Александр Конторович
Оруженосец в серой шинели
Глава 1
— Каждый раз, когда я сижу здесь, — Лексли посмотрел в сторону развалин и подбросил в огонь несколько веток, — я снова и снова переживаю тот день…
Мне нет нужды выяснять, куда он устремляет свой взгляд — я хорошо помню эти места. В первый раз меня сюда привезли ещё совсем несмышленышем — от того момента в памяти почти ничего не осталось. Помнятся только торжественные звуки хора монахов, которые пели что-то величественно-печальное. Да долгая дорога назад. Тогда лил проливной дождь, и капли барабанили по верху кареты, в которой я ехал вместе с матерью. Она всю дорогу молчала и прижимала меня к себе — вот это врезалось в память надолго.
Следующий наш визит сюда произошел через пять лет — и к этому моменту несмышленый ребенок уже встал на ноги и сам себе казался умным и понимающим. Господи, какой я тогда был лопух — сейчас и самому смешно! И как только терпели мои выходки окружающие? Мать не поехала со мной — что-то важное удержало её тогда в замке. Да, у нас уже был свой замок! Его как раз и заканчивали строить — целых пять лет, ничего себе… С самого детства я запомнил перестук молотков плотников да возгласы каменщиков — самые яркие впечатления первых лет. Помнится, мне всегда хотелось стать таким мастером, как они. Изо дня в день видя, как медленно, но неуклонно растет замковая стена, я тоже хотел в будущем сказать: «Вот! Смотрите — это дело моих рук! Она простоит вечно!»
Своими мечтами я поделился и с матерью. Она, не перебивая, меня выслушала и, притянув к себе, погладила по голове.
— Сандр… ты и вправду хочешь стать строителем?
— Да! А что же в этом плохого?
— Напротив — это очень правильно! Но ты — ты все обдумал хорошо?
— А как же! Даже бегал на стену — к старшему мастеру Хою. И он говорил со мной… показывал, как класть камни! Только они очень тяжелые… я пока не могу их так хорошо укладывать… Но я же вырасту! И стану сильным!
Мать улыбается, встает со своего места и откладывает в сторону какую-то тетрадь. Она все время читает! Что там может быть такого интересного? Лучше бы на лошади ездила — это ведь так здорово! Дух захватывает! Меня одного так пока не пускают, сестра Агея говорит, что я еще слишком мал. Но ей-то! Ей — кто может запретить?
— Пойдём…
И мы выходим во двор. Не в парадный — тот, что перед воротами, а в задний.
Моё любимое место для прогулок…
Здесь всегда многолюдно и шумно. Иногда ржут лошади у коновязи, азартно лают друг на друга собаки. И шумят люди, которых тут всегда много.
В левом углу, около сторожевой башни, огорожен большой кусок земли. Сюда никто из посторонних не заходит, даже домашняя живность — и та обходит его стороной. Здесь тренируется замковая стража и Коты. За ними так интересно смотреть со стороны!
Только страшновато…
Они так машут своими мечами — того и гляди, кому-нибудь что-то отрубят. Один раз я видел, как выбитый сильным ударом меч, отлетев в сторону, косо воткнулся в столб. Ничего себе… а если бы там человек в это время проходил? Сестра Агея тогда сильно ворчала на солдат и выговаривала сержанту Лексли — он у них тут главный.
А он только в усы ухмылялся…
Именно к нему мы с матерью сейчас и направляемся. Сержант как всегда в заботах. Держа в руке меч, он объясняет двоим новичкам какой-то приём. Увидев нас, прерывает свои занятия и отсылает обоих парней на площадку — помахать мечами там.
Подойдя к нему, мать здоровается. Странное дело, но столь грозный воин (а я не раз видел, как робели от его слов здоровенные мужики), к ней относится с подчеркнутым уважением и чуть ли не с опаской.
В двух словах она рассказывает Коту о моих намерениях.
— Строителем, молодой лорд? — тот ставит к стене свой меч. — Похвальная мысль! Строить… да, это не мечом махать! Память можно оставить на века — замки стоят долго!
Честно говоря, я как-то даже растерялся — настолько неожиданными оказались эти слова в его устах. Да и мать, похоже, несколько удивилась.
— Если, правда, эти замки никто не разрушит… что, увы, тоже частенько бывает в наших краях…
— Зачем? — в моем голосе слышится искреннее удивление.
— Да как тебе сказать, Сандр… — сержант делает приглашающий жест, и мы с матерью опускаемся на скамью. — Войны — они иногда возникают как-то сами собой… И тогда рушат не только замки — сжигают целые города!
— Так надо не допускать подобного! — у меня аж кулаки сжались.
— Как, молодой лорд?
— Ну… у тебя же есть солдаты!
— Они есть и у врага. Иногда — так и намного больше.
— Стены высоки и крепки! С них можно долго отбиваться!
— Можно. Но не слишком долго, как показывает опыт. Да и, кроме этого, многое зависит также и от того, кто командует этими самыми солдатами. Как с одной стороны — так и с другой. Если умнее вождь обороняющихся — они могут победить. И тогда — стенам стоять долго. А вот если наоборот…
Подобного расклада событий я как-то и не мог предвидеть. Вот тебе и здрасьте, как иногда говорит мать…
— И что же делать? У нас — опытный вождь?
Кот улыбается.
— Пока над воротами замка висит наш флаг, немного найдется желающих попробовать их на прочность. Но все меняется, Сандр! И никто не может исключить возможности того, что во главе защитников придётся встать твоей матери…
— Почему ей?! А я?! Ведь я — единственный мужчина в роду!
— А кто тут собрался стать строителем? Или я чего-то не понял?
И что ему отвечать?
— Пойми, сын мой, — берет меня за руку мать, — ни одной матери не хотелось бы видеть своего сына воином — слишком велик риск его потерять! Да, безопаснее работать строителем или портным — они не воюют. Но ты — ты не просто сам по себе мальчик! Ты — сын своего отца! И одно это — обязывает уже очень ко многому!
— К чему же? — мой голос прямо-таки ломается от негодования. — Ведь лорд может делать всё что захочет!
— Формально — это так, — кивает Лексли. — Но вступив в артель каменщиков, ты очень быстро перестанешь быть лордом. На это место тотчас же найдется немало желающих, уж поверь! Да и после этого долгой жизни никто не гарантирует. Пусть и бывший, но лорд! А стало быть — опасен! Кто знает, может и работа подмастерья тебе тоже вскоре надоест. И положение лорда снова покажется не таким уж и плохим… А место — уже занято, там сидит новый лорд.
