Часть первая
Сила Любви

Скоротечное лето на исходе. Странное дело, зима всегда длится и длится, и кажется, что конца и краю ей нет, а лето закрыл на секундочку глаза, и пролетело, словно его и не было никогда. Все три месяца меня не выпускали из дворца. Я составил для обоих из заинтересованных сторон все необходимые для подписания пакеты документов, тщательно всем советникам и казначеям разжевав по пунктам, что и где, а тем паче для чего описано и оговорено. Но я как птичка в золотой клетке, не волен был покидать дворец до подписания двухстороннего договора между империей и королевством. Все ждали императора с его свитой. Соответственно я тоже. Увы, но деваться некуда, вокруг меня денно и нощно дежурило с десяток магов из личной гвардии короля, ну и пяток другой, специалистов разного жанра от господина верховного мага, Нильса Ваггета.

Все как-то с прищуром смотрели на меня, видимо подозревая во всем и сразу, а я изнывал от тоски и уныния, медленно пережевывая тягучие мысли в своей голове, о странностях и перипетиях в своей не легкой судьбе.

Дни на пролет я ел виноград, метал вилки в портреты великих деятелей прошлого, читал, фантазировал и играл в шахматы…

Хотя последнее время в шахматы я играл в рыцарском шлеме. Когда-то по простоте душевной я считал, что только я могу расстраиваться, проигрывая, пока в моей жизни не случилась ОНА. Высокая, с острым носиком, которым казалось, можно было лимон на дольки порезать и безумно глубоким взглядом, чистым не замутненным налетом человеческой низменности, взором.

Юное прелестное и чистое душой, хоть и избалованное до безобразия существо. Знакомьтесь ее высочество принцесса Катрин, собственной персоной сидит напротив меня, от усердия мысли высунув кончик языка и распаляясь из-за сложных шахматных комбинаций.

Бздым!

Она засветила по моему шлему сложенным веером.

— Вы мухлюете барон! — Губки поджаты, глазки сверкают. — Где я вас спрашиваю моя ладья?

— Позвольте. — В свою защиту я тут же выдвинул вперед листик бумаги, где под каждым ходом во избежание уже миллионного обвинения в мой адрес стояли наши подписи. — Вот, пожалуйста, мой конь ест вашу ладью ровно три хода назад.

— Это не оправдание вашему коварству! — В подтверждение весомости своих слов она еще раз стукнула по кастрюльке моего шлема. — Сознайтесь, вы коварно все это продумали, что бы я вас ударила?

— П-п-ф! — В такие моменты я обычно так и отвечал на ее сумасбродство. Принцесса была немного старше моих тринадцати лет, но вот как была ребенком, так по сути, им и оставалась совершенно не желая меняться.

Красивая что не говори девушка, от папеньки ей достался командный голосок, слышимый за версту, не слабенький рост, и немного крупные для девушки кисти. Да уж, сразу видно папина «доча», у папули кулачищи были с мою голову каждый, и орал он, блуждая по дворцу, как Иерихонская труба, пинками расшвыривая мебель и зазевавшихся слуг. Тому же принцу Паскалю гораздо больше досталось от маменьки, уравновешенной, строгой женщины говорившей всегда тихо, а главное по делу, а не ради того, что бы просто по орать, сим возвестив благую весть твоего явления народу.

— Сестрица прекрати бить нашего друга барона. — Паскаль так же принимал участие в наших посиделках, правда, в играх не принимал участие, проводя это время, как правило, в кресле за чтением книг.

— Мой друг, хочу бью, хочу милую! — Она сверкнула на братца своим пылающим взором. — И вообще я девушка, мне можно!

— Когда ж тебя уже замуж отдадут? — Печально закатил глаза принц, тут же втянув голову в плечи, так как над ним со свистом пролетела ваза с фруктами.

— Куда?! — Я запоздало вытянул руку, так и не успев перехватить разлетевшуюся по комнате виноградную кисть. — Ну, ваше высочество! Разве ж так можно?

— А пусть прекратит мне про замужество! — Она подскочила с места, топнув ножкой. — Сам вон стыдобища бегает к своей имперке худородной, и меня хочет куда-нибудь сбагрить!

Это было жестоко с ее стороны. По лицу Паскаля можно было прочитать крайнюю степень неприятия сестры в данный момент. История тут и вправду какая-то расплывчатая получалась. Нашему принцу было уже примерно лет двадцать шесть, двадцать семь, не женат, но не для кого не секрет во дворце, с недавних печальных событий, случившихся на зимнем балу, его сердце принадлежало одной даме всецело без остатка.

Я знал, кому и от этого мне становилось как-то неуютно. Даже не знаю, возможно, где-то внутри я чувствовал себя ответственным за эту встречу. Дамой сердца нашего принца стала госпожа Генриетта Ван Шегуэр, вдова того самого имперского посла из-за жизни и смерти которого случилось так много неприятных вещей в моей жизни и большой политической арене этого мира. Генриетта не вернулась домой, вместе с дочкой она получила негласный патронаж, от принца Паскаля оставшись здесь во дворце. Не знаю обоснованно или нет, но похоже она считала, что на родине ее ничего хорошего не ждет. Ну да бог с ней, это ее мысли и ее голова, женщина она разумная и без царских амбиций, думаю все, что ей двигало и движет на данный момент это забота о своей маленькой дочурке. Ну а принц… Не знаю, тут все гораздо хуже, он ведь формально уже обручен с какой-то принцессой которую я насколько понял, он собственно видел лишь единожды по присланному послами портрету.

Ох уж эти мне дворцовые страсти. У них вся семейка, начиная от бабули с большим и пламенным приветом. Сплошные скандалы, интриги, расследования. Глядя на Катрин, можно себе представить страсть в душе юной Вальери, пожалуй, по темпераменту это две родные огненные стихии. Надеюсь принцеска, не сильно будет бить в будущем своего короля. Хотя бы не как бабуля, без членовредительства и летального исхода.

— Ваши высочества! — Дверь открылась, пропуская внутрь подтянутого старичка лакея. — Прибыла делегация имперцев, через пол часа вас ожидают в приемном зале!

— Йе-х-у! — Принцесса, взметнув веер юбок, на сверхзвуковой скорости вылетела из комнаты, сметая все на своем пути, вроде досадных помех в лице двух дюжих парней гвардейцев и чуть не затоптав старичка слугу. Опасно, опасно ребята находиться на пути женщины следующей к новому красивому платью, в котором она будет красоваться перед целой иностранной делегацией.

— Ох, и непоседа. — Мы вместе с Паскалем помогли старичку подняться с пола, честно скажу, глядя на него, могу со всей ответственностью заявлять, из него получиться в будущем куда как толковей правитель, чем из его папочки. — Вы барон, надеюсь, составите мне компанию на встрече? В конце концов, это ведь вашими стараниями мы выходим на этот уровень переговоров, вы обязательно должны быть.

— Всенепременнейше, ваше высочество. — Улыбнулся ему я, снимая с головы уже не нужный тазик рыцарского шлема. — С удовольствием составлю вам компанию.

Мы вежливо раскланялись, после чего я остался в гордом одиночестве, если не считать гвардейцев у двери, но к этой мебели на двух ножках я уже привык. Пройдя к своему рабочему столу, сажусь в кресло, в очередной раз, разворачивая письмо, пришедшее из усадьбы, от чего слегка затухшее чувство тревоги вновь всколыхнулось во мне волной плохих предчувствий.

Странный визит де Тида в мой дом, пугал меня неясностью своих мотивов, а так же остро кольнул сердце тревогой за близких мне людей и тех, что ими когда-то был. Граф чудом выжил, нужно при встрече пожать ему уважительно руку, он в одиночку разорвал на куски дюжину своих подопечных, что словно обезумев, бросились на него. Все-таки «папочка» у них матерый зверь, не знаю, на что рассчитывал де Тид, но граф хоть и в не лучшей форме, но по прежнему жив, и остается моим негласным управляющим в загородном особняке. А вот Ло… Маленькому монаху пришлось куда как хуже. Даже помыслить не берусь, с чем этот малыш мог столкнуться. По словам графа, на теле монаха нет не единого живого места, мой учитель боевых искусств лежал третью неделю неподвижно, не в силах даже пошевелиться, а лучшие лекари, чьи услуги я смог купить в городе, день и ночь не отходили от его постели. Правда в письме граф жаловался на то, что монах периодически приходя в себя, начинал улыбаться, утверждая, что о лучшем и мечтать не мог, и если у Ули-Ри, хотя бы еще один есть такой враг, он будет самым счастливым человеком во всем мире. Далее я соглашался с графом, подозревая сильнейшую травму головы у монаха, ибо в здравом уме о подобных перспективах на будущее вряд ли кто здравомыслящий может мечтать. Побарабанив пальцами по столу, я отложил письмо Десмоса, беря в руки другое послание, пришедшее от сестер Хенгельман. Которых уже я в свою очередь просил пройтись по дому, дабы проинспектировать его на момент, всяческих подлянок от нежданного гостя, все же, как не крути, а они одного поля ягодки, а в то, что де Тид просто так заглянул на огонек верилось с трудом. Что-то ему было нужно, и что гораздо печальней, боюсь, он получил все что хотел. За время нашей короткой встречи я прекрасно успел осознать всю холодность натуры герцога, это уже далеко не человек, в привычном нам значении этого слова. Это нечто за гранью, его невозможно обсчитать и спрогнозировать, думаю, что бы он не затевал, а я еще тысячу раз прокляну тот день, когда впервые перешел ему дорогу.

