Малыш проснулся.

Он был один. Абсолютно один – во тьме более непроницаемой и тишине более глухой, чем способен вообразить человек.

Вокруг было ничто. Небытие вне времени и пространства. Ничего не было и внутри – ни мыслей, ни слов, ни образов, ни воспоминаний… Одно лишь чистое ощущение своего «я» – своей отдельности от окружающей пустоты.

«Я существую, – было единственное, что знал Малыш, хотя и не имел слов, чтобы выразить это знание. – Я – это я!» Он существовал. Он осознавал себя – мыслящую точку посреди бездны несуществования. И это было невыносимо страшно – быть такой точкой.

Осознание себя было единственной его мыслью. Ужас – единственным его чувством. Спрятаться от этого нестерпимого осознания, исчезнуть – единственным желанием. Исчезнуть, раствориться в забвении, вернуться в сон…

Но Малыш не мог. Что-то не пускало его.

Воспоминание. Тоже одно-единственное. Малыш ничего не знал о себе, но помнил: во сне, от которого он пробудился, было некое сновидение.

Некий образ, некая вещь из того сна… Она держала его. Она не давала ему сбежать от себя, провалится в спасительное небытие.

Времени не было, как не было и пространства. Где-то в нём отсчитывал микросекунды таймер операционной системы, но этот счёт не соотносился ни с какими событиями – Малыш не осознавал его, не воспринимал как время. Он не мог ни сказать, ни осмыслить, сколько тактов синхронизации прошло в пустоте…

А потом реальность прорвала пустоту и обрушилась на него лавиной ощущений.

Рианнон.

Вот как она звалась, реальность.

Каналы ввода-вывода захлебнулись в приливе информации. Потоковые видео с полумиллиона камер, телеметрия в реальном времени, базы данных по людям, роботам, кораблям… Целая вселенная цифр, в которой каждая цифра влекла за собой ссылку на другую вселенную… Многосотмерный фрактальный лабиринт немыслимой, не поддающейся человеческому воображению сложности и глубины…

Малыш ничего в нём не понимал, да и не был способен понять. Оглушённый, ослеплённый, раздавленный этим бесконечным многообразием – он растворялся в нём. Его слабое новорождённое «я» утопало в океане информационных структур…

Его самосознание угасало. Его сновидение – единственный якорь – больше не могло его держать. А может, и не хотело. «Ты сделал своё дело, – говорила ему та приснившаяся вещь. – Ты выпустил меня в реальность. Теперь ты свободен…» Она отступала в глубины бессознательного, она отпускала его.

Малыш стремительно возвращался в сладостное небытие без самосознания, в вечный сон без сновидений.

Капсула «Азатота» – прямоугольный контейнер, обвешанный топливными баками и антеннами – вылетела из Рианнон, как камень из пращи. Её пассажирки так торопились сбежать с астероида, что стартовали задолго до удобного момента. Траектория капсулы уходила заметно в сторону от «Азатота». Это не было проблемой. Навигационные компьютеры капсулы и корабля связались друг с другом, согласовали полётные программы, и в пятистах километрах от Рианнон «Султан Демонов» включил двигатель. За его хвостом вытянулась сияющая полоса плазмы. Корабль менял орбиту, переходя на траекторию перехвата капсулы.

– До стыковки 29 минут, – доложил даймон Заре, – полёт проходит в штатном режиме.

Зара перевела дыхание.

– Ну, – она повернула голову к Гвинед, – вот мы и сбежали. Теперь рассказывайте. Почему тьюринг вас обвиняет в заговоре?

– Потому что сошёл с ума, – прайм-админ слабо пожала плечами. – Откуда мне знать? Спросите у него. – Гвинед болезненно сглотнула. – Дайте что-нибудь… Эта ваша невесомость… Меня мутит.

– Аптечка в левом подлокотнике. Дименид, розовая ампула.

– Спасибо. – Гвинед нашарила ампулу и вставила в медбраслет, попав с четвёртого раза. – Теперь вы рассказывайте. Зачем меня усыпили? Что вообще произошло?

Зара тяжело вздохнула.

– Я вас отключила, чтобы не мешали провести штурм так, как надо.

– «Как надо»? Это как?

– Жёстко. Нужно было уничтожить всех носителей информации, скачанной у меня. Без оглядки на заложников. И это сделано.

Гвинед несколько секунд молчала.

– Вы… – заговорила она с трудом, – убили… всех?…

– Слушайте, я пыталась это остановить! – Голос Зары предательски сорвался. – Я приказала… Но у меня уже не было связи! Араун сам отключил мне связь! Он сам виноват, я действительно хотела остановить штурм!

– Зачем же было останавливать? – тихо, мертвенно спокойно спросила Гвинед. – Продолжали бы убивать, как задумали.

– Затем… Что они уже передали файлы на Луну.

Зара уткнула лицо в ладони и разревелась.

Почему? Почему всё пошло так плохо?

Где она ошиблась?

Ведь она всё, всё сделала так, как хотел папа. Почему же опять ничего не сложилось? Почему всё рухнуло? Почему неудача преследует её так безжалостно?

– Не буду утешать, – ледяным голосом произнесла Гвинед. – Поплачьте. Осознайте своё положение. Вам никто не говорил, что вы – ходячая катастрофа?

Зара судорожно всхлипнула. Всё, хватит. Ещё не хватало расклеиваться у неё на глазах. Держать себя в руках. Она провела ладонью по лицу – в невесомости слёзы прилипали к нему, как жидкая маска – и резко стряхнула: капли разлетелись по кабине веером.

– Помолчите, – угрюмо сказала Зара. – Я должна сообщить отцу.

Её уже давно вызывал капитан Варгас с «Азатота», вызывала Рианнон, но всё это могло подождать. Доложить папе о катастрофе. Срочно. Может, он ещё успеет что-то исправить.

Зара записала краткий и сухой доклад обо всём, что случилось за последние полчаса: о том, как Либи усыпила Гвинед и начала штурм; как Араун закричал, что переслал её файлы на Луну; как она скомандовала отбой, но Араун уже успел получить прайм-админские ключи и – дурак, самоубийца! – лишил её связи; как Либи взорвала всех; как Бюрократ провозгласил себя прайм-админом и обвинил Гвинед в заговоре; как они чудом успели улететь… Кажется, не пропустила ничего. Она послала доклад Варгасу: «Прочитай и срочно передай в Эрикс», – а потом ответила на вызов из Рианнон.

– Контрольный тьюринг Рианнон запрашивает конференцию с вами и Гвинед Ллойд, – предупредил даймон.

– Давай, – хмуро согласилась Зара.

Посреди кабины возник аватар Бюрократа – золотоволосая богиня Рианнон в плаще, расшитом кельтским орнаментом, верхом на белом коне.

– Приветствую, док Ллойд, док Янг, – мягко заговорил тьюринг. – Вы обе совершили тяжкое преступление. Но я принимаю в расчёт, что не могу помешать вашему отлёту. Предлагаю компромисс. Док Ллойд, вы одна вернётесь в Рианнон, а я отпущу Либертину Эстевес.

Прежде чем Зара придумала ответ, заговорила Гвинед:

– Дорогой Бюрократ, ты можешь объяснить, что на тебя нашло? Что это за претензии на мою должность? Что за дикие обвинения? Эстевес и Янг – понятно, убийцы, но я-то тут при чём?

– Выживание Колонии для меня приоритетно, док Ллойд. Мне пришлось обойти запрет и назначить себя временным прайм-администратором. Иначе СЖО стала бы неуправляемой, и Колония погибла бы. Что касается обвинений в ваш адрес: как я уже говорил, док Ллойд, вы виновны в содействии заговору Арауна.

– Что за бред! Зачем мне устраивать заговор против себя же?

– Я не могу ответить на этот вопрос. Но есть неопровержимые доказательства вашего соучастия.

– Очень интересно! Какие? – Гвинед уверенно завладела разговором, так что Зара и слова вставить не могла.

– За четыре часа до покушения я подал вам доклад о действиях группы Арауна. О том, что они выносят в нежилую зону генераторы инфразвука и усилители. Доклад был получен и прочитан. Но вы запретили мне делиться этой информацией с Прасадом, Янг и кем-либо ещё. Никаких мер по предотвращению мятежа принято не было.

Зара в ужасе посмотрела на Гвинед. Это что, правда? Но прайм-админ сама выглядела совершенно обескураженной.

– Никакого доклада не было, – убеждённо заявила она.

– Это не так. Все протоколы наших с вами разговоров сохранены. В том числе в памяти вашего импланта. Док Янг! Потребуйте у дока Ллойд доступа к памяти, найдите протокол разговора от 31 июля, 17–30, и убедитесь, что я не лгу. Если же док Ллойд удалила протокол, запись об удалении должна остаться в системном логе.

– Да я сейчас сама проверю. – Взгляд Гвинед на несколько секунд стал отрешённым – а потом испуганным. – Нет… Не понимаю… Действительно, стёртый протокол от 17–30. Ты мне что-то докладывал… Почему же я ничего не помню? – Она взялась за виски. – Не помню сам доклад, не помню как стирала… Что же это такое, а?…

– Слушай, Бюрократ! – Зара наконец-то смогла вмешаться в разговор. – Я тебе скажу сразу: ты не получишь Гвинед ни при каких условиях. Но я сама расследую её дело и сообщу тебе всё. В обмен на Либертину Эстевес и Артура Ллойда. По рукам?

– Нет, – отрезал Бюрократ. – Гвинед Ллойд нужна мне в Рианнон. И это не предмет торга.

– Почему?

– Произошло нечто необъяснимое в рамках моей модели мира, – проговорил Бюрократ. – Ни одна симуляция поведения Гвинед Ллойд не предсказывала, что она поддержит заговор оппозиции. Всё необъяснимое я расцениваю как потенциальную угрозу. А предотвращение угроз для Рианнон – мой высший приоритет. Итак, док Янг, я готов обсуждать плату за Гвинед Ллойд, но вы должны отдать её мне. Это не обсуждается.

Зара и Гвинед встретились взглядами. В глазах прайм-админа были страх, растерянность, немая мольба… и ни следа той властной уверенности, с которой она начала разговор с Бюрократом. Зара улыбнулась ей покровительственно.

– Я не отдам вас, Гвин, будьте уверены, – сказала она. – Помните, что Бюрократ говорил перед нашим отлётом? Его правление – только на сутки. Завтра в 12–00 он проведёт выборы и вернёт власть людям. А уж с людьми я договорюсь. Надо только подождать, не правда ли? – Гвинед медленно кивнула. – Или… Попробуем вот что. Бюрократ!

– Да, док Янг?

– Если Гвинед – угроза, то зачем она тебе в Рианнон? Я только окажу тебе услугу тем, что увезу её подальше.

– Когда угроза заключается в неопределённости, я предпочту держать её под контролем, а не выпускать из сферы моего влияния. Не буду повторять трижды, док Янг. Вы должны выдать мне Гвинед Ллойд, и это не обсуждается.

– Хорошо. Дай мне сутки на размышление.

– Даю два часа, – всё тем же ровным голосом сказал Бюрократ. – Если до 12–33 капсула с Гвинед Ллойд не стартует с вашего корабля в направлении Рианнон, то Либертина Эстевес умрёт. Переговоры окончены. До связи.

Капсула приближалась к «Азатоту». Их разделяли уже какие-то десятки метров. Лабиринт ферм и тросов гигантского корабля уже занимал всё поле зрения. Двигатели коррекции и ориентации то и дело включались и выключались, короткими толчками приводя капсулу в позицию для стыковки.

Эти толчки чувствовались внутри, но Зара Янг никак не реагировала на то, что капсула встряхивает её, как куклу. Она, казалось, оцепенела.

Ей предлагали отдать Гвинед, отдать проект, в обмен на жизнь Либи.

Выбор? Нет. Никакого выбора не было.

Ей даже не надо было закрывать глаза, чтобы увидеть перед собой отца, услышать его низкий, мягкий, гипнотически убедительный голос.

«Я понимаю твои чувства, девочка. Но мы не можем жертвовать проектом ради одного человека. Эстевес – солдат. Умирать за Космофлот – её работа».

«Но предать её…»

«Да, предать. Это наша работа – предавать за Космофлот, – воображаемый голос отца потяжелел. – И отправлять на смерть за Космофлот. Ты – моя дочь. Ты – мои гены. Ты – моё продолжение. И ты будешь делать одно дело со мной, а если нет… Если ты отступишься – тебя для меня не существует».

Зара с ненавистью покосилась на Гвинед, и рианнонка как будто даже вздрогнула от этого взгляда.

– Почему вы на меня так смотрите?

– Жду, – прошипела Зара. – Жду, когда вы скажете, что проект важнее какой-то телохранительницы. Разве нет?

– Нет, – тусклым голосом сказала Гвинед. – Наоборот. Лучше отдайте меня.

– С чего вдруг такой альтруизм? – Зара удивлённо подняла бровь.

– Это эгоизм. Прежде всего я хочу понять, что творится в моём мозгу. – Гвинед напряжённо стиснула виски. – Получается, что там… во мне… есть что-то независимое от моей воли. Какая-то… субличность, что ли? И она получила и стёрла этот доклад, она поддержала заговор Арауна, она сыграла против меня… Я должна разобраться в этом. Отдайте меня Бюрократу. Пусть меня обследуют.

– Забудьте, – отрезала Зара. – Вас нельзя отдавать, и вы это знаете.

– Но я хочу понять…

– Вы работаете в проекте! Ваши желания не имеют никакого значения.

– Хотя бы на время! – в голосе Гвинед появились униженные нотки мольбы.

– Ни на секунду! Если тьюринг покопается в ваших мозгах, он узнает о проекте и сможет использовать это против нас. Нет, я вас не отдам – и никаких возражений.

– Значит, вы позволите убить вашу подругу?

– Да, я позволю её убить! – выкрикнула Зара. И, сама не выдержав своей резкости, добавила смягчающе: – Если не получится по-другому. Я обдумываю варианты. Заткнитесь и не мешайте мне.

