ГЛАВА 21
Утром мне позвонил Яковлев.
— Александр Сергеевич? Не разбудил?
— Нет, Виктор Петрович, я уже час как не сплю.
— Ну и хорошо. Не заняты?
— Нет. Медики меня более не дергают, другой работы нет. Так что сижу вот тут, на крыльце, и на небо смотрю.
— Ага. Вас не затруднит подъехать ко мне на часок?
— К вам — это куда? В Управление?
— Нет. Антон знает это место. У нас оно называется «госпиталь». Я ему перезвоню, и вас туда отвезут.
— Понятно, товарищ генерал-лейтенант. Вы тоже туда подъедете?
— Я уже тут.
Антон зашел минут через пятнадцать. Прихватив из сейфа «АПС», я сбежал по лестнице, на ходу убирая пистолет в кобуру, запрыгнул в джип, и наша кавалькада из трех машин рванулась к выходу из поселка. Ехали мы недолго, чуть больше часа. При этом все время двигались какими-то неприметными дорогами, которые тем не менее были неплохо асфальтированы и весьма ухожены. Наконец машины остановились перед зеленым забором. Створки ворот бесшумно разошлись в стороны, и машины въехали на небольшую площадку.
— Приехали, Александр Сергеевич, — повернулся ко мне Антон. — Дальше пешком. Машины туда не пускают.
Вместе со мной он вышел из автомобиля и зашагал по узкой тропинке между деревьями. Видно было, что путь ему знаком. Остальные ребята остались у машин. Пройдя метров двести, мы подошли к одноэтажному дому, и Антон, поднявшись на крыльцо, постучал в дверь.
— Разрешите?
— Да, входите.
За дверью оказалась небольшая комната. Вся она выглядела какой-то очень домашней. Казалось, время остановилось тут еще в семидесятых годах, да так и не собралось двигаться дальше. Во всяком случае, мебель здорово напомнила мне детство. Единственным современным предметом являлся ноутбук, лежащий на столе, за которым сидел Яковлев. Увидев нас, он опустил крышку и поднялся.
— Заходите, присаживайтесь. Антон, обождите здесь, пока мы с подполковником прогуляемся.
— Но, товарищ генерал-лейтенант, я же всегда должен быть рядом.
— Знаю. Не волнуйтесь, капитан. Тут нас никто не съест. Под мою ответственность.
Антон молча отошел в сторону и сел в кресло около небольшого столика. Генерал кивнул мне на дверь и двинулся вперед. Выйдя из домика, мы пошли по тропинке дальше.
— Товарищ генерал-лейтенант, тут ко мне Травников приезжал. Какой-то он странный был, как не в себе.
— Знаю, Александр Сергеевич, знаю. Я в курсе.
— Что с ним случилось?
— Узнаете.
Генерал больше ничего не говорил, а я с вопросами не лез. Деревья неожиданно расступились, и мы вышли на небольшую полянку. Точнее, на кладбище. На нем в несколько рядов стояли памятники.
— Что это, Виктор Петрович? Куда мы пришли?
— Это кладбище, Александр Сергеевич. Здесь похоронены наши сотрудники. Те, кто погиб за время существования нашего отдела. Первые два ряда — испытатели, те, кто не вернулся. Остальные погибли по другой причине.
— Мои прежние охранники тоже тут?
— Да, последний ряд. Не под всеми памятниками лежат люди. Некоторые из них погибли далеко отсюда, и не все тела мы смогли найти. Некоторые по просьбе родственников похоронены в других местах. Но памятники стоят здесь. Все наши сотрудники приходят сюда, когда начинают работать. Память, Александр Сергеевич, — это такая вещь, которая очень сильно помогает. Иногда мы сами не осознаем, насколько важно помнить обо всех, кто был до нас.
— Понимаю, товарищ генерал.
— Пойдемте дальше.
Еще метров через пятьсот мы вышли к комплексу двухэтажных домиков. Между собой они соединялись застекленными переходами и, запрятанные под деревья, были совсем незаметными. Подойдя к одному из домиков, Яковлев вытащил из кармана пластиковую карточку пропуска и провел ей по считывателю. Щелкнул замок. За дверью оказался коридор, чем-то напоминавший больничный. Возможно, это мне показалось из-за запаха, свойственного любому медицинскому учреждению. Справа и слева находились двери, рядом с которыми в стену были встроены большие окна. Навстречу нам вышла миниатюрная девушка в белом халате.
— Товарищ генерал?
— Не волнуйтесь, Людочка. Мы ненадолго. Занимайтесь своими делами.