«Ульрих. — Писала Априя Хенгельман. — Мы с сестрой прошли дом, видимых операций с некротикой не проводилось, что бы в доме не делал де Тид, мы этого не узнали. Все чисто. Однако, расслабляться не стоит, убиты оба кракена, мы смогли спасти частичку одного из них, но на процесс его восстановления уйдут годы. Самое неприятное это то, что вскрыты оба хранилища гончих, именно в этом вопросе с сестрой мы видим наиболее вероятную угрозу тебе. Здесь что-то произошло, мы видим отголоски мощного заклинания, но что это было, нам уже не разобрать. Это странно Ульрих, но мы со всей ответственностью можем утверждать, что одна из гончих сожрала вторую, пока та была в спячке, а потом покинула дом, покинула свое хранилище. Как ты наверняка понимаешь, подобное просто невообразимо, этого просто не может быть, но однако, это именно так. Гончая не может жить без своего хранилища, максимум сутки, ну может двое, после чего идет необратимый распад ее организма. В этих созданиях установлен жесткий контроль подчинения и на инстинктивном уровне установлено возвращение по внутренним часам к своим резервуарам. Почему вторая тварь сбежала, мы не знаем. По идее это чистое самоубийство, даже если допустить, что каким-то образом нарушена связь с посохом подчинения, нам сложно ответить что же в действительности стало со зверем. Мы с сестрой вторую неделю обходим окрестности, нет ни малейшего намека на сбежавшую тварь, нет ни следов, ни слухов, ни тем паче, чего стоило бы ожидать, тела разлагающейся твари.

— Господин барон. — В дверь после вкрадчивого стука заглянул слуга. — Вас ожидает его высочество принц Паскаль.

— Иду любезный. — Я сложил письма, жестом руки отпуская слугу и выходя из покоев.

— Барон, это что такое?! — Вместе с Паскалем меня встретила Катрин, широко округлив глаза. — Я вас спрашиваю, это что такое?!

— Ваше высочество? — Я немного сконфуженно огляделся по сторонам не находя причины ее беспокойства.

— Вы, почему не переоделись? — Она нахмурила брови.

— Зачем? — Я недоуменно уставился на принца.

— Вы на него не смотрите! — Топнула ножкой юная прелестница. — Мой братец известный ханжа, посему может себе позволить в одном и том же появляться как с утра, так и к обеду, но о вас я была лучшего мнения!

— Что с ней? — Мы с Паскалем проводили гордо выпрямленную спинку, его сестры не оглядываясь скорым шагом удаляющуюся от нас.

— Женщины. — Пожал плечами принц. — Что тут еще сказать?

— М-да. — Я последовал за принцем, подстраиваясь под его шаг. — Не подскажите ваше высочество, чего ожидать на приеме?

— Нуть, муть, бла-бла-бла речи и море фальшивых улыбок. — Улыбнулся мне он. — Ничего особенного, ну разве что оценим с вами новое тело императора.

— Вы в курсе? — Я удивленно уставился на него.

— О, я вас умоляю барон. — Он отмахнулся рукой. — Я без малого уже скоро тридцать лет в этой семье, для меня все эти марьяжи папеньки с бабулей, как кость в горле. Меня больше удивляет, откуда вы в курсе самой сокровенной тайны нашей фамилии.

— Мне пришлось, если помните, быть невольным участником того зимнего бала. — Несколько сконфужено произнес я. — Там собственно, мне и довелось коснуться всего этого, причем напрямую через…э-м-м…

— Дедушку? — Он тихо рассмеялся. — Да, папенька моего папеньки, презанятнейшая личность.

— Да уж. — Я невольно сжал кулаки при мысли об императоре.

— Сколько себя помню, он практически всегда незримой тенью нависал над нашей семьей. — Паскаль задумчиво покачал головой. — Сложная личность. Мы иногда общались, я по молодости не понимал этого, просто неуловимо что-то менялось в людях, которых я знал всю свою жизнь. Мои мягкие, учителя наставники, вдруг приобретали сталь во взгляде и говорили странные, тяжелые вещи. Знаешь барон, он весьма и весьма умен и дальновиден, я многое смог почерпнуть из наших с ним бесед.

— Ваше высочество. — Я покачал головой.

— Да барон? — Он внимательно на меня посмотрел.

— Если вы когда-нибудь в будущем меня спросите. — Я вежливо склонил голову. — То знайте, больше половины из того, что он вам наверняка говорил, стоит немедленно выбросить из головы и забыть, так как более опасных, холодных и жестоких людей мир наверняка еще не знал.

— Наверное, я вас понимаю. — Он покивал своим мыслям. — Правда, открытым остается весьма существенным вопрос, а человек ли он вообще?

— Хороший вопрос, ваше высочество. — Хмыкнул я. — Хороший…

Мы вошли в приемный зал, где герольды бегали взмыленные, пытаясь расставить всех, согласно занимаемых должностей и статусов. Не знаю на счастье или нет, но принц властным поднятием брови отогнал от меня всю эту шушеру, установив мою скромную персону непосредственно рядом с собой по правую руку. С одной стороны вроде как приятно, с другой стороны сразу же ощущаешь на себе целую кучу колючих взглядов стаи товарищей, что, несомненно, не в курсе того, какого это спрашивается лешего, какой-то сопляк удостоен милости стоять у левой пятки любимого господина.

Я тяжело вздохнул, похоже, из сидячих мест сегодня предусмотрены, лишь два трона, для его величества и его королевы, остальным, придется все это беспутство мировой политики вынести на ногах.

— Начинается. — Тихо шепнул мне через плечо принц. — Давай натягивай лучшую свою улыбочку.

— Еще чуть-чуть натяжки, и лицо по краям разорвется. — Тихо так же шепотом ответил я.

От дверей взревели трубы, слуги расшаркались ножками и замахали цветными знаменами, после чего створки наконец-то раскрылись, пропуская внутрь так долго ожидаемых гостей. На мое удивление, первым в зал вошел не император, а громадный бритоголовый мужик чье лицо, словно паутиной пересекали сотни больших и маленьких шрамов. Широкие мощные плечи, строгий черный наряд расшитый серебряной нитью и пусть несколько аляповато выглядевшая из-за множества фигурных блях, но вполне ноская и функциональная разгрузка, перетягивающая грудь и торс здоровяка. Ого! А я ведь видел подобные наборы ремней, точные копии носили рейнджеры империи, похоже, дядечка серьезен как нож у горла.

— Татум Герд Шредерграм! — Объявил мажордом, от дверей продолжая выкрикивать еще какие-то титулы вояки.

— Это армия империи, и ее разведка, во всей своей красе барон. — Все так же шепотом просветил меня принц. — Если хотя бы половина слухов о нем, правда, то бабушкин цепной пес Гербельт, по сравнению с ним скромная четырнадцатилетняя послушница храма, видевшая мужчин, лишь на картинках в книжках.

— Жуткий тип. — Выдал я свое резюме Паскалю.

— Нет. — Едва качнул отрицательно тот головой. — Сейчас приготовься, вот кого стоит бояться.

— Танис Ром Вапорт! — Произнес объявляющий гостей, а я в ожидании монстра глупо растянулся в лице.

В дверь, слегка прихрамывая и опираясь на резную черную тросточку, вошел седой и сгорбленный, сухой как палка дедулька, с гладко выбритым лицом и необычайно живым и умным взглядом.

— Вот Ульрих, вот как выглядит самый опасный человек на той оконечности света. — Тихо рассмеялся принц. — Кстати ты не знаком случайно с самым опасным человеком с этой оконечности?

Принц едва заметно повел кистью в сторону короля, где по его правую руку стоял высокий беловолосый мужчина с резким хищным профилем и льдом глубоких умных голубых глаз. Хм. Удо Вилькс, держатель всей королевской казны, ну и министр финансов за одно, кажется, я понял, на что намекает Паскаль. При явном физическом отличии, в них чувствовалось какое-то внутреннее родство. Не знаю, как это описать, что-то неразличимое, но нечто тяжелое чувствовалось, когда подобные люди смотрят на тебя. Сразу сознание рисует щелчок кассового аппарата, бегут нолики циферки и ты понимаешь, что «уплочено», цена на тебя поставлена и уже сведены все составляющие, в сводную месячную отчета.

— Б-р-р-р. — Шепнул я. — И вправду кожей ощущаешь при взгляде на них, неимоверную хитрожопость, внутри каждого.

— П-ф-ф! — Паскаль попытался с имитировать кашель, душа в кулак накативший смех.

— А ну-ка прекратили оба! — Зашипела на нас Катрин, стоящая чуть в сторонке. — Ведете себя как малолетние балбесы!

Остальных гостей мы уже не обсуждали, так как пристальный взгляд принцессы не без основательно, не отрывался от наших персон, суля как минимум, обоим пару затрещин веером по шее. Страшное оружие в руках женщины веер, почти как скалка у любящей жены, только веер.

Напоследок я чуть не оглох от труб и прочих дуделок когда герольды протрубили заход в приемный зал венценосного, ужасного и непобедимого Дарта Вейдера. Шутка, естественно под декламацию многочисленных титулов, званий и прочих громких слов последним к нам пожаловал император во всей своей красе.

— Паскаль! — От изумления, из меня напрочь вылетели все манеры.

— В чем дело? — Принц удивленно повернулся ко мне.

— Это кто?! — Я невольно схватился за сердце.

— Император. — Он недоуменно пожал плечами. — Кто ж еще?

— Это же женщина! — Я с трудом сдержался, что бы не перейти на полный голос. — Как император стал женщиной?!