— Отчего же — подмастерья?
— А ты, молодой лорд, знаешь достаточно, чтобы стать сразу мастером?
— Ну… я буду учиться!
— А есть что будешь все это время? Все десять лет?
— Десять?
— По закону держать экзамен на мастера можно только после десяти лет работы подмастерьем.
— Лорду тоже?!
— Среди подмастерьев нет лордов — есть только обычные люди.
Вот это да… Замолкаю, ибо даже не могу привести ни одного аргумента в свою защиту.
— Дело в том, Сандр, — присаживается рядом Кот, — что ты — не просто лорд, каких, откровенно говоря, хватает. Ты — сын Серого! Никто — ни один король или герцог, не сможет спокойно спать, зная о том, что где-то рядом, затесавшись в толпу каменщиков, ходит Серый…
— Но я — не он!
— Пока… И то, это ещё толком не понятно. Никто не знает — кем ты станешь через год… или два. Тебя, в подобном случае, просто убьют. Будет ли это король или кто-то из врагов твоего отца — неизвестно. Но ждать — не станет никто. Как ты думаешь, почему тебя и твою мать охраняем именно мы?
— С вами никто не станет ссориться…
— Правильно, — кивает сержант. — Опять же — пока… пока слишком сильна память о твоем отце, и о том, что он сделал для королевства. Пока живы ещё военачальники, знавшие его лично. Но никто не вечен…
— И я тоже должен стать воином?
Мать вздыхает и прижимает к груди руки.
— Это — твой долг, Сандр, — серьезно говорит Кот. — Знаю, ты не готов ещё к такому повороту судьбы. Не обязательно воином — но лордом ты должен стать!
— Я и так лорд!
— Ты — сын лорда. Стать им сможешь только в четырнадцать лет — таков закон! И поверь мне, сразу же, как ты им станешь — очень скоро тебе бросят вызов. Не обязательно явный. И тогда ты должен будешь на него ответить — сам. Пока, до твоего совершеннолетия, формально вы все находитесь под защитой короля… хотя, я не слишком бы на неё полагался. И любой вызов вам — это оскорбление его величества. Поэтому мы, Коты, можем — и обязаны на него ответить. Тем более что твой отец был одним из нас. И мы не оставим в беде его жену и сына. Поэтому учись — тебе надо многое уметь! Не обязательно «махать мечом». Хотя и это не помешает, между нами-то говоря… А вот говорить с людьми, понимать их… это важнее! И намного! Твой отец — умел! Сможешь ли ты…
— Смогу!
— Ну… — Лексли вопросительно смотрит на мою мать. Та, сжав губы, коротко кивает.
— Тогда, — на моё плечо опускается латная рукавица, — пошли! Не ждал я этого разговора столь рано…
И — началось…
Если б мне кто-то ещё недавно сказал, что спать стану в общей казарме, есть — со всеми латниками вместе из одного котла, я немало подивился бы фантазии собеседника. Но высказывать своё удивление было некому, да и времени на это оставалось совсем ничего. Временами казалось, что — вот прямо сию секунду я рухну на мощеный плитами замковый двор и отдам богу душу. Ноги не держали совершенно, руки отваливались, и в голове стоял неумолчный гул. Только по воскресеньям мне позволялось ночевать в своих покоях, от которых я, откровенно говоря, стал понемногу отвыкать. Тогда и приходила ко мне мать. Подолгу сидела она у моей кровати, дожидаясь пробуждения. Как-то раз, проснувшись раньше обычного (сказались-таки ранние подъёмы), я невольно залюбовался её красивым лицом. Видел я его в профиль и, наверное, поэтому, оно вдруг показалось мне необыкновенно прекрасным — как на тех картинах, что висели у нас в коридорах замка. Осторожно вытащив из-под одеяла руку, я робко дотронулся до её колена.
— Проснулся?
— Да…
— Тогда — чего лежишь? Вставай, нам сегодня ехать на праздник!
Тоже, между прочим, то ещё времяпровождение…
Если кто полагает, что сидеть в кресле и взирать на веселящихся — это здорово, то могу его уверить: он ошибается. Прежде всего, это скучно. Они там, а ты — тут. Сиди себе с серьезной миной на лице, изображай собственную важность… Куда как с большим удовольствием я спустился бы к людям — станцевал с ними, даже и просто за столом рядом посидел! А вы и не знали, какие среди простого народа попадаются собеседники? Очень даже серьёзные, скажу я вам… да чего далеко ходить, прямо в замковой казарме мне такие люди встретились — чуть не в первый же день!
Вот с кем я бы просто побродил по лесу… а тут — сиди! Играй роль грозного лорда! Это из семилетнего мальчишки-то грозный воитель?
Но — как говорит Лексли, взял груз — тащи! Родился сыном лорда — будь любезен соответствовать! Вот я и впрягся…
И так прошел год.
За ним второй.
Я уже ничему особо не удивлялся, да и ноги-руки как-то понемногу перестали болеть. Голова тоже меня не подводила — всякий гудеж в ней прекратился уже давно.
Вскочить с земли на лошадь, да ещё в доспехе (как это делают Коты), пока, честно говоря, не получалось. Но вот выдержать десятиминутный бой с двумя младшими латниками — это уже вполне было по зубам. Ну и что, что по возрасту они лишь немного меня превосходили? Они-то уже считаются почти настоящими солдатами! А я — пока ещё нет…
И стрелять (правда, из собственного, специально для меня изготовленного, арбалета) тоже получалось очень даже прилично. С пятидесяти шагов я бил все мишени. Со ста — девять из десяти. Дальше… ну, об этом потом…
Рос я быстро — сержант говорил мне, что в отца, наверное, удался. Во всяком разе, своих сверстников обогнал почти что на голову. И пусть в общем строю моё место было в конце шеренги, это ещё ничего не значило! Вытянусь ещё… и мускулы наращу!
И вот сегодня мы с Лексли сидим у костра и смотрим на руины замка. В вечерней темноте они расплываются, и их очертания почти неразличимы. Весь отряд, кроме часовых, уже устроился на отдых, легла в своем шатре и мать со своими монахинями. Они в подобных выездах никогда не отходят от неё далее, чем на несколько шагов. Удивительно, но даже суровые Коты относятся к ним вполне уважительно.
— Не по себе, Сандр? — спрашивает меня сержант.
