел модулятор полученный при инициации, зато парень был умен, проницателен и как и все алхимики был на ты с химией и материаловедением. Я каждый раз, глядя на него, задавался вопросом, о чем он думал, когда соглашался на дуэль с Фердинандом? Тот хоть по курсам и был младше его на год, но был реальным силовиком который давил жестко, сильно и без послаблений. На мой взгляд, Алю еще повезло, что он вообще выжил в тот день.

— День вам добрый господин барон. — Он как всегда подошел тихо со спины, правда, задолго еще на подступах засеченный моим Маком.

— Секундочку. — Произнес я, ощущая усталость в правой руке от натянутой тетивы лука и, как стрела начала немного дрожать в пальцах от напряжения. — И-и-и! Вот зараза!

Стрела с гулом унеслась в сад, срезая тонкие веточки и застревая попусту в стволе дерева. В очередной раз рыжехвостая бестия успела сместиться, избежав расправы.

— Какой вы, однако, сударь кровожадный. — Аль сгрузил с плеча котомку, принявшись расставлять на столике мои припасы до завтрашнего утра. Так уж получилось, что охрана ко мне не заходила, видимо по здравому размышлению они спокойно взвалили ношу и бремя по моей кормежке на него.

— Я не кровожадный. — Отложив в сторону лук и стянув из-за плеча колчан, принялся подогревать чайник и расставлять посуду на столе. — Я предупредительный, сим методом я пытаюсь этим крыскам в голову вложить мысль, что нельзя воровать харчи из моего домика.

— А ты бы не разбрасывал все на столе, а убирал в шкафчики, может быть они и не лезли тогда к тебе. — Молодой алхимик брезгливо сбросил с обеденного столика мой носок. — Устроил тут свинарник, такая красота кругом, а он из лука стреляет, и грязные носки с объедками разбрасывает по округе.

— Тоска-а-а. — С зевком протянул я падая в плетеное кресло.

— Ты бы стихи начал писать. — Он извлек из поясной сумки рулон мягкой ткани, в которой были завернуты пузырьки с ингредиентами его пойла. — Попросил бы себе музыкальный инструмент, думал о великом, а не опять за свое…

— Что? — Паршивенько хихикнул я.

— Кто опять позамазывал смотровые зрачки по периметру пещеры? — Алхимик пожурил меня пальцем. — Охрана опять на тебя жалуется. Закрываешь обзор, стучишь по ночам палкой в железные двери, ругаешься непотребно в замочную скважину…

— Тоска-а-а. — Я тяжело вздохнул.

— И последнее! — Немного нервно воскликнул он.

— Че? — шмыгнул я носом.

— Прекрати свои фекалии складировать под дверь! — Его голос в конце фразы сорвался.

— А че? — Я улыбнулся.

— А ни че! — Он стукнул кулаком по столу. — К тебе чаще всех вхожу именно я!

Я подпер голову задумчиво рукой, наблюдая за его таинством работы. Три четверти красной жидкости, половинка синей мути, пара капель оранжевого и буквально капелька зеленого цвета, теперь потрясти и протянуть мне.

— Ну? — Печально вздохнул он.

— Что ну? — Печально ответил я ему.

— Ты же знаешь, что так надо не начинай все по новой. — Он покачал головой. — Там за дверью маги, каждый с кристаллом слежения и еще кучей амулетов, если магический эфир с твоей стороны хотя бы подернется рябью, тебя будут тыкать насильно этой дрянью, а мне головы не сносить.

Да уж. Парню не повезло. Его приставили ко мне исключительно из-за того, что я бы его не тронул, и теперь убьют, как только он перестанет быть нужным. Почему? Я еще не говорил? Я умер. Да, банально умер в ту ночь на площади и, меня похоронить уже даже успели. Удивленны?

Я принял из рук Аля его коктейль, махом опрокидывая эту горечь в себя и тут же запивая пакость водичкой, поморщившись как от куска лимона. Вы даже не представляете мое море чувств по поводу своей смерти.

Где-то в первые месяцы заключения, ко мне сюда в закрытый сад спустилась императрица, бабуля и… Нона. Да, ко мне пришла моя дорогая супруга, под ручку с сильными мира сего. Я писал ей письма, ждал ее и, она пришла, или может ее привели, не знаю. Мы сели в саду за столиком пили чай и молчали.

— Послушай, Ульрих. — Первой неловкую паузу нарушила экс королева. — Это не легко для тебя будет принять, но во избежание гнева короля нам пришлось вычеркнуть тебя из мира живых.

Вот так вот с извинениями и пожатием плечами мне сообщили сию радостную весть. Ни Нона, ни Кервье не поднимали на меня взгляда, и лишь императрица буровила меня всей тяжестью своего не человеческого взгляда, словно обещая мне, что это еще далеко не конец. Тяжелый такой взгляд, с подтекстом и обещаниями, до которых мне еще предстояло дожить.

Бывшая королева удалилась не попрощавшись, император отошел в сторону, а мы с моей супругой остались один на один, силясь что-то сказать и не находя нужных слов.

— Я не подведу. — Как-то неуверенно начала она. — Все что ты делал, все что преумножил и дал мне, все это останется памятью о тебе.

— Я хотел тебя видеть. — Я поджал губы. — Ты очень изменилась, ты стала прекрасной женщиной достойной восхищения и прекрасным правителем.

— Спасибо. — Она опустила взгляд. — Но это я тебе должна говорить спасибо за свою новую жизнь, за свою настоящую жизнь без страха и лжи.

— Я рад, что судьба пусть и на короткий миг свела нас вместе. — Я нежно коснулся ее руки.

— Спасибо. — Она как-то судорожно вздохнула. — Для меня было честью стать тебе женой. Прости меня, если сможешь…

— Тебе не за что просить прощения. — Я покачал головой, наблюдая, как по ее щеке одиноко скатилась слеза. — В том, что случилось, нет твоей вины, мы все заложники большой игры.

Я погрузился в себя, отстраняясь от действительности мира, тяжкие мысли пластами грузного оползня со склона безнадежности давили грудь, не давая полноценно жить и дышать. Я даже не заметил того момента, когда все ушли, ибо так было муторно на душе и противно, что хотелось в голос выть, круша все вокруг. Вся моя жизнь, все мои труды, мысли и чаянья, все было перечеркнуто в одночасье.

Тяжело, очень тяжело мне дались первые месяцы этого муляжа жизни, этого глупого существования. Просто опустились руки, просто не было сил, и желания через не могу вставать с постели. Что помогло? Боль.

Вальери де Кервье, привела ко мне двух лекарей души, чьим профилем была боль. Не поняли? Ну что ж, поясню. Два мастера пыток, которые каленным железом по моей шкуре расписали мне всю перспективу от открывающихся мне возможностей, не двусмысленно намекнув, что все вокруг очень зыбко и иллюзорно. Вот, к примеру, посмотри на этот сад, на этот ручеек и милый домик беседочку. Нравиться? А ведь все это может смениться на каменный мешок метр на метр где ты будешь существовать в кромешной тьме питаясь собственным дерьмом. Все иллюзорно и нужно ценить сегодня и сейчас, так как уже завтра может и не наступить.

Меня пытали не долго, так как я не герой и уже орал и молил о пощаде, с первых мгновений, только заслышав запах своей обожженной плоти и ощутив всю гамму нервных токов пролетевших по моему организму шаровой молнией по нервным окончаниям. Но, на мой взгляд, главным тут было другое, а именно то что я пришел в чувства и, сдержался, не выдав своего козыря, своей надежды на потаенные мысли и чувства. Я оставил не задействованным Мака, дабы жить дальше, жить вопреки, думая и думая каждый миг, проведенный взаперти о том, что где-то есть небо и я его должен еще увидеть.

— Ничего. — Ко мне тихо подсел Аль, наблюдая за тем, как я рассматриваю рубцы от ожогов на руках. — К этому привыкаешь, тяжелей от ран, которые внутри тебя, их уже никому не подлатать и не ослабить боли.

Не скажу, что я ждал от Вальери каких-то поблажек, она делала то, что считала нужным. Она привела меня в чувства быстро и так как умела, полнотой красок расписав мне, холст мировосприятия и дав предельно ясно понять, что я не просто так нахожусь здесь и сейчас, а не гнию и в самом деле в земле пожираемый могильными червями. За все нужно платить и моей платой должны стать мои труды. У меня и так слишком большие привилегии для покойника. Ну и черт с ней, мне никогда не казались заигрывания с ней чем-то, что могло бы привести к хорошему, скорей даже наоборот. Печалило другое, а именно то, что все вышло по глупости, причем даже не моей.

— Ты хоть скажи, что в мире твориться? — Тяжко вздохнул я.

— Прости. — Он похлопал меня сочувственно по плечу, собираясь обратно и слаживая в сумму свой набор ингредиентов. — Ты же знаешь, мне запрещено.

Я кивнул его словам и своим мыслям, переведя взгляд на стол, где целой кипой лежали горы документов принесенные де Кервье для моей чистки, примерно месяц назад. Похоже, время настает то что нужно. Старушка пропала, и пропала уже давно. Никто не приходит ко мне, никому и дела нет до меня и, возможно, может даже так случиться, что это хороший знак.

* * *

Ущербный свет и идеальная ночь. Именно так можно было охарактеризовать две фигуры, что сейчас замерли друг напротив друга в тихом городском скверике столицы Финора. Золотоволосый мужчина с изуродованным лицом и провалом отсутствующего глаза и темноволосая женщина с тонким станом и глубиной непроглядных глаз.

— Привет Лео. — Кивнула она ему.

— Здравствуй Тай. — Кивнул он.

Повисла пауза за время которой каждый успел подумать о своем и не сказать о главном.

— Клан требует действий Тай. — Наконец произнес он. — Время идет, мы открыли для Детей Ночи Финор, вы же обещали нам Тида.

— Мы действуем. — Слегка кивнула она. — От слов не отказываемся, это не легкий путь.

— В чем проблема? — Мужчина дрогнувшей рукой поправил прядь волос на ее плече.

— Создан артефакт привязки. — Она улыбнулась его робкой руке. — Кто-то, кто работает на Ваггета, создал Путь Сердца. Они отдадут его нам по выполнению ряда условий.

— Это серьезный труд. — Светловолосый задумчиво покачал головой. — Опасные знания, растут среди людей.

— Люди вообще опасные существа. — Хмыкнула она. — Меня сейчас куда больше волнует вопрос, на кого Тид положил свой взгляд. Ты знаешь, что он малыми тропами сумрака постоянно ошивается по городу? Мои неры засекли его пути выхода даже во дворце короля.

— Скорей всего он разговаривал с Гальверхейм. — Мужчина поджал губы. — Она смотрящая, а это значит…

— Это значит что он уже готов к переходу в иные миры. — Кивнула женщина, договорив за него. — А так же то, что скоро мы столкнемся с новым именем, что реально может поменять все расстановки сил в этой оконечности мира.