В зал в окружении миловидных фрейлин, придерживая длинный шлейф ажурного подола платья, вплыла снежная королева собственной персоной, в лучших традициях, всех стереотипов. Высокая, сухая фигура, прямая властная осанка спины, открытая шея и вздернутый острый властный подбородок с колючим взглядом неимоверно мудрых и от того холодных глубоких глаз.

— Что значит как? — Паскаль уставился на меня как на недоумка. — Вообще насколько я помню историю этого мира, императорами всегда становились женщины в их роду.

— Но… но… — Я тупо вертел головой по сторонам не находя слов.

— Видел бы ты сейчас свое лицо. — Принц вновь с трудом стал удерживать свой смех. — Катрин, глянь на него, его, по-моему, сейчас паралич разобьет, или будет тут в припадке по полу кататься.

— А в чем дело? — Принцесса испуганно посмотрела в мою сторону. — Он белый словно его мелом обсыпали.

— Он думал император мужчина. — Веселился принц.

— Почему? — Расплылась в улыбке его сестра, обдумав услышанное и еще раз взглянув в мою сторону.

— Видимо ему не совсем ясно как у нашего папы может быть две мамы и не одного отца. — Паскаль с трудом сдерживался, щипая себя за руку, что бы успокоиться. — Ой, не могу, я сейчас помру, ты только глянь на него!

— П-ф-ф-ф! — Они вдвоем на пару принялись тщательно имитировать внезапно накативший кашель, прикрывая рты руками.

А мне было не до них. Мне внезапно стало абсолютно наплевать на принцев и принцесс, на всю эту придурашенную королевскую семейку с их загадками, тайнами и прочим беспутством. Мне в один миг стало наплевать и на императора со всем миром разом, потому как мой взгляд упал на скромную молодую девчушку идущую за спиной этой властной женщины. Я смотрел не в силах отвести взгляд, на ее аккуратно подобранную и опущенную головку с двумя изумрудами проникновенных глаз, что казалось, проникали своим каким-то волшебным светом прямо ко мне в душу.

Привет. — Хотелось мне, глупо улыбнувшись сказать ей. — Знаешь, а я скучал.

Но я молчал, чувствуя, как горечь внутри меня подкатывает к горлу. Это она, это та самая, та милая и… близкая моему сердцу, девочка Ромашка.

Где-то на далеком юге, под ласковый шелест южного моря, в мерный такт волн по прибрежной гальке тяжело ступал мужчина. Ночь. Россыпь звезд и тяжелое зрелое тело полновесной луны. Он шел, явно с трудом опираясь на подраненную и еще не зажившую ногу, а одна рука бездейственно висела на перевязи притянутая к груди.

— Леофоль Лаурикан. — Мелодичный мягкий женский голос колокольчиками коснулся его слуха, заставив вздрогнуть и остановиться. — Время было не милосердно к тебе дефеник Темной Ели.

— Время. — Мужчина медленно повернулся, от чего мерцающий лунный свет осветил его лицо, через которое растяжкой шла повязка, закрывающая один глаз. — Время нас калечит, и оно же нас лечит. Здравствуй Тайшана.

— Здравствуй. — За его спиной стояла чудная фигурка миниатюрно утонченной женщины, в легком, не скрывающем плеч воздушном платье, играющем подолами на едва ощутимом ветру. Красивый обвод ткани платья ног, оканчивался россыпью серебряных звезд на черных бархатных сапожках с высоким каблуком.

— Лео… — Маленькая хрупкая ручка коснулась его щеки.

— Тай… — Он закрыл глаз, нервно сглатывая подкативший к горлу ком.

— Мудак! — Маленькая ручка секунду назад нежно гладившая его щеку, злой крапивой звонко обожгла его пощечиной.

— Прости… — Его голова дернулась от удара, но он не смел, взглянуть на нее.

— Никогда… — Выдох у нее получился сдержанно эмоциональным, словно ей пришлось душить в себе тяжелую обиду. — Даже молить не смей.

Они молчали, лишь мерный вал мягких волн, гоняющий камни по пляжу, неверный свет мириада звезд и стук двух сердец, впервые или может быть вновь по истечению сотен лет бьющихся друг с другом в унисон.

— Кто? — Она дрожащей рукой коснулась его подбородка, повернув слегка голову и рассматривая повязку на лице.

— Тид. — Он поджал губы. — Отец клана, просит тебя Дочь Луны, оказать нам любезность в своей милости.

— Не ты? — Печальная улыбка коснулась ее уст. — Меня просят все, но не ты Лео…

— Прости… — Вновь сглотнул он.

— Никогда! — Очередная пощечина вновь заставила его замолчать. — Не смей Лео! Не смей!

Она прильнула к его груди, а он бережно стал гладить ее роскошные черные волосы, спадающие вниз каскадом по спине. Время застыло, остановив свой бег в замешательстве, ибо оно уже слишком давно не видело, что бы льесальф с такой любовью касался дьесальфа, не боясь презрения со стороны своих же соплеменников. Это было удивительно и позабыто ново, от чего казалось миражом и злой насмешкой иллюзии предрассветного зыбкого тумана.

— Скажешь отцу. — Она нехотя отпрянула от него, разворачиваясь спиной. — Взамен, вы впустите нас в королевство.

— Скажу. — Он с болью смотрел, как она медленно удаляется, истаивая в ночи. — И помни Тай, он должен умереть!

— Вы многого просите, дети солнца… — Донесся до него, уходящий голос из ночной тьмы. — Скажи, ведь мы могли?

— Нет. — Одними губами произнес он, опустив голову. — Не могли Тай, не могли.

— Что за срань? — Ганс Гербельт опасливо втянул носом запах исходящий от дымящейся пиалки, преподнесенной ему Нильсом Ваггетом.

— Это не срань Ганс. — Ваггет наморщил нос. — Это тайбичи-моа, высокогорный чай из империи Мао. К твоему сведенью, его обязаны по велению императора поднебесной, собирать обнаженные девственницы, не старше двадцати лет, причем все это происходит в ночь полнолуния, и щиплют листочки они не руками.

— Да иди ты? — Ганс изумленно уставился на верховного мага.

— Я и пришел. — Ваггет расплылся в улыбке, задумчиво разглядывая просторный кабинет главного стража короны, с удовольствием погружаясь в массивное кожаное кресло. — И должен тебе сказать весьма удивлен твоим желанием меня лицезреть.

— Бучи-мура? — Тучный Гербельт вертел в руках дымящийся взвар все еще не решаясь отпить.

— Тайбичи-моа. — Поправил его маг, с удовольствием поглощая свою порцию.

— Нужно запомнить. — Ганс все же пригубил немного, покатав горькую терпкость во рту, сразу не проглатывая, дабы ощутить полный букет напитка. — Дорогой?

— Бесценный. — Ваггет приглушенно рассмеялся. — Узнай кто-то в империи о том, что мы делаем, по моим прикидкам в тот же день должны будут умереть минимум тысячи две, может три, человек разом.

— М-м-м-м! — Гербельт залил в себя остатки чая, тут же потянувшись к пузатому «заварнику» за добавкой. — Ценю Нильс, прямо порадовал ты меня.

— Да вот сам уже жду случая, пару лет попробовать, да все никак повода не найду. — Маг поерзал в кресле. — Вот и подумалось, чем не повод? В конце концов, когда мы с тобой вот так вот встречались последний раз?

— Хм. — Гербельт откинулся на спинку кресла, расслабленно вытянув перед собой ноги. — Дай подумать. Пожалуй, лет десять пятнадцать назад, помнишь, когда в город по канализации залезла к нам мантикора?

— О да! — Ваггет улыбнулся своим воспоминаниям. — Она тогда мне пятерых старшекурсников, что я тебе выделил сожрала.

— А у меня, сколько бойцов сгинуло в тех катакомбах и не упомнить! — Ганс отсалютовал магу своей пиалкой. — Эх, было же времечко!

— Ну, сейчас хочу тебе сказать, тоже не самые радужные времена. — Ваггет покачал головой. — И если я правильно понял твое приглашение, речь не идет о последних событиях с городским коллапсом, что нам устроил демон?

— Нет. — Ганс Гербельт подобрался, переходя на более серьезный тон. — Эту кровавую эйфорию безумия мы не менее кроваво удавили в зародыше.

— Ну, нет худа без добра. — Маг пожал плечами. — Эта грязь первого кольца была нарывом на теле города, по крайней мере, вы порядком там навели шороху, прижав местных бандитских королей.

— Это да. — Гербельт вновь приложился к пиалке. — Звучит паскудно, но на законных основаниях мы тупо смогли вырезать уйму народа.

— Не забивай голову и сердце моральными аспектами Ганс. — Ваггет с прищуром следил за своим собеседником. — При наших с тобой должностях не думают о тех, кто ворует хлеб на пропитание, мы думаем только о тех, кто еще не ворует, дабы они как можно дольше смогли оставаться в статусе респектабельных членов общества.

— М-да. — Ганс закусил губу, уставившись невидящим взглядом куда-то в стену. — Что-то опять не так с этим первым кольцом Нильс.

— Не понял? — Маг отставил в сторону свой чай, подавшись вперед к собеседнику. — Что-то конкретное?

— А вот это уже, ты мне скажи. — Гербельт с трудом поднялся, подходя к своему массивному столу и поднимая с него целый ворох писем. — Значит смотри. Бунт, назовем его по официальной версии так, подавлен, народ запуган и жмется по углам. По моему настоянию еще на два месяца продлено патрулирование улиц армейскими подразделениями, все кто там когда-то, что-то, могли из себя представлять, мертвы, ну или дописывают свои последние слова биографии под диктовку моих палачей в застенках.