— Да как-то… даже толком и не пойму, неуютно как-то…
— Это Вдовий замок на тебя смотрит, — кивает он в сторону развалин. — Многие ощущают его взгляд.
— И что теперь делать?
— Ничего, просто привыкни к его взгляду.
— А зачем он это делает?
— Никто этого не знает. Даже наш епископ — и тот только руками развел. Но опасности никакой нет. Особенно — для тебя…
Показалось мне или нет, но последние слова он произнес как-то неуверенно?
— Отец погиб здесь?
Я это знаю, но почему-то ещё раз переспрашиваю.
— Да. Я помню его — он стоял вон там, у ворот! — показывает рукой Кот. — А оттуда подходили войска ордена. Они заняли всю дорогу, а хвост колонны даже не был отсюда виден. У нас у всех просто кулаки чесались — так хотелось броситься на помощь твоему отцу!
— Почему же вы этого не сделали? Или крепость нельзя было отстоять?
— Можно. Мы могли отбить приступ, во всяком случае — первый. Но… таков был приказ лорда.
— Почему?!
— Он обещал ордену сдать укрепления без боя, если те выполнят его просьбу — разбить горцев. Они это сделали — Сандр сдержал свое слово.
— Но он же мог…
— Не мог. Он дал слово. Слово Серого. И обязан был его сдержать.
— И сдержал…
— Да. Войско ордена вошло в ворота, и они захлопнулись за ним. А потом… потом рухнули стены. Тут такое творилось! Земля тряслась, в нашем лагере все попадали на колени, лошади словно взбесились. Последней упала самая старая башня — «Каменная вдова». До конца своих дней я не забуду этого зрелища! Она падала в абсолютной тишине, грохот на какое-то время затих… Башня не рассыпалась, она ушла в землю прямо — как и стояла. Жуткое это было зрелище, скажу я тебе…
Он качает головой. Трет рукою подбородок.
— Мы стояли здесь ещё долго. Послали людей прочесать развалины — а вдруг? Но нашли только нескольких полумертвых солдат ордена. Больше никто не выжил. Да и этих не удалось вынести — они не пересекли живыми пределов крепости.
— А наши люди?
— Они все выжили, хотя и получили основательную встряску. Ты просто не представляешь себе, что они там увидели…
Сержант снимает с пояса флягу и делает основательный глоток вина.
— Да… Мы часто сюда приезжаем. Миледи подолгу сидит и смотрит на руины. И я её понимаю… порою мне кажется, что она с ними разговаривает. Не знаю… все может быть…
Он встает.
— Однако же — пора спать! Завтра мы выезжаем к горцам — надо быть отдохнувшими, ведь путь неблизкий.
Да, Лексли управляет и горскими княжествами — их князья присягнули моему отцу, и лорд назначил туда сержанта своим представителем. Он частенько туда уезжает и пропадает там подолгу. Вот, кстати говоря, тоже несуразность!
Лексли — всего лишь сержант!
Правда — сержант Котов. Что уже само по себе весьма и весьма неслабо.
Но горские князья его слушают и подчиняются! А ведь каждый из них имеет под своим командованием сотни воинов!
Я только сейчас начинаю понимать — насколько же серьёзно они воспринимали моего отца…
— Лексли… Говорят, что отец мог убить человека голыми руками, даже и без оружия? Это правда?
— Мог, — кивает Кот. — Я это видел.
— Он так сильно его ударил? Куда?
— Нет. Просто похлопал по плечу.
— И всё?!
— Да.
— Но как?
— Этого никто не знает, а сам он ничего по этому поводу не говорил. Наверное, это какой-то особый дар Серого.
Ничего себе… как, оказывается, многого я ещё не знаю!
— Это большой праздник для горцев, — повернувшись в мою сторону, говорит Ален — один из младших латников. — Сюда сегодня съезжаются многие молодые воины и их отцы.
— Зачем?
— А сегодня некоторые из них — те, что покажут наилучшее умение, могут уехать с нами. Лексли берет их в войско лорда. Кое-кого направят и дальше — в коронные полки, они охотно принимают у нас новобранцев. Знают, что неумех мы не присылаем.
— И горцам это так важно?
— Спрашиваешь! Да у них основная цель жизни каждого мужчины — война! Иначе как воином — они свою жизнь даже и не представляют. Не все, правда, но те, кто думает иначе, сюда не приезжают.
— А свой дом защищать — они не хотят?
— Кто сюда полезет?! Зачем — тут же ничего нет! Да и наживать себе врага в лице Серого лорда… не самый разумный поступок. А эти земли находятся под его покровительством.
Я уже давно не удивляюсь, когда обо мне говорят в третьем лице — привык. Никто из командиров не выделял меня из-за этого, вот и все прочие мои сотоварищи совершенно не воспринимают меня в данном качестве — как лорда. По-первости меня это удивляло и даже обижало, но поразмыслив, я все это воспринял как должное — хочу же стать настоящим воином?
Хочу.
Стало быть — терпи!
И теперь уже сам иногда повторяю слова своих товарищей.
Ни одеждой, ни оружием — никто из нас ничем не выделяется. Только некоторые носят мечи, взятые в бою — это почетно. Особенно, если трофей лучше того оружия, которое дает тебе лорд. Правда, арбалет у меня — далеко не рядовая игрушка. Делал его старый мастер Гант — он ещё моего отца знавал. Тот, говорят, передал ему какие-то особенные секреты, и доспехи мастерской Ганта теперь идут нарасхват — только успевай делать! Но всех нас мастер одевает бесплатно — в знак уважения к отцу. Лишний раз удивляюсь тому, как, оказывается, много он знал. Мне бы так!
Я, кстати говоря, не раз ловил удивленные взгляды горцев, обращенные к моему арбалету. То, что все солдаты лорда одеты в наилучшие доспехи — это всеми воспринималось как должное. Понимали, что уж своих-то воинов тот снарядит лучше всех. Даже и у короля — не все военачальники одоспешены таким образом.
А вот хорошо различимое клеймо Ганта на арбалете (скрещенные стрелы поверх щита) — удивляло многих. Оружие мастер делал нечасто, все-таки его кузнецы больше специализировались на доспехах. И уж если мастер его кому-то изготавливал…
Тем временем, на площади заканчивается суета — всё готово к началу соревнований. Посередине площади возвышается помост, на котором сейчас сидят князья. Посередине помоста стоит пустое кресло — место верховного князя. Чуть пониже него стоит кресло Лексли — тот представляет сейчас его особу.