— Есть мысли? — Светловолосый эльф напряженно думал, видимо расстановка акцентов в их диалоге была для него новостью.

— А как же. — Кивнула она его словам. — Мне кажется, что это некий барон Ульрих, мальчишка вокруг которого столько беготни непонятной мне в последнее время.

— Это глупо, мы его руками убрали сына Пепельного. — Эльф встревожено огляделся по сторонам. — К тому же он се' ньер… Демоны!

Эльф нервно взмахнул руками принявшись расхаживать перед темноволосой эльфийкой в задумчивости и нервозе.

— Се' ньер? — Эльфийка удивилась. — Зачем вы призвали его?

— Это не мы. — Отрицательно мотнул головой мужчина. — На нем вообще не стоит ничья печать клана или семьи. Я думал это ваша сбежавшая душа, или я ошибался?

— Сбежавшая душа… — Протянула задумчиво темноволосая. — Что-то знакомое.

— Северная сторона, городок Касприв, один из ваших прислужников. — Эльф остановился, расплываясь в улыбке. — Мы засекли этого неумеху человека.

— Кулеб. — Женщина презрительно скривила губы. — Я всегда говорила семье, что нельзя брать в услужение людей. Этот идиот говорил нам, что разбил искру души по неосторожности.

— Ну… — Светловолосый расплылся в улыбке. — В принципе примерно так и было. Единственное чего я не понял, это почему ваш человек по нашей земле с заключенной в кристалл душой ездил.

— Это не из коллекции слуг была душа, Лео. — Произнесла слегка испуганно эльфийка. — Это не тот, кто заключал с нами контракт.

— Что это значит? — Напрягся эльф. — Вы что делали прокол миров?

— Да. — Кивнула она ему в ответ. — Это человек из другого мира.

— Демоны! — Эльф оторопело сделал пару шагов назад. — Зачем вам это понадобилось?

— Старшие снова говорят о великом исходе. — Покачала она головой. — Мы делали проколы в миры бывших колоний, дабы узнать обстановку в них.

— В любом случае не о том сейчас речь. — Эль задумчиво окинул ее взглядом. — Если ты права и этот мальчишка приемник Тида, мы должны его уничтожить или отправить назад в его мир.

— Но он и так вроде бы мертв? — Эльфийка удивленно вскинула бровь.

— Вот именно, что вроде бы. — Скривился как от лимона светловолосый. — Вот именно.

* * *

Это день стал особенным и начался он, как и прочие до него, ничем не выдающиеся с первыми лучами солнца, когда светило было еще робким и не верным. В чем же тогда разница? В банальном и тревожном стуке каблуков по паркетной доске пустынных дворцовых коридоров, возвестившем о срочной депеше, ибо в покои принца Паскаля в такой ранний час допускался только поверенный человек.

Мягкие тапочки, шелковая пижама с филигранно закрученной вышитой на груди буквой «П», ночной колпак с «бубончиком» и гримаса недовольства на лице принца, буквально в считанные секунды сменились на строгий мундир, дикий блеск азартных глаз и легкий мандраж в руках, когда послание достигло адресата, возвещая великую весть нового времени. Новой эры, новой жизни целого королевства.

Le Roi est mort, vive le Roi! Король умер… Да здравствует король!

Что делают обычные люди, прощаясь в столь нелегкий час со своим родителем? Плачут, переживают утрате, кто-то жалеет о том что не успел сказать, кто-то, наоборот о том что успел сказать слишком многое… В общем и целом все, вполне объяснимо, эмоционально предсказуемо и по человечески оправданно, но вот как поступают люди выше ступенью социального развития?

По другому.

Здесь все гораздо сложней и времени на осознание того, что тебе больно в груди, зачастую, как правило, очень мало либо же вообще практически нет. Слишком много дел. Ну, сами посудите, вам просто в кратчайший срок необходимо вызвать к себе всех своих людей, что вы успели приблизить к себе по тем или иным причинам. Вам нужно, нет даже, жизненно необходимо поднять в этот ранний час командира вашей личной стражи, а так же гарнизона что находится под вашим патронажем бравых вояк, дабы в считанные часы наполнить вооруженными людьми весь дворцовый комплекс. Нужно выслать солдат к министерству, нужно выслать солдат к каждому министру персонально домой, не забыв об казначействе, адмиралтействе, страже порядка, тайной полиции, дальней родне, амбициозных дворян блокировать со всем их многочисленным семейством и связями и при всем при этом не забыть об организации траура в стране и любимой бабушке.

Какой бабушке спросите вы?

Любимой.

Ибо бабушка здесь и сейчас в данный момент и в данной конкретной ситуации наиболее перспективный, злой и беспринципно расчетливый оппонент грядущего, кое может встать под вопрос стоит только дать малейшую слабину. Не зря, ох не зря Паскаль оторвал от сердца большую половину солдат и поверенных к зданию, занимаемому службой Ганса Гербельта. Иногда Паскаль даже завидовал бабуле, что она смогла получить себе в услужение столь умного и верного союзника, подобное единично, подобное сочетается раз в жизни и возможно никогда не повторяется в будущем.

Суета сует. Дворец буквально за час был взорван настоящей суматохой разворошенного муравейника. Начиная от низов и вверх по спирали. Целые километры черной драпировочной ткани, сотни приглашенных, тысячи портретов Митсвела Первого, а так же не меньше дожидались своего часа портреты Паскаля. Здесь готовят тризну и репетируют траурные речи, а через стенку от них уже примеряют наряды для коронации и чествования нового правителя.

Кухня превратилась в конвейер, здесь работа не прекращалась даже ночью и, все бы ничего, только и самому принцу доставалось по полной, так как суета одно дело, а вот революция совершенно другое.

Это старая истинна, что безумием революции, было, есть и будет желание провозгласить принцип добродетели на земле. Все хотят сделать людей добрыми, мудрыми, свободными, воздержанными, великодушными, но вот не задача, почему-то всегда нужно начинать с желания перебить всех кто видит этот мир под другим углом.

Принц Паскаль сидел в своем кабинете окруженный адъютантами, посыльными и новым генералитетом из поверенных и преданных его воле вояк, с ужасом и каждой прочтенной строчкой донесений понимая, что сегодня умер не только его отец, сегодня умирает его наследие, его держава, основа их королевской власти, ибо земли Финора заливает кровь, кроет мгла предательства и беззакония.

Целый пласт основы государственности кровавым ошметком отпадает от тучного тела, можно сказать даже что была подломлена опорная нога этого организма. Рыцарство, сила, мощь и надежда короны, вот что взорвалось назревшим гнойником, поражая общий организм, заразой болезни поднимая общую температуру и заставляя биться в агонии кровавой лихорадки.

Магистры бестиаров знали свою силу. Магистры бестиаров знали о слабости короны. Удар получился до безумия хлестким и болезненным. Финорское рыцарство практически повсеместно перешло на сторону магистров, провозглашая их правоту, но даже не это было страшно, а то, что своя правда во всем этом была и ее поддержали простолюдины, что словно муравьи копошились миллионами по земле. Слишком долго мучался люд и тяжело было ему среди лесов полей и рек жить по соседству с разной нечистью, а посему даже страх перед бестиаром, что сам собирал вокруг себя не добрые слухи и репутацию имел прескверную, однако же, защищал своей кровью и жизнью тот самый народец от погани смертельной. Можно было конечно по брыкаться за право защитника с рыцарями королю, но вот ведь не задача, очень способствовала магистрам на руку недавняя кровавая буча в самом центре столицы, где железный армейский кулак кровью залил улицы давя ту самую чернь словно перезрелый виноград. Как назло еще и бродячие артисты подогревали слухами уши, неся по всей стране жуткие истории о ночи когда якобы принцесса устроила кровавое пиршество на одной из городских площадей сотнями скормив людей адскому псу, вырвавшемуся из преисподней.

С запада на юг и север, ползла смута, волнуя умы и сердца, порождая анархию и беззаконие. Армия короны потерпела сокрушительное поражение в Крипе, пошатнулась государственность, ее устой со смертью короля. Бывшие поборники справедливости, а ныне предатели несущие новую истину в народ, славные рыцарские дома переметнулись на сторону бестиаров, что и так были не слабы своим орденом, не говоря уже о выучке и некой морали, которой и руководствовались.

Однако же все не так плохо как могло бы показаться. Магистрат дал маху, он забыл, что изначально стоит на границе с империей не просто так, а император любезно напомнил им об этом, взяв в осаду три из десяти замков школ ордена. Это дало хороший шанс новому королю перевести дух и собраться с мыслями. Что есть и что предстоит вернуть? Однозначно пылающий запад, он от и до стоит на нравственности ордена. Есть еще брожения на востоке, именно там большая часть перебежчиков и не довольных. Страна разрезана примерно по границе со столицей, на две части. За юг само собой беспокоится не приходилось, там не только самые боеспособные части короны но и самые дорогие особняки и владения самых богатых семей, кои по естественным причинам таковыми и пожелали остаться впредь. Сейчас весь взор был прикован к загадочному северу, к тому самому о котором грезила не только корона но и влезший в эту внутреннюю распрю император. Там было все не понятно, слухи и пересуды, гонцы прорывались через фронт с трудом, впрочем отчаиваться еще было рано. По донесениям север встал костью в горле магистрата бестиаров и причиной тому послужил некий легион с завидной активностью и регулярностью вышвыривающий со своих владений раз за разом новых представителей закона.

— Что это за легион? — Принц Паскаль вновь и вновь просматривал грамоты и донесения, пытаясь вникнуть в суть вещей. — Почему я о нем раньше никогда не слышал? Почему вообще было позволено, кому-то из местечковых баронов иметь в своем подчинении столь большую и профессионально обученную армию?

— Ваше вели… высочество. — Поправился один из его адъютантов. — Это был пакт, подписанный госпожой де Кервье, она своим именем брала протекторат, над этими наймитами.

— Это наемники? — Паскаль удивленно посмотрел на говорившего. — У кого есть столько денег, что бы платить двум с лишним тысячам наймитам за их труд?

— Они не за деньги воюют ваше высочество. — Молодой офицер консультант при принце задумчиво покачал головой. — Они воюют за свою свободу и жизнь.

— Что за бред? — Паскаль нахмурил брови. — У меня гвардия без зарплаты даже жопу не почешет сама себе, а тут прожженные наемники с потрясающей выучкой, способные, раз за разом давать по соплям ордену бестиаров воюют за идею?

— Согласен ваше высочество, звучит неправдоподобно. — Поклонился офицер. — Но здесь разработана потрясающая и хитрая схема мотивации…

Паскаль изумленно вскинув брови и недоверчиво качая головой слушал своего консультанта не веря своим ушам. Все было просто и понятно, все было завязано и простимулировано, все имело свою железную несгибаемую логику, а главное работало да еще как!

