Глава 19

Из протокола допроса лейтенанта Кольцова Виктора Николаевича, 1921 года рождения, член ВЛКСМ, ранее не судим. Допрос произведен о/у особого отдела штаба … армии старшим лейтенантом госбезопасности Михалковым А.А.

— Расскажите подробнее об обстоятельствах вашей встречи с «дядей Сашей».

— Как я ранее и докладывал, мы встретились с ним, когда бойцы под моим командованием организовали засаду на немцев.

— Подробнее, пожалуйста.

— Да, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Я отправил бойцов подрубить ель у края дороги.

— Кого именно?

— Рядовых Марченко и Бабурина.

— Чем они должны были подрубить ель?

— Топором. У нас был топор.

— Что дальше?

— Они подрубили ель и подперли её слегой.

— Чем?

— Я приказал ранее вырубить шест такой, чтобы подпереть ель, ну чтобы она не упала раньше времени.

— Вам приходилось это раньше делать? У вас есть опыт организации таких засад?

— Мне — нет. Но наш ротный, капитан Валиев, воевал в финскую войну. Он нам про это и рассказывал.

— Понятно. Продолжайте.

— Когда появился грузовик, мы выбили слегу и ель упала на дорогу. Очень удачно упала, машина прямо в нее и врезалась. Водитель выключил мотор.

— Сам?

— Да, сам. Я еще обратил на это внимание. Машина ударилась в ель, а двигатель работает. Я собрался стрелять, если водитель попробует выехать задним ходом. Марченко тоже имел такое указание.

— Что было дальше?

— Марченко крикнул чтобы сдавались и выходили с поднятыми руками.

— Кому он крикнул, вы видели кого-нибудь?

— Нет. И он тоже не видел.

— На что же вы рассчитывали?

— У нас было отчаянное положение. Не было почти совсем еды. У Марченко было всего десять патронов, у Шерстобитова три, он в лагере оставался. У меня в пистолете было пять патронов. Мы думали, что сумеем убить хоть кого-нибудь из немцев и возьмем у них оружие. И, если повезет — еду. Со мной рядом был рядовой Шевчук, у него был штык. Я ему приказал резать им немцев, если они будут прыгать из кузова. Сам я рассчитывал, что убью водителя и если с ним кто-то будет в кабине, то и его тоже. А у них точно должно было быть оружие.

— Что должен был делать Марченко?

— Стрелять по всем, кого увидит.

— В том числе — и по вам?

— Мы были закрыты от него кузовом и нас он видеть не мог, а значит, и стрелять тоже.

— Но, он мог попасть в вас случайно?

— Мог.

— Продолжайте.

— Марченко крикнул — «Руки вверх! Выходите из машины!»

— По-русски крикнул?

— И по-русски и по-немецки.

— Он знает немецкий язык?

— Нам выдали разговорник, там это есть.

— Что было дальше?

— Из кузова никто не вышел, а водитель сказал, чтобы с ним говорили по-русски, он плохо понимает немецкий язык.

— В каких выражениях он это сказал?

— Что-то вроде того, что Марченко говорит по-немецки, как он, водитель, по-китайски.

— А он действительно говорит по-китайски?

— Не знаю, при мне он говорил только по-русски. Хотя, один раз он китайцев вспоминал.

— Когда?

— Я его спросил с кем вели ранее бои его бойцы и он сказал — с китайцами. Но из разговора было видно, что он имел в виду немцев и про китайцев сказал, имея в виду мою несообразительность.

— Что было дальше?

— Марченко крикнул, чтобы водитель выходил из машины, на что тот ответил, не могу — двери заклинило. А сам выбить он их не может. К этому времени Шевчук успел заглянуть в кузов, там никого не было. И мы подошли к кабине и увидели, что водитель был один.

— И что же вы сделали?

— Я спросил, почему он не выходит?

— И?

— Водитель сказал и мне — двери заклинило. И тогда я приказал Шевчуку открыть дверь.

— Проще было выбить дверь изнутри.

— Да, но водитель сказал, что ему в кабине тесно и он не может выбить дверь, не опустив рук. А за это его застрелит Марченко.

— Марченко так и сказал?

— Примерно так. Но смысл был именно этот.

— В кабине действительно было так тесно?

— Не очень, можно было повернуться.

— Как развивались события дальше?

— Шевчук дернул дверь и она распахнулась. Он не ожидал этого и упал. Дверь была не заклинена, водитель нас обманул.

— Зачем?

— Он из машины выходить не хотел. Да и не мог.

— Почему?

— Так у него под ногой граната была!

— Откуда?

— Так он сам и положил ее!

— Себе под ногу?

— Под правую и еще две гранаты в руках держал. А нам сказал, что в кузове — ящик со взрывчаткой. А он из гранат кольца вынул!

— Зачем ему это было нужно?

— Он сказал, убери стрелков — тогда поговорим. Или нас тут всех похоронят на дороге.

— И что же?

— Я приказал Марченко отойти в лес. Я не хотел, чтобы и он погиб, до машины было метров пятнадцать и он мог погибнуть при взрыве.

— А после этого?

— Он отдал мне гранату и сказал — подержи. Сам стал вставлять кольцо в другую. Потом взял у меня первую гранату и вставил кольцо в неё.

— Вы не пытались в этот момент его обезоружить?

— Я об этом думал.

— Почему же не обезоружили?

— Он и это предвидел, у него под правой ногой граната была и он мне об этом сказал.

— И потом?

— Он обезвредил и эту гранату. И отдал нам оружие из кабины. Там было две винтовки и два автомата. Он оставил себе винтовку с оптическим прицелом, а остальное оружие и патроны отдал нам.