Еще на ступень ниже сидят все прочие князья.
По знаку одного из старших князей, с места срываются всадники — кто придет первым? Сотня лучших наездников имеет шанс попасть в конные части королевства! Есть из-за чего рвать жилы — казна лорда оплачивает обмундирование и вооружение. Да и коня дают… С таким нехилым приданым и тяжелая служба воспринимается совсем по-другому!
Пыль, крики — все спешат вперед.
Тут есть одна хитрая задумка — поле в его дальней части сужается. Так, что в относительно узкие ворота можно проехать лишь втроем-вчетвером, да и то — спокойным шагом, с разгона не проскочить. Ещё полсотни метров — финишный столб. С него надо сорвать красную ленту — и ты выиграл.
Понятное дело, что проскочить в ворота всем — не выйдет точно, кого-то обязательно оттеснят и не пропустят. Можно бить соседа нагайкой, толкать, только под копыта коней не сбрасывать — затопчут. И всё равно, без травм не обходилось ни разу. Кого-то прижимали — и весьма не слабо, кого-то били — тоже, между прочим, вполне всерьез…
Мы все — сопровождающая Лексли дружина, стоим перед помостом, отгораживая его от поля, по которому сейчас несутся всадники. Сбоку и сзади помост окружают воины горцев. Некоторые из них гордо носят доспехи со скрещенными стрелами — это те, кто отслужил своё в рядах королевской армии и вернулся назад. Таких немного, и относятся к ним с подчеркнутым уважением.
Вот мимо нас пронеслись первые всадники — и в воротах тотчас же образовалась толчея. Встают на дыбы разгоряченные кони, слышно их возмущенное ржание и хлесткие хлопки нагаек. Причем многие из всадников бьют не только по коням…
— Смотри! — трогаю я за локоть Алена. — Вон та группа — в темно-красных плащах!
— Что там?
А посмотреть — есть на что.
Доскакав до горловины прохода, темно-красные всадники не ринулись в него, напротив, они развернулись цепью поперек, не пропуская никого дальше. Нещадно избиваемые нагайками, они, тем не менее, держат оборону. Впрочем… нет, кое-кого они все-таки пропускают! Таких же, как и они сами и ещё некоторых — с белыми повязками на голове.
— Надо сказать командиру! — говорит мне Ален.
— Мне?
— Ты увидел — тебе и докладывать!
Вопросительный взгляд в сторону десятника. Тот, услышав наш разговор, наклоняет голову — иди!
Отсалютовав ему, взбегаю по ступеням и коротко сообщаю сержанту обо всем.
Он, приглядевшись повнимательнее, усмехается и делает мне знак остаться.
Толчея, тем временем, заканчивается, на шесте уже не осталось красных лент.
Все их обладатели выстраиваются перед помостом.
Прочие столпились за их спинами, разгоряченные и возбужденные, они еле удерживают своих коней.
Приглядываюсь — так и есть!
Более десятка темно-красных плащей, почти десяток белоповязочников… все они тут.
— Хитрецы! — усмехается Лексли. — Обеспечили прорыв своим товарищам…
В принципе, правила состязаний такого впрямую не запрещают — вообще никак подобных действий не оговаривают. Тут каждый — за себя.
— Кто старший? — интересуется Кот. — Среди этих — в темно-красных плащах?
Секундное замешательство — и из толпы проигравших вперед выталкивают худощавого парня на соловой лошади. Красной ленты у него, разумеется, нет.
— Как твоё имя? — спрашивает наместник.
— Седер!
— Почему у тебя нет ленты?
Парень пожимает плечами. Поперек лица у него вспух след удара нагайки, один глаз заплыл от синяка.
— Плохо видел, вот и не успел сорвать. А дальше… меня оттеснили, и срывать стало уже нечего.
— То есть — ты не попал в число выигравших?
— Не попал, — кивает парень.
— Это ты придумал такой вот приём?
— Я.
— Они уедут — ты останешься. Что станешь делать в следующем году? Попробуешь снова? Так, как вышло сегодня — уже не пройдет, этот прием все видели и сделают из этого соответствующие выводы.
— Ещё что-нибудь придумаю… — пожимает плечами худощавый.
А говорить ему трудно! Он ещё и на бок скривился как-то… видать, туда тоже прилетело основательно.
Тихо шепчу об этот Коту.
— Тебе ведь не только по лицу досталось? — интересуется он у горца.
— Не стоит внимания, это мелочь…
Ага! Да он еле в седле сидит!
Ноги сами несут меня вниз. Толпа расступается, и я подхожу к нему вплотную.
— Руку убери…
— Чего тебе? — удивляется Седер.
— Руку, говорю, убери!
Не дожидаясь ответа, приподнимаю полу плаща, который он прижимает левой рукой к боку.
Опа… а весь бок-то у него в крови! И это — уж никак не удар нагайкой, края одежды ровно разрезаны.
Протягиваю левую ладонь касаюсь ею бока — парень дергается в сторону.
Разворачиваюсь и, поднявшись наверх, демонстрирую окровавленную руку сержанту.
— Так… — сжимает губы наместник. — А ведь оружие использовать запрещено… Нельзя даже иметь его с собой на поле состязаний.
Среди князей проносится говорок, многие покачивают головами — осуждают.
— Пусть выйдет вперед имеющий кинжал! — встает с места один из князей. — Пусть покажет свое лицо!
Тишина…
Соревновавшиеся всадники возбужденно переглядываются. Но вперед никто не выходит.
Лексли задумчиво барабанит пальцами по подлокотнику кресла. Правила соревнований нарушены, и формально он может отменить их результат. В какой-то момент его взгляд встречается с моим — он словно бы спрашивает меня — ну, что?
Перед сержантом стоит блюдо, покрытое красным платком — на нём лежат какие-то фрукты.
Секунда — и этот платок в моей руке.
Снова скрипят под ногами ступени.
— На, перевяжи свою рану! — протягиваю я платок Седеру. — Истечешь кровью… зачем? Ты и так сделал всё, что мог, незачем демонстрировать свою храбрость дальше…
Он усмехается и забирает платок, неуклюже прикладывая его к ране.
— Обожди…
Всё-таки моя мать — целительница! И не из последних! Так что раны перевязывать — меня учить не нужно. Мои руки делают все это быстрее и качественнее — чего уж там…
— Так-то лучше!
Горец благодарно кивает, и я возвращаюсь назад.