— Потрясающе! — Принц встал из-за стола и заложив руки за спину принялся вышагивать по кабинету. — Нет, это действительно гениально! Назовите мне фамилию этого умника что так лихо может закручивать законы жизни!

— Барон Ульрих фон Рингмар-Когдейр. — Пришел тут же ответ, заставивший его сбиться с мерного шага.

— Ульрих. — Принц тяжело вздохнул. — Да-а, это был действительно один из умнейших людей которого мне приходилось встречать на своем пути. Если б не Катрин со своим сумасбродством, если бы не взрывной характер отца, все могло бы случиться по-другому. Жаль…действительно жаль, что его больше нет.

— А может быть все еще будет? — Долетел до слуха будущего короля тихий и вкрадчивый голос стоящего стороной от остальных советников, голос высокого худощавого юноши, о котором никто ничего не мог сказать толком, лишь замечено было, что нет-нет, да он тихо иногда что-то нашептывал на ухо принцу.

— Гунн? — Паскаль воздел руку требуя тишины у подчиненных и обращая свой взор на говорившего. — У тебя есть, что сказать мне?

Тот, кого принц поименовал Гунном легким поклоном и жестом руки предложил будущему государю отойти в сторону.

— Ваше величество… — Начал он, с опаской поглядывая на прислушивающихся к ним советников.

— Высочество. — Поправил его принц.

— Это уже вопрос времени. — Улыбнулся парень. — Но сейчас не об этом, а хотел я обратить ваше внимание на то, что в отличие от вас, я совершенно случайно…

— Совершенно? — Улыбнулся Паскаль.

— Абсолютно случайно. — Поддержал его улыбкой Гунн. — Присутствовал на похоронах не без известного вам барона Рингмарского.

— И? — Нахмурил будущий государь брови.

— Закрытый гроб. — Пожал тот плечами. — На казнь никого не допустили, тело не повезли в родовую усыпальницу, все под протекторатом Гербельта, никаких сторонних людей.

— Что это значит? — Глаза принца сверкнули искрой азарта.

— Это значит, что вам все же придется встретиться с бывшей королевой. — Гунн склонил голову в поклоне. — Если конечно есть смысл доставать из колоды эту карту.

— Мне нужен север страны, ты же знаешь. — Принц покачал головой. — Баронесса Когдейр сильная женщина и это её заслуга, что она столько времени смогла продержаться одна против целой армии. Но боюсь, одной силы воли ей не хватит. Я просто физически сейчас не в состоянии охватить все конфликты и пожары в стране.

— А север меж тем нам нужен. — Подвел черту Гунн.

— Очень. — Принц сжал до хруста кулак.

* * *

Сил не было ни на что. Просто не было сил, что бы шевелится, на то что бы встать, куда-то пойти, что-то делать. Руки опустились. Нет, Вальери де Кервье никто не удосужился сказать о смерти ее сына, вернее принц не позволил, сотне гонцов и прислужников добраться до ее обособленных покоев, не говоря уже о полной блокаде Ганса Гербельта. Просто она проснулась, открыла глаза, краем уха услышала необычайную суету при дворе и решила не вставать, так как даже не мысленно, а интуитивно сердцем матери поняла все без слов, отчего стало невыносимо больно в груди и горько на душе.

Маленькая сухая женщина некогда властитель миллионов человеческих душ, была разбита и подавленна, она лежала в красивой резной кровати обложенная со всех сторон подушками, что принесли заботливые служанки и не находила причин для жизни, она не видела смысла следующего этапа войны за банальное существование, потому что…

Ничего не осталось.

Длинные расплетенные волосы пепельной белизной разметались по сторонам, руки нервно комкали край одеяла, а из покрасневших глаз то, затухая, то, вновь набирая силу, бежали ручейки слез.

Как же так? Почему все именно так, а не иначе? Хотелось ей спросить неизвестность и пустоту окружающей действительности, которую людям так свойственно наполнять смыслами, олицетворяя моментность жизни, богами, провидением, судьбой или другими, в сущности, нелепостями словесной казуистики.

Как же так? Почему она смогла пережить смысл своей жизни? Почему она смогла? Зачем ей опять и вновь вся эта боль, вся эта муть черной безысходности в груди и на сердце? Что она сделала не так? Что вообще не так с этим гребаным и паскудным миром?

Горло сдавило стальной хваткой толи обиды толи разочарования, дышать в миг стало невыносимо трудно, воздух приходилось проталкивать в себя микроглотками, делая очередное одолжение телу, через не могу и не хочу, продолжая нелепость своего бытия.

Миллиарды не подсчитанных секунд бытия, неимоверная пустота холодной постели, в которую она ложилась из года в год, сжимая между ног и рук подушку, а не тело любимого человека. Выдуманные для себя одной причины для побед, смыслы для того, что бы существовать. Слезы одиночества, о которых никто не знал, слезы по разбитым мечтам, воспоминания об ушедшей мечте, о ее разбитой любви…

Как же это было давно, как же все это близко и сейчас.

Сколько ей было? Девятнадцать? Двадцать? Двадцать с медным грошиком? О-о-о! Как же она любила! Как же она ждала его с той проклятой и ненавистной войны! Они были так молоды и, так горячи, в тот момент казалось ничто не способно разлучить их, это было так прекрасно, как и ужасно осознание разлуки с любимым мужем, с ее любимым до боли человеком.

Вы знаете, как пахнет простынь в том месте, где спал любимый вами человек? Вы знаете, где и как должны лежать вещи оставленные им? Годами должны лежать в правильной последовательности после него? Нет? Тогда вы не знаете что такое любовь. Вы не знаете, что значит ждать, как нужно верить и помнить слова и обещания. Не знаете цену улыбке и дрожащей ладони, робко бегущей по вашему телу. Вы ничего не знаете об истинности чувств и, ваше счастье, никогда не узнаете боли разорванной надвое души, боли растоптанной гордости и изувеченного предательством сердца.

Двенадцать? Наверно так… Пусть будет двенадцать лет ожидания, коротких встреч и наполненных страстью мимолетных ночей и, всего лишь один час на расстановку жизненных приоритетов и короткого мига осознания своей никчемности перед этой жизнью.

Она как последняя дура тогда неслась не жалея ни себя ни лошадей в Путернесс, приграничный замок одного из баронств, где наконец-то после стольких лет должен был быть подписан мирный договор с империей. Она как дура, мечтала о встрече и его руках, полностью игнорируя окружающую действительность с условными ступеньками успеха этого мира. Она была дурой не замечая очевидных вещей.

Де Кервье был славный род, это была удачная партия для короны в связи с прекрасной родословной и репутацией, но вот род Шен де Герау, это была материальная составляющая, а не эфемерное прошлое красивых грамот с вензелями. На чем строится победа? На отваге? На личном мужестве? На самоотверженности павших героев думаете? Нет, ребята, все не так как пишут в красивых книгах и легендах, вся соль этого мира, его кровь и плоть, это деньги. Да-да, именно деньги, как бы вам не прискорбно было это слышать, но солдат для победы нужно кормить, солдату для победы нужно дать оружие в руки, хорошо бы коня подогнать для героической позы на портрет победителя. Кто-то должен был оплачивать подвиги, кто-то обязан был взять на себя расходы, пока герои пытали тонкие материи героических струн и защищали идеалы и великие устои государственности. В конце концов, даже золотые короны на венценосные головы не с неба им падают. Кто-то должен платить по счетам.

Де Герау спонсировали все эти годы, щедрой рукой молодого короля ведя его к его славе и его подвигам, а заодно к постели с той проклятой графиней Шен. И пока она ночами лила слезы в подушку в пустом столичном дворце, её муж, её судьба и её сердце возлежало в объятиях другой женщины, что посмела вдыхать за нее аромат его волос и забирать себе крепость его объятий, впитывая ритм, биения его сердца в груди. Все это время, она обкрадывала её любовь, она забирала все, что у нее было, все, чем она дышала и, смела жить.

— Ваше величество подождите!

— Ваше величество вам нельзя!

— Ваше величество не ходите туда!

Она бежала, бежала, задыхаясь в предвкушении счастья, а испуганные слуги и лакеи пытались, робко остановить ее…

Каблуки гулким эхом стучали по каменным коридорам замка и, она даже не испугалась когда в одном из темных переходов на лестнице, столкнулась с высокой черноволосой брюнеткой, с ужасно тяжелым и по змеиному мудрым взглядом. Император! Сердце слегка екнуло узнаванием вековечного врага короны, но ей хватило учтивости и такта вежливо присесть в реверансе перед будущим союзником, ради подписи которого сегодня все здесь собрались.

— Не ходи туда девочка. — Произнесла мудрая змея, ответив кивком и растворившись в темноте прохода.

Глупости! Лестницы, двери, испуганная стража у входа в его опочивальню попытавшаяся встать грудью на ее пути…

О боги!

Она даже в первые мгновения не поняла, что же она видит. Что-то многорукое, что-то многоногое, многожопое… безобразно сплетенное, мокрое от пота и сладострастно стонущее перед ее взором.

Но…

Как же…

Как же так?

А я?

Как же я все эти годы?

Ты больше не любишь меня?

Но ты же говорил мне…

Думаете, был взрыв? Думаете, такая женщина кидалась как ненормальная, пытаясь выцарапать этой суке разлучнице глаза? Нет… Так не получилось. Получилось, что она молча закрыла за собой дверь, молча спустилась вниз, молча рухнула на колени где-то в пустом каменном мешке замка, куда не посмели войти многочисленные приглашенные и слуги, кто со смешком, а кто с сочувствием перешептывающиеся за ее гордо выпрямленной спиной.

В пустоте, ноги дали слабину, и она рухнула на пол, упала тяжело на колени и руки, сломленным обрубком надежд, а так же реками горьких слез из глаз и разбитого сердца. Вот прям один в один, прям боль в боль, горло душит, вместо стона хрип и так мучительно больно в груди… Так сильно больно что просто жуть.

Это так больно люди!

Слышите?

Это невыносимо! Не предавайте любящих, уж лучше убейте, подойдите и убейте, но не заставляйте чувствовать эту боль! Воткните нож в сердце, топор в спину, срубите голову взмахом меча, травите бешеными псами или подсыпьте яда, но не заставляйте испытывать подобного, не надо. Умоляю вас предатели. Будьте милосердными, просто убейте. Сделайте одолжение, избавьте, ради всего святого, если в вас еще что-то осталось.