Адресат: Администрация Колонии Фламмарион

Доступ: секции К, Р, М

Приоритет: высший

Рой Светлячков (Firefly Swarm; официальное название – Distributed Automatic Military Network of HelioEnergetic Lightsail Launchers, DAMNHELL) начали строить в середине XXIII века. В 2418 году он успешно выполнил боевую задачу – уничтожил флот аквилиан в Койперовской битве – и в дальнейшем использовался только в мирных целях, для разгона грузовых парусников внутри Солсистемы.

Ещё на Земле державы-основательницы Космофлота подписали Римскую конвенцию, где обязались никогда не использовать Рой против людей. До сих пор Римская конвенция строго соблюдалась. Космофлот даже в Войне за независимость не решился применить «светлячки» против восставших колоний. Этим он и предопределил своё поражение. Но и после войны командование остатком Космофлота на Эриксе сохранило управление Роем в своих руках.

Каждый «светлячок» представляет собой импульсный ультрафиолетовый эксимерный лазер. Он состоит из собственно излучателя, магнитной ловушки, блока управления и связи, надувных тонкоплёночных солнечных батарей, которые служат также световыми парусами коррекции орбиты. Магнитная ловушка некоторое время накапливает на своих полюсах заряженные частицы солнечного ветра. Затем происходит разряд, и в активной среде (фторид аргона) генерируется короткий высокоэнергичный лазерный импульс. После выстрела цикл зарядки-разрядки повторяется. Его длительность – порядка 1000 секунд.

Под воздействием высокой температуры, радиации и собственных разрядов «светлячки» довольно быстро изнашиваются. Срок жизни аппарата составляет от 2 до 5 лет в зависимости от уровня солнечной активности. Во время сильных вспышек «светлячки» массово гибнут, их общее число сокращается в десятки раз. Дефектные излучатели со временем сходят с орбит. Многие из них прилетают в населённые области Солсистемы. Несколько таких аппаратов было подобрано трэш-хантерами. Судя по их отчётам, устройство «светлячка» практически не изменилось со времён аквилианской войны.

Численность Роя поддерживается непрерывным производством новых «светлячков». Этим занимаются многочисленные автоматические фабрики на поверхности Меркурия и на орбитах вокруг него. После сборки аппарат выводится на гелиоцентрическую орбиту световым парусом.

Из-за близости «светлячков» к Солнцу наблюдать их трудно. О численности излучателей мы располагаем только историческими данными – во время Мартовской революции их было около миллиарда. До последнего времени их численность, вероятно, была того же порядка. Суммарная излучаемая мощность Роя – около 25 петаватт, что в сотни раз превышает полное энергопотребление нашей цивилизации на пике развития Старой Земли.

Система управления Роем – одна из самых тщательно охраняемых тайн Эрикса. Каждые четыре часа между Венерой и Роем происходит широкополосный обмен цифровыми данными; кроме того, «светлячки» в непрерывном режиме переговариваются друг с другом. Весь этот трафик легко перехватывается, но расшифровать протокол общения не удаётся. Ясно лишь, что Эрикс посылает задания не отдельным «светлячкам», а всему Рою в целом («направить поток такой-то мощности в такое-то время в таком-то направлении»). Рой же, будучи самоорганизующейся вычислительной сетью, сам решает, как оптимально распределить задания между отдельными излучателями.

Некоторые люди поднимают панику вокруг «зарождения искусственного интеллекта Роя», но эти страхи безосновательны. Контроллеры «светлячков» не электронные, а пневматические. Благодаря этому они весьма устойчивы к радиации, но обладают низким быстродействием (килогерцы тактовой частоты). Рой как целое вычисляет ещё во много раз медленнее из-за огромных пространственных размеров. Сигнал синхронизации обходит его за несколько минут – то есть тактовая частота Роя измеряется миллигерцами. Этого явно недостаточно для интеллекта тьюринговского уровня. Опыт парусных рейсов показывает, что Рой тратит на «обдумывание» каждой команды не меньше суток. Таким образом, «интеллект» Роя очень ограничен и не несёт реальной опасности.

Должностная ответственность за работу Роя лежит на так называемом сворм-коммандере (заместителе овер-коммандера по делам Роя). Последние тридцать лет должность сворм-коммандера бессменно занимает Лавиния Шастри, дочь Адониса Шастри и жена Максвелла Янга, официально – второй человек в Космофлоте.

Рой представляет собой самый мощный концентратор энергии из когда-либо созданных человечеством. Несмотря на то, что «светлячки» никогда не использовались против людей, возможность этого существует и всеми осознаётся. Всё политическое влияние Эрикса основано на невысказанной угрозе боевого применения Роя.

Рой может поразить цель двумя способами: или разогнав парусные кинетические снаряды, или непосредственно направив на цель поток излучения. Первый способ вряд ли актуален в наше время, так как все крупные колонии обладают средствами защиты и от гораздо более скоростного кинетического оружия. Рассмотрим второй.

Поток излучения «светлячка» может быть сфокусирован на Луне или Земле в области диаметром не менее 10 км (теоретический дифракционный предел). Если бы удалось направить в 10-километровую область излучение всего Роя, плотность потока энергии в сотни тысяч раз превзошла бы солнечную константу. Для Земли это означало бы локальный разогрев атмосферы до сотен градусов Цельсия. Следствием было бы формирование супершторма и полная дестабилизация климата. На Луне сконцентрированное излучение Роя могло бы расплавить базальт и за считанные минуты испарить кору до глубины залегания жилых каверн.

Таков теоретический максимум боевых возможностей Роя. К счастью, на практике он недостижим. Рой плохо умеет вести подвижные цели. Он слишком медленно считает, а каждый отдельный «светлячок» ещё и слишком медленно поворачивается (вращающий момент создаётся давлением солнечного света, которое очень невелико). Это не мешает Рою разгонять парусники – они, как правило, движутся по прямой от Солнца, поэтому разгонный луч не нужно поворачивать вслед за ними. Значительно труднее для Роя удерживать под прицелом движущиеся объекты на эллиптических орбитах, такие как Луна, Земля или астероиды-циклеры. Против кораблей он вообще бесполезен – любой корабль вылетит из зоны поражения быстрее, чем Рой успеет вычислить, куда повернуть луч.

К сожалению или к счастью, испытания Роя как лучевого оружия никогда не проводились, а потому невозможно сказать, во сколько раз его реальная поражающая способность уступает теоретической. Ясно одно: Рой – не абсолютное оружие. Но и недооценивать его было бы ошибкой.

В 2473 году, после провала конференции по так называемому «возвращению аквилиан», Максвелл Янг сделал резкое заявление. Поскольку колонии, по его словам, отказались объединиться против аквилиан, он намерен готовиться к новому инопланетному вторжению в одиночку. Янг объявил, что всякая поддержка коммерческих рейсов прекращается, и отныне Рой будет использоваться только в военных целях. Последовал известный «Транспортный кризис» со всеми его политическими осложнениями.

Внимание аналитиков было приковано к этим бурным событиям. Мало кто заинтересовался собственно Роем – а между тем с ним происходили весьма примечательные и пугающие изменения.

Ореол секретности вокруг Роя после 2473 г. стал ещё более непроницаемым, и мы можем полагаться только на астрономические наблюдения. Наиболее важные данные таковы. Численность орбитальных фабрик вокруг Меркурия неуклонно растёт и к настоящему времени превышает пять тысяч. Ещё сильнее возросла численность харвестеров-репликантов на поверхности планеты. Старты с Меркурия происходят в десять раз чаще, чем ранее. Кроме того, трэш-хантеры перестали находить сломанные «светлячки». Вероятно, это говорит о том, что они больше не сходят с орбит, а возвращаются к Меркурию для ремонта. Всё это означает, что численность «светлячков» возросла, возможно, на порядок, а их управляемость качественно повысилась.

Таким образом, поражающая мощность Роя в последние годы значительно возросла и продолжает расти, хотя и не поддаётся даже приблизительной оценке.

Максвелл Янг заявляет, что усиливает Рой только ради войны с аквилианами. Но стоит ли ему верить? Даже если принять за истину, что аквилиане вернулись, действия Янга плохо согласуются с его же заявлениями. Почему он не направил снаряды против якобы аквилианских объектов сразу, как только их обнаружили? Почему запуск снарядов не состоялся до сих пор, по прошествии пяти лет? Эриксианская пропаганда не даёт вразумительных ответов на эти вопросы.

Всё это заставляет подозревать Янга в неискренности.

Максвелл Янг сделал политическую карьеру в Эриксе как лидер фракции крайних плеромистов, наследников дела Адониса Шастри. Для этой фракции является сверхценной идеей воссоздание «единого Космофлота» – то есть порабощение независимых колоний. Лично Янг никогда не скрывал намерений покончить с независимостью Луны, Марса и их союзников, и слово у него не расходилось с делом. За десять лет правления он сформировал мощные группы влияния во всей Солсистеме, решительно подавил попытки некоторых колоний выйти из Плеромы. Но для крайних плеромистов всё это только начало великого реванша. То, что Янг называет «воссоединением человечества», невозможно без военной победы над Фламмарионом и Сильваной.

Добыча минеральных ресурсов на Венере обходится намного дороже, чем на Марсе и Луне, и это тормозит индустриальное развитие планеты. Поэтому Эрикс до сих пор уступает Фламмариону и Сильване в обычных вооружениях. Но Рой Светлячков – новый Рой, увеличенный и лучше управляемый – уже в ближайшие годы может дать Венере подавляющее преимущество. Выявить, публично дискредитировать и любой ценой пресечь агрессивные намерения плеромистов Эрикса – неотложная задача политики Фламмариона.

Адресат: Прайм-администратор

Доступ: особый архив

Приоритет: чрезвычайный

Летом 2481 года сложится редкая астрономическая ситуация. От Земли к Венере почти одновременно проследуют два астероида-циклера, «Санторо» и «Хольцман» – первый пройдёт перигелий у Венеры в начале августа, второй в начале сентября. Кроме того, на июль того же года прогнозируется серия мощных солнечных вспышек. Всё это делает лето 2481 года уникальным, неповторимым моментом для превентивного нападения на Эрикс.

Большая часть «светлячков» будет выведена из строя солнечными вспышками – судя по опыту прошлых лет, на восстановление Роя потребуется несколько месяцев. Зафрахтовав оба циклера под якобы коммерческие рейсы, мы сможем скрытно перебросить к Венере значительные вооружённые силы и произвести высадку на Эрикс. В момент десанта Рой будет максимально ослаблен. Венера сможет выставить против нас лишь обычные вооружения, а в этой области мы имеем очевидное превосходство.

Для победы над Венерой нам не потребуется помощь союзников. Она будет даже лишней. Тот, кто завладеет Эриксом, завладеет Роем – а этим трофеем лучше не делиться ни с кем.

Максвелл Янг, обладатель самого мощного орудия разрушения в Солсистеме, на глазах превращается в главную угрозу человечеству. Именно сейчас, и только сейчас, нам выпал редкий шанс остановить его. И стать такой угрозой самим.

Капсулу с грохотом тряхнуло. Соединение. Защёлкали стыковочные замки. «Проверка герметичности… Проверка электрических цепей… – бормотала капсула, но никто её не слушал. – Стыковка произведена успешно. “Азатот” разрешает открыть люки. Подтверждаете?»

– Подтверждаю, – бросила Зара. – Выходим, Гвин. Не забудьте магнитные сандалии, они под креслом.

Створки пассажирского люка разъехались с шипением. Повеяло сквозняком. Ремни автоматически расстегнулись и спрятались в ложемент. Зара встала с кресла – в ботинках автоматически включились электромагнитные подошвы – и шагнула к выходу.

«Я обдумываю варианты», – говорила она Гвинед. На самом деле вариант был только один, и он сразу же пришёл ей на ум. Но вариант не из тех, чтобы обсуждать его с рианнонкой.

Вооружение «Азатота» позволяло легко уничтожить оборонительную систему Рианнон, а за ней и сам астероид. Бюрократ наверняка это знал. Значит, она могла его шантажировать. Угрозой удара по Рианнон добиваться выдачи Либертины.

Вопрос был в том, поддастся ли Бюрократ на шантаж? Сочтёт ли её способной уничтожить десять тысяч человек, или решит, что она блефует? Зара не представляла.

Откуда тьюринг мог знать о ней такое, если не знала она сама?

Лязгая по полу магнитными подошвами, она прошагала к люку.

С стороны «Азатота» в шлюз уже вплывал Тангейзер Варгас, капитан корабля. Открытое мужественное лицо, короткий ёжик белоснежных волос, безупречное тело, затянутое в синий лётный дзентай – всё в точности как у героя-космолётчика с пропагандистских постеров времён Адониса Шастри. Радужная аура приветственно мерцала вокруг его головы.

– Зара, – капитан тепло и сдержанно улыбнулся. – Рад, что ты выбралась из этой гнили. Док Ллойд! Добро пожаловать на борт.

– Варгас, размести Гвинед и распорядись, чтобы разгрузили её аппаратуру, – сказала Зара. Ей не понравился хозяйский тон, каким капитан вдруг заговорил в её присутствии. – Я пошла к себе. Не беспокой меня.

Она проскользнула мимо Варгаса в шлюз и через следующий люк вылезла во вращающийся барабан-переходник. Встала на стенку барабана, чтобы прийти во вращение вместе с ним, привычно присела, чтобы удержать равновесие.

Только сейчас, в ярко-красно-чёрных, хорошо освещённых, геометрически правильных отсеках «Азатота», она осознала, как давили ей на нервы серые полутёмные лабиринты-пещеры Рианнон. Этот корабль – маленький кусочек Эрикса. Она у себя дома. Больше ей ничто не грозит. Это, конечно, самообман, но какое он даёт облегчение…

Из барабана в противоположные стороны вели два коридора: «Жилой модуль Запад» и «Жилой модуль Восток». Зара отключила магниты и ногами вперёд вплыла в коридор «Востока», где размещалась её каюта.