А наверху уже закончилось импровизированное совещание. Лексли с интересом наблюдает за мной.
— Перевязал?
— Он чуть кровью не истек. Хороший воин будет, зачем из гордости показывать глупую удаль?
— Хм! — хмыкает Кот. Поворачивается к князьям. — Сколько здесь стоит человек, имеющих красную ленту?
— Сто! — отвечает старейший князь.
— Разве? А вон тот? — и сержант указывает на Седера. На его боку виднеется лоскут красного цвета. Издали он вполне похож на край ленты.
— Он не сорвал её с шеста! — упорствует князь.
— Кто-то может сказать, что он получил её бесчестным образом?
— Ему перевязали рану!
— Которой, вообще-то и не должно было быть вовсе…
Горец смущенно разводит руками — говорить ему нечего. Или отменять все соревнования (что князьям совсем не по душе — следующие, по закону, только через год), тем паче — по такой неприятной причине, или признать правильность слов наместника. Тем более что никакие правила не оговаривают какой должна быть лента. Красная — и всё.
— Нет возражений? — Кот оглядывает князей. Те согласно кивают — никаких!
— Седер! — приподнимается сержант с кресла. — Займи своё законное место — среди своих товарищей!
Парня тотчас же окружают его сотоварищи в темно-красных плащах, хлопают по плечам, обнимают. Ну вот, стало быть, для него день зазря не прошел — уже неплохо!
А дальше был пир — на который нас, ещё не совсем полноценных дружинников, не пригласили. Вполне закономерно — ты ещё заслужи это право! Право сидеть за одним столом с опытными воинами! И тут уже мало кого волновало, что мы латники лорда — местные обычаи Лексли уважал. И старался без особой необходимости никого лишний раз не раздражать, демонстрируя свою (весьма, кстати, немалую) власть.
Так что мы оказались предоставлены сами себе и, с разрешения десятника, отправились верхом к озеру — уж больно заманчиво оно выглядело издали!
Да и вблизи оно оказалось очень даже красивым, было на что взглянуть.
Мы — это я, Ален и Верт, ещё один из младших латников. Нас всего десять человек в дружине. Поскольку в одиночку никому и никуда отлучаться не разрешается, мы повсюду ездим втроем.
И вода в озере была хоть и прохладной, но очень даже приятной — таково оказалось общее мнение после того как все мы вылезли на берег — обсыхать.
— Всадники… — переворачиваясь на бок, говорит Верт.
— Сколько?
— Человек пять… сюда едут.
— Одеваемся! — командует Ален. Он старше нас обоих, поэтому сейчас выступает в роли командира.
Пара-тройка минут — и мы на ногах. Набросить кольчугу, подтянуть ремни… Шлем где? Вот он — на камне стоит…
Защелкнув последнюю пряжку, поднимаю голову — всадники уже близко. Молодые парни — похоже, что некоторых я уже сегодня видел. Наверняка, из участников соревнования.
— На-конь!
Подъехавших гостей мы встречаем уже в полной готовности — верхом. Только оружие в ножнах, незачем им светить, ведь никто из прибывших не выказывает явного недружелюбия.
— Добрый день! — вежливо здоровается Ален.
— Приветствуешь старших? Это правильно… — важно кивает один из них. — Решили искупаться в озере?
— Да, здесь хорошая вода.
— Тут все хорошее — и вода, и земля… и небо! Вот только люди иногда попадаются… всякие.
Если это не прозрачный намек на нас, то я и не знаю…
Мои товарищи, похоже, тоже это понимают.
— Люди бывают всякие, это так, — отвечаю ему. — Не только здесь — повсюду так.
— Твой командир разрешил тебе говорить? — удивляется тот из гостей, который начал разговор.
— У нас говорить имеет право каждый — особого разрешения на это не требуется.
— У вас! Но вы сейчас не у себя дома! Здесь младшие не имеют права голоса в присутствии своих командиров.
— Да? И законы лорда тут не действуют уже? Не знал…
Мой собеседник нервно кусает тонкие губы — так явно выказывать свое пренебрежение к законам верховного князя, да ещё и перед воинами Лексли… мягко говоря, перебор.
— Ладно… ты все равно уже все сказал… — машет он рукой.
Его взгляд останавливается на моем арбалете — притороченный к седлу, тот висит слева.
— Откуда у тебя такое оружие? Взял в бою? — сомнение так и звучит в его голосе.
— Это подарок.
Подарок — тут все всё понимают. Подарить можно что угодно, было бы, за что и кому. Хоть клинок, хоть замок.
— Надо же… Что же такого надо совершить, чтобы тебе подарили подобное оружие?
— Про то ведомо дарителю. Мне не пристало хвалиться своими достижениями.
Которых, откровенно говоря, пока что и так не слишком много… лучше скромно промолчать — пусть себе думает, что хочет.
— Ну и ну! Так передо мною — герой? И как твоё имя?
— Сандр.
Горец хмурится. И его понять можно — имя моего отца тут слишком хорошо помнят.
— Это родовое имя или нареченное?
А вот тут есть нюанс!
У горцев — два имени.
Родовое — которое они получают при рождении. Его обычно дает отец или старший в роду. В память о ком-то из великих предков или известных героев.
И второе имя — его обычно получают после первого боя или после какого-то серьезного деяния. И вот это имя может сказать про своего обладателя очень многое… иногда и не слишком приятное. Как правило, зовут человека уже по второму, родовое имя прибавляется крайне редко.
— Родовое. У нас — этого вполне достаточно.
— У вас!
Он что — на драку нарывается?
А очень даже может быть… Ремешок на его ножнах расстегнут, в принципе, особого нарушения в этом нет — он вне селения, имеет право. У нас этих ремешков нет, но нам и не положено — мы воины наместника, должны всегда быть наготове, таков закон. А вот любой гость, приезжая в чужое село, обязан застегнуть ножны своего меча — так требует местный обычай. В знак миролюбия, так сказать.
— То есть, ты пока ничем своего имени не подтвердил? — не унимается мой собеседник.
— А кому-то требуется доказательство?
Так, похоже, что и нашему старшему этот разговор не по душе. Подобрался Ален, чувствует что-то…
— Разве доказать своё умение и ловкость перед окружающими — это уже стало чем-то зазорным? — это вступает в разговор ещё один из гостей. — Или «воинам» наместника это не к лицу?
Он трогает коня и отъезжает в сторону, освобождая нам дорогу.
— Раз так… не станем вам мешать…
Уехать?