Час, два, день, год. Она понятия не имела, сколько пролежала на холодном каменном полу захлебываясь муками, но, когда пошатываясь, не в силах уже лить слезы, держась руками за стены что бы вновь не упасть, все же удалось взобраться на самую высокую башню замка…

То небо уже, было укрыто бархатным покрывалом ночи, а легкая прохлада ветерка с мягкостью и сочувствием нежно гладила ее горящее от соленой воды лицо. Звезды нелепостью и бесхитростностью порядка богато рассыпались от края в край, и даже полумесяц в своем извечном нарождении вышел, дабы простится с ней…

— Будешь прыгать? — Раздался за ее спиной мягкий и вкрадчивый голос.

— Не подходи! — Вальери в спешке путаясь в веренице юбок, с трудом взобралась на зубчатый парапет, жутко покачнувшись над бездной высоты. — Не останавливайте меня, я все решила!

— Решила, значит решила. — Де Кервье с трудом проморгав слезы, слегка вздрогнула, вновь встретив взгляд мудрой змеи, что тяжким авторитетом мягко придерживал ее внимание.

— Высоко. — Опять произнесла императрица, привстав на цыпочки, задумчиво перевесившись через край, разглядываю далекую темень земли внизу. — Тьфу.

Она натурально плюнула вниз, провожая взглядом улетающую прочь белизну слюны.

— Ты что делаешь? — Шмыгнула носом де Кервье.

— Считаю. — Вздохнув тяжко, та подперла рукой голову, переведя свой взгляд на половинчатый диск луны. — Примерно секунды четыре, может, пять будешь лететь, а может и шесть, если заденешь вон те флагштоки и знамена на три яруса ниже нас натыканные по периметру.

— Эм-м-м-м… — Королева, прищурившись, посмотрела в сторону мерно покачивающихся внизу вымпелов, знамен и флагов.

— Но я бы тебе не советовала, ни на знамена прыгать, ни с этой стороны в частности. — Императрица, продолжая по-прежнему, подпирать голову одной ручкой в задумчивости стала в лунном свете рассматривать красивый фосфорицирующий маникюр ногтей на своей второй руке. — Во-первых, смотри как эти упыри слуги флаги понатыкали, они все под наклоном и ты при полете вниз, извини за пикантность, можешь нашпилить на чье-то фамильное древко свою прелестную жопку. Нет, жопка конечно у тебя ничего так, но извини, всякие фамильные ценности тоже нужно уважать.

— Я перепрыгну! — Де Кервье злобно поджав до белизны губы, топнула ногой, опять опасно покачнувшись.

— Молодец. — Кивнула та в ответ скучающе. — Только вот именно из-за этого и наступает, во-вторых.

— Чего еще? — Де Кервье с подозрением стала смотреть вниз.

— Во-о-о-о-н, точнёханько на ту крышу прилепишься. — Наманикюренный пальчик ткнул в указанном направлении. — Крыша видно сразу ненадежная, смотри какие дыромахи, а меж тем знаешь что это?

— Что? — Вальери ни малейшего представления не имела об этом замке.

— Свинарник. — Император задумчиво двумя пальчиками извлек из глубокого выреза платья прямо меж богатых и явно упругих шаров грудей, длинный грубо скатанный бумажный цилиндрик. — Ты только представь себе, что ты за славу о себе снискаешь, если тебя потом будут вперемежку со свиным говном в семейный склеп запихивать. Менестрели потом, как пить дать, о тебе балладу сложат, а название у нее будет «Любовь в говно».

Странная скатанная цилиндриком бумажка одним концом легла на напомаженные красивой, темной вишней, помадой губы черноволосой змеи, а другой конец бумажки она подожгла от маленького огонька, что наколдовала на кончике своего ногтя.

— П-ф-ф-ф-ф! — Старинный враг выпустил с шумом клубы дыма изо рта и носа, слегка закашлявшись. — Хух, ядреная, будешь?

Королева испуганно втянула носом странный травянисто-елочный запах, исходящий от подожженного цилиндрика.

— Нет, спасибо. — Де Кервье смутилась и немного растерялась, она не понимала совершенно, что здесь происходит и что, собственно тут забыла императрица.

— Ты знаешь что? — Императрица задумчиво продолжала сосать видимо вкусный дым из своей забавы. — Ты давай вон оттуда, с северной стороны прыгай.

— Почему? — Вальери волей не волей принюхивалась к летящему в ее сторону дыму от императора.

— А стой стороны чаша фонтана. — Брюнетка змея вновь сплюнула за парапет. — Прикинь, как красиво ты ляпнешься в него? Вся такая в трепещущем платье, брызги воды, а потом пунцово-алой станет весь бассейн, ты, кстати, с криком полетишь или молча?

— Не знаю. — Молодая королева почувствовала некий непонятный гул в голове и легкий жар в груди, немного закружилась голова.

— С криком конечно солидней будет. — Покивал император, задумчиво вновь выпуская дым в ее сторону. — Однако согласись, очень трудно контролировать будет, летя с башни то, что ты должна будешь кричать. Наверно не очень красиво, если ты заорешь на весь замок «Мамочк-и-и-и-и-и!», или вообще что-то типа «Бля-я-я-я-я-я-я!».

— Не говорите глупости! — Де Кервье почему-то хихикнув, аккуратно слезла со своего трамплина, благодарно кивнув, когда император любезно придержал ее за ручку. — Я королева и мне не пристало такие вещи выкрикивать на людях.

— Можете себе позволить, напоследок. — Пожала плечами мудрая змея. — К тому же все спят, ночь на дворе.

Ночь и весь рассвет, Вальери то хохоча то рыдая прижималась к этой странно отчужденной, но меж тем внимательно сочувствующей змее, выливая вековечному императору, врагу Финора и вообще нехорошей бяке, все то, что не могла сказать годами, все то, что невозможно было сказать никому и никогда, а зачастую формируя и формулируя в слух мысли, в которых даже сама себе бы никогда не посмела признаться. Было что-то сокровенное в той ночи, было что-то, чего она была лишена так долго в своей жизни. И имя этому было понимание. Не ненужное в данной ситуации сочувствие, не горькая жалость и слезливо щемящая тоска, а некая фривольность, некая бравада и игра с жизнью, игра, которая полутенью, незримым абрисом, некоей смутной надеждой грозила дать шанс на возможность вновь подняться с колен получив так звонко и так больно-обидно, по щам от злодейки судьбы.

— Вставай подруга. — Императрица потянулась грациозно всем телом до хруста, поднимаясь с пола, где они сидели, обнявшись на башне прислонившись спинами к каменному зубцу и рассматривая медленно всходящее на небосклон солнце. — Ночь ушла, день входит в силу и нам с тобой пора.

— Куда? — Робко спросила Вальери, хватаясь за протянутую руку.

— На встречу новой жизни девочка. — Подмигнула та, одарив ее улыбкой. — Не все еще потерянно красотка, я помогу тебе жить дальше.

— Ну, это вряд ли… — Вальери робко улыбнулась, спускаясь с башни вслед за этой красивой женщиной.

— Ты просто не знаешь все грани своего женского сердца подруга. — Императрица проводила ее до комнаты, напоследок звонко шлепнув ее по попе и улыбнувшись. — Я дам тебе смысл жить, обещаю. Ты вновь будешь счастлива, правда, придется немного потрудится, но это уже ерунда…

— Ерунда… — Повторила молодая королева на автомате, что называется без памяти и задних ног от усталости падая, не раздеваясь на свою постель. — Ерунда…

Но новая жизнь само собой так просто не приходит по щелчку пальцев. Она переехала в апартаменты императрицы, где они долго и обстоятельно беседовали. Молодая королева то хмурила брови, впадая в депрессию, то внезапно наполнялась радостью новых заветов, то вновь заливалась горькими слезами.

Не без помощи императора, переговоры и подписание пакта о взаимном не нападении, растянулось без малого на пол месяца. Вальери до дрожи в коленях боялась плана разработанного ее подругой мудрой змеей, но к сожалению просто не видела другого шанса повернуть все в спять. В случае же, если все выходило согласно задуманного, был вероятен шанс, растоптав гордость и закрыв глаза на горький обман вернуть себе свою разбитую надежду, склеить по кускам свою разрушенную жизнь, начав с нуля все то о чем так долго мечталось.

— Значит слушай. — Императрица гладила ее по голове, прижав к себе и успокаивая рыдания. — Через четырнадцать дней согласно цикла твоего организма, ты будешь максимально готова стать мамочкой. Это особенный день, я проверила и все посчитала, ты будешь, готова к зачатию. Я приведу к тебе твоего мужа, я обойду всех магов, всю стражу и приведу его к тебе девочка.

— Но он больше не любит меня… — Вновь с силой залилась де Кервье слезами. — Он за все это время даже не пытался спросить как я? Сидит с этой грязной шлюхой у себя в покоях!

— Ну, тише, тише. — Императрица нежно перебирала волосы пальчиками у нее на голове. — Это все ерунда, мужика охмурить много ума не надо, а вы не были по настоящему близкими очень давно. В отличие от этой графини. Всего одна ночь и если он когда-либо любил тебя по настоящему он все вспомнит, а ребенок отсечет от него все те грязные денежные обязательства и расписки перед семьей де Герау. Он просто ничего не сможет сделать, когда появится ребенок, ибо это наследник, наследник, зачатый в законном браке и уже никто ни под каким политическим предлогом, не сможет стребовать развода.

Ох уж эта сволочь надежда. Очень опасное и непредсказуемо жестокое чувство. Ты начинаешь верить в несбыточное, начинаешь ждать невероятного в итоге опять и вновь причиняя себе новую боль.

Вальери была очень красивой женщиной. Природа лепила ей из пламени, давая ее телу грацию и резкость. Красивые грани скул, мягкие дуги изящных бровей, полные негой омуты глаз, не говоря уже о гипнотической силе тяжелых грудей, а так же завораживающей геометрии ее стана.

Когда время пришло, она была спокойна. Толи помогли психотренинги и разговоры с непробиваемой холодностью и расчетом императрицы, толи взяли свое действие отвары, рекомендованные все той же старой мудрой змеей. В любом случае она была спокойна, впервые за целую тучу прожитых лет, сердце выдавало ровный ритм, грудь мерно качала кислород, а черный увитый узором причудливых драконов халатик из нежного шелка империи Мао, так четко подчеркивал ее формы, что невольно она сама собой залюбовалась стоя перед большим серебряным полированным зеркалом.

— Жди. — Мягким шепотом, обдав ушко, горячим выдохом, произнесла императрица, нежно пробежавшись пальцами по ее шее.

— Жду. — Так же шепотом ответила она пустоте, так как за спиной уже никого не было.

Секунды, минуты, часы…какая собственно разница, когда ты сгораешь в ожидании любви?

Она привела его, или он пришел за ней, но в конце концов дверь мягко отворилась и на пороге появился он, такой желанный, могучий. Он всегда поражал ее своим ростом и размахом плеч, своей статотностью и некоей грацией дикого зверя.