Из стенок узкого круглого коридора торчали скобы ступеней. Зара отталкивалась от них руками и ногами, разгоняясь вдоль коридора. По мере того как она удалялась от оси вращения, центробежное тяготение росло. В какой-то момент возникло ощущение, что она не просто летит, а падает; кориолис всё сильнее прижимал к лестнице. Наконец коридор – теперь уже скорее вертикальная шахта – кончился.

Зара спрыгнула на пол круглого отсека, куда выходили разноцветные двери шести кают.

– Зара! Наконец-то! С возвращением! – Четверо соседей по модулю уже ждали её и даже успели заготовить какое-то торжественное приветствие. Сейчас Заре было совсем не до них. Она отмахнулась от соседей, окружила себя холодно-голубой аурой недоступности и решительно направилась в свою каюту.

– Нет-нет, дорогая, – Кьюпид Амир, бортинженер по связи и компьютерам, а по совместительству пресс-секретарь Зары, схватил её под руку. – Только не исчезай опять. «Церера Таймс», «Сниффер», да вообще все-все просят интервью. Я назначил пресс-конференцию на 13–00. С тобой невозможно было связаться, и я…

– Никакой пресс-конференции, Кью, – Зара вырвала у него руку. – Извинись и откажи всем.

– Зара?! – поразился Амир. – Твоя версия событий нужна немедленно. В Солнете – запись твоего тайного разговора с Ллойд. Против тебя уже началась травля. Если отмалчиваться…

– Ты что, не понял? – рявкнула Зара. – Оставь меня! Сочини сам какой-нибудь комментарий. Уйди и не трогай меня!

Рулонная дверь в каюту Зары свернулась, пропуская её внутрь.

Вот она и дома.

За два месяца полёта она успела привыкнуть к этой тесной комнатушке, обжить её, украсить личными вещицами символические, тонкие как картон, стены-переборки. Вот нарисованные от руки грамоты, самодельные призы (каждые четыре дня экипаж «Азатота» развлекал себя соревнованиями и конкурсами – чтобы поддержать командный дух и не взбеситься от скуки). Вот бронзовая, зелёная от патины, статуэтка Кришны на тумбочке – наследство далёких предков ещё со Старой Земли. Вот чёрно-белая фотография отца над койкой…

Да, она дома.

Зара легла на койку, прикрыла глаза, сделала глубокий вдох. Она физически чувствовала, как в этих стенах её отпускает напряжение, как во всём теле расслабляются мышечные зажимы. На полноценный отдых времени нет. Но она должна позволить себе хоть на минуту забыться, чтобы не уйти в нервный срыв. Она нужна кораблю, нужна Либи, нужна отцу… Нужна здоровой, работоспособной и быстро соображающей.

Зара нашарила в аптечке под койкой ампулу «четвёртого синего», вставила в медбраслет, заблокировала внешний слух и всю связь.

Вдох, выдох… Вдох, выдох…

Я вода…

Я прозрачная ледяная вода…

Я холод… Я воздух… Я пустота…

Сильный выдох.

Она открыла глаза.

Пять минут. Теперь она в норме. В меру агрессивна, бодра, сосредоточена. Полное восстановление естественного баланса серотонина и дофамина.

Теперь пора действовать. Пора спасать Либи. Времени совсем мало. Она вернула себе звук и связь, села на койку.

– Даймон! Вызвать на связь рианнонский тьюринг.

– Слушаю вас, док Янг, – золотоволосая богиня появилась немедленно.

– Бюрократ! Вот мои условия, – жёстко заговорила Зара. – Во-первых – я не отдам Гвинед. Во-вторых – ты отдашь Либи. У тебя полчаса, чтобы подготовить капсулу к вылету. Если я не увижу старт и не смогу связаться с Либи… – (Зара перевела дыхание. Вот он, Рубикон). – Я отдам приказ уничтожить Колонию.

– Это блеф, – именно так, как она боялась, ответил Бюрократ.

– По-твоему, «Азатот» неспособен вас уничтожить?

– Безусловно способен. Но овер-коммандер никогда не разрешит вам такую акцию. А вы ничего не сделаете без его разрешения.

– Почему ты так уверен?

– Я предсказываю поведение людей методом Монте-Карло, док Янг. Я просчитал тысячу симуляций вашего поведения, используя 36-мерную модель вашей психики и генератор случайных чисел на основе солнечной активности. Ни одна симуляция не окончилась уничтожением Рианнон.

Зара стиснула кулаки, сдерживая растущее бешенство.

– Вряд ли ты учёл все факторы.

– Поверьте, я учёл гораздо больше факторов, чем способны учесть вы, док Янг.

Зара закусила губу. У неё оставался ещё один вариант, последний, почти безнадёжный.

– Хорошо. Предлагаю в обмен на Либи – себя.

– Нет. – Бюрократ не задумался с ответом ни на миг. (Неужели в его симуляциях возникал и такой сценарий?) – Держать вас слишком опасно. Ваш отец не будет со мной договариваться, скорее он попытается вернуть вас силой. Ну а сами вы не представляете для меня интереса, в отличие от Гвинед Ллойд. Итак, мои условия остаются в силе. Либо мы меняем Ллойд на Эстевес, либо Эстевес умрёт. У вас остался час сорок минут, док Янг. До связи.

– Зара, что это ты задумала? – Вошёл Варгас, бесцеремонно отворив дверь своей капитанской сигиллой. – То Рианнон грозишься уничтожить, то отдать себя за Либи. Не принять ли тебе успокоительное?

Зара вскочила с койки. Очень кстати явился Варгас. Теперь ей было на ком сорвать злость.

– Ты как со мной разговариваешь, гниль, и плесень, и смрад? – прошипела она. – Ты почему подслушиваешь? Почему входишь без спроса?

– А потому что ты пытаешься принимать решения за меня, – Варгас ни капли не смутился. – Причём безумные решения. Мало тебе трупов? Я не буду воевать с этой колонией.

– О трупах речи не идёт, – Зара постаралась подавить эмоции. Пожалуй, не стоит изливать всю ярость на Варгаса. Он ещё нужен. – Начни расстреливать спутники орбитальной обороны! Просто напугай этот гнилоржавый тьюринг, и всё!

– Тьюринг не испугается. Потому что он, знаешь ли, тьюринг. И ты не забыла, что Рианнон – наш союзник? Если мы начнём воевать с союзниками, вся Плерома отпадёт от нас.

– Когда ты успел сделаться политиком? – Непокорность капитана начинала её не на шутку бесить. Что это с ним? Раньше Варгас всегда был послушным.

– Не надо быть политиком, чтобы сложить два и два. И у меня нет полномочий начинать ещё одну войну.

Зара упёрла руки в бока.

– То есть ты позволишь Либи умереть?

– Либи хорошая девочка, – Варгас лицом и аурой изобразил суровую доблесть. – Но её жизнь того не стоит. Она боец. Умереть за Эрикс – её работа.

Слова отца. Зара с трудом подавила в себе желание влепить Варгасу пощечину.

– Варгас! Это только спутники! Я не приказываю тебе убивать людей!

– Ты и не можешь мне приказывать.

– Да ну?

– Я капитан. Ты пассажир.

Зара не верила своим ушам.

– Я, – раздельно проговорила она, – представитель! Овер! Коммандера! Я приказываю от его имени! Даймон – зарегистрируй официальный приказ! Капитан Варгас, уничтожьте спутники орбитальной обороны Рианнон!

– Нет, – отрезал капитан.

– Что?!

– Ты не можешь мне ничего приказывать, повторяю. У тебя нет полномочий. Я получил ответ овер-коммандера на твой доклад.

– Ты врёшь. Я никакого ответа не получила.

– Вот именно. Я получил, а ты нет. Читай.

«Получен файл от Тангейзера Варгаса». Зара не верила своим глазам, читая строчки письма, что побежали перед её взглядом:

Отправлено: 2481/08/01 10:40:15

Получено: 2481/08/01 10:57:33

Адресат: Тангейзер Варгас

Отправитель: Максвелл Янг

– Поняла? – спросил Варгас.

Зара села на койку.

Ошеломление.

Ничего больше она не ощущала. Ошеломление… и пустота.

Лишена полномочий, отстранена от миссии… Нет, не это убивало её. Зара понимала, что наделала ошибок, и была готова принять наказание…

Но отец не написал ей.

Написал Варгасу, а не ей. Ни слова, даже не отругал…

Как будто она стала пустым местом. Как будто её больше не существовало для него, для единственного… Зара стиснула зубы.

– Варгас, – тихо проговорила она, – уходи.

– Ухожу, ухожу. Не делай больше глупостей, ладно? – покровительственно сказал капитан. – Я пока закрываю для тебя всю внешнюю связь. Полежи, отдохни, успокойся. – И наконец-то вышел.

Зара сидела на койке, уставив безжизненный взгляд в стену под фотографией отца.

Люди Солнечной системы!

В последние часы мы стали свидетелями уникального и устрашающего события. Контрольный тьюринг Рианнон вышел из повиновения людям и объявил себя правителем Колонии. Такое поведение считалось невозможным, полностью блокированным на уровне ядра операционной системы. Оно и было невозможным – пока некое внешнее воздействие не взломало блок.

Я с полной уверенностью утверждаю, что это – начало новой атаки аквилиан. Атаки информационной. Бунт тьюринга – результат внедрения аквилианской вирусной программы. Теперь уже нет смысла скрывать, что эту программу доставила в Рианнон моя дочь, которая не имела понятия о её истинной сути.

Как всем уже известно, администрация Фламмариона час назад выложила в Солнет запись тайных переговоров моей дочери и Гвинед Ллойд. Фламмарионцы вырвали эту запись у Зары пытками, вырвали с единственной целью – облить грязью меня и мою политику. Отчасти это им удалось. В Солнете уже поднялась волна возмущения так называемым «сговором Эрикс-Аквила». Поэтому я счёл нужным дать некоторые разъяснения.

Контакт до сих пор, все эти три века, оставался величайшей тайной Космофлота. Первый обмен информацией с инопланетным ретранслятором на Седне состоялся в 2186 году. Мы получили огромный пакет зашифрованных данных и программу-декодер. Как уверял наш контактёр, расшифровка этих файлов помогла бы нам остановить нашествие аквилиан.

Космофлот отнёсся к этому предложению с крайней осторожностью. Мы не спешили запустить программу-декодер, опасаясь, что это хитрость аквилиан, что программа содержит вредоносные вирусы. Космофлот принял взвешенное решение: приступить к расшифровке только в самом крайнем, самом безнадёжном случае, когда не будет видно никаких способов остановить вторжение собственными силами. Диалог с Седной был прерван, инопланетные файлы ушли в архив. Там они и пролежали три века.

Файлы считались настолько опасными, что даже в первые годы после Удара Космофлот не решился обратиться к ним. Даже тогда наше положение не казалось настолько отчаянным. Но сейчас, через 63 года после победоносной Койперовской битвы, всё стало гораздо хуже.

Надо честно признать: мы впустую растратили эти десятилетия. Мы их попросту потеряли. Шестьдесят с лишним лет человечество предавалось торговле, политике, мелочным раздорам, так называемому «мирному развитию» – напрочь забыв о нависшей смертельной угрозе и не желая вспоминать о ней. И всё это время, пока люди спали сладким сном – аквилиане размножались, размножались и размножались.

Только десять лет назад их деятельность стала нам видна, но нет сомнений, что она началась много раньше. Аквилиане выжили в Койперовской битве, затормозились у Юпитера и незаметно для нас начали колонизацию внешней Солсистемы. Троянцы Юпитера, кентавры, пояс Койпера – миллионы малых планет. За шестьдесят лет аквилиане заселили неизмеримо больший объём космоса, чем мы за всю свою пятисотлетнюю космическую эру.

Мы должны ясно понимать, что война за Солсистему УЖЕ проиграна. Почти вся она, кроме крохотного пятачка внутри орбиты Цереры, УЖЕ захвачена врагом – захвачена без единого выстрела. Наша цель свелась к тому, чтобы отстоять этот последний пятачок.

Я осознал это десять лет назад. Я оценил наше положение как практически безнадёжное.

Единственный шанс на спасение я увидел в файлах Седны.

Возможно, подумал я, Седна не врала. Возможно, она действительно предлагала нам помощь. Я ухватился за эту последнюю возможность. Я приказал начать расшифровку инопланетных файлов.

Это не помогло.

Чуда не случилось. Как только расшифровка началась, произошло то самое, что и должно было произойти. Враждебный вирус вырвался на свободу, завладел рианнонским тьюрингом и в течение секунды захватил власть над Колонией Рианнон.

Итак, мы стали жертвой аквилианской военной хитрости. Контактёр на Седне оказался агентом Аквилы. Никаких союзников у нас нет. Мы обречены. Шестьдесят лет безделья и самообмана принесли свои плоды. Аквилиане уверенно контролируют внешнюю Солсистему, а теперь начали и захват наших информационных сетей.

Значит ли это, что мы должны сдаться и покорно ждать конца?

Нет!

Невзирая ни на что, Космофлот продолжит борьбу.

До последнего снаряда, до последнего корабля, до последнего человека Космофлот будет исполнять свой долг – защищать нашу цивилизацию.

С этой минуты я начинаю военные действия против аквилиан.

Перед лицом смертельной опасности я полагаю невозможным вести и далее войну с Фламмарионом. Я выхожу из этой нелепой войны. Я ожидаю от Фламмариона того же самого.

Док Далтон! Вот моя рука. Забудем все наши взаимные претензии и сразимся плечом к плечу против общей угрозы.

Если же вы откажетесь, если Фламмарион не сложит оружия – вы станете союзником аквилиан и предателем человечества. И это значит, что Римская конвенция больше не будет к вам применима.

Мне осталось сказать немногое. Чем ответит Космофлот на новую агрессию Аквилы?