— Однако же? — Кивком продолжил за него Ваггет.

— Однако. — Гербельт сморщил нос. — Слово то какое глупое. В общем, по моим доносам там, в первом кольце кто-то, неведомый мне продолжает обильно плодить покойников несмотря ни на что, оставаясь незримым моему всевидящему оку.

— Эти нищие всегда друг дружку убивали. — Маг пожал плечами. — Тебе что с их смертей?

— Ну-у-у… — Толстяк, словно хитрый кот, расплылся в довольной улыбке. — Убивать это одно, а вот потроха выедать после этого своим жертвам, это знаешь ли, немного беспокоит.

— Немного? — Маг вскинул бровь, побарабанив пальцами по подлокотнику кресла.

— Разве что, самую малость. — Гербельт вернул собеседнику такую же вскинутую бровь. — За месяц шестнадцать покойников, с выеденными животами. Я сейчас активировал службу, что бы порылись глубже, так сказать по времени нашли отправную точку отчета этих жмуриков.

— И? — Маг слегка наклонил голову.

— И пока получается, что все началось примерно месяц спустя, после того как упокоился демон. — Гербельт тяжело протопал назад к креслу, шумно опускаясь в него и протягивая магу свои бумаги. — Бери, смотри, ищи. Демоны, выеденные покойники и прочая ересь, это по твоей уже части, так что не затягивай и давай ищи супостата, а то он мне всю месячную статистику по преступлениям портит.

— Как не хорошо с его стороны. — Покачал головой маг, бегло просматривая первые листки докладов. — Так-с. Ясненько, понятненько, хм…

— Что? — Ганс с любопытством следил за магом.

— Заметил, все покойнички жмутся примерно к одним и тем же улочкам? Нет разброса по кругу, все примерно найдены в пяти шести километрах друг от дружки. — Маг потряс теми отчетами, что уже успел прочитать.

— Ты меня, что вообще, что ли за дурака принимаешь? — Толстяк насупил брови.

— Извини. — Ваггет улыбнулся. — И что же ты предпринял?

— Последний отчет. — Толстяк махнул рукой на кипу бумаг в руках мага. — Сам смотри.

— Смотрю. — Нильс Ваггет быстро извлек последнее донесение, губами в слух, проговаривая выхваченную информацию. — Армейский патруль, десяток сержанта Перки. Полное боевое облачение, стандартные амулеты. Все мертвы.

Повисла тяжелая пауза. Ваггет как-то нервно вновь и вновь просматривал донесения, чувствуя, как нарастает злость и нервная дрожь в руках.

— Как все не кстати Ганс. — Маг скривился как от лимона.

— Понимаю. — Кивнул в ответ тот. — Делегация, у меня тоже все люди стянуты ко дворцу. Пока император не пересечет границу в обратном направлении, ну или не сделает вид, что пересек ее, мне этот «убивец» как кость в горле.

— Мда-а. — Ваггет медленно поднялся. — Вот значит, к чему мантикору мне припомнил?

— Да брось, в прошлый раз ведь сработало! — Ганс как-то виновато отвел взгляд.

— Послушай, ты не хуже меня знаешь, что это гребанные фанатики! — Маг отвернулся от собеседника. — Ты в курсе, что они до сих пор, шлют королю письма, требуя сжечь меня и всех магов в королевстве на костре?

— Подумаешь эка невидаль. — Гербельт в открытую расхохотался. — Ну, недолюбливают они вашего брата, самую малость, так что теперь обижаться каждый раз?

— Малость?! — Ваггет аж задохнулся от ярости. — Эти идиоты до сих пор нападают вроде как тайком, на магов! Они меня! Слышишь? Меня просят сжечь на костре!

— Ну-у-у… — Гербельт подмигнул своему собеседнику заговорщицки. — Мы ведь с тобой не будем кокетничать и делать вид, что оснований у них для этого нет?

— Да иди ты! — Маг фыркнул, улыбнувшись в ответ. — Они все там шизойды и сами не понимают что несут.

— Ладно. — Ганс Гербельт так же поднялся со своего места, протягивая руку магу на прощание. — За ними я пригляжу, мне главное, что бы ты потом в обиде на меня не остался и был в курсе событий.

— Ну, спасибо! — Ваггет насмешливо улыбнулся, обходя толстяка и открывая дверь кабинета. — Рад был повидаться Ганс.

— И тебе не хворать Ваггет. — Кивнул ему глава стражи королевства и уже практически в закрытую дверь окликнул своего гостя. — Нильс?

— Что? — Тот задержался, еще не успев захлопнуть дверь.

— Слушай, а если они не руками собираю, то чем? — Гербельт задумчиво почесал нос.

— Что?! — Непонимающе и изумленно переспросил маг.

— Ну, ты сказал, девственницы чай собирают не руками, вот мне и подумалось, чем еще можно отщипывать листочки? — Толстяк склонил голову, разглядывая оставленный ему в подарок мешочек трав. — Будучи голыми…

— О боги Ганс! Я тебя умоляю! Старый пес, а мысли в голове… — Остального страж короны уже не расслышал так как маг закрыл дверь, уходя прочь, по коридору.

— И ничего я не старый. — Гербельт попытался втянуть живот, помогая при этом себе руками. — Я просто любознательный от природы.

— Кастлер! — Через какое-то время крикнул он своего доверенного, что наверняка стоял все это время за дверью в ожидании. — Шли письмо Альве Шернье, пригласи командора в гости!

Дождавшись, когда стихнут удаляющиеся шаги помощника, он подошел к окну, задумчиво сложив руки за спиной и покачиваясь на носках своих раздутых сапог.

— Ртом. — Произнес он через какое-то время. — Наверняка они отщипывают листочки ртом…В противном случае, я родился не в том месте, не в той стране и занимался всю свою жизнь полной ерундой.

— Что ты топотишь? — Милана Хенгельман тяжело охнув, схватилась за поясницу.

— Я не топочу, это ты топотишь. — Рядышком «поохивала» ее сморщенная копия, сестра Априя.

— Нет, ты определенно топотишь. — Милана с прищуром оглядела пройденный ими густой подлесок и с сожалением оглядела подол юбки, увешанный сухим с зимы репейником.

— Определенно не топочу. — Хмыкнула Априя. — А вот ты зудишь.

— Я не зудю, это ты зудишь. — Первая старушка вновь нехотя полезла напролом через кусты.

Две бабульки подтрунивая друг дружку уже пол дня выписывали круги по пригороду наматывая километры пути меж особняков, редких холмов и впадин с завидным упрямством выискивая тающий и практически неощутимый след.

— Вот сучка. — Априя сплюнула в сторону, хвостиком пристраиваясь за сестрой.

— Сама такая! — Не поворачиваясь бросила Мила.

— Я может, и такая…была…лет семьдесят назад, но твоя барбосинка редкостная засранка. — Рассмеялась Априя. — Сама-то мать, поди в городе не скучала? Ну-ка сознавайся, где тут у тебя еще дедки гожие хоть на что-нибудь припрятаны?

— Да на что они гожие? — Милана с сомнением оглядела живописную полянку, на которую они выбрались, с трудом перевалившись через старое поваленное дерево.

— Вот ты мне и скажи. — Априя тяжело дыша, стала рядышком с сестрицей.

— Беда у мужиков в том, что они хотят всегда, да вот могут по факту изредка. — Старушка, порывшись в своей переметной сумке, извлекла на свет небольшой металлический цилиндр, увитый таинственными письменами, состоящий из наборных подвижных колец. — А наша женская доля, быть готовыми всегда, да вот хотеть изредка.

— Ага-ага. — Покивала Априя, извлекая из своей сумки целый ворох связанных тесемкой костей. — Помню я как ты изредка в Милтенкраусе. От тебя тогда даже моряки убегали.

— Ну, так уж и убегали… — Милана ловко меняла градации на своем цилиндре, периодически поглядывая на костяной набор сестры. — Им просто в рейс нужно было уходить.

— Ага, посреди ночи, в безветренную погоду, гребли так, что пену на море взбивали. — Априя задумчиво оглядела полянку. — Чуешь?

— Да. — Кивнула сестра. — Здесь она была, здесь, только вот не пойму, почему истаивает след?

— Пойдем, глянем. — Пожала плечами Мила, пряча обратно свой прибор.

Две бабульки, придерживая друг дружку, по колено в траве пересекли поляну, вновь входя в густой кустарник, за которым совершенно неожиданно прятался каменный завал вперемешку с уже слежавшейся землей.

— Ого, какая дырка! — Покачала Априя головой, остановившись перед уходящим под землю тоннелем.

— Это у тебя там дырка. — Пакостливо хихикнула Мила, склонившись у находки. — А это лаз!

— Это у тебя как раз лаз. — Не осталась в долгу сестра. — А это вход.

— Тьфу. — Милана Хенгельман сплюнула в темный зев прохода. — Сладенько то, как гнильцой тянет.

— Тряхнем стариной? — Молодцевато подбоченившись, спросила Априя, вскинув бровь.

— А у тебя еще есть чем потрясти? — Милана с сомнение оглядела сестру.

— Уведу. — Предупредительно и с вызовом, ответила та, открывая свои кошели и сумку что бы извлечь из них целую кучу всевозможных ингредиентов.

— Кого? — Милана так же принялась извлекать свои запасы.

— Деда твоего. — Априя зазубренным ножом прямо по дерну принялась выводить многолучевую звезду. — Найду и уведу, сознавайся сразу, это пекарь с четвертой улицы?