Мешать нам, скорее всего, не станут. Но вот слухи — эти точно возникнут. Мол, струсили воины наместника, не решились силой померяться… И иди потом, доказывай, что и как было! Не исключено, кстати говоря, что именно с этой целью всё и затеяно — не всем местным князьям по нраву крепкая рука Кота. Что делать?
Парни старше нас, сильнее и их больше — открытая стычка ничего не даст.
«Если не знаешь, что делать — делай шаг вперед!» — этот голос набатом ударил в моей голове — я аж дернулся!
Вперёд?
Драться, то есть?
Хорошо, но как?
На мечах?
М-м-м-да… тут нам ничего не светит — парни сильнее, и у них явно больше опыта. Тут горцы нам могут ещё и фору дать.
А в чем сильнее мы?
Чему нас учат лучше, чем местных парней?
— Тебе понравился мой арбалет? — обращаюсь к заводиле. — Хочешь сказать, что в твоих руках он бы смотрелся лучше?
— Такое оружие под стать хорошему воину, — ничуть не смутившись, хитро отвечает он.
— Хочешь сказать, ты стреляешь лучше?
— Не сомневайся.
А вот тут он врет! Правая рука у него явно развита лучше — мускулы на ней рельефно выделяются под одеждой. Он мечник — причем, неплохой. Так всегда бывает, если долго тренироваться, это нам ещё наши учителя хорошо втолковали в свое время. Но есть и оборотная сторона. Хороший мечник и одновременно хороший стрелок — редкость. К седлу слева у него приторочен простенький конный арбалет — не Бог весть что. Разброс стрел у него достаточно высок, дуги закреплены весьма непрочно, ходят при выстреле… дешевое массовое оружие. Нет, дать залп из полусотни таких арбалетов по скачущему противнику — можно, да и эффект от этого будет вполне ощутимый. Но вот для точной стрельбы такой агрегат совсем непригоден.
Итак — что делать?
«Навяжи ему свою волю!»
На этот раз я уже не шарахнулся от голоса в собственной голове, и внешне остался спокойным.
Наклоняюсь вниз и, вытащив кинжал, срубаю толстую ветку с растущего рядом куста. Трогаю коня и направляю его прямо на стоящих передо мною всадников.
Можно объехать — но я правлю прямо на них.
Расступитесь!
И они расступаются…
Отъехав метров на семьдесят, втыкаю ветку в расщелину скалы — теперь она хорошо видна на фоне белого камня. Закрепляю и поворачиваюсь назад.
— У тебя есть арбалет. Из своего оружия тебе не составит труда попасть в ветку.
Спорщик вспыхивает.
Одним движением он слетает на землю — силён!
Рывок — и арбалет в его руках, только треснули ремешки подвеса. Вижу, что стрелок злобно косит глазом в мою сторону, видимо, надеется увидеть мою растерянность или волнение. Делаю каменное лицо. Это еще больше раздражает и злит спорщика.
Хороший знак!
Щелчок — арбалет заряжен.
Он резко вскидывает его к лицу.
Секунда… ж-ж-ж-их!
Стрела выбивает плотное облачко каменной крошки совсем рядом с веткой. Неплохо — и даже очень! Из такого-то оружия… Да, не скажу, что мне запросто удается сохранять свой невозмутимый вид при таком результате стрельбы.
— А ещё раз? — ядовитее переспрашиваю его.
Тот аж взвился! Ж-ж-ж-их!
Ветка вздрагивает — стрела срезала часть коры. Не слабо… он и стрелок вполне себе неплохой.
Но все же не такой меткий, как я.
Прикосновение к левому уху коня — тот замирает на месте. Их специально этому учат — чтобы мы могли стрелять с седла.
Щелк!
Арбалет у меня блочный и бьет значительно сильнее обычного. А болты я сам подолгу подбираю, стараясь, чтобы они соответствовали друг другу. Проверяю древки — они должны быть ровными. Да много чего ещё делаю… Мои оппоненты все извелись уже, а заводилу, наверное, удар хватит от нетерпения, если я сейчас не стрельну. Он уже, наверное, мысленно примеряется к вожделенному трофею.
Не выйдет у тебя, брат. Не сегодня. Извини.
Болт лег в ложбинку.
Краем глаза вижу движение, один из горцев заезжает слева, со стороны солнца. Зачем?
Коня хочет напугать?
Очень даже может быть — тот дернется, и я промахнусь.
Верт трогает своего коня и вклинивается между нами — заметил эту уловку? Но я уже сосредоточился на выстреле. Задерживаю на миг дыхание…
Ш-ш-ш-ух!
Падает на землю срезанная верхушка ветки.
Спрыгиваю с коня под недоуменные взгляды горцев, взвожу арбалет и поворачиваюсь спиной к мишени. Это тоже стандартное упражнение — нас всех этому учат, но для непосвященных оно выглядит необычно. Говорят, что его придумал мой отец. Не знаю… но пота я на тренировках пролил… не одно ведро, наверное.
Ален хлопает в ладоши.
Поворот, ноги скручиваются… вот я уже в полуприседе, колено касается земли…
Ш-ш-ш-ух!
Ветку вышибает из расщелины, и она отлетает в сторону.
— Ты удовлетворён?
Мой соперник прикусывает губу — крыть нечем.
— Мне показалось… или твой конь, действительно, хотел укусить коня нашего товарища?
Это Верт. Сидит, опершись локтем о луку седла. Поза неудобная… на первый взгляд. Это если не знать, что будет дальше. Я — знаю. И поэтому с интересом наблюдаю за развитием ситуации.
— Ты ошибся! — возмущается горец.
— Да? — с сомнением тянет Верт. — Мне думается, что если бы я его не оттолкнул… выстрел тогда мог быть и менее точным.
— Ты хочешь меня оскорбить?!
— Я говорю о коне! — искренне удивляется мой товарищ.
— Оскорбляющий коня — оскорбляет и всадника!
— Наоборот, я считаю, что это очень умное животное — он слишком принял к сердцу неудачу твоего товарища…
Всадник бросает руку влево — к мечу.
Ну да, конечно, так тебя и ждали.
Одна нога Верта уже давно вытащена из стремени — противоположного спорщику, так, что он этого даже и не заметил. Оттолкнувшись рукою от седла, мой товарищ прыгает!
Классный прием, я вот так не умею… сил пока не хватает.