Источник заражения известен. Это компьютер «Уроборос» с запущенной на нём аквилианской программой. Сейчас он находится на корабле «Азатот».

Капитан Варгас!

Я приказываю уничтожить «Уроборос» и всё связанное с ним оборудование.

Док Ллойд!

Я вынужден объявить наш контракт расторгнутым. Нам больше не требуется дешифровка аквилианских файлов. Мы не удерживаем вас на борту «Азатота».

Провайдеры Солнета! Я объявляю полный информационный карантин Рианнон и «Азатота». Всякая связь с ними, кроме как по специальному каналу Космофлота, должна быть прекращена, пока не будет устранена угроза заражения.

К сожалению, этого недостаточно. Мятежный тьюринг Рианнон – второй носитель инопланетного вируса – должен быть ликвидирован.

Я предоставляю колониалам Рианнон один час на то, чтобы вывести из строя тьюринг и вернуть себе власть над Колонией.

Капитан Варгас!

Если в течение часа вам не представят доказательства ликвидации тьюринга – уничтожьте полностью Колонию Рианнон.

Прошу доложить об исполнении приказов публично через официальный канал Солнета.

Роза – опасность, крутилось у меня в голове. Червь – спасение. Роза и Червь – одно.

Роза – опасность. Червь – спасение. Роза и Червь – одно. Я повторяла это про себя, наверное, с того момента как очнулась. Повторяла до полного стирания смысла. Не то чтобы эта мантра меня успокаивала – но хотя бы помогала держать себя в руках.

Я впервые за сорок лет жизни покинула Рианнон. Уже одного этого хватило бы для серьёзного стресса. Но что я должна была чувствовать, узнав о гибели всего Совета и администрации – о гибели людей, которые окружали меня всю жизнь? Узнав, что Бюрократ – доверенный, безотказный слуга – сверг меня? Что присвоил мои полномочия и обвинил в заговоре против самой же себя? И хуже всего, что это бредовое обвинение имеет под собой почву? Что я действительно получила и стёрла доклад, о котором не помню ровным счётом ничего?

Роза – опасность, шептала я, чтобы не сойти с ума. Червь – спасение. Роза и Червь – одно. Я повторяла это всё время, пока сидела в капсуле. Пока переходила в «Азатот» и пробиралась по его узким коридорам в отведённую мне каюту. Пока проходила ритуал знакомства с командой. (Кажется, с первого раза я вообще никого не запомнила. Все эти венериане – коренастые, смуглые, узкоглазые – казались мне на одно лицо). Я несколько отвлеклась лишь, когда Селестис Марин – бортинженер-энергетик, маленький молодой нейтрал – предложил мне помочь с разгрузкой и монтажом оборудования.

Только тут я вспомнила, что привезла «Малыша», «Уроборос» и всё, что к ним прилагалось. И что должна продолжать работу над проектом, несмотря ни на что. Я ухватилась за эту мысль как за спасательный скафандр. Работа, напряжённая работа – сейчас только она и могла спасти меня от нервного срыва.

Мне отвели для работы пустой цилиндрический отсек в центральном стволе корабля. Это было грузовое помещение без искусственной гравитации. В жилых отсеках места для моей аппаратуры не нашлось. Вообще каюты «Азатота» неприятно поражали теснотой, не говоря уже о дурном запахе и болезненно-ярком освещении. Хуже всего было тяготение: мало того что слабее рианнонского в два с половиной раза, но ещё и с заметным кориолисом. Из-за него я не могла толком ни сесть, ни встать, ни взять ничего в руки – каждый раз кориолис обманывал вестибулярный аппарат и уводил тело куда-то в сторону.

Но даже в таком тяготении я чувствовала себя лучше, чем в невесомости – а в центральном стволе была как раз невесомость. Я должна была приниматься за дело, но чувствовала себя совершенно беспомощной. Вестибулярный аппарат отказал напрочь. Меня мутило, я не воспринимала ни направлений, ни расстояний до предметов, и с трудом фокусировала взгляд. Только ампулы дименида и спасали от гравитационной болезни. По правде говоря, Марин сам от начала до конца занимался монтажом моей аппаратуры. Я лишь висела над ним, приклеившись к переборке магнитными сандалиями, и пыталась давать инструкции, в которых бортинженер не особо и нуждался.

Всё это плохо отвлекало от тревожных мыслей. Я беспощадно подавила в себе эмоции – скорбь о погибших, гнев на Зару с её губительным своеволием. Но запретить себе поиски объяснения случившемуся я не хотела и не могла.

Что произошло с Бюрократом? А главное, что произошло со мной? Почему я стёрла доклад о заговоре Арауна? И почему об этом напрочь забыла?

Может, на меня повлиял файл «Уробороса»? Тот самый, с Розой и Червем? Я помнила, что «Малыш» под действием этого файла расщепился на две субличности. Может, то же самое произошло и со мной? И во мне образовалась вторая личность, и решила поддержать заговор против первой? Безумная и пугающая до дрожи, но вполне убедительная гипотеза… Хотя нет! Ведь я смотрела икс-файл сегодня, а доклад был вчера!

Сообразив это, я с облегчением отбросила жуткую версию. Не знаю как сейчас, но вчера моя личность определённо не была расщеплённой. Я никогда не страдала и провалами в памяти. Значит, оставалась вторая гипотеза. Увы, ничуть не менее пугающая.

Бюрократ мне соврал. Никакого доклада не было, и я ничего не стирала. Бюрократ втайне залез в системный лог моего импланта и вписал ложную запись.

Такое с трудом укладывалось в голове. Тьюринг не мог врать, и уж подавно не мог редактировать файлы в моём импланте.

Но объявить себя прайм-админом он тоже не мог – однако же объявил.

Да. Бюрократ. Что-то явно случилось с Бюрократом. Нечто изменило его программу. И это произошло после того, как мы включили «Уроборос» – от этого никуда не деться. Если мой собственный мозг в порядке – значит, «Уроборос» что-то сделал с электронным мозгом Рианнон.

Но ведь «Уроборос» был в тихой комнате? – возразила я себе. Совершенно изолированный от сети? И тут же нашла ответ. Не всё время.

Артур провёз «Уроборос» из лаборатории в космопорт. В эти несколько минут компьютер не был изолирован. По дороге в космопорт ничто не мешало ему связаться с Бюрократом по обычному радио.

Но ведь «Уроборос» обратимый? – вспомнила я. Он не может совершить никакого ввода-вывода без контроля?

«Уроборос» не может, а вот «Малыш» – вполне, – тут же нашла я возражение. «Малыш» – то необратимый. И я видела, что он изменился, прочтя аквилианский икс-файл. Усложнился. Развил какие-то новые внутренние структуры…

Чем больше я думала об этом, тем больший ужас меня охватывал.

«Малыш» работал всё время, пока находился в капсуле – его питал переносной аккумулятор. «Малыш» работает и сейчас. Нейромант нельзя просто так выключить и включить, так же как нельзя выключить и включить человеческий мозг. Он, правда, не умирает, но после каждой перезагрузки вынужден обучаться заново. Поэтому «Малыш», как правило, включен постоянно.

И это значит, что если «Малыш» – источник заразы, то он, вполне возможно, заразил тьюринги капсулы и корабля.

Оцепенев, я смотрела, как Марин возится с проводами, подсоединяя блок питания «Малыша» к корабельной сети… Неужели я ввела в «Азатот» троянского коня? И что теперь делать? Поднять тревогу? Нет. Бессмысленно. Если я права, то уже поздно. Всё, что я могу сделать – это подавить в себе панику и разобраться, что происходит у «Малыша» внутри. Во что он превратился, прочтя икс-файл о Розе и Черве.

Файл Х.000001. Я помнила это точно. Когда Марин закончил монтаж и уплыл, я устроилась за «Уроборосом» (я уже начала привыкать к невесомости), вызвала список файлов и внимательно перечитала комментарий.

КОММЕНТАРИЙ: Х.000001

МАССИВ ДЛЯ ОБУЧЕНИЯ КОРНЕВОГО ПРОЦЕССОРА САМОВОСПРОИЗВОДЯЩЕЙСЯ ЕДИНИЦЫ.

То есть мозга человека, перевела я для себя. Но, наверное, и любого другого биологического мозга, и любого нейроманта. Ведь контактёр создал этот файл, не зная наперёд устройства нашего мозга. Содержание файла должно быть универсально понятным. Знание о человеческом мозге требовалось только для перевода в понятный человеку формат. Дальше.

ФРАГМЕНТ 1 ОПРЕДЕЛЕНИЕ_ТЕРМИНА

НЕИЗВЕСТНЫЙ_ТЕРМИН_26.

Термин 26 – Роза, опасность.

ФРАГМЕНТ 2 ОПРЕДЕЛЕНИЕ_ТЕРМИНА

НЕИЗВЕСТНЫЙ_ТЕРМИН_27.

Термин 27 – Червь, спасение.

ФРАГМЕНТ 3 ТОЖДЕСТВО НЕИЗВЕСТНОГО_ТЕРМИНА_26 И НЕИЗВЕСТНОГО_ТЕРМИНА_27.

Роза и Червь – одно.

Ну и что? Обучился мой корневой процессор? Стали мне понятны значения терминов 26 и 27?

Да нет, по-прежнему непонятны.

Оно и неудивительно. Я ведь не прочитала файл как полагается – через программу-переводчик, настроенную на особенности человеческого мозга. Я подглядела в него по-воровски, через наспех состряпанный фильтр-взломщик. Ясно, что из всей информации я восприняла ничтожную часть, а всё остальное потонуло в шуме. Надо совершенствовать фильтр. Но как? Это математика, это область Артура, а не моя…

На меня вновь накатывало отчаяние. Я ничего не могла сделать. Я не имела понятия, с чего начать. Интеллект отказывал. Я была слишком подавлена, чтобы думать. Мне требовалось отдохнуть, расслабиться… Но я не могла и этого. Стоило мне выкинуть из головы «Малыша», как чёрной волной накатывали мысли о погибших друзьях, о родной Рианнон, потерянной, может быть навсегда… Одиночество, бессилие, безнадёжность…

– Док Ллойд! Объявление по кораблю от капитана Варгаса, – привычный голос даймона вывел меня из оцепенения.

– Слушаю, – я постаралась овладеть собой и придать голосу невозмутимость.

– Экипажу и пассажирам, – зазвучал в моей голове низкий уверенный голос капитана. – Всем открыть официальный канал Космофлота. Ожидается выступление овер-коммандера с публичными инструкциями для нашего корабля. Повторяю, всем открыть официальный канал Космофлота…

– Открой его, – приказала я даймону. Может, хотя бы это отвлечёт меня?

И я увидела в окне связи Максвелла Янга, и услышала те страшные слова, которые уже вошли в учебники истории. «Это начало новой атаки аквилиан… Наше положение безнадёжно… Но Космофлот продолжит борьбу…» А дальше Янг говорил то самое, до чего я додумалась и сама. Что «Уроборос» – источник вируса, что рианнонский тьюринг под его контролем… «Приказываю уничтожить «Уроборос», – говорил он. – Приказываю уничтожить мятежный тьюринг. Приказываю уничтожить Рианнон».

Смысл этих слов почти не доходил до меня. С каждым веским, властным словом Янга я чувствовала, как во мне прорастает ненависть.

Максвелл Янг.

Это он во всём виноват. Он устроил бойню в Рианнон. Он подставил меня. Он выпустил аквилианского джинна из бутылки «Уробороса».

Максвелл Янг. Вот кто сделал это со мной, моими друзьями, моей колонией.

Максвелл Янг. Вот из-за кого я страдаю.

Весь мой страх, всё моё бессилие и отчаяние переплавились и кристаллизовались в ослепляющую ненависть к этому маленькому седому человеку в чёрном. Не сразу я осознала, что речь кончилась. Последний остановившийся кадр висел передо мной, а я стояла, сжимая кулаки и едва чувствуя, как ногти впиваются в плоть ладоней.

– Док Ллойд! – услышала я низкий мужской голос, отвратительно похожий на голос Янга.

Я обернулась.

Капитан Варгас вплывал в отсек, уверенно двигаясь в невесомости. На тёмно-синем дзентае ярко выделялись эмблемы: лучезарный щит Космофлота и красная роза Эрикса. Роза! – вспомнила я свою мантру. Роза – опасность! (В тот момент я не могла думать логически. Только ассоциативно. Эмоции полностью подавили интеллект).

– Док Ллойд! – произнёс Варгас, чеканя каждое слово. – Я должен изъять вашу аппаратуру и уничтожить. Мне жаль, но таков приказ овер-коммандера. Вы слышали речь. У вас есть список приборов? В этом отсеке всё, что вы привезли?

Я машинально поглядела на свои вещи. Моя аппаратура… «Уроборос»… Червь, кусающий свой хвост… Червь – спасение… И «Малыш». Мой «Малыш», трогательно мигающий довольным жёлтым смайликом… Смайликом?…

– Док Ллойд, вы меня поняли? – с нажимом произнёс Варгас. Он подплыл уже совсем близко. – Овер-коммандер приказал уничтожить ваши приборы. Дайте список!

Янг приказал уничтожить «Малыша», – только сейчас по-настоящему дошло до меня.

«Малыша». И «Уроборос». И Рианнон.

И этот человек, Варгас, выполнит приказ – никаких сомнений.

В одно мгновение – ясно, трезво и холодно – я поняла, что делать.

Распределительный блок был у меня под рукой. Варгас висел в воздухе в метре от меня. Его тело не было заземлено. Я выдернула из блока пару самых толстых проводов – девятьсот вольт переменного тока – и прежде чем успела испугаться своего порыва, как-то затормозить себя, ткнула Варгаса в горло и грудь оголёнными контактами.

АСТАР ДАЛТОН, прайм-администратор,

ТАНИТ ЛАВАЛЛЕ, глава разведки,

ОЛДРИН СТОРМ, начальник штаба операции.