— Да какой он пекарь? — Рассмеялась Мила, порошками заполняя за сестрой надрезы земли. — Он уже лет двадцать как тестомес, только и может что мять.

— Неужто, портняжий из лавки Перрея? — Хмыкнула Априя венчая лучи, наборами вязанных трав и черепками мелких животных.

— Не-е. — Милана принялась наполнять звезду скрепляющими стежками своих заклинаний. — Его ниточка уже никогда не войдет в ушко иголочки.

— Так ты приголубь его, подтяни ему здоровицо то. — Априя включилась в плетение сестры, наполняя его своей силой.

— Я если у него потяну, у него оторвется. — Милана благодарно кивнула сестре, принимая ее силу в свою вычурную магическую формулу. — Он даже в лучшие свои годы больше двух раз не мог. Слабенький он, к рассвету скопытиться, это как пить дать.

— Ну, тогда я знаю. — Хмыкнула Априя. — Старый Шерп, кузнец как никак в прошлом.

— Так. — Милана поджала губы, завершая свою магическую конструкцию. — Кузнеца мне не тронь!

— Жалко что ли? — Априя собирала остатки своих ингредиентов.

— Устроишь ему свое любимое «йе-х-у-у-ты-гы-дык», наездница, что я с ним потом делать буду? — Мила так же принялась подбирать остатки своих заготовок. — Всю задницу исхлестаешь, да покусаешь и исцарапаешь всего.

— Родненькая моя. — Априя залилась сухим каркающим смехом. — Да мне уже кусаться не чем!

— Ну, ты на себя не наговаривай. — Милана принялась стряхивать с сестры налипшую траву. — Ты у меня еще красотка хоть куда.

— Не. — Покачала та отрицательно головой, поправляя у своей сестры съехавший платочек. — Хоть куда лучше не рисковать, могу и сконфузица, лучше все по стариковски, как положено.

Они какое-то время молча приводили себя в порядок, с прищуром поглядывая в темный проход подземелья.

— Долго что-то. — Вздохнула Мила, поглядев на теплое земное светило, что уже порядочно завалилось за полдень.

— Пирожок будешь? — Априя извлекла небольшую тряпицу, развернув ее и протянув сестре дутые зажарыши богатые тестом. — Утром пекла, этот с яичком и лучком, а эти с сыром и курочкой.

— Хороши. — Мила принялась потихонечку обжевывать угощение. — Надо было нам с тобой в кухарки по молодости податься.

— Пф. — Априя так же выбрала себе угощение, остаток, пряча обратно. — У них жопы толстые, не то что у нас, сама глянь какие мы ладненькие.

— Были лет семьдесят назад. — Рассмеялась Милана.

Какой-то приглушенный полу рык полу захлебывающийся сип, прервал их разговор.

— Ишь как булькает болезный. — Произнесла Априя, с любопытством глядя, как из-под земли на свет выползает жуткий опухший мертвец, страшно тараща свои бессмысленные остекленевшие глаза. — Глядикась, пообгладали то как капитально его.

— М-да уж. — Покачала Милана головой. — А мы гадаем, чего он припозднился, хорошо вообще дополз бедняга.

Покойник, некогда видимо здоровенный бородатый мужик скалил зубы, и греб руками землю, неуклюже оскальзываясь и падая наземь.

— Ладно, замри. — По щелчку пальцев Миланы Хенгельман покойник застыл, словно каменный истукан. — Ты кто таков был?

— Кха-ркх, Гро-о-оуз. — Покойный с трудом ворочал, синим распухшим языком. — Гро-оуз Гвоздь.

— Контрабандист? — Априя дожевала пирожок, вытирая жирные руки о подол платья.

— Да-а-а-а. — Протянул усопший.

— Много вас там, в туннеле лежит? — Милана кивнула в сторону подземелья.

— Трое-е-е. — Голова покойного слегка повернулась на бок.

Старушки попеременно вопрошали своего призванного визитера, более или менее вникая в суть вопроса. История вышла банальная, эта группка контрабандистов ночью как всегда переправляла товар под стеной города в обход пошлины снимаемой стражей на вратах. Ну и как водиться еще кое-что для души тащили, то, что запрещено продавать. Где-то уже к рассвету их и постигла страшная участь в лице сбежавшей гончей, что вышла на их след, а заодно частично отобедала, или вернее отужинала всей этой лихой компанией. Старушки еще какое-то время задавали вопросы, но большей ясности в дело ответы не приносили. Самым непонятным было то, что гончая вообще смогла сбежать. Как она вообще могла начать…думать? Откуда в ней пробудились желания или что ей вообще движет?

— Собирай дрова и хворост. — Отдала команду мертвому слуге Милана. — И дружков потом принеси сюда же.

Бабушки, покряхтывая, отошли чуть в сторонку, усевшись на ствол поваленного дерева и неспешно перебрасываясь между собой подковырками и мыслями в слух.

— Ну что мыслишь сестрица? — Априя подперла ручкой щеку, наблюдая как вздувшийся покойник, таскает из лесочка сухие ветки деревьев.

— Да что тут сказать? — Пожала другая сухонькими плечами. — Ерунда какая-то происходит, я даже предположить не берусь, что с нашим песиком сделал старикашка Тид.

— А ты что делала? — Априя перевела на нее свой взгляд. — Может в этом и есть разгадка? Алексис не просто же так положил на нее взгляд? Из чего собирала, на что привязывалась, контроль стандартный или с усилением был?

— Да ничего особенного. — Та сладко зевнула, пригревшись на солнышке. — Материалец в принципе не порченный, орки с узлами, видать шаманчики ихние, еще какой-то покойничек из человеческих ну и…

— Ты рот то закрой, ворона влетит, чего замерла глаза выкатив? — Априя слегка потрепала за плечо застывшую на полуслове сестру. — Что, вспомнила чего?

— Ох тыж тыдуть меня растудыть! — Очнулась Милана Хенгельман, нервно сглотнув. — Ой, что-то чую бедой запахло Апри, похоже, с меня спрос брать будут.

— Да не томи ж ты старая, говори, откуда ноги растут!

Старушки принялись шептаться то и дело, перемежая свои мысли комментариями вроде: Что ж теперь будет? Как же быть? А может все еще обойдется? Какое-то время они еще голосили, лишь уже под конец, когда на поляне запылал костер, высокого пламени замолчали, в четыре глаза провожая в последний путь покойника, с его товарищами что зарылись внутри пылающих ветвей.

Какое-то, грустно тоскливое зрелище, представляла из себя картина, обезображенного разложением и пламенем лица сидящего в костре покойника. Он как-то равнодушно и казалось возвышенно, разглядывал их, пока стена огня окончательно не скрыла его из виду.

— Боги с тобой. — Махнула Априя на прощание ему ладошкой. — Ну что куда теперь? По тоннелю в город или назад в особняк?

— Назад. — Милана Хенгельман покачала головой. — Ох, я кому-то сегодня устрою, сладкую жизнь!

Остаток приема при дворе короля, императора, я совершенно не запомнил. Все потонуло в зеленом тумане ее глаз, и я совершенно не помнил, как оказался у себя. Сердце не разрывалось в бешеном ритме неистовства, я наоборот словно застыл, погрузившись в какую-то горькую патоку не в силах пошевелиться в этом мягком чувстве внутренней не то боли, не то тоски.

Я не обманывал себя, эта девочка была мне не безразлична, но вот кто она, что она, а главное то, как мы расстались, было из разряда туши свет кидай гранату. Шпион, фрейлина, сосуд, пустая кукла без мыслей в голове? Кто же ты и что ты думаешь обо мне? Помнишь ли ты вообще меня или все это время рядом со мной был император? Кто говорил со мной, кто держал меня за руку, и гулял со мной по городу, весело улыбаясь и даря своей улыбкой так нужное мне в тот момент тепло и заботу?

Ответа не было, как и не было сил взять себя в руки, или не знаю там, за «шкирку» схватить, что бы встряхнуть хорошенечко, надавать себе по щекам, что бы прийти в чувство. Мысли как-то рассеянно блуждали, слепо натыкаясь друг на друга, что бы вновь разойтись по разным углам.

Вызвонив колокольчиком слугу, я заказал себе чая, терпкую горячую горечь трав, выжигающую небо и вкусовые рецепторы, но меж тем легким бризом послевкусия смывающим мое сомнабуличиское состояние. Усевшись за стол, я бездумно марал листки бумаги пером, выводя на них каракули домиков, корабликов, крестиков, звездочек и сердечек.

Стоп.

Сердечки это уже перебор, причем с полным сдвигом по фазе. Разозлившись, я перевернул сердечко, окружностями вниз, дорисовал ножки, а сверху спинку, тем самым, получив…попу. Красивенькую такую аккуратненькую женскую попочку, прямо как у…

Да что за хрень то со мной твориться?!

Сурово сдвинув брови, я не менее сурово скомкал лист и что было дури запулил его через комнату.

— Барон!

— Ой, простите!

М-да…. С ума сойти, я совершенно не заметил строгой и властной женщины стоявшей перед моим столом, неизвестно, сколько времени и получившей от меня с ходу бумажкой в лоб.

— Господин…жа…кхм-м…император…ша… — Какая-то несуразица полезла из меня, я глупо моргал глазами и не находил, что ответить. — Я не заметил, как вы вошли и вот это, как бы, в общем, извините.

— Боги, мальчик в себе ли ты вообще? — Император в лице этой строгой красоты обескуражено потирал лоб. — Ты вообще как себя чувствуешь? Я как увидела тебя, на приеме думала уже все, тебя тут пока меня не было выпотрошили и набили соломой, что бы к моему приезду выставить твое чучело.