— Исправное?

— Да, мы потом из него стреляли.

— Вы говорили с ним долго, что вы можете про него рассказать?

— Он немного необычный человек.

— В чем это выражается?

— Спокойный какой-то, даже вроде бы с ленцой. Но, это не так. Он даже ходит как-то по особенному.

— Как же?

— Как кот.

— В смысле?

— Он лишних шагов не делает. Мы по лесу идем, дерево лежит. Все через него перешагивают, перелезают по-разному. Он постоит, посмотрит. Потом один-два раза шагнет и уже на той стороне. Потом посмотришь — а так, действительно проще и короче.

— Интересная особенность. У него что же еще и другие такие есть?

— Есть. Он вообще лишних движений не делает. Мы когда немцев у дороги ждали, так он вообще к ней спиной сидел и слушал. Потом вдруг — раз и уже лежит и винтовка в руках. Я даже не увидел, как он повернулся и лег.

— Он, что же и стреляет хорошо?

— Я не видел. При мне он не стрелял. Но оружие у него всегда под рукой.

— Каким образом?

— Ну, вот он сидит или стоит, разговариваем. Он, как и все, руками что-то показывает или делает. Но одна рука все время около оружия, так чтобы быстро выхватить.

— Какая именно?

— По-моему, ему все равно. У него два пистолета всегда под рукой. Слева и справа.

— И быстро он их выхватывает?

— Я не видел, при мне он этого не делал. Но винтовку — очень быстро. Он даже как-то по-другому это делает, не так как мы.

— Расскажите.

— Мы по лесу утром шли, к машине, думали немцы её найдут и нас искать будут. Все наготове — вдруг они уже её нашли и нас уже ищут? Сучок треснет — все за оружие хватаемся. А он — нет, только смотрит внимательно. А потом, идём, идём и вдруг он как-то в сторону свинтился и уже из винтовки целится. Я смотрю, а метрах в ста с елки снег посыпался. Он это и увидел. Там, правда, не было никого, но страху мы натерпелись.

— Свинтился — это как?

— Ну, присел и как-то повернулся, я даже и не понял, только он уже был в стороне и сзади. И уже с винтовкой, я даже не видел, как он её с плеча снимал. Такое впечатление, что он её все время в руках нес.

— Еще что можете про него рассказать?

— Он приказы как-то очень коротко отдает. Несколько слов — и все ясно. Вообще мало говорит.

— Откуда вы взяли, что он — майор?

— Он сам сказал. Я его спросил — служил он или нет. Он сказал — служил и сейчас служу.

— Где?

— Он сказал — в разведке. Сказал, что майор и попросил его так не называть. Я тогда наколки на пальцах увидел и спросил — зачем? Он и сказал — для дела надо.

— Не сказал, для какого?

— Нет.

— Что еще необычного вы заметили?

— Когда он маршрут нам объяснял, я еще удивился, зачем сложно так.

— И зачем же?

— А я только на месте это понял. Если им идти, то радистка нас все время видит и может успеть уйти.

— Отчего вы взяли, что она — радистка?

— У неё в чуме рация была.

— В чуме?

— В шалаше. Только он сделан как-то основательно, даже и с дверью, и очаг в нем есть и стены толстые из снега и елок. А я в книге, на картинке, такой видел — написано чум.

— Понятно. Если у меня на стене будет барабан висеть, то вы скажете, что я — барабанщик?

— Нет, но это же совсем другое дело!

— То есть девушка вам не говорила сама ничего о том, что она радистка?

— Нет. Не говорила.

— И вы ее не спрашивали?

— Не спрашивал. Майор, ну, дядя Саша, сказал — вопросов ей не задавать. Да и видно было, что она из того же теста слеплена. Так что лучше не лезть.

— Отчего видно?

— Я когда к чуму, ну к шалашу, подошел и крикнул как майор сказал: — «Котенок, привет тебе от дяди Саши». Она ответила сразу. Сказала — положи оружие и подходи. В шалаше вход низкий, я на четвереньках вползал. И когда вполз, увидел, что мы все у нее на мушке, она нас всех видит хорошо.

— Какое у нее было оружие?

— Автомат был, немецкий. Ещё что-то было, но она не показывала.

— И дальше?

— Мы поговорили, я ей рассказал про встречу и она сказала — несите раненых. Я тогда повернулся и увидел, что над входом граната подвешена и от кольца веревочка ей к здоровой ноге протянута. Если б я её обезоружить попытался, она бы только ногой шевельнула и все. Меня аж пот прошиб, а она себя спокойно вела. Тогда я все и понял.

— Вы занесли раненых и что?

— Она достала откуда-то лекарства и отдала мне. Показала где продукты лежат. Потом спросила — что у нас с оружием. Показала точку на карте и сказала, что в этом месте в двадцати метрах от дороги лежат три винтовки. Описала, как найти и откуда подходить.

— Лежали?

— Да. Немецкие. Правда, мы только две нашли, третью не отыскали, снег глубокий и дорога рядом. Мы их и принесли. Она отдала нам пулеметную ленту с патронами, они как раз подходили. И еще патроны россыпью были.

— Что было после этого?

— Раненых мы у нее в шалаше оставили, там им всем удобно было и тепло. А себе рядом шалаш сложили, веток много было.

— Спасибо. Распишитесь вот тут. Предупреждаю вас, что все, вами сказанное, является строго секретным и разглашение данных сведений кому бы то ни было, будет преследоваться по законам военного времени. Понятно?

— Да. Мне все понятно.

— Распишитесь.

Отправить