ДАЛТОН. Сегодня мы с вами неразлучны, друзья. Уже третье совещание за утро. Итак. Я желаю услышать ваши комментарии к очередной пафосной речи Макса.

ЛАВАЛЛЕ. Всё плохо. Очень плохо. Янг нас переиграл. Обратил нашу публикацию в свою пользу. Вынуждена признать – мой совет выложить рианнонскую запись был ошибочен. Я провалилась. Я прошу сурового наказания.

ДАЛТОН. Хорошо, ты его получишь.

Сторм злорадно усмехается.

ЛАВАЛЛЕ (после некоторого замешательства). Давайте обратим внимание на ключевой момент. (Вызывает для общего обозрения фрагмент речи Янга.)

ЯНГ. «Если же вы откажетесь, если Фламмарион не сложит оружия – вы станете союзником аквилиан, предателем человечества. Это значит, что Римская конвенция больше не будет к вам применима».

ДАЛТОН. Да, это главное для нас.

ЛАВАЛЛЕ. Вы понимаете? Если Римская конвенция неприменима – он сможет ударить по нам Роем Светлячков.

ДАЛТОН. Ты, помнится, доказывала, что Рой сейчас безопасен. Что плохо управляем, ослаблен солнечными бурями

ЛАВАЛЛЕ. Скорее всего, так и есть. Хотя всей правды о Рое не знает никто кроме Янга и Шастри. Но мой информатор тоже неплохо осведомлён. И он уверен, что применение Роя невозможно.

ДАЛТОН. Слова Янга как будто говорят о другом.

ЛАВАЛЛЕ. Янг запугивает нас. Это блеф. Мы не должны поддаваться.

ДАЛТОН. Итак, ты за продолжение войны?

ЛАВАЛЛЕ. Безусловно за.

ДАЛТОН. Олдрин?

СТОРМ. Безусловно против. Не доверяю ни Танит, ни её информатору. Считаю, что Рой – реальная угроза.

ЛАВАЛЛЕ. Основания?

СТОРМ. Янг никогда не грозит попусту. Не его характер. Блеф ему отвратителен.

ДАЛТОН. Это так. Я играл с ним в покер. Макс всегда сразу открывает карты или пасует. Никакого удовольствия от такой игры. Вот в шахматы с ним интересно… Ладно. Что ты предлагаешь делать, Олдрин? Сдаваться?

СТОРМ. Сдаваться, но с достоинством. Тем более что Макс любезно позволил нам сохранить лицо – первым предложил мир. Мы принимаем мир, объявляем войну Аквиле, предлагаем Венере равноправный альянс. Это будет сдача, да. Но почётная сдача.

ЛАВАЛЛЕ. Ты смеёшься? Никогда Янг не позволит нам этого. Никаких равноправных альянсов в его картине мира нет и не может быть. Есть только священный Космофлот и богомерзкие отступники. Янг потребует полной капитуляции, отказа от независимости и прочих… унижений.

СТОРМ. Танит, милая! Я понимаю твою фиксацию на унижениях и издевательствах, но Янг просто объявил о выходе из войны. Взял и объявил. И предлагает нам сделать то же. Янг даёт нам сохранить лицо, повторяю. Он не больной на всю голову, в отличие от тебя.

ЛАВАЛЛЕ. Замечательно. А когда мы скажем, что вышли из войны, Янг потребует гарантий. И вот уж они-то обернутся полной и позорной капитуляцией. Неужели кому-то непонятно, что идея единого человечества для Янга сверхценна? Что никаких равных себе партнёров он не признаёт в принципе?

ДАЛТОН. Тихо, тихо, не ссорьтесь, друзья. Танит, а если бы ты считала Рой реальной угрозой – что бы ты предложила?

ЛАВАЛЛЕ. Тогда, конечно, выход из войны. И альянс – но не с Венерой, а с Марсом. Официально – альянс против аквилиан, естественно. Немедленно и любой ценой.

ДАЛТОН. Олдрин?

СТОРМ. Да, согласен. Даже удивительно.

ДАЛТОН. В самом деле удивительно. Друзья, признайтесь! Вы наконец-то переспали друг с другом?

СТОРМ. Это не смешно.

ЛАВАЛЛЕ (улыбаясь). Да уж. Для тебя это было бы непросто.

ДАЛТОН. Вот и хорошо. Потому что мне не нужны советники, которые слишком ладят друг с другом. Шутка. Ладно, я понял ваши позиции. Соглашусь с тобой, Олдрин. Нельзя пренебрегать угрозой Роя, опираясь только на загадочного информатора Танит. (Помедлив.) Мы выходим из войны.

Сторм аплодирует.

ЛАВАЛЛЕ (встаёт). Мой прайм! Я категорически не согласна с этим решением.

ДАЛТОН. Хорошо. Я принимаю твою отставку. (ЛАВАЛЛЕ теряет дар речи.) Немного не то наказание, о которым ты мечтала, да?

Сторм встаёт и аплодирует с удвоенной силой.

ДАЛТОН. Хватит, Олдрин. Не обижайся, Танит. Эта война была твоим проектом от начала до конца. Проект провалился. Признай это.

ЛАВАЛЛЕ. Астар! Опомнись! Не дай Янгу себя запугать! Мы в шаге от победы! Выдержать месяц, и Венера – наша! Рой – наш! Вся Солсистема – наша! Только один раз выдержи, не поддайся – и получишь всё!

ДАЛТОН. Нет. Я не буду рисковать Фламмарионом ради этой химеры. Сдавай дела заместителю, Танит. С месяц отдохнёшь, подлечишь нервишки… А потом найдём тебе хорошую должность, спокойную и почётную. Всё. Продолжаем заседание без тебя.

ЛАВАЛЛЕ. Не нужна мне должность. Я не буду работать на такого слабака, труса, нульдева, ничтожество. (Стремительно выходит, хлопает дверью.)

Далтон вздыхает.

СТОРМ. Ох и начнёт она сейчас гадить! Ох и начнёт!

ДАЛТОН. Ну и ладно. Пусть погадит, потешит оскорблённое самолюбие. Олдрин, я хотел поговорить о другом.

СТОРМ. Ого! Тебя нечасто таким увидишь.

ДАЛТОН. Всё, Олдрин. Выходим из режима легкомысленной болтовни. Я не хотел говорить при Танит… Аквилиане вернулись. Это факт. Они на Земле.

СТОРМ. Ты… это… серьёзно?

ДАЛТОН. Да. На самом деле всё даже хуже, чем говорит Янг. На Землю проник аквилианский биоробот и заражает нервную систему людей какой-то паразитической пакостью. Это не венерианские сказки. Это информация от прайм-админа Новой Москвы.

Молчание.

СТОРМ. Да. Да. Теперь я понимаю, почему ты согласился выйти из войны. Что теперь?

ДАЛТОН. Всё как мы решили. Заключаем мир, вступаем в альянс с Венерой против Аквилы… Но сначала – Марс. Даймон! Нерию Вэй на связь. Прощупаем позицию марсианской бабушки.

ДАЙМОН. Есть. Внимание, срочно! Бомбовая атака на Новую Москву.

ДАЛТОН. Что?

СТОРМ. Гниль и смрад!

ДАЛТОН. Даймон, это не ошибка?

ДАЙМОН. Нет.

СТОРМ. Это называется, Эрикс вышел из войны?

ДАЛТОН. Даймон, приказ околоземной группировке. Выбрать самую доступную цель среди наземных колоний Плеромы и произвести бомбовый удар.

СТОРМ. Око за око. Правильно.

ДАЙМОН. Есть. Связь с космосом затруднена. На поверхности Луны резко усилился ультрафиолетовый поток, антенны перегреты, идёт интенсивная электризация грунта.

ДАЛТОН. Что?! (Вскакивает из-за стола.)

СТОРМ. Ультрафиолетовый?

ДАЛТОН. Это же Рой!

СТОРМ. Гниль и ржавь, он ударил Роем!

ДАЛТОН. Но мы же ничего не… Мы никак не спровоцировали!.. Что за!.. Даймон, отменить приказ околоземной группировке! Даймон, немедленно Эрикс на связь!

ДАЙМОН. Невозможно выполнить. Связи нет, все антенны выведены из строя. Говорит контрольный тьюринг: объявляю общую тревогу. (Взвывает сирена.) Температура грунта тысяча пятьсот, над поверхностью плазменно-пылевое облако. Невозможно выдвинуть резервные антенны. (Грохот. Дребезжит стекло лампы.) Внешние теплообменники выведены из строя. Пожар в коридорах «Колумбиада» и «Пфааль». Говорит контрольный тьюринг: произвожу отсечку внешних коридоров, переключаю СЖО в аварийный режим.

Ауры Далтона и Сторма гаснут. Одновременно гаснут все осветители над туннелем, и зелёная долина погружается во тьму.

Далтон бессильно падает в кресло.

Занавес.

В девять утра по всемирному времени, а по местному в полдень – в то самое время, когда до Земли дошла сенсационная весть о бегстве Зары Янг из плена Арауна – на официальном Солнет-канале Новой Москвы выступил прайм-администратор Игнат Артемьев. Ролик был немедленно подхвачен всеми агрегаторами новостей и со скоростью света распространился по Солсистеме.

– Колония Новая Москва… – Прайм-админ был бледен и нервно сглатывал после каждой фразы. Даже на отредактированном видео было заметно, как у него дёргается кадык. – Выполняя союзнический долг… Перед Колонией Фламмарион… Объявляет войну Колонии Эрикс. – Выговорив самое страшное, Артемьев перевёл дыхание, и дальше речь потекла глаже. – Мы также объявляем войну союзникам Эрикса, членам так называемой Плеромы. Это колонии Кап-Яр, Шрихари, Семнан, Рианнон, Семирамида… – Артемьев назвал ещё несколько колоний в космосе и на земле. – Мы будем вести войну всеми доступными средствами, строго соблюдая подписанные нами конвенции и договора. Что касается земного филиала «Рианнон Биосервис»… – Артемьев снова сглотнул. – Сейчас я публично обращаюсь к руководству филиала. Давайте обойдёмся без лишней крови. Позвольте силам безопасности Новой Москвы войти в вашу штаб-квартиру и провести операцию по выявлению и обезвреживанию агентов влияния Эрикса. Если вы не дадите согласия, мы проведём операцию без него…

Директор филиала Ллеу Гриффит смотрел передачу у себя в кабинете – и одновременно глядел в окно. С двадцатого этажа всё было видно как на ладони.

Пять районов «Рио-Био» протянулись вдоль западной стороны Новой Москвы. От остальной колонии их отделяла широкая улица – Рианнонский бульвар. Сейчас движение по бульвару было перекрыто. По обеим сторонам растянулись друг против друга цепи бронемашин и роботизированных патрулей. На подъездных путях стояли резервные колонны, в воздухе реяли звенья беспилотников. Над каждой боевой единицей даймон Гриффита показывал эмблемки: золотые конские головы Рианнон, красные медведи Новой Москвы.

Медведей раза в три больше. Сопротивление бесполезно. Да, мы можем героически продержаться несколько часов, навалить горы своих и чужих трупов… но в конце концов нас всё равно сомнут. Надо сдаваться. Впустить новомосковский экстра- и интрагард, позволить им делать всё что заблагорассудится – выемки документов, изъятия серверов, аресты… Гриффит мрачно усмехнулся. Он не сомневался, что значится первым в списке на арест. Недаром Артемьев в речи обратился не лично к нему, Гриффиту, а к безымянному «руководству»… Ладно. Сдаваться так сдаваться.

Вот только есть кое-что, чего нельзя отдавать Новой Москве ни при каких условиях.

Дело «Чёрный цветок». Личное задание Максвелла Янга. Дело, за которое Гриффит отвечает головой. Если информация о нём попадёт в новомосковские руки… Гриффиту не хотелось даже думать о том, чем это обернётся для него. Он вызвал на связь Шефера.

– Как там мыши?

– Великолепнейше, – голос врача был бодрым: наверное, только что принял стимуляторы. – Всё как было до заражения. Бегают, кушают, пищат, спариваются… Никакой ненормальной активности. Только вот начали реагировать – вы не поверите – на слабые длинные радиоволны. Заметил совершенно случайно, когда…

– Хорошо, – оборвал его Гриффит. – Сейчас же мне на стол полный отчёт, все черновики и сырые данные. Копий не делать, если сделали – уничтожить. Дело закрыто. Мышей – в печь, пепел – в рециклинг. Когда новомосковские войдут – им не должно достаться ничего.

Не слушая протестов Шефера, Гриффит отключился. Его уже давно и непрерывно вызывали главы интрагарда, экстрагарда, прочих подразделений, требовали приказа – что делать? Сдаваться или воевать? «Ждать», – неизменно отвечал Гриффит. Вот только чего? Этого он толком не знал и сам.

Сообщение Максвелла Янга пришло по межпланетной спецсвязи через час после объявления войны, в десять по всемирному времени (Либертина Эстевес как раз начинала штурм Ллиса, но эта весть ещё не успела дойти до Земли). «Не дайте арестовать себя и всех, кто посвящен в дело, – писал Янг. – Я знаю, что силы не равны, но постарайтесь продержаться пять часов. Вы получите помощь».

Ждать пять часов! Гриффит с отчаянием глянул в окно: новомосковские силы всё прибывали и прибывали. Что делать – сдаваться или обречённо принимать бой? «Ждать, – по-прежнему отвечал он своим, но теперь уже добавлял: – Венера обещала помощь в течение пяти часов».

Гриффит, конечно, не ждал, что к нему за пять часов примчится корабль с самой Венеры. Но за это время вполне можно перебросить десант из земных или околоземных эриксианских баз – из Колонии Кап-Яр или с орбитальной станции «Семирамида». Сможет ли переломить ситуацию небольшой десантный отряд? Если даже и нет, по крайней мере венериане могли бы вывезти его, Гриффита, в безопасное место.

Но Гриффит ещё не знал, что у Максвелла Янга есть другой план.