— Я буду рядом. — Устами ее любимого произнес император, снимая с пальца перстень тусклого серебра и возвращая его женщине носителю.

Они остались одни. Вальери соскользнула с кресла, робкими шажками направляясь к нему, в то время как король приходил в себя, немного мутным взглядом поводя из стороны в сторону.

— Какого демона я тут делаю? — Он покачнулся, схватившись рукой за стену. — Вальери, ты еще, что тут забыла?

— Я люблю тебя. — Выдохнула душа слова из ее груди.

— Прекрати идиотничать! — Он выпрямился, сведя хмуро свои брови. — Зачем ты вообще приехала женщина? Я же велел тебе оставаться в столице!

— Я так скучала… — Несмотря на всю выдержку по щеке побежала слеза.

— Ну, так и скучала бы себе дальше! — Это было так больно, когда он рассмеялся ей в лицо. — Когда ты уже повзрослеешь? Мы уже не те восторженно глупые юнцы, какими были! Ты для меня уже ничто, ты прошлое.

— Но я…я… — Она не находила слов.

— Дура. — Хмыкнул он как-то презрительно. — Решила, что раздвинешь передо мной ноги и все? Думала этого будет достаточно?

Мир поплыл, слезы заволокли взор, туманя разум и окружающую действительность.

— Какая же ты дура. — Поджал он губы презрительно. — Мне просто омерзительно видеть тебя.

— А тебе больше и не придется. — Тихий голос заставил вздрогнуть обоих, они совершенно упустили момент, когда в комнату тихой сапой проскочила филигранно точеная фигурка императрицы.

— Ты?! — Взревел король, затравленно оглядываясь по сторонам и выдергивая из ножен длинный стилет. — Так вы заодно?! Ах ты ж тварь! Продалась этой сволочи?!

Он ухватил Вальери за волосы, приставляя жало клинка к ее шее.

— Не смей подходить ко мне или я перережу ей глотку! Ах ты ж сучка!

При последних словах король ударил де Кервье рукоятью ножа, разбивая в кровь ей нос.

— М-да. — Император печально покачал головой. — Вот сколько лет живу, а не перестаю удивляться человеческой подлости и низменности душевной. Ты хоть представляешь, что вообще сейчас творишь? Ты хоть на секундочку, на микроскопическое мгновение своей тупой башкой хоть разик задумался, что ты поменял на блеск пустых монет?

— Стража! — Заорал король, пятясь от черноволосой мудрой змеи и таща за собой свою супругу захлебывающуюся собственной кровью.

— Вот ты познал цену победы. — Император даже не думал преследовать отступающего мужчину. — Ты узнал, сколько стоит жизнь. Приблизительно прикинул чего даже стоит смерть, но неужели, скажи мне… Всеми этими долгими ночами с той грязной подстилкой в постели, что мяла твои волосатые яйца за право титула, ты ни разу не вспомнил о том, что у тебя урода было то, чего никому и никогда ни за какие деньги мира не купить?

— Стража! — По-прежнему испуганно горланил король.

— Неужели ты не понял, что благодаря ей, ты был самым богатым человеком на всей известной земле? — Императрица задумчиво стала теребить перстенек на своей руке. — Вот честно скажу, завидую я тебе.

Король замолчал, видя тщетность своих криков, Вальери заливалась слезами и кровью, из запрокинутой за волосы головы слышен был приглушенный стон.

— А ты все это с такой легкостью и непринужденностью засунул между ног той шлюхе, за пару золотых. — Император невесело рассмеялся. — Просто диву даюсь иной раз, снова и снова рассматривая человеческие судьбы.

— Чего ты хочешь? — Король зло сощурил глаза, с презрением цедя слова.

— Её. — Тонкий красивый пальчик указал в направлении молодой королевы. — Только, не так как ты, дурилка, подумал. Не так, ибо я уже целую вечность мечтаю о том, что ты имел, но так бездарно просрал.

Император вытянул руку и, вокруг его кисти образовалось легкое марево прозрачного ореола слегка голубоватого света.

— Брось. — Мягко произнесла черноволосая змея, и рука короля сама разжалась, выпуская на пол, острую грань заточенной стали.

— Отпусти. — Вновь поступила команда императрицы, и рука мужчины выпустила сжимаемые судорожно волосы своей супруги.

— Хм. — Плотоядная улыбка расползлась по лицу вековечного императора. — А теперь иди ко мне мой кролик, и тихо мне, что б не единого звука.

Ох, сколько ужаса и неприкрытой паники было во взгляде медленно шагающего короля в объятия страшной и мудрой змеи. Дикий, ужас, отчаяние и немая ярость безысходности от бессилия, от невозможности сказать нет этой улыбающейся женщине.

— Ты не переживай. — Тихим и ласковым шепотом нежно пропела черноволосая мужчине на ушко. — Я позабочусь о ней, в отличие от тебя, я стану для нее хорошим мужем.

Тишина и боль.

Вальери лежала на полу, не в силах пошевелится. Черный шелковый халат, изукрашенный причудливыми драконами Мао, был распахнут, открывая ее залитую кровью пышно-розовую грудь, потоками уже подсыхающей корки достигая округлого лобка и обрываясь где-то еще ниже.

Было больно и пусто на душе. Было тоскливо обидно, но до ужаса до дрожи в коленях и мурашек по спине приятно, когда высокий мужчина, так похожий на ее прежнюю любовь нежно баюкал ее голову на своих коленях, что-то тихо напевая, и нашептывая ей на ушко.

Такое знакомое тело.

Такая уже привычная боль.

Это мой муж, подумала она, рассматривая причудливую вязь непонятного узора и символов на тусклом серебре загадочного перстня на его руке.

— Что теперь будет? — Она поднялась с пола становясь перед ним на колени, что бы заглянуть в мудрые и глубокие родные-чужие глаза.

— Я обещал тебе смысл. — Рука с перстнем заботливо поправила прядь ее волос. — Ты снова будешь жить.

— А я смогу? — Она повела плечами, от чего халат соскользнул змеиной кожей вниз по спине, полностью обнажая ее.

— Я помогу. — Его губы нежно прихватили мочку уха обдав шею жаром дыхания.

— Мне страшно. — Её руки привычно помогли ему через голову стянуть рубашку. — Это все неправильно и не верно.

Пальцы с нежностью побежали по могучей груди, губы с наслаждением покрывали поцелуями покатые трудовые мышцы плеч.

— Не бойся жить малыш. — Мощь его тела заключила ее в объятья, поднимая высоко-высоко, когда он встал с пола вместе с ней на руках, а она с силой обхватила его торс ногами до сладкой дрожи в бедрах. — Ты достойна этого… он нет… но ты да!

— Не бойся. — Сказал он ей.

И она перестала. Просто успокоилась, просто вздохнула полной грудью, просто отпустила всю ту черную мглу боли и отчаяния, что засела в груди на ветер его обещаний, дабы здесь и сейчас стать счастливой, жадно припадая губами к его устам и телу. Он был другим, это был совершенно другой человек и, как ты не всматривайся в знакомые черты лица, это чувствовалось в каждом его движении. Там где раньше была резкость, царила мягкость и нежность, он знал что делает, не отключая разум в лихорадке сжигающей страсти. Это было ново, но этот мужчина двигался не для себя, он двигался для нее, так как это требовало ее тело, именно так как этого хотелось ей. И это было так прекрасно, что за повтором она уже потянулась сама, уже без смущения и робости, уже без мыслей сливаясь с ним, жадно беря то, чего была лишена столько лет, с криком ощущая его высоту жаром незатухающего пожара своей глубины.

Прочь мысли, прочь страхи, долой обиды! Хватит верить, боятся и ждать. Хватит уже гореть и жить ради пустых людей, здесь и сейчас она будет делать это ради себя и своего будущего! Еще! Требовала она, и еще, и снова, и вновь, она поднимала его на бой со своей ненасытностью и внутренней пустотой, которая наполнялась горячей терпкой влагой, что уже смочила не только их тела, но и скомканные в страсти простыни.

Мягкая страсть чередовалась диким пожаром, затухала в нежных объятиях и поцелуях, дабы вновь вспыхнуть с новой силой, вырываясь сладострастными криками из жадных ртов.

Экс королева Финора Вальери де Кервье, старая уставшая женщина, лежала не в силах пошевелиться, в своей постели обложенная со всех сторон подушками, разметав в стороны седые пряди волос, сквозь слезы бередя в душе клубок воспоминаний.

Как же все это было давно, как же все это и теперь близко. Через года и десятилетия, через условности бренного мира она всю жизнь несла в себе непомерное уважение к тому…кто был с ней в ту ночь. К тому, кто не дал спрыгнуть тогда с парапета башни, кто смог взять её, смог подарить ей новую и очень долгую жизнь, наполненную смыслами побед. Побед над собой, над судьбой и беспросветной тупостью серых безликих тварей, что научились в жизни предавать, истекать желчью и ядом, но даже в малой степени были не способны испытывать благодарность пусть даже не за свою, а за чужую любовь.

К исходу той сладострастной ночи, она без тени сомнений и без малейшего внутреннего упрека, твердо стоя на ногах, взяла в руки тяжелый золотой подсвечник…

Сухие плечи старушки подались вверх и вниз согласно ее мысленному вопросу, можно ли было поступить иначе? Кто его знает? Возможно, были другие пути развития. К примеру, можно было побитой собакой уползти в конуру столицы и, дождавшись там развода с постной мордой «преспокойненько», доживать оставшиеся деньки в родовом замке. Это даже смешно, но скорей всего через года, король бы соизволил сменить свою продажно-покупную дырку новой королевы, на старые добрые телеса бывшей супруги. Кто его знает, как бы время все расставило по полочкам? Об этом уже даже строить догадки неблагодарная затея.

Но вот в чем она была четко уверенна, что повторись все снова и вновь, она бы не променяла ни секундочки той ночи даже на самые радужные перспективы будущих картин.

Она была величественна в своих делах, она была масштабна и непрекословно возвышенна, когда с гордостью носила единолично корону, так как ее грех, ее камень, взятый кровью на душу, был не тяжкой ношей, а поводом для своей гордости. Поводом для того, что бы с презрением в будущем относится к людской мелочности, поводом для того, что бы не прощать измен, казнокрадства, предательства и другого беззакония. Вальери даже через века в летописях останется как самый сильный правитель Финора, под чьей властью и покровительством были приняты самые важные и основополагающие законы всей государственности. Она по истине была великой королевой, она была достойной матерью и не менее достойной бабушкой для своих внуков. Она вытащила все на своем горбу как говорят в народе. Хлебнула горя и радости, но не сломалась ни перед какими трудностями, так как были смыслы идти вперед, не опуская руки…

Были…

М-да.

Она глубоко вздохнула тяжело закашлявшись.