Секунда — и Верт уже сидит верхом за спиною своего оппонента. А его сильные руки обхватывают того, не давая спорщику вытащить меч.
— А вот этого — не надо! — назидательно шепчет мой товарищ на ухо горцу. — Вытащить меч — легко, а вот убрать его назад…
— Отпусти его! — старший из гостей трогает коня. — Или ты пожалеешь о своем поступке! Нас пятеро!
Щелкает взводимый арбалет. Мой арбалет.
— Надолго ли? Вас может стать и меньше… выбирай…
Всадники замирают. На такой дистанции я не промахнусь даже навскидку — это понимают все. Верт тотчас же прикончит своего противника — и нас станет поровну.
— Всего пятеро, Замир?
Бросаю взгляд вверх.
На краю обрыва стоят всадники в темно-красных плащах. А впереди склонился с седла Седер.
— Вы не остались на празднике… Я понимаю, проиграть на скачках неприятно, и ты расстроился. Но разве можно допустить, чтобы столь знатный человек — сын князя, уехал в дурном настроении? Поэтому, как только стало ясно, что вас нет, мы оседлали коней и бросились вдогонку — утешить вас и уговорить остаться. И сказать спасибо!
— За что?
— Ну ведь ты же не хотел нанести мне тяжелую рану, не так ли? Просто попугать… это ведь твой конь дернулся не вовремя, да?
— Не понимаю, о чем ты говоришь!
Седер поднимает руку и показывает окровавленный платок.
— Опозорить твоего отца прилюдно, указав на тебя, как нарушившего правила, было бы некрасиво… по отношению к нему! Но сейчас его тут нет. Да и посторонних людей — тоже не имеется. Мы не нарушаем никаких законов, верно? Значит, воины лорда не станут вмешиваться, ведь так?
— Не станем, — соглашается Ален. — Ты в своем праве, говори.
Седер спрыгивает с коня (при этом слегка морщится, видать, рана в боку сковывает движения и причиняет сильную боль) и подходит к главному из наших «гостей».
— Замир, ты ведь сильный воин?
Хороший вопрос… таящий в себе немалый подвох. Понятное дело, что признать себя публично слабым — никакой из горцев не сможет. А вот назваться сильным — это каждый второй, не считая первого. Но выскажи это — и ни под каким предлогом от поединка (или публичной схватки) уже не отвертишься. И никакая хитрость тут уже не выйдет — соратников Седера больше да и настроены они весьма недружелюбно по отношению к нашим визитерам. К тому же — и это тоже немаловажный факт, все происходит на глазах у воинов наместника. Да — младших латников, ну и что? Формально — такие же воины, как и все прочие. Да, не Коты, так таковых тут, кроме самого наместника, нет.
— Не тебе мерить мою силу! — чуть растягивая слова, отвечает старший «гость».
Тоже хорошо сказал, надо отметить! Как хочешь — так и понимай, а за язык не ухватить.
— Согласен, — миролюбиво отвечает Седер. — У нас как-то вот не получалось померятся силами… всё кто-то поперек вставал… то твой отец, то очередная твоя болезнь, то твои товарищи вмешивались некстати… Да, согласен, я сейчас тоже не в самом лучшем виде… Но, может быть, наконец, снизойдешь? Тем более что все мы вскорости отъезжаем — вместе с воинами наместника. Или ты и об этом не знал? Ведь второй такой возможности может уже и не быть…
Судя по лицу Замира, ему и первая-то возможность совсем не по душе.
— Я не могу скрестить родовой меч с простолюдином!
И ведь не врет стервец!
Действительно, не может — есть в их законах такой любопытный пунктик!
«… Да не коснется старого и уважаемого оружия сталь, менее древняя и почтенная…»
Лексли заставлял нас такие вещи наизусть зазубривать. Хитрый такой наворот, некоторым образом гарантировавший относительную неприкосновенность неразумным отпрыскам знатных родов. Ибо чего-чего, а относительно древнего (или считавшегося таковым) оружия — у них хватало. А предположить наличие такого меча у менее знатного (но более бесшабашного и обидчивого) сверстника было весьма маловероятным — не по чину… Вот и доживали таким образом до более-менее разумного возраста княжеские отпрыски. Надо отдать должное — такими уловками пользовались не все, честь не позволяла. Но — прецеденты были.
Были, однако, и другие хитрые законы и закончики…
— А кинжал? — спрашивает Седер. — Кинжал — можешь?
— У меня его нет! — фыркает Замир. — Потерял где-то, наверное…
— Не на скачках, случаем?
— Не помню!
Трогаю коленом коня и направляю его вперед, оказываясь таким образом между спорящими.
— «… Да не станет позором и поношением чести славный бой между воинами, кои желают испытать крепость и силу своих рук, не прибегая для этого ни к какому оружию! Пусть будут пусты их руки, и снимут они свои верхние одежды, дабы каждый свободный мог видеть и засвидетельствовать перед старейшинами чистоту их помыслов и отсутствие всяческих уловок и хитростей…»
И это — тоже горский закон. Один из.
— Закон в данном случае не делает никакой разницы между князем и пастухом! — поворачиваюсь я к старшему визитеру. — Или ты не согласен? Заяви об этом перед советом князей — и потребуй отмены этого закона. Имеешь право… После боя. Если же ты уклонишься от вызова, то, согласно закону, я, как представитель старшего князя и наместника, сообщу об этом сегодня же — таков мой долг! Пусть князья решают твою судьбу!
Представляю себе, каково будет их решение… Даже при наличии в совете князей отца этого «героя». Такого поношения родовой чести, как трусость и уклонение от честного поединка, ему даже собственный папа не простит! Не хочешь драться? Не доводи дело до поединка! Головой работай, родной!
Все «гости» хмуро на меня смотрят. Недобро так…
А и пускай — взведенный арбалет лежит у меня на луке седла. И не думаю, что у кого-то хватит решимости проверить скорость моей реакции.
Да и не рискнут.
Произнеся такие слова, я мгновенно превращаюсь в глазах всех окружающих в представителя совета князей, надзирающего за соблюдением закона. Да, тут тоже не все его уважают. И нарушают — сплошь и рядом.
Но — не на глазах у всех.
Уцелей хоть один из нас — и донеси о происшедшем Лексли… я никому из нарушителей не позавидую. Очень даже… Ему здешняя земля тотчас же горячей покажется. Ни одно село его не примет — вообще никогда. Пусть даже ему станут сочувствовать — в душе. Но ловить по этой причине не перестанут. Головы даже парочки молодых княжеских отпрысков — невеликая плата за спокойную жизнь всех прочих. Тем более что в данном случае нарушен их закон.