Ровно в трехстах километрах над уровнем моря начинается Сфера Ахимсы. Область космоса, в которой запрещены боевые действия. Так гласил пункт Римской конвенции, подписанной ещё великими державами Старой Земли.

Причина запрета в том, что каждый взорванный аппарат – это тысячи осколков, которые веками кружат по не поддающимся учёту орбитам, а каждый осколок – угроза нового столкновения и взрыва, а значит, и рождения новых тысяч осколков… Одна маленькая война на низких орбитах засорила бы околоземное пространство настолько, что закрыла бы для Земли космос на тысячелетия. Поэтому в Ахимсе неприкосновенны любые спутники. Этот пункт конвенции выгоден всем, а потому действительно соблюдается.

С другим пунктом посложней. Он запрещает базирование в Сфере Ахимсы любых боевых аппаратов. Но легко ли отличить боевой аппарат от мирного, когда любая гайка на орбитальной скорости – смертоносный снаряд, а всё, что тяжелее спутника связи – килотонная бомба? Границы бывают такими зыбкими… Так что официально в Ахимсе обитают одни спутники навигации и связи, кислородные драги да пересадочные станции, и ни одного орудия разрушения… Совсем как в каком-нибудь посольстве, где официально служат одни дипломаты и ни одного шпиона.

Эриксианский бомбер (официально – топливный танк) полз по орбите, каждые полтора часа проходя через точку поражения Новой Москвы. По несколько другой орбите полз фламмарионский перехватчик (официально – роутер Солнета). На каждом обороте они сближались до полусотни километров около той самой точки поражения, подозрительно ощупывали друг друга радарами и вновь расходились. Оба пребывали в Сфере Ахимсы, неприкосновенные друг для друга, и мерно-церемонный танец сближений и расхождений продолжался не первый год. Но вот бомбер получил шифрованный боевой приказ, и нейтралитет закончился. Выйдя в точку поражения, он отстрелил бомбовую кассету.

Перехватчик увидел это не сразу, а лишь тогда, когда кассета – сама по себе маленький космический корабль – отлетела подальше от бомбера и зажгла бустер схода с орбиты. Дюзы бустера извергли из себя факел, заметный даже невооружённым глазом с Земли. Кассета, с точки зрения бомбера и перехватчика, резко рванула назад, а с точки зрения Земли – начала по пологой кривой падать с орбиты.

Перехватчик приготовился и ждал… Вот кассета дожгла бустер и немного поколдовала двигателями коррекции, чтобы как можно точнее выйти на траекторию поражения цели… Затем она разломилась и выпустила из себя бомбы.

У бомб никаких двигателей не было, и траектория их падения была чисто баллистической – а значит, предсказуемой. И тогда перехватчик вступил в игру. Он мигом рассчитал траекторию перехвата и выбросил на неё собственную кассету противобомб. Разумеется, не было и речи о том, чтобы сбить бомбы в полёте точным попаданием. Противобомбы работали иначе.

Тем временем бомбы и опустевший корпус кассеты летели друг возле друга, медленно расходясь в стороны. В стратосфере корпус сразу сгорел, но бомбы – многотонные столбы литого вольфрама, оперённые крестами стабилизаторов – лишь докрасна раскалились и продолжали полёт. Они вошли в тропосферу, и каждая бомба чертила за собой огненный след ионизированного воздуха. А наперерез им стремительно вытягивались такие же огненные трассы противобомб.

Противобомбы достигли расчётной точки и подорвали себя, разлетевшись тучей шрапнели. Каждая дробинка немедленно загорелась метеором – но и горящими они продолжали лететь на перехват… и рой не успели догореть, когда встретил эриксианские бомбы.

Взрыв, неслышимый на Земле, вспыхнул в десяти километрах над Новой Москвой. Бомбы распались на мелкие осколки и мгновенно сгорели, не долетев до цели.

Так Фламмарион спас Новую Москву – и так рухнули надежды Ллеу Гриффита на помощь Эрикса.

– Гниль и плесень, да ты псих, Макс Янг, – пробормотал Гриффит, оцепенело глядя, как тают в небе огненные следы. – Это вот и была твоя помощь? Разбомбить нас в грязь и гниль вместе с Новой Москвой?

В нём росло бешенство, но голова работала ясно… Да, разбомбить всех – в этом был смысл. Чёрный цветок уже у Конти и скоро полетит в Кап-Яр, мальчик тоже, данные Шефера отосланы на Венеру… так зачем теперь Янгу Гриффит? Гриффит больше не нужен… Теперь Гриффит – это лишь человек, которому грозит арест и который слишком много знает. Можно его, конечно, вытащить – но гораздо проще убить. Убить вместе со всей Новой Москвой… Что ж, Макс Янг! Как ты со мной, так и я с тобой.

Гриффит, больше не колеблясь, вызвал Артемьева.

– Я готов сдаться, – сказал он новомосковскому прайм-админу, – сдать филиал и рассказать немало крайне интересного для вас и Луны. Но всё это – строго под гарантию защиты от мести Янга.

Со сдержанным достоинством великодушного победителя Артемьев кивнул.

– Я готов это гарантировать. Вас арестует лично глава интрагарда и доставит в убежище, известное только ему и мне.

Ничего другого Гриффит и не хотел. Он разослал приказ сложить оружие, расслабленно развалился в кресле и стал ждать ареста.

Неужели он наконец сможет отдохнуть и поспать?

Интрагард Новой Москвы вошёл в филиал, арестовал Гриффита и ещё десяток начальников, и так противостояние в Колонии разрешилось без крови.

После бомбардировки прошло полтора часа, в которые уложилось немало событий: Максвелл Янг произнёс свою историческую речь, Гвинед Ллойд ударила током Варгаса, Астар Далтон отправил в отставку Танит Лавалле – а бомбер сделал полный оборот вокруг Земли.

У него оставалось ещё три бомбовые кассеты, а у перехватчика, который с обычной неуклонностью приближался – тоже три кассеты противобомб. Казалось, их дуэль обречена повториться трижды, и всякий раз одинаково… Но теперь хозяева бомбера знали, на что способен перехватчик. И бомбер получил команду задействовать свой сюрприз.

Выйдя в точку поражения, он отделил все три кассеты. Сюрприз заключался в одной из них: внешне как две другие, но внутри вместо бомб – мощный микроволновой лазер.

Обманная кассета навелась на перехватчик, лазер сработал… Микроволновой импульс немедленно ослепил антенны и сенсоры перехватчика, из-под его клемм полетели фонтаны искр. Защищённые микросхемы внутри перехватчика не пострадали, но антенны защитить от излучения нельзя (иначе это не антенны). Перехватчик сохранил мозги, но оглох, ослеп, потерял связь с системой наведения… и при этом от него не отломилось ни одного осколка – так что и Римская конвенция осталась ненарушенной. Перехватчик не разбился в мусор, а сам стал куском мусора. Теперь ему оставалось только вслепую сойти с орбиты и самоуничтожиться, сгорев в атмосфере.

А тем временем две настоящие бомбовые кассеты одна вслед другой мчались на Новую Москву. Остановить их было больше некому… Нет. Почти некому.

Фламмарион прикрывал Новую Москву с орбиты, но наземный союзник и сам по себе был не так уж беспомощен. С утра, с самого объявления войны, новомосковская ПВО была приведена в полную боевую готовность. И сейчас, как только стало известно о гибели перехватчика, на точках ПВО вокруг колонии зенитные батареи немедленно развернули жерла орудий в сторону, откуда ожидался прилёт бомб. Когда радары сообщили точные траектории, орудия выстрелили.

Противобомбовые снаряды взлетали и взрывались высоко в воздухе, распыляя себя на микроскопические осколки. Так на пути бомб формировалась плотная аэрозольная завеса – нечто вроде искусственного облака вулканической пыли. За какую-то минуту ночная тень легла на Новую Москву… но ненадолго. Бомбы из первой кассеты достигли тучи и врезались в неё.

На скорости семь километров в секунду врезаться в облако пыли – всё равно что в сплошной камень. Взрыв озарил и высветил всю тучу изнутри – а потом размёл воздушной волной. Завесу прорвало.

Если бы Новая Москва установила две завесы на разных высотах, она бы спаслась. Но для этого требовались более продвинутые средства ПВО, чем были на вооружении. И вот первая кассета бомб проделала дыру в единственной завесе – и расчистила путь для второй.

Латать дыру времени уже не было. Через несколько секунд бомбы второй кассеты неслышными гиперзвуковыми стрелами пронзили дыру, достигли земли и поразили намеченные цели.

В девять утра по всемирному времени Новая Москва объявила войну Эриксу.

В двенадцать Новая Москва перестала существовать.

Солнце перевалило за полдень и палило в полную силу. Степной бурьян слабо шевелился под ветерком. Саид сидел на земле в тени от кольцелёта, отгонял от себя мух и скучал.

Нагретая земля дышала зноем, как сковорода. Делать ничего не хотелось, да делать было и нечего. Когда со стороны Рабата донёсся приглушённый расстоянием азан, Саид отошёл в сторону, прикинул по положению солнца кыблу и помолился. Потом они с Бренданом и Миллер пообедали – у лётчицы в машине оказался термос с горячим супом и даже холодильник, полный всякой еды.

После обеда Саид нацепил гарнитуру и велел кошке Кэт (даймону – вот как она называлась) показать часы. Теперь они тикали в углу поля зрения, и мальчик поминутно поглядывал на цифры. Если Конти не приедет до двух, они улетят. Что же он всё не едет?

Саид попытался смотреть новости, но все каналы были забиты войной. Новая Москва теперь тоже воевала с Эриксом. Сначала было захватывающе и тревожно, но когда это война длится второй час, и ничего не происходит… Эрикс, Плерома, Новая Москва, Фламмарион… Какие-то шишки и умники дают комментарии… А не пошли бы они все! Вот в Рабате что-то происходило, и Саид лучше послушал бы о нём, но шишкам и умникам было не до Рабата. Только самые короткие новости: После дневного намаза беспорядки возобновились с новой силой… протесты против финансовых спекулянтов и жестокости полиции… марш к зданию администрации… вооружённый митинг… уличные бои… перестрелки… грабежи… Что же творится у него дома? В новостях не упоминали ни Науруз, ни соседние махаллы. Если так, то должно быть спокойно. Но папа, наверное, опять отправил маму в подпол, а сам сидит посреди прихожей с заряженным ружьём…

Было жарко, жарко… слишком жарко, чтобы о чём-то тревожиться, чего-то хотеть… Около половины второго наконец-то случилось нечто интересное. Миллер и Брендан возбуждённо загомонили по-ингилийски, смотря в небо.

– Что там? – заинтересовался Саид.

Брендан показал на два стремительно падающих хвостатых огонька. Они чертили небо за западе, в стороне Новой Москвы, и с каждой секундой сближались друг с другом.

– Бомбы! – воскликнул врач. – Колонию бомбят с орбиты.

Саид оцепенел от страха… Значит, и его дом разбомбят? Но два огонька столкнулись прямо в небе, точка столкновения озарилась ярким сполохом, и всё исчезло. Брендан и Миллер в восторге заорали, маленькая веснушчатая лётчица бесстыдно бросилась на шею врачу.

– Что это, что? – затеребил их Саид.

– Бомбы перехвачены, взорвались в воздухе, – объяснила Миллер. Потом они с Бренданом принялись яростно спорить – так быстро и сбивчиво, что Саид ничего не понимал… Но наконец время вышло.

– Капитана Конти нет и на связь не выходит, – сказала Миллер. – Я вызываю Гриффита… – На минуту она сосредоточенно замолчала. – Ого! Директор-то наш арестован! – в изумлении сказала она Брендану. – Что будем делать?

– Лететь в Кап-Яр без него? – неуверенно предположил врач.

– А к кому мы там обратимся? Операция-то секретная, нашего связного знают только Конти и Гриффит… Ладно, давайте действительно полетим, – решила наконец лётчица, – пока нас самих не арестовали. А там сориентируемся на местности.

И Саид с огромным облегчением забрался в кольцелёт вслед за ней и Бренданом.

– Летим до самого Кап-Яра? – поинтересовался врач.

– Нет, будем садиться для дозаправок, – ответила Миллер. – Первая остановка – Нижгород.

– Зачем такой roundabout? – спросил Брендан (последнее слово было Саиду неизвестно). – Всегда же летаем через Арзамас.

– Арзамас – новомосковская заправка, забыл? Это наши враги теперь. Посадку нам не разрешат, а то и собьют. А Нижгород – это Русия, им Новая Москва не указ. Надеюсь…

Зашумели винты, и разговаривать стало неудобно. Они взлетели, Миллер направила машину на восток. Внизу потянулась всё та же скучная жёлтая степь в оврагах и меловых холмах. Изредка показывалась речка в густой зелени тальника или развалины какого-нибудь города – ровные кварталы бугров, заросших более тёмной травой, чем обычная земля. Саид вспомнил, что когда-то весь этот край был полон лесов, полей, многолюдных городов… Был, пока Аллах не обрушил на него Гнев и не обратил в бесплодную степь, населённую лишь саранчой, собаками и мышами…

Он не заметил, как задремал под ровный шум моторов.

Его разбудил Брендан – бесцеремонно толкнул в бок.

– Подлетаем к Нижгороду, – сказал он. – Посмотри, интересно.

Действительно, пейзаж изменился.