Похоже пора на покой. Слезы больше не бежали по лицу. Больше, пожалуй, и не нужно, свое она уже отплакала. Смыслы ушли, пора и ей…

— Привет ба. — Она даже не заметила, как в комнату вошел Паскаль, садясь на краешек кровати и беря ее за руку. — Как ты себя чувствуешь?

— А как, по-твоему, может чувствовать себя старая раздолбанная кляча, которой уже давно пора на колбасу? — Старушка ласково провела ладонью по лицу принца. — Ты давай мне тут…Без соплей что бы внучек. Держись, оно конечно не сладко тебе придется, но я верю ты справишься.

— Спасибо ба. — Он поцеловал ее руку. — Я очень-очень постараюсь тебя не разочаровать.

— Уж постарайся, сделай милость. — Рассмеялась она и, уже успокоившись, лихо подмигнула ему. — Давай не тяни, чего еще напоследок от меня понадобилось?

— Ульрих Рингмарский. — Принц немного потупился, растерявшись под ее умным взглядом.

— Хороший был мальчик. — Насмешливо вскинула она бровь.

— Говорят, в твоей власти вернуть его к миру живых. — Паскаль улыбнулся.

— А что, надо? — Она задумчиво пожевала губы.

— Да, было бы не плохо. — Кивнул будущий король.

— Что бы вы без меня делали? — Старушка вновь рассмеялась. — Эх вы молодежь, все бы вам разбазаривать да ломать. Запомни внучек на будущее, все, что кажется не нужным, прячь, не выбрасывай, время такая штука, что никогда не знаешь, что тебе в будущем может пригодиться.

* * *

Стрелял наугад… ну как наугад, на зуммер Мака, ибо он четко и без кривотолков выдал мне приближение одной весьма занятной и не безызвестной мне фигуры к месту моего невольного проживания.

Молча встал, молча надел на предплечье защитный нарукавник, что бы тетива не пожгла руку, вытащил стрелу из колчана и, растянув до дрожи в руках, плечи лука без тени сомнений спустил стальной клюв стрелы, что с гулом оперения улетела через кусты в сторону тропинки ведущей от ворот моей красочной камеры содержания.

— Это кажется ваше молодой человек? — Буквально через пол минутки на тропе показалась статная фигура одноглазого эльфа сжимающего в руке мой гостинец. — Что-то вы сударь смотрю не очень радушный хозяин.

— Ты принес мне черную метку Слепой Пью? — Произнес я, поджав губы и не без интереса рассматривая изменившегося эльфа.

— Не знаю о чем вы господин барон… — Он поднялся по ступенькам и, не спрашивая разрешения, вальяжно развалился в одном из моих кресел, попутно водрузив на стол между нами глиняный кувшин, похоже с вином. — Но гостинец у меня к вам однозначно припасен.

— Ваше великодушие не знает границ. — Ухмыльнулся я, сграбастав кувшинчик и без ложной скромности, прямо с горлышка, выкинув в сад пробку, сделал пару глотков.

— Господин барон! — Покачал он осуждающе головой, следя за моими действиями. — Это же, Ди Патонаре Аль Ватемира! Ему уже семьдесят лет, где ваши манеры? Хоть бы для приличия в кружки разлили!

— В кружки белки насрали. — Ответил я, отсалютовав своему собеседнику кувшинчиком еще раз приложившись к вину. — И к слову да. Действительно чувствуется, что этому уксусу уже семьдесят лет, ничего, что ли по приличней не нашлось?

— М-да. — Леофоль скрестил на груди руки задумчиво словно птица, боком рассматривая меня. — На пользу вам ваша смерть явно не пошла.

— Вы я тоже смотрю, не так давно пытались на тот свет попасть? — Усмехнулся я, кивая на его увечия и отставляя в сторону вино.

Наступила некая не совсем понятная пауза, где каждый пытался осмыслить, а главное верно и с максимальной выгодой для себя продолжить дальнейший разговор. Мне было понятно, что я нужен ему, а ему было очевидно ясно как божий день, что без условий для себя любимого я и пальцем не пошевелю в его сторону.

— Там на верху. — Он для наглядности ткнул пальцем в потолок. — Все очень поменялось мой дорогой друг, с того момента как вы последний раз появлялись в мире живых.

— Могу представить. — Усмехнулся я.

— Боюсь, не можете. — Покачал он головой. — Но, однако же, как вы уже догадались, от вас понадобится в очередной раз ряд услуг обществу.

— И что общество предлагает мне взамен за мои труды тяжкие? — Меня если честно взяла дрожь от волнения.

— Естественно некую определенную грань свободы. — Улыбнулся он. — Весьма определенную.

— От чьего имени вы здесь находитесь господин Леофоль? — Я попытался взять себя в руки и собраться с мыслями.

— От имени принца Паскаля. — Он стал серьезен. — И от других весьма заинтересованных персон, которые так же приложили руку к вашему возможному будущему, соответственно ожидая от вас взаимности.

— Какова степень свободы, о которой вы говорите? — Я встал, принявшись расхаживать перед ним и заложив руки за спину.

— Новая жизнь, по новым правилам. — Он слегка поморщился так как, похоже, одним глазом неудобно следить за моими метаниями. — Вам дадут титул, вам дадут новое имя, по выполнению ряда поставленных соглашений вы вправе вновь распоряжаться своей жизнью, с условием не возврата к старой и сохранения полной конфиденциальности о своем прошлом.

— Барон Рингмар умер и это не обсуждается? — Я покачал головой.

— Да сударь. — Он пожал плечами.

— На свои прежние активы я не вправе рассчитывать? — Мне с каждой минутой становилось все грустней и грустней.

— Нет. — Хмыкнул он. — Полноправным владетелем вашего прошлого теперь является баронесса Когдейр, впрочем если вы сохранили с ней добрые отношения возможно она выделит вам в будущем какой-то капитал для становления.

— О каком титуле идет речь? — Я все же остановился, замерев прямо перед ним.

— Принц в своем благодушии, дарует вам баронство. — Он медленно поднялся с кресла, встав напротив и задумчиво всматриваясь в мое лицо. — Пустой кусок земли где-то далеко на юге, честно говоря, пустая формальность для соблюдения протокола земельного титула.

— Восхитительно. — Я поджал губы. — Ну что ж, это пожалуй, больше чем у меня по факту сейчас есть, давайте теперь перейдем к оплате?

— Митсвел Первый мертв. — Эльф говорил спокойно с некоей долей интереса к моей реакции. — Принц еще не коронован, а Финор раздирает гражданская война.

— Занятно. — Признаюсь я и вправду не смог спрогнозировать этого. — Де Кервье нет уже парочку месяцев, что с ней?

— Она жива. — Эльф слегка склонил голову. — Но весьма слаба и боюсь она уже не игрок на большой арене.

— Что в огне войны? — Я подошел к столику, разгребая бумаги и раскатывая на нем карту королевства.

— Горит восток и запад. — Эльф весьма фривольно перечеркнул карту пополам пальцем.

— Значит корона держится на южном направлении и что-то еще живо на севере? — Я задумчиво пробарабанил пальцами по столу дробь.

— Это что-то должно жить и дальше, и как можно дольше. — Эльф ткнул пальцем в графство Мирт. — Ты хорошо тут поработал, графство держится благодаря тебе, не взирая ни на что. Но увы, это как не крути вопрос времени и каждая минута этого противостояния на вес золота.

— Корона оттягивает частично свои лучшие и самые боеспособные части с юга? — Я задумчиво изучал карту. — Если уже начали переброску, минимум с учетом расстояния вам нужно будет от трех и более месяцев на все про все.

— Да. — Эльф так же смотрел на карту. — Военные аналитики прогнозируют сбор армейского кулака для наступательной операции не ранее чем через три с половиной месяца, а до тех пор Финор огрызается и, не приведите боги потерять север, который сейчас распыляет силы смуты, частично оттягивая удар на себя.

Мы замолчали, давая друг другу время для осмысления уже сказанного и подготовки слов к дальнейшему диалогу.

— Но даже это не главное? — Я, наконец, оторвался от карты, устремляя на него прямой взгляд. — Я так понимаю дела мирские людские одно, но пришел именно ты, следовательно, есть еще один немаловажный аспект.

— Есть. — Кивнул он, встречая мой взгляд. — Император выступает на стороне Финора, ты показал ему дорогу, по которой следует двигаться, но он должен уйти с мировой арены.

— Почему? — Мне стало неуютно под его взглядом. — Он не святой, но вполне работоспособный правитель.

— Незаменимых не бывает, а он задержался и так сверх меры на этом свете. — Эльф поджал губы. — Всему приходит когда-нибудь конец, теперь пришло его время.

— В чем же моя роль? — Я вновь уселся в кресло. — Даже возникни у меня желание эта сущность не мой уровень. Я знаю что говорю, мне не под силу с ним тягаться.

— Тебе и не придется. — Эльф последовал моему примеру, так же садясь в кресло напротив меня. — По непонятным причинам Гальверхейм питает к тебе слабость. Не знаю доподлинно, что за отношения между вами, но могу предположить, он не удержится, придет к тебе в гости и когда это произойдет, мои люди будут рядом.

— На живца стало быть рыбку ловите? — Усмехнулся я. — Понятно.

— Ты принимаешь условия игры? — Леофоль Лаурикан слегка подался вперед.

— Вот только давайте без пафоса. — Я скривил губы. — А то еще спровоцируете во мне ненароком иллюзию, что у меня есть выбор.

— Выбор есть всегда. — Эльф поднялся, отвешивая мне легкий поклон. — Главное правильно расставить приоритеты.

— А как же… — Я не стал его провожать лишь взглядом тяжело уперевшись в удаляющуюся спину. — Уж будь уверен, я все расставлю по своим местам.

* * *

Удар солдата принять на щит и удар в обратную, но не в кирасу корпуса противника нанести, а сверху вниз в локтевой сустав, врубаясь в мясо и кость, отсекая напрочь руку атакующего. Блок у груди мечем кривой сабли противника и ребром щита с оттягом да так, что стрелка защищающая переносицу на шлеме бойца завернулась на бок, вместе с половиной лица превратившегося в кровавое месиво.

Гарич Ол' Рок, был зол и работал грубо, так как устал смертельно. Все рыцарские этикеты он послал к демонам еще полтора месяца назад, наравне с простыми бойцами становясь в строй своего отряда, потому что его коня практически в первой же сече подрезали по сухожилию, от чего старого боевого товарища пришлось вечером пустить в котел на мясо.

— Все вроде, мой капитан. — От усталости Гарич не сразу понял, что стоит уже пару минут как без движения в боевой стойке, так как более противников не предвещалось, а подошедший сержант его группы не спешит подходить ближе, так как в этом боевом отупении тело может не распознать визуальные сигналы свой чужой.

Ол' Рок оглядел поле боя.

Хреново.