— Эм-м, нет, все нормально, просто я немного подустал, вот видимо сказывается. — Поднявшись, я услужливо пододвинул стульчик с резной высокой спинкой к столу, легким поклоном предлагая присаживаться. — Уж извините, честное слово совершенно вас не заметил.

— Да уж куда тебе было заметить… — Император, аккуратненько подобрав подол сел на стульчик, подняв с пола мою бумажку и расправляя ее на коленке. — Сердечки, звездочки, фигня какая-то, опять сердечки…кхм…попа.

— Нет, это тоже сердечко, просто оно… — Я сумбурно замахал руками в отчаянье найти необходимое слово.

— Как попа. — Пришла на выручку мне, женщина совершенство вскинув бровь.

— Ну…возможно, где-то и так. — Я уселся на свое место, попытавшись спрятать свое лицо за маленькой кружечкой чая, что предательски дребезжала по блюдцу в моих руках.

Она буровила меня насмешливым и ироничным взглядом, молча налив себе так же в кружечку ароматного взвара и слегка пригубив его.

— Попробуешь еще что-нибудь сказать? — Она подмигнула мне.

— Нет, пожалуй, воздержусь. — Невольно, я расплылся в ответной улыбке, немного приходя в себя.

— Вот и умничка. — Кивнула она. — Скажу тебе как тот, кто в отличие от тебя уже не первое тело меняет, не дави чувства, наслаждайся ими, так как с годами они гаснут, теряя свой накал и полноту красок.

— Простите? — Я чуть не выронил кружку.

— Я тебя умоляю! — Она фыркнула, махнув на меня рукой. — Неужто ты думал я не в курсе, что это не твое тело? Если не забыл, мне даже какое-то время удалось походить в нем.

— Я немного не понимаю… — Даже не тревога, а страх подкатили к горлу от осознания того, что моя тайна находиться в руках одного из могущественных и опасных людей этого мира.

— Оставь. — Красивая, утонченная кисть махнула в мою сторону. — Пусть эта тайна останется твоей. Мне недосуг в нее вникать, просто при мне не нужно играть мальчика, особенно с учетом того, кто перед тобой находиться. Договорились?

— Угу. — Кивнул я поспешно.

— Но собственно, я не за тем сюда пришла. — Она извлекла из-под накинутой на плечи шали небольшой фолиант обтянутый черной глянцевой кожей, с массивными серебряными фигурными застежками. — Вот, когда-то в былые годы, осталось мне на память от одного занимательного человечика, мне она сейчас уже ни к чему, но почему-то вспомнилось о тебе, вот и решила презентовать в знак наших намечающихся отношений.

— Кхм. — Я принял подарок, округлив глаза. — Ничего себе занимательный человечик, это же один из трудов Аль' Фарамута, одного из самых именитых мастеров некромантии!

— Да? — Мурлыкнула она тихо словно кошка. — А с виду был такой робкий и застенчивый мальчик, представляешь, он при виде крови в обморок падал.

— Слышал… — Я с интересом пролистывал книгу, не забыв Маку указать на сканирование тома. — Одно смущает, у меня такое чувство, что за подобное чтиво перед сном, можно и на костер загреметь.

— Можно? — Она насмешливо вскинула бровь. — Я бы даже сказала нужно, и кстати, ты обязательно загремишь если будешь ее всем и каждому показывать.

— Намек ясен. — Я не поленился оторвать зад от стула, что бы отвесить поклон. — Спасибо, при всей сомнительности подарка, должен отметить, что знания лишними не бывают.

— Сможешь осилить хотя бы треть. — Она с прищуром следила за мной. — Могу дать еще.

— И снова спасибо. — Я водрузился на свое место, с сожалением пряча книгу на время в свой стол. — Однако вырву из разговора ваши слова для уточнения, если вы не против, поясните, что значит начинающихся отношений? Я как-то в простоте своей наивной, осмелился на минутку помыслить о том, что теперича, по завершению подписания договора между вами и короной, смогу наконец-то, отторгнуть от себя большую политику.

— Политику ты уже никогда мальчик не отторгнешь, так как, измазавшись в ней единожды не оттереться уже никогда. — Она не улыбалась, строго и серьезно уперев в меня взгляд. — Не нужно мило хлопать на меня ресничками, я не первый день живу и могу выстроить долгосрочную перспективу тех активов, что ты себе выписал малыми дозами от каждого из государств.

— Позвольте, все в рамках договора и исключительно с вашего с королем согласия. — Я невольно улыбнулся, приятно все же что не говори, что хоть кто-то смог увидеть за всей этой бумажной волокитой хотя бы частично мой темный гений. — Все для вас, себя не пожалел лишь бы вам было хорошо и вы больше не воевали.

— Ах ты, бедняжечка! — Она театрально покачала головой. — А ну-ка, представь себе на секундочку, что я не дам тебе титул империи, и не признаю твоих полномочий, потребовав пересмотра всех актов.

— Попробуйте. — Я откровенно и прямо смотрел на нее. — Думаю, вы поимеете шикарную боль в лице ваших торговых гильдий. Ох, боюсь ни вам ни тем паче королю, не пережить той бучи что они поднимут, тут ведь надо учитывать момент, что вы еще ничего не подписали, а кое-кто уже подтянул не слабый капитал к границе.

— Кто? — Она подалась вперед. — И прошу, хотя бы намекни, как можно находясь взаперти безвылазно в этом дворце получить подобную информацию?

— Кто? — Я откинулся на спинку стула, слегка сдвинув пальчиком пару отчетов на своем столе, что бы лучше видеть банковскую сводку присланную Энтеми. — Ну, с вашей стороны естественно это Хельмиш и Ампатека, честно скажу таких ушлых купцов на нашей стороне как эта парочка практически нет, даже боязно как лихо они деньгами манипулируют.

— С-с-уки… — Император сморщил нос. — Как они только прознают обо всем наперед? Это твоя сводка с хранилища твоего? Как ты говоришь «банк»?

— С него родимого. — Я не стал заставлять столь возвышенную красоту вытягивать шею словно гусыня, а любезно подтолкнул к ней листочек. — Вы лучше не фамилии домов смотрите ваше императорское величество, а в нижний правый угол.

— Что это? — Голос императора слегка дрогнул.

— Это в сумме то, что пришло в Рингмар с вашей империи. — Я для наглядности обвел кружочком цифру.

— Семь миллионов?! — Императрица вскочила со своего места, опрокинув стул и уперевшись сжатыми кулаками в стол, низко склонившись над отчетом. — Эти ублюдки мне всего четыре ссудили на войну, а тебе паршивцу семь миллионов на голый зад отсыпали?!

— Ну, это же на перспективу. — Я пожал плечами. — Война была выгодна лишь единицам, тем кто был завязан подрядами на армию, а здесь понемножечку, но каждый в итоге, кто смотрит дальше своего носа получит свой откат.

— Какой откат? — Она удивленно уставилась на меня. — Еще не срублено ни одно дерево, еще не заложен ни один камень, ничего не подписано!

Она схватила листок, со стола пряча его куда-то в закрома ажурного платья.

— Не туда смотрите. — Я с тоской проводил взглядом похищенную столь наглым образом документацию. — Ко мне подтянули три десятка строительных артелей, считай каждая от своего торгового дома. Они строят склады, разворачивают дороги, кое-какую землицу выкупили под жилую застройку и торговые лавки.

— То есть сейчас, эти упыри вылизывают твое баронство с головы до пяточек, за свои деньги, совершенно наплевав на свое родное государство?! — Император в недоумении уставился на меня. — Де Кервье вообще в курсе?

— В курсе. — Раздался сухой голос старушки, заставив нас обоих вздрогнуть от неожиданности.

Начинается. Вечно у меня день открытых дверей, заходи кто хочет, забирай, что приглянулось. Маленькая пожилая женщина неспешно подошла к нам, поправив на столе чайные приборы и подняв опрокинутый императором стул.

— Мне когда Гербельт показал цифры, я сперва по старинке организовала три звена бойцов для нашего мальчика, разозлилась малость, решила удавить. — Она пододвинула еще один стульчик, присаживаясь на него. — Пять поваров, уже получили указ засыпать всю его еду ядом под завязку, восемь арбалетчиков сидят по дворцу ждут команду.

Я почувствовал, как к горлу подкатывает ком страха.

— Но потом посидела, чайку попила, с медком, тебе тоже, кстати, советую что-то вид у тебя бледноватый. — Она кивнула в мою сторону. — В общем, упокоилась и решила, что пусть будет все как есть.

— Ты видела, какие суммы они в его землю вливают? — Император, явно успокоившись, так же присел на стульчик, заботливо ухаживая за экс королевой разливая чай по кружечкам. — Это просто уму не постижимо!

— Да мне тоже с трудом вериться, что мы с тобой сейчас сидим рядом с самым богатым человеком во всем мире. — Старушка мило улыбнулась. — Представляешь, времена настали? Ты когда-нибудь могла себе такое представить? Уж не я так это точно.

— Ох, Вальери и не говори. — Та покивала сокрушенно королеве головой. — С каждым годом я смотрю по сторонам и не узнаю этот мир, все меняется, времена, когда можно было все проблемы решить, ударом честной стали в спину, безвозвратно уходят.

— А жаль. — Император отсалютовал кружечкой де Кервье.

— И не говори. — Вальери де Кервье так же подняла свою кружку. — Мне вот знаешь, что покоя не дает? Куда он все эти деньги денет?

— Кстати да! — Император с старушкой на пару уперлись в меня взглядами. — И что вы господин барон имеете сказать по этому поводу?