Седер улыбается.
— Спасибо! А я и не знал… Так что, сын князя — ты согласен на простой бой?
А вот Замиру — явно не до улыбок.
Он покусывает губы, оглядывается.
Один из его спутников отрицательно мотает головой — что-то у них не складывается.
Стоявший справа от Седера всадник выезжает вперед.
— Итак?
Седер тянет через голову перевязь с мечом и отдает её всаднику. Снимает и бросает на землю рубаху, оставаясь в сапогах и кожаных штанах. Крепкий парень!
Его оппонент нехотя слезает с коня. Снимает меч, расшитую узорами рубаху…
Вот как?
Под рубахой на тонкую камизу надета кольчуга. Недешевая, изящного плетения — штучная вещь! Но так или иначе — а её звенья местами уже изодрали ткань. Явно Замир кольчугу повседневно не таскал, в противном случае знал бы, что надеть в данной ситуации. Но вот и кольчуга присоединяется к прочей одежде.
— Вы готовы? — спрашивает темно-красный.
— А что у него под повязкой? — кивает один из визитеров на Седера. — Нет ли там оружия?
— Он ранен…
— Кто это видел?
— Я видел — и даже дал ему платок для перевязки, — наклоняюсь в сторону говорившего. — Моего слова тебе недостаточно?
— Нет! — усмехается тот. — Что там говорится о повязках, знаток законов?!
— «…И если есть на его теле скрытые чем-либо раны — то пусть вложат в них свои пальцы старейшины, дабы это засвидетельствовать и не опорочить честное имя поединщика подозрением…» — против воли срываются с моих уст слова.
Седер криво усмехается и одним движением срывает с себя повязку — брызжет кровь из открывшейся раны.
— Хочешь вложить сюда свои пальцы? — обращается он к моему оппоненту.
Тот ничего не отвечает.
— Сходитесь! — наклоняется с седла всадник в темно-красном плаще. — Или тебе, сын князя, ещё и землю подмести? Чтобы не запачкался?
Это уже почти неприкрытое оскорбление — и спутники Замира это понимают, вон какие рожи скривили, — но перевес сил не на их стороне. Да и мы не останемся сторонними наблюдателями, имеем право вмешаться в таком случае. И никто нас не осудит.
Соперники, между тем, сближаются. Выставляют вперед руки, настороженно фиксируя глазами каждое движение противника. Замир осторожничает. Хоть он и крупнее своего оппонента, это княжеского сына не успокаивает, видимо, он неплохо осведомлен о бойцовских возможностях своего противника.
Рывок!
Седер только чуть-чуть промахивается, его рука лишь задевает бок Замира. Но и это «легкое» касание, судя по реакции вожака «гостей» удовольствия ему не доставляет, он отскакивает назад и кривится — больно!
Ответный выпад — тоже цели не достигает.
Противники кружат по площадке, стараясь достать друг друга.
Пока безуспешно, никому неохота рисковать. Но преимущество — за Замиром. Он здоров, не ранен и ему достаточно просто потянуть время — противник и так не слишком крепко стоит на ногах.
Снова выпад — опять левая рука?
Седер — левша?
Не похоже… плечевые мышцы у него развиты… словом, он не левша. Такие вещи нас научили замечать хорошо.
Да и рана у него в левый бок…
Хитрость?
Очень даже может быть…
Замир бьет ногой по земле — взлетает облако пыли. Не совсем правильно… но не запрещено.
Сработало!
Его оппонент отскакивает назад, поднося руку к лицу. Надо полагать, в глаза ему что-то попало.
И в тот же миг сын князя атакует! Удар!
Ещё один!
Молниеносно мелькает ему навстречу правая рука Седера!
Вот оно как…
Что-то громко хрустит, Замир сгибается в поясе…
Ещё замах — до нас доносится звук, как будто доскою ударили по мешку с мокрым песком.
— Хватит! — поднимает руку Ален.
И действительно — сын князя уже неподвижно лежит на земле, а его оппонент протирает глаза. Они на самом деле запорошены песком — Седер почти ничего не видит.
Подхожу к нему и снова перевязываю рану.
— Похоже, это станет моей привычкой… лечить твои раны!
— Благодарю…
— Пустяки! Ты и в самом деле бил его вслепую? На слух?
— Да. Иначе бы он не подошел достаточно близко… у меня был всего один шанс!
— И ты его успешно использовал!
Горец усмехается.
— Ну, рисковать я не мог — он всё же сильный воин…
Ну да. И никто не упрекнет его в том, что он слишком сильно покалечил противника — ведь он бил наугад!
А, кстати, рана-то у горца подзатянулась… не совсем, понятное дело, но все же… Интересно! Надо будет матери рассказать, она в этом деле мастерица, может быть, и объяснит — как такое может вообще быть?
— Ты уж поосторожнее теперь, хорошо? — говорю я ему, заканчивая перевязку. — Эдак никакой целитель тебя не вылечит — если с коня скакать станешь да повязки срывать…
Он молча хлопает меня по плечу и поворачивается к своим всадникам.
Однако надо же и его противника осмотреть. Мало ли… Пересуды относительно того, что воины наместника помогают одним против других — нам точно без надобности. Странное дело, но соратники княжеского сына молча расступаются в стороны, давая мне проход к телу. Никто и не пробует меня задержать или хотя бы что-то спросить. Я просто иду прямо на них — и они отходят в сторону.
А вот тут все плохо…
Переворачиваю его на спину, аккуратно ощупываю кости. Как минимум, у Замира сломано два-три ребра. И это — ещё полбеды. Удар, нанесенный его противником, несомненно, повредил и какие-то внутренние органы. Касаюсь его груди и чувствую, как немеют от холода мои руки — аж заледенели. Кстати, тоже весьма любопытное явление — раньше такого не случалось. Сколько я ни осматривал раньше раненых — никакого холода в руках никогда не было.
Так или иначе — а мужику плохо. И даже очень.
— Вырубите жерди! — поворачиваюсь я к его спутникам. — Растяните между ними плащи и положите его на них. Верхом ему сейчас ехать нельзя! Отвезите в селение — пусть осмотрит его опытный целитель! Не затягивайте — раны очень серьезны!
Ну да — на губах у раненого ярко-алая кровь. А это может означать также и то, что сломанное ребро пробило легкое. Очень плохо…