Яковлев прошел по коридору и остановился около одной из дверей. Я подошел ближе и прочитал табличку: «Капитан Громов Михаил Павлович». В окно была видна кровать, на которой лежал человек, накрытый одеялом. Рядом стояла стойка с мониторами. На экранах сверкали огоньки, бегали какие-то диаграммы.
— Кто это, товарищ генерал-лейтенант?
— Здесь лежат наши испытатели. Те, кого мы еще надеемся вытащить. Пройдите дальше. Я вас подожду здесь.
Я шел по коридору, читая таблички на дверях. «Старший лейтенант Рюмин Игорь Петрович», «Майор Тахиев Ильяс Анварович». Всего таких табличек было девять. У последней из них я остановился. «Старший лейтенант Травников Виктор Александрович». Травников? Я повернулся и подошел к Яковлеву.
— Там, в конце коридора. Старший лейтенант Травников, это…
— Да. Это его внук. Теперь вы понимаете, почему он находится в таком подавленном состоянии?
— Так что же, последний из испытателей…
— Да. Академик не мог рисковать.
— И поэтому отправил своего внука?
— А как бы вы поступили на его месте?
— Не знаю. У меня нет ответа. А как давно здесь лежит первый?
— Семь лет.
— И что же вы собираетесь делать?
— Все, что могли, мы уже сделали. Ваше появление было для нас последней надеждой. Видимо, мы что-то не учли в наших расчетах. Травникова надеялись вернуть уже через неделю. Однако не получилось. Вот так, Александр Сергеевич. Теперь вы знаете все.
— И что же я должен делать в данном случае?
— А вот на этот вопрос ответа нет уже у меня.
Мы вышли на улицу и зашагали по тропинке назад. Подойдя к дому, где находился его кабинет, генерал повернулся ко мне:
— Я еще останусь здесь, поработаю. Вы можете возвращаться назад. До свидания.
— До свидания, товарищ генерал-лейтенант.
Смеркалось. Я сидел на лавочке и смотрел на потухающее небо. Сзади чуть скрипнул песок, по дорожке подходил Антон.
— Не помешаю?
— Садись.
Он присел рядом. В его кармане что-то забормотала рация. Он прислушался, коротко ответил: «Понял». Я посмотрел на него.
— Ты Травникова знал?
— Младшего? Знал. Он у нас в отделе раньше работал.
— Давно?
— Сразу после училища пришел. Это уже потом его в группу испытателей перевели. Всего год назад.
— Скажи, Антон, вот это место… «госпиталь», это что, действительно госпиталь?
— Да. Точнее, теперь это только его часть. Та, где проходят реабилитацию испытатели. Первые попытки «выхода» были сделаны именно там.
— «Выход»? Что это?
— Так у нас называют попытку заброса.
— Надо же… никогда бы не подумал. А ты-то откуда все это знаешь?
— Так у нас основная работа — обеспечение безопасности персонала и испытателей. Вот и ездим повсюду.
— Странно, на первый взгляд, этот ваш «госпиталь» — обычный профилакторий. Ни сооружений тебе серьезных, ни охраны… Даже кабинет у генерала какой-то весь из себя устарелый.
— А что, надо по периметру танковый полк разместить? И вышки пулеметные поставить? Там в охране почти батальон сидит, просто их не видно. Вся территория контролируется техникой. Вы один, без генерала, и десяти шагов бы не прошли. А кабинет… это кабинет первого начальника Управления. Он почти всегда такой был, его никто не трогает. По традиции, перед «выходом» испытателя инструктирует лично начальник Управления. В этом самом кабинете. Он раньше другим был, с приемной, но здание перестроили, вот и увеличили кабинет за ее счет. С той поры так и стоит.
— Традиции, говоришь? И какие они еще тут есть?
— Разные. У каждой службы своя имеется.
— И что, руководство этому не препятствует?
— Нет. Даже негласно одобряет. Считается, что они способствуют укреплению коллектива.
— Везде бы так…
— Да, неплохо было бы.
Мы еще посидели около получаса. Потом в кармане у Антона снова забормотала рация, и он, извинившись, поднялся со скамейки и ушел куда-то в темноту. Следом за ним ушел и я.
Войдя в дом, подошел к шкафу и на ощупь отыскал там начатую бутылку коньяка. Плеснул в рюмку и сел у камина.