— А я что? — Мне было неловко до жути. — Я все отдам.

— КОМУ?! — На пару выпалили женщины, подавшись вперед.

— Да кому я могу отдать? — Я смущенно пожал плечами. — Жене конечно, больше некому…

— Нет ну скажи на милость, где таких мужиков делают?! — Де Кервье закатила театрально глаза.

— А главное, почему нам в свое время всякая «шалупонь» под юбки лезла? — Император хлопнул кулаком по столу.

Уже под вечер император вернулся в выделенное под его делегацию крыло дворца, несколько устало, отдавшись в заботливые руки фрейлин, дабы те помогли снять платье, расчесать после укладки плотное покрывало шелковистых волос и снять косметику. Руки девушек заботливо снимали боевое облачение прекрасной…императрицы, в то время как вереница слуг прямо в спальню внесла огромную инкрустированную серебром и золотом, бадью больше похожую на миниатюрный бассейн и теперь наполняла ее горячей водой, а так же тяжелыми лепестками роз.

Легкая улыбка коснулась строгой и несколько надменной красоты на ее лице, когда, горячая вода сделала свое дело, раскрыв поры на лепестках, от чего те выпустили в воздух дурманящий аромат сладких масел.

Большое в два человеческих роста зеркало стыдливо высветило, как легкая накидка соскользнула с плеч, горделивой ланью, или даже больше грацией похожей на кошку статью продемонстрировав обладательнице сего тела всю ее красоту и великолепие. Императрица неспешно погрузилась в горячее великолепие ласкающей воды, с блаженством прикрыв глаза и легким взмахом руки отпуская всех своих девочек послушниц.

Внесенные ряды канделябров успокаивающе мерцали рядами свеч, мягко подчеркивая наступление ночи, а легкий пар, наполненный ароматом цветов, был подобен мягкой и ненавязчивой музыке, ласково баюкая тело и душу.

Все было идеально, казалось даже тишину в покоях, подобрали в специальных тонах, но зыбкость идиллии внезапно была нарушена смещением теней по углам. Это было, словно ветром подернуло свечи, серость теней всколыхнулась безумными волнами, совершенно неожиданно замерев сгустком тьмы в дальней оконечности зала.

— Гальверхейм! — Сгусток тьмы сплел некое подобие человеческой тени, весьма в подробностях и всех оттенках серого выстраивая контур с узнаваемыми чертами, высокого худощавого и седоволосого мужчины. — Ты сделала, что я просил?

— О боги, Алексис! — Легкая гримаса недовольства коснулась лица императрицы. — Ты совсем за чередой этих лет подрастерял свою галантность и такт? Где твои манеры герцог? Не видишь, дама изволит отдыхать!

— Прости Галчонок. — Призрак отобразил усталую улыбку. — Но у меня мало осталось времени, они заключили договор с Дочерью Луны.

— В игру вступает Тайшана? — Желваки заиграли на острых скулах императрицы. — Плохо дело, ты хоть и редкостный гад, но тебе не откажешь в шарме мой старый враг.

— Мне тоже было приятно все это время гоняться за тобой. — Рассмеялась тихо тень. — Так что мальчик?

— Мальчик? — Императрица передернула плечами, нахмурив брови. — Он взял твой подарок.

— Хорошо. — В подтверждение слов тень мягко склонила голову. — Очень хорошо, корми его с рук аккуратно Гальверхейм, не потеряй его.

— Мне он нравиться. — Женщина откинула назад голову, прикрыв веки. — Знаешь, на тебя похож, вернее на того, каким ты был когда-то очень давно.

— Не играйся Галчонок, не влазь сюда, это не твоя игра! — Тень взволнованно подернулась рябью. — Не испорть мне мальца!

— Да я что? — Женщина кокетливо в полуулыбке вскинула бровь. — Подумаешь, какие мы нежные, я может из благих побуждений.

— Не смеши меня, где мы с тобой и где благие побуждения? — Тень сурово нависла над бассейном. — Смотри у меня! Головой за него отвечаешь, никто не должен знать о его судьбе!

Два разных полюса города замерли в каком-то тягостном ожидании. У южных ворот лейтенант Персиваль, впервые за чуть более чем двадцатилетний стаж несения караула на вратах города, с замиранием сердца всматривался в приоткрытые створки, а выше не ведая о том, точно так же у северных ворот замер караул лейтенанта Келснера.

Полдень. Жаркий с высоким и жарким солнцем, никогда не был помехой для бесконечной вереницы посетителей Финора. Так было определенно еще более ста лет назад, западные и восточные ворота выпускали из каменного мешка стен, а север и юг были приемной. Здесь никогда не было перерыва, народ грязной мутной и разномастной толпой втекал в узкие стены города, дабы затеряться в нем, разбившись на тысячи судеб и вот сейчас, привычный порядок вещей был нарушен. Городская стража юга и севера с недоумением взирала на внезапно онемевший зев врат, впервые наверно за все время, что люди здесь несут службу совершенно остановившийся, совсем. То есть полностью. В ворота города вдруг совершенно прекратили входить люди.

— Лейтенант? — К Персивалю подходил его десяток, в недоумении оглядываясь по сторонам. — Что происходит?

И точно так же стражники северных врат осторожно жались к Келснеру, пытая его вопросами, что впрочем было бесполезно, так как не тот не этот совершенно не догадывались об истинном значении сей немоты.

— Тихо! — Келснер поджарый властный мужчина, воздел сжатый кулак, прекращая пересуды. — Встали по местам, я кажется что-то слышу.

— По местам! — Персиваль так же расслышал какой-то приближающийся гул. — Всем внимание!

Но внимание требовать от служивых не нужно было, оно что с севера, что с юга всецело и так было приковано к распахнутым створкам, сквозь которые просматривался хорошо кусок тракта и нарастающее облако дорожной пыли.

— Боги поднебесья! — Первыми всполошились стражники с севера, внезапно словно тараканы, брызнувшие в разные стороны из-под тапка. Келснер бывший бравый вояка не сразу осознал всю плачевность своей ситуации, в считанные секунды все его подчиненные скрылись в караульных помещениях, оставив лейтенанта одного в центре ворот, с открытым ртом и бешено стучащим сердцем, причем не в груди слева, а где-то, судя по ощущениям гораздо ниже.

Мощь вот как можно было охарактеризовать дутого мышцами вороного коня тяжа, что внес первым в ворота своего пугающего седока. Да, это не простой конь, по его виду можно было подумать, что этот конь съел еще одного коня, что бы его мышцы и холка смогли достичь подобного размера. Специальная рыцарская порода, Келснер когда-то в былые годы служивший в армии и повидавший разного на своем веку, знал, что подобный жеребец стоит по деньгам как три деревеньки разом со всем скотом как двуногим, так и более дорогим, четвероногим. Это не тупые клячи по золотому отдаваемые конными заводчиками, это целая история и аристократия в мире животных. Только знать и только рыцарские семьи имели право владеть подобным великолепием, заточенным исключительно под их нужды. Машина смерти, даже в таком виде, использования его как средство передвижения, монстр помимо седока нес на себе специальный доспех, увенчанный сотней всевозможных шипов и рогов.

Келснер немного запоздало, но по уставу склонился в поклоне, ибо других толкований быть не могло, сидящая на жеребце коротко стриженная и закованная в тяжелый доспех женщина принадлежала ордену бестиаров, самому грозному, беспощадному и старому ордену короны, чей авторитет никогда и никем не ставился под сомнения, по крайней мере, в твердом уме и трезвой памяти, так сказать во избежание. В подтверждение его мыслей следом за женщиной в ворота въехал знаменосец, на таком же тяже и так же при полном доспехе. За его спиной развевалось кроваво красное знамя с черным шипастым крестом, а древко венчал оскалом зубастый череп какой-то злобной твари.

— Ты старший? — Женщина не удостоила его даже взглядом, заговорил знаменосец.

— Да господин. — Произнес лейтенант, не поднимая головы, теперь ему была очевидна причина того, что дорога в миг опустела, никто и никогда бы не посмел идти рядом с такими попутчиками, а тем более обогнать или осмелиться плестись в хвосте. Бестиаров знали все, причем помимо их прямого функционала и правого дела исполняемого ими, по большей части народ шептался о другой стороне медали, ведь не для кого не секрет, что рыцари похищали детей, именно так. Что бы получился толк из бойца, не достаточно иметь храброго сердца и дюжих кулаков, его еще необходимо воспитать соответственно, заложить с малых лет не только мотивацию в голову, но и специфическую моторику, дабы тело в совершенстве подходило для нелегкой науки владения хладным и смертельным железом. Там нет ни грамма страха, там нет ни миллиметра сомнений за этой железной броней, говорят даже, что в застенках замка Дош, некогда простые смертные дети в муках боли и алхимических парах чадящих курен, навсегда теряют свою человеческую суть, меняя не только свой разум, но и частично тело.

— Пиши. — Презрительно процедил знаменосец. — Командор Шернье прибыла по приглашению Ганса Гербельта в Финор, с ней пятьдесят и два рыцаря, семь повозок инвентаря, четыре с вспомогательным снаряжением, и три будки.

Страж на негнущихся ногах, по уставу встал за деревянную трибуну, дрожащими руками ведя полагающуюся запись на грамоте.

Будки…

Казалось, и без того черная волна страха усилилась еще большими оттенками тьмы. Целое крыло в полной своей комплектации входило в город, а с ними верные их подручные, черные псы Гаркона! Жуткие гончие, верные загонщики и следопыты, а главное убийцы со щенячьих лет взращенные на жажде погони и крови терзаемых ими жертв. Эта порода собак выводилась бестиарами специально, а все те же слухи разносили по свету молву, что им скармливали детей не прошедших ряд испытаний в ордене.