Нет, то что разбили дружину барона Постпарела, это конечно хорошо, одним ублюдком кормящим рыцарских мятежников меньше, но вот то что осталось при этом от его людей… Вот это уже удручало.

— Указания ваш благородь? — Сержант зубами стал распутывать ремни на своей руке с щитом.

— Работаем. — Гарич так же с трудом избавился от намертво притянутого щита.

И пошла работа. Есть такое дело на войне, раненых добивать. Мерзко, паскудно и не благородно, но кому-то ведь надо закончить начатое? Упор ногой в грудь, полное отрешение от слез и стонов, двумя руками в гарду и подождать пока уйдет агония, что бы перейти к следующему. Гадко ох гадко, особенно противно, когда умывающиеся слезами здоровенные мужики пытались уползать на одних руках волоча по земле порубленные ноги и, в принципе, хер бы с ними с этими скулящими собаками барона Постпарела, но своих же парней приходилось дорезать, вчерашних товарищей, возможно тех, кто еще пару дней назад выручал тебя прикрывая своим щитом.

Не та нынче война, когда можно тащить до лекарей на своем горбу раненного товарища. Совсем не та. Ол' Рок работал в глубоком тылу противника подрубая его каналы поставок и снабжения, здесь на краю графства Мирт, помощи ждать было не откуда, а приказ короны выполнять нужно было. Все кто не способен встать и идти самостоятельно, больше не встанут. Ныть и размазывать сопли с кровью по лицу, нужно было раньше, до того как сюда идти.

Все взрослые люди и знали на что подписывались, из его личных людей с ним только три сержанта, остальные все наемники, кто бывшие регуляры, а кто вольный боец с южных окраин. Все знали на что шли, все получили аванс звонкой монетой в надежде получить так же полный расчет по завершению.

— Что у нас Крош? — Гарич тщательно протер чьим-то срезанным рукавом лезвие своего меча, прежде чем вогнать его в ножны.

— Пятьдесят семь осталось. — Старый сержант извлек из-за пазухи маленькую серебряную фляжку, сделал глоток и протянул ее капитану. — Правда разжились лошадьми у разгромленной дружины, плюс пяток арбалетов сняли с них ну и болтов пополнили.

— Уже дело. — Капитан так же приложился к фляжке, слегка поморщившись от ядреного пойла что от одного глотка, обожгло пищевод, но меж тем с толком заставляя кровь быстрей бежать по венам и проясняя мысли в голове. — Давай команду, нам еще час ходу до родового замка.

Но наемники есть наемники, для них мародерка дело святое, пока все карманы не вычистили пока все пальцы с кольцами не по срезали, да сапоги себе новые по размеру не подобрали в путь не тронулись.

Гарич как и сержанты шел пешком, на трофейных лошадей все же посадили тех кто был пусть и немного но подрезан. Пусть зарастает мясо, пока есть свободная минутка, уж слишком быстро тает его сотня на таких вот пустячковых битвах среди забытых просторов и дорог севера. Сколько уже? Наверно за второй десяток перешли. Сначала выбивали обозные караваны с продовольствием, словно разбойники, ставя засады. Но результат по донесениям с фронта практически нулевой, слишком много их ползло по дорогам и тропам, а вот выжигать мятежные гнезда, вот это было уже дело.

Угареты на востоке, Таннеши с запада, пара родовых рыцарских имений и вот, наконец, Постпарел, чья дружина билась люто, да еще и успела месяцем ранее разбить такую же диверсионную группу как у Гарича, чем несказанно насолила войскам короны.

Дорогу осилили споро, день застыл в зените, постепенно заваливаясь солнцем на бок в сторону вечера, когда дорога разошлась разнотравным полем и им, открылся вид на небольшую деревеньку, в центре которой виднелись каменные стены маленького замка баронской семьи.

— Крош. — Гарич окликнул сержанта. — Предупреди всех, сначала замок занимаем, потом деревню грабить.

— Понятно. — Старый сержант буднично кивнул, уже дальше по инстанции разнося указания.

В замке, за хлипкими воротами, что рухнули в считанные минуты под топорами солдат, их встретили два оставшихся старика стражника, тут же слегшие с арбалетными болтами в грудинах. Ну и, высокая худенькая женщина в красивом голубом платье, отороченном огненным лисьим мехом и золотой нитью, что судорожно сжимала в своих хрупких руках ладошки двух детишек, маленькой девочки лет восьми, может семи и взлохмаченного пацаненка уже ближе к десяти одиннадцати годкам.

— Баронесса Постпарел? — Гарич махнул ладонью старшему из наемников и кивнул своим сержантам, что бы перекрыли проход внутрь имения наемным солдатам, что нехотя стали разбредаться по деревне вытаскивая из домов перепуганных крестьян и потроша их не хитрый скарб. Здесь наймитам делать было нечего.

— С кем имею честь говорить? — Женщина кивнула на вопрос и ответила слегка дрожащим голосом.

— Сэр Гарич Ол' Рок. — Капитан учтиво отвесил поклон.

— Мой муж он… — Она не смогла вытолкнуть последнее слово.

— Он мертв. — Гарич тяжело вздохнул, запрокинув голову к белеющим редким облакам, вяло бегущим по небосводу. — Пару часов назад, я со своим отрядом сошелся с ним в бою, живых там больше нет.

Она кивнула. По щекам побежали ручейки слез, но звука рыданий не было, она душила в себе звук. Повисла тяжелая пауза. Маленькая девочка залилась слезами, смотря на мать, а паренек стоял, непонимающе переводя взгляд с рыдающих женщин на капитана.

— Вы… — Женщина с трудом смогла совладать со своим голосом. — Сэр Ол' Рок …вы окажете нам последнее милосердие?

— Без сомнения баронесса. — Гарич опустился на одно колено, склонив голову. — Мое вам слово, все будет по чести, я лично спущу вас в усыпальницу. Не один солдат и простолюдин не осквернит вас и ваших детей грязью прикосновения.

— Благодарю. — Она кивнула. — Прошу вас поднимемся в покои наверх.

Гарич встал, тяжело печатая шаг следом за ведущей за собой детей женщиной.

Прекрасной женщиной.

М-да. Ол' Рок проникся уважением к ней. Это была уже шестая семья по счету, шестой род для которого он стал карателем и, увы, лишь первая среди равных кто смогла удержаться оттого, что бы не упасть в ноги убийце, забыв о чести, и не принявшись лизать его сапоги.

— Вы подождете? — Она остановила его в коридоре своим вопросом.

— Конечно. — Гарич услужливо наклонил голову.

— Благодарю. — Она выбрала три раздельных комнаты, в одну отвела рыдающую девочку, пробыв там какое-то время и успокаивая ее, после чего отвела и перепуганного паренька в отдельные покои. — Мы готовы.

Она не оглядываясь, зашла в комнату, выбранную для себя, а Гарич выждав для приличия пяток ударов сердца зажмурившись, потянул из-за пояса свой фамильный мизерикорд, стальной трехгранный клюв тусклой и холодной стали.

Пора.

Он скользнул к первой двери мягко отворяя ее и входя внутрь где на изысканной детской кроватке среди сшитых медвежат игрушек, лежала зажмурившись маленькая девочка с трудом сглатывая слезы.

Негоже медлить.

Его тяжелая ладонь прикрыла ей рот, после чего сталь клинка вошла на всю длину в грудь девочки, пробив ее на вылет и вспоров перину за спиной. Хороший удар, почти мгновенная смерть.

Тишина.

Пошатываясь словно хмельной, он вновь вышел в коридор, смахивая преступную и предательскую влагу слез с глаз.

Тяжело.

Очень тяжело было внутри.

Просто погано до одури.

Сделав судорожный глоток воздуха, он вновь покачнулся, проскочив детскую дверь и войдя в супружеские покои, где на широкой кровати лежала женщина невидящими глазами уперевшись в потолок.

Шаг. Кроткий взмах и вновь прочь в коридор схватиться за каменную стену двумя руками, дабы устоять на слабых ногах.

Дышать главное дышать, проталкивать тяжелые глыбы каменного воздуха через ад горлового спазма горечи. Женщины, дети, совсем еще крохи, и всех согласно кодекса чести нельзя отдать на поругание черни. Простолюдин не должен касаться благородного, они все должны получить последнюю милость от его руки, а он должен выполнить волю сюзерена, он должен выполнить приказ короля.

Зло с оттягом он хлестанул себе пощечину по лицу, дабы от боли хоть немного тело пришло в чувство. Как же мерзко все это! С силой он оттолкнулся от стены руками, вновь делая шаг к уже последней по счету двери, распахивая ее рывком и входя внутрь к очередной детской кровати, что бы замереть в недоумении.

Взлохмаченного пацана не было.

Кинув взгляд на закрытое витражное окошко, он с сожалением посмотрел на кровать, похоже пацан залез под нее, это только еще больше усложняло всю картину. Ему уже приходилось вытаскивать ребенка из его убежища и от этого лишь еще больше сердце сжималось в муке боли.

Легкий шелест сзади заставил его инстинктивно податься вперед и прикрыть руками шею, что и спасло Гарича от неминуемой гибели. Маленький паршивец оказалось, и не думал прятаться от него в надежде спастись, сухое детское тельце прыгнуло на него с потолочной балки вниз, метя небольшим кинжалом, изукрашенным изумрудами точно в шею.

— Твою ж мать! — Острое жало ножа вошло капитану в предплечье, проскочив по стыку и шнуровке защиты и резанув тупой болью. Словно дикий звереныш мальчишка рычал силясь выдернуть засевший клинок и нанести повторный удар, обхватив сзади ногами могучую спину Ол' Рока и повиснув на нем. Через плечо Гарич ухватил пацаненка за волосы резко рванув через себя и посылая того в полет через всю комнату.

По кисти и пальцам на пол побежала струйка алой крови тяжело падая на пол. Поморщившись, капитан выдернул засевшее жало, откинув в сторону, и рассматривая как на полу возиться, оглушенный ударом о стену мальчишка.

— Очень смело с вашей стороны юный барон. — С трудом вытолкнул из себя слова Ол' Рок, как-то не весело усмехнувшись. — Жаль, что в пустую.

— Я убью тебя! — Мальчишку шатало как осенний лист на ветру, слезы лились рекой, но меж тем руки сжимались в кулаки и страха, на его лице не было даже намеком бледной тени. — Я всех вас убью!

Тяжелый мизерикорд, неожиданно вернулся в свои ножны за спиной капитана. Грузно и тяжело печатая шаг, Ол' Рок прошелся через всю комнату устало рухнув на скамью у окошка рядом с небольшим письменным столиком, видимо за которым молодого баронета обучали грамоте.

Глупая ситуация. Глупая и бессмысленная. Зареванный мальчишка сжимающий кулаки в углу комнаты и здоровенный мужик сидящий на лавке и морщась снимающий наруч и закатывающий рукав кольчужной рубашки что бы изучить глубокий порез на руке.