Ну, что, везунчик пришло время отдавать долги? С какого это бы рожна? Я им тут что, на шею вешался? Изо всех переделок сам вылез, да еще и с прибытком для Управления. Так? Так. Могу их сейчас послать? Да запросто. Приказа такого мне никто не отдаст, да и не смогут без моего желания что-либо сделать. Академик это прямо сказал. И чем все это мне грозит? Выпрут на пенсию? Три раза «ха». Можно подумать, что я там с голоду подохну. Да и не станут они это делать, им тоже обратного хода нет. Автокатастрофу организуют? А зачем? По злобе, что ли? Нет, не те тут люди собрались. А что они тогда сделают? Воображение услужливо нарисовало мне еще несколько дверей с соответствующими табличками. Да, вот это они могут запросто. Собственно говоря, другого выхода у них нет. Так что делать-то будем?
Отыскав в кармане телефон, я нажал на нем нужную клавишу. Гудок, еще один…
— Слушаю?
— Товарищ генерал-лейтенант?
— А кого вы тут ожидали найти? В половине третьего ночи?
— Извините товарищ генерал-лейтенант, просто дело важное.
— Излагайте.
— У меня нет телефона Александра Яковлевича, я хотел ему позвонить.
— На предмет?
— Я согласен на «выход».
Голос Яковлева дрогнул.
— Вы серьезно!? В вашем-то возрасте?
— Как давно я вернулся? Уже постареть успел?
— Нет, но… Я ему перезвоню, утром он будет у вас!
— Хорошо. Дождусь утра.
— Да, конечно! Мы будем оба.
— До свидания, товарищ генерал-лейтенант. Извините за поздний звонок и спокойной вам ночи.
— И вам тоже! И… спасибо, Александр Сергеевич!
— Не за что пока.
Я положил трубку, поставил на стол нетронутый коньяк. Голова теперь должна быть свежей…
Наш кортеж зарулил на уже знакомую площадку в «госпитале». Невидимая, как и прежде, охрана закрыла ворота. На площадке уже стояли два автомобиля. Генеральская «Волга» и черный «Шевроле»-фургон. Я уже видел такие в Москве — эдакий кабинет на колесах.
Генерал ждал нас на площадке, прохаживаясь перед машинами. Сегодня он был в военной форме с немаленьким иконостасом наград на груди. Однако же! Я понимал, конечно, что он дядя заслуженный. Но чтобы вот настолько…
— Добрый день, Александр Сергеевич!
— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!
— Как самочувствие?
— Да нормально все, жив-здоров, чего и вам желаю. А это кто пожаловал? — показал я на черный фургон.
— Травников приехал. Чувствует он себя неважно, вот с ним врачи и путешествуют повсюду.
Я был удивлен той активностью, которую проявили «веселые ребята» из медицинского центра. Складывалось впечатление, что я попал на хорошо отлаженный конвейер по подготовке — кого? Я и сам не понимал. В основном все действия велись во время моего погружения в какое-то полусонное состояние. Что происходило в этот момент, так и осталось загадкой. По пробуждении я не помнил практически ничего. На мои вопросы Киреев отвечал весьма подробно. Но лучше бы он этого и не делал вовсе. Ибо из его пространных объяснений об активизации N-процесса в височных долях головного мозга я понял только то, что являюсь абсолютным профаном в этой области. Ситуация зашла в тупик. Объяснить простыми словами Олег не мог. А сложных я не понимал. Утешало лишь то, что Травников в категорической форме запретил производить надо мною какие-либо капитальные «модернизации» и улучшения. Дабы не повлиять таким образом на мой и без того натруженный мозг. Этот запрет привел «веселых ребят» в некоторое уныние. Как мне пояснил Олег, они могли в короткие сроки сделать из меня кандидата в академики. А пришлось ограничиться лишь кратким обучающим курсом. И это их весьма печалило. Уже расставаясь, я спросил его, за каким хреном эти процедуры были вообще нужны, ибо в первый мой «выход» я прекрасно обошелся и без них?
— Этой области вашего сознания мы вообще не касались.
— Так что же вы, в итоге, надо мною все неделю шаманили? Зачем?
— Мы слегка усилили ваши способности и несколько расширили багаж знаний, которыми можете теперь пользоваться.
— То есть я теперь на третий этаж с места прыгать буду?
— Нет. Это же относится к вашему здешнему телу, а вот куда и в кого вас занесет — этого мы планировать пока не можем. Значит, и повлиять на него прямо не сумеем. Но вот ваши знания мы расширили существенно! Большинство языков вы теперь можете понимать и на некоторых можете общаться. Основательно добавили вам и медицинских познаний, ну и чисто военных — тоже. Это уж само собой разумеется. Чуток расширили и ваши аналитические способности. Ну, они у вас и так были весьма неплохи. Так что президентом банка по возвращении работать сможете.