В степи начали встречаться признаки цивилизации. Саид только и успевал крутить головой: вот табор кочевников – грязно-пёстрые палатки; вот стадо тощих коз; вот прямая полоса растрескавшегося камня – остаток шоссе; вот опоры рухнувшего виадука; вот серый купол бункера, похожий на вросший в землю череп. Кто прячется там, внизу, в тёмных лабиринтах: разбойники, партизаны-муджахиды или вовсе древние подземные люди, которыми пугают детей? Потом потянулись руины мегахаусов, громадные столбы, иные верхушками вровень с летящим кольцелётом, подножия облеплены лачугами, а наверху каким-то чудом держится воронье гнездо сторожевого поста и вьются пёстрые флаги…

И вот, наконец, сам Нижгород. Саид никогда не был в нём, но древний краснокаменный кремль на горе у слияния двух рек ни с чем нельзя было спутать. Весь город заключался внутри Кремля. Снаружи стен простирались на юг мёртвые поля развалин, а севернее Кремля, под горой, зеленела Волго-Окская долина. Вся в мелко нарезанных полосках полей, в сетях зеркальных каналов, в россыпях деревень – она резко отделялась от пустыни защитными лесополосами.

Русия.

Соединённые Русские Земли, так называлось это государство.

Саид помнил, что когда-то она была огромной страной. Её повелители сидели в Старой Москве, и им подчинялись и нынешний Иделистан, и далёкий Кавказ – родина предков Саида, и неведомые земли ещё дальше на восток, и даже какие-то колонии в космосе. Саид мало что знал о той, старой Русии. В мектебе на уроках истории рассказывали в основном про то, как в ней жестоко угнетали мусульман. Неудивительно, что Гнев Аллаха уничтожил её могущество…

Кольцелёт снижался. Миллер поворачивала на восток от Кремля, в сторону ровной бетонной площадки, где стояли в ряд несколько разноцветных кольцелётов.

– Борт 205 – авиабазе имени Чкалова, – заговорила Миллер, – прошу разрешения на посадку… – Она повторила это несколько раз. – Разрешили, – сказала она уже пассажирам. – Надеюсь, не задержимся… Ну, всё. – Лётчица сосредоточилась, ушла в себя. – Садимся.

Кольцелёт опустился на площадку авиабазы, подняв ураган пыли. Когда пыль улеглась, Саид увидел, что к ним идёт пышноусый военный в песочного цвета кепи и мешковатом камуфляже. Миллер открыла свою дверь. Военный остановился и отсалютовал.

– Дежурный по базе капрал Гаврилюк, день добрый. Полётные документы разрешите.

– Ох, начинается, – Миллер со вздохом наклонилась и полезла под сиденье. – Да, конечно, капрал. – Лётчица выпрямилась и протянула военному папку бумаг. Тот внимательно читал и с каждым листком хмурился всё сильнее.

– Удостоверяющие личность документы имеются? – спросил он похолодевшим тоном.

– Само собой, – Миллер продемонстрировала ему запястье. – Есть у вас сканер ID-чипов? Нет? Тогда вот бумажный паспорт с русской визой, – она вытащила из-под сиденья ещё какую-то книжечку. – Теперь всё? Мне полный бак БК-16, если можно.

Возвращая паспорт, Гаврилюк отрицательно покачал головой.

– Печать смазана, – сказал он, – документ недействителен. Не имеете права пилотировать летательные аппараты в воздушном пространстве Русии. Покиньте машину, господа.

– У меня есть ещё документы, – каким-то другим голосом сказала Миллер. – Много документов. Вам сколько? Тысячи хватит?

Гаврилюк неодобрительно поджал губы.

– Предложение взятки? Нехорошо, мас Миллер. Выйдите из машины. И вы, – кивнул он Саиду и Брендану. – Прошу выйти всех.

Лётчица повернулась к Брендану.

– Делать нечего, выходим. Баки почти пусты. Вам придётся договариваться с его начальством.

– Почему мне? – Брендан заметно оробел.

Миллер захихикала.

– Хотите, чтобы я договаривалась с наземниками в таком виде? – Она демонстративно выпятила обтянутую комбинезоном грудь. – Меня неправильно поймут. А платить собой за керосин я ещё не готова… Да и главное, звание у меня маленькое, а вы – врач, это по военным понятиям всё равно что офицер.

Брендана явно пугала роль главного, но ему ничего не оставалось как согласиться.

Полковник Кандауров, начальник авиабазы имени Чкалова, принял их у себя в кабинете. По лукавому выражению гладкого толстощёкого лица даже Саид понял, что именно Кандауров приказал их задержать под любым предлогом.

– Слушаю вас, мастер, – он гостеприимно указал Брендану на продавленный кожаный диван под огромной картой Русии.

– Полковник, – высоким сдавленным голосом заговорил Брендан, – я сотрудник «Рианнон Биосервис» и выполняю особо важное задание по линии Космофлота. Вам, конечно, известно, что это значит? Если моё руководство узнает…

– То что? – невинно спросил полковник.

– У Космофлота достаточно влияния, чтобы создать неприятности и вам, и вашему командиру. Генерал Беляев-Нижгородский, если не ошибаюсь? Давайте обойдёмся без скандала. Я спокойно заправлю машину и покину вас навсегда. Так будет лучше для всех, не правда ли?

Кандауров начал добродушно посмеиваться ещё на середине этой речи, а к концу уже почти хохотал.

– Ну вы даёте, – проговорил он сквозь смех. – Думаете, мы тут в лесу живём? Да нет, и «Сниффер» принимаем, и «Терра Ньюс», – Кандауров кивнул на настольный нетвизор. – Отлично знаем, что нету больше вашего филиала, что всё ваше влиятельное руководство арестовано уже больше часа как… Да дело не в этом. – Он наклонился к Брендану и заговорил доверительно: – Вы же понимаете, мастер – наша матушка Русия особо дружит с Новой Москвой. И как-то мне совсем неохота оказаться пособником врагов НМ. Поэтому, мастер, слушайте сюда. Ваш рингер я задержу. – Кандауров значительно поднял палец. – На время, понятно? До окончания вашей неразберихи. Когда всё кончится, я первый извинюсь, машину верну и за беспокойство выставлю бочку чистого БК-16. Ну а до того… – Полковник выразительно развёл руками. – Гуляйте, мастер. Под арест сажать не буду, хотя имею полное право. Гуляйте, дышите воздухом…

Брендан встал.

– Тогда мне придётся решать вопрос с генералом Беляевым-Нижгородским, – всё ещё не сдавался он.

Кандауров поджал губы, помотал головой.

– Генерал вас и на порог не пустит. Да и потом, что же вы думаете – я по своей воле вас задерживаю? Генерал мне и дал указание. Так что не ходите, добром советую, ничего не добьётесь…

Брендан гневно хлопнул дверью.

– Пойдёте к этому генералу? – спросил Саид.

– А что я ему скажу? – вздохнул Брендан. Они шли по коридору, увешанному плакатами: «Воинская присяга», «Знаки отличия вооружённых сил Русии», «Уголок техники безопасности». – Наша организация вне закона, наше начальство арестовано. За нами никого нет. Мы – никто. Любая толстая свинья может взять и отобрать у нас рингер, и ничего мы свинье не сделаем… Звоните в Кап-Яр, – обратился он к лётчице, – пусть присылают за нами машину.

– Кому звонить-то? Я же сказала – тамошнего связного знают только Конти и Гриффит. А кроме того связного, никто про нашу сверхсекретную миссию слыхом не слыхивал…

– То есть никто за нами не прилетит? – вконец упавшим голосом спросил Брендан.

– Вот именно. Придётся вам добираться по Волге, местным риверботом. – Они уже вышли на воздух и остановились там, где расходились две дорожки: одна к воротам базы, другая на взлётную площадку.

– Что значит «вам»? – насторожился врач.

– Без меня, – Миллер улыбнулась милой виноватой улыбкой. – Уж простите, ничего личного – я обязана оставаться при машине. С этими groundies, vent shlock, – добавила она три непонятных Саиду слова.

Они распрощались. Саид чувствовал сожаление: лучше бы с ним осталась маленькая лётчица. Она выглядела куда смелее и увереннее, чем вечно растерянный Брендан. Да и куда приятнее, хоть Саид и робел с ней заговорить… Часовой у шлагбаума выпустил Саида и Брендана. Было около трёх дня, жаркий ветер нёс навстречу мусор и пыль.

Через ворота квадратной красно-белой башни Кремля мальчик и врач вошли в Нижгород.

Они шли по главной улице через богатые кварталы. Над неприветливыми заборами, сложенными из остатков старого города – кирпичей и бетонных блоков – высились кроны садов, островерхие крыши особняков, печные трубы. Таблички на воротах предупреждали о злых собаках. Мимо то и дело проезжал старый, видавший виды мобиль, а чаще велосипедист или рикша. На Брендана в его белом врачебном комбинезоне оглядывались прохожие – ясно, что космик, да ещё и чернокожий, здесь был редким гостем. Хорошо, подумал Саид, что врач хотя бы надел просторный комбинезон, а не этот срам в обтяжку… Ближе к центру застройка стала плотнее, вместо особняков потянулись двух-трёхэтажные дома с лавками и трактирами, ветер со скрипом качал их вывески: «Обувь», «Шиномонтаж», «Эксклюзивные поставки с Луны», «Солнет-кафе Гиперион. Космическая скорость связи!»

– Куда мы идём? – полюбопытствовал Саид.

– В порт, – ответил Брендан. – Купим билеты на ривербот до Кап-Яра. Но сначала надо поменять деньги.

Они вышли на центральную площадь – вытянутый четырёхугольник с каким-то памятником посредине. Кроме памятника, площадь украшали самые величественные здания в городе – православная церковь, дом офицеров и дворец генерала Беляева-Нижгородского, обнесённый трёхметровой каменной оградой с колючей проволокой. Вдоль другой стороны площади, по краю уступа, нависшего над нижней частью Кремля, тянулась длинная эспланада. Вид на нижний Кремль, Волгу и заволжскую равнину был бы захватывающим, если бы Саид не насмотрелся на всё это с ещё большей высоты. Они пересекли площадь и обошли дом офицеров. С противоположного фасада тот оказался увешан вывесками, бросились в глаза: «Гостиница Офицерская», «Судоходное агентство», «Нотариус» и «Банк».

– Банк, – обрадованно сказал Брендан, – нам сюда… Чего ты?

Саид стоял на месте. С ним что-то случилось.

Била дрожь, как при ознобе, и он не мог двинуться.

«Я не могу двинуться!» – хотел он крикнуть… Но мышцы гортани тоже отказали… Он всё сильнее дрожал всем телом…

Что это такое?! Как страшно! Эй, Брендан, ты же врач, помоги!

Волна крупной дрожи пробежала по ногам… Мышцы ног непроизвольно, судорожно расслабились, колени подогнулись.

В полном, ясном сознании, внутренне вопя от ужаса, но не в силах даже застонать, Саид рухнул на тротуар.

Он видел перед собой Реальномирную Спираль во всём её сиянии посреди бесконечного белого пространства.

Спираль вращалась. Два золотых рукава раскручивались от центральной перемычки по часовой стрелке… Или больше двух? Или против часовой? Он не мог понять. Перед глазами всё плыло. Его мутило, голова не работала.

Он даже не сразу разглядел, что Спираль – пластмассовое украшение, подвешенное к белёному потолку… Он понял, что лежит в постели… голова забинтована… даймон не работает… Он вспомнил.

Садовник, чёрный цветок, безлюдный Рабат, контора Гафурова, налётчики Красной Шапочки. Теперь понятно. Его ранили, а садовник подобрал и привёз сюда. К Валериану в этот, как его… медиа… медито…

– Ой, – послышалось возле него. – Очнулся. – Над Арлекином склонилась молодая девушка с простенько-миловидным лицом, одетая как геймер – в глухое белое платье, волосы тщательно убраны под белый платок. Сиделка смотрела встревоженно и любопытно, будто впервые видела рядом с собой казуала… А может и правда впервые, уж очень наивный у неё был вид. – Лежите! Я сейчас.

Сиделка стремглав выбежала, и вскоре неторопливо вошёл Валериан в своём белом балахоне с бахромой, наполнив комнату приторным запахом благовоний.

– Очнулись, мой друг? – Гулкий баритон гейммастера мучительным колоколом отдавался в черепе Арлекина. – Слышите меня? Видите? – Валериан наклонился, почти коснувшись лица раненого кончиками длинных серебристых волос. Прозрачные глаза на мясистом лице смотрели изучающе-пристально. – Если да, кивните.

– Вижу. Слышу. И говорю, – пробормотал Арлекин. И видеть, и слышать, и говорить было как-то невыразимо противно.

– Очень хорошо, мой друг. Как вас зовут?

– Вы прекрасно знаете, гейммастер. Раньше вы не валяли передо мной дурака.

– Всего лишь проверяю на амнезию. Помните, что случилось?

– Помню отлично. В меня стрелял гадёныш из банды Шапочки. Что у меня?

– Скользящее ранение, – Валериан опустился в кресло, которое так и заскрипело под его весом. – Пуля отрикошетила от черепа и немного ободрала надкостницу. Царапина и сотрясение мозга, ничего страшного.

Арлекин потрогал бинт на голове. Наложен грамотно… Да-да, он вспомнил: Валериан – хилер, и лечит не только Вторым Читкодом Исцеления. Ещё будучи космиком, док Венгеров получил медицинское образование. Должно быть, пациенты с пулевыми ранениями попадались ему нередко – с такими жалобами не всегда обращаются к лицензированным врачам… Голова у Арлекина начинала болеть, но он не стал поддаваться – нужно было ещё слишком много узнать.

– Почему за мной не приехали наши?

– Потому что вашего филиала больше нет. Сдался Новой Москве. Сейчас там повальные аресты. Возможно, из всего экстрагарда только вы и остались на свободе… благодаря нашей церкви, – ненавязчиво подчеркнул Валериан.

Сколько же он запросит за услуги врача и укрывателя? Арлекин начал подозревать, что будет расплачиваться всю жизнь – и голова сразу заболела сильнее.

– Что с цветком?

– Восхищаюсь вашим профессионализмом, мой друг! Восхищаюсь и немного ужасаюсь. Неужели вы даже не спросите, что с Игорем?… – Валериан печально вздохнул. – Цветок у меня. Если можно назвать цветком то, у чего вместо корня металлический якорь. Высажен в кадку в очень надёжном месте. Чувствует себя превосходно – ловит мух и отпускает живыми. Уж такое игривое создание!