— Что с моей матерью и сестрой?! — Вскрикнул пацан с истерикой в голосе.

— Мертвы. — Капитан задумчиво смерил взглядом ребенка.

— Убийца! Будь ты проклят, я все равно доберусь до тебя! — Парня аж трясло от переполнявших его эмоций.

— Сюда иди. — Гарич здоровой рукой похлопал по стульчику перед столом, у которого сидел.

— Я не сдамся тебе без боя! — Мальчик поднял с пола сломанную ножку, от разбитого при падении стула, выставив ее перед собой.

— Это хорошо. — Ол' Рок устало провел ладонью по лицу. — Но это потом, сейчас иди сюда.

Повисла пауза наполненная тишиной. Юный баронет продолжал стоять всхлипывая, а Гарич буровить его своим тяжелым взглядом.

— Ну? — Наконец нарушил тишину капитан. — Долго тебя еще ждать? Давай иди сюда, имел мужество напасть, так давай теперь имей мужество выслушать меня.

Словно кролик на удава мальчик неверными мелкими шажочками стал продвигаться вперед, в конце концов, замерев в шаге от этого страшного мужчины.

— Садись. — Кивнул ему капитан, срывая у себя за спиной занавеску и начиная рвать ее на лоскуты с треском на глазах испуганного мальчика. — Тебя как звать то юный Постпарел?

— Этьен. — Мальчик продолжал шмыгать носом.

— На Этьен. — Мужчина протянул пареньку лоскуты изорванной занавески. — Мотай мне руку, а я пока немного поговорю с тобой.

Мальчик изумленно смотрел на окровавленное предплечье убийцы и лоскуты ткани в своей руке.

— Значит, слушай меня Постпарел, слушай внимательно. — Большие темные, тяжелые и колючие глаза убийцы пригвоздили ребенка к месту, не давая ни малейшего шанса ослушаться. — Жизнь… Ну что ты там замер? Мотай, давай говорю и, сопли подбери, терпеть этого не могу.

Жизнь мальчик, каждого уважаемого мужа, должна складываться из достоинств и недостатков. Почему? Потому что достоинства это идеал, к которому мы все должны стремиться, а недостатки это тот враг, с которым мы должны бороться каждый день, превозмогая тяготы лишений, свои собственные внутренние «не хочу» и «не буду». Без цели не будет пути, а без врага не будет победы.

Ты и я мы суть единого, мы соль земли, мы рождены для чести и верности своим словам и действиям. Ты мой дорогой Этьен, должен понять одну вещь. Твой отец предал клятвы, которые давал еще его прадед, отринув идеал и пойдя на поводу недостатков. Ты резвый парень и наверняка слушал из-за спины все доводы, которых придерживался твой отец, все те мысли и страсти, что бурлили в его уме и сердце. С ними можно соглашаться, а можно и не принимать. Это уже выбор твоего сердца. Однако, путь не достойный избирает тот кто идет отринув такие вещи как честь, достоинство, верность себе и своим словам, потому как слово данное тобой стоит ровно столько сколько стоишь ты сам.

Там за стенами огромный мир, наполненный черной массой людей, чья жизнь и чья смерть, а так же слово ничтожны пред тобой, ибо ты по рождению уже обязан быть выше их всех на целую голову. Понимаешь? Обязан соответствовать, держать марку, являться примером, стать идеалом для всех кто еще может взойти вверх, работая над собой и становясь лучше.

— Пусть так! — Мальчик сидел, комкая в руках лоскуты занавески, без слез смотря глаза в глаза убийце его семьи. — Моя мать говорила, что это большие игры больших мужчин и мой отец сам выбрал путь, по которому ему следовать! Он знал, на что идет и я уверен, он не был трусом и глупцом!

— Не в глупости и трусости вопрос. — Капитан сморщился от слов мальца. — Вопрос в принципах, вопрос тут в верности и данных единожды клятвах.

— Пусть так. — Мальчик тяжело вздохнул, расправляя один из лоскутков и, наконец, начиная виток за витком мотать раненую руку. — Но ответь мне, в чем повинна моя сестра и мать пред тобой и короной?

— Мать дала клятву быть верной мужу своему до конца. — Ол' Рок опустил голову. — Не думаю, что после смерти мужа такая женщина бы бросила дело своего супруга.

— Ты прав. — Мальчик закончил перевязку, надолго замолчав и опустив голову о чем-то глубоко задумавшись.

— Я прав. — Кивнул Гарич его словам.

— И тем не менее ты не ответил до конца. — Этьен Постпарел вновь поднял свои глаза.

— Нет? — Капитан задумчиво рассматривал перевязанную руку.

— Нет! — Горячо на повышенном тоне выдал мальчик.

— Ты за сестру? — Ол' Рок, скривил в гримасе губы.

— Да! — Слезы вновь накатили на глаза мальчика.

— Понятно. — Огромный мужчина медленно поднялся со своего места, нависнув черной громадой над перепуганным мальчиком. — Однако же мой юный баронет и здесь есть ответ на твой неудобный вопрос.

— Что ты делаешь?! — Испуганно не то вскрикнул, не то взвизгнул мальчик, когда огромная рука мужчины ухватила его за ворот куртки, отрывая от земли.

— Показываю. — Произнес тот, поднося паренька к боковому ростовому окну комнаты, затянутому красивой мозаикой цветной слюды, которая разлетелась красочными каплями радуги от удара тяжелого армейского сапога. — Стой и смотри.

Они застыли у открывшегося проема, где с верхнего этажа комнаты открывался вид через каменную стену, на деревеньку, прилепившуюся к баронскому замку.

М-да уж. Зрелище было еще то. Пылали объятые пламенем неказистые домики, по узким улочкам валялись тела убитых, причем резали не только людей, но и зачем-то скотину. Удушливый дым заставил паренька закашляться, от чего он слегка повел в сторону голову, тут же резко отвернувшись. Прямо под ними у стены группа солдат измывалась над тремя оголенными девицами, а те уже избитые и исполосованные в кровь переходили из рук в руки безвольными куклами, лишь номинально еще живыми марионетками. Над всей деревней шла безумная смесь непотребного звука из пьяного смеха, и брани, и слез отчаянья, и откровенной боли жертв.

— Видишь Этьен? — Капитан покачнулся на носках сапог. — Это та самая разница между людьми чести и безликой массой черной непотребности общей толпы. Там сейчас, пятьдесят и семь беспринципных ублюдков, для которых твоя голова, голова твоей матери и тельце твоей сестры всего лишь куски мяса на лавке торговца. Это та самая грань мальчик. Во-о-он! Посмотри на ворота внизу. Видишь троих сержантов? Это леры, благородные, а вот здесь рядом с тобой я. Мы четверо, это все что сегодня отгораживало твою семью от удела быть растерзанными на куски без намека на жалость и сострадание. Это мой тебе ответ мальчик.

— Но… — Парень попятился от проема.

— Никаких но. — Мужчина покачал головой. — И ты не отворачивайся от той стороны, где пускают по кругу крестьянок, не отворачивай голову, так как именно эта судьба бы постигла твою маму и твою сестру. Знаешь что это такое?

Рука мужчины зашла за спину, извлекая на свет длинное жало тусклого трехгранного клинка и протягивая его рукоятью вперед мальчику.

— Это… — Мальчик отрицательно мотнул головой, отказываясь дотрагиваться до страшного оружия. — Это ваш… рыцарский… мисипи…

— Мизерикорд. — Ол' Рок, сморщил нос. — Это, юный барон, мизерикорд. Чему вас только молодежь учат? Все грамоты читают, письма чиркают, а последнее милосердие даже выговорить не можете правильно.

— Милосердие? — Мальчик испуганно сделал пару шагов назад.

— Именно. — Мужчина развернулся всем корпусом к нему, загородив своей могучей фигурой весь витраж. — Твоя мать попросила меня о милосердии, она защитила моим благородством и благородством тех сержантов вас с сестрой от участи издохнуть там, в грязи как помойные собаки. Я взял на себя это обязательство, потому что рыцарь, это рыцарь до конца. Для меня нет, не хочу и не буду, для меня есть только честь и долг. Когда я беру обязательства, я выполняю их, а мои слова дороже золота мальчик.

— И теперь настала моя очередь? — Предательские слезы рекой побежали по щекам юного Этьена Постпарела, что впрочем, не помешало ему гордо вскинуть голову, задрав надменно подбородок.

— Нет. — Страшный кинжал исчез в мгновении ока за спиной здоровяка.

— Нет? — Мальчишка недоуменно уставился на него.

— Меньше всякой бы грамотности учил. — Капитан Гарич Ол' Рок шумно высморкался вытирая пальцы о стену замка. — А больше налегать нужно на розги и кодекс чести благородного сословия.

— Эм-м-м? — Паренек растерянно развел руками.

— Вот тебе и эм-м-м. — Фыркнул мужчина. — Когда ты напал и ранил меня, я получил право вызвать тебя засранца на дуэль, в конфликт вступила воля твое матери и мое рыцарское право требовать сатисфакции.

— Сасисьф… — Мальчик широко округлил глаза.

— Са-тис-фак-ции! — Мужчина явно был недоволен современным образованием, подрастающего поколения печально махнув ладонью на пацана. — Оно конечно бы по уму все же закончить начатое, но ты все же гляжу смелый малый. Жизнь тебе предстоит не сладкая, уж поверь мне, однако я думаю, ты справишься. Садись грамотей.

— Чего? — Мальчик совершенно не понимал сути происходящего.

— Раз обучен писать, то пиши. — Мужчина указал пальцем на стопку чистых грамот и писчие принадлежности. — Давай не затягивай нам еще твоих хоронить. В общем, я тебе дам рекомендацию в одну из неплохих школ мечников на юге королевства, поставлю свою печать под грамотой. Как хочешь, но доберись туда и не дай боги тебе посрамить в учебе мое имя.

— Учебе? — Мальчик растерянно подошел к столу, беря в руки перо.

— А как ты хотел? Ой, забыл совсем! — Мужчина вытащил из-за пояса перчатку и огрел ею мальчика по лицу. — Вот! Стало быть, вызываю тебя на дуэль, иди, учись, а когда подрастешь, станешь на ноги найди меня, и мы скрестим с тобой по праву равных свои мечи.

— Ау-у! — Мальчик прижал ладонь к ушибленной щеке.

— Не ной там, пиши давай. Дорогая моя леди Лесса фон Каус! — Капитан задумчиво пожевал губы. — Я понимаю, что школа у вас не безразмерная, но примите, пожалуйста, еще одного ученика…

Назад: Часть первая Сила Любви

На главную: Предисловие

Часть вторая Возвращение

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Часть вторая
Возвращение