— Что-то вот не ощущаю я в себе лингвистических способностей…
— Должен пройти небольшой период активации этих способностей. Это нормально. Да и особой потребности у вас в этом пока нет.
— Иначе говоря, припрет и на суахили заговорю?
— Это вряд ли. Данный язык мы не рассматривали в качестве необходимого. А что, вы чувствуете эту потребность? Так время пока еще есть…
— Типун тебе на язык! Я просто так сказал!
— Ох, сомневаюсь я… Просто так в голову ничего не приходит. Особенно у вас.
На этой ноте мы и расстались. Дай им волю, они такого наворотят!
Мы подошли к знакомому домику. Генерал открыл дверь и вошел. Я поднялся следом. В помещении прохаживался Травников. Увидев меня, он подошел и обнял. Отпустил, похлопал по плечу и, ничего не говоря, вышел из кабинета. Я проводил его взглядом.
— Чего это он так?
— Переживает. К внуку пошел.
Яковлев сел за стол и указал мне на кресло напротив.
— Присаживайтесь, Александр Сергеевич.
— Спасибо.
— Вы все взвесили? Ваше решение является осознанным и окончательным?
— Да, товарищ генерал-лейтенант. Все взвесил и продумал.
— Вы не встретились с семьей, почему?
— Не хочу их чрезмерно перенапрягать. Я им в последнее время часто звонил, подолгу разговаривал. Надеюсь, что не разорю контору счетами за межгород? Сейчас они спокойны. Ну, во всяком случае, не ожидают чего-то особенного. Я им сказал, что отъеду на некоторое время в командировку. Вот письма, — я протянул генералу пачку исписанных листов. — Даты проставите, я там пояснил, что звонить отсюда проблематично, не говоря уже и обо всем прочем. Пару моих фотографий в экзотической обстановке добавьте. Ну, да вы и сами все это лучше меня знаете.
— Сделаем. Не волнуйтесь. Еще какие-нибудь пожелания у вас есть?
— Коньяка бы хлопнул на дорожку, но ведь нельзя?
— Увы, — развел руками генерал. — Не тот случай. Но уж по возвращении… Обязательно отметим!
Он встал из-за стола, одернул мундир. Я тоже поднялся.
— Товарищ подполковник! Александр Сергеевич! Мы отправляем вас на серьезное и ответственное задание. Вы сами знаете степень его рискованности и опасности. Любые мои предостережения сейчас будут звучать по меньшей мере странно. Вы единственный из нас, кто уже был там. И намного лучше нас ориентируетесь в тогдашней обстановке. Мы не можем снабдить вас современным вооружением, наделить сверхспособностями и железным здоровьем. Все, что мы можем дать, — это знания. И умения применять их по необходимости. Мы все будем вас ждать. Всегда. Помните об этом!
— Готовы? — склонился надо мною Травников.
— Готов.
— Приблизительное время вашего перехода — весна сорок второго года. Местонахождение возможного «реципиента» недалеко от Харькова. Мы предполагаем, что это будет кто-то из командиров среднего звена сто сорок второго маршевого полка. Это подразделение попало под удар немецкой авиации еще на подходе к линии фронта. Большая часть его состава сейчас находится в госпиталях и медсанбатах на излечении. Так что у вас будет время на вхождение в образ. Вам понятно?
— Да. — И я вспомнил слова академика: «…перенос сознания может произойти только в строго определенных условиях… только у двух относительно близких по своим характеристикам организмов. То есть совпадение ваших психофизических параметров должно быть как можно более близким…». Хм, кого же они там отыскать сумели? И каким образом? Надо будет их потом на эту тему пораспрашивать… А почему Харьков? Надо полагать, что в настоящий момент более никуда не попасть. Или нет? У них просто не было возможности отыскать в другом времени наиболее полно подходящего для внедрения человека. Или они выбрали наиболее изученный период войны? Скорее всего, именно так, должны же у них быть какие-то свои, другим недоступные данные. Значит, ими и руководствуются, выбирая временной отрезок. Интересно…
— Душевно вас прошу, Александр Сергеевич, не зарывайтесь и не геройствуйте! Лучше всего остаться в том же госпитале или в медсанбате. У вас будет больше шансов уцелеть в то нелегкое время. Помните, ваша главная цель — вернуться назад!
— Помню.
— До свидания!
На мое лицо надели маску, и голос ассистента начал отсчет. На цифре «двадцать два» я провалился в небытие…