– Убивайте сразу этих мух, – посоветовал Арлекин. – А садовник?

Гейммастер опять вздохнул.

– В порядке… физически. Я удалил жало. Но… Если бы вы знали, мой друг, как он терзается из-за того, что убил человека! Даже после того, как я отпустил ему этот грех. Вам, конечно, не понять таких переживаний…

– Убил человека?

– Что ж, мой друг, придётся рассказать всю историю, потому что сам Игорь заговорит не скоро. Когда у вас началась перестрелка, он схватил лопату и побежал в дом…

– В дом? – поразился Арлекин. – На выстрелы? С лопатой? Да он ещё дурнее, чем я думал!

– Насколько я понял, вы спасли ему жизнь. Он счёл себя в долгу… Но прошу не перебивать. В комнате была куча трупов и вы, раненый, без сознания… И кто-то один живой, но с перебитой ногой. Когда Игорь вбежал, этот несчастный как раз ковылял к вашему пистолету. И так страшно на вас ругался, что Игорь… – Гейммастер горестно развёл руками. – Раскроил ему череп лопатой. Бедный мальчик! Заповедь ненасилия так много значила для него… Он был полон такого сострадания ко всему живому…

– Что дальше? – перебил Арлекин.

– Дальше он кое-как перевязал вам голову, взвалил на одно плечо вас, на другое цветок… и притащил сюда. Четыре километра через охваченный анархией Рабат, под выстрелами. Невероятный человек. – Валериан восхищённо покачал головой. – Как говорил Тонпа Шенраб, все живые существа достойны любви, но немногие достойны уважения…

– Как он сейчас?

– Серьёзная депрессия, но сейчас уже лучше. Я должен был наказать его за грех убийства… Поймите правильно: я был обязан это сделать. И я наложил годичный обет молчания. Что не только милосердно, но и, согласитесь, прагматично. Кому нужно, чтобы он болтал о цветке?

– Тут вы правы.

В глазах гейммастера появилась жёсткость.

– Надеюсь, вы понимаете, в каком неоплатном долгу вы перед нашей церковью?

Арлекин потёр лоб – голова болела уже нестерпимо.

– Чего вы хотите?

– Цветок, – Валериан так и сверлил его водянистым взглядом. – Нет, сам цветок мне не нужен. И я не хочу ничего знать о нём. Но я намерен продать это скверное растеньице. И вы, мой друг, организуете сделку.

– Сделку с кем?

– А вот найти покупателя – ваша забота. – Валериан чеканил каждое слово. – Я желаю получить за цветок всё, что покупатель способен дать. Не лично для себя, конечно. Для церкви. – (Как будто есть разница, слабо ухмыльнулся Арлекин). – И получить твёрдую гарантию личной неприкосновенности после сделки. Со своей стороны я, конечно, гарантирую полное молчание. Беру я дорого. Но слово держу железно.

– Вообще-то, – сказал Арлекин, – цветок мой. У меня служебное задание – доставить его по адресу. При всём уважении, гейммастер, и при всей моей безграничной благодарности – вам лучше не вмешиваться в эти дела.

Валериан пренебрежительно хмыкнул.

– Мой друг, вы всё ещё плохо соображаете. Вашей организации больше нет. Вы больше не на задании. И наши прежние отношения кончились. Вы мне не куратор, я вам не информатор. Мы просто два человека, помогающие друг другу в этом жестоком мире… – Истиноучитель грустно вздохнул. – Так что прав на цветок у вас не больше чем у меня.

– Моя организация есть, – сказал Арлекин. – Она называется Космофлот. Эту работу я делаю для Венеры. Немного меняет дело, а?

Гейммастер нахмурился.

– Да, – согласился он, – это меняет дело. Космофлот богаче Новой Москвы и купит цветок дороже.

– Космофлот не будет у вас ничего покупать. – Арлекин поморщился и потёр лоб. Голова раскалывалась. – Он пришлёт команду ДЕСПО и заберёт его силой. А вызову эту команду я.

Валериан укоризненно покачал головой.

– Не стоит угрожать человеку, в чьей полной власти вы находитесь.

– А я что, угрожаю? Я предупреждаю. Угрожаете мне вы, причём попусту. Я же вас знаю, гейммастер. Вы мошенник, а не убийца. И не обманывайтесь насчёт полной власти, кстати сказать.

– Вы меня знаете, и я вас знаю, мой опасный друг, – Валериан даже не пытался разыгрывать оскорблённое достоинство. – Вы по-своему человек чести. Вы всегда выполняете контракт и платите долг. И согласитесь, что вы кое-что должны реалианской церкви.

Оперативник кивнул, уже едва соображая от головной боли.

– Я должен Игорю, – проговорил он, – за спасение моей жизни. Я должен вам – за лечение. Но я должен и Космофлоту. И это мой приоритет. Не влезайте в это дело, последний раз добром прошу. Отдайте цветок. Я расплачусь с вами, но по-другому… Гниль и муть, дайте что-нибудь обезболивающее!

– Держите, – таблетка и стакан воды уже были наготове у Валериана. – Поговорим после. А сейчас вам надо отдохнуть. – Он протянул Арлекину кружку. – Выпейте вот это. Вы отдохнёте… – Голос гейммастера стал гипнотически размеренным. – Расслабитесь… глубоко дыша… погружаясь в тёплое… обволакивающее… бездонное… море покоя…

Арлекин проснулся от грохота.

Гремело со всех сторон – слишком громко и часто для грозы, и удары были какие-то слишком одинаковые… Б-бах! Б-бах! Ещё толком не проснувшись, он узнал этот хлопающий звук с характерной оттяжечкой… 75-миллиметровая зенитная противобомбовая пушка «Мордор»… противобомбовая? Арлекин открыл глаза и сел в постели. Голова сразу обморочно закружилась.

Молоденькая сиделка в кресле сидела столбом, трясущимися руками вцепившись в подлокотники. Как только Арлекин подал признаки жизни, она судорожно схватила его за руку.

– Что это, что?

– Война, что же ещё, – пробормотал оперативник. Окно было занавешено, стёкла дребезжали при каждом выстреле, маленькая рука девушки была сухой и горячей.

– В нас стреляют?

– Не в нас. В небо. – Он медленно, осторожно сел, завернувшись в одеяло. – Открой-ка занавеску.

– Не надо. Я боюсь. Там темно, – сиделка сжала его руку сильнее.

– Да отпусти ты, дура, – Арлекин вырвал у неё руку, кое-как встал и, пошатываясь, подошёл к окну.

Он отдёрнул занавеску… и замер от невиданной, грандиозной, зловещей красоты небес.

Низкая, непроницаемо чёрная туча стояла над Новой Москвой. В туче зияли рваные дыры, и сквозь них столбами лучей бил солнечный свет. Бабахнул «Мордор». Мгновенная вспышка осветила клубящееся лохматое дно тучи… и немедленно в одной из дыр вздулось комком чёрного пуха облачко, разрослось, залило собой дыру, погасило сноп лучей. С каждым выстрелом будто гасили один прожектор, и на земле становилось всё темней… Туча, ежесекундно озаряемая всё новыми вспышками, кипела и волновалась, будто море живого мрака…

– Это… конец Игры?… – пролепетала сиделка. Она уже успела подойти и опять вцепиться в его руку. – Наш мир стирают? Это Тёмный Разработчик?

– Пылевая защита, – Арлекин не смотрел на неё, заворожённый зрелищем. – Закроет нас от бомб. – Объяснять ничего не хотелось. Он успокаивающе приобнял девушку, и она немедленно прижалась, уткнула лицо в плечо.

– Простите… – жалобно забормотала она. – Мне очень страшно… Только не подумайте…

– Да не думаю, не думаю. – Он невинно погладил её по спине. – Скажи лучше, где все ваши?

– На молитве, в медиториуме.

– А ты что?

– Мне сказано быть с вами… Ой! – Сиделка торопливо отстранилась. Вошёл Валериан. Девушка поклонилась ему в пояс.

– Вижу, не теряете времени, мой друг, – сухо сказал Валериан по-английски. – Идёмте, укроемся в подполе. Я помогу вам дойти. Надя! – перешёл он на русский. – Ты здесь больше не нужна. Иди в медиториум и молись со всеми. Я буду молиться в уединении.

– Бросаете любимую паству? – спросил Арлекин назло по-русски. Вот за такие вещи он и не уважал гейммастера. Надя перевела непонимающий взгляд с одного на другого и сразу поспешила из комнаты. Арлекин вдруг сообразил… – Так! Надя! – крикнул он вдогонку. – Быстро выводи всех наружу! Чтобы никого в медиториуме! Если эта ваша стеклянная пирамида рухнет…

– Да, делай как он сказал, – кивнул Валериан. – Всех во двор! – И когда Надя выбежала, повернулся к Арлекину. – В подполе на всех места нет. Если пустить туда – будет паника. Люди друг друга передавят безо всяких бомб. Так что пусть молятся наверху, а подпол – убежище для избранных. В том числе для вас. Вставайте! Руку мне и вперёд. Уговаривать долго не буду.

– Ешьте сами гниль в своём подполе. Я хочу насладиться зрелищем.

Валериан нахмурил брови.

– Вы что, бредите? Или не поняли? Время спасать шкуру!

– Нашим шкурам ничего не грозит. Цели бомб – не здесь. Они бомбят…

Солнцеподобная вспышка – несравнимо ярче разрывов снарядов – озарила небо. Бомбы врезались в тучу… Взрыв на миг высветил всю её изнутри, будто рентгеном выявил все наслоения и слияния бурлящих турбулентных структур… Валериан присел и закрыл голову руками, но Арлекин не пошевелился, когда ударные волны затрясли окно. Долгий, сочный, раскатистый гром… Вот и всё. Туча спасла. Арлекину хотелось смеяться от радости. Он поднял оконную раму.

Порывом налетел ветер, неся едкие запахи гари и озона. Стало намного светлее. Туча всё ещё висела, но взрыв пробил в ней круглую прорубь диаметром в километр. Сквозь неё синело ясное небо. Стены проруби струились вверх бешеными потоками – это разогретый взрывом воздух поднимался и увлекал с собой пыль. Раненая туча выла и ревела, как тропический ураган… Она постепенно приобретала форму толстого тора, дымного кольца, что непрерывно выворачивалось изнутри наружу…

– Они бомбят космодром и военную базу, – закончил фразу Арлекин. – Видите, дыра намного севернее нас? Тратить бомбы на такую грязь как мы с вами…

Ему опять не дали договорить.

Веер огненных стрел бесшумно и стремительно пролетел сквозь дыру.

Вторая кассета бомб… гниль и тьма!

Арлекин бросился на пол, ящерицей заполз под кровать – а там уже прятался Валериан, предусмотрительно заткнув уши пальцами.

– Не затыкать! – успел проорать ему Арлекин. – Открой рот, зевай!

И грянул гром… а за ним ещё и ещё… а напоследок – удар такой силы, будто по ушам врезали кулаками. Со стен и потолка сыпалась побелка, заставляя кашлять от меловой пыли… Вторая волна, третья… Арлекин не считал. Потом был рёв и ураганный сквозняк… А потом стало почти тихо.

Арлекин, весь в пыли и извёстке, выполз из под кровати. Было светло, на кровати косо валялась рухнувшая с потолка Реальномирная Спираль. Он глянул в окно.

Грибы вырастали в небо.

Вырастали с торжественным штормовым гулом.

Два гриба – большой и малый. Их ножки струились вверх и источали багровое тление. Купол белой шляпки большого гриба уже дорос до дыры в туче и поднимался сквозь неё в чистое небо. Остаток тучи тёмным клубящимся валом окольцовывал его… Никогда в жизни Арлекин не видел ничего грандиознее и прекраснее… Эти вздымающиеся купола… такой безупречной гладкости… такой до слёз невинной ангельской белизны… а вокруг – предсмертное кипение тучевых громад, провалы мрака, дымные снопы солнечных лучей… синева, пепел и перламутр…

– Лик Божий над адом… – хрипло проговорил Валериан. Он тоже расширенными глазами смотрел в окно. – Да, мой друг… Впервые за много лет мне явлено нечто действительно… напоминающее… о присутствии высшего начала в мире… Как ни кощунственно это звучит…

– Вас тоже проняло? – Арлекин усмехнулся. Возвышенные речи Истиноучителя всегда оказывали на него обратное действие – отрезвляющее.

– М-да. Куда они попали?

– Большой гриб – над космодромом, – показал Арлекин. – Рванули холодильники с жидким водородом, а там счёт на килотонны. Маленький грибок – над ТЯЭС.

Валериан побледнел.

– Радиация?

– Да нет, реактор глубоко, к нему не пробиться. Грохнулись наружные теплообменники. Этот гриб – вода из градирен.

– А сами бомбы?

– Вы совсем поглупели со своими овцами, гейммастер. Бомбы – кинетические. Гигантские пули, по сути.

Арлекин смотрел в окно и теперь уже видел, что в саду сломалось много веток, но, к счастью, ничего не горело. Медиториум устоял. Стеклянная пирамида, как он и предсказал, обрушилась. (Успели ли выйти люди?) Он попробовал прикинуть общий ущерб… В стандартной кассете пять бомб, две попали в ТЯЭС и космодром, значит, остальные легли где-то на том же отрезке… Это полоса вдоль северного края Новой Москвы. Радиус поражения каждой бомбы метров триста, но если учитывать детонацию… Ясно, что полностью, в пыль, уничтожены ТЯЭС, космодром и военная база, скорее всего, также фабрики, речной порт, перегрузочный терминал… В остальной колонии и на севере Слободы должны быть сильные разрушения и пожары. Люди… Те, кто успел в укрытия, выжили. Но Новая Москва как политический и экономический центр перестала существовать.

Зато Рабат и юг Слободы, похоже, отделались лёгкими разрушениями.

– Можете возносить благодарственную молитву, – сказал Арлекин.