На испуганного стражника, никто больше не обращал внимания. В город стройными рядами вливалась стальная мощь рыцарского ордена. Слаженные ряды, четкие и короткие действия, вся группа шла на марше, без запинки продвигаясь к цели. Это одна из характерных черт бестиаров, вместо плюмажей и лент, их доспехи, как правило украшали шипы, а лица шрамы. Крытые возы кунги, были по бортам увешаны жуткими алебардами, пиками, рогатинами. С тыльной стороны повозок, Келснер рассмотрел барабаны с шипованными железными цепями, а на один из барабанов была намотана стальная сеть, явно не рыболовного толка. Те самые будки, о которых ему сообщили, были укрыты шкурами, страж лишь рассмотрел в щель понизу крупные черные лапы собак беспокойно возившихся в клетках. Причем в полной тишине, да уж, похоже, народ правду говорит, что собакам рыцари горло надрезают в особом месте, после чего они немыми становятся. Это мол специально, твари всякие, на которых охотятся рыцари, очень чутки слухом, а вот такую немую загонную охоту не все в силах распознать.

И пока на севере, в ворота вливалась серая сталь, на юге лейтенант Персиваль, совершенно внезапно осознал, что так же как до этого его коллега с севера, он остался один посреди ворот, в то время как вверенные в его подчинение бойцы бросая оружие, прячутся по караулкам.

— Этого не может быть! — Не веря своим глазам, шептал он себе под нос снова и снова.

Но сколько не шепчи молитв, реальность на юге ознаменовалась в черно зеленых тонах развернутого знамени, на котором раскинув лапы был изображен весьма подробно жуткий паук.

Страшно? Еще бы, ведь именно сейчас и здесь в реальности оживали все детские сказки страшилки королевства в лице подлых и вероломных братьев Детей Солнца, их полной противоположности, темных и злобных эльфов с далекого и таинственного юга. К городу подходил отряд дьесальфов, чего не случалось в современной истории, наверно уже больше пяти сотен лет назад, хоть память и легенды о них до сих пор жили в умах народа. Ведь кто как не они создатели всего зла в мире? Это именно их создания дурным наследием оживали в ночных кошмарах, обретая лик оборотней и вампиров, жутких некромантов и прочих тварей, что по сей день собирали обильную кровавую жатву с людских поселений и городов.

— Боги поднебесья сохраните! — Побелевшими губами произнес он.

— Ты старший? — Вперед отряда дьесальфов, выехал другой эльф на пепельно-сером подтянутом жеребце, в котором лейтенант признал уполномоченного посла льесальфов, а так же преподавателя магической академии Финора, Леофоля Лаурекана. Персиваль впервые видел этого строгого и красивого эльфа в столь плачевном состоянии. Через все его лицо шла повязка, скрывающая один глаз, что впрочем, не скрывала в достаточной мере пунцовый свежий рубец шрама под ней. — Хватит глазеть на меня деревенщина, иди пиши по уставу, в город по приглашению клана Темной Ели въезжает посол Детей Луны, для открытия своего представительства в королевстве!

Вот так была совершенна историческая запись в хрониках королевства. Ровно семьдесят дьесальфов, из которых пять десятков, были знаменитым отрядом «Тени», легенды о которых гласят, что более профессиональных убийц мир еще не знал, пятеро официально были записаны как мастера некроманты, все остальные были телохранителями Великой Дочери Луны Тайшаны Ледельер.

Свидетели потом по-разному описывали это событие, но факт в том, что кроме перепуганного лейтенанта в тот момент у ворот даже собак не было видно. Весь отряд кутался в просторные плащи, лошади гнули шеи, и лишь один человек испуганно и недоуменно провожал их взглядом, когда они вереницей неспешно втягивались в узкие городские улочки

— Что ж это такое-то? — Практически синхронно на разных оконечностях города вопросили пустоту два стражника не подозревая друг о друге. — Ну и времена настают…

— Ну-ка милок, подь сюды к бабушке. — Милана Хенгельман с нехорошим прищуром поманила пальчиком к себе графа Десмоса, что несколько затравленно взирал на двух старушек, которые словно торнадо ворвались в усадьбу и выловили его в подвале дома, зажав в неприметном тупике.

— Я вас слушаю сударыни. — Граф учтиво отвесил поклон.

— Нет родненький. — Покачала головой Априя. — Это мы тебя слушаем.

— Да-да. — Покивала ее сестра. — Очень внимательно слушаем.

— А что собственно произошло? — Десмос пальчиком поправил манжет воротника, что в считанные секунды, словно удавка стал сдавливать горло.

— Веселый парень не находишь? — Априя вскинув бровь, посмотрела насмешливо на сестрицу.

— И не говори, прям сама невинность. — Милана сложила на груди руки, поджав губы. — Я тебе сейчас за твои взмахи невинности ресничками, и старательно глупую мину на лице, вскипячу прямо в твоем черепе, не вынимая, твои глазные яблоки сраный кровосос.

— Дамы! — Граф вскинул руки. — Прошу, давайте обойдемся без насилия!

— А мы насиловать тебя пока и не собирались. — Априя несколько двусмысленно окинула его взглядом с ног до головы. — Мы пока шли, думали потихоньку и по краям поджарить тебя.

— Хотя идея неплохая. — Милана подмигнула сестре. — Может, с этого и начнем?

— Все сдаюсь! — Десмос молитвенно сложил руки.

— Слабак. — Презрительно хмыкнула Априя Хенгельман.

— И как давно ты знал, что разум Тины все еще жив в теле гончей? — Милана сбросила личину веселья, становясь предельно сосредоточенной.

— Недавно. — Граф опустил взгляд. — Несколько месяцев назад мы пускали их в работу, там-то я впервые и ощутил ее отклик.

— Почему никому не сказал?! — Милана Хенгельман схватилась за голову.

— Кому? — Граф как-то печально покачал головой. — Ульриху? Вы вообще представляете его реакцию? Или может госпожа Милана, запамятовала, что Тина с бароном были в несколько других отношениях, нежели прочие? Тина была убита и за этим последовали серьезные последствия, о которых не мне вам рассказывать, опять же, насколько мне известно, вы не обещали «посмертия» для нее Ульриху и как бы он повел себя с вами, я тоже опасаюсь представить.

— Я не обещала, я и не давала! — Милана перешла на крик. — О каких отношения ты говоришь? Она была телохранителем при нем, что я еще не знаю?

— Девочка была влюблена в него. — Десмос нервно сглотнул подступивший ком к горлу.

— …! — На пару выдали сестрички, округлив рты.

— Нет-нет, сейчас же скажи что все это не так! — Милана Хенгельман отрицательно мотала головой. — Я не знала, демоны вас всех раздери, ну телохранитель, ну друг, но только не любовь! Ты то старый дурак о чем думал вообще? Это же твоя дочь, ты ее инициировал!

— Ну, вообще-то, если вы не забыли, мне в то время вот эти красивые ручки и не менее красивые ножки по отрубали нахрен! — Уже вспылил вампир. — Я как личинка жука больше года под землей провалялся, не жив, не мертв, откуда мне было знать о ваших планах!

— Какая же я дура! — Милана схватилась за голову. — Я думала все из-за Валентина!

— Все да не совсем. — Поумерив пыл, произнес вампир. — Я сам и половины не знаю их отношений, и себя не вини ты потеряла брата и обрела вновь сестру, не мудрено было забыть про эмоции окружающих, когда свои захлестывают через край.

— Боги Мила. — Априя обхватила сестру за плечи. — Теперь ясно, что искал в доме де Тид, он искал больное место, что бы надавить на него.

— Что вы узнали? — Десмос нервно повел плечами.

— Ничего нового. — Печально произнесла Мила. — Все старо как мир. Паразит из чувств в ней, смог пробить грань междумирья, она вернулась к нему, а я помогла обрести ей тело. Это история боли, это то, что вернуло когда-то в этот мир Адель, Белую Смерть, заставляя годами убивать всех вокруг. Ты знаешь, мы некроманты для создания слуг всегда выискиваем таких покойников. Особенных, тех, кого не нужно силком вытягивать из небытия, а именно таких, которые сами держаться за оставленное здесь. Лучшие призраки, самые сильные убийцы. Я всего лишь хотела создать безмозглый инструмент, а в итоге сотворила шедевр всей своей жизни, идеальное соотношение эквивалента жажды и стремления вперед.

— Я думал это просто эхо узнавания. — Граф нервно разорвал воротничок устав его дергать и поправлять. — Ты же не хочешь сказать, что все это время в бочке у нас, сидело живое и чувствующее существо? Умоляю, скажи, что она это не она, скажи, что хотя бы сон был избавлением для нее.

— Я не знаю. — Милана опустила взгляд. — Это выше моего понимания.

— И что же с ней сделал Тид? — Граф подался вперед.

— Он освободил ее. — Вместо сестры ответила Априя. — Мы пока не знаем как, но он отвязал ее поводок и научил выживать без питательной среды.

— Она разумна? — Граф нервно принялся расхаживать не находя себе места. — Она сможет контролировать себя?

— О да. — Невесело рассмеялась Милана Хенгельман. — Думаю сейчас у бесовки все под контролем.

— Что же теперь будет? — В пустоту больше для себя спросил вампир.

— Ох граф, ты даже не представляешь половины из того, на что способно любящее женское сердце. — Печально улыбнулась Милана Хенгельман. — Даже половины…